Закат Советской империи. От Брежнева до Горбачева. 1966–1991

Брежнев и Андропов

Понимая, что речь идет не о карьере, а о политической жизни и смерти, Брежнев неожиданно для всех сместил Семичастного и назначил в КГБ Андропова. Американский аналитик А. Линч по этому поводу заметил: «Брежнев сделал блестящий выбор. Но это был выбор, в основе которого лежали прежде всего собственные личные интересы».

Это спустя десять лет, когда Андропов приобрел опыт закулисной борьбы за власть и наладил взаимопонимание с идеологом Сусловым, а потом и тесные контакты с министром обороны Устиновым и самым авторитетным в Политбюро министром иностранных дел Громыко, он реально стал авторитетным среди партийной и советской элиты. А когда Брежнев ослаб физически и стал постепенно передавать бразды правления членам Политбюро, Андропов уже был готов к борьбе за высший пост в государстве.

Принято считать, что именно Андропов сыграл важнейшую роль в либерализации политического режима в СССР. Это не соответствует действительности, потому что он только продолжил реабилитацию репрессированных в 30-е и 40-е годы при Сталине.

В зависимости от реальной ситуации, складывавшейся в стране и в мире, освобождение заключенных, реабилитацию осужденных и репрессированных граждан и народов, а также демократизацию и очищение органов госбезопасности от наследия 30-х годов успешно проводили до него Берия, Хрущев, Шелепин и Семичастный.

Репрессии и преследование инакомыслящих в разных формах и объемах, с акцентами на разные слои и группы советского общества и в отношение иностранных государств активно продолжались при Хрущеве и Брежневе, при Серове, Шелепине, Семичастном и Андропове, поэтому не он был инициатором и активным проводником этих либеральных идей.

Более того, именно при Андропове впервые официально заместителям председателя КГБ и начальникам управлений категорически запретили общение друг с другом вне службы — дома, на дачах, на отдыхе и рыбалке. И это при том, что так же официально КГБ было запрещено получать какую-либо информацию на лиц, входящих в партноменклатуру.

Когда эти времена уже стали достоянием истории, бывший преемник Андропова в КГБ Чебриков в 1999 году рассказывал:

«Когда я пришел в Комитет через месяц после прихода туда Андропова, от заговора, если он и был, осталось только эхо. В КГБ был если не заговор, то “групповщина”. Несколько генералов КГБ тайно собирались и между собой выражали недовольство переворотом, который совершил Брежнев против Хрущева. При определенных обстоятельствах они могли предпринять решительные действия.

В эту группу входили: начальник политуправления погранвойск Заболотный, начальник 7-го Управления КГБ Алидин, секретарь парткома КГБ Власенко, а в ЦК эту группу поддерживал завсектором органов безопасности Малыгин. Скорее всего, имена участников “группы” Брежнев сам сообщил Андропову, предоставив ему право решать их судьбу.

— Что с ними делать? — спросил Андропов руководителя одного из ведущих управлений КГБ на второй день после прихода на Лубянку. — Уволить, отдать под суд, расстрелять?

— Это способные и энергичные люди, которые могут еще принести немало пользы. Их арест даст нежелательный резонанс. Лучше всего рассредоточить их подальше друг от друга и не давать им общаться, — последовал мудрый ответ, который Андропов принял и разбросал участников “групповщины”, а ко всем своим новым соратникам стал относиться с подозрением.

Для этого были реальные и серьезные основания, ведь Брежнев приставил к нему двух близких своих людей в качестве первых заместителей — Цвигуна и Цинева, которые наблюдали за каждым его шагом, а Андропов прекрасно понимал, что означает “шаг вправо или влево”».

Заместитель председателя КГБ Пирожков вспоминал:

«Сразу после назначения меня на должность начальника управления кадров КГБ в октябре 1967 г. я получил от ЮВ официальный приказ не иметь никаких личных внеслужебных контактов ни с кем из моих новых сослуживцев. Запрещалось встречаться семьями, вместе отдыхать, ездить на рыбалку. Все мы, начальники управлений и заместители Андропова, жили на даче в Жуковке на одной улице, но даже там мы не могли ходить друг к другу в гости».

О том, что «заговор Шелепина и Семичастного» действительно существовал, рассказал и сам Шелепин. Андропов, знавший о заговоре в деталях, мог бы его реализовать и сделать на этом имя, но ему хватило ума и дальновидности не предавать гласности того, что бывшие руководители КГБ пытались бороться за власть методами Хрущева.

Он не стал бросать тень на органы госбезопасности, которые к этому времени уже восстановили авторитет в народе, поэтому, по примеру Брежнева, не стал никого арестовывать и почти никого не уволил. Он просто разогнал команду молодых и амбициозных реформаторов во главе с пришедшими из комсомола Шелепиным и Семичастным. Они планировали свою перестройку, в которой ему не нашлось бы места.

Брежнев и команда более осторожных и опытных членов Политбюро оценила и одобрила его действия и приняла его в свои ряды. Вскоре он получил возможность продвигать не только в органы госбезопасности, но и на все ответственные государственные должности малообучаемых вторых секретарей обкомов и горкомов КПСС, которые постепенно изнутри развалили сначала армию и КГБ, а потом и партию.

В это время выращенные Куусиненом и Андроповым, при благожелательном покровительстве Брежнева, агенты влияния Запада получили возможность идеологически и организационно разлагать советскую элиту, что в короткий срок сформировало в руководстве партии и страны критическую массу перерожденцев, ориентировавшихся уже не на строительство коммунизма, а на рыночный капитализм и западную демократию.

Феномен Андропова

Юрий Владимирович Андропов родился 15 июня 1914 года в казачьей станице недалеко от Моздока.

Отец Владимир Константинович Андропов — железнодорожный служащий, учился или окончил Московский институт железнодорожного транспорта. Работал телеграфистом на станции Нагутской. Умер от сыпного тифа в 1919 году.

Мать Андропова, учительница музыки Евгения Карловна Флекенштейн, была приемной дочерью уроженцев Финляндии — торговца часами и ювелирными изделиями Карла Францевича Флекенштейна и Евдокии Михайловны Флекенштейн, вскоре после рождения сына Георгия (Юрия) во второй раз вышла замуж в 1921 году. Умерла в 1927 году.

По версии журналиста Марка Штейнберга, в книге «10 мифов о КГБ» Александра Севера.

Отца Юрия Андропова звали Вэлв (Владимир) Либерман, и был он по национальности польский еврей, а мать — Геня (Евгения) Файнштейн. Работал отец телеграфистом на станции Нагутской и умер от тифа в 1919 году. Вдова перебралась с шестилетним сыном в Моздок и вскоре вышла замуж за грека Андропуло, который и усыновил Юрия. Отчим вскоре умер, оставив в «наследство» свою фамилию (переделанную на русский лад — Андропов) и дочь Валентину.

Поэтому о своем детстве и юности Андропов вспаминал неохотно, потому что в многочисленных анкетах и автобиографиях он указывал фальсифицированные данные о своих родителях, а также месте и, возможно, даже дате своего рождения. Вл. Крючков, ближайший помощник Андропова, указывает, что он появился на свет не в 1914 году, как указано во всех энциклопедиях, а годом позже.

С августа по декабрь 1930 года Юрий Андропов работал рабочим на телеграфе, а с декабря 1930 года по апрель 1932 года — учеником и помощником киномеханика Клуба железнодорожников. С 1931 года работал матросом речного флота на Волжском пароходстве. В 1932 году поступил в Рыбинский речной техникум, который окончил в 1936 году, после чего работал на Рыбинской судоверфи.

В 1935 году женился на дочери управляющего Череповецким отделением Госбанка Нине Ивановне Енгалычевой, которая училась в том же техникуме на электротехническом факультете, а потом работала в Ярославском архиве НКВД. У них было двое детей — Евгения и Владимир.

В 1936 году Андропов стал освобожденным секретарем комсомольской организации техникума водного транспорта в Рыбинске, затем комсоргом Рыбинской судоверфи. Вскоре бы назначен завотделом горкома комсомола Рыбинска, затем завотделом обкома комсомола Ярославской области. С 1938 по 1940 год он возглавлял Ярославский обком ВЛКСМ.

Активная общественная деятельность позволила ему быстро продвигаться по комсомольской линии в Ярославской области, а с 1940 года работал в Петрозаводске, где руководил комсомолом и партизанским движением на оккупированных территориях, но не направлялся за линию фронта в связи с болезнью почек.

В 1943 году в «Комсомольской правде» была опубликована его статья «Любовь к народу» с критикой Жданова и Маленкова за недостаточную идеологическую работу. За это Андропова сняли с должности, но вскоре он стал вторым секретарем ЦК ВКП(б) Карело-Финской республики.

Андропову приходилось работать в тесном контакте с руководителями НКВД в Ярославской области и особенно в Карелии, где было большое количество объектов ГУЛАГа. При этом, когда вышло указание НКВД о прекращении тесного сотрудничества с партийными работниками, Андропов связь с органами не прекращал. Очевидно, это и было главной причиной того, что он уцелел не только во время репрессий 1937–1938 годов, но и в послевоенные годы.

Основателю компартии Финляндии и председателю Президиума Верховного Совета Карело-Финской республики Отто Куусинену удалось избежать широкого размаха репрессий по «Ленинградскому делу». Андропов также ждал ареста, но уцелел, хотя на всю жизнь сохранил осторожность, скрытность, хитрость и подозрительность.

Законченного высшего образования Андропов получить не смог, хотя и учился в двух вузах — в Высшей партийной школе и Петрозаводском госуниверситете. Однако, постоянно занимаясь самообразованием, он стал одним из самых теоретически подкованных и эрудированных руководителей партии.

В первой половине 50-х Андропов уже работал в аппарате ЦК ВКП(б). но его карьере помешает конфликт с Маленковым. Он не выполнил его поручение о подготовке материалов для снятия литовского секретаря Снечкуса по требованию Суслова. В результате Андропов вынужден был перейти на работу в Министерство иностранных дел, где сначала возглавляет Четвертый европейский отдел, а затем был направлен в советское посольство в Венгерскую Народную Республику советником посла.

Энергичный и умный советник, изучивший венгерский язык и постоянно занимавшийся самообразованием, вскоре был назначен на должность посла. В Венгрии просталинское руководство во главе с Ракоши осуществляло форсированную индустриализацию и коллективизацию, которые сопровождались жесткими репрессиями.

Когда в СССР началась хрущевская десталинизация, в Венгрии возникли волнения, в результате которых Ракоши был смещен с поста руководителя партии. Новым лидером в Венгрии стал партийный либерал Имре Надь, бывший в 30-х годах агентом НКВД, и по доносам которого были ликвидированы десятки политэмигрантов в СССР.

Надь возглавил оппозиционные силы и легализовал деятельность антикоммунистических партий, что привело к обострению ситуации и массовым актам террора против коммунистов. Андропов и новый руководитель венгерских коммунистов Янош Кадар настояли на подавлении восстания силами группировки советских войск в Венгрии. 4 ноября под руководством маршала Жукова с целью разоружения мятежников началась операция «Вихрь».

В ходе боев было убито 2550 мятежников и около 2000 советских солдат. В это время Андропов играл важную роль. Он был связующим звеном между советским и венгерским руководством, а также консультантом обеих сторон по самым актуальным вопросам, но его роль не следует переоценивать, так как основные решения на территории Венгрии принимались главой МВД Серовым, а в Москве — лично Хрущевым.

По рекомендации Андропова лидером венгерских коммунистов стал Янош Кадар, который быстро стабилизировал положение. В дальнейшем в Венгрии установился самый либеральный режим в социалистической системе. Однако эти события сформировали у Андропова особое опасение и неприязнь к политическим кризисам в соцстранах и в СССР. Арбатов назвал это «венгерским» психологическим комплексом, который во многом определил в будущем характер Андропова.

Активное и решительное участие в подавлении мятежа в Венгрии, бесспорно, стало одной из причин перевода Андропова в КГБ. Но, вернувшись в Москву, он сначала был назначен заведующим международным отделом ЦК КПСС, который занимался связями с компартиями соцстран, где пользовался большим доверием руководства.

С 1957 по 1967 год Андропов превратился в профессионального политического деятеля, хотя ему не всегда удавалось влиять на внешнюю политику.

После XXII съезда КПСС он становится членом и секретарем ЦК, где создал группу консультантов из молодых интеллектуалов во главе с журналистом Федором Бурлацким, члены которой отличались свободомыслием и стремлением к переменам.

Андропов любил интеллектуальную работу и вместе с консультантами лично участвовал в процессе создания политических документов. Его сильной чертой был организаторский талант, деловитость и острое видение любой политической проблемы. В это время у него отчетливо проявилось либеральное отношение к творческим личностям и коллективам.

Он помогал Театру на Таганке, осторожно поддерживал советских абстракционистов, не вступая при этом в конфликты с Хрущевым и партаппаратом. Хрущев доверял Андропову и повысил его статус в аппарате ЦК, что вызвало недоверие группы Брежнева — Шелепина, готовившей смещение Хрущева. Андропов вначале не знал о тайном сговоре партийных деятелей. Заговорщики не посвящали его в свои подлинные планы, их вполне устраивал его нейтралитет.

Он ошибочно предполагал, что Хрущева сняли за слабую критику сталинизма. 6 декабря 1964 года в «Правде» была опубликована редакционная статья, подготовленная Андроповым, с программой перехода к экономической реформе, развитием демократического самоуправления и сосредоточением партии на политическом руководстве.

Но это не встретило понимания у Брежнева и членов Политбюро, особенно у Суслова, опасавшегося конкуренции Андропова в руководстве идеологией. В стране произошел консервативный переворот, с которым Андропов не был согласен, но в Политбюро он боялся Суслова даже больше, чем Брежнева. Однако генеральный относился к Андропову с уважением, потому что он полностью оправдал его доверие. Но вместе с тем Леонид Ильич явно не желал его возвышения, пренебрегал его советами и не допускал в свое окружение.

Андропов всячески пытался проявлять лояльность к Брежневу, но делал это недостаточно искренне. Он не был обычным партийным деятелем, избегал интриг и не был склонен к излишней лести перед вождем. Он, как и Суслов, был аскетом, не участвовал в любимых Брежневым застольях и охоте, не увлекался красивыми женщинами, не стремился к подаркам и наградам.

Брежнев чувствовал это и не испытывал желания иметь в своем окружении человека, который не разделял их взгляды на жизнь. Он вывел его из Секретариата ЦК КПСС, но это не было политической опалой, Андропов оставался членом высшей политической элиты и его мнение учитывалось.

По данным историка Фурсова, родителями Андропова были чистокровные евреи. Отцам — Либерман, который работал телеграфистом, а матерью — Геня Ванштейн. В 1967 году, когда он стал председателем КГБ, по его указанию группа чекистов уничтожила все компраматериалы на Андропова, сохранившиеся в Рыбинске и Петрозаводске, хотя, возможно, предварительно они попали к Суслову.

В эти годы в российской элите наблюдался парадокс, когда почти обо всех членах Политбюро ходили сплетни, что они сами и их жены были евреями, но об Андропове так не шутил никто и никогда. Его боялись и уважали, как и Сталина, но совсем не за одно и то же.

Фурсов приводит подозрительную хронологию властной элиты, которая сопровождала карьерное восхождение Андропова на вершину власти. Так, 1975–1976 годы характеризовались окончательным удалением из политики группы бывшего руководителя КГБ Шелепина и политической дискредитацией своего конкурента — лидера ленинградских коммунистов Романова.

В 1976 году ушли из жизни маршал Гречко и глава Совмина Косыгин. В 1978 году ушел из жизни перспективный член Политбюро Кулаков. В 1980 году в автокатастрофе при сомнительных обстоятельствах погиб белорусский лидер Машеров. Затем Андропов начал войну не на жизнь, а на смерть (в буквальном смысле слова) с главой МВД Щелоковым. Попутно, через компрометацию дочери Брежнева — Галины, под удар была поставлена и репутация самого Леонида Ильича.

В 1982 году смерть настигла Суслова, который хотя и не стремился занять место Брежнева, но и Андропову не позволил бы стать генеральным секретарем, потому что на это место им и Леонидом Ильичам было решено поставить Щербицкого.

Заняв место Брежнева, Юрий Владимирович на пленуме не случайно произнес фразу, ставшую крылатой: «Мы еще не изучили в должной степени то общество, в котором живем и трудимся». Его программное выступление готовил большой коллектив, но эту фразу предложили ему озвучить два доктора наук, руководившие журналом «Коммунист».

Один из них на вопрос автора этой книги совсем недавно пояснил, что Андропов не случайно обмолвился о том, что партия не владеет пониманием реальной ситуации. Он сознательно вкладывал в каждое слово глубокий смысл, потому что хотел предостеречь партийную элиту от иллюзий, предвидя, что впереди строителей коммунизма подстерегают трудности и проблемы, которые решены будут еще не скоро.

Он оказался прав, хотя вряд ли предполагал, что решить все накопившиеся в стране и в партии проблемы не удастся ни ему, ни его преемникам, а коммунизм в СССР, как и сам Советский Союз, практически был обречен.

Однако под видом борьбы с коррупцией за полтора года пребывания у власти он успел заменить 20 % первых секретарей обкомов партии и 30 % сотрудников Совмина. В это же время отравился, но выжил Черненко. В результате «узбекского дела» застрелился Рашидов. а тысячи руководящих работников республики, погрязших в коррупции, были репрессированы.

Борьба с коррупцией завершилась приходом к власти кланов бывших сотрудников органов: в Азербайджане — Гейдара Алиева, а в Грузии — Эдуарда Шеварднадзе, наследники которых правят в этих республиках, ставших самостоятельными государствами, до сих пор. В Азербайджане достаточно успешно, а Грузия погрязла в интригах, перестала развиваться экономически и полностью зависит от США.

В ходе борьбы за власть Горбачева аналогичных людских трагедий происходило не меньше. Был смещен после грандиозного коррупционного скандала Медунов. Через год нахождения у власти умер генеральный секретарь Черненко, который хотел досрочно созвать очередной съезд партии, чтобы не допустить избрания в качестве преемника Горбачева.

Он даже создал рабочую группу по подготовке масштабных реформ. но умер, и генеральным, при активной поддержке Громыко, с большим трудом, после повторного не вполне легитимного голосования на Политбюро, стал Горбачев.

Андропов. На пути к власти

До прихода Андропова КГБ являлся лишь слабой тенью некогда всесильного НКВД, которого боялись враги в своей стране и за рубежом. После войны и смерти Сталина многие честные патриотично настроенные работники Лубянки покинули ее, не выдержав смены кусов и пресса разоблачений о прошлых и настоящих репрессиях.

Когда в 1967 году председателем КГБ стал Андропов, он совсем не был новичком в вопросах государственной безопасности и быстро вошел в курс дела.

Вообще, биографию, жизненный путь и карьеру Андропова можно рассматривать как детектив с элементами драмы или как его личную спецоперацию. где перемежаются глубокое внедрение в стан врагов, интриги и заговоры.

Хотя с той же степенью достоверности можно считать жизнь Андропова как трудный, но заслуживающий уважения и почета путь от рядового бойца партии до руководителя органов госбезопасности, которые олицетворяли щит и меч партии, поэтому закономерно славным венцом в карьере Андропова стало его избрание генеральным секретарем ЦК КПСС и главой СССР.

В своих ранних биографиях Юрий Владимирович по-разному описывал как свое происхождение, так и жизненные ситуации, связанные с его родителями. Потом ему приходилось корректировать уже страницы собственной биографии. Это нормально и понятно, если учесть, что, начиная с 1917 года и до сегодняшнего дня, жизнь советских людей и россиян, как маятник, «колебалась вокруг линии партии», и рядовому гражданину трудно было угадать, как те же события в их жизни могут быть оценены новыми властями. В таких условиях мы живем и сейчас.

Поэтому не вызывает удивления то, что в материалах, посвященных председателю КГБ и генеральному секретарю, нигде не названы имена его родителей. Говорится только, что Юрий Владимирович родился «в семье железнодорожника».

Отсутствуют также сведения о его национальности и национальности родителей, несмотря на то что в предвоенные годы, да и затем вплоть до горбачевской перестройки указывать в анкетных данных свою национальность требовалось обязательно.

Не секрет, что Андропов имел ярко выраженную семитскую внешность. На Западе многие эксперты и историки настаивают на том, что мать Андропова была еврейкой.

В «Советском энциклопедическом словаре» сказано, что Юрий Андропов появился на свет 15 июня 1914 года. Трудовую деятельность начал рабочим в 16 лет. Трудился на телеграфе, плавал матросом на судах по Волге.

После окончания Рыбинского техникума водного транспорта попал на Рыбинскую судоверфь, где в 1936 году был избран секретарем комсомольской организации, и уже через два года стал первым секретарем Ярославского обкома ВЛКСМ. В 1939 году вступил в ряды ВКП(б). От первого брака у Андропова в Ярославле остались сын Владимир и дочь Евгения.

После окончания советско-финляндской войны Андропова переводят в Карелию, где он возглавлял республиканскую комсомольскую организацию. С этого момента ему стал протежировать первый секретарь ЦК ВКП(б) Карело-Финской ССР Отто Куусинен, который был известен на Западе как масон, принадлежащий к Английской ложе. В годы Великой Отечественной войны он занимался организацией партизанского движения на оккупированной территории Карелии, но документальных материалов об этом в архивах не сохранилось. В Карелии он второй раз вступил в брак, от которого родились сын Игорь и дочь Ирина.

Имеются только свидетельства организатора партизанского движения в Карелии генерала Куприянова: «…Большую, беспокойную и очень кропотливую работу по подбору людей для деятельности в подполье, разработку заданий по каждому району, организацию переброски людей в тыл врага, постоянную связь с подпольем и повседневное руководство подпольными райкомами вел Иван Владимирович Власов. Это был безупречно честный человек, скромный и умный. Настоящий коммунист. Он несколько раз ставил передо мной вопрос о том, чтобы я послал его на работу в подполье, что он организует сеть партийных и комсомольских организаций по всем оккупированным районам, где есть население.

Я категорически отказал ему в этом, так как не видел человека, который смог бы быстро освоиться с делом и полностью заменить И.В. Власова на посту заведующего орготделом.

Кроме того, я хорошо знал, что у него слабое здоровье, хотя он никогда в жизни не говорил мне о своих болезнях и не жаловался на плохое состояние здоровья. Правда, Иван Владимирович говорил мне, что его во всей работе по руководству подпольем с успехом может заменить Ю.В. Андропов, секретарь ЦК комсомола республики. Поскольку-де он посвящен во все дела подполья, знает людей. И имеет неплохие способности организатора.

Действительно, Юрий Владимирович был единственным помощником Ивана Владимировича во всех делах подполья. И много делал по подбору кадров, по организации переправы людей в тыл врага, но полностью заменить И.В. Власова он не мог. Когда я категорически отказал И.В. Власову послать его в тыл врага, он предложил послать на подпольную работу Ю.В. Андропова.

Характерно, что в это же время, когда Власов поставил вопрос о посылке Андропова секретарем подпольного горкома в г. Петрозаводск, секретарь ЦК по кадрам А.С. Варламов поставил вопрос о посылке Андропова комиссаром партизанского отряда “Комсомолец Карелии”.

Варламов мотивировал посылку Андропова тем, что Юрий молодой, здоровый парень, чего ему околачиваться в тылах? В комсомоле республики остались одни девушки-подростки пионерского возраста. А в ЦК комсомола хватит работников и без Андропова — пусть повоюет. И будет очень хорошо, если комсомольский партизанский отряд возглавит секретарь ЦК комсомола. Единственно, что делает Андропов, говорил Варламов, так это подбирает кадры Власову для посылки в тыл. Но это с успехом сделает любая из девушек, которые работают в ЦК комсомола.

А.С. Варламов, конечно, немного утрировал. В комсомоле были не только девушки-подростки. Но численность комсомольской организации республики действительно уменьшилась во много раз по сравнению с 1941 годом. И большой нагрузки в ЦК комсомола, конечно, не было. В аппарате ЦК комсомола в 1943 году работало двадцать пять человек. И конечно, с руководством тремя тысячами комсомольцев они легко справились бы и без Андропова.

Но Юрий Владимирович сам не просился послать его на войну, в подполье или в партизаны, как настойчиво просились многие работники старше его по возрасту. Больше того, он часто жаловался на больные почки. И вообще на слабое здоровье. Был у него и еще один довод для отказа отправить его в подполье или в партизанский отряд: в Беломорске у него жила жена, она только что родила ребенка. Все другие работники жили без семей. Как ее оставишь? — говорил Юрий Владимирович. А его первая жена, жившая в Ярославле, забрасывала нас письмами с жалобой на то, что он мало помогает их детям, что они голодают и ходят без обуви, оборвались. И мы заставили Юрия Владимировича помогать своим детям от первой жены.

Все это, вместе взятое, не давало мне морального права применить высшую силу, высшее право послать Ю.В. Андропова в партизаны, руководствуясь партийной дисциплиной. Как-то неудобно было сказать: “Не хочешь ли повоевать?” Человек прячется за свою номенклатурную бронь, за свою болезнь, за жену и ребенка. На фронте не было чрезвычайного положения. “Подождем! — думал. — Может, сам поймет! Может, будет еще необходимость, тогда пошлем”. И Юрий работал, энергично помогая Власову подбирать кадры для посылки в тыл врага и организовывать их переброску.

Мне казалось, что он работает от души. Верит в дело, которому служит, считает свою работу нужной и полезной и гордится по-хорошему тем, что ему удалось сделать в развертывании подпольной работы в тылу врага. По крайней мере, до осени 1949 года я искренне верил, что это именно так. Тем более что Власов часто говорил мне, что Юрий Владимирович ему очень много и хорошо помогает.

В июле 1949 года, когда руководящие работники Ленинграда были уже арестованы, Маленков начал присылать к нам в Петрозаводск комиссию за комиссией. чтобы подбирать материал для ареста меня и других товарищей, ранее работавших в Ленинграде.

В июле вызвали в Москву Ю.В. Андропова, он сидел там десять дней, объясняя Шкирятову, почему на Беломорском рыбзаводе ревизия обнаружила недостачу. Рыбной промышленностью занимался Андропов, он тогда был уже вторым секретарем ЦК КП и, конечно, мог лучше меня объяснить положение. Затем меня вызвали срочно в Москву. Шкирятов очень ругал меня и мне на вид поставил непорядки на Беломорском рыбзаводе. Все свалили при помощи Андропова на меня. Это было началом подготовки к аресту…

В конце октября приехала еще одна комиссия, снова искали подходящие материалы. И вот инспекторы ЦК ВКП(б) Е. Кузнецов и Левый по подсказке МГБ взялись за материалы о работе подпольных райкомов. Они смотрели материалы по Шелтозеру, по Ведлозеру, Сегозеру и Олонцу и сказали, что не верят никому из тех, кто работал в тылу врага и остался жив. Как утверждали они: это двойники. И что все они продались оккупантам и работали на них. А мы — работники ЦК КП — Куприянов и Власов — политически близорукие люди, не только не понимали этого, но носимся с подпольщиками и превозносим их работу, просим наградить их орденами. А на самом деле каждого из тех, кто работал в тылу врага, надо тщательно проверять и ни в коем случае не допускать на руководящую работу. Кое-кого и арестовать!

А мы их держим на руководящей работе. Горбачева, секретаря подпольного Шелтозерского РК, послали, например, в Сортавалу на самую границу с Финляндией. К тому же всем бывшим подпольщикам мы вернули партдокументы. Что за такую политическую близорукость, говорили Кузнецов и Левый, ЦК ВКП(б) крепко накажет. Я сказал, что у меня нет оснований не доверять людям, что все они честные и преданные партии, что свою преданность Родине они доказали на деле, работая в тяжелых условиях, рискуя жизнью.

Весь этот разговор происходил в ЦК партии Карелии, присутствовали все секретари. Я сказал, ища поддержки у своих товарищей, что вот Юрий Владимирович Андропов, мой первый заместитель, хорошо знает всех этих людей, так как принимал участие в подборе, обучении и отправке их в тыл врага, когда работал первым секретарем ЦК комсомола, и может подтвердить правоту моих слов. И вот, к моему великому изумлению, Юрий Владимирович встал и заявил: “Никакого участия в организации подпольной работы я не принимал. Ничего о работе подпольщиков не знаю. И ни за кого из работавших в подполье ручаться не могу”.

Я не хотел верить своим ушам и только сказал: “Юрий Владимирович, я не узнаю вас!” Спорить было бесполезно. Андропов, как умный человек, видел, куда клонится дело, он предвидел мою судьбу, может быть, даже во много раз лучше, чем я сам, ибо был посвящен Шкирятовым и К⁰ во все, что готовилось против меня, и поспешил отмежеваться. А ведь до этого в течение десяти лет у нас не было с ним разногласий ни по одному вопросу. И это отречение Андропова от дела, которым он занимался (на это ведь есть архивные документы), было продиктовано, естественно, не скромностью. Разговор шел не о награде орденом за организацию подпольной работы. От ордена, я уверен, он бы не отказался.

…Это было продиктовано исключительно большой хронической трусостью и удивительным даром приспособленчества, которыми обладает этот человек, наряду со многими положительными качествами, которые он, несомненно, имеет. Я не хочу отрицать наличия у него этих положительных качеств. Но дар приспособленчества ему очень успешно позволяет использовать все остальные положительные качества в достижении личных целей карьериста.

Этот дар быстрого перевоплощения, несомненно, является положительным для клоуна и артиста. Может быть, для дипломата. Партийный работник, обладающий этим даром и использующий его в целях личной карьеры, называется хамелеоном — приспособленцем.

Тем не менее за свою деятельность по руководству партизанским движением в Карелии Андропов был награжден медалью “Партизан Великой Отечественной войны” 1-й степени.

Не так легко и не совсем приятно писать плохое о человеке, с которым работал десять лет, которого до 1949 года я очень любил и уважал, защищал, когда, возможно, надо было наказывать, о человеке, который много раз в присутствии товарищей называл меня своим учителем.

Нелегко признать свою ошибку в оценке этого человека в прошлом. И это все еще более усложняется тем, что он занимает сейчас большой руководящий пост в партии. В 1949 году, услышав о его предательстве, трусливые слова о подпольщиках, я думал, что это у него просто от природной трусости затряслись коленки. И до 1956 года все-таки считал его коммунистом.

Знаю, что все, что я пишу, пройдет через много мытарств и даже вызовет недовольство у некоторых похожих на Ю.В. Андропова людей. Но верю: все это в конце концов будет когда-то напечатано. Ибо это правдивые показания живого свидетеля перед высшим судом истории. А на суд истории приходят и мертвые. И многие сотни моих современников, работавших в те годы в Карелии, как те, которые сейчас живы, так и те, кто безвременно ушли из жизни, подтвердят эти показания. Все мы придем на этот суд истории и громко заявим: "Мы обвиняем Ю.В. Андропова в карьеризме и приспособленчестве, клевете и шкурничестве”.

Мне бесконечно жаль Ивана Владимировича Власова, этого честного, скромного труженика, настоящего коммуниста, верного солдата нашей ленинской партии, ставшего жертвой властолюбия и карьеризма Андропова. Мне жаль тех товарищей, которые работали в тылу врага, переносили огромные трудности и лишения, рисковали жизнью во имя защиты Родины, но даже не получили никакой награды. Хотя многие из них достойны высшей награды.

В 1944 году Маленков отклонил наше представление к награде партизан и подпольщиков, и многие оставшиеся в живых подпольщики не получили никакой награды. Хотя, безусловно, ее заслужили. Больше того, после моего ареста некоторые из подпольщиков были арестованы, некоторые сняты с работы по инициативе Ю.В. Андропова. Их всех огульно подозревали. Андропов очень быстро приспособился к обстановке, получил большое доверие у Маленкова, Берии и Суслова.

И вот Андропов, работавший рядом со мной десять лет, последние три года перед моим арестом бывший моим первым заместителем, получает повышение: его через год после моего ареста берут в аппарат ЦК КПСС, затем посылают на дипломатическую работу. Но и за последний год “своей деятельности” в Карелии Андропов успел многое: продолжал работать вторым секретарем, затем долго замещал первого во время болезни Кондакова, сменившего меня, именно в это время он начал избивать кадры за связь с Куприяновым. Именно за это избиение кадров, Андропов получил исключительно большое доверие Маленкова, Берии, и через это он добрался до большой власти.

После меня были арестованы В.М. Виролайнен и И.В. Власов, М.М. Соляков и А.А. Трофимов, подпольщица Бультякова и ряд других. И “дела" их состряпаны Андроповым. Все эти замечательные люди и честные, мужественные коммунисты сейчас полностью реабилитированы. Многие работники, как В.И. Васильев, М.Ф. Королев — оба великолепные организаторы партизанского движения в республике во время войны, после моего ареста были сняты с работы Андроповым. Было снято и еще много людей, работавших со мной в годы войны и после нее…»

Только вмешательство в судьбу Андропова Куусинена, одного из основателей компартии Финляндии, а в ту пору Председателя Президиума Верховного Совета Карело-Финской ССР, члена ЦК ВКП(б) и жившего в Москве, спасало его. Он, симпатизировавший комсомольскому лидеру республики, спас его, способствовал переводу Андропова в столицу, на работу в ЦК партии.

В книге «Неизвестный Андропов» Рой Медведев пишет:

«…В начале января 1950 года в Петрозаводск прибыла комиссия ЦК ВКП(б), возглавляемая Г.В. Кузнецовым. В Карелию прибыла также группа московских чекистов… Репрессии по “Ленинградскому делу" проводились по общему сценарию. По такой “схеме" шли дела и в Карелии. Найти разного рода недостатки в хозяйственной деятельности здесь было нетрудно.

Комиссия выдвинула против Куприянова обвинения в хозяйственных злоупотреблениях и в корысти. Обвинения в адрес второго секретаря ЦК Карелии были не столь серьезны, и Андропов должен был председательствовать на Пленуме ЦК КП(б) Карело-Финской ССР, состоявшемся 24–25 января 1950 года, по “делу Куприянова”.

