Замок ледяной розы

Глупая, глупая, глупая Рин… И с чего я взяла, что смогу обвести вокруг пальца этого человека?

Вот только он пришёл, и пришёл один. Так не всё ли равно, какая именно приманка привела его сюда? Первая-то часть плана мне удалась. А тузы в рукаве у меня ещё остались.

Глубоко вздыхаю, выбрасываю в снег варежки и осторожно выглядываю из-за камня.

Бульдог заинтересованно разглядывает площадку, стоя всего в паре шагов от неё. Так не пойдёт! Нужно заманить ближе.

- Как вы догадались, что это я?

Шеппард хмыкает и указывает концом трости куда-то себе под ноги. Мне становится жутко стыдно. Следы на снегу! Я совсем не подумала о том, что оставляю следы. В лесу сегодня не было снегопада. Тёмное небо над головой совсем чистое, в редких клочках седых облаков. Луна светит так, что видно всё как на ладони.

Кладу руку на тёплый бок ближайшего камня, и он чуть пульсирует в ответ. Так немножко спокойнее.

- Ты умное дитя, но всё же всего лишь дитя. Мне непонятна только одна вещь – зачем тебе понадобились эти игры в прятки посреди леса?

- Я и правда должна поговорить с вами, мистер Шеппард. А возле замка сейчас слишком много постороннего народу. Не хотела, чтобы кто-нибудь подслушал.

Надо же. И ведь я почти не вру. На самом деле, Замок ледяной розы тоже подходил для того, что я задумала – не только эти чёрные камни. Но там действительно кто-то мог бы увидеть и помешать.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍Шеппард делает пару шагов вперёд, снег скрипит под его сапогами.

- И о чём же ты хотела поговорить?

- Зачем вам магия замка… точнее, замков? Это же из-за вас увял Замок пурпурной розы, ведь правда? Ваши жуткие красные камни выпили до дна всю его волшебную силу, и он рассыпался в пепел, как выжженный солнцем цветок.

- Не твоё дело, милая! Дело обывателя – спокойно спать по ночам, пока цепные псы охраняют его сон. Ему незачем знать, что за чудовища бродят во тьме вокруг его хлипкого домишки, пока он рассказывает сказки малышам.

В его глазах в этот момент нет «злодейского блеска», как пишут в книгах, которые я читала. И никакого злобного смеха. Только усталость человека, честно выполняющего свою работу. И я даже почти перестаю бояться его и начинаю надеяться, на долю мгновения начинаю надеяться, что вдруг это какое-то недоразумение и мы и правда могли бы просто поговорить…

- А впрочем… Спасибо, что напомнила! Я же собирался узнать, наконец, кто ты – маг или простой человек. Камни слишком сильно реагируют на тебя. Впервые вижу, чтобы так на них действовало чьё-то присутствие. И если я после долгих поисков всё-таки встретил настоящего мага… Боюсь, мне придётся забрать и твою магию тоже. Надеюсь, после этого ты не увянешь, как тот замок. Но если вдруг… Заранее прошу меня простить, девочка. Поверь, я сам хотел бы, чтобы существовал другой путь.

Ещё не закончив говорить, он вскидывает трость, которая с готовностью отзывается, вонзая в меня взгляд алчных алых глаз. Невероятным усилием отрываюсь от его затягивающих глубин и прячусь за камень.

Вот так. Я «в домике». Ты должен подойти ближе, чтобы меня достать. Просто обязан!

Бульдог что-то глухо рычит и делает-таки этот столь необходимый мне последний шаг. Подошва окованного металлом сапога глухо стучит по чёрному камню площадки.

Перед моим мысленным взором на долю мгновения – ослепительная вспышка воспоминания. Я в своей комнате одна, за окном снег, и от нечего делать развлекаюсь тем, что заставляю Замок послушно выполнять мою волю. Он откликается, как дрессированный пёс… Кто бы знал, как пригодится мне эта невинная игра!

Вжимаю пятерню в чёрный гладкий бок ближайшего валуна и беззвучно посылаю приказ. Едва уловимая дрожь доносит его до того места, где стоит Шеппард… и он не может больше сделать ни шагу.

Потому что камень под его ногами за секунду становится мягким, как глина, и таким же вязким. И он тонет в нём по самую щиколотку, а потом застывает, как муха в янтаре, потому что, повинуясь моему желанию, камень снова твердеет. Бульдог дёргается, от неожиданности едва не заваливается вперёд, с трудом пытаясь удержать равновесие и смешно балансируя грузной фигурой.

Вот он, этот момент, которого я так долго ждала! Если честно, когда шла сюда, думала, что придётся использовать сами валуны, чтобы поймать противника. Но к ним так близко подманить Бульдога мне было бы намного, намного сложнее. Какое счастье, что здесь оказалась эта площадка!

Бросаюсь вперёд. И прежде, чем стирается ошарашенное выражение с лица Шеппарда, вырываю из его рук трость.

Отскакиваю на безопасное расстояние, чтобы он уж точно не мог меня достать. Трость оказывается неожиданно тяжёлой – и она так раскаляется в ответ на мои прикосновения, что я очень больно обжигаю руки. Хочется отбросить её прочь, но не позволяю себе. Вместо этого закусываю губу от боли, подлетаю к ближайшему чёрному камню, как следует размахиваюсь… и изо всей силы бью по нему навершием в виде пёсьей головы.

Прости, камень – надеюсь, не причиню тебе вреда… Сейчас мне нужно, чтобы ты стал твёрже алмаза!

