Заговорщица

Глава X КАРДИНАЛ

Итак, Моревер отправился в Блуа, а Фауста на следующий день после его отъезда покинула свой дворец. Она приказала подать простую карету, отказалась от эскорта, оделась в строгое, темное платье.

Карета остановилась недалеко от Гревской площади, на набережной. Обычно Фауста действовала очень осторожно, но на этот раз она не скрываясь подошла к дому, в котором наши читатели уже не раз бывали. Она шествовала одна, неторопливо, словно рассчитывая, что кто-нибудь заметит ее из окна особняка.

Фауста постучала в дверь, ей открыл слуга. Этот человек был не знаком Фаусте: всю прислугу в доме сменили, и никого из ее людей в особняке не осталось.

— Мне нужно побеседовать с его преосвященством кардиналом Фарнезе, — произнесла женщина.

Слуга с удивлением посмотрел на нее и ответил:

— Вы ошиблись, сударыня. Такого человека здесь нет. Да и вообще в доме я один…

Фауста улыбнулась:

— Друг мой, передайте вашему господину, что с ним желает говорить принцесса Фауста.

— Сударыня, — почтительно настаивал мужчина, — вы ошиблись…

— Друг мой, — спокойно произнесла итальянка, — передайте своему господину, что я хочу поговорить с ним о Леоноре де Монтегю.

Тут в полутемный коридор шагнул какой-то человек, который знаком велел слуге удалиться и произнес с дрожью в голосе:

— Соблаговолите войти!

— Вижу, кардинал, вас надежно охраняют, — улыбнувшись, заметила Фауста.

И она протянула слуге кошелек, полный золота.

Появившийся в коридоре мужчина был одет в черное, живые выразительные глаза его притягивали взгляд, но волосы и борода были совершенно седыми, а на лице застыло выражение глубокой скорби. Перед Фаустой стоял принц Фарнезе. Он любезно предложил гостье руку и проводил на второй этаж, в просторный зал, окна которого выходили на Гревскую площадь.

Фауста без приглашения, чувствуя себя хозяйкой, опустилась в кресло черного дерева, очень напоминавшее трон.

Несколько мгновений она с невыразимой печалью смотрела на кардинала, а он стоял перед ней и с трепетом в душе ждал, когда она заговорит… заговорит о Леоноре!

— Кардинал, напрасно вы скрываетесь от меня! — сказала Фауста.

Голос ее звучал мягко и нежно.

— О, я знаю, смерти вы не боитесь. Вы хотите жить, чтобы встретиться с ней… Но зачем вы бежите от меня?.. Вы ведь были в моей власти. Суд приговорил вас, обрек на смерть. А я возвратила вам жизнь и свободу… Несмотря на то, что вы изменили, я все еще любила вас, Фарнезе! Я помнила, что именно вы первым поверили в мою звезду… Вы привели меня на тайный конклав!..

Она замолчала, потом вновь заговорила, и в словах ее чувствовался упрек:

— Если бы я хотела погубить вас, кардинал, мне было бы очень легко это сделать!.. Вы же знаете меня, неужели вы надеялись скрыться? Мои сети расставлены повсюду… Я могу вам рассказать, что вы делали после того, как я распахнула перед вами двери тюрьмы и вы вышли на свободу, едва живой… Три дня вы провели в гостинице «У ворожеи»… Потом, когда к вам вернулись силы, перебрались к мэтру Клоду… Затем пришло известие, что я вернулась из Шартра, и вы решили, что улица Каландр слишком близко от дворца Фаусты. Вам пришло в голову скрыться здесь, в моем особняке… дом стоял пустым, и вы проникли внутрь…

— Меня влекли сюда страшные воспоминания, — прошептал кардинал.

— Помилуй Бог, я ни в чем вас не упрекаю. Просто хочу показать, насколько легко могла бы захватить вас… Вам не стоило, кардинал, меня опасаться…

— Да… я знаю… у вас повсюду шпионы… вы умеете читать в сердцах людей… Но я вовсе не прятался — от смерти не спрячешься, а вы — воплощение Смерти…

Зловещая улыбка скользнула по губам принцессы:

— Заметьте, Фарнезе, я пришла одна. Меня никто не сопровождает. Так что вы можете убить Фаусту… вам этого очень хочется?

Кардинал посмотрел на нее и спокойно произнес:

— Да, очень… и я убью вас, раз уж вы явились сюда.

