Заклинатель дождя

Глава 24 КОГДА ХУЖЕ НЕ БЫВАЕТ

– Всего один танец этим вечером. На твоей новой квартире. Или я слишком тороплю события? Может потому, что весна, но скорее оттого, что вы так прекрасны! – Василий Иванович встретил Елизавету Андреевну на пороге кабинета во франтоватом белом костюме и кричаще красном галстуке. Он поцеловал кончики пальцев и кивнул на кресло. – Присаживайтесь, Елизавета Андреевна, будем говорить как всегда лирично, но без пустых церемоний!

– У меня беда… Вы, наверно, слышали, что случилось с Ваней?

– Да, пренеприятная история, – Пронин вызвал по громкой связи секретаря. – Люся, будь добра, организуй мне в кабинет чаю. Лимончик долечками, коробочку конфет, четыре эклера и еще бутербродиков с сервелатом.

– Он ни в чем не виновен! То, что произошло с Ваней, можно объяснить только невероятным стечением обстоятельств, – Елизавета Андреевна сжала похолодевшие от волнения пальцы. – Просто наваждение какое-то!

В кабинет вошла полноватая, с яркой копной крашеных волос секретарша. С нескрываемым презрением оглядев Елизавету Андреевну, поставила на стол расписной поднос с чаем.

– Спасибо, Люся! Ты, как всегда, быстра безупречно! – Пронин протянул Елизавете Андреевне кружку с чаем. – Особая заварка, с нашей целебной травой. Очень рекомендую!

Она едва пригубила чай и чуть не подавилась от нестерпимого, отвратительного привкуса дымящейся бурой жидкости. Сделала вид, что просто обожглась и поставила кружку на стол.

– Извини, совсем забыл предупредить, что привык пить крутой кипяток!.. Ничего, пускай чуток поостынет. Как я говорил раньше, удовольствие приемлю и в холодном виде!

– Вкус у него странный, – не решилась прямо отказаться от угощения Елизавета Андреевна, – и запах… какой-то тухлый!

– Наверно, из-за кладбища, – кивнул Пронин. – К такому привкусу попривыкнуть надо. Распробуешь, наверняка понравится!

– А при чем тут кладбище? – вспыхнула Елизавета Андреевна, решив, что директор намекает на недавнее происшествие с Иваном.

– Бабкина трава мертвечиной отдает. Говорят, что она только там свою силу и набирает, – Василий Иванович с удовольствием закусил чай эклером. – Но пользоваться ей надо пренепременно. Трава эта от порчи и дурного глаза почитается за первейшее средство. В Немирове с колдовством все так запутано… Я человек неверующий, так сказать, убежденный атеист, но чаем с бабкиной травкой не брезгую. Каждый день ради хорошего самочувствия употребляю!

– Боже мой… – с трудом удерживая подкатившуюся к горлу тошноту, прошептала Елизавета Андреевна. – Нельзя быть таким суеверным.

– Странная вы все-таки женщина, Елизавета! – рассмеялся Пронин. – Пять минут назад сама говорила о наваждении и невероятных случайностях, теперь корите меня за суеверия! Может, это и не суеверия вовсе, а следования народным традициям?.. В провинции руководитель особенно должен держаться корней! В этом-то вы со мною согласны?

– Конечно… – Елизавета Андреевна опустила глаза. – Василий Иванович, вы поможете разобраться с делом Ивана? За вашу помощь я на все согласна! Хотите, я сейчас же выпью этот чай?

Она потянулась за кружкой, решив, что лучше проглотить мерзкую жидкость, пока она обжигающе горяча.

– Что вы делаете, Лизонька? – директор властно перехватил ее руку. – Не нравится, не пейте! Хотите, вам принесут кофе или колы? И, ради Бога, без лишних личных жертв! Жить надо легко, в удовольствие, чтобы потом не было мучительно больно за выворачивание себя наизнанку.

Рабочий день закончился как-то внезапно, истаивая в непочатом канцелярском бумажном ворохе. Елизавета Андреевна расставляла раздутые папки с файлами по шкафам, ругая себя за малодушие, с которым она согласилась на любовное свидание…

Задержаться? Сослаться на то, что не успела выполнить работу? Да, делопроизводитель на мясокомбинате первый человек. Смешно… Может, сказаться нездоровой? Ну да, у Пронина только еще больший азарт выищется!..

Она подошла к овальному зеркалу на стене, натужно улыбнулась отражению. Значит, девушка, пришел и ваш черед себя продавать. Смотрите, не продешевите, просите много и сразу!..

Поправила перед зеркалом волосы, подкрутила щеточкой ресницы, достала из косметички самую яркую помаду…

Пятничный вечер никак не хотел начинаться, застревая в бесконечно тянущемся ярком апрельском дне. Прогуливаясь в ожидании Пронина возле красных кирпичных стен заводоуправления, Елизавета Андреевна до дрожи пальцев ощущала пренебрежительные взгляды, которыми ее одаривали идущие с работы молодые женщины. «На всеобщее обозрение меня выставил, словно на витрину!» Она негодующе ударила каблуком в стену.

