Заговорщица

Глава XXXIX ДОРОЖНЫЕ РАСХОДЫ ПАРДАЛЬЯНА

Пардальян покидал Блуа как раз в те минуты, когда король Генрих III подъезжал к городу. Он побывал в Амбуазе, навестив пленных: кардинала де Бурбона, архиепископа Лионского; герцога де Немура — единоутробного брата Гизов; молодого принца де Жуэнвиля; герцога д'Эльбефа; Перикара, секретаря Генриха де Гиза; Ла Шапель-Марто, председателя депутатов третьего сословия; Бриссака и Буа-Дофина. Только их и удалось арестовать, остальные приверженцы Лиги успели сбежать.

Шевалье уезжал в радостном, приподнятом настроении. В конце концов, с двумя своими основными врагами он счеты свел: герцог де Гиз убит в честном поединке, Моревер умер в лесу Маршнуар.

День был ясный, но холодный. Копыта коня звонко стучали по мерзлой дороге. Пардальян ехал, напевая, улыбаясь серому зимнему небу и голым деревьям. Все занимало его: и сновавшие по веткам белки, и огромные вороны, с достоинством взлетавшие над дорогой. Его душа, душа странника и бродяги, всегда очень тонко чувствовала природу…

Он словно возродился и помолодел. Полной грудью вдыхал шевалье холодный зимний воздух. Он радовался тому, что свободен, независим и может ехать, куда глаза глядят. Он гнал прочь мысли о будущем, он отбросил все, что терзало и мучило его, он наслаждался жизнью и хотел жить.

Он ехал по правому берегу Луары по дороге, которая вела от Блуа на Божанси, Мен и Орлеан.

Добравшись до Орлеана, Пардальян направился прямо к дому герцога Ангулемского. Сердце у него радостно забилось, когда он подумал о встрече с молодым герцогом, к которому так привязался, с Мари Туше, с которой его связывало столько воспоминаний, и с Виолеттой, которую он спас от смерти.

Дом был просторный, окруженный огромным садом. Сад даже сейчас, зимой, казался прекрасным: иней кружевом покрывал землю, деревья тянули к небу хрупкие ветви… Особняк был выстроен из красного кирпича и отделан белым камнем. Фасад украшали балконы с изящно изогнутыми коваными решетками, столь любимыми мастерами эпохи Ренессанса.

Во дворе Пардальян спешился. По знаку величественного привратника два лакея тут же бросились к лошади путешественника и отвели ее на конюшню. Только тогда страж ворот попросил гостя назвать свое имя.

Шевалье не успел ответить, как в дверях дома показалась гигантская фигура: могучие ручищи, ноги как тумбы. Человек был облачен в великолепную, расшитую галунами ливрею. Увидев Пардальяна, лакей снял шляпу и трубным голосом вскричал:

— Господин де Пардальян! Хвала Создателю, это же сам господин де Пардальян!

Лицо его при этом изображало почтительный восторг.

Пардальян взглянул на великана, но не узнал его. Человек улыбался широченной улыбкой, отчего его физиономия напоминала огромную тыкву, рассеченную поперек ударом сабли.

— Господин шевалье не узнает меня? Не может быть! А ведь мы с вами славно повоевали в свое время! Какие подвиги! Какие удары шпагой! В часовне у холма Сен-Рок, в монастыре на Монмартре, в гостинице «У ворожеи»… Помните, как бежали от нас враги?.. Каждый вечер, слышите, господин шевалье, каждый вечер слуги в этом доме в течение двух часов, затаив дыхание, внимают моему рассказу о наших ратных подвигах! И я еще не все им рассказал, правда, господин привратник?

Привратник что-то проворочал и отвернулся. Похоже, он недолюбливал гиганта. Еще бы, в том было больше шести футов роста, а в привратнике всего лишь пять футов два дюйма!

— Вспомнил! — обрадовался Пардальян. — Я вас по голосу вспомнил, господин Кроасс. Извините, что не признал сразу. Вы были такой худой, а теперь…

— Да, — скромно потупился Кроасс, — тут кормят неплохо. Слава Богу, мне уже не надо глотать шпаги, горящую паклю или камни. Перепадает и хорошее жаркое, и курочка, и оленина…

Пардальян слушал с нескрываемым интересом.

Очевидно, Кроасс говорил бы еще долго, но тут во дворе появился второй великан — правда, довольно тощий. Это был Пикуик.

— Господин шевалье, — произнес Пикуик, изящно поклонившись, — простите болтовню этого недалекого человека. От райской жизни он совсем свихнулся и заставляет лучшего друга монсеньора томиться у крыльца. Если ты и дальше будешь болтать, монсеньор тебя выгонит, идиот ты этакий!

И Пикуик степенно двинулся в дом, указывая дорогу Пардальяну. А Кроасс остался во дворе, осыпаемый насмешками привратника.

Пардальян пересек просторный парадный зал, где красовался портрет короля Карла IX в полный рост, поднялся по прекрасной дубовой лестнице и вошел в небольшую, но очень уютную комнату.

— Господин шевалье де Пардальян! — торжественно провозгласил лакей тоном, каким дворецкий в замке произносит: «Господа, король!»

Молодой человек, сидевший спиной к двери за столом и что-то писавший, тут же вскочил, бросился к шевалье и заключил его в объятия. Пардальян был очень растроган таким радостным и теплым приемом.

— Наконец-то! — воскликнул Карл Ангулемский. — Наконец-то вы приехали, дорогой друг. Мы так счастливы здесь! И все благодаря вам!