— Так я и думала! — улыбнулась Фауста. — Но не забудьте, я пришла поговорить о Леоноре де Монтегю!

Фарнезе вздрогнул.

— Так что, я полагаю, ваша рука не сразу потянется к кинжалу. Мы сможем спокойно побеседовать. Думаю, счастье еще улыбнется нам обоим.

— Я никогда больше не буду счастлив, — мрачно возразил кардинал.

— Откуда вам знать? Вы молоды, луч солнца растопит тот лед, что сковал ваше сердце… К Леоноре вернется разум… она забудет прошлое… вы снимете сутану и будете счастливы с любимой.

Кардинал слушал, не веря собственным ушам. Он был изумлен, ошеломлен, растерян. Проблеск надежды мелькнул перед ним.

— Неужели я увижу Леонору! — прошептал Фарнезе.

Черная молния сверкнула в очах Фаусты. Она поняла, что ей вновь удалось победить кардинала. Этот человек ничуть не изменился: он слабоволен, легко отступает от принятого решения, его несет по волнам, как щепку.

Подумать только, а ведь он принадлежит к роду Фарнезе! Его предки ослепили Италию своей отвагой, великолепием, гением. Он родственник знаменитого Александра Фарнезе, что героически выступил на стороне Филиппа Испанского.

Фауста прекрасно знала слабости кардинала. Ей было известно, что он всегда склоняется под ударами судьбы и не умеет противостоять несчастьям. Ему был свойствен некий фатализм, присущий древним. Он покорно и едва ли не радостно подчинялся Року.

— Кардинал, — продолжала Фауста, — не думайте, что я хочу поразить вас собственным великодушием. Если я спасла вам жизнь, то лишь потому, что вы нужны мне. По той же причине я хочу, чтобы вы воссоединились с Леонорой и с вашей дочерью. Общение с таким человеком, как вы, Фарнезе, требует полного доверия, абсолютной искренности и открытости, иначе мы оба окажемся в сложном положении…

— Виолетта! — прошептал потрясенный Фарнезе. — Леонора и Виолетта!..

Ни о чем другом он не мог думать. И в сердце его возродилась надежда. Он знал Фаусту, знал, как она горда и честолюбива. Похоже, прекрасная итальянка и впрямь не могла обойтись без его помощи…

— Говорите же, сударыня, — произнес Фарнезе. — Если для того, чтобы вернуть Виолетту и Леонору, нужна только искренность…

— Нужна еще и отвага… возможно, вам придется подвергнуть свою жизнь опасности.

— Всего-то? Конечно, я готов рисковать жизнью — ведь я рисковал и большим: спасением собственной души! Я все сделаю ради того, чтобы были счастливы два человека, которых я обожаю без памяти… Господи, лишь бы удалось стереть страшные следы прошлого!

— Итак, — твердо заговорила Фауста, — вы мне нужны, Фарнезе! Это — чистая правда. Мне приходится оставаться здесь, во Франции, и готовить известные вам великие события. Сикст же в Италии развернул бурную деятельность… Наш изначальный план — дождаться смерти этого старца и осуществить мой замысел — срывается. Сикст все никак не умирает! Кроме того, положение в Италии заставляет меня подтолкнуть события. Во Франции все идет прекрасно: Гиз мне покорен, он действует, Валуа вот-вот падет, и мы возведем на престол короля по нашему выбору.

Фарнезе слушал очень внимательно. Он чувствовал: Фауста ничего не скрывает, она совершенно искренна. Женщина говорила просто, спокойно, без уловок, и кардинал проникся к ней доверием.

— Итак, — заключила Фауста, — здесь, во Франции, Господь покровительствует нам.

— Вы полагаете, мое влияние могло бы быть вам полезно в Италии?

— Да, Фарнезе. Италия ускользает. Многие кардиналы подчинились Ватикану. Кое-кто из епископов выжидает, и при первом же моем промахе они предадут меня. А сколько священников пренебрегают взятыми обязательствами и даже не отвечают на мои послания! А ведь это вы, Фарнезе, вовлекли многих священнослужителей в наше дело… Теперь они увидели, что вы больше не на моей стороне, и, естественно, перешли к Сиксту.