И кажется, безмолвный страж слышит и эту мою просьбу. Потому что алые глаза пса разбиваются об него на сотни осколков, усеивают тонкое рваное полотно снега, что намело ветром в основании камней. Задыхаясь, слежу за тем, как осколки вспыхиваю яркими звёздами в полутьме, а потом медленно гаснут, напоминая битое, никому не нужное стекло.

Отбрасываю бесполезную теперь палку и устало сажусь прямо в снег. На моих ладонях красные пятна ожогов, и я окунаю их в сугроб, чтобы хоть немного унять боль. Не очень-то получается.

А потом меня пронзает касание потоков силы, что стремятся ко мне со всех сторон. Багряные, слегка колышущиеся полосы тумана – он поднимается от осколков глаз пса, и я притягиваю его, словно сижу в центре гигантской воронки. Не могу отогнать это торнадо, что раскручивается вокруг, оно впивается в меня и втягивается под кожу без остатка. Жар концентрируется где-то в районе солнечного сплетения и остаётся там. Я чувствую себя так, будто только что проглотила ежа. Зачерпываю ладонью горсть снега и съедаю её – не помогает. Мамочки мои, что же я натворила?..

Но вопреки ожиданию, мне не становится плохо. Ничего не болит, кроме руки, меня не разрывает на куски и я не прекращаюсь в какое-нибудь злобное чудище. Минута идёт за минутой, и жар постепенно затухает – хотя я отчего-то не сомневаюсь, что теперь он всегда будет со мной. Как напоминание о том, что иногда хорошо бы всё-таки задумываться о последствиях своих поступков. Хотя это, скорее всего, ещё один навык, которому я никогда не обучусь, как и терпению.

На поляне вновь сгущаются сумерки, что отступили было со всеми этими магическими фокусами. Теперь они снова вернулись и стали ещё плотнее. Сколько сейчас? Часов девять, наверное, не меньше. Интересно, искал меня кто-нибудь в Замке?..Совсем тихо, слышно лишь рваное обессиленное дыхание – моё и Бульдога. Хотя отчего-то ему перестало идти это прозвище. Просто уставший старик. Даже черты лица его разгладились и будто посветлели.

Поднимаю глаза, и мы встречаемся с ним взглядами.

- Хотя бы теперь… вы скажете мне, ради чего всё это было, мистер Шеппард?

Почти без сил опускаю обожжённую ладонь в снег, ищу и нащупываю кончиками пальцев твёрдую поверхность. Через секунду по площадке пробегает слабая волна – и ноги моего бывшего противника снова свободны.

Он морщится, кивает головой в знак благодарности. Потом неловко садится на противоположном краю площадки, устало опирается о чёрный камень спиной и кладёт запястья на колени. Прикрывает на секунду глаза. Мы похожи на двух закадычных друзей, которые знают друг друга лет сто и просто присели поболтать.

- Знаешь, Кэти – а ведь я давно уже упорно гнал от себя мысль, что старею. Теперь, когда алые звёзды погасли, у меня словно пелена спала с глаз. Давно пора было на пенсию. Меня уделала маленькая девочка.

- Очень… очень волшебная маленькая девочка, - шепчу я в ответ, - если вашу гордость это утешит.

- Очень волшебная, - соглашается он, слабо улыбаясь.

- Так расскажете?..

Шеппард вздыхает.

- Пожалуй, да. Давным-давно мудрец сказал – чтобы узнать человека, вступи с ним в бой. И теперь я знаю тебя, маленькая мисс Лоуэлл – ведь у нас было их уже три. Магическое число… Слишком долго носил всё в себе. Если и доверить кому-то свою историю – пожалуй, лучшей кандидатуры, чем ты, мне не сыскать.

(5.11)

Он молчал так долго, что я уж было подумала – решил ничего не рассказывать. Но…

- Я начну издалека, Кэти. Лет пять назад я решил жениться.

Если бы я не сидела, наверное, упала бы. Да что ж они заладили-то! Чего им всем неймётся жениться?! Что в этом такого интересного?

Но я девочка воспитанная, постаралась не перебивать.

- Не так много желающих выдать дочь за начальника Тайного Сыска, знаешь ли. Это ведомство окружено зловещей репутацией. Частично заслуженной, признаю. И всё же, дитя, бывает горько, когда люди, ради спокойствия которых ты выполняешь самую чёрную и грязную работу, сторонятся тебя потом, как прокажённого. Так что я долгое время оставался холостяком – лет до сорока…

- Так вам сколько сейчас?.. – не удержалась я и всё-таки перебила. Это что же, получается, Бульдог – ровесник моего папы? Никогда бы не подумала! Он казался мне самым настоящим стариком…

- Не так много, - усмехнулся он. – Груз пережитого состарил меня раньше времени. Но мы отвлеклись… Не думаю, что мне хотелось семьи или какой-то романтической чепухи. Скорее, чтобы просто кто-то ждал в пустом доме. Поэтому к выбору невесты я подошёл максимально практично. Её отец… Отец моей Мэри тоже был очень практичным человеком. Ему нужно было выдать, наконец, замуж единственную дочь-перестарка. В свои двадцать восемь она уже практически не имела шансов на удачное замужество, к тому же по слухам была очень некрасива. И я подумал, что такая девушка не будет слишком уж привередлива в выборе супруга.

Я притихла и слушала его, затаив дыхание. То, как он сказал «моя Мэри»… Мне почему-то подумалось, что у этой истории не будет хорошего конца.

- Когда я приехал договариваться о приданом, был уверен, что будущая невеста встретит меня с равнодушным смирением. Надеялся, что по крайней мере не буду ей противен. Но я не ожидал… Не ожидал, что она будет смотреть на меня с такой жалостью и участием – будто та броня, за которой я всегда скрывал своё одиночество, для неё прозрачна, словно стекло... И что на её некрасивом лице окажутся такие огромные, лучащиеся светом глаза.