V Андропова имелся не слишком большой выбор. Он мог выступить с зашитой Куприянова и очень скоро разделить его судьбу. Он мог промолчать, найти отговорки, сослаться на внезапные дела. Наказание и в этом случае было бы неизбежным. Я наблюдал подобные ситуации в Ленинградском университете, где учился в 1946–1951 годах и где десятки профессоров и преподавателей оказались жертвами “Ленинградского дела”. Андропов выбрал третий путь. Он выступил с унизительной самокритикой и поддержал все обвинения в адрес Куприянова.

…Позднее Андропов рассказывал своим помощникам и консультантам, что именно Отто Куусинен спас его от серьезных неприятностей в 1950 году. В 1967 году, оказавшись председателем КГБ, Андропов попросил принести ему “дело Куприянова”. Фальсификации были очевидны, но ни Куприянов, ни другие арестованные не отказывались называть Андропова среди своих “соучастников”.

Далее в карьере Андропова была Высшая партийная школа, затем дипломатическая работа. В 1956 году Андропов, как посол в Венгрии, контролирует развитие антирусского мятежа. Он был инициатором военного подавления организованных им же волнений в республике. Очевидно, уже тогда в решении “венгерского вопроса” силовым методом его ярым единомышленником был советник посольства Владимир Крючков. Формально решение принимало в Москве Политбюро, но на него, несомненно, повлияла твердая и бескомпромиссная позиция, которую занял Юрий Владимирович.

Комендант Будапешта при правительстве Имре Надя, руководивший повстанцами во время революции, генерал Белы Кимрали, вспоминал:

«Андропов использовал дипломатическую неприкосновенность, чтобы оставаться в нервном центре революции и дезинформировать венгерское правительство. Его обманные заверения держали венгров до самой последней минуты в неведении относительно советских намерений… После того как советские войска подавили революцию, Андропов оставался в Венгрии еще в течение года. Он был советским губернатором и руководил разгулом террора, не имеющим аналогии в новейшей истории Восточной и Центральной Европы. Он являлся верховным инквизитором современного аутодафе».

Командующий венгерской национальной гвардией генерал-майор Белы Кимрали также считал:

«Прошло четверть века, но и сейчас я отчетливо вижу фальшивую улыбку Андропова, его холодные серо-голубые глаза, в которых явно присутствует гипнотическая сила. Это были глаза инквизитора… Андропов был сплошной цинизм и расчет, Андропов для венгров — символ террора, который последовал за советским вторжением. Он сделал Венгрию безмолвной — как кладбище. Он депортировал тысячи венгров в Россию. И отправил на виселицу сотни беззащитных юнцов».

Начальник будапештской полиции полковник Шандор вспоминал: «…Я поверил советскому послу. "Время тревожное, — сказал он. — Если хотите, мы предоставим вам машину, и вы будете доставлены к главе нового венгерского правительства”. Я согласился. К подъезду была подана бронемашина. Я на всю жизнь запомнил, никогда не забуду Андропова в последнюю минуту нашей последней встречи: он стоял на верхней площадке лестницы, улыбался мне, махал на прощание рукой… Советская бронемашина доставила меня прямиком в тюрьму, из которой я вышел по амнистии семь лет спустя, в 1963 году».

В марте 1957 года Юрий Владимирович Андропов был отозван из Венгрии в Москву, где его ждало повышение по службе.

…В 1965–1967 годах, хотя Андропов и не вступал в конфликты, в Политбюро его положение было незавидным, его мнением откровенно пренебрегали. В результате постоянные стрессовые ситуации привели к серьезным осложнениям здоровья. Несколько месяцев он находился в больнице, продолжал руководить отделом по телефону или через приезжавших к нему помощников.

Работа для него, как и большинства партийных работников, являлась смыслом его существования.

Это было время, когда в первые годы своего правления Брежнев в Политбюро считался временной фигурой. Коллегиально всеми партийными делами управляли генеральный секретарь ЦК КПСС Брежнев, Председатель Совета Министров Косыгин и Председатель Президиума Верховного Совета СССР Подгорный. Между ними скрытно, но непрерывно шла борьба за власть, победил в которой осторожный и добродушный Леонид Ильич, который оказался гроссмейстером по части дворцовых интриг.

Однако в Политбюро все это время открыто претендовал на лидерство молодой и амбициозный Шелепин, который с 1958 по 1961 год руководил органами госбезопасности, имел серьезную поддержку среди нового поколения партноменклатуры и среди своих соратников в КГБ и СМИ. Он был не только членом Политбюро и секретарем ЦК, но и одним из первых заместителей Председателя Совмина. Шелепин и Семичастный имели единомышленников в Генштабе, КГБ и армию объединяла общая русская идея. Поэтому вместе они реально могли сделать Шелепина генеральным секретарем вместо Брежнева.

Но Леонид Ильич на заседании Политбюро в мае 1967 года внезапно смещает Семичастного с поста председателя КГБ, когда Шелепин находился в кремлевской больнице с приступом аппендицита. Вместо него, также неожиданно, председателем КГБ был утвержден Андропов. Тоже без всякого предварительного уведомления.

Интриги. Машеров, Мазуров, Кулаков

4 октября 1980 года на шоссе Москва — Брест черная правительственная «Чайка» врезалась в грузовик с картошкой и загорелась. Когда милиционеры вытащили из «Чайки» три тела, двое были уже мертвы, а у третьего еще билось сердце. Врачи привезли его в больницу, но вынуждены были констатировать смерть.

Оказалось, что в результате этой автомобильной катастрофы погибли кандидат в члены Политбюро, первый секретарь ЦК компартии Белоруссии Петр Ма-шеров, его водитель и охранник. Эта трагическая смерть Машерова стала чрезвычайным происшествием всесоюзного масштаба.

Сначала она вызвала только сомнения и слухи, потом откровенные высказывания о том, что это была не авария, а убийство. Тем более что подозрений и оснований для этого было предостаточно. Первыми заподозрили неладное сотрудники ГАИ, которые не раз сталкивались с подобными происшествиями, и здесь похоже было, что аварию кто-то подстроил.

Потом следователи выяснили, что за две недели до автокатастрофы сменили председателя республиканского КГБ, затем начальника личной охраны Машерова. затем бронированный «ЗИЛ», положенный ему, как кандидату в члены Политбюро, отправили в ремонт.

Вопросы: кто сменил охрану и отправил машину в ремонт и почему? Ответ — председателем КГБ СССР с 1967 по 1982 год был Андропов, а председателем КГБ БССР до 4 августа 1980 года был Никулин, которого с 4 августа сменил Балуев, проработавший в этой должности до 1990 года. Следовательно, только Балуев по указанию Андропова мог произвести все эти изменения в охране Ма-шерова. Ответ на вопрос, почему они это сделали, возможно, знали следователи, но он неизвестен.

Посты ГАИ никто не предупредил о поездке Машерова, поэтому не были приняты надлежащие меры безопасности. Водитель грузовой машины, которая врезалась в «Чайку», накануне почему-то уже проехал тем же маршрутом, но правила дорожного движения на опасном участке все равно нарушил. Был ли он один или в кабине сидел еще кто-то, неизвестно. А тут еще случайно оказался и трейлер…

Трагическое происшествие было случайным стечением обстоятельств или кто-то решил устранить Машерова?

Версий тогда и сейчас было несколько.

Сразу возникла версия, что авторитетный руководитель республики стал жертвой кремлевских интриг, когда решалось, кому быть наследником Брежнева. Однако перед этим наследником Брежнева многие считали члена Политбюро и секретаря ЦК по сельскому хозяйству Кулакова, который был молод, энергичен и целеустремлен.

Но в 1978 году шестидесятилетний Кулаков внезапно умер. Опять же, по одной из версий — после откровенного разговора с Машеровым в Пицунде. Кулаков якобы сказал о кризисе в экономике страны и о том, что Брежнев стар и не способен вести дела, и Машеров после этой встречи в Пицунде говорил о проблемах работы в Политбюро и ожидал неприятностей для себя.

После смерти Кулакова секретарем ЦК назначили Горбачева, которого Андропов подталкивал к власти. После этого наиболее вероятным претендентом на власть считали Машерова, которого Брежнев сначала решил поставить вместо Косыгина во главе правительства, тогда после ухода Брежнева Машеров становился бы генеральным секретарем.

По другой версии, Машерова могли убрать, потому что он после войны возглавлял белорусский комсомол и принадлежал к сторонникам Шелепина. Поэтому Председателем Совмина стал не Машеров, а старый друг Брежнева — Тихонов.

К числу бытовых или криминальных относится версия, что на Брестской таможне задержали бриллианты, принадлежавшие дочери Брежнева Галине, а Машеров отказался замять это дело, и тогда министр внутренних дел Щелоков вполне мог организовать устранение проблемы — Машерова.

Брежнев тогда уже не всегда адекватно реагировал на ситуации, но в отношении имиджа своей семьи был чрезвычайно щепетилен, поэтому мог дать молчаливое согласие на такую акцию, тем более что завидовал Машерову, его популярности в стране, обаянию и молодости. Возможно, поэтому на похороны Машерова прилетел из Москвы только секретарь ЦК по кадрам Капитонов, а остальные члены Политбюро от посещения Минска воздержались.

Смерть Машерова тем более подозрительна, потому что за два года до этого «по состоянию здоровья» был отправлен в отставку его предшественник на посту руководителя Белоруссии — молодой и энергичный член Политбюро и первый зампред Совмина СССР Мазуров, с которым у Машерова были натянутые отношения.

Однако беспристрастное и скрупулезное расследование смерти Машерова пришло к выводу: виноват водитель грузовика, который вез картошку, — устал, зазевался и вывернул руль не в ту сторону. Виновата служба охраны Машерова, которая нарушила инструкции. Виноват был водитель Машерова, у которого ухудшилось зрение, а новому молодому и умелому водителю он не давал сесть за руль.

Брежнев объяснял причины своего недовольства Мазуровым его слабой организаторской работой, но не упоминал, что он более чем другие члены Политбюро был сторонником очень жесткой, консервативной политики, что не нравилось генеральному.

Смерть во время сна члена Политбюро Кулакова, который не пил и был вполне здоров, также выглядит странной. На его похороны также не приехал никто из членов Политбюро, но не потому, что у них были политические разногласия. Они были осторожными и циничными людьми, поэтому прислали одного секретаря ЦК Капитонова.

Однако, несмотря на убедительные выводы расследования, возникли слухи, что Машеров был убит в результате заговора.

Брежнев ценил Машерова как умелого и энергичного республиканского руководителя, приглашал его с женой к себе домой и на охоту в Завидово, звонил и советовался, но переводить в Москву не собирался. Машеров, естественно, жаловался, что «днепропетровская группа» в руководстве страны зажимает его. Когда корреспондент «Известий» спросил у него, почему Минск не город-герой, он ответил:

— Ты думаешь, я не ставил этого вопроса? Зарубили! Слишком много там украинцев, которые не хотят, чтобы наш Минск сравнялся с их Киевом. А я всего лишь кандидат в члены Политбюро… Наш главный противник — Подгорный.

Поэтому, когда в 1974 году Минску присвоили звание города-героя, вручать золотую звезду Брежнев приехал только через четыре года — любимыми у него были другие республики и другие первые секретари. На просьбы Машерова в Москве не реагировали. Когда он попросил Андропова назначить начальником республиканского КГБ начальника УКГВ по Ставропольскому краю Эдуарда Нордмана. тот пообещал и обрадовал Нордмана. но председателем КГБ Белоруссии назначили генерала Никулкина. который был на девять лет старше Нордмана и уже собирался на пенсию.

Начальник 9-го Управления КГБ генерал Антонов объяснил Нордману:

— Когда Юрий Владимирович доложил Брежневу о твоей кандидатуре, тот сказал: «Вы что. не понимаете, что Петро (Машеров) подтягивает к себе партизан? Мы же ничего не будем знать, что он там замышляет!

Поэтому Нордмана, которого Машеров просил вернуть на родину, отправили председателем КГБ в Узбекистан, где с Рашидовым он не сработался…

Норман неоднократно советовал Никулкину сделать более безопасными поездки Машерова. но тот отвечал, что «хозяин» не желает менять заведенный порядок, поэтому Нордман был убежден, что Машеров пал жертвой стечения роковых обстоятельств.

Интриги. Шелепин и Горбачев

Горбачев, как бывший комсомольский секретарь Ставрополья, тоже едва не пострадал из-за Шелепина. Он. как и Шелепин, тоже мог стать руководителем КГБ, но помешал этому Семичастный.

В 1960 году в Ставрополь бригада сотрудников Второго главного управления КГБ во главе с полковником Нордманом была направлена для инспектирования краевого управления КГБ. В ходе этой поездки у Нордмана было деликатное поручение от зампреда КГБ по кадрам Перепелицына — найти среди местных партийных работников человека, которого можно было бы сделать начальником УКГБ области.

Кандидат в руководители областной госбезопасности должен был отвечать следующим требованиям: молодой, не старше тридцати пяти, с высшим образованием и опытом работы. Партизанские друзья и секретарь крайкома по кадрам Лыжин посоветовали Нордману. что лучшей кандидатуры, чем первый секретарь ставропольского горкома партии Горбачев, в области нет.

Перепелиный поддержал его кандидатуру, но. когда пошел к председателю КГБ Семичастному, тот решительно отверг предложение:

— Не подойдет, его даже не предлагайте.

Причина такого категорического отказа должна была быть серьезной, но осталась неизвестной. Возможно, свет на это проливает то, что в 1970 году Горбачева хотели сделать первым секретарем Ставропольского крайкома КПСС. Брежнев поручил первому зампреду КГБ Цвигуну проверить эту кандидатуру.

По иронии судьбы начальником ставропольского УКГБ в это время был Нор-дман, который с момента назначения почти ежедневно общался со вторым секретарем краевого комитета партии Горбачевым, потому что первый секретарь Ефремов болел и находился в отпуске. На хозяйстве, как говорится, остался Горбачев. Общались с ним почти ежедневно. Михаил Сергеевич производил на Нордмана хорошее впечатление — молодой, энергичный, общительный и семья хорошая. По выходным они выезжали на природу. Ходили пешком по двадцать километров и выпивками не злоупотребляли. Бражничать не любили.

До этого Брежнев поинтересовался возможными кандидатами на пост секретаря обкома у Ефремова. Тот сказал, что Босенко постарше, участник войны, был первым секретарем промышленного крайкома в Ставрополье — это готовый первый секретарь. Горбачев — молодой, окончил московский университет, активный человек. Его выдвигал на партийную работу Кулаков.

После этого он послал на разведку Цвигуна. Приехав в Ставрополь, Цвигун доверительно сказал Нордману: в крае предстоят перемены, понадобится новый первый секретарь. Кого будем назначать?

Нордман назвал двоих — председателя крайисполкома Босенко и второго секретаря обкома Горбачева, который моложе Босенко на тринадцать лет. юрист и перспективный.

Цвигун возразил:

— Он ведь первым секретарем крайкома ВЛКСМ работал в одно время с Шелепиным и Семичастным. Одна ведь банда шелепинская, комсомольская.

Но Нордман возразил — Горбачев в эту команду не входит, и рассказал, как предлагал Горбачева взять в кадры КГБ, но Семичастный с ходу отверг его кандидатуру. Это было правдой, хотя началом своей карьеры Горбачев действительно был обязан Шелепину и Семичастному. В 1955 году они обратились к местным секретарям с просьбой. Учебные заведения страны выпустили слишком много юристов, философов и историков.

Трудоустроить их по специальности невозможно, возьмите их на работу в комсомол. Тогда Горбачев был распределен после юрфака МГУ в ставропольскую прокуратуру, но там шло сокращение. Он позвонил первому секретарю крайкома комсомола Мироненко, которому нужен был заместитель заведующего отделом пропаганды, и он взял Горбачева.

Когда в 1978 году, после смерти Кулакова, Горбачева решили сделать секретарем ЦК по сельскому хозяйству, в последний момент его назначение опять едва не сорвалось из-за того, что Мироненко позвонил опальному Семичастному в Киев и разговор зашел о Михаиле Сергеевиче. Семичастный спросил его:

— Говорят, вместо Кулакова то ли Горбачев будет, то ли наш Моргун.

Все разговоры Семичастного записывали, а в эти дни оформлялись все документы для избрания Горбачева секретарем ЦК КПСС по сельскому хозяйству.

Его тут же вызвал Андропов и предупредил — будь осторожен, видишь, кто тебя поддерживает. Горбачева спасло только особое расположение к нему Суслова и Андропова.

Интриги. Андропов, Романов и Гречко

Брежнев, как это часто бывает, хотел сделать все как можно лучше для дела партии и для себя лично. Он ослаб здоровьем и устал от интриг, поэтому хотел уйти на покой. Но в политике так не бывает. Он даже не предполагал, сколько других претендентов желали занять его место, но они еще не были готовы вступить в борьбу за власть, поэтому Леонид Ильич для этого должен был оставаться на своем посту как можно дольше.

Его спонтанное решение стало известно членам Политбюро и разворошило «осиное гнездо». Романов, первым вступивший на опасную тропу борьбы за лидерство, неожиданно для себя оказался возбудителем спокойствия в высших партийных кругах.

Приход на должность генерального ленинградского руководителя Романова в первую очередь был крайне нежелателен Устинову и Андропову. Он был младше Брежнева на 17 лет, Устинова — на 15 лет и Андропова — на 9 лет.

Кроме того, для Андропова Романов на посту генерального секретаря означал крах всех его планов, а для Устинова — как минимум потерю его привилегированного положения в Политбюро. Дмитрий Федорович негласно возглавлял так называемый «узкий круг», предварительно решавший все вносимые на обсуждение Политбюро важнейшие государственные вопросы.

Однако если большинство членов Политбюро только опасались бескомпромиссности поведения Романова, то Андропов и Устинов понимали, что он немедленно отправит их на пенсию. Поэтому они при поддержке Суслова. Громыко и Черненко в ходе XXV съезда КПСС смогли убедить Брежнева в необходимости остаться на посту генерального секретаря. И Леонид Ильич согласился, посчитав это признаком своего огромного авторитета и незаменимости.

После этого Романов был нейтрализован самым простым способом. В 1976 году западные СМИ неожиданно опубликовали информацию о том, что свадьба младшей дочери первого секретаря Ленинградского обкома КПСС проходила в Таврическом дворце с «императорской» роскошью.

Приводились подробности, что для свадьбы была взята посуда Екатерины Второй из запасников Эрмитажа, часть которой на свадьбе пьяные гости якобы разбили. При этом, кто был инициатором публикаций, выяснить не удалось, зато стало понятно, кто единственный мог организовать утечку компромата за границу и кому это было выгодно…

Секретарь ЦК КПСС Леонид Брежнев вручает награду Генеральному секретарю ЦК КПСС Никите Хрущеву. 1962 г.

И. С. Хрущев и Л. И. Брежнев. 22 февраля 1962 г.

Л. И. БРЕЖНЕВ, Первый секретарь ЦК КПСС

А. Н. КОСЫГИН, Председатель Совете Министров СССР.

Сообщение об избрании Л. И. Брежнева первым секретарем ЦК КПСС.

14 октября 1964 г.

А.Н. Шелепин

Н.М. Михайлов, А.Н. Шелепин, В.Е. Семичастный, С.Б. Павлов на XXII съезде КПСС

Л. И. Брежнев. 1970-е гг.

Л.И. Брежнев с Р. Никсоном в 1973 г. во время визита в США

Л. И. Брежнев. Официальный портрет

М.А. Суслов

М.А. Суслов и Л.И. Брежнев. 1970-е гг.

Генеральный секретарь ЦК КПСС Леонид Ильич Брежнев (в центре), член Политбюро ЦК КПСС Михаил Андреевич Суслов (слева), председатель Совета Министров СССР Алексей Николаевич Косыгин в президиуме XXIII съезда КПСС

А.Н. Косыгин

К. У. Черненко и Л. И. Брежнев

Л. И. Брежнев с Джимми Картером в Вене, подписание соглашения ОС В-2. 1979 г.

Сообщение об избрании Ю.В. Андропова Генеральным секретарем ЦК КПСС

Ю.В. Андропов на трибуне

Ю.В. Андропов. Официальный портрет

Сообщение об избрании К. У. Черненко Генеральным секретарем ЦК КПСС

К. У Черненко

К. У. Черненко. Официальный портрет

М.С. Горбачев. Официальный портрет

М.С. Горбачев беседует с людьми. 1988 г.

Б. И. Ельцин и М.С. Горбачев. 1980-е гг.

Пресс-конференция ГКЧП в здании пресс-центра МИД СССР на Зубовском бульваре. 19 августа 1991 г.

Сообщение о введении режима ЧП 20 августа 1991 г.

Москва. Август 1991 г.

Б.Н. Ельцин у Белого дома. Август 1991 г.

Действительно, могло показаться странным, почему свадьба состоялась в 1974 году, а вспомнили о ней только в 1976 году, когда возник вопрос о выдвижении Романова в качестве преемника Брежнева.

Официально распространителями лживой информации о свадьбе дочери Романова признали руководителей и преподавателя курсов ленинградской Высшей партийной школы, в том числе — Левченко. Школа переподготовки первых секретарей горкомов и райкомов КПСС действительно располагалась в Таврическом дворце, но свадьбы там не происходило.

Было доказано, что Романов никаких излишеств себе и семье не позволял. Всю жизнь прожил в двухкомнатной квартире. Свадьба младшей дочери прошла не в Таврическом дворце, а на госдаче, где было всего десять гостей, а Романов из-за занятости приехал только в конце торжества.

Узнав о клевете, он обратился в ЦК и лично к Андропову с просьбой дать публичное опровержение, но Юрий Владимирович посоветовал: «Не обращайте внимание на мелочи». На этом партийная и политическая карьера Романова вскоре тихо, но окончательно и бесповоротно завершилась.

26 апреля 1976 года внезапно скончался министр обороны СССР маршал Андрей Антонович Гречко, который пользовался в Политбюро авторитетом, равным Устинову. Главной причиной его влиятельности было то, что во время войны Брежнев был его подчиненным. Поэтому маршал позволял себе перечить генеральному секретарю. Дело доходило до его прямых выпадов в адрес Леонида Ильича, и генсек их терпел.

Возможно, что маршал перешел «красную линию», как это сделали до него Подгорный, Шелест и Полянский. Все они принадлежали к украинскому и днепропетровскому кланам, поэтому считали себя неприкасаемыми, и долгое время им многое прощалось. Но терпение Брежнева было не бесконечно.

С председателем КГБ Андроповым у маршала Гречко были сложные отношения. Гречко лично к Андропову относился с уважением, но не скрывал своего негативного отношения к усилению влияния органов госбезопасности и, в частности, военной контрразведки в вооруженных силах.

Это было особенностью и ахиллесовой пятой многих военачальников, которые не могли терпеть контроль за армией не только со стороны КГБ, но и партии в лице политработников, за что пострадал и маршал Жуков. Это объективно способствовало возникновению конфликтов между Андроповым и Гречко.

Еще более сложные отношения у министра обороны сложились также и с секретарем ЦК Устиновым, курировавшим военно-промышленный комплекс страны, создававший вооружение и технику для армии. Устинов еще в июне 1941 года был назначен Сталиным наркомом вооружений РККА и с тех пор руководил оборонной промышленностью. Он считал себя человеком, сделавшим больше чем кто-либо другой для укрепления обороноспособности страны, поэтому не нуждается в чьих-либо советах, в том числе и министра обороны Гречко.

Вечером 26 апреля 1976 года маршал Гречко после работы приехал на дачу, лег спать и утром не проснулся. В правительственном некрологе причиной смерти был назван инфаркт. Скорее всего, это было правдой, однако не всей правдой. Знающие люди в окружении руководства страны не зря зло шутили, что «люди обычно умирают от поставленного им диагноза!».

Есть и другая приоритетная версия, но это сути дела не меняет. Известен древний афоризм: «Есть время жить и время умирать», который для политиков является не только истиной, но и приговором.

Многие, знавшие министра обороны по службе и в быту, утверждали, что он, несмотря на свои 72 года, многим, кто был значительно моложе, мог дать фору во всем. Сразу после его смерти министром обороны СССР стал Дмитрий Федорович Устинов, который не только получил звание маршала, не прослужив в армии ни одного дня, но и оставил за собой в Политбюро право курировать военно-промышленный комплекс.

По странному стечению обстоятельств, кроме смерти маршала Гречко, подобным образом умерли не только несколько членов Политбюро, которые действительно были в возрасте, что совсем не означает, что они обязательно должны были умереть в это время. Но оказалось, что умерли почти одновременно в течение года сразу несколько министров обороны в странах Варшавского договора.

Странным являлось то, что все они умирали при сомнительных политических ситуациях и обязательно во сне. На подобные факты неоднократно обращали внимание зарубежные и российские исследователи. Такие вопросы прямо задавали историки, писатели и специалисты руководителю Четвертого главного управления Минздрава Чазову. Но об этом будет рассказано далее.

Интриги. Андропов и Суслов

Осенью 1981 года здоровье Брежнева ухудшилось. Чазов первым проинформировал об этом Андропова, который понял, что претендовать на пост генерального в сложившейся ситуации может только тот, кто находится в ЦК — на Старой площади. Именно в это время умирает Суслов, который официально являлся вторым человеком в партии.

Многие историки и конспирологи посчитали его смерть подозрительным совпадением. Суслову шел восьмой десяток, однако он никогда не жаловался на плохое самочувствие. Он вообще подозрительно относился к врачам и старался избегать серьезных медицинских обследований. Только близкие знали, что его мучили боли в суставах рук.

Суслов умер 25 января 1982 года. Нет ничего странного в том. что о его смерти горевали немногие. Только члены семьи и ближайшие сотрудники, которым грозила потеря руководящих должностей. Остальные восприняли уход необщительного и странного Суслова с плохо скрываемой радостью.

Людям его поведение часто казалось нелепым. Летом он ездил в машине с закрытыми стеклами и запрещал водителю включать вентиляцию. В жаркие месяцы ходил в плаще, шляпе и калошах. Годами носил старую одежду, поэтому Брежнев однажды предложил членам Политбюро скинуться по десятке и купить Суслову новый плащ. Он часто вызывал бухгалтера ЦК и сдавал ему свою почти нетронутую зарплату.

В политических вопросах иногда поступал непоследовательно и странно, что коллеги принимали за трусость и конъюнктуру. В процессе всей своей жизни он был истинным сталинистом, но официально он ни разу не осудил культ его личности. занимая уклончивую или нейтральную позицию.

Он был за реабилитацию Сталина и его политики, но когда Политбюро поставило вопрос на голосование, категорически возражал, мотивируя свою позицию тем. что тогда руководство КПСС вынуждено будет признать, что партия ранее допускала серьезные политические ошибки. Подобное он считал недопустимым по определению.

Суслов был убежденным антисемитом, но, как идеолог партии, официально требовал наказания для редакторов, которые запрещали публиковать антисемитские статьи.

Несмотря на это, поведение Суслова было абсолютно логичным. Он слишком хорошо усвоил правила игры в высшем слое партноменклатуры, поэтому отделил себя ото всех, чтобы скрывать свою истинную сущность и не допустить ни малейшей ошибки, которая могла навредить его безупречной карьере. В результате у него не было интересов и привязанностей, не было друзей, но зато не было и недостатков.

Но он оставался человеком, поэтому у него был скрытый комплекс. Он очень дорожил своим здоровьем, но при этом панически не доверял кремлевским врачам. Как и у Сталина, его недоверие к врачам не было паранойей, просто они знали о кремлевской медицине гораздо больше других. Суслов не без оснований опасался, что кремлевские врачи в любой момент могут быть использованы для его отстранения от власти.

И действительно, вся история XX века свидетельствует, что кремлевские медики в своей практической деятельности вынуждены были не только лечить, соблюдая при этом клятву Гиппократа, но и подчиняться политической целесообразности и предписаниям, которые исходили от Политбюро или конкретных высших руководителей партии и государства.

Главный кремлевский врач академик Чазов говорил, что Суслов не верил в точность поставленных ему диагнозов и отказывался принимать прописанные лекарства. Однако единственный и последний раз он все же последовал врачебным советам.

В январе 1982 года Суслов собирался отдохнуть в санатории. От напряженной работы он стал уставать и перед отпуском вынужден был обследоваться в Кунцевской больнице.

Накануне он был в хорошем настроении и, прощаясь со своим заместителем Пономаревым, предупредил его, что после возвращения из отпуска работы у них прибавится. В Кунцеве он отправился на прогулку и неожиданно почувствовал сильную боль в сердце, поэтому спешно вернулся в свой номер, где в это время находилась его дочь Майя.

Она немедленно вызвала врачей, но оказалось, что они уже бессильны были ему помочь. Через три дня Суслов скончался. Его смерть стала не только неожиданной для всех, но и показалась странной. Поэтому даже его постоянный политический оппонент Александр Яковлев свидетельствует:

«Смерть Суслова была какой-то очень своевременной. Он очень мешал Андропову, который рвался к власти. Суслов не любил его и никогда бы не допустил избрания Андропова генеральным секретарем. Так что исключать того, что ему помогли умереть, нельзя».

Если учесть особые отношения Яковлева с Андроповым, это можно считать серьезным заявлением. Однако вездесущий и всезнающий Чазов, который всегда и все может объяснить, уступая в этом только Госкомстату и Центризбиркому, выдвигает собственную версию: «Суслову было за восемьдесят. Дай Бог столько прожить каждому. Он никогда не хотел ни признавать себя больным, ни принимать лекарства. Он считал, что у него только болит сустав, а на деле была тяжелая стенокардия. Тяжелейшая. У него были очаговые изменения в сердце. Мы придумали, как давать ему сердечные лекарства в виде мази на болевшую руку.

Горбачев — свидетель того, как меня вытаскивали с Северного Кавказа к Суслову. Мы сидели с ним в Железноводске, когда мне позвонили и сказали: “Срочно выезжайте, с Сусловым плохо, чтобы к утру вы были в Москве”. То, что у него случилось, могло случиться в любое время».

Чазов абсолютно прав — у всех руководителей страны были какие-то заболевания, и они когда-то должны были умереть. Фактом остается то, что во время его руководства медициной для высшего партийного и советского руководства аналогичные смерти действительно случались часто, и не только потому, что руководители были уже в почтенном возрасте. Сейчас многое об этом стало известно. Так сразу вслед за Сусловым умер или погиб один из двух первых заместителей председателя КГБ — генерал армии Цвигун.

Можно задаваться сакраментальным вопросом, кому выгодно? Суслов, а не Андропов, как теперь становится ясным, был основным покровителем Горбачева. Следовательно, следует предполагать, что, ускорив уход из жизни Суслова, кто-то хотел помешать приходу к власти Горбачева? Не факт. Андропову Суслов действительно мешал, но к Горбачеву он относился благожелательно, хотя больших планов в отношение Михаила Сергеевича председатель КГБ тогда не имел. Его основным опекуном он стал только после своего прихода к власти.

А Цвигун мешал не только Андропову, которому, естественно, не нравились следившие по указанию Леонида Ильича за каждым его шагом заместители — Цвигун и Цинев. Однако в последние месяцы жизни Леонида Ильича сам Цви-нун оказался в центре острой интриги, затрагивающей интересы лично Брежнева и его семьи. Он был исполнительным, честным и принципиальным. Именно эти его положительные качества и стали для него роковыми.

В начале 1982 года Леонид Ильич чувствовал себя неважно физически и морально. Ему уже трудно было общаться с людьми, поэтому он часто уединялся в Кунцеве и Завидове. По мнению Чазова: «В январе 1982 года после приема безобидного ативана (лоразепам (ативан) предназначается для лечения тревожных состояний, снимает возбуждение нервной системы, устраняет бессонницу, расслабляет мышцы, помогает при судорогах, но вызывает привыкание) у Брежнева развился период тяжелой астении». Поэтому 21 января 1982 года заседание Политбюро вел Черненко.

Цвигуну и Суслову была назначена на пятницу 22 января встреча с Брежневым, но Цвигун не стал ждать и посетил Леонида Ильича дома. Рассказав ему о «бриллиантовом деле» и о причастности к нему дочери Галины, Семен Кузьмич задал Брежневу непростой вопрос: «Что делать?»

Брежнев слушал Цвигуна, «лежа на диване в кабинете». Его ответ якобы был однозначным: «Судить по всем законам». После этого он отвернулся к стене и заплакал от обиды. Никто не знает, кого мог винить в судьбе своей непутевой дочери Леонид Ильич, сам прошедший через множество испытаний, — себя, Цвигуна, Цинева или Щелокова, которые не смогли обеспечить безопасность его семьи? Но какие-то выводы по ситуации, которая ему была известна и ранее, им были сделаны.

18 января в кремлевскую больницу лег Суслов. 19 января неожиданно умер Цвигун. 21 января у Суслова случился сердечный приступ и через три дня он умер.

В некрологе, опубликованном на страницах «Правды», говорилось, что Цвигун скончался «после тяжелой продолжительной болезни». Однако в выданном жене медицинском свидетельстве о смерти сказано, что ее муж умер скоропостижно от «острой сердечной недостаточности». По свидетельству родственников Цвигуна, в гробу они видели у него пулевое отверстие в голове.

Рой Медведев утверждает, что «в одном из управлений Министерства здравоохранения» познакомился с документом об осмотре тела покойного:

«Усово, дача 45. Скорая помощь. 19 января 1982 г. 16.55. Пациент лежит лицом вниз, около головы обледенелая лужа крови. Больной перевернут на спину, зрачки широкие, реакции на свет нет, пульсации нет, самостоятельное дыхание отсутствует. В области правого виска огнестрельная рана с гематомой, кровотечения из раны нет. Выраженный цианоз лица. Реанимация, непрямой массаж сердца, интубация.

В 17.00 приехала реанимационная бригада. Мероприятия 20 минут не дали эффекта, прекращены. Констатирована смерть. 16.15 пациент, гуляя по территории дачи с шофером, выстрелил в висок из пистолета “Макаров”.

Подписи пяти врачей».