Кардинал вздохнул с облегчением. Да, Фауста говорила правду! Все так и было! Он заранее предусмотрел подобный ход событий, и вот теперь эта красавица не может-таки обойтись без кардинала Фарнезе! Она готова на любые жертвы, лишь бы заручиться его поддержкой!

А Фауста между тем продолжала:

— Вот о чем я хочу попросить… Вам надо будет совершить путешествие в Италию для встречи с колеблющимися и — в особенности — с теми, кто перешел в стан моих врагов. У вас есть авторитет, вы имеете влияние, знаете, какие доводы на них подействуют, — ведь вы однажды уже смогли убедить их. Вы должны вселить в их души спасительный страх, открыв им истинное положение вещей… Подумайте и скажите, чувствуете ли вы в себе достаточно сил для такой великой миссии… А затем я сообщу вам, что смогу сделать для вашего счастья…

Фауста остановилась и, похоже, заколебалась.

— Говорите же, сударыня, — настаивал Фарнезе, — говорите безбоязненно. Даже если мы останемся врагами, ваши тайны будут навечно похоронены в моем сердце.

— Хорошо! — согласилась Фауста. — Скажите этим горделивым и мятежным служителям церкви то, что вам уже известно: Генрих де Валуа скоро падет! Королем Франции станет Генрих I Лотарингский… он расторгнет брак с Екатериной Клевской, и я стану королевой великой и могущественной страны! И добавьте к этим сведениям новые, пока еще вам неведомые… Александр Фарнезе собрал в Нидерландах огромную армию… сильней легендарного войска Карла Пятого… На кораблях Филиппа Испанского его солдаты будут переправлены в Англию и раздавят англичан. Вы знаете, что буря уничтожила Непобедимую Армаду, но армия Александра Фарнезе уцелела…

Слушайте же: по первому моему знаку Александр Фарнезе войдет во Францию. Он ждет… ждет смерти Валуа, а после этого его войска затопят Францию и воссоединятся с солдатами Католической лиги[5]. Вы знаете, что вся Италия восхищается Фарнезе и трепещет перед ним… Скажите итальянцам, что великий полководец — мой союзник! Если я захочу, он обрушится на Италию! И горе, горе тем безумцам, что призовут на свою страну такой бич Божий!

Фауста остановилась: глаза ее горели, грудь вздымалась… И кардинал Фарнезе вновь ощутил, как велико влияние этой женщины, и подчинился ей. Он склонил голову и прошептал:

— Пусть Ваше Святейшество соблаговолит приказать… я сделаю все!

Фарнезе сдался, сдался еще раз!

— Кардинал, — с волнением в голосе произнесла Фауста (она не притворялась взволнованной, но действительно умела заставить себя испытывать те чувства, которые в данный момент были необходимы), — кардинал, мы с вами снова союзники. Вы возвращаетесь в лоно нашей церкви?

— Сударыня, — глухо ответил Фарнезе, — вы забыли: я обещал подчиниться вам только при том условии, что вы поможете мне навсегда покинуть лоно церкви, любой церкви…

— Да, — задумчиво произнесла Фауста. — Страсть в вашей душе победила веру. Но пути Господни неисповедимы, и намерения Всевышнего скрыты от взора смертных… Кто знает, может, покинув церковь, вы лучше сможете служить Господу?.. Итак, кардинал, вы готовы отправиться в Италию?

— Когда вы прикажете…

— Вы готовы выполнить мое поручение, подвергая риску собственную жизнь?

— Когда мне ехать?

Фауста задумалась, видимо, что-то подсчитывая, потом сказала:

— Готовьтесь выехать двадцать второго октября.

Она встала, а Фарнезе вопросительно взглянул на нее. Похоже, он ожидал еще чего-то.

— Вы хотите спросить, почему именно двадцать второго? — с улыбкой произнесла женщина.

— Нет, сударыня, — чуть слышно проговорил кардинал, — но, вспомните о вашем обещании…

— Я обещала вам вернуть Леонору и ваше дитя… Поймите меня правильно, Фарнезе, я не хочу возвращать вам несчастную помешанную, что когда-то подобрал негодяй Бельгодер, не хочу приводить к вам женщину, которая скиталась с цыганами по дорогам… Нет, вы встретитесь не с жалкой гадалкой цыганкой Саизумой… не с той бродяжкой, что видели в монастыре… Нет, я верну вам Леонору де Монтегю, невесту принца Фарнезе!