Наверное, именно в этот момент я начала потихоньку реветь, украдкой вытирая ресницы. Захотелось попросить его замолчать. Но я понимала, что этот разговор в кольце чёрных камней посреди зимнего леса – как лекарство для него.

- Из жалости родилось сопереживание. Из него – дружба. Из неё…

Он закрыл на секунду глаза.

- Я даже уволился из Тайного Сыска, перешёл на скучную и пресную службу в Казначейство, чтобы на будущих наших детей на косились так, как на меня, и чтобы Мэри перестала бояться, что однажды вечером я просто не вернусь домой... А потом мы приняли то злосчастное приглашение и явились вместе с Мэри ко двору Его величества. На сезон балов. В Замок пурпурной розы.

Шеппард снова замолчал. Тени скрывали выражение его лица.

- Куда?.. А я думала, Замок увял… из-за вас.

- Ты торопишься, Кэти! Я ещё не дошёл до самой интересной части истории, - сверкнул на меня глазами Шеппард. – А впрочем, я не хочу обременять твою маленькую головку лишними деталями этой драмы. Просто чтобы понять, почему я сделал то, что сделал – знай, что Замок пурпурной розы убил мою жену!

- Не может быть!! – я вскочила с места. – Наш замок – самый добрый и чудесный на свете! Я уверена, что остальные были такие же!

Шеппард посмотрела на меня снисходительно и покачал головой.

- Я тоже долго отказывался верить, что происходит что-то нехорошее. Списывал на случайность её головные боли. И кошмары, которые стали мучать её по ночам. Из-за которых она потеряла сон и аппетит. А она всё твердила, что Замок зовёт её куда-то… Отказывался верить до тех пор, пока однажды прямо на моих глазах стены Замка пурпурной розы не расступились и не поглотили мою жену. Это случилось в подвале, куда она упросила меня спуститься – а я согласился, лишь бы развеять её страхи. Убедить, что там нет ничего, чего стоило бы бояться – потому что магии больше не существует в нашем мире… Я жестоко ошибся. И был наказан за свою самоуверенность.

Страшная догадка полоснула меня по сердцу. Я поняла, что случилось с его женой.

- Его величество приказал обыскать все подвальные помещения, и разумеется, ничего не нашли. За моей спиной снова шептались – что жена просто сбежала от такого типа, как я. Но я твёрдо знал, что именно видел, и поклялся себе докопаться до истины. Довольно скоро выяснил, что странные смерти случались и до этого – на пепелищах других замков розы. И понял, что древняя магия эллери снова ополчилась на нас и грозится уничтожить своего врага даже спустя столетия. Я ведь не случайно рассказал вашему другу о печальной судьбе его предка, Роланда Победителя Чудовищ, который сбросился из окна своей родовой башни вскоре после того, как Великое завоевание увенчалось окончательной победой. Зачем бы это стал делать прославленный полководец, овеянный славой героя войны? Говорят, эта трагедия тоже была как-то связана с отголосками магии эллери.

- И тогда вы решили уничтожить эту магию? – я постаралась, чтобы мой голос не дрожал. Мне очень хотелось дослушать всё до конца прежде, чем я расскажу Шеппарду, как ужасно он ошибся.- Да. Мне хотелось этого. Но я понимал, что вряд ли смогу сделать что-то против королевской резиденции – не взрывать же её, в самом деле… хотя и такие мысли посещали меня иногда, признаю.

- А потом?..

- А потом я проводил ревизию в самом дальней и самой тщательно охраняемой камере королевской сокровищницы. Думы мои был заняты лишь планами мести. И не сразу понял, что делаю, когда руки сами собой потянулись к старинной реликвии рода Стратагенетов – короне короля Отто V Завоевателя, которая по преданиям была так тяжела, что ни один из потомков так и не осмелился носить её после его смерти. Я понял, почему. Из-за двух огромных алых камней, что вставлены были в золотой обод и сияли зловеще и пронзительно, будто заглядывали в самую душу.

Я покосилась на осколки – но они по-прежнему тускло и безжизненно поблескивали в снегу.

- Что это были за камни?

- Понятия не имею, откуда они взялись – история Завоевания почти утрачена, летописи молчат на сей счёт. Судя потому, что ты смогла их разбить – это явно не банальные рубины или гранаты. Да мне и не важно было это тогда – потому что камни со мной заговорили! Они показали мне захватывающие картины того, что мы вместе могли сотворить – оставалось лишь вынести их из сокровищницы. Разумеется, Королевскому Казначею не составляло труда заменить драгоценности короны на поддельные. И я заказал у доверенного мастера трость с головой пса в навершии – так, чтобы разрез его глаз скрывал, какого размера и огранки камни я в него вставил. К тому же никому в здравом уме не могло бы прийти в голову, что Королевский Казначей носит священные регалии королевской династии в палке, которой топчет пыль под своими ногами – как говорится, надёжнее всего прятать у всех на виду. Так что я чувствовал себя в полной безопасности. Ну а дальше… дальше моя одержимость местью, наконец, дала свои результаты. И поверь – ничего слаще не знал я в своей жизни, чем видеть, как рассыпается в пыль место, которое причинило мне столько боли! Рассыпается оттого, что я выжал из него всю магию до последней капли. Жаль, не успел сделать того же с Замком ледяной розы – тогда Королевство было бы, наконец, в полной безопасности… Теперь ты понимаешь, что натворила – маленькая девочка?..

- Да, понимаю, - я подошла ближе и посмотрела ему в глаза сверху вниз. – Вот только вы так и не поняли в этой истории совсем ничего. Так что теперь ваша очередь слушать!