— Я проезжал через Орлеан, — улыбнулся шевалье, — и мне захотелось навестить друзей…

Тут в комнату вошла Виолетта, раскрасневшаяся от волнения. Она подошла к Пардальяну, подставила ему лоб для поцелуя и прошептала:

— Теперь мой дорогой супруг счастлив совершенно, и я тоже! Наконец-то вы приехали!

У Пардальяна даже слезы навернулись на глаза, и он расцеловал Виолетту в обе щеки. Появилась и Мари Туше, матушка герцога Ангулемского. Пардальян было склонился в низком поклоне, но Мари нежно обняла его.

— Как я счастлива, сударь, — произнесла женщина, — что могу сказать вам то, что говорю Господу каждый вечер, обращаясь к Нему с молитвой: «Благослови, Господь, последнего рыцаря нашего времени!»

Она повернулась к портрету Карла IX (в этой комнате тоже висело изображение покойного короля) и со вздохом добавила:

— Увы, его нет с нами! Он бы тоже поблагодарил вас за спасение нашего сына. Но я люблю вас за двоих, шевалье.

Расспросам не было конца. В доме Карла желали знать все, что случилось с Пардальяном после отъезда герцога из монастыря на Монмартре. Пардальян в свойственной ему спокойной и даже холодноватой манере рассказал о смерти Гиза, гибели Моревера и кончине старой королевы Екатерины. Умолчал он лишь о судьбе Фаусты.

Рассказывая, шевалье внимательно наблюдал за Карлом, Виолеттой и Мари Туше и вскоре пришел к выводу, что если и есть на земле три совершенно довольных жизнью человека, то все они собрались здесь, в этой комнате.

«Лишь бы их счастье длилось подольше!» — подумал он.

Шевалье словно предчувствовал, что Карлу Ангулемскому предстоит бурная и неспокойная жизнь…

— Итак, старая королева умерла. — задумчиво произнесла Мари Туше.

— И герцог де Гиз пал от удара вашей шпаги, — добавил Карл.

— Двое из тех, кого вы проклинали… — сказал Пардальян. — Третий, Генрих Валуа, пока жив. Но он обречен, и если вы захотите ему отомстить, то навряд ли успеете. За королем ходит тень, которая вот-вот утащит его в могилу… Гиз умер, старая королева умерла, а король на пути к смерти… Сама судьба отомстила за вас, и, слава Богу, вам не пришлось вмешиваться. Господь оградил ваше счастье.

— Да, вы правы, шевалье! — воскликнул Карл, нежно прижимая к себе Виолетту. — Наше счастье — во взаимной любви, взаимном доверии и спокойствии!

Вечер прошел чудесно. Потом был устроен торжественный обед, на котором присутствовала вся орлеанская знать. Пардальяна, как он ни сопротивлялся, посадили в кресло хозяина дома. И мажордом с метрдотелем все время стояли за его спиной. В общем, Пардальяну оказали такой почет, как если бы Орлеан удостоила посещением особа королевской крови.

— Видите, вас здесь знают, — вполголоса сказала Пардальяну Мари Туше. — Все в этом доме, а также наши друзья и знакомые, говорят о вас, словно о легендарном рыцаре Круглого Стола. Зимними вечерами я часто рассказываю о ваших подвигах: о том, как вы спасли Жанну д'Альбре; о том, как вырвали из лап смерти нашу дорогую Виолетту. И меня слушают, как некогда слушали в замках труверов[14], повествовавших о деяниях героев древности…

Пардальян провел незабываемый вечер. Но на следующее утро, когда Карл Ангулемский вошел в комнату к шевалье, желая пригласить его на охоту, гость заявил, что собирается уезжать.

— Как уезжать? — удивился герцог. — Но, надеюсь, ненадолго? Вы к обеду вернетесь?

Пардальян отрицательно покачал головой.

— Но вы должны остаться с нами. Зачем вам покидать друзей? — недоумевал Карл.

— Когда-нибудь я, может, и вернусь. Но сейчас мне пора в дорогу…

Мари Туше умоляла, Виолетта рыдала, но шевалье был непреклонен. Тогда все начали наперебой уговаривать его поскорей возвращаться в Орлеан.

— Хорошо, хорошо, дорогие мои, — пообещал шевалье, — если мне станет грустно и одиноко, когда я состарюсь и захочу тепла, покоя и уюта, я непременно вернусь к вам.

Уже отъехав довольно далеко от Орлеана, Пардальян прошептал:

— Теперь я, по крайней мере, могу сказать, что видел настоящее счастье.

И снова повторил:

— Лишь бы их счастье длилось подольше!

В полдень он остановился на постоялом дворе, чтобы пообедать и дать передохнуть коню. Пардальян вытряс содержимое своего кожаного пояса и увидел, что у него осталось семь экю по шесть ливров на все про все.

Шевалье недовольно поморщился:

— Интересно, как я на эти деньги доеду до Флоренции, а потом вернусь обратно во Францию?

Он решил порыться в седельных сумках и с удивлением обнаружил там вместительную шкатулку, а в ней — миниатюру, письмо и пять свертков с монетами. Пардальян развернул один из них и убедился, что в нем содержалось сто золотых экю. Он взглянул на миниатюру: это был портрет Мари Туше в молодости — в то время она жила в Париже на улице Барре, в скромном доме, где часто бывал Карл IX. Пардальян раскрыл письмо и прочел:

Пардальян долго сидел за столом, не выпуская из рук письма. Он был погружен в глубокие размышления. Гостиничный лакей позвал его обедать, но шевалье даже не повернул головы: он боялся, что увидят его слезы.