Кардинал слушал ее так, как слушал бы Всевышнего, если бы Господь обратился к нему…

— Я знаю, как вернуть разум Леоноре, — продолжала Фауста. — Я смогу сделать так, чтобы она простила вас… А как пробудить в ее сердце любовь, знаете вы…

— Леонора! Моя Леонора! — прошептал потрясенный кардинал Фарнезе.

— Я верну вам Леонору! — торжественно произнесла Фауста. — И вместе с ней я верну вам вашу дочь — она неразрывно свяжет вас с возлюбленной. Виолетта Фарнезе наверняка сможет вызволить свою мать из бездны безумия. Девушка избавит ее не только от сумасшествия, но и от ненависти, что пожирает душу Леоноры… Увидев свое дитя счастливым, мать простит вас… простит ради Виолетты… а где прощение, там и любовь, кардинал!

— Доченька! Мое обожаемое дитя! — простонал Фарнезе.

— Итак, — продолжила Фауста, — вы уезжаете двадцать второго, причем не один: Виолетта и ее мать поедут с вами… Я выбрала этот день потому, что двадцать первого соберется Святой Собор и освободит вас от сана… Кардинал вновь станет обычным человеком… Вы обретете супругу и дочь!

Фарнезе пал на колени, схватил руку Фаусты и бережно поднес к губам. Рыдания сотрясали его…

Опустившись на пол у ног этой женщины, которую еще совсем недавно он мечтал задушить, кардинал Фарнезе долго и безмолвно плакал. А она смотрела на него сверху вниз таким мрачным взглядом, что он бы непременно насторожился, если бы заметил его…

Когда же наконец Фарнезе смог подняться, он увидел наполненные нежностью и состраданием глаза Фаусты.

— Ваше Величество, — прошептал он, — я буду счастлив, если наступит день, когда вы потребуете отдать жизнь за вас…

Пусть я сложу с себя кардинальский сан, пусть обрету семью и все силы направлю на то, чтобы искупить зло, причиненное невинным женщинам, я все равно навеки останусь вашим слугой. И у вас никогда не будет слуги преданней и верней!..

Кардинал склонился в низком поклоне, еще раз почтительно поцеловал руку Фаусты и проводил ее к выходу.

— Итак, двадцать второго октября в девять утра будьте готовы последовать за человеком, которого я пришлю. Этот человек скажет вам только одно слово — Леонора! — произнесла Фауста на пороге дома.

С этими словами она удалилась, а кардинал остался стоять у дверей — потрясенный, удивленный, счастливый…

Он увидел, как отъехала карета принцессы, вздохнул и вернулся к себе — в зал на втором этаже. Так его уже ждал наш старый знакомый мэтр Клод.

— Слышали? — спросил Фарнезе.

— Слышал! — мрачно ответил бывший палач и внимательно взглянул на кардинала: — Ваше преосвященство, вы будто стали лет на двадцать моложе…

— Я увижу Леонору и Виолетту… мою супругу и мою дочь, — прошептал кардинал, не обращая внимания на слова Клода. — Увезу обеих… избавлюсь от кошмара, в котором провел последние шестнадцать лет!

— А я?! Меня вы бросите в этом аду?

Фарнезе вздрогнул.

— Что вы хотите сказать, Клод?

— Сударь, — взмолился бывший палач, — вы-то уедете, уедете с любимой… и с вашим ребенком…

Фарнезе ликовал, он действительно чувствовал себя так, как если бы сбросил с плеч два десятка лет. Перед Клодом стоял тот самый изящный, отважный кавалер, что когда-то взбирался по ночам на балкон к прекрасной Леоноре — только волосы у него были совсем седыми.

— Мэтр Клод, — сказал кардинал, — я так много выстрадал. И вот теперь Господь дарует мне прощение… Разве я не имею права на счастье после стольких лет отчаяния?

— Да, — медленно произнес Клод, не отрывая взгляда от Фарнезе. — Господь простит то зло, что вы сотворили. Но я не получу прощения, хотя никакого зла не совершал. И это справедливо…

— Горечь переполняет вашу душу, и вы богохульствуете… Впрочем, вы хотели сказать что-то другое…

— Только одно… вы уезжаете, а я остаюсь…

Кардинал опустил глаза, но не возразил ни слова. В голосе Клода зазвучала мольба, он готов был разрыдаться:

— А я остаюсь, монсеньор… Вы молчите? А девочка… моя дочь, ведь она действительно мне дочь… я же люблю ее без памяти!.. Вы забираете ее, увозите… Монсеньор, что же вы молчите?