Пронин лихо вывернул к заводоуправлению на новеньком BMW и демонстративно долго посигналил.

Сволочь!.. Она улыбнулась и непринужденно помахала ему рукой.

– Заждалась меня, Елизавета? – Пронин указал на место рядом с собой. – Прошу великодушно меня простить. Никак не мог освободиться раньше: очень важный звонок, от серьезных людей. Пришлось кое-какие вопросы не откладывая порешать.

– Все в порядке? – Елизавета Андреевна почему-то решила, что речь шла о Ване.

– Что же вы так перепугались? – Пронин игриво подмигнул. – К чему сразу думать о плохом? Все складывается лучите некуда. Нас ожидает чудесный вечер, полный неожиданностей и приятных открытий.

Елизавета Андреевна снова натужно улыбнулась:

– Чего же мы еще ждем? Поедем… на новую квартиру. Будем делать… приятные открытия.

Из-за распахнувшейся двери потянуло строительной пылью и еще непросохшей краской, запахом только что сделанного ремонта.

– Проходите, осваивайтесь! – Пронин учтиво пропустил ее вперед. – Милости прошу!

Небольшая хрущевская «двушка» показалась Елизавете Андреевне настоящими хоромами, напоминанием о прежней размеренной и комфортной жизни. Неужели здесь и предстоит провести все свои оставшиеся дни и состариться в ожидании стареющего ловеласа? За что же выпала такая доля? Или равноценен обмен этой проклятой квартиры на жизнь?! Будь ты проклята, ненасытная синица в руке!

– Хорошая, просто отличная жилплощадь! И в районе тихом, спокойственном! – Василий Иванович, словно экскурсовод, деловито показывал каждый закуток. – Раньше здесь одинокий учитель жил. Потом, правда, говорят, вышел на пенсию и спился. Бывает… – Он притянул Елизавету за руку. – Но не пропадать же метражу? Мы уже и пластиковые окна поставили, и перепланировочку сделали, и стены гипсокартоном выровняли. Трубы немецкие металлопластиковые справили и сантехнику импортную!

– Что и говорить, – неловко улыбаясь, Елизавета Андреевна высвободила руку и принялась с преувеличенным интересом разглядывать лепнину на потолке. – В Немирове такой дизайн большая редкость, да?

Пронин закивал головой и возбужденно зашептал ей на ушко:

– А пол знаете, какой? С подогревом, шведской системы! Как в лучших домах Лондона и Парижа. Поживете – вмиг ощутите себя немировской олигархшей!

Елизавета Андреевна почувствовала, как под юбку суетливо заползает пухлая директорская рука.

– Василий Иванович, зачем же так скоро? – она уперлась ладонью ему в грудь. – Не прибрано здесь, грязно… Я так не привыкла! Да не могу…

– Ну же, дрянь, ты же этого сама хочешь! – возбужденно пробормотал Пронин и, повалив на подоконник, стал душить. – Сама же, сучка, напросилась… Значит, так тебе и надо! Давай, потаскушка, гнись, вырывайся! – Он внезапно разжал пальцы и влепил смачную пощечину. – Не можешь, или уже захорошело?!

Тщетно силилась она вырваться из удушающих объятий, беспомощно молотила кулаками по спине, пыталась кричать.

Пронин распалялся лишь сильнее и становился всё разнузданнее.

Откуда-то еще доносилось утробное урчание зверя да выворачивающий душу блевотный запах бабкиной травы, но перед глазами, вместо раскрасневшегося вспотевшего лица, вдруг закружились кроваво-красные обручальные кольца, которые набухали, как присосавшиеся к телу пиявки. И вот, разбухшие до предела, они глухо лопнули, осыпая ускользающий мир гаснущими искрами.

Елизавета Андреевна попыталась удержать в памяти хотя бы образы блуждающих огоньков, но не смогла, захлебываясь рвотой. Последнее, что ощутила, – нескончаемые судороги и удушье, разрывающее изнутри легкие…

– Лизонька, очнитесь! Да что с вами?!

Холодные капли воды катились по лицу, размывая на ресницах тушь, оседали на блузке большими черными кляксами.

Елизавета открыла глаза, вздрагивая от внезапно открывшегося взгляду странного калейдоскопа, в котором лицо директора чередовалось со стеклянной банкой из-под маринованных огурцов и мятой районной газетой, которой Пронин энергично махал, словно веером.

– Ну, вы меня до смерти перепугали! – заметив, что она пришла в сознание, Пронин присел возле на корточки. – Кричать начали, руками размахивать… Я понимаю, вы измучились с сыном, но все равно, как-то у нас нехорошо вышло… А может, вы больны? – он пощупал пульс. – Ничего-ничего, у нас в Немирове хороший терапевт…

– Я пойду? – Елизавета Андреевна посмотрела умоляюще и заплакала. – Пожалуйста… мне очень, очень плохо!

– Никуда вы не пойдете! Даже не думайте! Я не позволю вам в таком состоянии куда-то идти. Не дай Бог, с вами что-нибудь случится, я никогда себе не прощу. Сам доставлю вас домой, и не смейте мне возражать!