Заговорщица

Глава XXI ПИСЬМО

Всю ночь герцог просидел за столом, охватив руками голову. Услышав шаги камердинера, он очнулся от долгого оцепенения и с удивлением обнаружил, что давно рассвело. Он встал и тихо произнес, словно разговаривая с невидимым призраком, что всю ночь стоял рядом с ним:

— Прощай, прощай, Виолетта! Прощайте, мои мечты о любви! Все умерло… Пусть погаснут, словно свечи на ветру, грезы о сияющем счастье. В моей душе останется только честолюбие… Больше никаких пустых, хотя и сладких фантазий — одно лишь стремление к власти, к славе, к величию!..

Герцог Гиз, влюбленный в цыганочку-певичку… надо же такое придумать!.. Нет, теперь есть только один Генрих де Гиз — завоеватель, повелитель, король! За дело!.. Раз надо переступить через труп, чтобы дотянуться до короны Франции, я готов! Генрих де Валуа умрет!

Герцог распахнул двери кабинета и приказал свите войти.

— Господа! — торжественно обратился Гиз к своим приближенным. — Его Величество король созывает Генеральные Штаты. Духовенство, дворянство и третье сословие уже отправили в Блуа депутатов, они готовятся к торжественной церемонии открытия. Думаю, и нам следует покинуть столицу и направиться в Блуа — там назревают великие события. Итак, в путь, господа! Через час мы выезжаем…

Придворные с поклоном удалились. Каждому следовало поспешить — ведь герцог дал им только час! А Гиз, оставшись в одиночестве, сел за стол и быстро написал следующее письмо:

Гиз запечатал письмо, огляделся и увидел, что он ошибался, думая, будто один в кабинете: неподалеку от двери стоял Моревер.

— А вы что здесь делаете? — раздраженно спросил Гиз.

— Монсеньор, — почтительно произнес Моревер, — вы приказали, чтобы я постоянно находился при вашей особе… разумеется, в то время, когда я не занят выполнением ваших конфиденциальных поручений…

Гиз задумался. Он понимал, что в его неприязни к Мореверу немалую роль играла ревность.

— Я отменяю свое распоряжение. У меня были основания дать вам подобный приказ, но теперь… Вы свободны, сударь… И знаете, почему?

— Жду, что ваша светлость разъяснит мне…

— Я отослал вас в Блуа… Догадываетесь, по какой причине?

— Догадываюсь, монсеньор… Чтобы держать меня подальше от бенедиктинского монастыря на Монмартре… Не так ли, ваша светлость?

— Ты прав! — побледнев, ответил Гиз. — Но теперь у меня нет оснований для подозрений. Ее… ее больше нет… И вы можете отправляться, куда вам заблагорассудится!

Герцог пристально взглянул на Моревера, но прочел в его глазах лишь удивление. Похоже, Виолетта действительно была ему совершенно безразлична. Во всяком случае, ни малейшего намека на скорбь Меченый не увидел.

— Ее больше нет?.. — повторил Моревер. — Ах, да! Ваша светлость изволит говорить о цыганочке!

— Ее убили… она мертва!

— Ах, вот как! — с сомнением, но совершенно равнодушно проговорил Моревер.

Гиз положил руку на плечо собеседнику и произнес:

— Так что признаю, Моревер, я, пожалуй, был к тебе несправедлив. Но теперь давай забудем прошлое!

— Счастлив услужить вам, монсеньор. Стало быть, эта цыганка умерла?

— Да, друг мой, — тяжело вздохнув, ответил герцог, — умерла… ее убил Пардальян, это чудовище!

— Да неужели?! — воскликнул изумленный Моревер.

— К счастью, негодяй получил по заслугам и сейчас кормит рыб на дне Сены… Но я-то мечтал собственноручно разделаться с ним!.. Он умер слишком легкой смертью…

Моревер неопределенно хмыкнул.

— Ты что, сомневаешься в моих словах? — удивился Гиз.

— Монсеньор, как я понял, несмотря на долгие поиски, тело шевалье де Пардальяна так и не нашли. Пока я своими глазами не увижу его мертвым, пока я своими руками не зарою его труп, я всегда буду настороже. Поверьте, этот мерзавец может в любую минуту появиться невесть откуда.