Следовательно, Цвигун покончил жизнь самоубийством или был убит. Существуют три версии происшедшего.

По версии Ф.Д. Бобкова, «наиболее распространенная версия, причиной самоубийства Цвигуна явилась ссора с М.А. Сусловым, который не разделял его точку зрения на борьбу с коррупцией, а Цвигун стоял на своем. Понимая, что силы неравны и Суслова ему не одолеть, Цвигун как человек принципиальный не нашел иного выхода, как покончить с собой, но основная причина его поступка заключалась в том, что Цвигун был тяжело болен и в последние месяцы практически не работал: раковая опухоль безжалостно расправлялась с этим могучим человеком. Он долго боролся с недугом, а когда стало совсем невмочь, решил добровольно уйти из жизни».

Версия о самоубийстве Цвигуна вызывает сомнения, как и большинство воспоминаний Ф.Д. Бобкова, который обычно излагает версии, отражающие позиции прежнего руководства партии и оправдывающие деятельность его лично. Самоубийцы, как правило, оставляют прощальные письма для родных или коллег по работе, но они обнаружены не были или скрыты от следствия.

По свидетельству бывшего председателя КГБ Чебрикова, «после смерти в сейфе Цвигуна нашли деньги и ценности», что нередко обнаруживалось в сейфах и у других руководителей СССР, в том числе у маршала Гречко. Кроме того, против версии самоубийства говорит то, что 19 января Цвигун вместе с женой Розой Михайловной, жившей с ним на даче, планировали вместе съездить на дачу в Барвиху, чтобы посмотреть, как там идет ремонт.

Генерал КГБ Кеворков утверждает: «Однажды первого заместителя Андропова, генерала армии Семена Цвигуна, вызвали в ЦК партии и поставили в известность о том, что на уголовном процессе по делу о коррупции в особо крупных размерах, предполагавшем высшую меру наказания в случае вынесения обвинительного приговора, подсудимые дали против него, Цвигуна, показания.

По их словам, он. первый заместитель министра госбезопасности, используя свое служебное положение, брал взятки. Прежде чем ответить, Цвигун спросил, знает ли о его вызове в ЦК Брежнев. Получив утвердительный ответ, он попросил сутки на обдумывание. Однако, вернувшись домой, раздумывать не стал и в тот же день застрелился».

Когда Цвигун с женой приехали на дачу, она вошла в дом. а Семен Кузьмич остался на улице. Вскоре Роза Михайловна вышла из дома и увидела, что к ней с криком «У нас несчастье» бежит шофер, а незнакомый мужчина в штатском предложил ей вернуться в дом. Когда она захотела увидеть мужа, ее увели в дом насильно.

Вскоре приехал врач, и Цвигуна увезли на «скорой помощи». Жену к нему в тот день не пустили и о его смерти не сказали, поэтому она решила, что он упал и ударился виском о крыльцо.

Другой руководитель КГБ. Владимир Крючков, так рассказывает о смерти Цвигуна: «В начале января 1982 года выдался день, когда Цвигун почувствовал себя неплохо и вызвал машину для поездки на дачу. По словам водителя, в отличие от прежних дней, он вел спокойный, вполне осознанный разговор и. прогуливаясь на даче по дорожке, вдруг проявил интерес к личному оружию водителя, поинтересовался, пользуется ли он им, в каком состоянии содержится пистолет, потому что по уставу, мол. оружие всегда должно быть в полной готовности, а затем попросил показать его.

Водитель, ничего не подозревая, передал пистолет в руки Цвигуна. и последний сразу же выстрелил себе в висок. Смерть наступила мгновенно».

Однако в связи с этой версией возникают вопросы. Если Цвигун хотел покончить самоубийством, зачем ему понадобился пистолет шофера, когда у него было личное оружие? Тем более, взяв оружие для самоубийства у шофера-охранника, он подводил его под статью.

21 января во всех центральных газетах появился некролог о смерти Цвигуна. под которым не было фамилии Брежнева. Кириленко и Суслова. Были только подписи Андропова. Горбачева. Устинова и Черненко, а также членов коллегии КГБ. Некролог подписали только четыре из четырнадцати членов Политбюро.

Суслов в это время был в Москве и мог подписать некролог, но не подписал. По официальной версии, именно 21 января у него случился сердечный приступ, поэтому можно предполагать, что это произошло после того, как он узнал о смерти Цвинуна.

Есть свидетельства, что, приехав на дачу Цвигуна, Андропов сказал: «Этого я им никогда не прощу».

И тем не менее большинство современников связывали смерть Цвигуна с уголовными делами, связанными с дочерью генерального секретаря Галиной и ее окружением.

Подозрительными обстоятельствами в смерти Суслова, по словам его зятя Л.Н. Сумарокова, является то, что его обследование в ЦКБ ничего не обнаружило и 22 января Суслова должны были выписать. Накануне он чувствовал себя хорошо, но вечером ему дали какое-то новое лекарство, после которого он потерял сознание и почти сразу же умер на руках дочери Майи Михайловны, бывшей в этот момент рядом с отцом.

После этого его отправили не в морг, а в реанимацию и констатировали смерть только 25 января. Чазов об этом пишет: «Когда днем мы были у него, он чувствовал себя вполне удовлетворительно. Вечером у него внезапно возникло обширное кровоизлияние в мозг. Мы все, кто собрался у постели Суслова, понимали, что дни его сочтены, учитывая не толью обширность поражения, но и область мозга, где произошло кровоизлияние. Так и оказалось. Через три дня Суслова не стало».

Следовательно, кровоизлияние в мозг Суслова вызвано приемом нового лекарства, непонятно откуда и зачем переданного ему лечащим врачом Львом Ку-мачевым. Что это за новое лекарство, обычно точный до скрупулезности Чазов умалчивает.

Суслов ложиться в больницу не собирался и как мог этому сопротивлялся, но Чазов настоял, а сам, обеспечив себе и Горбачеву алиби, срочно уехал вместе с другом Михаилом Сергеевичем на юг. Кстати, хорошее настроение за несколько часов до смерти было и у Брежнева.

Назначая Суслову новое лекарство, Чазов не только не объяснил пациенту его необходимость, но и не сообщил ему об этом. Когда к Суслову вызвали реанимационную машину, ее не пустили в ЦКБ. Она развернулась и уехала обратно. Когда вызов повторили, реанимационную бригаду направили сначала в палату Устинова и только потом Суслову.

В результате помощь к нему прибыла с большим опозданием. Кроме того, в тот день Суслова охранял сотрудник КГБ, который до этого в его охране не состоял.

Усиливает подозрения и то, что вскоре в салоне своей машины был обнаружен задохнувшийся от выхлопных газов лечащий врач Суслова Лев Кумачев, который и давал ему злополучное лекарство.

Таким образом, 22 января ни Суслова, ни Цвигуна Брежнев принять не мог. Хоронили Михаила Суслова 28 января. Он занимал в руководстве партии второе место, а Константин Устинович Черненко — третье, поэтому многие ожидали, что он и станет его преемником.

Но близкая дружба связывала тогда Андропова, Горбачева и Чазова, а близким соратником Андропова в Политбюро был Устинов, это и оказалось решающим обстоятельством в борьбе за власть.

После смерти Суслова Черненко кроме Общего отдела замкнул на себя отдел кадров ЦК и Отдел агитации и пропаганды. Поэтому его позиции в руководстве партии значительно укрепились. Чазов пишет об этом откровенно: «Смерть Суслова впервые обозначила противостояние групп Андропова и Черненко. Начался новый, незаметный для большинства раунд борьбы за власть».

Но до последних дней жизни все кадровые вопросы в партии и государстве принимал лично Леонид Ильич Брежнев. В мемуарах его помощника Александрова-Агентова об этом сказано: «Через день-два после внезапного заболевания Суслова в начале 1982 года, Леонид Ильич отвел меня в дальний угол своей приемной в ЦК и, понизив голос, сказал: “Мне звонил Чазов. Суслов скоро умрет. Я думаю на его место перевести в ЦК Андропова”.

Однако, скорее всего, решение переместить Андропова с Лубянки на место Суслова Леонид Ильич принял раньше. В начале 1982 года начал не доверять ему, поэтому решил сделать вторым человеком в иерархии КПСС, чтобы отобрать у него контроль над КГБ.

Когда слухи о том, что Андропов займет кабинет Суслова на Старой площади, стали распространяться по Москве, на прямой вопрос Арбатова Андропов рассмеялся и сказал, что “на этот раз слухи верны”».

Существует версия, что в феврале председатель КГБ посетил Афганистан, и после возвращения оттуда его пришлось госпитализировать. Однако 1 марта на приеме первого секретаря ПОРП Ярузельского Андропов снова присутствовал, а «в середине марта» «слег в больницу» уже Черненко.

Через две недели поползли слухи о болезни и даже смерти генерального секретаря. 18 апреля американский журнал «Ньюсуик» опубликовал статью, которая называлась «Последние дни Брежнева».

25 апреля 1982 года Черняев записал: «В течение почти месяца Москва полнилась слухами, что Брежнев умер. Даже один из “тамошних” голосов передал об этом, как о свершившемся факте». И хотя слухи были лишены оснований, возникли они не случайно. (Теперь известно, что в Москве получать и передавать подобные сплетни за границу разрешалось только единственному «независимому», но только не от КГБ, журналисту Луи, который ранее передавал на Запад мемуары Хрущева.)

22 марта 1982 года для вручения Узбекистану ордена Брежнев посетил Ташкент. Помощник Леонида Ильича Александров-А тентов позже вспоминал:

«За день до выступления, следуя совету своего друга — министра обороны Устинова, он внезапно решил поехать на авиастроительный завод. Его отговаривали узбекские руководители и охрана, потому что визит не был подготовлен предварительно. Но он настоял на своем. Я хочу посмотреть!» На этом заводе он чуть не погиб.

Чем хотел удивить генерального секретаря Устинов, непонятно. В цехе, где велась окончательная сборка самолетов, высилась монтажная эстакада, рассчитанная максимум на 20–30 человек, а набилось на нее около ста человек, желающих увидеть Леонида Ильича. И как раз в ту минуту, когда Брежнев в сопровождении Рашидова и других местных руководителей проходил под ней, железный помост зашатался и рухнул. Под грохот железа и крики пострадавших, сопровождающих генсека с силой швырнуло на бетонный пол.

Его телохранитель Медведев пишет: «Леонид Ильич лежал на спине, рядом с ним Володя Собаченков. С разбитой головой… Мы с доктором Косаревым подняли Леонида Ильича. Углом металлического корпуса ему здорово ободрало ухо, текла кровь.

Брежнева закрыл собою адъютант Володя Собаченков. Обхватив, завалил и прикрыл своим телом. Я стоял чуть поодаль и увидел в этом завале только ботинки Леонида Ильича… Все забегали вокруг места происшествия, стали оттаскивать людей, оказывать им помощь. Многие получили переломы, у кого-то даже был сломан позвоночник.

Брежнев лежал с открытыми глазами, а его адъютант без сознания, весь в крови, но к счастью, остался жив. Леонида Ильича подхватили и тут же — в машину. У него оказалась сломана ключица. А уже на следующий день Брежнев стоял на трибуне».

Брежнев не погиб, тяжело пострадали только два охранника, пытавшихся прикрыть его. Перебинтованный Леонид Ильич со сломанной ключицей слабым голосом настойчиво просил соединить его с Москвой и сказал председателю КГБ Андропову: «Юра, тут со мной на заводе несчастье случилось. Только я тебя прошу, ты там никому головы не руби. Не наказывай, виноват я сам. Поехал без предупреждения, хотя меня отговаривали».

Несмотря на то, что «правая ключица оказалась сломанной, на следующий день, отвергнув рекомендации врачей, Брежнев все же выступил на торжественном заседании и вручил республике орден. Только переворачивал листки текста речи левой рукой, так как правая была забинтована под пиджаком. О происшествии никто из присутствующих не узнал.

24 марта Леонид Ильич выступил на торжественном заседании, 25-го — на совещании руководителей республики, где вручил ордена Рашидову, и улетел в Москву. Однако после прилета в столицу его «сняли с самолета», так как стоять на ногах он не мог, и отвезли в больницу на Грановского. Оказалось, что трещина в ключице разошлась и кости сместились.

По настоянию Политбюро 24 мая он согласился выступить с докладом о Продовольственной программе на пленуме ЦК, где кандидатом в члены Политбюро был избран Долгих, а секретарем ЦК — Андропов. Его преемником на Лубянке стал председатель КГБ Украины генерал Федорчук, к которому Юрий Владимирович относился отрицательно. Но таково было желание Брежнева.

Сам Федорчук позже выразился об этом конкретнее: «Он меня ненавидел так же. как и я его». Так. в мае 1982 года у Андропова, кроме министра внутренних дел Щелокова, в Москве появился еще один враг в лице председателя КГБ.

Однако первоначально, хотя Андропов и занял кабинет Суслова, решения о том. что в отсутствие Брежнева он будет вести заседания Секретариата и Политбюро и фактически станет его преемником, принято не было. Это могло означать не повышение Андропова, а его почетное отстранение от реальной власти.

Сразу после смерти Суслова заседания Секретариата вел Черненко, а после майского пленума он должен был уступить это место Андропову. Для этого нужно было или решение Политбюро, или распоряжение Брежнева. Поэтому, когда 25 мая заседание Секретариата не состоялось, воспользовавшись этим обстоятельством. Черненко и Кириленко стали вести заседания Секретариата, не допуская к этому Андропова.

Но в июле под давлением Устинова в политический процесс вмешался Брежнев и предложил, чтобы Андропов взял руководство Секретариатом в свои руки. Укрепив свое положение. Юрий Владимирович немедленно поставил вопрос о борьбе с коррупцией и для начала предложил рассмотреть дело о первом секретаре Краснодарского крайкома партии Медунове.

Для этого КПК при ЦК КПСС подал в Секретариат записку «О многочисленных фактах взяточничества среди руководящих работников Краснодарского края». Уже 20 июля Андропов сообщил Секретариату ЦК. что по обвинению в коррупции в крае арестовано более 150 человек, а Медунов отзывается в Москву. По предложению Брежнева было решено рекомендовать его на пост замминистра. но Медунова сразу отправили на пенсию, а первым секретарем Краснодарского крайкома КПСС стал Воротников.

Опытный царедворец Чазов почти за месяц сообщил генеральному о близкой смерти Суслова, который на здоровье не жаловался. Александров-Агентов пишет: «В начале 1982 года Леонид Ильич отвел меня в дальний угол своей приемной в ЦК и. понизив голос, сказал: “Мне звонил Чазов. Суслов скоро умрет. Я думаю на его место перевести в ЦК Андропова. Ведь, правда же. Юрка сильнее Черненко — эрудированный, творчески мыслящий человек”».

Мудрый Леонид Ильич рассудил абсолютно правильно в отношении своих возможных преемников Андропова и Черненко, но не смог распознать в Горбачеве циничного терминатора, разрушившего вокруг себя все. в том числе и Советский Союз. Однако ошибся в оценке Горбачева не он один — за Михаила Меченого ходатайствовали также Андропов, Суслов и Устинов. Впрочем, у них наряду с ошибкой присутствовал и свой конъюнктурный и корыстный политический интерес.

Юрий Власов в книге «Временщики. Судьба национальной России. Ее друзья и враги» приводит свидетельство провизора кремлевской аптеки, составлявшего лекарства для кремлевских пациентов. Он рассказал Власову, что иногда в аптеку приезжал не привлекавший к себе внимания сотрудник КГБ, который, рассмотрев рецепты, протягивал провизору упаковку и говорил: "Вот этому больному добавьте в порошок, в таблетку или микстуру и т. д. ”».

Сотрудник ничего не пояснял и не комментировал, но его указания подлежали неукоснительному выполнению. Это не были ядовитые препараты. Но провизор прекрасно понимал смысл подобных манипуляций. Добавки в лекарства могли усугублять болезнь пациента, который через некоторое время умирал естественной смертью. Был ли этот человек сотрудником КГБ и чьи задания он выполнял, история умалчивает.

2 декабря 1985 года в результате «острой сердечной недостаточности» скончался член Политбюро ЦК СЕПГ, министр национальной обороны ГДР генерал армии Гейнц Гофман.

Осенью 1984 года в Чехословакии проводились совместные учения «Щит-84», на которых присутствовали министры обороны Варшавского договора. Вскоре, 20 декабря 1984 года, в результате «острой сердечной недостаточности» скончался министр обороны СССР маршал Устинов.

Еще 7 ноября, за полчаса до начала парада на Красной площади, автор этой книги встречал Дмитрия Федоровича вместе с расчетом трех парадных машин, на которых Устинову предстояло объезжать войска. В Кремле за Спасской башней дул пронизывающий холодный ветер с мелкой, но твердой, как дробь, снежной крошкой. Устинов некоторое время в одиночестве переминался с ноги на ногу, потом подозвал автора и сказал:

— Отойдем за угол, лучше там пошмыгаем носами…

Мы встали за углом, где ветер был немного слабее, и некоторое время ждали, когда стрелки на Спасской башне покажут без пяти минут 10 часов. После этого он решительно шагнул к машине и бодро выпрямился, опираясь на поручень. Ему предстояло на таком же ветру еще пятнадцать минут принимать парад на Красной площади.

Торжество закончилось благополучно, хотя тогда маршалу даже не могло прийти в голову, что перед выездом на площадь надо креститься. После 1991 года аналогичные парады на Красной площади принимали другие министры обороны, генералы армии и гражданские сначала на прежних, а потом на других лимузинах.

Многие из них крестились перед выездом, что показывалось по телевизору, но, несмотря на это, трижды автомобили глохли и останавливались на площади, но этого телекамеры не показывали.

Известно, что 1985 год не случайно был назван на Западе «Годом шпионов»…

В ситуации обострения противоборства западных и советских спецслужб можно было предполагать какие угодно не только провокации, но и замаскированные под случайность теракты. Тайная борьба за власть в руководстве СССР вполне могла быть удобным прикрытием для вмешательства иностранных спецслужб во внутреннюю политику нашей страны. Они могли действовать, выдавая себя и за сотрудников КГБ. На языке спецслужб это называется — действовать «под чужим флагом».

В книге «Здоровье и власть» Чазов пишет, что «сама смерть Устинова была в определенной степени нелепой и оставила много вопросов в отношении причин и характера заболевания».

Он заболел после проведения учений советских и чехословацких войск на территории Чехословакии, когда заболел и умер с аналогичной клинической картиной министр обороны Чехословакии генерал Дзур.

В качестве официальной причины смерти Устинова и Дзура была названа та же «острая сердечная недостаточность». После этого от сердечной недостаточности в течение 1985 года умерли министр обороны ГДР Гейнц Гофман и министр обороны Венгрии Иштван Олах.

Трудно считать смерти министров обороны стран Варшавского договора случайными, потому что они сорвали планируемый ввод в 1984 году советских, чехословацких, гэдээровских и венгерских войск в Польшу. Устранение министров стран социалистического лагеря было выгодно только НАТО, хотя отчасти и польскому руководству.

Следует признать, что Брежнев хорошо разбирался в людях. Абсолютное большинство партийных руководителей, выдвинутых им в созданной им высшей партийной иерархии, его не подвели, в том числе Суслов, Андропов и Устинов, а в спецслужбах — Цинев, Цвигун и Щелоков. Они проявили себя не только как верные ему, но и как профессиональные и работоспособные руководители.

Каждый из них и все вместе, они не просто подчинялись Брежневу, но совместно вырабатывали важнейшие решения партии и правительства и сделали очень много для развития страны и укрепления обороноспособности и безопасности СССР и социалистической системы в мире.

К сожалению, время Брежнева стало последним в СССР, когда у руля партии, правительства, органов госбезопасности и вооруженных сил стояли яркие, талантливые и профессиональные личности.

Даже в карьерном росте Горбачева вины Брежнева нет. При нем он вполне соответствовал должности по своим деловым качествам, а после ухода Брежнева его соратники и партийная элита не столько была обманута Горбачевым, сколько сама сделала его таким и позволила ему под влиянием коварного Запада и агентов влияния превратиться в циничного и коварного изменника Родины и партии.

Косыгин заболел. У него случился инфаркт миокарда, и Брежнев решил отправить его на пенсию. Он позвонил членам Политбюро по телефону и уговаривал освободить Косыгина от обязанностей председателя Совмина и выдвинуть на его место Тихонова, работавшего его заместителем. Гришин был против, считая, что Косыгин еще сможет поработать и приносить пользу стране. Но Брежнев, сославшись на мнение Чазова, сказал, что Косыгин работать уже не сможет и Тихонов будет работать хорошо, он лучше Косыгина составит государственный план.

После этого Косыгин недолго пробыл на пенсии и вскоре умер. Было решено похоронить его на Красной площади, урну с прахом умершего установить в Кремлевской стене. Л.И. Брежнев сказал, что на похороны он не пойдет, но после уговоров членов Политбюро принял участие в траурной церемонии.

У Брежнева было много друзей, и к ним он относился хорошо, но решительно освобождался от тех. к кому питал недоверие. Его самыми близкими друзьями в Политбюро были Щербицкий, Андропов. Громыко, Устинов и Кунаев, но к Косыгину и Подгорному он относился предвзято. Он решительно освобождался от тех, кто вел закулисные разговоры о недостатках его работы и отрицательно высказывался о нем лично.

Когда Брежневу стало известно, в том числе и от Андропова, что группа бывших комсомольских работников собирается и ведет разговоры о возможной замене руководства партии, он принял меры к их дискредитации и всех отстранил от руководящих политических должностей. В эту группу входили Шелепин. Семичастный, Егорычев, Толстиков, Волков и Шелест. Все эти товарищи были сняты с занимаемых постов.

В мае 1977 года на Пленуме ЦК Суслов предложил освободить от обязанностей члена Политбюро Подгорного. Он не дал слово Подгорному и поставил вопрос на голосование. Подгорный, освобожденный от всех постов, сказал: «Как все произошло неожиданно, я работал честно» и. расстроенный, ушел.

Вскоре на сессии Верховного Совета вместо Подгорного Председателем Президиума Верховного Совета СССР был избран Брежнев. И это несмотря на то. что они дружили и были организаторами заговора — Подгорный был вдохновителем, а Брежнев и другие исполнителями освобождения Хрущева от занимаемых постов. После этого заседания Президиума Брежнев предложил вместо Хрущева кандидатуру Подгорного, но. согласно договоренности, он отказался, и Брежнев стал первым секретарем ЦК, а Подгорный — Председателем Президиума Верховного Совета СССР.

Вскоре Брежневу не понравилось, что Подгорный старается быть равным с Брежневым и, более того, выражать недовольство восхвалением и славословием в его адрес. Однажды мне пришлось присутствовать на юбилее одного из секретарей ЦК члены Политбюро, и секретари ЦК в основном говорили о Брежневе, о его заслугах перед партией и страной.

Возмущенный происходящим Подгорный резко сказал Брежневу: «Леня, как ты можешь терпеть такие славословия в свой адрес и не прекратишь его восхваление? Это не годится не только для руководителя, но и для простого коммуниста. Ты знаешь, как я к тебе отношусь. Я готов за тебя подставить свою грудь под пули, но я не могу видеть, как ты, по существу, поощряешь возвеличивание себя».

Брежнев возражал, что «товарищи могут высказывать свои мысли, свои оценки деятельности любого из нас, а ты, Николай Викторович, всегда ci ущаешь краски, всегда чем-то недоволен». Подгорный в узком кругу прямо осуждал Брежнева за приверженность к культу личности, но не хотел занять его место. Брежнев также не скрывал неудовлетворенность Подгорным за его критические высказывания в свой адрес, что и послужило причиной его отставки.

Интриги. Брежнев и Подгорный

24 мая 1977 года, на очередном пленуме ЦК, в Президиуме рядом с Брежневым сидел член Политбюро, Председатель Президиума Верховного Совета СССР Подгорный. Это был обычный пленум, где не ожидалось ничего неожиданного. Когда Суслов объявил очередного оратора, Подгорный о чем-то шептался с Брежневым и вдруг услышал, что речь идет о его смещении с высокого поста.

Выступал секретарь Донецкого обкома Качура, который выдвинул предложение совместить посты генсека и Председателя Президиума Верховного Совета СССР. Обалдевший от неожиданности Подгорный спросил у Брежнева: «Леня, что это такое?» Но тот невозмутимо ответил: «Сам не пойму, но видать народ хочет так, народ». Так неожиданно завершилась карьера Подгорного, в которой были взлеты и падения.

По этому поводу вспоминается остроумное и точное высказывание Месерера «передружили!».

В 1940–1942 годах он был заместителем наркома пищевой промышленности СССР и по предложению Микояна его сняли с должности за обман. Он доложил, что лично руководил эвакуацией сахарных заводов в Воронежской области, но побоялся выехать туда под огнем немецкой артиллерии и стал директором Московского института пищевой промышленности. Ученой степени, звания и опыта педагогической работы в вузе у него не было, поэтому пересидел на этом посту. пока в 1944 году его не направили на Украину заместителем наркома пищевой промышленности.

После войны был постоянным представителем Совмина Украины при правительстве СССР. Затем перешел на партийную работу. С 1950 по 1953 год по протекции Хрущева стал первым секретарем Харьковского обкома партии. В 1957 году Хрущев забирает Кириченко в Москву секретарем ЦК КПСС, а Подгорный вместо него был избран или назначен первым секретарем ЦК компартии Украины. В июне 1957 года Подгорный был активным сторонником Никиты Сергеевича, и на пленуме ЦК выступил с резкой критикой Молотова, Маленкова, Кагановича, превознося заслуги Хрущева перед партией и народом.

В 1963 по 1965 год он — секретарь ЦК КПСС, дружно работал с Брежневым, но тот был о нем невысокого мнения: «Вот товарищ Подгорный. Мы его вытащили в Москву на большую должность. А он не тянет. Как был инженером на сахарном заводе, так им и остался. Выше этого уровня не поднялся».

Действительно, Подгорный был малокультурным. Литературой и искусством не интересовался, но был энергичным и честолюбивым. Генеральный директор ТАСС Замятин считал его злым, самолюбивым, амбициозным, поэтому он не имел сторонников и поддержки, а все его влияние и власть основывались на личных контактах с Брежневым и на поддержке членов ЦК от Украины. Конфликтовал с Косыгиным, соперничая с ним за влияние на государственные дела.

Поводом для отставки, возможно, стал безобидный эпизод. Однажды он позвонил редактору «Правды» Зимянину и потребовал, чтобы в отчете о его встрече с избирателями написали: «Президент СССР Подгорный». До этого Зимянину об этом два раза звонили его помощники, которым он объяснил, что по Конституции СССР такой должности нет. На просьбу самого Подгорного он также сказал: «Не могу, Николай Викторович, звоните сами в ЦК. Я этого не сделаю».

Брежневу об этом немедленно доложили, и его реакция была быстрой и конкретной: «У нас все есть, не хватало только президента. Теперь и он есть. Подгорный очень хочет быть президентом СССР. Чего это его так заносит». Подгорный не понял, что ситуация изменилась, и, по старой памяти, вел себя с Брежневым на равных. Однажды Леонид Ильич позвонил ему, чтобы обсудить какую-то проблему. Подгорный переговорил с ним, а потом не выдержал и упрекнул генерального: «Это мое мнение. А ты ведь все равно сделаешь по своему, я знаю. Ну, будь здоров, Леня!»

Потом, в узком кругу. Подгорный сказал, что Брежнев сам себя награждает, а он вынужден подписывать указы. Круг оказался не узким, и слова Подгорного стали известны Брежневу, который затаил обиду. Он не знал дипломатического протокола, но в составе делегаций КПСС выезжал с государственными визитами в зарубежные страны, где его именовали Господин Президент. Подгорному это нравилось, и он решил, что и в своей стране его должны так называть.

В 1975 году Брежнев заболел и лежал в больнице на улице Грановского. Подгорный внезапно решил его навестить, возможно, неспроста, чтобы увидеть Брежнева, а затем «сочувственно» рассказать на Политбюро о своем визите к другу, как он себя чувствует. Это могло стать поводом к отстранению Брежнева от власти по состоянию здоровья, поэтому Чазов не пустил его.

— Ты что, не знаешь главу государства?! — возмутился Подгорный.

— Сейчас ему нужен покой, в первую очередь покой, — возразил Чазов, и Подгорный вынужден был удалиться.

Чазов сообщил о происшествии Андропову, тот сразу поставил политический диагноз: «Он уже рвется к власти». Кириленко и Суслов о случившемся сообщили Брежневу, который поручил Щербицкому провести операцию по дискредитации «президента». Во время выборов делегатов от Харьковской парторганизации, от которой избирался Подгорный, против него проголосовало 250 из 650 коммунистов.

Режиссерами были Щербицкий и секретарь Харьковского обкома Соколов, секретарь Донецкого обкома Качура и другие доверенные лица. Спектакль завершился на пленуме ЦК, где Подгорный был освобожден от должностей без всякой мотивировки. После его письма Брежневу внесли изменение — в связи с уходом на пенсию по состоянию здоровья. Он попросил его назначить директором совхоза, но Брежнев позвонил ему и сказал: «Коля, ну зачем тебе это? Подумай сам: сейчас ты уйдешь на большую пенсию со всеми привилегиями как бывший член Политбюро, а позже — с должности директора совхоза?»

После удаления Подгорного в окружении Брежнева оставались только те, кому он полностью доверял, которые хотели, чтобы он жил как можно дольше, а они — рядом с ним.

Сейчас многие с уважением вспоминают Брежнева. Хотя товаров не хватало, в магазинах были очереди, но голодных не было. Все работали и жили спокойно, не беспокоясь о завтрашнем дне.

Подгорный на пенсии почти ни с кем не общался и умер 11 января 1983 года, через два месяца после смерти Брежнева. Похоронен на Новодевичьем кладбище в Москве.

Кризис власти Брежнева

Во второй половине семидесятых годов, несмотря на усилия советских врачей и специалистов из Германии, состояние здоровья Брежнева резко ухудшилась. Он сам говорил, что в годы Великой Отечественной войны получил ранение челюсти и протезирование прошло неудачно, поэтому проблемы с речью у него оставались до последних дней жизни и вызывали насмешки и разговоры у людей, а у членов Политбюро — сочувствие и сожаление.

Он три месяца провел в кремлевской больнице. Возможно, это был инфаркт или какая-то серьезная операция. После этого у Брежнева появились склеротические явления, нетвердость походки, быстрая утомляемость. Резко снизилась работоспособность. Без написанного текста он не мог выступать не только в больших аудиториях, но даже на заседаниях Политбюро. Они проходили каждый четверг, но длились только час-полтора. Леонид Ильич зачитывал подготовленные секретариатом записки и проекты решений, которые должны быть приняты. На встречах с руководителями зарубежных государств и партий он зачитывал тексты без комментариев.

Некоторые зарубежные деятели говорили, что «переговоров не было», и оставались неудовлетворенными такими встречами с советским руководителем. Кроме того, выступления за Брежнева готовили помощники из Секретариата, которые фактически определяли политику ЦК и правительства. В Президиуме Верховного Совета всю работу переложили на первого заместителя Председателя Президиума Кузнецова, который был к ней подготовлен.

Брежнев доверял мнению своих близких знакомых и помощников, в том числе из Днепропетровска, которых сам расставил на руководящие посты в Москве. В Политбюро группа его товарищей подготавливала решения по внутренним и внешнеполитическим проблемам. В нее входили в разное время Андропов, Черненко, Громыко, Устинов и Тихонов. Они часто собирались и неофициально для обсуждения наиболее важных проблем и решений партии и правительства, докладывали свои предложения Брежневу и согласовывали с ним эти вопросы.

Вместе с тем они подменяли Политбюро ЦК, принимая важные решения, минуя коллегиальный орган партии. Они располагали информацией, о которой другие члены Политбюро не знали, поэтому некоторые не оправдавшиеся решения лежат на совести этой группы.

Ближайшее окружение Брежнева: его помощники, референты, консультанты, которые также влияли на выработку внутренней и внешней политики. — Арбатов, Иноземцев, Бовин, Черняев, Шахназаров, Загладин, также выходили за рамки дозволенного. Работа строилась на принципах угодничества, поэтому материалы и предложения готовились только приятные для генерального.

Его помощник Голиков занимался написанием книг, которые издавались за подписью Брежнева, за что ему была даже присуждена Ленинская премия. Издавались биографические книги и фотоальбомы о Леониде Ильиче, составители которых также получили Ленинские, Государственные премии и награждались правительственными наградами.

Интриги. Брежнев, Щербицкий и Андропов

Некоторые историки и писатели полагают, что возвращение Андропова в ЦК КПСС было осуществлено по инициативе Брежнева, которого стали пугать его бесконтрольность и всевластие в органах. Об этом свидетельствует то. что Леонид Ильич отказался назначить председателем КГБ СССР кандидатуру, предложенную Андроповым.

Председателем КГБ Украины стал Виталий Васильевич Федорчук, близкий друг первого секретаря ЦК Украины Щербицкого. который явно недолюбливал Андропова.

В Щербицком, обладавшем огромным опытом политической и хозяйственной работы, Брежнев видел своего преемника, которому в 1982 году исполнилось 64 года.

Виктор Гришин в своих воспоминаниях «От Хрущева до Горбачева», отмечал, что Федорчук был переведен с должности председателя КГБ Украинской ССР по рекомендации Щербицкого. наиболее близкого к Брежневу, который, хотел на ближайшем пленуме ЦК рекомендовать его генеральным секретарем ЦК. а самому перейти на должность Председателя ЦК партии.

Это подтверждает и секретарь ЦК по кадрам Капитонов: «В середине октября 1982 года Брежнев позвал меня к себе.

— Видишь это кресло? Через месяц в нем будет сидеть Щербицкий. Все кадровые вопросы решай с учетом этого.

Брежнев в конце 1970-х годов, хотя и не отличался крепким здоровьем, но поражал охрану своими долгими заплывами, держался достаточно бодро и присутствовал на трибуне Мавзолея на праздновании годовщины 7 ноября.