И я рассказала ему. Говорила долго – и никогда ещё не видела у человека такого потрясённого лица. Рассказала о том, что его жена, скорее всего, тоже владела магией, раз её смог призвать Шелкопряд, обитавший в подземельях Замка пурпурной розы. О том, что замки роз – вовсе не орудие зла, а напротив, печати, сдерживавшие древних чудищ, и он своими руками способствовал падению предпоследней из них и чуть было не уничтожил последнюю. О том, что снежные олени на самом деле – защитники людей, и их он тоже чуть было не погубил в своей слепой ярости…

Умолчала только о роли во всей этой истории Эмбер, потому что это была не моя тайна, и я не имела права её выдавать. Вот только получалось, что уже три девушки за последнее время обнаружились, в ком пробудилась магия – а ведь считалось, что наш народ ею не обладает! Или мы просто не всё знаем?..

Когда я закончила рассказ, на поляне воцарилась оглушительная тишина.

- Вы мне не верите? – обеспокоенно спросила я.

- Верю! – отозвался Шеппард слабым голосом, устало потирая глаза. – Я видел достаточно лгущих людей, чтобы знать, что ты говоришь правду. Но мне, видимо, понадобится время, чтобы её принять.

Он встал, пошатываясь, и прошёл на другой край площадки. Подобрал палку от трости и привычно опёрся на неё. Улыбнулся мне – так скупо и с трудом, будто его улыбки совсем заржавели, и он разучился их дарить.

- Спасибо.

- За что?..

- За то, что остановила меня раньше, чем одержимость и магия этих проклятых камней не пожрали окончательно мою душу. Надеюсь, когда-нибудь я сумею вернуть тебе этот долг.

(5.12)

Шеппард и его люди покинули замок тотчас же, как только мы с ним вернулись. Он даже не стал прерывать пир и прощаться с хозяевами.

А я, совершенно обессиленная, поплелась по лестнице. По дороге встретила Мэри, которая спускалась в обнимку со стопкой полотенец.

- Где Рон? – спросила я у неё. Умру, если не увижу его сейчас. Я должна рассказать, что Замку ледяной розы больше не угрожает опасность. И ему больше не надо самопожертвоваться. Судя по всему, ничего хорошего не бывает от этих жениханий. Вон Бульдог подтвердит.

- В обеденном зале уже все расходятся. Молодой хозяин наверху.

Я ускорила шаг, почти побежала, перепрыгивая через ступеньку.

- Стойте, мисс Кэти! Там… - понеслось мне вдогонку. Я уже не слушала. Мне хотелось поскорее поговорить с ним.

Но на стук в дверь никто не ответил. Наверное, Мэри что-то перепутала.

Я пошла к себе в комнату и уселась на кровать…

Нет, не могу так просто сидеть! Сил нет, как хочется поскорее рассказать о том, какая я молодец, и что смогла в одиночку победить целого Бульдога…

И тогда я вспомнила о потайной двери. Не будет же ничего такого, если я подожду Рона в его комнате? Надеюсь, он простит мне моё маленькое хулиганство… Так думала я, а ладони уже касались стены и привычно вызывали отклик дремлющей в ней магии.

А то вдруг мы с ним разминёмся…

…Он был у себя.

И Эмбер с ним.

Стоят рядом посреди комнаты – и она положила руки ему на плечи. На лице Рона – всё та же маска отрешённости. Сияющие глаза Эмбер.

А потом он поворачивает голову – и видит меня. Растерянную и убитую, в дверном проёме, которого совершенно не должно быть в этой стене.

Маску на его лице будто разрывает на осколки – столько эмоций отражается на нём за мгновение. Резко снимает со своих плеч ладони Эмбер и делает быстрый шаг ко мне. Я разворачиваюсь, чтобы убежать. Меня хватают за руку и не пускают.

- Как ты пробила стену? А, проклятие, не важно… Где ты была весь вечер?

- Не скажу, отстань! – не смотрю на него и снова вырываюсь, но тщетно.

Рон переворачивает мою ладонь и говорит слова, которые при девочках употреблять не принято.

- Что у тебя с рукой?

- Обожглась. В лесу.

- Где?!

- Там, где меня чуть Бульдог не сожрал.

Гробовое молчание. Я не поворачиваюсь и не поднимаю глаз. Во мне разрастается как снежный ком совершенно невыносимая обида.

- Так. Эмбер, ты не могла бы нас оставить?

А я и забыла, что в комнате есть ещё кто-то. Не удерживаюсь, и бросаю быстрый взгляд на неё – кажется, она совершенно растеряна и смотрит на всю эту немую сцену с невероятным удивлением.

- Эмбер, пожалуйста!

Она молча кивает и уходит, нервно кусая губы. А Рон возвышается надо мной со взглядом, потемневшим, как грозовые тучи.

- Рассказывай!

Сколько же можно на сегодня разговоров… Кажется, ещё немного, и я не выдержу.

- Расскажу, пусти!

Отступаю на шаг и потираю запястье, которое он схватил слишком больно. Делаю глубокий вдох – словно перед тем, как нырнуть в штормящее море с высокого обрыва.

И начинаю говорить...

На этот раз точно слишком долго, до хрипоты.

- Теперь ты понимаешь? Тебе не нужно… Всё и так будет хорошо! Пожалуйста, скажи, что ты отменишь эту дурацкую помолвку и всё снова будет как раньше!

С надеждой заглядываю ему в глаза… и вижу, что маска снова вернулась на его лицо.

Рон стоит неподвижно, как скала, сцепив руки за спиной. А я – будто волны, которые могут хоть тыщу лет биться об неё, но не сдвинут с места.

- Ты не понимаешь. Это ничего не меняет. Я дал слово.