— Хорошо бы ты ошибся… Господи, я готов пожертвовать сотней тысяч ливров, лишь бы проклятый Пардальян не воскрес из мертвых!

— Я бы за это и двести тысяч отдал… если бы имел такую сумму… хотя когда-то вы, монсеньор, обещали мне…

— Скоро ты получишь обещанное!

— Так вот, я бы и двести тысяч отдал, лишь бы быть уверенным, что ошибаюсь и Пардальяна нет больше в живых.

— Как же ты боишься его, мой бедный приятель. Теряешь остатки здравого смысла… Впрочем, хватит о шевалье де Пардальяне… Возьми письмо, там, на столе!

Моревер взял запечатанное послание.

— Отвезешь его во дворец принцессы Фаусты, что на Ситэ, да побыстрее! — приказал герцог. — Письмо важное, поэтому ни на миг не выпускай его из рук.

— Монсеньор, я отправляюсь немедленно. Через четверть часа депеша будет у госпожи Фаусты, — ответил Моревер.

Герцог кивнул головой, и Моревер бегом покинул кабинет. Через несколько минут он был уже в седле, и Гиз увидел в окно, как он пустил коня во весь опор.

— Alea jacta est! — повторил герцог де Гиз слова Юлия Цезаря[10].

Отъехав подальше от дворца, Моревер перешел с галопа на спокойный шаг.

— Ишь ты! — процедил он с нескрываемой ненавистью. — Скажите пожалуйста: монсеньор изволил возвратить мне свое доверие!.. Осчастливил, называется… Забыл, как всячески унижал меня… А теперь я, видите ли, должен прыгать от счастья — монсеньор мне все простил! Да если бы я был уверен, что Пардальян действительно умер, Гиз меня больше бы не увидел!.. Нет, не так! Я бы отомстил ему… хотя не очень-то просто мстить такому противнику, как герцог де Гиз…

Ладно, не будем торопить события!

Моревер направился отнюдь не в Ситэ, во дворец Фаусты, а на свою собственную квартиру. Оставив лошадь в конюшне, он поднялся к себе в комнату, запер дверь на два оборота ключа, аккуратно опустил шторы, зажег свечу и, схватив адресованное Фаусте письмо, начал крутить его в руках.

Потом он взял булавку и очень острый нож и, ловко орудуя этими инструментами, вскрыл послание. Похоже, для Моревера подобная работа была делом привычным. Он не торопился, однако же уже через пять минут письмо Гиза оказалось вскрытым, причем печать Моревер не повредил.

Он раз двадцать перечел попавшую к нему бумагу. Он не сразу понял, о чем шла речь, но, поразмыслив, верно угадал, на что именно намекал герцог. И глаза Моревера загорелись зловещей радостью.

Затем посланец герцога де Гиза занялся другим: он принялся переписывать письмо, подражая почерку своего господина. Раз десять начинал он с самого начала, пока наконец не добился того, что его почерк совершенно точно повторял почерк Гиза. Моревер сжег неудачные варианты и высыпал пепел в камин. Потом он очень аккуратно снял с письма герцога печать и ловко прикрепил ее к собственному творению. Он так старался, что на лбу у него выступили крупные капли пота.

— Вот это для Фаусты! — улыбнулся Моревер, любуясь поддельным письмом, на котором красовалась печать Меченого.

— А вот это… — и он с ухмылкой взглянул на настоящее письмо. — Вот это попадет в руки короля Франции, не себе же мне его оставлять! Зачем мне сдался такой важный документ? Я человек маленький…

Он сунул послание Гиза в потайной карман камзола и, держа в руке фальшивку, спустился вниз и прошел на конюшню. Там он сел на коня и направился прямиком в Ситэ. Через несколько минут «письмо Гиза» было уже в руках Фаусты.

Потом Моревер вернулся во дворец Гизов и узнал, что герцог и его свита выехали два часа назад. Моревер помчался во весь опор, часа через три нагнал кавалькаду и поехал в последних рядах. На привале он подошел к герцогу и поклонился; тот вопросительно взглянул на Моревера.

— Все сделано, монсеньор! — произнес негодяй.