Была ли естественной его смерть в ночь с 9 на 10 ноября? На этот вопрос ответа нет, но вот политически обоснованной она явно была.

Накануне пленума Леонид Ильич решил заручиться поддержкой Андропова в отношении выдвижения Щербицкого на пост генерального секретаря и пригласил Юрия Владимировича к себе.

Дежурным секретарем в приемной был Олег Захаров. Утром 9 ноября из Завидова ему позвонил начальник личной охраны вождя Медведев, который сообщил, что генсек приедет в Кремль в 12 часов и просит пригласить к этому времени Андропова.

Брежнев в хорошем настроении прибыл в Кремль в назначенное время, приветливо поздоровался со всеми и тут же пригласил Андропова в кабинет. При разговоре никто не присутствовал, но после этого разговора Брежнев умер ночью во сне, аналогично тому, как это случилось с членами Политбюро маршалом Гречко и Кулаковым.

Чазов заявляет, что сообщение о смерти генсека он получил по телефону в 8 часов утра 10 ноября, а начальник личной охраны Брежнева Медведев сообщает, что в спальню генсека он и дежурный Собаченков вошли около девяти часов, и только тогда выяснили, что он мертв. Хотя в стрессовой ситуации сразу после смерти генерального и по прошествии времени они вполне могли ошибаться в хронологии событий.

Чазов пишет, что после него на дачу Брежнева приехал Андропов. Однако жена Брежнева Виктория Петровна сообщила, что Юрий Владимирович появился до приезда Чазов. Никому ни слова не говоря, он прошел в спальню, взял там небольшой черный чемодан и уехал. Затем официально появился во второй раз, и делал вид, как будто он здесь не был. Виктория Петровна пояснила, что Леонид Ильич несколько раз с улыбкой говорил ей, что в чемодане «компромат на всех членов Политбюро».

Зять Брежнева Чурбанов также подтверждает, что «приезжал Андропов и взял портфель, который Леонид Ильич держал в своей спальне. Это был особо охраняемый “бронированный” портфель со сложными шифрами. (Возможно, они имеют в виду «ядерный чемодан с “красной кнопкой ”».) Он доверялся только одному из телохранителей, начальнику смены, который везде его возил за Леонидом Ильичом. Забрал и уехал».

Совершенно очевидно, что противники Андропова намекают на то, что, забирая конфиденциальные документы из комнаты главы государства сразу после его смерти, он преследовал какие-то личные корыстные интересы.

Они могли заключаться в том, что он мог присвоить компрометирующие материалы на руководителей партии и государства, хранившиеся у Брежнева, чтобы иметь возможность шантажировать их в процессе борьбы за власть.

Такая версия реальна и обоснованна. Однако, кто еще, кроме руководителя главной российской спецслужбы, предназначенной для обеспечения государственной безопасности страны, мог и должен был первым забрать документы, содержащие государственную тайну? Ответ очевиден — это мог и должен был сделать председатель КГБ Андропов. Это скорее всего был именно чемодан с «ядерной кнопкой», хотя, кроме него, у Брежнева могли храниться и другие документы…

Если только Андропов случайно первым пришел в комнату, где скончался Брежнев. Ведь смерти Леонида Ильича в эту ночь и в ближайшем обозримом будущем никто не ожидал. Или кто-то знал или догадывался об этом?

Обычная практика в таких случаях подразумевает обязательное создание правительственной комиссии, которая изымает документы и другие важные предметы из сейфов и помещений по акту с подробной описью, и, изучив эти вещдоки, принимает соответствующее решение.

Ничего подобного сделано не было, и судьба содержимого чемодана и других документов, хранившихся у генерального секретаря Брежнева, неизвестна. Выводы из этого не требуют комментариев.

Интриги. Андропов и Чазов

По прошествии времени многие писатели, историки и аналитики сошлись во мнении, что вереница смертей среди руководства СССР была «осуществлена» в целях продвижения Горбачева на вершину власти.

Действительно, сначала были эти смерти, потом власть перешла к Андропову, а он, как. возможно, и планировалось, передал ее Горбачеву. Прямолинейная логика действительно позволяет думать так. но оснований для этого недостаточно.

Во-первых, основную выгоду от этого получал Андропов, который действительно получил реальный шанс стать генсеком. Но в этом были заинтересованы и другие руководители партии, а также их сторонники. Поэтому оснований для выводов о том, что к этим смертям был причастен КГБ и лично Андропов, не имеется. Хотя и списывать все только на случайное стечение обстоятельств тоже нельзя.

Тем не менее Андропов, который не имел в Политбюро большинства сторонников. 12 ноября 1982 года был единодушно рекомендован ими пленуму ЦК КПСС на пост генерального секретаря. Скорее всего, в Политбюро был достигнут компромисс между группировками благодаря авторитету Громыко. Несомненно и то, что политическая элита Запада, восхвалявшая поочередно возможных претендентов на власть — Романова. Кулакова и Машерова. поставила их под прицел критики и обострила конкурентную борьбу в советском руководстве.

Андропов и Чазов были назначены на свои должности в одно время, в 1967 году. Регулярные служебные контакты объективно способствовали их тесному сотрудничеству. Но это были не только деловые отношения, между ними возникли очень близкие личные отношения, которые могли основываться на общих взглядах и интересах, и обязательно — на высоком доверии.

Они тайно встречались по субботам в кабинете Андропова на площади Дзержинского или на конспиративной квартире неподалеку от Театра сатиры. В первую очередь они обсуждали состояние здоровья высших партийных и государственных деятелей. Однако более важным для Андропова было доверительное обсуждение расстановки сил в Политбюро и возможные кадровые перестановки.

Подобные деловые контакты руководителей спецслужб с медицинскими службами являются обычной практикой во всех странах. Это один из важнейших элементов обеспечения безопасности государства, но если этим занимается лично сам глава секретной службы, не допуская к этому больше никого, то. естественно, он получает возможность не только контролировать, но и управлять процессом смены власти в государстве, не только держать руку на пульсе государственной безопасности, но и влиять на ее состояние.

Нужно отметить, что при Сталине такими возможностями располагал только Берия и никто другой ни до него, ни после. После смерти Сталина, вплоть до августовского переворота 1991 года, руководители КГБ таким личным влиянием в СССР не пользовались.

Хорошо это или плохо, вопрос спорный, но если бы председатель КГБ Крючков своевременно получил и использовал данные о серьезных отклонениях от нормы в состоянии здоровья у Ельцина, руководство страны могло не допустить его до руководства РСФСР. Тогда не было бы ГКЧП и развала СССР, поводом для которых была личная вражда и борьба за власть между Горбачевым и Ельциным. Однако, если бы Горбачев продолжил предавать интересы страны Западу, то распада Советского Союза, скорее всего, избежать все равно не удалось.

Интрига отдела «П»: Андропов и Питовранов

Сразу после смерти Сталина многие в руководстве страны, знавшие, что Иосиф Виссарионович собирался реформировать партию и внутреннюю политику Советского Союза, сами бросились выдвигать собственные идеи и проводить реформы, причем не только во внутренней, но и во внешней политике.

Даже казавшийся всем ужасным монстром Берия с первых дней начал амнистировать ранее репрессированных и осужденных обитателей ГУЛАГа. А о том, насколько далеко собирался зайти в изменении внешнего курса Хрущев, свидетельствует то, что в 1956–1957 годах им в продолжение идей Берии рассматривалась возможность создания конфедерации из ФРГ и ГДР как первого шага на пути объединения Германии.

На переговорах с японским руководством он заявил, что Советский Союз согласен разделить с Японией Курильские острова и сам готов вступить в НАТО. Несмотря на агрессивное развязывание США холодной войны и подготовку к ракетно-ядерному нападению на СССР, Хрущев питал иллюзии о возможном «разделе мира между СССР и США на сферы влияния».

Это действительно осуществилось, но не на основе благих намерений враждующих сторон, а только после установления реального паритета в обладании оружием массового уничтожения между СССР и США, между НАТО и странами Варшавского договора.

Следствием начавшейся разрядки международной напряженности было расширение внешней торговли. С 1950 по 1965 год ее оборот вырос почти в пять раз, что произошло во многом вследствие восстановления отношений с финансово-промышленной империей Рокфеллеров, прерванных в первые послевоенные годы. Однако до середины 60-х годов удельный вес торговли с капиталистическими странами составлял всего лишь 20 % общего торгового оборота СССР.

Советские разведка и контрразведка с первых дней советской власти вплоть до развала СССР в 1991 году всегда были одними из самых профессиональных и эффективных спецслужб мира. Они постоянно совершенствовали формы и методы свой деятельности, используя в основе идеологию и патриотизм, но не забывая и о возможностях использования слабых мест у своих противников.

Особенно выдающимися руководителями госбезопасности были, несомненно, Дзержинский, Берия, Серов и Андропов. Характерным для Юрия Владимировича стало унаследованное от Сталина и Берии недоверие к односторонним источникам информации, получаемой от спецслужб. Поэтому Андропов, освоившись на Лубянке, создал собственную разведку, которая функционировала внутри внешней разведки (ПГУ КГБ) с опорой на Торгово-промышленную палату и МИД.

Считалось, что руководил этой разведкой генерал КГБ Евгений Питовранов, который начал работать в советских спецслужбах (НКВД) в ноябре 1938 года. В феврале 1941 года 25-летний Питовранов уже возглавил управление НКВД по Горьковской области и в годы войны успешно разоблачал «шпионов» и «диверсантов».

С 1946 по 1950 год Питовранов был заместителем министра госбезопасности СССР Виктора Абакумова, но в декабре 1950 года его назначили начальником контрразведки МГБ. В июле 1951 года Абакумов был арестован по обвинению в сионистском заговоре, а 29 октября был арестован и Питовранов.

На следствии он оговорил Абакумова во всех смертных грехах, но, чтобы спасти себя, написал Сталину, который за несколько месяцев до этого вызывал его к себе. Он убеждал вождя, что для борьбы с «сионистским заговором» необходимо создать агентурную сеть для систематического выявления врагов народа и вредителей среди евреев. Сталину его идея понравилась.

2 ноября 1952 года Питовранов был освобожден из заключения, а в январе 1953 года назначен заместителем начальника Первого главного управления МГБ (внешняя разведка). С мая 1953 года по 1957 год он был куратором Министерства безопасности ГДР. Роль Питовранова в событиях, связанных с антисоветским восстанием в ГДР в июне 1953 года, неизвестна.

Там он благополучно пережил самый опасный период после смерти Сталина, когда были арестованы и расстреляны его бывшие шефы — Абакумов и Берия, а десятки генералов и приближенных этих руководителей органов госбезопасности были арестованы или уволены.

В ГДР он находился до 1957 года. Работая в контакте с коллегами из Штази и привлекая к своей деятельности бывших кадровых сотрудников СД, он сделал большие успехи, переманил в ГДР первого руководителя спецслужб ФРГ Отто Йона.

В 1957 году первый председатель КГБ Серов отозвал Питовранова из ГДР и назначил начальником Четвертого управления КГБ, занимавшегося борьбой с антисоветскими элементами. Питовранов убедил Серова, что слишком большая сеть осведомителей неэффективна, и освободил их от официальных обязательств, предоставив право добровольно сотрудничать с КГБ, одним из них, по утверждениям Жирнова и Фельштинского, был поэт Евтушенко.

Таким образом, штат осведомителей стал личной агентурой самого Питовранова, но не надолго. В 1960 году новый председатель КГБ Шелепин расформировал Четвертое управление, а Питовранова отправил в двухгодичную командировку в Китай. После возвращения оттуда Семичастный, сменивший Шелепина, назначил Питовранова начальником Высшей школы КГБ. Но в 1966 году, под предлогом 50-летия, его отправили в отставку на почетную работу заместителем председателя ТПП.

Питовранова принято считать наставником начальника Пятого управления КГБ Бобкова, Примакова и даже Андропова. Андропов в 1967 году сделал его личным главным советником председателя КГБ.

В 1969 году Юрий Владимирович предложил опытному Питовранову создать и возглавить секретный отдел «П», который должен был заниматься вербовкой западных бизнесменов, близких к правящим кругам своих стран. Идея создания агентурной сети из бизнесменов пришла ему в голову во время работы в Германии, скорее всего на основе практики коллег из «Штази», которые в этом оказались более эффективными, чем разведка КГБ.

Отдел «П» в действительности являлся спецрезидентурой КГБ, подчинявшейся лично Андропову, и в узком кругу осведомленных о его деятельности именовался «Фирмой».

Удачным прикрытием для создания агентурной сети среди западных бизнесменов и политиков для Питовранова стала его 15-летняя работа в Торгово-промышленной палате СССР. Среди добытых материалов было и разоблачение советского дипломата (возможно, Шеварднадзе), который работал на США. Но Брежнев не поверил и заниматься этим запретил, потому что не только он. но и сам Андропов покровительствовали Шеварднадзе.

Питовранов позже рассказывал, что отдел «П» занимался секретными военными разработками, в том числе способами доставки малогабаритных атомных зарядов на морских судах, замаскированных под мирные.

Существуют различные версии ликвидации отдела «П». Питовранов считал, что Крючков, возглавлявший Первое главное управление КГБ, подозрительно относился к деятельности отдела, дублировавшего его функции. Поэтому Питовранов вынужден был согласиться, чтобы в отдел на должность первого заместителя взяли протеже Крючкова — Николая Кутергина. который был допущен к оперативным разработкам.

В 1984 году он внезапно сбежал на Запад, и оказалось, что все агенты, завербованные с его участием, были дезинформаторами, потому что за десять лет работы на ЦРУ Кутергин выдал всю агентуру отдела «П» и немало информации о ПГУ в целом.

Однако остается непонятным, почему после бегства Кутергина и колоссального ущерба от его шпионской деятельности пострадал только Питовранов и его отдел, а не Крючков, чьим человеком был Кутергин. Впрочем, суровые оргвыводы в СССР были только после разоблачения шпиона Пеньковского, тогда пострадали не только председатель КГБ Серов, но и маршалы в Министерстве обороны.

Крючков, Александр Яковлев и Шеварднадзе, наоборот, при Горбачеве стали его главными помощниками и архитекторами перестройки: Крючков — председателем КГБ, Яковлев — идеологом партии, а Шеварднадзе — посредником сближения с Западом. Однако если роль Горбачева, Яковлева и Шеварднадзе как разрушителей СССР не вызывает сомнений, то деятельность Крючкова остается неясной.

Обозревателю журнала «Власти» Евгению Жирнову Питовранов так рассказывал о своей деятельности: «После того как Андропов был назначен председателем комитета госбезопасности, через несколько дней мне позвонили и попросили явиться в ЦК. В приемной Брежнева, которую освободил помощник генсека Цуканов, Юрий Владимирович провел со мной продолжительную беседу. Она касалась очень многих тем: работа органов на местах, в Центре, как Центр руководит местными органами, как координируется работа разведки и контрразведки — в общем была обзорная беседа о том, как и чем живет комитет госбезопасности.

— Ты пойми, — говорил Андропов, — я к этим делам мало имел отношения. Имел, но со стороны. Мне тебя отрекомендовали как опытного и умного человека, вот я и решил поговорить.

Я считал Андропова одним из самых сильных руководителей ЦК, но в деле госбезопасности тогда он был новичок и хотел во все вникнуть.

Конец беседы был неожиданным для меня. Андропов сказал:

— Мне известно, что у товарища Сталина твердо сидела в голове мысль о том, что нам нельзя ограничиваться той структурой разведывательной работы, которая существует на сегодня. Должны быть какие-то возможности перепроверки данных, получаемых по линии разведки КГБ, по линии ГРУ. Нужно какое-то дополнение к тому, что они делают. Так, чтобы это было и конспиративно, и полезно для государства.

Подумай над тем, какую структуру, параллельную существующим органам госбезопасности, можно было бы предложить. Но прежде всего нужно все взвесить, обдумать и решить принципиально, стоит это делать или не стоит.

— Это очень сложный вопрос, — говорю. — У меня пока по полочкам не разложилось, в каком направлении я должен думать. Каким временем я располагаю?

— Неделя-полторы.

Прощаясь, Андропов сказал:

— Сюда больше не приходи. Позже я скажу, куда явиться».

Факт такого разговора сотрудники ПГУ подтверждают, но считают, что в действительности он происходил не в 1967-м, а в 1969 году, и для получения доступа к новому председателю КГБ Питовранов организовал целую пропагандистскую кампанию рекламы несправедливо отправленного в отставку генерала, которого ценил Сталин, а также что у Питовранова есть идея, как использовать западный капитализм на пользу социалистической разведке. Идея Андропову понравилась.

«Недели через две, — вспоминал Питовранов, — Андропов назначает мне встречу на конспиративной квартире на Сретенке. Там мы стали видеться постоянно. В комитете я не появлялся. Разговаривали с глазу на глаз, не было даже охраны. Все было заранее проверено и изолировано от посторонних ушей».

— Ладно, — говорит Андропов. — Ты сколько думал?

— Недели полторы.

— Ну, дай мне дня три.

— Юрий Владимирович, — говорю, — еще бы мне хотелось выговорить себе право иметь связь не с Первым главным управлением КГБ, а лично с вами. Пусть использование нашей информации будет на вашем усмотрении. Через несколько дней встречаемся снова.

— Ну что ж, попробуй, — говорит Юрий Владимирович. — Но единоличную ответственность за решение этого вопроса несешь ты. А с министром внешней торговли Патоличевым ты говорил?

— Нет. Вы мне этого не поручали. С Патоличевым у меня отношения хорошие. Он меня и пригласил в Торгово-промышленную палату работать. Но без вашей санкции я не мог с ним о нашем деле говорить. Я солдат, самовольно поступать не могу.

— Поговори с Патоличевым, набросай черновик записки в Центральный комитет за моей подписью и Патоличева.

В той записке было указано, что руководство новой организацией будет поручено Питовранову Е.П., методы работы такие-то и такие-то. Все кратко было изложено. Недели через две приходит известие: Политбюро решило — можно действовать.

— Моя новая задача состояла в том, чтобы найти десятка два человек, на которых можно было положиться. Я их нашел. Я не снимал этих людей с их места работы во внешторговых структурах, а просто включал в свою орбиту, нацеливал на дополнительные вопросы. Они стали переключаться с конкретных коммерческих операций на серьезные и перспективные оперативные дела. Мы должны были работать стерильно чисто. Ни в коем случае нельзя было допустить того, что кого-то из нас схватят за руку. Мировой скандал будет. Мы опозорим страну, запятнаем навсегда Торгово-промышленную палату, дадим пищу нашим идеологическим и военным противникам.

Поэтому я учил ребят: суют тебе шифр — не бери. Тебе предлагают информации семь верст до небес и все лесом, а ты не слушай никого, никаких документов не бери. Живи своей головой: что у тебя в ней задержалось, о том и доложи, не задержалось — не ври. Я предупредил Юрия Владимировича:

— Мне бы не хотелось, чтобы вы ждали от меня каких-то диковин, неожиданных результатов, чтобы продемонстрировать моментальный эффект от новой структуры».

В первое время «Фирма» не отличалась результативностью. Зарубежные коммерсанты, приезжавшие в СССР для подписания контрактов, если и проявляли интерес к предлагаемой дружбе — выгода в обмен на информацию, — но только до той поры, пока деньги не оказывались на их счетах, и тут же начинали бегать от советских друзей как черт от ладана, а чаще всего переставали приезжать в Москву.

Не приносили большой пользы и командировки сотрудников «Фирмы» за рубеж. Сам генерал выезжал достаточно часто, но даже его немалый опыт не всегда помогал заполучить информированного друга. Не удалось наладить неформальные отношения с одним из известных французских кутюрье.

Во время визитов в Париж Питовранов встречался с ним, но «никаких полезных разговоров не получилось». ЕП говорил об этой неудаче с сожалением даже много лет спустя. Но у него было давно заготовлено оправдание: «С ним и не стоило устанавливать доверительные отношения. Мерзкий педераст, знаете ли. Растлевал все вокруг себя».

Для Питовранова и Андропова стало очевидным, что личная разведка председателя КГБ нуждается в постоянно действующих резидентурах за рубежом. И с этого момента началась полоса значительных разведывательных успехов.

Самой важной победой стало привлечение в число друзей организации Питовранова одного из самых информированных американских политиков, который сообщал такие сведения, что их без промедления напрямую докладывали Брежневу. Так он сообщил, что один из видных советских дипломатов, член ЦК КПСС, сотрудничает с американской разведкой.

Андропов приказал перепроверить информацию, и выяснилось, что у посла часто появляются дорогие вещи и он говорит, что это подарки знакомых. Траты посла значительно превышали не только зарплату, но и те средства, что главы советских диппредставительств умудрялись присваивать из представительских денег (Яковлев, Шеварднадзе или…?). Андропов доложил об этом Брежневу, но генсек знал, что между послом и Андроповым была давняя неприязнь, и не поверил ему.

— Среди членов ЦК не может быть предателей! — заключил Леонид Ильич.

— Юрий Владимирович не согласился, — вспоминал Питовранов, — но в споры не полез и, вернувшись на Лубянку, порвал документ на глазах своего зама Виктора Чебрикова.

«Фирма» также удачно работала в Японии. Успех был обеспечен тем, что сотрудники резидентуры «Фирмы» стали снабжать информацией о ситуации в мире перспективного японского политика, и он быстро продвинулся во власти, обеспечив Андропова полной информацией о политике Японии.

Во Франции заведовал филиалом «Фирмы» большой знаток страны и особенностей французской души. В результате были завербованы многочисленные политики, бизнесмены, их родственники, жены и любовницы. Поэтому, когда в 1970-е годы Брежнев и другие руководители СССР собирались с визитом в Париж, они точно знали, что будут просить французы на переговорах и до каких пределов они готовы отступить.

В Москве Питовранов познакомился с одним из высокопоставленных западных дипломатов, аккредитованных в столице СССР, и начал помогать ему во всех личных и служебных делах. Благодарность дипломата о внутреннем устройстве недоступных для КГБ частей иностранных посольств оказалась бесценной. Сообщал он также о содержании разговоров между высокопоставленными зарубежными дипломатами по вопросам политики США и НАТО.

Однако «Фирме» не удалось укрепиться в Британии и Германии сотрудник Питовранова, учил немецкий в школе у преподавательницы-еврейки, не вызывал доверия у немцев. Кроме того, недостатком «Фирмы» было и то, что она была личной разведкой Андропова, который сам ставил перед ней оперативные вопросы, создав для отдела «П» отдельный бюджет и независимые от КГБ каналы связи с представителями за рубежом.

«В первые годы существования “Фирмы”, — вспоминал Питовранов, — Юрий Владимирович участвовал в планировании многих наших операций, и в некоторой степени наше подразделение было для него учебным полигоном. Я приходил с готовым планом операции и пояснял ему, почему следует проводить ее именно так. Он прислушивался. Думаю, эта работа помогла ему скорее освоить специфику чекистского дела».

Затем с помощью «Фирмы» Андропов стал отрабатывать возможность проведения операций, о которых не знали даже его замы в КГБ. «Фирме» поручалось то, что категорически запрещалось КГБ — вербовки в зарубежных компартиях и приобретение источников информации в руководстве социалистических стран. Поэтому начальники внешней разведки, особенно Крючков, нервничали, опасаясь конкуренции и подвоха.

Вместе с министром обороны Устиновым он верил в возможность победы в ограниченной ядерной войне. На одной из конспиративных квартир была создана исследовательская группа, которая разрабатывала план операции доставки с помощью ветеранов-диверсантов миниатюрных ядерных бомб на территорию вероятного противника.

Для прикрытия акции договорились с главарями одной из террористических группировок на Ближнем Востоке, которые должны были взять ответственность за взрыв на себя. Но до дела не дошло, а разработка еще многие годы продолжала храниться в архивных планах «Фирмы».

«Отношения с Крючковым были подпорчены тем, что он очень ревниво относился к моей работе с Юрием Владимировичем, — рассказывал Питовранов. — Он и раньше был отчасти в курсе наших задач, но никогда не был осведомлен о них в полном объеме — это его страшно нервировало. Он начальник разведки и не знает, что именно мы сообщаем председателю КГБ. Совпадает наша информация с его докладами или нет? Не сообщаем ли мы то, что его резидентуры проморгали?

Он все время боялся остаться с носом. На отдыхе в «Соснах» он пытался выудить из меня хоть что-то.

— Ну, давай поговорим. Ты же понимаешь, как мне важно знать, что ты докладываешь.

Руководство ПГУ пыталось перейти с некоторыми нашими сотрудниками на более доверительные отношения. Пришлось поговорить с ними, спросить:

— Не за председателем ли комитета вы собрались присматривать?»

Но руководители ПГУ все-таки хотели знать, что происходит в отделе «П» и под большим нажимом получили согласие на назначение заместителем начальника отдела Леонида Кутергина. Отвертеться не удалось: за кандидата просили высокие руководители, а отвести его по деловым качествам просто не представлялось возможным.

Кутергин провел вербовку американца, что ценилось высоко. Он лишь по состоянию здоровья перешел на аналитическую работу, где также проявил себя мастером писания докладов на самый верх. Никто не сомневался, что Кутергин — глаза и уши руководства ПГУ в отделе «П», но новичок был любопытен просто не в меру. Один из офицеров застал его, когда тот влез в его секретные бумаги.

Об инциденте рассказали Питовранову, надеясь, что тот поговорит с Андроповым и Кутергина переведут в другое подразделение. Однако он отмахнулся. Ларчик открывался просто: «Кутергин лизал задницу ЕП просто со страстью: бесстыже льстил, восхвалял на собраниях, а старик это очень любил».

Утвердившись в «Фирме» и завоевав доверие Андропова, Питовранов стал подталкивать его к смещению Брежнева, но Юрий Владимирович при всей их внешней близости лишь использовал генерала. Он не вернул Питовранова на службу в КГБ, поэтому отдел, названный его именем, в действительности возглавлял кадровый офицер КГБ, а заслуженный генерал руководил только подчиненной отделу «П» спецрезидентурой «Фирмы».

Чтобы удовлетворить его самолюбие, Андропов ввел ему доплаты к окладу в Торгово-промышленной палате до уровня оклада зампреда КГБ, приглашал на обеды к себе на дачу, а в 1979 году добился награждения Питовранова орденом Ленина. Но неутоленное тщеславие толкало ЕП в большую политику.

Питовранов желал смещения Брежнева и продвижения Андропова наверх, хотя и понимал, что он слабо разбирается в экономике и не очень популярен в партии, и потому попытался создать правящий триумвират с президентом Андроповым, премьером Косыгиным и главой партии — первым секретарем Белоруссии Машеровым.

Андропов и Косыгин не ладили. Поэтому Питовранов взял отпуск и путевку в тот же санаторий, что и Косыгин, и в ходе катания с ним на лодке без охраны провел осторожный зондаж и заручился завуалированным согласием. С Машеровым Питовранов спустя полгода, во время катания на коньках, обменялся еще менее значительными фразами, и ЕП посчитал, что Машеров поддержит Андропова. Оставалось уговорить Юрия Владимировича.

Питовранов вспоминал:

«Я ему как-то сказал:

— Юрий Владимирович, вы же видите, что в стране и в партии руководителя нет.

Он смотрит на меня выжидающе:

— Ну и что дальше?

— Нужно думать, чтобы был руководитель.

— Вон какую ты мне задал задачу! Давай с тобой разбираться вместе. Я разговаривал с руководителем компартии Венгрии. Сказал ему, что не клеится у нас, не получается. Он говорит мне: “Юрий Владимирович, Христом Богом вас умоляю, только не трогайте Брежнева! Мы знаем, что он пустышка, что эти плечи не соответствуют лежащему на них грузу, что он двух слов не свяжет, но не будоражьте сейчас ситуацию! Пусть он стреляет своих кабанов”.

Это сказал ему Кадар, с которым он работал вместе в Будапеште, которого он любил, уважал, ценил. И он не отбросил его совет. То же самое сказали Юрию Владимировичу и другие руководители социалистических стран, которым он доверял».

Это означало, что Андропов уже советовался по этому вопросу с руководителями социалистических стран, которые желали оставления Брежнева на посту генерального секретаря. Андропов понимал, что время еще не пришло.

Тогда план Питовранова не осуществился еще и по другой причине. Его неформальные контакты с Косыгиным не остались незамеченными теми, кому Брежнев поручил смотреть за делами в КГБ. Косыгина вскоре достаточно грубо отправили в отставку, а Машеров погиб в странной автокатастрофе.

Пришлось ждать момента, когда Брежнев по возрасту и состоянию здоровья сам уйдет от руководства страной. А пока «Фирма» собирала компромат на сына генсека Юрия Брежнева и его окружение и держала под контролем тех, кто мог составить конкуренцию Андропову в качестве генсека.

В это же время сторонники Брежнева плотно следили за всеми действиями Андропова, в том числе и за его связью через Питовранова с главным кремлевским врачом Евгением Чазовым. Питовранов считал, что надо было точно выбрать момент перехода Андропова из КГБ в ЦК КПСС, чтобы уже стать вторым лицом в партии, но и не потерять контроль над Лубянкой.

Скорее всего, Питовранов хотел получить высокий пост в КГБ. но его назначили только главой Торгово-промышленной палаты. Вскоре Андропов заболел, и его личная разведка осталась без куратора, покровителя, потребителя информации. И деятельность «Фирмы» пошла на спад. Американский источник неожиданно умер. Японский оказался не у дел. И даже карьера западного дипломата, успешно начавшаяся в Москве с помощью Питовранова, уже не давала результатов.

Разгадка обнаружилась скоро и оказалась простой и страшной по последствиям. КГБ получил информацию, что в структурах, близких в Внешторгу, работает агент иностранной разведки с нетрадиционной сексуальной ориентацией. Подозрения привели контрразведку в отдел «П».

Удалось установить, что один из офицеров, летая в Штаты, по просьбе своей любовницы перевозил ценности и конфиденциальные документы ее мужу, выехавшему в США через Израиль. Контрабандиста, которому оставался один шаг до измены Родине, с позором изгнали из органов, и о его проступке и проводившемся расследовании рассказали на собрании сотрудников отдела «П».

Развязка наступила в течение недели — в июле 1984 года парторг отдела «П» Леонид Кутергин выехал в командировку на Запад и пропал. На берегу озера обнаружили его одежду, и некоторое время в КГБ с надеждой предполагали, что он утонул. Но вскоре из того же источника, что и информация о «кроте», пришли данные, что Кутергин в подробностях рассказывает о делах «Фирмы» своим основным хозяевам в ФРГ.

Оказалось, что в 1974 году, во время работы в Австрии, ему разрешили усовершенствовать немецкий язык в одном из университетов. Его соседом по комнате оказался араб, связанный с западногерманской разведкой БНД. Основой для его вербовки стала его гомосексуальная связь с арабом. После просмотра пленки с записью Кутергин превратился в одного из самых успешных агентов БНД «Виктора». Чтобы обеспечить ему карьеру в КГБ, немцы организовали ложную вербовку Кутергиным американца.

Только после коллеги из внешней разведки и контрразведки вспомнили, что Кутергин подозрительно не интересовался женщинами, носил почти женскую прическу — копну волос, как у Анжелы Дэвис, и посещал конспиративные квартиры «Фирмы» с посторонними мужчинами.

Очень странно, как этого не замечали на протяжении стольких лет коллеги и контрразведчики, а также Питовранов, который относился к нему подозрительно, и Крючков, который оказывал ему протекцию.

Кутергин отработал агентом БНД в КГБ 10 лет, в основном аналитиком отдела «П», где все доклады руководству КГБ составлял он, поэтому БНД и ЦРУ легко вычисляли всех агентов «Фирмы», которых или убрали из власти, или из жизни, или перевербовали. Запад все это время мог манипулировать советским руководством. Что касается внешней разведки, Питовранова и планов Андропова по контролю за западными элитами, то это был не провал, а настоящая катастрофа.

Отдел «П» расформировали, а со спецрезидентом Питоврановым КГБ прекратил все отношения, однако председателем правления ТПП СССР он остался. Спецслужбы всегда стараются скрывать провалы в своей работе. Поэтому об измене Кутергина не знали даже многие высокопоставленные сотрудники КГБ. Только в 1996 году о нем упомянул в интервью Олег Калугин, который случайно или умышленно перепутал, назвав Кутергина помощником Крючкова.

В годы перестройки Питовранова неоднократно вызывали в Комитет партийного контроля и требовали отчета об участии в сталинских репрессиях, но вместо покаяний он писал о причинах репрессий, перекладывая вину за конкретные дела на своих бывших подчиненных.

В 1988 году он ушел на пенсию, но в эти мутные времена его опыт и связи в западных деловых кругах оказались востребованными в Итало-советской, а потом Итало-российской торговой палате, где он успешно лоббировал множество проектов.

В 1999 году, когда генерал Питовранов умер, его история внешней разведкой все еще оставалась засекреченной. Однако в последние годы, отчасти при активности журналистов из Германии, упоминания о нем появились в открытой печати. Сначала без фамилии и должности и, разумеется, без описания масштабов нанесенного им ущерба.

Долгие годы в СССР и в современной России существовал миф об Андропове как о великом реформаторе и выдающемся руководителе органов КГБ. Это действительно были мифы, и сегодня об этом написано немало. Неясным остается, кому выгодны были эти мифы — перестройщикам и Горбачеву, объявившими себя его наследниками. Пятому управлению КГБ и СВР, которые участвовали в налаживании им личных каналов связи с западными элитами?

Андропов действительно хотел перемен, хотя четкого их плана он не оставил. Во внутренней политике это было наведение дисциплины и порядка в государственном управлении. А вот был ли у него план борьбы с коррупцией или это был только элемент чистки старой элиты и расстановка на ключевые позиции своих сторонников?

Но оказалось, что и роль Юрия Владимировича в реформировании органов госбезопасности тоже была преувеличена. Он действительно за десятилетие своего руководства КГБ поднял авторитет и престиж органов на небывалую высоту. Однако результат был достигнут не столько на главном направлении — не в борьбе со спецслужбами Запада, сколько в разрекламированной борьбе с диссидентами и антисоветчиками, а также путем активной и талантливой пропаганды позитивного образа разведчиков и контрразведчиков в книгах, фильмах и на телевидении.