— Что мне вам ответить? — вздохнул Фарнезе. — Сочувствую вашему горю…

— И это все? Неужели у вас нет для меня иного утешения? Я полюбил эту девочку сразу, лишь только взял ее на руки… Я был совершенно одинок, и в ней для меня заключался весь мир… Я жил ради ее улыбки… Нет, я не любил, я боготворил ее… Вы понимаете, что это значит? Конечно, понимаете… Монсеньор, пощадите, вы хотите разбить мое сердце, отобрав у меня Виолетту!

Теперь уже мэтр Клод даже не пытался подавить рвущиеся из его груди рыдания.

— К чему вы клоните? — спросил кардинал. — Что я могу для вас сделать? Скажите, на что вы надеялись?

В глазах бывшего палача вспыхнул лучик надежды. Он заговорил, торопливо и сбивчиво:

— Эта женщина беседовала с вами, и я подумал… я решил, что счастье сделает вас великодушным… Мне показалось, у вас хватит смелости для того, чтобы прямо сказать мне: «Да, ты палач, но Виолетте всегда был отцом, настоящим отцом… я возьму тебя с нами, и ты обретешь счастье…»

— Никогда! — резко возразил принц Фарнезе. — Вы, сударь, сошли с ума! Как ты мог подумать, что я позволю тебе находиться рядом с моей дочерью? Вспомни, кто ты такой!

— Монсеньор, — простонал Клод, — сколько раз повторял я сам себе такие же слова. Но Виолетта уже знает, кто я… И она не оттолкнула меня, ибо эта девушка — ангел Божий на грешной земле…

— А я умру, умру от ужаса и позора, если увижу, что моя дочь протягивает тебе руку!

— Монсеньор, вы не поняли… я вовсе не прошу позволить мне жить рядом с Виолеттой! О, нет! Я просто превращусь в одного из ваших слуг… даже жить в вашем дворце не буду… хотите, могу стать садовником — я умею ухаживать за садом, клянусь… Для меня достаточно будет лишь изредка, издалека видеть мое дитя… она же меня и не заметит…

— Нет! — ответил кардинал.

— Клянусь, что никогда не заговорю с ней! Она никогда не увидит меня… Мне достаточно будет одного взгляда, брошенного издалека, чтобы понять, что девочка счастлива!

— Мэтр Клод, — холодно возразил Фарнезе, — выбросьте из головы подобные мысли. Вы и сами прекрасно понимаете, что бывший присяжный палач Парижа не может жить рядом с принцессой Фарнезе даже в качестве слуги. Но, клянусь спасением моей души, раз в три месяца я буду посылать вам письма, и вы узнаете из них, как живет Виолетта.

Клод выпрямился, скрестил руки на груди и внимательно взглянул на кардинала:

— Вот как? Значит, вы клянетесь?

— Повторяю: клянусь спасением моей души!

— И все? Больше вы ничего не можете для меня сделать?

— Этого достаточно!

— И вы никогда не позволите мне увидеть мое дитя?

— Никогда!

Оба замолчали. Кардиналу показалось, что бывший палач смирился. Но мэтр Клод, видимо, что-то судорожно вспоминал… Наконец он медленно подошел к двери и задвинул засов.

Фарнезе высокомерно улыбнулся и приготовился выхватить кинжал. Но Клод не торопился пускать в ход свои огромные ручищи — он молча прислонился к двери, похоже, обдумывая что-то. Потом бывший палач медленно поднял голову и заговорил. Всякое волнение исчезло из его голоса, он говорил спокойно, но в его словах явственно ощущалась угроза:

— Послушайте, монсеньор, вот точное содержание письма, что вы заставили меня когда-то подписать:

«14 мая года 1588. Я, мэтр Клод, палач Ситэ, присяжный палач Парижа и палач душой, объявляю и подтверждаю: чтобы настичь женщину, именуемую Фаустой, обещаю в течение года, начиная с сегодняшнего дня, слепо повиноваться монсеньору принцу и кардиналу Фарнезе; не отказываться от выполнения приказов, которые он мне даст, и следовать его указаниям, не имея другого желания, кроме как быть его покорнейшим рабом. И пусть я буду навеки проклят, если хотя бы один раз в течение этого года я откажусь повиноваться. В чем и подписываюсь…»

И я подписался, монсеньор, кровью моей подписался!..