И замолкает, больше ничего не говорит, как будто этого достаточно. Как будто это его «я дал слово» объясняет и искупает всё.

- Но… но… это же неправильно! Это всё неправильно! Вы с ней никогда не будете счастливы. Разве об этом ты мечтал?!

Горькая усмешка кривит его лицо. Рон отворачивается, подходит к столу у окна и садится ко мне спиной, как будто не хочет больше видеть. Это глупо, но я не могу оторвать взгляда от его правой ладони, которая спокойно лежит на столешнице. Пальцы слегка подрагивают, и я поражаюсь тому, как бледна его кожа.

- Мои мечты… они, наверное, были слишком сумасшедшими, Рин, теперь я это понимаю. На моих плечах – бремя ответственности. Я не имею права мечтать. Поэтому… лучше уезжай поскорее домой, Черепашка. Мне невыносимо видеть тебя сейчас. Потому что всякий раз, глядя на тебя, я буду вспоминать о том, как своими руками уничтожил свою самую драгоценную мечту.У меня внутри взрывается маленький вулкан. Никогда ещё я не чувствовала себя такой злой.

- Да что за чушь ты мелешь?! Вы что, все тут с ума посходили?! Чего ты разрушил? У тебя же вся жизнь впереди! Мы вместе придумаем тебе тысячу самых замечательных мечт!

Очень хочется подойти и треснуть ему чем-нибудь по башке, чтоб хотя бы обернулся. Нечеловеческим усилием сдерживаюсь – если сделаю это сейчас, у него останется огроменная шишка, так я зла. А он всё не оборачивается.

- Глупенькая ты ещё всё-таки, Черепашка! Просто уезжай. Когда-нибудь ты меня поймёшь.

Стискиваю зубы, потому что, кажется, собираюсь самым позорным образом разреветься.

- Тогда… тогда забери это!

Дёргаю браслет на запястье – тот самый, что он подарил. Сделал своими руками и прислал с письмом на мой День рождения. Шнурок из шерсти снежных оленей больно впивается в кожу, но не хочет рваться. Дёргаю ещё раз изо всех сил, и наконец обрывки остаются у меня в руке.

Подлетаю к Рону, который по-прежнему не смотрит на меня, и бросаю деревянную розу, опутанную рваным серебром, перед ним на стол. Повторяю, задыхаясь и глотая слёзы:

- Забери!.. Мне это больше не нужно.

Он накрывает розу ладонью, сжимает в кулаке, но молчит. Сжимает так сильно, что, наверное, от хрупкой деревяшки там уже осталась одна пыль.

Так и не дождавшись ответа, я разворачиваюсь и убегаю прочь, не разбирая дороги.

Прихожу в себя только в комнате у папы. Как добралась до первого этажа – не помню, хорошо голову не свернула по дороге. Туда, в мою комнату, которая больше не моя, я ни за что на свете теперь не вернусь.

Отец сидит в кресле с трубкой в руках. Я подбегаю к нему, осаживаюсь на пол, как подрубленная, и долго-долго как маленькая реву ему в колени. А он гладит меня по волосам и ничего не говорит – и это мне сейчас нужнее всего.

Уже совсем-совсем темно, но мы не зажигаем света.

В конце концов, успокаиваюсь и даже почти совсем перестаю всхлипывать.

- Пап, а у меня магия, ты знаешь?..

- Конечно.

Мы опять молчим, и нам очень уютно в этом молчании.

- Знаешь, пап… ты мне сказал как-то раз, что твоё детство закончилось, когда тебе было двенадцать лет…

Он вопросительно хмыкает.

- Пап… кажется, моё закончилось в десять.

После пятой зимы в Замке ледяной розы (5/6 - 1)

Возвращение домой я встретила словно благословение после всего, что принесла мне моя пятая зима в Замке ледяной розы. Это было как закутаться в любимое тёплое одеяло после прогулки в грозу, когда вымокаешь насквозь и замерзаешь чуть ли не насмерть.

Привычный двухэтажный дом красного кирпича, пусть обветшалый и несуразный, показался мне милее всяких замков с их древними тайнами и сумасшедшими обитателями.

И я абсолютно точно решила, что не собираюсь больше плакать. Даже вспоминать не буду.

Очень подходящее он мне дал прозвище, если подумать. У черепах прочный панцирь. Я спрячусь в свой – и никого, никогда больше не подпущу так близко, чтобы мне причинили боль!

На следующее же утро после приезда я спустилась в наш маленький садик и выкопала из земли с корнем все кусты роз, которые росли под окнами. Выбросила их в компостную кучу. Они уже уснули на зиму и не ждали от меня такой подлости, конечно же… но я не хочу видеть в своём саду ни единой розы. На свете полно других цветов, и я посажу их весной.

А потом вернулась в дом, задумчиво бредя по коридору с вечно дующими по углам сквозняками, намереваясь спросить у мамы, когда завтрак… и застыла как вкопанная перед дверями в комнату родителей.

Я ведь убедилась уже, что привычка подслушивать приносит мне одни огорчения! И зарекалась так поступать. Но они говорили слишком громко, а после первых же услышанных слов я просто не могла двинуться.

- …теперь делать? Какой чёрт дёрнул этого Сильверстоуна так не вовремя влезть со своей дочкой!

Это мама. Её резкий недовольный голос. Отца на её фоне почти не слышно, его ответ неотчётливый. Она снова продолжает:

- Какая разница! Теперь всё насмарку. Получается, я зря столько лет терпела одиночество и скуку, пока вы с ней развлекались в замке. И ради чего?