Серьезных вербовок агентуры в США и странах НАТО в это время не было, как и разоблачений их агентуры на территории СССР. Зато провалов, связанных с бегством за рубеж и вербовкой иностранными спецслужами советских разведчиков, дипломатов и важных секрето-носителей было слишком много.

Особенно это проявляется в сравнении. Можно с уверенностью говорить, что все руководители КГБ до и после Андропова внесли значительный вклад в реформирование органов госбезопасности и использование их потенциала для надежного обеспечения суверенитета и безопасности Родины. Серов, Шелепин, Семичастный, а после Андропова Федорчук, Чебриков и Крючков также внесли свой вклад в совершенствование структуры, форм и методов оперативной деятельности КГБ.

Но нельзя забывать, что органы госбезопасности, как и вся правоохранительная система СССР, всегда были не самостоятельны в своей деятельности, а являлись только одним из инструментов политики Советского государства. КГБ и прямо подчинялось и контролировала в режиме реального времени через Отдел административных органов ЦК КПСС руководством партии и государства.

При этом очень многое зависело от политической линии первых лип государства, их взглядов на роль и место органов в системе власти и от личных отношений генеральных секретарей ЦК КПСС с председателем КГБ, которые были очень сложными, противоречивыми и изменчивыми. Личные отношения иногда легко превращались из дружеских во враждебные, что сказывалось на результатах деятельности органов и отношении к их сотрудникам.

Хрущев после смерти Сталина поставил во главе КГБ близко знакомого ему по работе на Украине генерала Серова, которому полностью доверял, и он смог успешно провести первые демократические и организационные реформы в органах. При этом он поддержал и спас Хрущева во время заговора Маленкова, Молотова и Кагановича, но после этого Серов стал не нужен, и Никита Сергеевич сначала переместил его на ГРУ, а потом уволил и подверг незаслуженным репрессиям.

Шелепин и Семичастный сначала были нужны Брежневу, но их излишний либерализм и самостоятельность в деятельности КГБ не соответствовали его политическому курсу, и он решительно избавился от них. использовав неудачную попытку Шелепина сместить Леонида Ильича и стать генеральным секретарем. Оба были отстранены от политической деятельности и мягко репрессированы.

Сам Андропов тоже был инструментом и разменной монетой в политической игре. Сначала Брежнев использовал его для противодействия группировке Шелепина и Семичастного, потом приблизил к себе в целях укрепления личной власти и предотвращения возможных заговоров. Однако когда настало время смены власти и он почувствовал, что Андропов начинат собственную игру в борьбе за власть, то исключил его из числа основных преемников и предпринял меры по его нейтрализации.

Следующим руководителям КГБ — Федорчуку. Чебрикову и Крючкову — было еще сложнее лавировать вслед за изменениями политической и идеологической линии в партии и государстве, а также борьбой за власть первых лиц в партии и различных элитных группировок.

Тем не менее среди всех достойных руководителей КГБ Андропов, наряду с Дзержинским, Берией и Серовым, является ярким и эффективным представителем в руководстве органов госбезопасности.

Деградация и моральное разложение власти

В конце 1974 года члены Политбюро Андропов и Устинов впервые задумались о перемещении Брежнева с должности генерального секретаря на почетный пост в государстве в связи с тем, что по состоянию здоровья он уже не мог полноценно исполнять свои обязанности. Однако в 1975 году их официальная позиция в этом вопросе изменилась. На это у них были серьезные объективные и личные причины.

«Во время одной из очередных встреч со мной как врачом, — вспоминает Чазов, — ближайший друг Брежнева Устинов, который в то время еще не был членом Политбюро, сказал мне: “Евгений Иванович, обстановка становится сложной. Вы должны использовать все, что есть в медицине, чтобы поставить Леонида Ильича на ноги. Вам с Юрием Владимировичем надо продумать и всю тактику подготовки его к съезду партии. Я в свою очередь постараюсь на него воздействовать”».

Скорее всего, причина подобного изменения позиции Андропова и Устинова была связана с опасениями возможного перехода власти от группировки Брежнева к группировке Подгорного. Это было реально и не совпадало с государственными и личными интересами Андропова и Устинова.

Ни у кого в руководстве страны не вызывало сомнений, что интеллектуальный и политический потенциал Подгорного не соответствовал посту главы великой мировой державы. Поэтому в случае его избрания генеральным секретарем ЦК КПСС последствия для политики СССР могли быть хуже и непредсказуемее, чем при Хрущеве.

«К моему удивлению, — пишет Чазов, — план Андропова удался. При очередном визите я не узнал Брежнева. Мне он прямо сказал: “Предстоит XXV съезд партии, я должен хорошо на нем выступить и должен быть к этому времени активен. Давай, подумай, что надо сделать”.

Первое условие, которое я поставил, удалить из окружения Н.(медсестру), уехать на время подготовки к съезду в Завидово, ограничив круг лиц, которые там будут находиться, и, конечно, самое главное — соблюдать режим и предписания врачей. Сейчас я с улыбкой вспоминаю те напряженные два месяца, которые потребовались нам для того, чтобы вывести Брежнева из тяжелого состояния».

Главным обстоятельством, которое способствовало быстрому восстановлению здоровья Леонида Ильича, Чазов считает то, что он согласился на удаление от себя медсестры Н. Коровяковой. После Брежнев на глазах стал преображаться. Дважды в день плавал в бассейне, начал выезжать на охоту, гулять по парку.

Вскоре он заявил: «Хватит бездельничать, надо приглашать товарищей и садиться за подготовку к съезду». Из Варшавы он вернулся 11 декабря, а подготовка к съезду при его участии началась в Завидове 15 декабря.

К сожалению, это был последний период, когда Леонид Ильич активно исполнял свои обязанности. В это время жизнь в стране не останавливалась, и одновременно с успехами во многих областях внутренней и внешней политики СССР продолжалась деградация идеологии, моральное и политическое перерождение советской элиты, которое Брежнев недооценивал, потому что не знал действительного состояния и процессов в советском обществе.

Если в годы НЭПа символом кабацкой Москвы был ресторан «Яр», то аналогичными символами Москвы при Брежневе стал ресторан «Арагви» и подмосковный ресторан «Архангельское».

Здесь круглые сутки развлекался весь московский бомонд: чиновники, «уставшие» от государственных дел, элитные военнослужащие, киношники, актеры, писатели и «деловые» — воры в законе и многочисленные представители «теневиков». Но особенно выделялись среди них дочери и сыновья «номенклатуры» — высших партийных и государственных чиновников.

Всегда «при делах» была и московская милиция, которая с пьяных владельцев «Волг» и «Жигулей» брала взятки и сама развозила их по домам. Но они не трогали иномарки, в основном «мерседесы» с серией «ММ3» и номерами с нулями. Писатель Хруцкий, описывавший жизнь московской богемы, называл среди развлекавшихся детей Мазурова, сына Щелокова, зятя Бодюла, родственников Громыко и даже сына вождя Монголии Цеденбала.

Генерал КГБ А.Г. Сидоренко, работавший заместителем начальника секретариата председателя КГБ, свидетельствует, что Андропов не раз направлял Брежневу оперативные материалы о взятках и злоупотреблениях некоторых партийных деятелей, их детей и родственников, но обычно они возвращались с пометкой: «Доложено, уничтожить». (Эти пометки мог делать Черненко или его подчиненные из Секретариата генсека.)

К сожалению, ко всем таким «шалостям» советской номенклатуры и элиты генеральный секретарь относился философски. Когда ему рассказали «о том, как трудно живется низкооплачиваемым людям», он спокойно и уверенно реагировал:

«Вы не знаете жизни. Никто не живет на зарплату. Помню в молодости, в период учебы в техникуме, мы подрабатывали разгрузкой вагонов. И как делали? А три мешка или ящика туда — один себе. Так все и живут в стране». Значит, анекдот «Власть делает вид, что нам платит, а мы делаем вид, что работаем», был истиной в последней инстанции.

Он также считал нормальным теневую экономику, злоупотребления в сфере услуг и взятки чиновников. Поэтому такие преступления постепенно становились нормой жизни и деформировали моральный облик не только простых людей, но в первую очередь руководителей. Но самым страшным было то, что социальное разложение затронуло и семью самого генерального секретаря.

П.Е. Шелест, недолюбливавший Брежнева, конечно преувеличивая, писал «о коррупции и жадности его самого и его семьи» и утверждал, что при нем «Завидово стало местом разврата».

«Коррупция, — вспоминал более объективный Г.Х. Шахназаров, — смертельно поразила вельможную верхушку общества. Увяз в ней и сам Брежнев, не способный устоять перед соблазнами сладкой жизни. Любил подношения и нашел неплохой способ удовлетворять эту страстишку: во время визитов дарить главам других государств как можно более дорогие подарки, побуждая тех в свою очередь не скупиться, чтобы не ударить лицом в грязь» (лично для Брежнева).

Всякий раз, когда во Внуково-2 приземлялся спецсамолет, оттуда перегружались в автофургоны и везлись на дачу генеральному десятки коробок с ценными подарками. Не мог Леонид Ильич не знать о дани, которую собирала Виктория Петровна после каждой своей поездки в Карловы Вары, об авантюрных проделках своей дочери, питавшей болезненную страсть к бриллиантам.

У Виктории Петровны была квартира, где она хранила подарки, за что в семье ее звали «хозяйкой Медной горы», а о брате Леонида Ильича Якове его дочь Любовь пишет: «Отец… пошел вразнос: оброс сомнительными личностями кавказского происхождения, торгашами, специалистами, которые таскали его по гостям, ресторанам и, используя в хвост и в гриву его имя, покупали дефицитные “Волги”, строили дачи, вытягивали из-под следствия друзей и родственников».

Поэтому справедливое мнение советских граждан, что жена Брежнева была скромной и не вмешивалась в его служебную деятельность, как это делала Раиса Горбачева, было верным, но любовь к обильным подношениям в виде «борзых шенков» была свойственна всей партийной номенклатуре, причем инициаторами часто являлись их жены и родственники. Исключение в Политбюро являлся Суслов и отчасти Шелепин и Андропов. А Косыгин, вопреки сложившемуся мнению, любил иностранные автомобили и комфорт по западному образцу не меньше Брежнева.

Аналогично в Москве говорили о сыне Брежнева Юрии, заместителе министра внешней торговли, и о его зяте — Юрии Чурбанове.

Есть версия, что после того как Леонид Ильич вернулся из отпуска, Федорчук возобновил «бриллиантовое дело» и пригласил Галину и Юрия Брежневых для допроса, а 8 сентября Андропову доложили, что на 10 сентября запланирован его арест. Якобы в связи с этим 9 сентября Андропов встретился с Федорчуком, после чего в ночь на 10 сентября вылетел за границу в Венгрию, ГДР и ЧССР, чтобы договориться о смене Л.И. Брежнева. Однако 10 сентября 1982 года Щелоков получил согласие Брежнева на арест Андропова, однако он уже знал о заговоре против него и сумел предпринять контрмеры…

Однако без всяких версий очевидно, что никаких доказательств или подтверждений этим событиям в ближайшее время нет и вряд ли будет, кроме появившегося тогда анекдота: Леонид Ильич выходит на трибуну, лезет в карман, достает бумажку, читает собственный некролог и произносит: «Опять пиджак Андропова надел».

Однако верна русская поговорка — «Чему быть, того не миновать!»

По прошествии времени все приближенные Брежнева и Андропова разоткровенничались. Евгений Бовин вспоминал:

«3 ноября мы с Арбатовым были у Андропова. По его словам, ему звонил Брежнев и дал указание, — во-первых, заниматься кадрами и, во-вторых, вести (если нет Брежнева) заседания Политбюро и Секретариата. Ю.В. поднял указательный палец: “Власть переменилась!”»

Таким образом. Брежнев закрепил за Андроповым статус второго человека в руководстве партией, а помощник Черненко Печенев уточняет:

«Могу добавить, что Брежнев фактически назвал своим преемником Андропова. Мне говорили, что за несколько дней до смерти он обзванивал членов Политбюро и сказал, что в случае его болезни на хозяйстве будет Юрий Владимирович». Однако никаких документальных свидетельств того, что Андропов получил тогда второго человека в руководстве партии, не обнаружено.

Зато фактом является то, что к середине 80-х годов на СССР приходилась четверть добычи алмазов в мире, а Министерство внешней торговли СССР еще в 1960 году подписало соглашение о сотрудничестве с английской фирмой «Де Бирс». Поэтому с 1970 по 1986 год из страны было вывезено алмазов на 4,8 млрд инвалютных рублей, а «Де Бирс» только в 1977 и 1978 годах получил от перепродажи советских алмазов Израилю 2,6 млрд долларов.

В связи с этим правительство СССР неоднократно предлагало наладить собственную огранку алмазов и экспортировать бриллианты, но какие-то «неведомые силы» препятствовали. Это были отечественные «теневики», связанные иностранным капиталом, которые, как оказалось, имели возможность оказывать влияние на политику Советского государства.

Несомненно, что перерождению советской партийной и государственной номенклатуры способствовало внедрение шпионов иностранных спецслужб и агентуры влияния Запада в партийные и советские учреждения, а они подтачивали изнутри устои государства, что в итого привело к распаду Советского Союза.

Когда в эпилоге перестройки весной 1991 года председателю КГБ Крючкову на заседании Верховного Совета был задан вопрос, сколько советских разведчиков «перешло на сторону врага», он, не задумываясь, ответил: «За последние 16 лет эта цифра составила 8 человек». Все эти 16 лет он возглавлял внешнюю разведку страны.

В книге Д.П. Прохорова и О.И. Лемехова «Перебежчики» приведены фамилии 91 сотрудника КГБ и ГРУ, которые в период с 1945 по 1991 год изменили Родине. Из них 48 человек, т. е. подавляющее большинство, бежали за границу или же были разоблачены как раз в период с 1975 по 1991 год, когда В.А. Крючков возглавлял сначала ПГУ, а затем КГБ.

Андропов. Русский вопрос

Вряд ли широкой общественности в СССР было заметно, более того, это мало известно и сейчас, что вскоре после смерти Брежнева генеральный секретарь Андропов занимался разгромом русской ветви во власти, в первую очередь в силовых структурах, которые могли представлять для него реальную опасность.

Ряд историков и аналитиков относят к этому акты, убийства или устранения иными способами, в том числе и доведением до самоубийства, руководителя МВД генерала армии Щелокова и начальника академии МВД генерала Крылова, первого заместителя председателя КГБ генерала армии Цвигуна.

Русское патриотическое направление впервые заявило о себе сразу после окончания Второй мировой войны в «Ленинградском деле», которое является загадочным среди других репрессий советского периода. Если в 30-х годах Сталин в ходе ожесточенной и кровопролитной борьбы разгромил троцкистов-интернационалистов, то после войны репрессии пошли на спад, и даже была отменена смертная казнь.

Однако в 1949 году внезапно большая группа высокопоставленных чиновников из РСФСР были арестованы и расстреляны. Исключительно для этого случая в Уголовный кодекс была возвращена смертная казнь. Более того, уголовное дело засекретили, а часть материалов немедленно уничтожили.

Расстреляны были председатель Госплана Вознесенский, считавшийся преемником Сталина, секретарь Ленинградского обкома и горкома Попков и председатель Совета Министров РСФСР Родионов, фактически один из руководителей республики, по абсурдному обвинению в том, что они «сформировали антипартийную группу, действовавшую на отрыв ленинградской организации от ЦК партии».

По одной из версий, все расстрелянные и осужденные партийные и советские руководители были националистами и пытались создать Российскую коммунистическую партию, потому что РСФСР была единственной республикой, не имевшей компартии, чтобы поставить населенную в основном русскими республику в равное положение с союзными республиками.

Вполне вероятно, Сталин и его окружение посчитали такую попытку опасной для существования Советского Союза, где господствовала идеология интернационализма и антирусского социализма, поэтому любые проявления великодержавного шовинизма сурово пресекались.

По версии сталинистов, вождь народов никогда не ошибался, он всегда лично и тщательно разбирался в обстоятельствах дела, поэтому, если кого-то расстреливали, значит, они готовили заговор, который мог привести к развалу СССР.

Более реалистичной выглядит версия, что «Ленинградское дело» явилось отражением борьбы придворных кланов за власть. В этой ситуации победила московская группировка во главе с Маленковым и Берией, поддерживаемые Хрущевым, Абакумовым и Булганиным, которые разгромили ленинградский клан, созданный Ждановым, сразу после его смерти.

Жданов сделал карьеру после убийства Кирова и прославился руководством обороной блокадного Ленинграда, поэтому в конце войны входил в тройку руководителей страны. Самым ярким представителем ждановской команды был 35-летний руководитель Госплана Вознесенский, который в годы войны входил в Государственный Комитет Обороны. Его по инициативе Сталина ввели в состав Политбюро, состоявшее всего из 11 человек.

В годы войны пост второго секретаря Ленинградского горкома и обкома был Кузнецов, ставший затем секретарем ЦК ВКП(б), которому подчинялся отдел кадров ЦК, кроме того был куратором органов госбезопасности. Председатель Ленсовета Попков стал затем первым секретарем Ленинградского горкома.

Родионов являлся председателем Совмина РСФСР. Капустин — второй секретарь Ленинградского горкома ВКП(б), Лазутин — председатель Ленгорисполкома, Турко — первый секретарь Ярославского обкома ВКП(б), Михеев — управделами Ленинградского обкома и горкома, Закржевская — заведующая отделом партийных, профсоюзных и комсомольских органов Ленинградского обкома ВКП(б). Всего в националистическую антипартийную группировку входили, согласно материалам дела, более 50 руководителей областного масштаба.

Летом 1948 года недавно сформированный социалистический лагерь потряс первый крупный кризис. Неожиданно глава Югославии, являвшейся единственным боевым соратником СССР в годы Второй мировой войны, маршал Иосип Броз Тито демонстративно разорвал отношения со своим старшим братом Иосифом Сталиным.

Этот грандиозный политический скандал, значительно ослаблявший позиции соцлагеря в противостоянии с Западом, привел к снятию Жданова с должности члена Политбюро и секретаря ЦК, отвечавшего за внешнюю политику Советского Союза с соцстранами. Политбюро рекомендовало ему уйти в отпуск для поправки здоровье, и в отпуске он умер.

После смерти Сталина возникшее в 1953 году «дао еврейских врачей» хрущевская пропаганда представляла как событие, не имеющее под собой реальных оснований, а врача-кардиолога Тимашук как доносчицу. Однако факты неопровержимо свидетельствуют, что врач-кардиолог Лидия Тимашук, проработавшая 38 лет в Лечебно-санитарном управлении Кремля, не только не обвиняла евреев, но и не писала никаких «доносов».

Суть дела в том, что член Политбюро ЦК ВКП(б) и главный идеолог Андрей Андреевич Жданов умер 31 августа 1948 года в санатории на Валдае. Жданов сам был эрудированным и ярким человеком, поэтому любил интересных и оригинальных людей, активно привлекая их к работе в партийной, идеологической и культурной деятельности. Кроме того, он бы открытым русским патриотом.

Вызывает недоумение, что у Жданова был инфаркт, а врачи агрессивно отвергли такой диагноз. Поэтому, обследовав больного за два дня до его смерти, 29 августа 1948 года, заведующая кардиологическим кабинетом Тимашук послала заключение о состоянии Жданова на имя начальника ГУ охраны МГБ генерала Власика, чтобы защитить себя от обвинений в профессиональной некомпетентности.

«28/VIII-с/г. я была вызвана нач. ЛСУК профессором Егоровым к тов. Жданову А.А. для снятия ЭКГ. Вместе с пр. Егоровым, акад. Виноградовым и пр. Василенко я вылетела из Москвы на самолете к месту назначения. Около 12 ч. дня сделала А. А. ЭКГ, по данным которой мною диагностирован "инфаркт миокарда в области левого желудочка и межжелудочковой перегородки", о чем тут же поставила в известность консультанта.

Пр. Егоров и д-р Майоров заявили мне, что это ошибочный диагноз и они с ним не согласны, никакого инфаркта у А.А. нет, а имеется "функциональное расстройство на почве склероза и гипертонической болезни ”, и предложили мне переписать заключение, не указывая на "инфаркт миокарда ”, а написать "осторожно", так, как это сделала д-р Карпай на предыдущих ЭКГ.

29/VIII у А.А. повторился (после вставания с постези) сердечный припадок, и я вторично была вызвана из Москвы. Но по распоряжению акад. Виноградова и пр. Егорова ЭКГ 29/VIII — в день сердечного приступа не была сделана, а назначена на 30/VIII, а мне вторично в категорической форме предложено переделать заключение, не указывая на инфаркт миокарда, о чем я поставила в известность т. Белова А.М. (начальника охраны Жданова).

Считаю, что консультанты и лечащий врач Майоров недооценивают безусловно тяжелое состояние А.А., разрешая ему подниматься с постели, гулять по парку, посещать кино, что и вызвало повторный приступ и в дальнейшем может привести к роковому исходу. Несмотря на то что я по настоянию своего начальника переделала ЭКГ, не указав в ней "инфаркт миокарда", остаюсь при своем мнении и настаиваю на соблюдении строжайшего постельного режима для А.А. 29/VIII. Зав. каб.

Передано майору Белову А.М. 29/VIII в собственные руки».

Этот документ был написан еще до смерти Жданова, и Тимашук исполнила свой служебный долг. Через день после написания этого документа, 31 августа, А.А. Жданов умер. И заключение Тимашук Н.С. Власик вернул профессору Егорову, не поставив в известность Политбюро. Уже после смерти Жданова Тимашук 7 сентября вынуждена написать новое заявление секретарю ЦК ВКП(б) тов. А.А. Кузнецову, где делает объективный вывод:

«…Игнорируя объективные данные ЭКГ от 28/VIII и ранее сделанные еще в июле с/г в динамике, больному было разрешено вставать с постели, постепенно усиливая физические движения, что было написано в истории болезни. 29/VIII больной встал и noшел в уборную, где у него вновь повторился тяжелый приступ сердечной недостаточности с последующим острым отекам легких, резким расширением сердца, что и привело больного к преждевременной смерти.

Результаты вскрытия, данные консультации по ЭКГ профессора Нелезина В.Е. и др. полностью совпали с выводами моей электрокардиограммы от 29/VIII-48 г. о наличии инфаркта миокарда…

Выводы:

1) Диагноз болезни А.А. Жданова при жизни был поставлен неправильно, т. к. еще на ЭКГ от 28/VIII-48 г. были указания на инфаркт миокарда.

2) Этот диагноз подтвердился данными патолого-анатомического вскрытия (д-р Федоров).

3) Весьма странно, что начальник ЛечСанупра Кремля пр. Егоров настаивал на том, чтобы я в своем заключении не записала ясный для меня диагноз "инфаркт миокарда ”.

4) Лечение и режим больному А. А. Жданову проводились неправильно, т. к. заболевание инфаркта миокарда требует строгого постельного режима в течение нескольких месяцев (фактически больному разрешалось вставать с постели и проч. физические нагрузки).

5) Грубо, неправильно, без всякого основания профессор Егоров 8/IХ убрал меня из Кремлевской больницы в филиал поликлиники якобы для усиления там работы.

7/IX-48 г. Зав. кабинетом электрокардиографии Кремлевской больницы врач Л. Тимашук».

Инфарктов «не заметили» и участники организованного 31 августа в Москве консилиума. В нем участвовали профессора В.Н. Виноградов, В.Ф. Зеленин, А.М. Марков, В.Е. Незлин, Я.Г. Этингер и П.И. Егоров. Они оставались верными принципам корпоративной солидарности и подтвердили правильностъ официального диагноза, где утверждалось, что Жданов умер не от инфаркта, а от «паралича болезненно измененного сердца при явлении острого отека легких».

Врача-кардиолога еврейку Софью Ефимовну Карпай арестовали в июле 1951 года. Это она в конце войны устанавливала диагноз во время болезни первого секретаря Московского горкома и обкома партии Щербакова. Он жаловался на боли в сердце. Его также поместит в больницу, но 9 мая 1945 года ему неожиданно отменили постельный режим. Щербаков поехал смотреть caлют и на следующий день неожиданно умер.

В середине 1952 года документы, связанные с обстоятельствами смерти Щербакова, рассмотрела экспертная следственная комиссия. Одновременно она изучила материалы лечения Жданова, тоже умершего скоропостижно. Комиссия под председательством главного терапевта Минздрава СССР профессора П.Е. Лукомского пришла к выводу, что при лечении Жданова был установлен неверный диагноз, ставший несомненной причиной ускорения смерти члена ЦК. 4 ноября были арестованы профессора Виноградов, Василенко, Вовси и Б. Б. Коган.

Вскоре расследование вышло на Лидию Тимашук. Спустя несколько лет она писала: «В конце 1952 г. меня вызвали в МГБ к следователю по особо важным делам, который предложил мне написать все, что я знаю о лечении и смерти Жданова А. А. Я изложила то, что мною было написано в 1948 г. в ЦК ВКП(б) т. Кузнецову А. А. После этого меня еще вызывали в МГБ по тому же вопросу».

После этого в руки следствия попали документы четырехлетней давности, касавшиеся обстоятельств смерти Жданова. В числе «подозрительных событий» комиссией рассматривалась смерть Георгия Димитрова и лидера французских коммунистов Мориса Тореза. Был арестован бывший начальник охраны Сталина Власик, который отдал жалобу Тимашук профессору Егорову, и ряд медицинских специалистов, названных «врачами-вредителями».

Профессор Егоров признался: «Не подлежит никакому сомнению, что если бы Абакумов и Власик провели должную проверку заявления Тимашук сразу же после его поступления, то мы, врачи, виновные в гибели Жданова, были бы разоблачены еще в 1948 году».

Следовательно, смерть Жданова можно рассматривать как предумышленное убийство или как преступную халатность из-за неверно поставленного диагноза и неправильного лечения.

Уже после смерти Сталина, в 1954 году, Хрущев награди! Тимашук еще одним орденом Трудового Красного Знамени, однако в апреле 1964 года ее неожиданно уволили, она потеряла возможность получить квартиру, отказали в характеристике для получения персональной пенсии, и она умерла оклеветанной.

Следствием было установлено, что участники террористической группы врачей, ззоупотребляя доверием больных, умышленно игнорировали данные объективного исследования, ставили им неправильные диагнозы, а затем неправильным лечением губили их. Они признались, что неправильно диагностировали заболевание Жданова, скрыв имеющийся у него инфаркт миокарда, назначили противопоказанный этому тяжелому заболеванию режим и тем самым умертвили его. а также сократили жизнь Щербакова, неправильно применяли при его лечении сильнодействующие лекарственные средства, установили неправильный режим и довели его до смерти. Щербаков умер в возрасте 52 лет «от инфаркта».

Врачи-преступники старались в первую очередь подорвать здоровье руководящих военных кадров маршалов Василевского и Говорова, генерала армии Штеменко, адмирала Левченко и других, чтобы ослабить страну. Секретарь ЦК Кузнецов хода заявления.» не дал. потому что именно он рекомендовал профессора Егорова в Кремлевскую больницу.

Когда не стало Жданова, руководители «русской партии» попытались привлечь на свою сторону руководителя органов госбезопасности Абакумова, который им симпатизировал, однако его роль в делах «русской партии» и «врачей-убийц» до конца не выяснило ни одно следствие.

Вполне вероятно, что Сталин так жестоко расправился с авторитетными патриотами из «русской партии» не только потому, что боялся роста их авторитета, который мог привести к распаду Советского Союза, но еще больше боялся, что если к ним примкнет Абакумов, то этот заговор будет направлен уже лично против Сталина.

Зато в деле врачей Абакумов, симпатизировавший евреям, неоднократно обманывал Иосифа Виссарионовича, был разоблачен им и арестован. Однако Сталин разрешил только следствие по его делу, и для объективности даже передал его из НКВД в Военную прокуратуру, а расстрелял его уже Хрущев, на которого Абакумов инициативно начал собирать компроматериалы сразу после войны.

Поэтому отчасти можно согласиться и с выводом Иванова в «Логике кошмара»: «Но ведь была еще одна болезнь, перед которой были бессильны все врачи. Этой неизлечимой болезнью была непрерывная борьба за власть в партийных верхах, причем люди, которые ее вели, не гнушались никакими средствами, чтобы устранить конкурентов».

Жданов в этой борьбе мешал слишком многим в московской партийной элите, а идеология и авторитет «русской партии» были особенно опасны региональным элитам в республиках и их представителям в ЦК КПСС и правительстве СССР.

Сталин к предложению о создании РКП(б) относился резко отрицательно. Он боялся, что российская компартия, в отличие от партий других союзных республик, будет представлять угрозу центральному партийному руководству. Поэтому Политбюро приняло резолюцию о смещении ленинградских коммунистов с их постов, а затем последовали репрессии в отношении руководителей «русской партии», членов их семей и их ячеек в регионах России.

Всего было осуждено 214 человек, из них 69 человек основных обвиняемых и 145 человек из числа близких и дальних родственников. Кроме того, 2 человека умерли в тюрьме до суда, а 23 человека осуждены Военной коллегией к расстрелу.

В октябре 1950 года начались аресты и допросы членов семей обвиняемых. При пересмотре дела поступило предложение о реабилитации родственников лиц, осужденных по «Ленинградскому делу».

В докладной записке от 10 декабря 1953 года руководителей МВД СССР Круглова и Серова утверждалось, что «на абсолютное большинство из них не имелось серьезных оснований для привлечения к уголовной ответственности или высылке в дальние районы Сибири».

30 апреля 1954 года Верховный суд СССР пересмотрел «Ленинградское дело» и реабилитировал лиц, проходивших по нему, а 3 мая Президиум ЦК КПСС принял окончательное постановление «О деле Кузнецова, Попкова, Вознесенского и других».

Абакумов и его подчиненные создали так называемое «Ленинградское дело». В 1950 году Абакумов расправился со 150 членами семей осужденных по «Ленинградскому делу», репрессировав их.

Сталин планировал также и зачистку евреев, но им повезло, точнее не повезло Сталину, его зачистили первым.

Возможно, что оба эти дела были и целесообразны с позиций государственной безопасности, хотя расстрелы и массовые репрессии, коснувшиеся десятков тысяч русских коммунистов, были излишне жестоки и несправедливы, а признания часто выбивались с помощью пыток или психологического давления.

Характерно, что вопрос о создании в России этнически чистого русского правительства в XX веке возникал три раза: в 1917, 1945–1950, 1985–1991 годах, и каждый раз сопровождался общественными страшными катаклизмами.

Солженицын считал, что власть в государстве должна в основном представлять государствообразующая, т. е. русская, нация, но только в основном. Всех в «русской партии» объединяла одна мысль: советский народ (и прежде всего — русский) заплатил немыслимо высокую цену за Победу в Великой Отечественной войне и заслужил достойную жизнь.

Аресты и репрессии продолжались до смерти Сталина. 2 тысячи были исключены из партии и освобождены от работы, уволены и понижены в должности около 2 тысяч военных командиров. Всего были подвергнуты репрессиям более 32 тысяч руководящих кадров из числа этнических русских.

Сталин в национальном вопросе создал империю наоборот, где сознательно ущемляли права государствообразующей нации — русских, и не только в чужих. но и в своей республике — Российской Федерации. Это было несправедливо, хотя тактически и оправдано с позиций государственной целесообразности, но являлось преступным по отношению к русскому народу. К сожалению, такое положение сохраняется в России и сейчас. И это угрожает безопасности государства и в критической ситуации может привести к развалу СССР.

Затем в конце 50-х — начале 60-х оно заявило о себе на уровне членов и кандидатов в члены Политбюро, к которым относят Шелепина, Мазурова, Маше-рова, Полянского, а также Кириленко и Романова, продолжавших традиции ленинградской группировки в руководстве партии. Они неявно противостояли в Политбюро и ЦК космополитам, «днепропетровской проукраинской группировке и догматикам марксизма, которые отрицали роль национального, в первую очередь русского, фактора в жизни советского общества.

К ликвидации части из них, в том числе Машерова, Андропов имеет прямое отношение. В 1982 году Брежнев сместил Андропова с поста председателя КГБ. Своим преемником на посту генерального секретаря Леонид Ильич видел Щер-бицкого.

Брежневу не удалось в 1982 году окончательно устранить от власти Андропова из-за сознательного бездействия нового председателя КГБ Федорчука. Во главе СССР встал Андропов, прославившийся «наведением порядка», под видом которого осуществлялся погром патриотической части партноменклатуры. Первым он отправил министра внутренних дел генерала армии Щелокова на пенсию, а на его место назначил двуличного генерала Федорчука, которому был обязан многим.

Когда в 1980 году в Москве исчез шифровальщик Виктор Шеймов, в КГБ сразу поняли, какое противодействие расследованию убийства сотрудника госбезопасности Афанасьева будет им оказано, если под подозрением окажутся сотрудники милиции. Это скандальное дело заденет репутацию министра внутренних дел Щелокова.

Однако Андропов не мог допустить, чтобы дело шло незаметно, поэтому он передал дело в прокуратуру якобы в связи с тем, что в расследовании убийства необходим опыт работы прокуратуры, а не КГБ.

Генеральным прокурором СССР был Руденко, в ближний круг которого входили его преемник Рекунков и заместитель Найденов. Найденов позвонил молодому следователю центрального аппарата Прокуратуры СССР Владимиру Калиниченко, который еще не успел обзавестись связями. Найденов поручил Калиниченко сосредоточиться на убийстве Афанасьева.

Пикантность ситуация была в том. что КГБ подозревал милиционеров, работавших на Ждановской станции метро, а МВД возглавлял очень близкий к Брежневу генерал армии Щелоков, а его заместителем был зять Брежнева Чурбанов.

Кроме того, раскрытию дела в КГБ препятствовал первый заместитель Андропова в КГБ генерал армии Цинев, являвшийся старым приятелем Щелокова. Это был такой клубок связей и интриг, к которому даже прикасаться было страшно, поэтому расследовать дело и поручили не знавшему всех этих московских интриг молодому прокурору Калиниченко.