Пока мэтр Клод говорил, кардинал стоял неподвижно, устремив глаза на бывшего палача и пытаясь справиться с мелким ознобом, неожиданно охватившим его.

А Клод безжалостно продолжал:

— А вот, монсеньор, какую бумагу подписали вы; я ее прекрасно помню, сто раз повторял про себя. Она здесь, со мной, я никогда не расстаюсь с ней:

«14 мая года 1588. Я, принц Фарнезе, кардинал, епископ Моденский, объявляю и подтверждаю: через один год, день в день, или ранее указанного срока, если женщина, именуемая Фаустой, умрет, я обещаю предстать перед мэтром Клодом, палачом, днем или ночью, когда он пожелает, в час, который ему подойдет; обязуюсь повиноваться ему, что бы он мне ни приказал. Я даю ему разрешение убить меня или прогнать, что и удостоверяю своей подписью: Жан, принц Фарнезе, епископ и кардинал милостью Божьей».

Мэтр Клод замолк, а кардинал, уязвленный в самое сердце, глухо застонал. Фарнезе опустил голову, словно ожидая последнего удара судьбы.

— Монсеньор, — продолжал Клод. — Я вам служил верно. Разве я не превратился в вашего раба? Разве я не выполнил все, что обещал?

— Выполнил! — произнес Фарнезе.

— Похоже, наш договор утратил силу, потому что сегодня вы примирились с женщиной по имени Фауста. Имею ли я право напомнить, что вы должны выполнить то, что обещали?

— Это ваше право!

Клод сделал несколько шагов и встал совсем рядом с Фарнезе:

— Монсеньор, с долгами следует расплачиваться. Теперь вы принадлежите мне…

— Делай, что хочешь! — с безысходным отчаянием простонал кардинал. — Да, жизнь моя принадлежит тебе… Убей меня, палач, ведь убивать — твое ремесло!

Клод ответил спокойно:

— Монсеньор, не вас мне следует убить. Вы ошибаетесь…

— Не меня?.. А кого же?

— Женщину по имени Фауста!

— Фаусту? Зачем она тебе, палач?

— Я хочу, чтобы вы жили, монсеньор, а убив Фаусту, я всего лишь выполню одно из условий нашего договора. Это не только мое право, но и мой долг. Слышите, монсеньор: я обязательно убью Фаусту… убью у вас на глазах… но вас я оставлю в живых!

— Ты — дьявол! — воскликнул кардинал. — Но я понимаю тебя…

— Двадцать первого октября посланник Фаусты явится за вами, чтобы отвести вас на Святой Собор. В этот день с вас снимут сан, и вы станете свободным человеком… Еще через день вы покинете Париж с Виолеттой и Леонорой… Так вот, монсеньор, ничего этого не будет! Собор не состоится, никто за вами от Фаусты не явится… потому что Фауста к тому времени будет уже мертва! А вы, монсеньор, вы останетесь в живых! И вам придется самому разыскивать женщину, которую вы любили, и мое дитя, мою Виолетту!

Мы оба будем искать их. И когда вы их найдете — не раньше, ваше преосвященство! — я воспользуюсь своим правом и убью вас… Прощайте, монсеньор!

— Пощадите! — взмолился Фарнезе.

— А вы пощадили меня?

— Нет! — понурил голову кардинал.

— Значит, вы согласны?

— Согласен!

— Двадцать первого октября мы вместе отправимся к Фаусте?

— Да, да, вместе!

— А на следующий день вместе уедем в Италию?

— Да… Я сделаю все, что ты просил.

Кардинал расправил плечи, а Клод вдруг снова стал смиренным слугой. Поклонившись, он почтительно обратился к Фарнезе:

— Благодарю вас, монсеньор! Я никогда не покину вас…

«Господи! — воззвал про себя Фарнезе. — Какой позор! Моя дочь рядом с палачом!»

А вот о чем думал в эту минуту мэтр Клод:

«Моя Виолетта, несчастная моя Виолетта! Не бойся, я не заставлю тебя жить бок о бок с палачом. Я лишь сделаю так, чтобы ты была счастлива! А потом я увижу тебя рядом с прекрасным принцем, которого ты любишь, и навеки распрощаюсь с тобой… я уйду, уйду навсегда!»