- …ну зачем ты так! Наша девочка расстроилась…

- А я не расстроилась?! Замок уплывает из-под носа! Ты же сам говорил – они не разлей вода! Ещё каких-нибудь три-четыре года, и он был бы у нас в кармане.

- Просто не знаю, что сказать… не знаю, как объяснить тебе очевидные вещи! Ты слышишь только себя…

- А впрочем, есть же ещё второй сын! Ты говорил, он неплохо относится к Кэти… Правда, он не наследует замок, какая жалость! Так что нет смысла женить их…

- Мэлли, ради бога!

- Что, «Мэлли»? Это же была твоя идея! Тебе напомнить наш разговор? Нечего теперь строить из себя образцового папашу и делать такое лицо, будто я исчадие ада. Раз тебе нужен замок, лучше начинай уже шевелить извилинами и думать, что еще предпринять. Или шансов вообще не осталось? Дай-ка подумать… Да, пожалуй, рано отчаиваться! Если когда-нибудь старший сын помрёт и наследником станет младший, у нас снова появится возможность... А пока… точно нет предлога снова начать возить её туда?..

Я открыла дверь и посмотрела на них. Отец сидел на краю стула – поникший, с руками, сцепленными в замок. Мама расхаживала перед ним по комнате туда-сюда, кутаясь в пушистую шаль, и бурно жестикулировала. На её лице было написано воодушевление.

При виде меня она замолчала и оба они уставились на меня в удивлении.

- Как же вы можете… так. Как вы можете!

Вот и всё, на что меня хватило. Несколько тихих и спокойных слов.

Я развернулась и просто ушла обратно в уснувший заснеженный садик, такой непривычно белый и маленький после зелёного буйства садов Замка ледяной розы.

Кажется, я услышала достаточно, чтобы понять, что они имели в виду. И кажется, теперь у меня появилась ещё одна причина, чтобы надвинуть свой панцирь поплотнее.

Я не разговаривала с родителями месяц. Просто не могла. Меня как будто оглушило. Потихоньку возвращалась к домашним обязанностям. За время, пока нас с отцом не было, уволилась пьяница-горничная и остались только старая Джоунси да кухарка, так что забот прибавилось. Я была этому только рада – когда заняты руки, голова не так забивается глупостями. И если вечером без сил плюхаешься на кровать, то не снятся тревожные сны.

Сны, в которых волшебный замок снова пронзает фиолетовые небеса непокорной башней. А друзья никогда не предают.

Я методично стирала из памяти всё, что вновь и вновь врывалось в неё так настырно и больно.

Ожоги на ладонях зажили на удивление быстро. Жаль, крохотные шрамы от шипов ледяной розы, что когда-то я срывала голыми руками, чтобы помочь завершить обряд и спасти Замок ледяной розы от увядания, так и остались немым напоминанием.

Примерно через месяц после возвращения к нам пришёл почтальон, и я по привычке ушла к себе и заперлась. Почему-то всё ждала с затаённым страхом, что в очередном письме придёт приглашение на свадьбу, поэтому каждое посещение почтальона позорно отсиживалась в уголке.

За обедом отец снова попытался со мной заговорить.

- Кэти… пришло письмо… - я вскочила и собралась уйти из-за стола, но прежде, чем сделала это, отец поспешил опередить, - от мистера Шеппарда.

Я застыла.

- Он пишет, что лично проследил, чтобы совет директоров Королевского Банка принял поручительство графа Винтерстоуна. Нашей семье больше не грозит банкротство. И ещё одно письмо… от моего друга, графа. Он предлагает ссуду, чтобы я мог выкупить закладную на дом.

- Почему я слышу об этом впервые? – вклинилась мама, бросая вилку на стол.

- Потому что я решил не брать у него денег. Трудновато придётся, конечно, и боюсь, придётся продать часть фамильных драгоценностей… Но я поблагодарил и в ответном письме отказался от его щедрого предложения. И упомянул, что в связи с необходимостью заняться вплотную делами поместья, мы вряд ли сможем отныне приезжать в Замок ледяной розы.

- Как ты мог! Даже не посоветовавшись со мной! – вскипает мама. Не дождавшись ответа, покидает столовую, красная как рак.

Я подхожу к папе и обнимаю его.

- Спасибо, пап! Я не хочу туда возвращаться. И пожалуйста… пожалуйста, не надо никогда больше так… про меня и…

Папа гладит меня по спине, успокаивая.

- Не буду, обещаю! Прости меня, Кэти. Я просто хотел, чтобы ты была счастлива.

И всё-таки я не перестаю бояться почтальонов.

Этот страх не проходит даже через год. И через два. И три.

И даже когда я полностью уверяю себя в том, что забыла всё, что оставила в своём прошлом. Вычеркнула из памяти Замок ледяной розы и его обитателей. Закрыла старый альбом под названием «Детство» и поставила на самую дальнюю и пыльную полку шкафа.

Но отчего-то даже сейчас я, взрослая семнадцатилетняя особа с царём в голове и полным отсутствием в ней всякой сентиментальной чепухи, вздрагиваю и ухожу в свою комнату, как только слышу привычную поступь старого почтальона, походящего к деревянной калитке по узкой тропе. И это похоже на рану, которая кажется зажившей, но зажила она плохо и внутри загноилась и причиняет глухую боль.

А никакого приглашения всё не приходит. И новостей о свадьбе века, которую без сомнения перемывали бы по косточкам все кумушки Королевства ледяных островов, тоже нет.

И это странно…

Потому что прошло семь лет с тех пор, как я навсегда покинула Замок ледяной розы.

Ну, или мне так казалось.

Потому что в мою семнадцатую зиму прошлое, от которого я так долго пряталась, неожиданно снова напомнило о себе.