Естественно, он быстро вошел в курс дела, но отступать уже было некуда. Дело успешно было раскрыто, но в результате вражда между Андроповым и Ще-локовым усилилась настолько, что вскоре привела к трагическим последствия и не только для них, но и втянутых в разборки начальства подчиненных.

Существует версия о том, что Брежнев поручал Щелокову арестовать Андропова 10 сентября 1982 года.

Министр внутренних дел Щелоков встретился с Брежневым около 6 утра на даче у генсека, приехали на Старую площадь в одном лимузине, пили чай с «кремлевскими» баранками и обсуждали возможные последствия операции, о которой не проинформировали других членов Политбюро. Даже министра обороны Устинова.

В тот день в 10 часов утра Н. Щелоков направился на прием к Леониду Брежневу и, обрисовав ему ситуацию, складывающуюся в результате попыток шефа КГБ захватить власть, выпросил у больного генсека разрешение на арест Андропова. Однако председатель КГБ Федорчук уже был в курсе, без органов такие дела никогда не делались.

На этой встрече Щелоков получил у Брежнева карт-бланш на трехсуточное задержание Андропова. Разговор министра-любимца с Леонидом Ильичом длился три с половиной часа.

Через полчаса с подмосковной базы в столицу двинулись три заранее проинструктированные спецгруппы, возглавляемые подполковниками. Это были специальные подразделения МВД СССР, созданные по приказу Щелокова накануне Олимпиады-80 для борьбы с терроризмом.

Решение о срочном выводе из борьбы за власть Андропова в брежневском окружении созрело после того, как 19 января 1982 года «застрелился» его первый заместитель генерал армии Цвигун, приставленный Брежневым для слежки за руководителем и контролером всех спецслужб страны — Андроповым. Цвигун работал в молдавском КГБ, когда Молдавией руководил Леонид Ильич. Поэтому Брежнев полностью доверял ему и назначил в 1967 году первым замом Андропова, строго приказав смотреть за ним в оба.

Однако к началу 80-х страной руководил уже не Брежнев и даже не Политбюро, которое и ранее было коллективным органом управления, а фактически правил единолично глава КГБ Андропов. К этому времени он устранил всех своих конкурентов в борьбе за власть и заручился поддержкой основных членов Политбюро Устинова и Громыко.

По официальной версии, первый зампред КГБ Цвигун «застрелился» ни с того ни с сего, якобы вырвав пистолет у своего охранника. В действительности оснований для добровольного ухода из жизни было достаточно, но не меньше их было и для того, чтобы не ждать, пока он сам примет решение о самоубийстве.

Ранее, в октябре 1980 года, в нелепой автокатастрофе при загадочных обстоятельствах погиб первый секретарь ЦК Белоруссии Петр Машеров, активно мешавший многим в Москве. За несколько минут до аварии машина охраны оторвалась от основной, и в автомобиль Машерова случайно врезался грузовик.

Перед этим из политической игры был выведен авторитетный и перспективный член Политбюро Федор Кулаков, скоропостижно скончавшийся во сне от «сердечной недостаточности».

Попытка ареста Андропова

Автора не раз спрашивали, почему в своих книгах он часто приводит разные версии событий, иногда несколько, среди которых встречаются фантастические и провокационные. Под версией обычно понимаются предположения, основанные на фактах, событиях, обстоятельствах и причинной связи между ними.

Таким образом, версия — это гипотеза, позволяющая логически с использованием анализа, синтеза и аналогий обеспечить полноту и всесторонность исследования любого вопроса или явления и приблизить вероятные суждения к достоверному знанию. Разумеется, насколько это возможно.

Поэтому, когда речь идет о войнах, революциях, заговорах и переворотах, об интригах в борьбе за власть, в которых участвуют изощренные и циничные политики, армии и спецлужбы, работающие в условиях строжайшей секретности, говорить о достоверности и документальном подтверждении версий можно и нужно, но стремиться к невозможному — наивно, бесполезно и опасно.

Кроме того, все — власть, политики и секретные службы, планируя и осуществляя войны, революции, заговоры и перевороты в первую очередь стремятся сохранить свою деятельность в тайне, используя режим засекречивания надолго или навсегда, дезинформацию, обман, подлог, уничтожение документов и улик, а также опасных свидетелей.

К сожалению, историки вынуждены признать, что почти все, что человечеству известно о прошлом и настоящем, можно подвергать сомнению, потому что всегда власть выбирает из множества версий одну, выгодную ей. и навязывает ее всему обществу. Так рождаются исторические мифы, которые укореняются в сознании людей. Или, наоборот, опасные факты и версии могут запрещаться, замалчиваться и постепенно исчезают…

Однако реальность такова, что со временем, особенно в XXI веке, сфера человеческих коммуникаций в значительной мере вышла из-под контроля власти и официальных средств массовой информации. Журналистские расследования и прямое общение в социальных сетях сделали невозможным надолго скрывать очевидные факты не только в повседневной жизни, зато появилось множество возможностей открывать неизвестные страницы истории.

Если говорить о версии попытки министра МВД генерала армии Щелокова при одобрении генерального секретаря Брежнева арестовать на трое суток секретаря ЦК Андропова, бывшего до этого председателем КГБ, то это событие при всей его невероятности, вполне могло быть.

Подтверждением этого служат неоднократные попытки смены власти в СССР путем политических интриг, заговоров и переворотов с использованием армии и спецслужб, которые происходили при Ленине, Сталине, Хрущеве, и даже при Брежневе и Андропове. При этом на основании реальных и ложных обвинений в попытке таких заговоров как обоснованно, так и огульно обвинялись десятки видных политических деятелей, военачальников и руководителей органов госбезопасности, многие из которых в двадцатые и тридцатые годы, а также сразу после смерти Сталина были репрессированы или расстреляны.

Председатель КГБ Шелепин умудрился трижды поучаствовать в заговорах — сначала на стороне Хрущева, потом против него и против Брежнева, а Брежнев и Андропов также были активными участниками этих и других аналогичных событий, поэтому их возможное участие и в этой истории вполне реально.

Если описываемые события были кем-то вымышлены, то это значит, что появление такой версии имело основание в связи с реальной политической ситуацией в стране, и вброс этой дезинформации был выгоден определенным политическим силам. Поэтому в любом случае имеет смысл рассматривать и анализировать причину появления такой версии.

Версию о возможном сговоре Щелокова и Брежнева с целью ареста Андропова, чтобы воспрепятствовать его избранию генеральным секретарем ЦК вместо Леонида Ильича, рассматривали историк доктор исторических наук А.В Островский, а с журналистских расследований Евгений Додолев, писатель и журналист Ф.И. Раззаков, а также И.А. Минутко, В.Е. Клепикова и другие.

Итак, начинаем с Федора Раззакова:

«…Вернемся на месяц назад, а точнее — к 10 сентября 1982 года. В тот день в 10 часов утра Н. Щелоков направился на прием к Леониду Брежневу и, обрисовав ему ситуацию, складывающуюся в результате попыток шефа КГБ захватить власть, выпросил у больного генсека разрешение на арест Андропова.

Оно было получено, и Щелоков приступил к активным действиям. С одной из подмосковных баз в Москву двинулись три группы специального назначения МВД СССР. Одну из них предполагалось направить к дому, где проживал Андропов, по Кутузовскому проспекту, 26 (по иронии судьбы в этом же доме и даже в одном и том же подъезде проживали и Брежнев, и Андропов, и Щелоков), другую — к зданию КГБ на Лубянке, третью — к зданию ЦК на Старой площади.

Но руководитель одной из групп предал Щелокова и сообщил об операции в КГБ. Действия комитета оказались еще более молниеносными и результативными. На проспекте Мира пять автомашин с сотрудниками МВД блокировали два десятка гэбэшных машин, то же самое случилось с машинами МВД у Старой площади.

Лишь группа, двигавшаяся к Кутузовскому проспекту, успешно достигла цели и вступила в бой с гэбэшной охраной престижного дома. Но схватка была скоротечной и не в пользу подчиненных Щелокова. Победа Андропова была окончательной и бесповоротной.

Телефонная связь с миром, которая прервалась в два часа дня 10 сентября, к утру 11 сентября была восстановлена, люди, взбудораженные слухами о стрельбе в районе Кутузовского проспекта и бросившиеся скупать в магазинах товары первой необходимости, постепенно успокоились. В сущности, большинство из них уже и не верили ни в какие перемены и оставались безучастными к событиям в политической жизни страны.

Тем временем Андропов пожинал лавры победителя. Его контроль над Брежневым стал всеобъемлющим».

Евгений Додолев рассказывает не только о самом событии, но и об его предыстории и последствиях для главных действующих лиц и участников. А последствия были трагическими, даже если самих событий и не было…

Итак: «Срок давности минул, и я могу сегодня рассказать про это дело без купюр. Впервые о событиях осени 1982-го — попытке государственного контрпереворота — мне рассказал Юлиан Семенов. Писатель неоднократно встречался с Игорем Юрьевичем Андроповым.

Сын шефа КГБ, сменившего “пятизвездного генсека”, отказался подтвердить или опровергнуть версию контрпереворота. Хотя позднее (1990 г.) председатель КГБ Владимир Крючков, например, при личной встрече с автором “Семнадцати мгновений весны” дал понять: верны не только фабула, но и конкретные детали…

Как по сценарию кино:

10 сентября 1982 года, 9.45 утра.

Министр внутренних дел СССР Николай Щелоков получил у генерального секретаря ЦК КПСС Брежнева карт-бланш на трехсуточное задержание недавнего (ушел с поста 26 мая) председателя КГБ СССР Юрия Андропова для “выяснения обстоятельств антипартийного заговора”. Тайный разговор длился три с половиной часа.

О беспрецедентной операции не знал даже министр обороны (им был маршал Устинов). Хотя Щелоков, придя в столь ранний час домой к своему старинному товарищу (благо, жили они с Леонидом Ильичом в одном подъезде дома № 26 по Кутузовскому проспекту), не сомневался в том, что получит “добро”.

Именно поэтому в двух дворах на Кутузовском накануне ночью были врыты на выездах из арок пять бетонных столбов. А с деревьев в соседних дворах спилены ветви якобы коммунальщиками: в двух точках намеревались разместить снайперов: Щелоков не без оснований предполагал, что Андропов в союзе с азербайджанскими чекистами, лояльными Алиеву, может сыграть на опережение. Так и произошло…

История СССР могла быть другой, если бы мелкий коррупционер от МВД Щелоков выиграл это сражение у политика и опытного заговорщика от КГБ Андропова, который не случайно для участия в этой спецоперации выбрал элитный спецназ КГБ “Альфу” и удаленную от политики группу “Вымпел”.

С подмосковной базы в столицу выдвинулись три группы спецназа МВД, созданные по приказу Щелокова накануне Олимпиады-80 якобы для борьбы с терроризмом. Они ехали на спецтранспорте: “Волгах” модели 2424, “пятерках" с форсированными движками, и “рафиках”, закамуфлированных под реанимобили.

10.15.

Колонна № 3 из четырех белых “Жигулей” и двух микроавтобусов, в которых разместились люди подполковника Терентьева, была остановлена на проспекте Мира офицерами группы “Альфа” КГБ, переодетыми в форму ГАИ.

Всего 15 минут эта столичная магистраль была перекрыта. Из Капельского, Орлово-Давыдовского и Безбожного переулков на проспект, упирающийся в Сретенку, ворвались 12 черных “Волг”, набитых офицерами и прапорщиками войск КГБ. Эта часть спецоперации прошла быстро и без эксцессов, потому что стрельба на проспекте Мира привела бы к грандиозному скандалу.

“Щелоковские” спецназовцы попались на ночной установке бетонных столбиков в арках рядом с домом, где жила семья Андропова, потому что от КГБ ночные работы в таком месте утаить было нереально. И этот сигнал стал началом провала планов Щелокова.

10.30.

Спецназ Щелокова, целью которого был перехват персональной машины Андропова, если он попытается покинуть свой кабинет в сером здании ЦК КПСС на Старой площади, чтобы укрыться на Лубянке, был арестован, не успев оказать сопротивление, и отправлен на огромной скорости в сторону Лубянки.

10.40.

Группа спецназа, направленная Щелоковым непосредственно на Старую площадь, добровольно сдалась группе “Альфа”, направленной на перехват их трех “Волг”… В первой из них сидел подполковник Б., предавший Щелокова и успевший перед выездом с базы отзвонить по конспиративному телефону якобы жене: “Ужинать сегодня не приеду".

Спустя три недели ему было присвоено звание полковника, и он убыл в командировку в Афганистан, где уазик полковника подорвался на мине у Кабула…

10.45.

Однако один из отрядов Щелокова прорвался к пункту назначения — к дому 26 на Кутузовском проспекте. Этот казус произошел потому, что колонна из трех авто, нарушив план, поехала не по Большой Филевской, где их ждала засада, а по параллельно идущей — Малой Филевской. В результате три “Волги” с проблесковыми маячками, нарушая все правила, выехали на “правительственный” проспект с улицы Барклая.

Через десять минут после того, как подполковник Т. приказал своим подчиненным сложить оружие на подступах к Сретенке, его коллега Р. велел открыть огонь по наряду, охранявшему знаменитое здание на Кутузовском, в котором были соседями все трое главных героев этих драматических событий: Андропов, Брежнев и Щелоков.

11.50.

К счастью, убитых в этом противостоянии спецназов КГБ и МВД не было… Но к полудню в Склифосовского привезли девять человек. Пятеро “щелоков-ских” спецназовцев прибыли под конвоем, в том числе и подполковник Р., честно пытавшийся выполнить санкционированное самим Брежневым распоряжение министра МВД по захвату Андропова. Он погибнет под скальпелем хирурга к вечеру 11 сентября, став единственной жертвой из десяти, раненных в перестрелке у дома 26 на Кутузовском проспекте Москвы.

Последний, десятый офицер — бывший телохранитель дочери будущего генсека Ирины Андроповой был доставлен на одну из подмосковных дач, где ему обеспечили индивидуальный уход.

14.30.

Сразу после перестрелки на Кутузовском по указанию Андропова в Москве была прервана связь с внешним миром. Все международные рейсы из Шереметьева — официально! — были отменены из-за розы ветров.

Оперативно была выведена из строя компьютерная система французского производства, регулировавшая телефонную связь СССР с зарубежными странами, закупленная для Олимпиады-80, поэтому ее “поломка” могла стать эффективной антирекламой, и эта дезинформация была слита КГБ в западные СМИ.

Операция по задержанию Андропова провалилась, но даже если бы она удалась, все равно через два месяца Брежнев умер, и рядом с ним были только андроповские сотрудники из “девятки”».

17 декабря 1982 года — через месяц после смерти Брежнева — Щелоков был уволен в связи с «узбекским делом», начатым по инициативе Андропова. Оно завершилось приговором Юрию Чурбанову — первому заместителю Щелокова и зятю Брежнева. 6 ноября 1984 года Щелокова лишили звания генерала армии. 10 ноября, специально в День милиции, об этом сообщили в центральных газетах.

12 ноября на Кутузовский 26 к нему с обыском пришли следователи Главной военной прокуратуры. 7 декабря Щелокова исключили из КПСС, а 10 декабря в предсмертной записке генеральному секретарю Андропову и Политбюро он написал: «Прошу Вас, не допускайте разгула обывательской клеветы обо мне, этим невольно будут поносить авторитет руководителей всех рангов, а это в свое время испытали все до прихода незабвенного Леонида Ильича. Спасибо за все доброе. Прошу меня извинить. С уважением и любовью Н. Щелоков».

Он спрятал этот документ в стол, ключ к которому носил всегда с собой, но дубликат у кого надо вполне мог быть.

Через два дня, 12 декабря, без судебного решения опальный министр был лишен звания Героя Соцтруда и всех наград, кроме военных.

13 декабря 1984 года, согласно официальной версии, он выстрелил себе в голову из коллекционной двустволки, оставив два письма, датированные… 10 декабря 1984 года. Одно генсеку и в Политбюро, другое — детям.

Когда сотрудники ГВП прибыли для осмотра места происшествия, вся семья Щелоковых была в сборе, а мертвый Николай Анисимович лежал лицом вниз в холле — выстрелом в упор он снес себе полголовы. На нем был парадновыходной мундир генерала армии с муляжом медали «Серп и Молот», 11 советскими орденами, 10 медалями, 16 иностранными наградами и знаком депутата Верховного Совета СССР, под мундиром — сорочка из трикотажного полотна с расстегнутым воротом, галстук отсутствовал, а на ногах были домашние шлепанцы.

Под телом Щелокова находилось двуствольное бескурковое ружье 12 калибра с горизонтальным расположением стволов и заводским клеймом на ствольной планке «Гастин-Раннет» (Париж).

Главный военный прокурор СССР Катусев намекнул на причастность сына к смерти экс-министра публично, написав:

«Достоверно знаю одно: санкционируя обыски у Щелоковых, я действовал самостоятельно, без чьей-либо подсказки. Так что совпадение во времени здесь случайное… Но я согласен с тем, что смерть Щелокова многих устраивала больше, чем судебное разбирательство его уголовного дела… в числе этих многих могли быть и прямые наследники Щелокова, — в перспективе маячил суровый приговор с конфискацией имущества».

Когда Катусев работал над книгой «Процессы. Гласность и мафия, противостояния» в 1989 году, он сказал, что эту версию очень настойчиво попросили не разрабатывать несколько уважаемых вельмож, включая Алиева.

После провала попытки сентябрьского переворота от Щелокова многие отвернулись, и он неосмотрительно обзавелся новыми (подставными) знакомыми.

Невестке Щелокова — Нонне Шелашовой дали понять, что если Николай Анисимович «не исчезнет», то и ей самой, и мужу грозит не просто конфискация всего нажитого, а тюремный срок.

Когда на Лубянке узнали от сына Щелокова о письме его отца в Политбюро, это спровоцировало ускоренное развитие событий, и утром 11 декабря была сформирована оперативная группа с задачей — «решить вопрос» в течение 48 часов. Скорее всего. Щелоков сам выстрелил себе в голову под контролем. Ему объяснили: или он поступает как человек чести, или все семейство ждет позорное судилище.

Сотрудник отдела информации ЦК КПСС, доверенное лицо Андропова — полковник Василий Ситников рассказал о подробностях заговора против Андропова и смерти Щелокова. Через месяц в журнале «Столица» опубликовали текст, повествующий о его негласной деятельности, хотя его рукопись пропала, и 31 января 1992 года сердце помощника Андропова остановилось.

Андропов устранил большинство, но далеко не все препятствия на пути к вершине власти. Главная проблема была в том, что у Леонида Ильича на примете было несколько возможных преемников, и Андропов в этом списке числился не первым. Кроме того, Брежнев опирался в КГБ на верного ему генерала армии Цинева, а в МВД исключительно на Щелокова. И вся команда Брежнева понимала, что кольцо вокруг них сжимается, поэтому надо было действовать.

Недавно рассекреченные документы ГРУ позволяют предположить, что Андропов действительно хотел убрать Брежнева, чтобы на его место не был назначен Константин Устинович Черненко. Весной 1982 года, за несколько месяцев до сентябрьской операции «щелоковского» спецназа, Андропов фактически шантажировал Брежнева, намекая последнему, что его дочь Галина, напоминающая своим поведением дочь болгарского лидера Людмилу Живкову, компрометирует не только своего отца, но в его лице и великую страну — Советский Союз. В марте 1981 года Живкова погибла в странной катастрофе.

По одной из версий, Брежнев согласился с предложением Щелокова об аресте Андропова только после того, как получил доказательства применения извращенных пыток к арестованным и о подготовке антиправительственного мятежа.

Более подробный вариант версии:

10 сентября 1982 года, 10 часов 15 минут по московскому времени.

Колонна из четырех белых «Волг» со спецдвижками и двух грязно-желтых микроавтобусов «РАФ», в которых находились заметно нервничающие люди подполковника Т., была остановлена на проспекте Мира двумя офицерами спец-группы КГБ «Зенит», переодетыми в форму сотрудников ГАИ. Это объясняется просто — руководитель одной из групп предал Щелокова и сообщил об операции в КГБ, поэтому действия спецподразделений Комитета оказались упреждающими и результативными. Пять автомашин с сотрудниками МВД были блокированы двадцатью машинами.

С таким же соотношением сил сражение было выиграно сотрудниками КГБ против спецназа МВД около Старой площади. Слишком велика была ставка, поэтому и пятьдесят машин с сотней сотрудников были бы не лишними в такой ситуации. История страны могла бы развиваться совершенно иначе, если бы Брежневу и Щелокову удалось осуществить задуманное. При этом не все рядовые участники событий тогда понимали, в чем они участвуют и чем рискуют.

Все сотрудники спецназа МВД были арестованы, не успев оказать сопротивление, и на бешеной скорости отправлены на Лубянку, куда они ранее и направлялись, с целью перехвата персональной машины Андропова. Щелоков предполагал, что Юрий Владимирович может попытаться покинуть свой кабинет в здании ЦК на Старой площади и укрыться в здании КГБ на Лубянке.

10 сентября 1982 года, 10 часов 40 минут.

Подразделение спецназа МВД на трех «Волгах», направленное Щелоковым непосредственно на Старую площадь, добровольно сдалось группе «Гром», посланной на их перехват.

Однако один из отрядов спецназа по заданию Щелокова прорвался к своему пункту назначения — Кутузовский проспект. 26. только потому, что эта колонна на трех «Волгах» поехала не по Большой Филевской, где их ждали, а по параллельно идущей — Малой. Они с редкими тогда проблесковыми маяками, нарушая все правила движения, выехали на «правительственный» проспект с улицы Барклая.

Через десять минут после того, как подполковник Т. приказал своим подчиненным сложить оружие на подступах к Сретенке, его коллега подполковник Розанов приказал открыть огонь по наряду, охранявшему знаменитое здание, в котором по соседству проживали все трое закулисных участников этих событий — Андропов, Брежнев и Щелоков.

10 сентября 1982 года, 11 часов 50 минут.

К счастью, убитых в ходе завязавшейся перестрелки между сотрудниками 9-го Управления КГБ и спецназом МВД не было. Однако к полудню в Склифосовскую больницу привезли девять человек. Причем пятерых спецназовцев из МВД уже под конвоем, среди которых был и подполковник Розанов, честно пытавшийся выполнить санкционированное самим Брежневым распоряжение Щелокова по захвату Андропова. Он погиб под ножом хирурга вечером 11 сентября. Семья только через 48 часов получила извещение о его смерти от несчастного случая «при выполнении служебного долга».

10 сентября 1982 года, 14 часов 10 минут.

Формально Розанов стал единственной жертвой схватки двух силовых структур страны. Десятым раненым офицером стал бывший телохранитель дочери Андропова — Ирины. Он был доставлен не в больницу, а на одну из подмосковных дач, где ему обеспечили индивидуальный уход. Позже в звании майора он погиб в Афгане за месяц до смерти Андропова. Помимо «тайны 10 сентября», ему было еще известно и об убийстве адъютанта Андропова.

Эта группа вступила в скоротечный бой с охраной правительственного дома и была нейтрализована. Андропов победил.

Телефонная связь в Москве, которая прервалась в два часа дня 10 сентября, к утру 11 сентября была восстановлена. Москвичи, взбудораженные слухами о стрельбе на Кутузовском проспекте, постепенно успокоились. Большинство из них оставались безучастными к событиям в политической жизни страны.

Андропов в это время уже полностью контролировал ситуацию вокруг генерального секретаря. Из окружения Брежнева были удалены нежелательные лица, в том числе его близкий друг — Кириленко, о проводах которого на пенсию не сообщила ни одна газета, а также сомнительная «целительница» Джуна Давиташвили, которая якобы поддерживала здоровье генерального.

В отношении Кириленко история очень темная — именно в это время его сын Анатолий, будучи заместителем резидента ПГУ КГБ в Марокко под фамилией Богатый, сбежал на Запад. При этом никакой информации ни в России, ни в США о том, была это спецоперация американцев, КГБ или его личная акция, до сих пор нет.

Понятно, что Кириленко немедленно был исключен из состава Политбюро без внятных объяснений и его портреты на демонстрации 7 ноября в колоннах демонстрантов уже не несли. А Джуна уже слишком «засветилась» своими связями в кругах московской элиты и с многими чинами из армии и спецслужб. Это перешло всякие разумные пределы.

Официальной информации о событиях сентября 1982 года нет, но известно, что в то время борьба с преступностью обострилась и происходила на фоне жестокого и бескомпромиссного противостояния МВД и КГБ, особенно после громкого убийства в декабре 1980 года офицера госбезопасности Афанасьева сотрудниками милиции Московского метрополитена и также пропажи шифровальщика КГБ Шеймова. Андропов выложил Щелокову такой компромат на него и ближайшее окружение, что он выдал четверых своих сотрудников, в том числе и начальника 5-го отделения милиции Баринова.

После этого Андропов на свой страх и риск отдал распоряжение арестовать восемь милиционеров, которые в Лефортово под пытками сознались в совершении этого и еще 40 убийств, включая уничтожение Шеймова. Позже выяснилось, что Шеймов бежал в США и оказался матерым шпионом, но в процессе борьбы КГБ с МВД это никого не интересовало.

Интрига заключалась в том, что исчезновение сотрудника КГБ Шеймова могло навредить карьере Андропова, который оказывался плохим руководителем ведомства или предателем, знавшим о вербовке Шеймова ЦРУ. Ситуацию нужно было спасать. Возможно, для этого и была использована операция «Убийство на Ждановской», чтобы дискредитировать Щелокова и оправдать исчезновение Шеймова.

Так или иначе, но дискредитировать сотрудников милиции и министра МВД Щелокова Андропову удалось. Брежнев вынужден был поддержать Андропова, и четверых исполнителей убийства расстреляли, а более 300 московских милиционеров уволили и отдали под суд.

Стремясь реабилитировать себя перед руководством страны, МВД провело ряд громких операций, в том числе арест 15 мая 1981 года лидера уголовного мира Иванькова по кличке Япончик. Когда 10 декабря 1981 года в квартире знаменитого дома на Котельнической набережной убили актрису Зою Федорову, МВД специально распространило слухи о причастности к преступлению чекистов, пытавшихся не допустить ее выезда в США к дочери.

30 декабря у соседки Федоровой, цирковой артистки Ирины Бугримовой, украли знаменитую коллекцию бриллиантов, и сотрудники КГБ в процессе расследования «к своему несчастью» вышли на след певца Буряце — любовника дочери Брежнева Галины. Следствие вел родственник Леонида Ильича — первый заместитель Андропова Цвигун. Замять такое громкое дело не удалось. Страсти накалились настолько, что Цвигун не смог даже попасть на прием к Брежневу. Его вызвал к себе Суслов.

О чем был разговор 19 января 1982 года, неизвестно, но в тот же день в 16.15 Цвигун на своей даче в Усове покончил жизнь самоубийством. У Суслова тоже случился инсульт, и через шесть дней он умер вслед за Цвигуном. Расследование этого «расстрельного» дела спихнули на работника ЦК А. Иванова, который должен был сделать доклад на Политбюро, но накануне заседания его нашли мертвым в своей квартире…

Противостояние двух силовых ведомств достигло апогея, и утром 10 сентября Щелоков получил у генерального секретаря разрешение на арест руководителя КГБ Андропова. Кончилось это для Щелокова и Брежнева трагически.

Андропов своевременно получил данные о подозрительных ночных работах по установке бетонных столбов у его дома на Кутузовском проспекте и о том, что коммунальщики обрезали вокруг дома ветви деревьев, создав идеальные условия для работы снайперов.

Но главным обстоятельством, решившим исход борьбы, стало то, что руководитель одной из групп милицейского спецназа подполковник X «сдал» своих коллег и замысел акции против Андропова, а в момент начала спецоперации подал чекистам по терефону условленный сигнал — «Ужинать сегодня не приеду» и затем подставил свою группу сотрудникам КГБ.

Через три недели, уже в звании полковника, он оказался в командировке в Афганистане, где в Кабуле его машина была взорвана. Перед отъездом, предчувствуя расплату за предательство, он сказал жене: «Скорее всего, я не вернусь».

Андропов победил благодаря стечению обстоятельств — предательству руководителя одной из групп милицейского спецназа, а также выбору между верностью и служебным долгом в пользу Юрия Владимировича председателя КГБ Федорчука.

После этого дни Брежнева были сочтены, а вслед за ним вскоре трагически ушли из жизни министр МВД Щелоков и его жена, соседи по жизни в «проклятом» доме 26 на Кутузовском проспекте. К сожалению, эту традицию продолжили потом Горбачев и Язов, также проживавшие в доме 26.

13 ноября 1984 года Щелоков надел парадный мундир с наградами и застрелился из подаренной ему Брежневым двустволки. Однако для следователей так и осталось загадкой, почему он был в домашних тапочках. Это породило версию о том, что смерть министра была насильственной и тщательно организованной. Ряд историков считает, что и тут также прослеживается след «врачей-убийц», которые профессионально выполнили свою работу.

Андропов и Щелоков. Развязка

Следователь по особо важным делам при Генеральном прокуроре СССР Владимир Калиниченко вспоминает:

«27 декабря 1980 года возле поселка Пехорка, недалеко от дороги, ведущей в аэропорт Быково, обнаружили окровавленного, практически раздетого и полузамерзшего человека. Одежда потерпевшего валялась рядом. Кроме записной книжки, в карманах ничего не обнаружили. Номера телефонов и фамилии из записной книжки ничего не прояснили, а потому прибывшие на место происшествия работники милиции позвонили по одному из них. С этого момента в здании на площади Дзержинского зазвучал сигнал тревоги. Пострадавшим был заместитель начальника секретариата КГБ СССР. Через несколько дней, не приходя в сознание, он скончался.

В тот вечер судьба свела этого офицера с постовым нарядом милиции станции метро “Ждановская” 5-го отделения милиции отдела по охране Московского метрополитена…

14 января 1981 года в кабинете начальника следственной части Прокуратуры СССР Германа Каракозова собрали около тридцати следователей, которым вручили пакеты с предписаниями.

В служебных помещениях отдела милиции по охране метрополитена, территориальных отделениях и медвытрезвителях, расположенных недалеко от станции метро “Ждановская”, началась выемка документов. Со службы или места жительства в следственный отдел КГБ СССР в Лефортово доставлялись лица, которые в течение вечера 26 декабря находились в комнате милиции или возле нее. Да. свозили именно в Лефортово. Все остальные учреждения подобного рода находились в подчинении Щелокова. а значит, не могли обеспечить надлежащую изоляцию предполагаемых преступников. В этот день ни Щелокова, ни Чурбанова в Москве не было. Но происшедшее было настолько необычным для столичной милиции, что кое-где пытались не подчиняться требованиям работников прокуратуры».

Это пьяное убийство стало еще одним камнем преткновения между Щелоко-вым и Андроповым. Гибель приближенного к нему сотрудника обернулась для Юрия Владимировича козырем. Который он разыграл через пару лет.

10 сентября 1982 года, сразу после перестрелки на Кутузовском, по указанию Андропова была прервана связь с внешним миром. Международные рейсы из Шереметьево были отменены из-за — официально! — неблагоприятной розы ветров. Были отозваны десятки советских дипломатов. Оперативно была выведена из строя компьютерная система французского производства, регулировавшая телефонную связь между СССР и зарубежьем.

Понятно, что без помощи председателя КГБ Федорчука Андропову спастись в той ситуации было невозможно. Федорчук предал Брежнева и пошел на откровенный сговор с Андроповым.

Происшедшее не стало предметом обсуждения на Политбюро. На Лубянке об этом знали избранные, но помалкивали — слишком это было похоже на анти-хрущевский переворот в октябре 1964 года…

Раиса Старостина, работавшая уборщицей пятого подъезда дома № 26 по Кутузовскому проспекту, где жили Брежнев, Андропов и Щелоков, рассказывала:

«У Андропова была одна особенность: он всегда поднимался в лифте на свой этаж только один. Но в роковой вечер. 19 февраля 1983 года, Светлана Щелокова. положив в сумочку браунинг, дождалась генсека и пулей влетела в лифт вслед за ним. Даже охрана растерялась. Тем более что Андропов, пристально посмотрев в глаза Щелоковой, промолчал и нажал кнопку своего этажа. Как только лифт начал подниматься, раздались выстрелы.

Щелокова по образованию была медиком, заведовала больницей. Она прекрасно знала о больной почке Юрия Владимировича и целилась именно в нее.

После того как лифт остановился на шестом этаже, Андропов дополз до своей двери и вызвал охрану. Светлана Щелокова поднялась к себе в квартиру, и андроповская охрана немедленно расстреляла ее там из того же браунинга, разыграв самоубийство».

После ранения Андропов так и не оправился и вскоре умер. На похоронах Андропова присутствовали не только Маргарет Тэтчер, но также Джон Рокфеллер. Морган. Ротшильд.

В это время естественный процесс разложения партийной элиты в СССР близился к завершению. По решению Политбюро и лично Брежнева в конце шестидесятых Андропов запретил органам КГБ, МВД, судам и прокуратуре следить и заводить дела на сотни тысяч чиновников из партноменклатуры. Это вполне соответствовало главному принципу Леонида Ильича: «Живи и давай жить другим». Так, номенклатура, попадая в зависимость от торговых жуликов, воров и мошенников, стала «крышевать» торгово-мафиозные кланы и делить их преступные доходы.

Скрыть это от народа было невозможно. Так в сознании людей сформировалось понимание того, что ими создана каста неприкасаемых, связанная с преступным миром. В это время номенклатура уже настолько презирала народ, что начала откровенно нарушать законы и моральные принципы, но при этом жестко пресекала покушения на свою власть, обеспечивающей ей комфортную жизнь и личную безопасность.

Но еще при жизни Брежнева органы КГБ начали борьбу с коррупцией в Грузии и Азербайджане, где во главе коммунистических партий этих республик были поставлены сотрудник органов Шеварднадзе и Алиев. Для поднятия авторитета и полномочий их сделали кандидатами в члены Политбюро с задачей чистки аппарата власти от «коррупционных элементов».

С поставленной задачей они справились. При этом ряд высших функционеров этих республик погиб при загадочных обстоятельствах, в том числе министр внутренних дел Азербайджана Гейдаров и его заместитель Кязимов были кем-то застрелены в кабинете. В июне 1978 года погиб в «автомобильной катастрофе» председатель Совмина Грузии Патаридзе.

Затем мистические несчастные случаи начали повторяться и в других республиках и краях: в октябре 1980 года первый секретарь ЦК Белоруссии Машеров погиб в «автомобильной катастрофе», а в декабре в больнице был застрелен председатель Совмина Киргизии Ибрагимов.

Также «неожиданно и внезапно» умерли первые секретари обкома Якутии Черняков, Татарии — Мусин, Таджикистана — Расулов, секретарь Президиума Верховного Совета СССР Георгадзе, второй секретарь ЦК Украины Соколов, главный редактор журнала «Проблемы мира и социализма» Задоров, дело дошло до того, что якобы застрелился первый зампред КГБ, родственник Брежнева генерал армии Цвигун.

Андропов, пока ему не оказал доверие Брежнев, до начала семидесятых был не у дел. В Политбюро, состоявшем из Воронова, Кириленко, Косыгина, Мазурова, Пельше, Подгорного, Полянского, Суслова, Шелепина и Шелеста никто не хотел принимать Юрия Владимировича «за своего». Но без Андропова Брежнев сам не мог контролировать ситуацию, а самостоятельность и претензии на власть, которые то скрытно, то явно демонстрировали Косыгин, Подгорный, Полянский и Шелепин, его серьезно беспокоили.

Брежнев сделал Андропова председателем КГБ и одновременно — кандидатом в члены Политбюро ЦК КПСС. Со времен Сталина такого не случалось. Маршал Гречко такой чести удостоен не был. Это было политической ошибкой Брежнева, который вынужден был ввести Гречко в состав Политбюро. За это время Андропов, несмотря на противодействие со стороны военных, значительно нарастил силовой и политический потенциал КГБ, а Гречко своей необъяснимой смертью в апреле 1976 года стал первым в длинном списке высших номенклатурных руководителей, ушедших в мир иной.

Андропов против команды Брежнева

С 1977 года здоровье Брежнева стало стремительно ухудшаться. Он перенес несколько инсультов и страдал атеросклерозом сосудов головного мозга. Поэтому он понимал, что не вечен и необходимо подобрать себе достойного преемника. Еще с 1976 года он начал присматриваться к главе ленинградской парторганизации Романову, считал его самым способным работником в ЦК и после некоторой подготовки он мог занять кресло генсека.

Об этом стало известно остальным желающим занять место Брежнева. Однако вскоре распространился слух о том, что в 1974 году Романов взял «напрокат» на свадьбу своей дочери сервизы царской семьи из запасников Эрмитажа и гости побили часть посуды. На этом его политическая карьера завершилась.

В мае 1980 года Леонид Ильич остановил свой выбор на секретаре ЦК Черненко. Но в октябре 1982 года почему-то изменил свое мнение и в беседе с заведующим партийными кадрами Капитоновым назвал в качестве преемника 64-летнего Щербицкого, возглавлявшего ЦК компартии Украины и имевшего огромный опыт политической и хозяйственной деятельности:

— Видишь это кресло? Через месяц в нем будет сидеть Щербицкий. Все кадровые вопросы решай с учетом этого.

Но в ночь с 9 на 10 ноября Брежнев умер. 15 ноября на пленуме ЦК он собирался представить членам Политбюро своего «кандидата» Щербицкого, но не успел.

Андропов на пути к власти вынужден был бороться против всех.

При Брежневе имя Андропова в разговорах о возможном преемнике никогда не возникало, хотя он был одним из тех, кто способствовал укреплению брежневской власти в шестидесятые годы. Леонид Ильич отблагодарил его, назначив в 1967 году председателем КГБ.

Считается, что Юрий Владимирович о захвате власти в государстве заранее не мечтал. Однако еще в начале семидесятых он устроил против Брежнева настоящий заговор из авторитетных генералов и маршалов Минобороны, которые должны были предложить Леониду Ильичу добровольно уйти в отставку, сохранив за собой пост члена ЦК. Но для отставки требовалась убедительная «официальная» причина, которую заговорщики не смогли обосновать и сформулировать.

Тем не менее этим планам сопутствовала череда странных смертей и отставок в руководстве страны и армии.

В апреле 1976 года скоропостижно скончался 72-летний министр обороны СССР маршал Андрей Гречко, у которого были напряженные отношения с Андроповым.

В 1978 году то же самое произошло с секретарем ЦК Федором Кулаковым. Оба, находясь у себя на дачах, уснули и не проснулись, и оба не жаловались на здоровье.

В ноябре 1980 года погиб в автокатастрофе первый секретарь ЦК Белоруссии Петр Машеров, которого через две недели должны были назначить председателем Совмина СССР вместо опального Алексея Косыгина.

В январе 1982 года погиб заместитель председателя КГБ генерал Семен Цвигун, которого Брежнев назначил для контроля за Андроповым. По официальной версии, он застрелился во дворе служебной дачи из пистолета, взятого у собственного охранника.

Также в январе 1982 года секретарь ЦК Михаил Суслов, находясь на плановой диспансеризации в кремлевской больнице, вечером принял какие-то таблетки, а ночью перенес инсульт и, не приходя в сознание, скончался.

24 мая 1982 года Андропов занял кабинет Суслова.

Днем 9 ноября он встретился с Брежневым. А наутро 10 ноября генерального секретаря нашли мертвым. В результате 68-летнему Андропову в итоге удалось занять высшую должность в СССР. Однако его здоровье было подорвано настолько, что он смог продержаться в кресле генерального секретаря чуть больше года.

Проблемы Андропова

Судьбу и карьеру Юрия Владимировича Андропова можно рассматривать как непрерывную борьбу с жизненными ситуациями, интриги, ухищрения, чтобы выжить и укрепиться во властных структурах. Затем, когда в борьбе за высший пост в государстве его шансы стали реальными, его положение еще больше осложнилось, но Андропову, хотя и с огромными усилиями, удалось выиграть эту партию.

Многие историки, философы и политики откровенно и цинично высказывались о сущности власти. Так, Игнатий Лойола и Талейран. Ленин и Черчилль не испытывали иллюзий по поводу аморальности власти. Однажды в шутливой форме это вынужден был признать и Андропов:

Проблема любой действующей власти состоит в том, что одна из главных ее функций — это сохранение власти любой ценой, а у стремящихся завоевать власть — проблема та же. но мотивация слабее. Потому что те, кто у власти, теряют больше.

Суть любой власти в любой стране, сколько бы ни менялись эпохи, названия форм правления и сами правители, — это сохранение своей власти для управления (использования и угнетения) народа. При этом правители, как полицейские в американских фильмах, могут быть или прикидываться добрыми или злыми, хотя некоторые могут одновременно быть добрыми и злыми по необходимости, но суть власти от этого не меняется.

Поэтому в борьбе за власть те, кто находится внизу, чаще всего действуют открыто и прямолинейно, даже в случаях заговоров, предательства и убийства, руководствуясь естественными человеческими инстинктами. В верхних эшелонах власти все сложнее и запутаннее. Здесь любая комбинация многократно просчитывается и подстраховывается запасными вариантами, а интриги, заговоры, предательства и убийства никогда не бывают случайными, а осуществляются цинично, подло и корыстно.

XXV съезд явился апогеем политической карьеры Брежнева. Под гром аплодисментов он был переизбран на новый срок. В этот период он полностью доверял Андропову, однако Юрий Владимирович многому научился у генерального секретаря, уже сам одержал ряд важных побед над конкурентами, и его шансы сменить Брежнева на высшем партийном и государственном посту были высоки, как никогда.

Утром 26 апреля охрана обнаружила мертвым одного из конкурентов Андропова среди членов Политбюро, министра обороны маршала Гречко, в сейфе которого нашли деньги, драгоценные камни и фотографии женщин… Маршал в свои 72 года был физически здоров, мог выпить, а женщины его интересовали всегда. Однако самая реальная версия его смерти, как и Дзержинского, — «сгорел на работе». Оба эти выдающиеся государственные деятели до последнего дыхания все силы отдавали служению Родине.

Андропов постарался убедить Брежнева в целесообразности назначения министром обороны члена Политбюро и секретаря ЦК, курировавшего военно-промышленный комплекс. Устинова, который до этого никогда не служил в армии, и о его политических способностях Брежнев был невысокого мнения. Но его несомненными достоинствами было то, что он был сравнительно молод, прекрасно знал военно-промышленный комплекс страны и принадлежал к числу сторонников генерального секретаря. Поэтому Устинов стал министром обороны и получил звание Маршала Советского Союза, сохранив за собой в Политбюро курирование отраслей ВПК. Теперь как министр он формировал оборонный заказ, а как член Политбюро руководил его исполнением. Вскоре стало понятно, что новый министр обороны находился под сильным влиянием Андропова.

Для соблюдения баланса сил в Политбюро Брежнев назначил вместо Андропова председателем КГБ Виталия Васильевича Федорчука, который в годы Великой Отечественной войны служил в органах военной контрразведки Смерш.

В 1949 году он был назначен начальником отдела Управления особых отделов МГБР по МВО, а в 1963 году cmaл начальником Управления особых отделов КГБ Группы советских войск в Германии.

С 1967 по 1970 год Федорчук — начальник 3-го Главного управления КГБ (военная контрразведка), затеи председатель КГБ Украинской ССР. С 26 мая по декабрь 1982 года — председатель КГБ СССР.

17 декабря 1982 года был назначен министром внутренних дел СССР с освобождением от обязанностей председателя КГБ СССР; в тот же день газета «Правда» сообщила о присвоении ему звания «генерал армии». В должности министра сменил Н.А. Щелокова, против которого было возбуждено уголовное дело.

В начале 1986 года был освобожден Горбачевым от министерской должности и зачислен в Группу генеральных инспекторов Министерства обороны СССР, членом которой оставался до 1991 года. Увольнение перенес тяжело. У него случился обширный инсульт, две недели он лежал в беспамятстве. Полностью здоровье не восстановилось. Он пережил своего сына, жену и дочь и остался в одиночестве, не принятый в ветеранских коллективах КГБ и МВД.

Умер в Москве 29 февраля 2008 года после продолжительной болезни. Похоронен на Троекуровском кладбище Москвы.

Политическая роль Федорчука на должности председателя КГБ была двойственной. С одной стороны, Брежнев считал его своим человеком, принадлежащим к украинской группировке в Политбюро и ЦК, которые являлись его надежными сторонниками. Однако в ситуации с попыткой ареста Андропова министром внутренних дел Щелоковым и спецназом МВД он принял сторону Андропова и фактически предал Брежнева.

Юрий Владимирович, став генеральным секретарем, немедленно убрал Федорчука из КГБ и назначил министром внутренних дел, присвоив ему в качестве отступного звание генерала армии. Перебежчикам никто не доверяет, поэтому после увольнения в 1991 году из Группы генеральных инспекторов его не приняли в свой коллектив ни ветераны КГБ, ни ветераны МВД.

Материалы об Андропове

«Мать моя родителей не помнила, она в младенческом возрасте была подкинута в семью купца Флекенштейна и воспитывалась в ней до шестнадцати лет» (из автобиографии Андропова).

Судьба матери будущего генсека необычна: еще в младенческом возрасте ее подбросили в корзинке к купцу по фамилии Флекенштейн. Он удочерил девочку и дал ей свою фамилию. Историки до сих пор спорят, была ли в действительности мать Андропова еврейкой не только по вероисповеданию, но и по происхождению.

По словам сотрудников рыбинского исторического музея, «купец мог согрешить на стороне, а потом сделать вид, что девочку ему подбросили. Но никаких доказательств этому предположению пока нет. Карл не бросил ребенка, воспитал и выучил девочку» (Ярославская газета «Караван-РОС» от 28.06.2004).

Но сохранились фотографии Ю.В. Андропова со сводной сестрой Валентиной и матерью, датированные 1931 или 1930 годом. О том, что мать была жива в 1930 году, сообщали и ученики ее классов в школе, обращавшие внимание, что в 30-х годах они шли за закрытым, а не открытым гробом своей учительницы.

Зачем он настаивал, что мама умерла в 1927 году даже тогда, когда был со всех сторон обложен партийным следствием? Почему не общался с семьей вырастившего его отчима Виктора Федорова, особенно сестрой Валентиной, хотя видно, что отношения были теплыми? Только ли хотел разжалобить детством сироты так же, как указывал в курируемой Кагановичем Ярославской области, что его дед — жертва еврейского погрома, а не погрома немцев?

Почему не указывал, что мать, умершая молодой, была не только учительницей музыки и пения, но и немецкого языка, и он должен был его знать тоже? Например, он хорошо играл на фортепиано, как сын учительницы музыки и пения, и охотно демонстрировал это. Демонстрировал он и изучение английского, хотя из-за возраста не продвинулся в овладении им, но никогда не показывал, что знает немецкий. Это все до сих пор самая большая и непонятная тайна его биографии (А. Север. Пятый пункт Юрия Андропова. В книге: А. Север. 10 мифов о КГБ).

В 1984 году в Москве среди множества других распространялся анекдот:

Ленин доказал, что государством могут управлять массы.

Сталин — что государствам может управлять личность.

Хрущев — что государствам может управлять дурак.

Брежнев — что государством можно вообще не управлять.

Андропов — если государством управлять как следует — больше года протянуть не дадут.

После этого появилось:

Горбачев доказал на личном примере, что если обменять государство на Нобелевскую премию, то оно развалится.

Ельцин — что государствам могут управлять дочь и олигархи, а потом его можно передать кому угодно по доверенности.

Путин — что с государством можно делать что угодно, даже сдавать придворным в аренду, и оно все выдержит.

Кинорежиссер Андрей Кончаловский, сняв об Андропове фильм, восторженно говорил: «Юрий Владимирович Андропов для меня фигура интереснейшая. Та роль, которую он сыграл в КГБ, совсем иная, чем ее трактуют многие современные историки. Теперь я знаю, что перестройка началась в КГБ.

Мы просто себе этого не представляем. При Андропове КГБ сыграл огромную позитивную роль в государстве. Если бы Андропов не был так тяжело болен, мы бы жили сейчас в другой стране, похожей на Венгрию восьмидесятых — девяностых годов. Были бы частные предприятия и банки, свобода выезда за рубеж, идеология социал-демократии…»

Однако помощник генерального секретаря Анатолий Черняев: «Ничего выдающегося он не сделал и не предложил, кроме борьбы за дисциплину и большей критики в газетах. Нелепо считать Андропова реформатором. Он лишь хотел исправить систему с помощью организационно-административных мер. Дело безнадежное. Просто всем хотелось, чтобы Андропов стал человеком, который спасет Россию…»

Первый отчим Юрия Владимировича — Владимир Константинович Андропов — был железнодорожным служащим, окончил или учился в Московском институте железнодорожного транспорта. Работал телеграфистом на станции На-гутской. Умер от сыпного тифа в 1919 году.

Получается, что в реальности у Андропова вымышлено все — фамилии Андропов и Федоров, отчество Владимирович и даже имя Юрий, так как его мать вышла замуж сначала за Андропова (Андропуло), а после за Федорова через несколько лет после его рождения, а реальным его отцом был кто-то из круга и веры его матери в Москве.

Первое настоящее имя Юрия Владимировича было Григорий, а не Юрий. Родился он в Москве, где его мать в 1913–1915 годах работала учительницей в гимназии, хотя в документах указывал станицу Нагутскую, говорил, что «среди наших родственников действительно была казачья ветвь», хотя свидетельство о рождении в которой получил только в 1932 году.

Странное желание, если учесть, что сам он говорил, что после Смоленской войны захваченные евреи были записаны в донские казаки, и поэтому Шолохов требовал, чтобы на роль донской казачки Аксиньи была утверждена актриса с еврейской внешностью. И даже Троцкий обосновывал свое руководство в РККА тем, что он «почти донской казак».

Отец Андропова, как подданный Финляндии, имел право добровольно вступить в Российскую армию сразу же офицером, несмотря на веру. Он погиб в годы Первой мировой войны, по автобиографии Юрия Владимировича — в 1916 году.

Партийный следователь, которому поступил донос, что Андропов — сын офицера царской армии, упрекал его не за происхождение из торговцев, а за то, что, как сын офицера царской армии, он скрывал это, придумав легенду о своем нефинляндском происхождении и рождении в Нагутской, где не было евреев, способных сразу же стать офицерами.

Андропов жаловался, что как первый секретарь Ярославского обкома ВЛКСМ он не мог работать, так как партийный следователь постоянно заставляла его писать новые реальные версии его автобиографии. Позже Юрия Владимировича стал опекать финляндский коммунист Отто Куусинен, имевший какое-то отношение к его семье.

Также Андропова защищал первый секретарь Ярославского обкома Патоли-чев, отец которого тоже был участником Первой мировой войны. Поэтому фактически обвиненная в срыве работы обкома партийный следователь Капустина свернула следствие и записала только, что он неправильно указал социальное происхождение матери, потому что о нем не знал.

Данные о том, что Андропов сын царского офицера, Капустина не опровергла, но записала, что зато никто из его родственников никогда не служил в белых армиях, а его бабушка никогда не лишалась избирательных прав, была трудящейся, так как бабушка и погибший из-за еврейского погрома 1915 года дедушка были ремесленниками, самостоятельно сбывавшими свою ювелирную продукцию, а не торговцами.

Мать Андропова, учительница музыки Евгения Карловна Флекенштейн. со слов Андропова, была не еврейкой, а приемной дочерью богатых евреев, уроженцев Финляндии, владельцев магазина «Ювелирные вещи» в Москве, ул. Большая Лубянка, дом 26 — Карла Францевича Флекенштейна и Евдокии Михайловны Флекенштейн.

Евдокия Флекенштейн продолжила заниматься торговлей в магазине «Ювелирные вещи», расположенном в принадлежавшем мужу четырехэтажном особняке по адресу Лубянка. 26, который умер во время немецкого погрома в 1915 году из-за сходства своей фамилии с немецкой. Андропов, помня об этом, хотел создать в Казахстане немецкую автономную область. Дочь Евдокии Михайловны — мать Андропова — с 17 лет работала учителем музыки в женской гимназии Ф.Ф. Мансбаха в Москве.

По версии Юрия Владимировича, Евгения Карловна развелась с классово чуждым отцом Андропова вскоре после рождения сына и после Февральской революции из-за погромов уехала жить в Тверскую область. В архиве сохранилось сочинение 18-летнего Андропова: «Февральская революция породила погромы и своры черных сотен. “Черт вас возьми, черносотенная сволочь!” — восклицает Маяковский».

Андропов рассказывал партийным следователям, что после смерти первого отчима он считал его родным отцом, потому что ему никто не рассказал об отце — офицере царской армии, а дата смерти родного отца — 1916 год. В 1919 году Евгения Карловна в третий раз вышла замуж за помощника паровозного машиниста Федорова, и вместе они работали в школе: он — учителем труда, она — музыки, пения, немецкого языка. Она умерла в 1927 году. Когда Андропов в 1931 году окончил семилетку, его официально звали Григорий Владимирович Андропов-Федоров, а его отчим продолжал работать учителем в школе.

Поэтому осведомленные коллеги в КГБ за глаза называли Андропова «Ювелиром», с намеком на то, что его дед финский еврей Карл Флекенштейн владел в Москве магазином «Ювелирные вещи».

Когда американцы спросили у Андропова, чего ждать от СССР в период его правления, он сказал: «Нападать на вас мы не намерены. В доказательство нашего миролюбия мы намерены перевести к вам наше золото». Так это или нет, неизвестно. Но золото партии исчезло из СССР в начале 80-х годов. Вопрос в том, при Андропове или при Горбачеве, как, когда и сколько?

Став генеральным секретарем, Андропов приказал заняться партийными организациями республик, где процветала откровенная коррупция. Кроме этого, у Юрия Владимировича было еще несколько конкурентов в ЦК, МВД, МИД и ГРУ. При этом в МИДе у КГБ были свои надежные люди. За эти годы Андропов добился того, что МИДом уже управляли сотрудники КГБ, а ГРУ, кроме того, обладало сильными возможностями за границей, а в СССР его надежно контролировала военная контрразведка.

С МВД было сложнее. Со Щелоковым Андропов начал незримую борьбу, как только стал председателем КГБ, но проблема была в том, что Брежнев доверял Щелокову больше, чем ему. Только когда Брежнев умер, сразу после прихода Андропова в Кремль, Щелоков был обвинен в коррупции, уволен, и на него завели уголовное дело. В результате он не выдержал давления и застрелился.

После этого по решению Политбюро из КГБ в Министерство внутренних дел были откомандированы 100 опытных следователей и оперативников для укрепления центрального аппарата, а на должность министра внутренних дел был назначен председатель КГБ Федорчук. После этой перестановки и укрепления Министерство потеряло свою относительную самостоятельность, оно полностью попало под влияние могущественной спецслужбы.

На очереди был ЦК КПСС, но первые смерти там были связаны с именем сына номенклатурного работника средней руки Чурбанова. Юрий Чурбанов начинал в райкоме комсомола, в ЦК ВЛКСМ заведовал сектором по работе с подростками в отделе пропаганды. Затем служил инструктором в политотделе главного управления мест заключения МВД РСФСР.

Когда подполковник Чурбанов женился на Галине Брежневой, он был замначальника политотдела мест заключения МВД, и познакомил их сын Щелокова Игорь. Чурбанов был женат, но ради дочери Брежнева Галины он ушел от жены и оставил сына. Карьера зятя генерального была обеспечена. Ему сразу присвоили звание полковника и назначили заместителем начальника политуправления Внутренних войск. Через три года он — начальник политуправления, генерал, награжденный орденом Красной Звезды.

Кажется странным, но везде находились люди, которые по различным причинам мешали его карьерному росту. Эти должности приходилось освобождать. Начальника штаба МВД генерал-лейтенанта Крылова перевели в Академию МВД, обвинили в хозяйственных упущениях и уволили. Он не мог с этим смириться и застрелился в кабинете. Так Чурбанов стал заместителем министра внутренних дел и генерал-лейтенантом, но аппетит приходит во время еды, и он хотел быть первым заместителем. Им был генерал-лейтенант Папутин, который покончил с собой 28 декабря 1979 года.

Затем застрелился друг Чурбанова — Альберт Иванов, заведующий сектором милиции в отделе административных органов ЦК. В его сейфе обнаружили проект решения ЦК о назначении Чурбанова министром внутренних дел вместо Щелокова. Наверное, кому-то показалось, что министр Чурбанов — это уже перебор.

Возможно, о проблемах Щелокова свидетельствовало расследование дела на секретаря парткома МУРа Иванова, где были все материалы по антиквариату: выявляется квартира, с дорогим антиквариатом, на которую доверенные сотрудники милиции наводят несовершеннолетнего. Он забирает там магнитофон, ложки-вилки и уходит, а потом настоящие воры снимают со стен картины. Милиция арестовывает несовершеннолетнего, а исчезнувшие картины всплывают у Николая Анисимовича… — рассказывал следователь Калиниченко.

Там очень много было грязи, грязи серьезной, и не случайно его самоубийство всех устроило.

Министру внутренних дел Щелокову и в голову не приходило, что в этой цепи подстав, преступлений и смертей очередь скоро дойдет и до него, он рассчитывал на благодарность и поддержку со стороны Брежнева, поэтому продолжал помогать карьере Чурбанова.

Став первым заместителем в МВД, Чурбанов сильно изменился. У него появились заносчивость и высокомерие. Однако его блестящую карьеру ждала быстрая катастрофа сразу после смерти Брежнева. После его похорон Андропов приказал начать борьбу с коррупцией с МВД. Через два месяца после увольнения Щелокова его жена Светлана Владимировна покончила с собой, а Николай Щелоков застрелился 13 декабря 1984 года из охотничьего ружья. Чурбанов, кстати, не удивился такой судьбе Щелокова, считая это лучшим выходом для всех.

В середине 1985 года Чурбанова понизили до начальника Главного управления внутренних войск по военно-научной работе, вскоре уволили и арестовали по «узбекскому делу». Он получил 12 лет колонии усиленного режима. Чурбанов оказался «козлом отпущения», потому что прокуратуре нужны были громкие имена в списке обвиняемых, а зять Брежнева был самой подходящей для этого фигурой.

После того как А.И. Иванов из ЦК «застрелился», сразу троих заместителей начальника ГУУР МВД сняли с работы, а лучших сыщиков страны, старших инспекторов по особо важным делам, полностью отстранили от работы. «Застрелились» начальник ГУУР А.С. Муравьев и начальник отдела В.И. Нечаев. Общее же число «самоубийц без суда и следствия» в МВД превысило 160 человек. Даже при Ягоде и Ежове старались судить, но расстреливать и провоцировать самоубийство не практиковалось.

Сегодня мы не можем знать наверняка, когда СССР прошел точку невозврата на пути распада, при Андропове или при Горбачеве? Точек невозврата было слишком много, и никто не верил, что крах социализма и распад Советского Союза в одной из двух великих держав мира возможен, поэтому каждый неверный шаг не воспринимался как критический и необратимый.

История, к сожалению, не знает сослагательного наклонения, теперь мы знаем, что невозможное оказалось не только вероятным, но и осуществилось реально. Несмотря на всю трагичность произошедшего. оказалось, что Россия выстояла, возрождается, вновь становясь великой державой.

В этот переломный момент истории Андропов, разобравшись, что Запад уже готов к ликвидации мировой системы социализма, разрушению Варшавского договора и Советского Союза с помощью собственных спецслужб и агентуры влияния, хотел использовать последний шанс. Вероятно, у него был план, который он не смог внятно сформулировать и осуществить. Это был вариант конвергенции с Западом, в первую очередь с Европой, или построение нового справедливого общества с опорой на «русскую партию». Версий много, результат говорит сам за себя — планы были неправильные.

Как Андропов планировал спасти СССР

В середине 70-х годов тогдашний руководитель КГБ Юрий Андропов приблизил к себе группу советников. В этом «интеллектуальном штабе» собрались советские либералы, среди которых «первые скрипки» играли академики Арбатов и Иноземцев, а также журналист Бовин. Усиливают группу и молодые по меркам СССР партийные функционеры, возраст которых был от 50 до 55 лет. Одним из сторонников главы КГБ был и будущий генсек Михаил Горбачев.

Поддерживал Андропова и Анатолий Черняев, возглавляющий международный отдел ЦК КПСС. В 2003 году он передал Агентству национальной безопасности США документ, в котором было написано, как Андропов и его штаб собирались преобразовать СССР после смерти Леонида Брежнева. Этими реформами команда хотела сохранить Союз и реорганизовать его закостенелую систему.

Власть в партии принадлежала днепропетровским и молдавским выдвиженцам Брежнева. Поэтому своей первоочередной задачей андроповская команда считала устранение из властной системы всех функционеров Леонида Ильича. Лидеры партии также лишались шикарных дач, охотничьих угодий и многочисленной охраны, личных поваров и массажистов.

Обеспечить советским республикам реальную автономию и наладить снабжение городов и промышленных центров за счет областных ресурсов. Пустующие земли передать пенсионерам и всем кто пожелает получить свой участок. Сократить аппарат ЦК и поставить его отделы над министерствами. 80 % советских министров необходимо отправить на пенсию. Покончить с пропагандой и дать прессе право критиковать власть.

Прекратить независимость МИДа и поставить его в подчиненное положение по отношению к ЦК. Академик Сахаров и прочие советские диссиденты, в том числе и осужденные, могут свободно выехать за границу на постоянное место жительства. Такую же политику планировалось проводить и в отношении евреев. Антисемитизм должен караться по закону, а евреев, которые останутся в СССР, следует внедрить в систему дружбы народов.

СССР не мог соперничать с Западом в гонке вооружений. Продолжение противостояния может привести к возникновению в стране экономического и социального кризиса, поэтому Андропов собирался, не обращая внимания на шантаж США, сократить армию в 4 раза, вывести войска из Афганистана и убрать с территории Европы новейшие советские ракеты.

Ослабить контроль над европейскими странами соцлагеря и дать им возможность самими определить свое будущее. Таким образом, команда Андропова рассчитывала сэкономить деньги и ресурсы, которые будут направлены на развитие экономики СССР и ее социальной сферы.

Почему ничего не вышло? Основными проблемами в реализации плана Андропов считал не угрозу со стороны США, а сопротивление старых партийных боссов, большое количество безработных военных и «ученых», занимающихся идеологией и пропагандистскими науками. Преобразования следовало начать в первые годы прихода руководителя КГБ к власти, но из-за болезни у него ничего не получилось.

16 июня 1883 года Юрий Владимирович стал генсеком, а летом следующего года он уже сильно болел. Последнее заседание Юрий Андропов провел 1 сентября 1983 года, а в феврале 1984 года, после безуспешного лечения, он умер. Всего у власти Андропов пробыл 15 месяцев.

Интриги. Андропов, Горбачев и Черненко

Как это ни покажется странным, ранее Андропов сам через 5-е Управление КГБ распространял слухи о том, что в Политбюро заседают одни евреи, но когда сторонники Черненко захотели сделать то же против него, даже если он и не был чистокровным евреем, это Юрию Владимировичу не понравилось и слухи эти были пресечены.

Возможно, главное здесь было в другом. Намного опаснее для Андропова было в его прошлом то, что отчимом его матери был богатый купец. Хотя диктатура пролетариата в программе КПСС была отменена, но советская элита продолжала считать, что партией должны были руководить лица рабоче-крестьянского происхождения.

Сближало Андропова с Горбачевам то, что один дед Михаила Сергеевича в 1937 году был арестован как троцкист, другого, как кулака, выслали в Сибирь, а дед Раисы Максимовны вообще был расстрелян как «враг народа». В конце семидесятых большинство репрессированных в 30-е годы еще не были реабилитированы, поэтому родственники Горбачева не были еще «жертвами политических репрессий», а относились к разряду лиц, привлекавшихся к уголовной ответственности.

Поэтому некоторые историки подозревают, что у Горбачева, как ранее и у Андропова, начиная со времени его работы в Рыбинске и Ярославле, были тесные отношения с КГБ — с начала учебы Михаила Сергеевича в МГУ. Сосед Горбачева по комнате, будущий чешский антисоветчик Млынарж считает, что «Горбачев случайно оказался его соседом по общежитию. Обычно в обязанности советского студента, поселяемого с иностранным, входит приглядывать за соседом. Я могу это предполагать и о Горбачеве…».

Офицеры охраны из Девятого управления КГБ в книгах «Возле вождей» и «Тайны Председателя КГБ» также рассказывали, что в бытность первым секретарем Ставропольского края он информировал Андропова о том, icro и как отдыхает на курортах Минеральных Вод. При этом часто возникала информация и компрометирующего характера.

В принципе это было не просто нормально, по-другому и быть не могло… Любой руководитель на вопросы председателя Комитета госбезопасности обязан был давать исчерпывающую информацию, а инициативная информация особенно ценилась, потому что обеспечивала взаимное доверие и создавала взаимный интерес. Так было, есть и будет всегда.

Поэтому не случайно, проверив Михаила Сергеевича в деле, Андропов решил приблизить его к себе и выдвинуть в Москву. Первым его советчиком в таких делах, как позже и у самого Горбачева, был академик от медицины Евгений Чазов:

«Ну как там Горбачев?.. Сколько проходимцев, сплетников, карьеристов, льстецов вокруг, иногда и разобраться трудно. Но на Михаила Сергеевича можно положиться. Это другой человек, и я думаю, что Вы не ошибаетесь в нем. С ним можно дружить. Конечно, было бы хорошо, если бы он был в Москве. Но на сегодня я не знаю, как это сделать», — делился с Чазовым своими размышлениями о Горбачеве руководитель КГБ.

Однако, когда в конце 1980 года Горбачев стал членом Политбюро и его дача оказались рядом с Андроповым, Михаил Сергеевич, уверенный в наличии дружеской близости с Юрием Владимировичем, пригласил его на обед и получил вежливый, но решительный отказ:

— Завтра же начнутся пересуды: кто? где? зачем? что обсуждали? Мы с Татьяной Филипповной еще будем идти к тебе, а Леониду Ильичу уже начнут докладывать. Говорю это, Михаил, прежде всего для тебя.

После этого Горбачев не приглашал к себе никого и сам в гости не ходил. Он понял принципы выживания на вершине власти — здесь никто никому не доверяет, поэтому нельзя ни с кем излишне сближаться, чтобы не раскрывать свои слабые стороны и не допустить ошибок.

В 1955 году, после окончания МГУ, у Горбачева был шанс стать сотрудником КГБ, но его по каким-то причинам не взяли, чем Раиса Максимовна даже была довольна. Она обоснованно опасалась сближаться с этим ведомством.

Михаил Сергеевич был направлен в распоряжение прокуратуры Ставропольского края. Но и в прокуратуре он, ко взаимному удовлетворению, даже не начал работать. Там ему тоже не были рады, зато бывшие комсомольские коллеги с радостью предложили ему место заместителя заведующего отделом агитации и пропаганды крайкома ВЛКСМ.

Здесь Горбачев, прошедший столичную выучку, заметно выделялся на фоне местных партийных и комсомольских кадров своим демократизмом, общительностью, образованностью и усердием в работе, а умение найти подход к начальству в дружеских застольях делал его незаменимым человеком. Однако уже тогда у Горбачева проявилась неспособность доводить до конца начатые дела.

На партийную работу Горбачева рекомендовал ставший первым секретарем Ставропольского крайкома Федор Кулаков, который был сильным руководителем и знатоком сельского хозяйства. В 1962 году Горбачева стал парторгом колхозно-совхозного управления. К этому времени по рекомендации Кулакова он заочно окончил Ставропольский сельхозинститут и считал себя выдающимся специалистом в области сельского хозяйства.

В 1964 году, после перехода Кулакова на работу в ЦК, первым секретарем крайкома стал Леонид Ефремов, и в августе 1968 года Горбачев становится его вторым секретарем.