(5/6 - 2)

Бр-р-р-р…

Вздрагиваю, когда босые ноги касаются холодного дощатого пола. Если и скучаю по чему-то до сих пор, так это по тёплым полам Замка ледяной розы.

Стоп. С чего это я вспоминаю о какой-то ерунде? Нет больше никакого замка в моей жизни. И волшебства тоже нет. И не надо. Наверное, что-то приснилось не то, раз с утра пораньше в голову всякая ерунда лезет.

Жаль, что в нашем доме к рассвету становится так невыносимо холодно – за ночь комнаты как следует выстывают, и пока отец не растопит камины, тепла не жди. А я всё-таки жуткая мерзлячка, и приходится укутываться чуть не с головой тяжеленным одеялом.

Кое-как продираю глаза, умываюсь ледяной водой из кувшина, что стоит на умывальнике в углу, влезаю в любимое серое домашнее платье. Застилаю постель, и кажется всё ещё сплю – даже умывание не помогает. Сидя на кровати, лениво провожу щёткой по волосам, потом нащупываю одной рукой шпильки на прикроватной тумбочке и привычным движением скручиваю непослушные длинные кудри в пышный узел на затылке. Несколько коротких вьющихся прядей обязательно выбьется, но я уже устала бороться с этим безобразием.

Потягиваюсь, сонно щурюсь на розовые блики морозного зимнего рассвета за окном и принимаюсь вспоминать. Почему мне кажется, что нежная красота и радость этого утра омрачены тенью чего-то неприятного?..

Потом вспоминаю и уныло давлю зевок.

Званый вечер у Гаррисонов.

В этот раз мы идём всей семьёй, дома остаются только слуги. Именинница – миссис Элизабет Гаррисон – старинная мамина приятельница, поэтому мы не можем не пойти. А значит, мне снова весь вечер скучать, слушать неинтересные разговоры и терпеть намёки, что мне-таки уже семнадцать и пора бы уже начать исполнять священный долг всякой благодарной дочери перед взрастившим её семейством. Ну то есть подыскивать себе жениха поприличнее. Хотя с этим делом маменька и без меня великолепно справляется – не удивлюсь, если у неё имеется список всех окрестных холостяков от семнадцати до семидесяти с указанием их годового дохода.

Вот только моё катастрофическое нежелание строить глазки и нести с невинным видом всяческий вздор, вкупе с практически полным отсутствием у меня приданого, ставят на её планах большой и жирный крест. По крайней мере, я так надеюсь. Поэтому хотя бы ненадолго я могу чувствовать себя в относительной безопасности. На будущий год маменька грозится взяться за меня всерьёз. Ну а нынешний сезон я планирую с горем пополам пережить, на таких вот званых вечерах прячась за книгой или вышивкой – потому что, к моему глубочайшему сожалению, не всех претендентов отпугивают вышеперечисленные причины. Так что временами приходится уходить в глухую оборону или начинать увлечённо пересказывать очередному незваному ухажёру содержание учебника по естествознанию – обычно срабатывает.

А на этот вечер у меня вообще гениальный план, как отсидеться так, чтобы оставили в покое. Я выбираю стратегически великолепную позицию – в уголке обитого голубым атласом диванчика, на котором любят восседать самые завзятые кумушки и сплетницы округи. Их любимейшее занятие – это строить матримониальные планы в отношении многочисленных дочек, своих и подруг. Казалось бы – я должна избегать их как огня. Но в том и гениальность моего плана, что завзятые холостяки тоже обходят эту часть бального зала за тридевять земель! Так что могу надеяться, что уж тут-то буду в безопасности. На такие крайние меры пришлось пойти, потому что мистер Тёрнер – отставной майор, вдовец и по мнению матушки великолепная партия – как-то очень уж засматривается в последнее время, а у меня уже заканчиваются поводы для отказов от приглашения на танец.

Ну вот. Стратегическое место занято, все приличествующие любезности окружающим дамам сказаны, а много говорить сопливой девчонке вроде бы и не пристало, по мнению почтенных матрон. Так что с греющим душу чувством выполненного долга замолкаю, достаю припасённые пяльцы и позволяю себе немного расслабиться. Папа с мамой за карточным столом, и пробудут там ещё долго. А я с удовольствием закончу этот милый венок из незабудок, пока миссис Гаррисон наболтается со своей кузиной Клэр – улыбчивой пышной брюнеткой в броском платье цвета вишни. Я в своём простеньком голубом очень удачно сольюсь пока с диваном.

Миссис Клэр Дэнверс бывает в гостях у родственницы лишь наездами, пару раз в год, поэтому её просто распирает от недорассказанного. Хозяйка вечера с удовольствием даёт ей повод откупорить фонтан красноречия.

- Какие новости при дворе, кузина?

Обычно при слове «новости» у меня что-то ёкает внутри, и я стараюсь покинуть кружок болтающих дам и перебраться куда-нибудь в место потише. Но в этот раз веская причина в виде показавшегося на дальнем горизонте майора заставляет проявить выдержку и остаться. Ну что там может быть интересного, в самом деле, при дворе дряхлого короля, который вот уже лет десять как помирает, да всё никак не помрёт?

- Ох, Лиззи, раз уж ты спросила… У Его величества новый придворный Архивариус. Молод, высок, широкоплеч. Глаза чёрные, как моя погибель! А голос… М-м-м-м… Клянусь, из-за него мурашки от кончика веера до самых нижних юбок! У придворных дам коллективный сердечный приступ. Была б я лет на тридцать моложе...

Меня кольнуло нехорошее предчувствие. Она же не может говорить о…

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍- Да к тому же богат как чёрт и наследник одного из самых древних родов Королевства, тех самых таинственных Винтерстоунов. Убийственное сочетание!