Знакомству Горбачева с Андроповым способствовала его повышенная осторожность. Когда в апреле 1969 года он приезжал на отдых в Железноводск, то посчитал нецелесообразным встречаться на отдыхе с ранее принадлежавшим к клану Хрущева Ефремовым. Тогда судьба свела его с Андроповым, который не был замешан в московских интригах, а постоянным посредником в их контактах был сопровождавший Юрия Владимировича Чазов.

Несомненно, что. прежде чем сближаться с Горбачевым. Юрий Владимирович тщательно изучил все материалы, имевшиеся на него в КГБ. Там отмечалось, что Горбачев патологически честолюбив, обладает посредственными умственными способностями, хвастлив и самонадеян, льстец и демагог, но зато хорош в компании, умеет расположить к себе, вызвать на откровенность и так же легко может предать в выгодной ему ситуации.

Словом, Горбачев вполне подходил на роль его личного резидента для изучения партноменклатуры, находившейся в расслабленном состоянии на отдыхе. Через год. в апреле 1970 года. Горбачев избирается первым секретарем Ставропольского крайкома партии и становится близким другом Чазова.

Когда Чазов приезжал в Ставрополье. Горбачев на два-три дня исчезал, занимаясь угощением друга шашлыками, обсуждением политических интриг в Кремле и состояния здоровья руководителей государства. Вместе они разработали и осуществили план превращения Ставрополья в основную санаторно-лечебную базу 4-го Главного управления Минздрава. Теперь всех руководителей страны принимал и сопровождал в застольях Горбачев, который имел возможность получать политическую информацию из первых рук.

После смерти Кулакова Андропов с помощью Устинова убедил Брежнева поставить на освободившееся место секретаря ЦК по сельскому хозяйству Горбачева. 27 ноября 1979 года Горбачев становится кандидатом, а в октябре 1980 года членом Политбюро. Андропов хотел сделать Горбачева членом Политбюро сразу, без кандидатского стажа, но против этого резко возражал Косыгин.

В начале 80-х Андропов в общественном мнении страны уже воспринимался как отважный борец со злоупотреблениями брежневской команды. Хотя Юрий Владимирович прекрасно ладил с Брежневым и, используя его авторитет, успешно решал свои личные политические задачи. Так в марте 1981 года Андропов, Устинов, Чазов и Горбачев активно способствовали переизбранию на XXV съезде КПСС больного генерального секретаря на очередной срок.

Однако к осени 1981 года, когда состояние здоровья Брежнева стало тревожным, они с трудом добились согласия членов Политбюро на перемещение Андропова из КГБ на место Суслова. Компромисс был найден путем назначения председателем КГБ Федорчука, о чем Брежнев и Щербицкий вместе сообщили ему в Киев.

Сторонники Брежнева считали, что, отделив Андропова от КГБ, они ослабили его силовой и аппаратный вес во власти, но оказалось, что у Андропова уже было немало сторонников в партийной элите и в Москве его уважали. Поэтому реальными претендентами на место генерального оставались Андропов и Щербицкий.

Но противники Андропова заявили, что он тяжело болен, и это соответствовало действительности. Как говорится, медицинский факт. Однако, когда Брежнев спросил от этом Чазова, тот ответил, что так говорят уже 15 лет, а реально Андропов очень работоспособен. Выводы — «работоспособен» и «тяжело болен» можно было совместить, только если отключить логику и включить политическую целесообразность, а у Брежнева в приоритете всегда была логика личной политической целесообразности.

Поэтому, чтобы лично убедиться в правильности выбора, накануне 7 ноября Леонид Ильич вызвал к себе Андропова и долго расспрашивал его о здоровье. После праздников утром 9 ноября Брежнев на 12 часов дня снова пригласил Андропова в Кремль. Дежурил в тот день в приемной бессменно работавший с генеральным его помощник Олег Алексеевич Захаров.

О чем они говорили, неизвестно, но лица, причастные к этой интриге, утверждают, что Брежнев, сославшись на болезнь Андропова и мнение «узкой группы» членов Политбюро, сказал ему о принятом ими решении рекомендовать ноябрьскому пленуму избрать генеральным секретарем Щербицкого. Андропову поручалась подготовка к пленуму.

Не исключено, что в процессе разговора к ним заходил Черненко, а также, несомненно, о содержании разговора знал «узкий круг», состоявший из Устинова. Черненко и Щербицкого и часть сотрудников 9-го Управления КГБ.

Далее события развивались по стандартной схеме.

Вечером Брежнев вернулся в Кунцево. Поужинал и лег спать. Сотрудники охраны помогли ему раздеться и ушли. Утром, когда прикрепленные из личной охраны генсека Собаченков и Медведев пришли его будить, оказалось, что он уже мертв.

12 ноября 1982 года Андропов стал генеральным секретарем ЦК КПСС. После этого отношения между основными претендентами на власть — Андроповым, Щербицким и Черненко практически прекратились. Всем было понятно, что такое положение продлится недолго и скоро предстоит новый виток борьбы за власть.

Жизнь показала, что от всех этих интриг в результате выиграл Горбачев, который сам никогда не смог бы победить своих соперников, это всегда делали за него покровители.

В августе 1983 года Черненко стал жертвой тяжелого отравления, выжил, но стал инвалидом.

В сентябре на отдых в Крым отправился Андропов, где осложнились все его заболевания. Он долго, с невероятной силой воли цеплялся за жизнь, пытаясь руководить партией и страной из больничной палаты. Но это длилось всего полтора года.

О том, как Четвертое управление Минздрава заботилось о руководстве страны, рассказывал писатель Легостаев.

«Ситуация со здоровьем Брежнева должна была устраивать его скрытых врагов. Когда кто-то их днепропетровских врачей сказал ему. что из-за особенностей организма он должен спать не менее девяти часов в сутки, Леонид Ильич поддался этому внушению и старался неуклонно выполнять предписанное. Поэтому началась свистопляска со снотворными.

Когда организм привыкал к каким-то одним препаратам, он менял одни таблетки на другие. Только "ноксирона ” он принимал до восьми таблеток в день. Но после того как американские ученые установили, что препарат этот чрезвычайно вреден из-за своих побочных действий, лекарство поменяли.

При этом Брежнев "лечил" себя практически бесконтрольно. Его личными врачами был сначала Родионов, который в середине семидесятых годов неожиданно скончался, затем Косарев, который скончался через месяц после смерти Брежнева. Они не только сами снабжали его лекарствами, но и выдавали таблетки (со снотворным) охране, а уже охрана по их предписанию — Леониду Ильичу.

Кроме того, Брежнев подходил к членам Политбюро и спрашивал:

— Ты как спишь? Снотворными пользуешься? Какими? Помогает? Дай попробовать.

Никто ему не только не отказывал, но и старался угодить, передавая лекарства из рук в руки.

Андропов, очевидно по согласованию с Чазовым, передавал ему безвредные "пустышки ”, по виду очень похожие на настоящие лекарства. Их производство было налажено за рубежом, и их специально закупали.

Цвигун знал, что Андропов дает вместо лекарств пустышки, и сам Андропов предупреждал его об ответственности. Но отказать генеральному секретарю "в личной просьбе ” у Цвигуна не хватало мужества, и он передавал настоящие сильнодействующие снотворные.

Чазов вспоминал: "Брежнев, считая его своим близким и доверенным человеком, изводил его просьбами об успокаивающих средствах. Цвигун метался, не зная, что делать: и отказать невозможно, и передать эти средства — значит усугубить тяжесть болезни. А тут еще узнавший о ситуации Андропов предупреждает: "Кончай, Семен, эти дела. Все может кончиться очень плохо. Не дай бог, умрет Брежнев даже не от этих лекарств, а просто по времени совпадут два факта. Ты же сам себя проклинать будешь… ”

Леонид Ильич глотал горстями пустышки, сон не наступал, он натыкался на настоящие таблетки и такими же горстями глотал их. Он мог своими руками убить себя».

До этого дело не дошло, хотя и было близко.

О событиях 1982 года Легостаев пишет: «Накануне ноябрьских праздников Брежнев по телефону устроил Чазову допрос с пристрастием о состоянии здоровья Андропова. Пообещал после праздников к этой теме вернуться. Юрий Владимирович страшно занервничал.

На конец ноября планировался очередной пленум ЦК. На нем ожидались важные кадровые перестановки. В Орготделе узкая группа занялась подготовкой положения "О Председателе партии”. Поговаривали, что на пленуме этот статус обретет Брежнев, генсеком же станет кто-то другой. Утром 9 ноября Брежнев выехал из Завидова в Кремль на работу. Перед выездом в приемную передали Захарову (помощник генсека по линии Совета Обороны) указание пригласить на 12.00 к генсеку Андропова. Встреча состоялась.

На следующий день Брежнева не стало.

По свидетельству сотрудника личной охраны Брежнева Владимира Медведева, первым на дачу прибыл Андропов. Был сосредоточен, деловит, волос на голове не рвал. Следам прикатил верный Чазов. За ним — "скорая помощь". Членов Политбюро на дачу не допустили — Виктория Петровна не велела. Особенно она не велела пускать Черненко (он, наверное, и был третьим на последней беседе генсека с Андроповым)».

Легостаев приводит свидетельство сбежавшего в США Олега Калугина о там, как в ситуации с резидентом ГРУ, жена которого попала «в зависимость» от своей собаки, Юрий Владимирович лично нашел выход, предложив отравить собаку, а когда специалисты КГБ, изготавливающие различные яды для уничтожения людей, не нашли рецепта, пригодного для собаки, Андропов подсказал им, «что крысиный яд вроде стрихнина может сработать».

Поэтому не только Суслов, но и Брежнев не очень доверяли кремлевской медицине и Андропову. Племянница Брежнева рассказывала: «Однажды мы пришли с отцом к Леониду Ильичу в кабинет на Старую площадь. "Только что Андропов от меня ушел”, — сказал дядя и показал на стул напротив. Отец, совсем уже было приземлившийся на этот стул, вскочил как ужаленный. "Что, Яша, боишься Андропова? — засмеялся Брежнев, — Я сам его боюсь. Бог с ним, есть в нем что-то очень темное… "»

Чазов со временем ответил на многие неясные вопросы об обстоятельствах ухода из жизни советских вождей.

Когда Андропов простудился в Пицунде, Чазова вызвали в Крым сразу после обнаружения флегмоны. Он рассказывает об этом:

«Когда рано утром вместе с нашим известным хирургом В.Д. Федоровым мы осмотрели Андропова, то увидели распространяющуюся флегмону, которая требовала срочного оперативного вмешательства». После этого Андропов был отправлен из Крыма в Москву, и в аэропорт Юрия Владимировича везли «…в реанимационной машине. Трап подали не со стороны здания аэропорта, а со стороны летного поля», и «мы под руки завели Андропова в самолет».

Получается, что около 29 сентября Юрий Владимирович чувствовал себя хорошо, а через день уже не мог ходить. Следовательно, флегмона была обнаружена ранее, и поездка Андропова в горы не могла не быть согласована с 4-м Управлением.

Тогда получается, что на протяжении нескольких дней лечащий врач В.Е. Архипов ничего не делал для того, чтобы остановить развитие флегмоны. В результате она была запущена настолько, что достигла своей крайней, некротической стадии, и, по признанию самого Чазова, началась гангрена, и к I октября он потерял способность самостоятельно передвигаться. Это трудно назвать халатностью.

Когда 1 октября Андропова доставили в Москву, его сразу же отвезли в Центральную кремлевскую больницу. Чазов: «Учитывая, что может усилиться интоксикация организма, в Москве, куда мы возвратились, срочно было проведено иссечение гангренозных участков пораженных мышц. Операция прошла успешно, но силы организма были настолько подорваны, что послеоперационная рана не заживала.

Мы привлекли к лечению Андропова все лучшие силы советской медицины. Однако состояние постепенно ухудшалось — нарастала слабость, он опять перестал ходить, рана так и не заживала. Нам все труднее и труднее было бороться с интоксикацией». В 2000 году Чазов скорректировал версию о болезни Андропова: «В связи с простудой у него развился абсцесс, который оперировал академик В.Д. Федоров. К сожалению, организм потерял сопротивляемость, и ликвидировать гнойный процесс не удалось», подменив понятие «флегмоны» понятием «абсцесса».

Таким образом, в 2001 году Чазов признал, что проведенная 1 октября операция была неудачной, неудачными были все остальные хирургические вмешательства, так как не достигали главного — ликвидации источника нагноения.

Вывод Чазова: «Погиб он (Андропов) нелепо. Я себя ругаю, что не уследил. У него на спине образовался гнойник. И он не заживал. И начался сепсис, заражение крови, от которого он в конце концов и погиб».

Поэтому опубликованное в феврале 1984 года медицинское заключение было сфальсифицировано с целью сокрытия действительной причины смерти Андропова, который умер не от почечной недостаточности, как пишет Чазов и считает вся страна, а от заражения крови.

На Западе, знавшем немало кремлевских тайн, не зря считали, что «КГБ, собственно, и есть единственная легальная власть, которая нелегально может организовать свержение самого генсека».

Расследование смерти Андропова

Вокруг смерти Андропова сразу же появилось множество слухов. Бывший генерал КГБ Олег Калугин вспоминал:

«Агент ленинградского КГБ, вернувшийся из Москвы вскоре после смерти Андропова, сообщал: “Среди персонала 1-го медицинского института, связанного с 4-м Главным управлением Минздрава СССР, циркулируют разговоры о загадочности смерти Генерального секретаря ЦК КПСС.

По мнению ряда специалистов, в ГУ есть люди, которые на ранней стадии болезни Андропова умышленно вели неправильный курс лечения, что впоследствии привело к его безвременной кончине. На более поздней стадии ведущие специалисты страны были бессильны что-либо сделать, несмотря на все принимавшиеся ими меры.

Люди, “залечившие" Андропова, связаны с группировкой некоторой части партийных аппаратчиков в Москве, которым пришлись не по вкусу позитивные изменения и реформы, начатые Андроповым, в частности, намерение отменить “кремлевский паек", призывы к личной скромности партийных работников, обращение к ленинским идеалам коммуниста. Один бывший ответственный сотрудник Госплана СССР подтвердил изложенное выше и добавил, что Андропова “убрали”.

По воспоминаниям Чазова, письмо за подписью двух десятков медицинских светил СССР по поводу якобы неправильного лечения Андропова, в КГБ действительно поступало. И он об этом имел личную беседу с главой КГБ Чебриковым. Чазов объяснил тогда, что все это — клевета. Более того, после подробного разъяснения им хода болезни Андропова и методов его лечения Чебриков согласился с доводами Чазова и сказал, что о беседе никто не узнает и что письмо врачей он уничтожит лично.

Однако самой обоснованной версией смерти Андропова является версия о его гибели. Утверждают, что об этом говорили Устинов, Громыко, Чебриков, Талызин и многие правительственные чиновники рангом ниже.

Исходя из того, что к власти после смерти Андропова вновь пришел брежневский клан во главе с Черненко, версия о гибели генсека проясняет суть сложившихся взаимоотношений в Кремле.

В воспоминаниях Юрия Семецкого, опубликованных в декабре 2005 года, говорится:

«Волею случая, я оказался посвящен в тайну смерти Андропова… Юрий Владимирович действительно долго страдал почечной недостаточностью, но лечили его лучшие врачи страны, и лечили хорошо. Так что, ничто не предвещало смерти, тем более, смерти скоропостижной. Однако, если вы станете изучать открытые источники информации, посвященные этому вопросу, то не найдете ничего, кроме заключения врачей, — умер от болезни, смерти естественной в современном мире. Но вот это-то и неправда. Юрий Владимирович Андропов был убит, убит из огнестрельного оружия. По этому поводу было возбуждено уголовное дело, и был произведен арест виновного. А дело было так.

Андропов принял страну от Брежнева. Многие сейчас вспоминают эпоху Леонида Ильича как “золотой век” СССР. Но в последние годы жизни “Нашего Дорогого и Любимого” страна валилась в пропасть, а коррупция в высших эшелонах власти была настолько тотальной, что могла бы претендовать на “Книгу рекордов Гиннесса”».

Практически любого чиновника, заподозренного в нелояльности, можно было арестовывать, не заботясь о сборе доказательств его преступной деятельности, обыск на квартире давал этих доказательств более чем достаточно. Вот такую страну принял Андропов…

По стране пронеслась волна проверок на дорогах, в магазинах, на улицах — так народ загоняли на работу, аресты и “самоубийства” потрясли высший управленческий аппарат. Среди прочих был арестован министр внутренних дел Щелоков.

С незапамятных времен советской власти дачи двух главных силовиков страны — Председателя КГБ и Министра МВД — имели общий забор, а граница между участками была умозрительная — то есть, отсутствовала. Дружили ли когда-нибудь какие-либо из многочисленных Председателей с Министрами, мне неведомо, но Андропов со Щелоковым не дружил, в гости не ходил и забор между участками не воздвиг исключительно ради сохранения традиции.

(Андропов и Щелоков жили в одном доме с Брежневым. Квартира главы КГБ находилась прямо над квартирой генсека. Принадлежавший к брежневскому клану глава МВД жил этажом ниже. Жена Щелокова на протяжении многих лет была лучшей и самой близкой подругой жены Брежнева.)

После ареста Щелокова, Юрия Чурбанова и Викторова в кабинет новоиспеченного Генерального Секретаря потянулся поток высокопоставленных заступников-просителей. Их гнало не только сострадание к арестованным, но и страх, что очередь дойдет и до них. Все было напрасно, Андропов был непреклонен — его убеждение, что милиция превратилась в мафиозный клан, не могли пошатнуть перепуганные посетители.

В тот день, когда это случилось, Юрий Владимирович отдыхал на даче. Он сидел на веранде в кресле-качалке с книгой в руках. Охранник, что стоял неподалеку, подпирая стену дома и обозревая окрестности, первым заметил, что от дома Щелоковых по направлению к ним идет скромно одетая женщина с повязанным на голове платком и маленькой сумочкой в руках.

— Юрий Владимирович. — обратился охранник к Андропову. — к Вам жена Щелокова.

— Опять будет просить, — поморщился Генеральный секретарь.

— Остановить?

— Не надо послушаем, что скажет.

Жена Щелокова подошла, увидела Андропова, поднялась на веранду. Охрана провожала ее глазами, но ничего не предпринимала. Они не ждали от нее неприятностей. А она, не говоря ни слова, трясущимися руками сразу полезла в сумочку.

“Прошение?” — мелькнуло в голове Андропова, тонкие губы поджались и вытянулись в струнку, а глаза засмеялись. Но нет, это был пистолет. Она успела выстрелить дважды, прежде чем охрана скрутила ее. Первая пуля попала в левую руку, вторая пролетела мимо рухнувшего на пол тела Андропова.

Юрий Владимирович Андропов умер от почечной недостаточности, но кризисное состояние было спровоцировано ранением в руку и потерей крови».

Другой вариант этой версии.

По сведениям, полученным из рассказов Устинова, покушение на Андропова произошло в присутствии второго сына генсека Юры и тогдашнего первого секретаря Московского горкома КПСС Гришина. Именно Гришин настаивал на необходимости этой встречи. Он же привел к генсеку заплаканную Щелокову. И именно он не позволил охране генсека произвести ее тщательный досмотр. Что касается пистолета, то Щелокова принесла его, спрятав в волосах.

На следующее утро у многих членов Политбюро была информация, что для общества будет целесообразнее, если в архивах КГБ не останется упоминаний о случившемся. Это завещание брежневской элиты сохраняет силу до сих пор.

Категорически против этих версий бывший глава КГБ Крючков в интервью журналисту Добрюхе:

— Слух, что Андропов умер не от тяжелой болезни, а от ранения, несовместимого с жизнью, появившись еще в год его смерти, вдруг вновь заявил о себе в наши дни. Если это государственная тайна и вы не можете про это говорить, я не стану больше ничего спрашивать!

— Нет, почему же?! Разговоры, что его ранила жена отставного министра МВД Щелокова, которая якобы ехала с ним в лифте, — глупость, потому что Андропов ездил в лифте только с охранником. И то, что вместе с ним в лифт вошла жена Щелокова, жившая этажом ниже, это неправда. Это — неправда. Липа. Ложь! Самая настоящая выдумка!

— Может, вы все-таки не хотите про это говорить? Уж больно настойчиво в СМИ опять стали утверждать, что жена Щелокова стреляла в Андропова…

— Нет. Я точно знаю, что нет! Я знаю, что такие слухи идут, но ничего даже подобного не было! Не было — и все!

— Это — на сто процентов?

— Это — на тысячу процентов!

— И все-таки, Владимир Александрович, дыма без огня не бывает! Может быть, вы хоть что-то знаете относительно этого выстрела? Может быть, жена Щелокова собиралась, но… не смогла, не успела? Или, может, вы просто не все знаете на этот счет?

— Знаю! Все знаю! Все эти разговоры — чушь! Ерунда какая-то… Все-таки я был тогда не просто зампредседателя КГБ, но и руководитель советской разведки… Честно говорю — ничего не было!

— Кто же и зачем пустил тогда этот слух? Это-то вы должны знать…

— …Это — такая же чушь, как и про члена Политбюро Романова. Про него тоже пустили слух, что он для свадьбы дочери привез на дачу сервиз Екатерины II…

— Владимир Александрович, тем не менее, если слух появлялся, КГБ всегда проверял, кто его начал распространять и зачем…

— …Я говорил Горбачеву: «Михаил Сергеевич, надо бы эту болтовню про Романова опровергнуть!» А он мне: «А-а-а… Пускай оправдывается…» Наверное, Горбачеву так было выгодно…

— Вот вы и ответ дали: Горбачеву было выгодно! Кому же было выгодно придумать стрельбу в Андропова?

— Просто хотели изобразить, что у нас наверху — бардак!

— Всего-навсего? Ну… вы как человек КГБ не должны вот так элементарно это объяснять. Вы тогда серьезнее на такие вопросы смотрели. Тем более что такой странный, можно сказать, даже настораживающий слух был не про кого-нибудь. а относительно первого лица в СССР… И главное, чем объясняется, что слух этот сейчас возобновили?

— Просто это кому-то нужно…

— Ну. сейчас ладно! А кому было нужно тогда? Вы же. когда каждый день звонили или приезжали с докладами к Андропову в больницу, наверное, говорили ему. что пошел такой слух, что в вас. Юрий Владимирович, стреляли… Он знал об этом слухе?

— Может быть, и знал… Я не знаю…

— Владимир Александрович, вы как-то все говорите: может быть, может быть… А без может быть?!

— Не стреляли!

— И вы не разговаривали с ним на эту тему?

— Да ну… чепуха все это! У нас что. не было о чем разговаривать? Вопросов по работе хватало!

— А сам Андропов не говорил вам: «Ну-ка проверьте! Кто это про меня такой дурацкий слух пустил?»

— Не помню, чтобы такой разговор был… Кстати, про Цвигуна. первого зама Андропова, тоже слух был…

— Что он застрелился…

— Что он застрелился? Гм… Нет, слух был, что он якобы копал против дочери Брежнева… Так ничего этого тоже не было!

— А почему же он застрелился?

— Он очень сильно болел. У него нашли рак… головного мозга! А до этого он перенес большую тяжелую операцию. Был очень волевой человек. Взялся за себя. Соблюдал режим. И еще 10 лет прожил. Когда была операция, ему удалили часть легкого. Однако пошли метастазы. Он полностью отдавал себе отчет, что с ним. И, видимо, чтобы не мучиться, месяца через два после того, как узнал об этом, он принял такое решение…

— А он письмо какое-то оставил?

— Ничего не оставил…

— И все-таки. Владимир Александрович, как людям объяснить, почему пошел слух, что стреляли в Андропова?

— Если на небе гаснут звезды, значит, это кому-нибудь нужно…

С мнением Крючкова, что Андропова не могли ранить выстрелом в лифте дома, согласен и Александр Чучалин:

— Я в тот год возглавлял Четвертое управление Комитета госбезопасности, поэтому, как компетентный человек, ответственно заявляю: такого не могло быть. Юрий Владимирович всегда ходил с охраной, и к нему никто из посторонних не мог приблизиться на несколько десятков метров, а тем более ехать в лифте.

По официальному заключению патологоанатомов, смерть Андропова наступила из-за интоксикации. У него отказали печень, почки, легкие. В его медицинской карточке значился целый букет заболеваний. Он страдал от гипертонии, сахарного диабета, аритмии, сальмонеллеза, атеросклероза, колита, артрита, лишая, подагры, почечной недостаточности, и, наконец, у него случился инфаркт. В то же время говорили, что во время визита в Китай кто-то подсунул ему в пищу яд замедленного действия.

Особенно экзотическую версию высказывал маг и целитель Константин Красовский: «Юрий Андропов мог бы дожить до глубокой старости, но его убили экстрасенсы. Они ему отомстили».

Оказывается, в декабре 1977 года проходил международный турнир на приз газеты «Известия», и в сборную команду СССР включили экстрасенса, который гарантировал, что после нескольких его сеансов вратарь Третьяк не пропустит ни одной шайбы, но наши хоккеисты проиграли Чехословакии 3: 8.

Андропов был страстным болельщиком. После поражения сборной он вызвал Тихонова на ковер и вскоре запретил деятельность колдунов и целителей в СССР. Их выслали в глушь, кого-то упрятали в тюрьму, некоторые спасались бегством за границу. В ответ маги объединились и вызвали у Андропова сильнейший приступ астмы. Маги подослали к Андропову своего человека, который постоянно сопровождал его в качестве охранника. Во время поездки в Афганистан Андропов подхватил неизвестную заразу. После этого у него стали случаться частые обмороки, поредели волосы и выпали брови. В итоге усилия экстрасенсов дали результаты…

Правду о смерти Андропова знал только Чазов

Чазов стремится убедить всех, что Андропов был безнадежен, но остальные свидетели и мемуаристы считают, что он не терял надежду на выздоровление. В это время в окружении Юрия Владимировича возникли подозрения, что ухудшение его здоровья имеет искусственный характер.

По свидетельству Бурлацкого, к Андропову явился один из его помощников и заявил: «Ходят упорные слухи, что кто-то через врачей мстит вам за борьбу с коррупцией… Надо бы тщательно проверить».

Но Юрий Владимирович отнесся к подобным подозрениям с сомнением и не дал согласия на их проверку. Однако Чазов вспомнил о последовавшем за этим визите в КГБ:

«Мне позвонил Чебриков, председатель КГБ, которого я хорошо знал, и попросил заехать к нему. В новом здании КГБ вежливый секретарь Чебрикова тут же проводил меня в его новый кабинет, который своей официальной помпезностью разительно отличался от уютного кабинета Андропова в старом здании.

Чебриков был явно смущен и не знал, как начать разговор. Думаю, что играло роль то, что он знал уровень наших отношений с Андроповым.

— Знаете, Евгений Иванович, я получил официальное письмо от сотрудников КГБ, в котором они пишут о недостатках в лечении Андропова и требуют моего вмешательства в обеспечение процесса лечения.

И он показал мне письмо, которое, к моему удивлению, было подписано людьми, совсем недавно высказывавшими восхищение тем, что нам удалось так долго сохранять работоспособность Андропова».

Позднее Чазов уточнил, что одним из авторов этого письма являлся начальник 9-го Управления КГБ генерал Плеханов. Чазов пишет: «Стараясь сдержать свое возмущение, я ответил, что не собираюсь отчитываться перед двумя сотрудниками КГБ, подписавшими письмо и ничего не понимающими в медицине. Если необходимо, я, как член ЦК, где и когда угодно — на Пленуме ли ЦК или в печати — могу рассказать или представить в письменном виде всю ситуацию, связанную с болезнью Андропова, в том числе и причины обострения болезни».

Чазов понимал, что перед членами ЦК КПСС, и тем более в печати, никто не позволит ему выступить с информацией о состоянии Андропова и причинах обострения его болезни, поэтому отчет ему следовало давать не членам ЦК КПСС, а независимой медицинской комиссии.

«Кроме того, сотрудники КГБ, присутствующие на консилиумах, знают мнение ведущих ученых страны о характере болезни и проводимом лечении. Они знают мнение и ведущего специалиста США, профессора Рубина, с которым встречались. Кроме того, они следят за каждым шагом и действием профессоров и персонала».

Чазов попал в «неприятную» ситуацию и в своих мемуарах признался, что Андропов перестал доверять ему как специалисту и велел проверить его КГБ. В свое оправдание Чазов говорит, что он обратил внимание Чебрикова на то. что он более чем кто-нибудь заинтересован в сохранении жизни Андропова. Чазов пишет: «Видимо, где-то внутри у него появилось сожаление, что он поднял вопрос о письме. Кто знает, а может быть, я изменю своим принципам и сделаю достоянием всех членов Политбюро и ЦК тот факт, который знали очень немногие, в частности он и я, факт, что дни Андропова сочтены».

К середине ноября Чебриков уже знал, что генсек безнадежно болен, и посвятить его в это мог только Чазов.

По воспоминаниям Чазова, Чебриков сказал: «Считайте, что этого разговора не было, а письмо я уничтожу. И еще: ничего не говорите Андропову».

Плеханов, скорее всего, передал это письмо Чебрикову из рук в руки. Следовательно, никто о нем больше не знал.

Письмо появилось в связи с возникновением у Андропова флегмоны и непринятием мер по ее ликвидации, повлекших возникновение угрозы гангрены. а также неудачная операция и лечение прооперированного участка, следствием которого стало заражение крови. Такое проявление халатности и непрофессионализма требовало немедленной смены медицинского персонала.

Получается, что сначала Чазов скрыл факт заражения крови, потом установил неверный курс лечения, а руководство КГБ, кроме Плеханова, продолжало доверять сотрудникам Чазова. Чазов не зря опасался и старался заручиться поддержкой председателя КГБ Чебрикова. Он пишет в воспоминаниях: «Зная Ю. Плеханова, его осторожность, дружеские отношения со мной, сейчас я почти уверен, что письмо было написано с подачи самого Андропова».

По свидетельству Бурлацкого, один из помощников Андропова рекомендовал пригласить врачей из-за границы, в частности, воспользоваться предложением президента Австрии, но Юрий Владимирович якобы отклонил это предложение. Однако в январе 1984 года в Москву вторично был вызван Альберт Рубин.

Андропов не собирался уходить с политической сцены. В середине января его посетил К.У. Черненко. 18 января состоялась последняя встреча Андропова с Рыжковым, который пишет: «Вопреки моим ожиданиям, он не лежал — сидел у письменного стола в глубоком кресле укрытый пледом. Поразительно, как он поседел, стал совсем белым».

20 января 1984 года Андропов позвонил Воротникову и поздравил его с днем рождения, а в конце января его посетил Устинов. 28-го он отправил письмо президенту США Рейгану.

Однако Чазов удивился, когда министр обороны Устинов рекомендовал ему ознакомить с прогнозом о состоянии здоровья Андропова Черненко, а не Горбачева. Андропов и многие члены ЦК хотели видеть на посту генерального секретаря Горбачева, но тогда это было нереально. Тогда Горбачев предложил Устинову стать генеральным секретарем, но он отказался, потому что считал — генсеком должен стать Горбачев, но только после Черненко.

Вопрос о преемнике Андропова был решен Громыко, Тихоновым, Устиновым и Черненко в кабинете одного из заместителей заведующего общим отделом ЦК. Устинов поделился с Чазовым: «Знаешь, Евгений, Генеральным секретарем ЦК будет Черненко. Мы встретились вчетвером — я, Тихонов, Громыко и Черненко. Когда началось обсуждение сложившегося положения, я почувствовал, что на это место претендует Громыко, которого мог поддержать Тихонов… Видя такую ситуацию, я предложил кандидатуру Черненко, и все со мной согласились».

Есть разные версии о времени этого разговора, но более вероятно, что вопрос о преемнике был решен еще до смерти Андропова.

Смерть Андропова, как и смерти всех других руководителей Советского государства, породила много слухов. В 2001 году корреспондент журнала «Коммерсант-власть» Е. Жирнов написал: «Как рассказывал мне один из бывших руководителей 4-го Главного управления Минздрава, когда в руководстве страны пришли к согласию в том, что следующим генсеком станет Черненко, ночью вся аппаратура, поддерживающая жизнь Андропова, была отключена. Не надолго. Ровно на столько, чтобы он скончался».

Чазов ответил Жирнову, «что это неправда». Есть свидетель, который утверждает, что днем 9 февраля Юрий Владимирович не только был жив, но и снова находился в сознании. Коржаков утверждает, что днем 9 февраля Юрий Владимирович действительно потерял сознание.

«Я был свидетелем событий последнего дня жизни Юрия Владимировича. Мы все в белых халатах находились в палате Андропова. Он лежал на медицинском столе, подключенный к аппарату. Находился… в коме». Потом в ЦКБ появились незваные гости. «Приехал Черненко (он был тогда вторым лицом в партии), с ним Плеханов, начальник 9-го управления КГБ, назначенный на этот пост Андроповым, ну, естественно, охрана Черненко и другие лица».

По рассказу Коржакова, «войдя в палату Андропова, Плеханов без всяких объяснений приказал начальнику охраны В.А. Иванову отдать ему ключи от сейфа, где хранились папки с секретными документами, которые переходили “по наследству” от генсека к генсеку, и была отключена система поддержания жизнеобеспечения Ю.В. Андропова, больной был хоть и без сознания, но еще живой… Агония могла продолжаться несколько месяцев».

Коржаков таким образом считает, что отданное Черненко распоряжение следует квалифицировать как «эвтаназию», решение о которой могло быть принято «узким кругом». Этой точки зрения придерживались Гавриил Попов и генералы Калугин и Ивашов.

По воспоминаниям Бовина, «поминки состоялись в Ново-Огарево 14 февраля. Вся семья. Крючков и кто-то из замов. Помощники: Лаптев. Шарапов, Вольский. Из аппарата: Рахманин, Лигачев, Кручина, Владимиров, мы с Арбатовым, Чебриков — за тамаду». Ни один член Политбюро, даже Горбачев, не приехал.