Иголка в моих руках странным образом перестаёт слушаться и вонзается мне в палец.

- Надо же, Клэр! – отвечает взволнованная хозяйка. – Подозреваю, что ты слегка преувеличиваешь по врождённой романтичности своей натуры. Но даже так – заботливые матушки в радиусе сотни миль, верно, уже подсчитывают приданое?..

Кузина Клэр хихикает в свой расцвеченный веер и оглядывается, будто боится, что её подслушают. Но ей явно льстит, что все дамы в нашей половине зала сбились с тем своих разговоров и усиленно делают вид, что не слушают её, затаив дыхание.

- Подсчитывали бы. Если бы не два «но». Во-первых, новоиспечённый Архивариус – жуткая язва и насмешник. Не одну охотницу на богатых наследников довёл до слёз своими нахальными комментариями, и даже прожжённые придворные сердцеедки опасаются стать мишенью его иронии. Кажется, королевский двор впервые на моей памяти получил Архивариуса, которого действительно интересуют пыльные книги и трухлявые архивы, а не балы и попойки.

Хозяйка сделала кислую мину.

- А второе «но»?

- О, всё остальное не имело бы значения, поверь мне, если б не это второе «но»! У него уже есть невеста.

Мне почудилось, или сейчас и правда раздался разочарованный вздох хором, и прерванные разговоры снова зажужжали в прежнюю силу?

- Погоди, Клэр, я кажется припоминаю… Но постой, там же какой-то странный и скандальный случай? Помолвка, которая длится уже то ли пять, то ли шесть лет… Непозволительная дерзость по отношению к невесте. Как такой неслыханный моветон допустили родители?

- Это какая-то тёмная история, никто не знает всех подробностей. Я слышала, что свадьба постоянно откладывается. То вроде бы жених просил отсрочки – до двадцатиоднолетнего возраста и вступления в полные права владения долей фамильного имущества… Хотя понятия не имею, зачем бы это нужно – невеста ещё богаче него. Девочка родилась не то что с серебряной – с алмазной ложкой во рту! Да у неё в приданом, наверное, одних шёлковых чулок будет на большую сумму, чем мы с тобой тратим за год!

Дамы понимающе переглядываются, сокрушённо вздыхают и продолжают увлечённо перемывать кости незнакомым людям. И по-хорошему, мне следовало давно уйти отсюда, но я просто примёрзла к своему месту. А что уж там вышивает без моего участия иголка – даже боюсь представить. Потому что я в упор не вижу стежков.

Гостья понижает голос и наклоняется ближе к собеседнице, прикрывая ярко накрашенные губы веером.

- Ну а дальше, по слухам, началось и вовсе форменное безобразие! Невеста вознамерилась учиться! Ну ты представляешь?! Вместо того, чтобы добиться определённости и прекратить, наконец, своё двусмысленное положение, взяла и уехала! И не куда-нибудь, а на Материк! Там, говорят, есть университет, в который скандальным образом принимают даже женщин. Не иначе, сбежала от родительского надзора. Если ты слышала об этой странной помолвке, то помнишь, кто там папаша – не будем поминать его благородное имя всуе, во избежание…

- Но помолвка?..

- При этом, заметь, помолвки никто не разрывал, и это самое обескураживающее. А теперь, когда я видела жениха, вообще категорически отказываюсь что-либо понимать! Эх, молодо-зелено… Неужели у этой девицы нет матери, которая подсказала бы, каким методом склоняют строптивых молодых людей к женитьбе…

Хозяйка шикает и кивает головой в мою сторону. Как будто только сейчас они замечают моё присутствие. Всё верно, юным девушкам негоже внимать подобным речам. По счастью, я совершенно не умею краснеть и продолжаю невозмутимо делать вид, что увлечена вышивкой. Дома можно будет выбросить, не глядя, весь тот кошмар, что я навышивала.

- Впрочем, Лиззи, у Винтерстоунов ещё и второй сын имеется, и тоже красавчик! Тот пока свободен, и насколько я успела заметить, ни одной юбки не пропускает – так что не всё так грустно в нынешнем брачном сезоне, дорогая!..

Кузины заразительно смеются и переводят разговор на другую тему.

Я выжидаю некоторое время для приличия, а потом покидаю комнату на негнущихся ногах.

(5/6 - 3)

К счастью, отец каким-то шестым чувством угадал – что-то случилось, и очень скоро нашёл меня. Я стояла в коридоре у окна, прижавшись лбом к стеклу, и пыталась хоть немного остудить голову. Пряталась за какой-то здоровенной разлапистой пальмой.

Больше всего люблю папу за то, что всегда понимает меня без слов. Мы тут же откланялись и уехали. Вот только по его сочувствующему взгляду я догадалась, что новости, которые узнала сегодня, для него почему-то уже не новости. Но я скорее умру, чем буду расспрашивать! В конце концов, мужчины бывают сплетниками ещё почище дам – наверняка он давным-давно в курсе всех душещипательных перипетий личной жизни знаменитого и несравненного наследника «тех самых» Винтерстоунов. Просто щадил мои нервы.

Кстати о них.

Мне срочно нужно заняться их успокоением! И я знаю, что для этого подходит лучше всего.

На следующее утро, пока все спали, я тепло оделась и тихо как мышка прокралась из дома. Решила отправиться на рыбалку – благо неширокая спокойная речка Сивейра, берущая начало в знаменитых на всю округу Бесконечных Болотах, протекает всего в двух шагах от Локвуда, нашего поместья.

В эту зимнюю пору она уже скована льдом, но отец давным-давно показал мне одно место, где не приходится ломать голову над тем, как сделать полынью. Я захватила пустое ведро, удочку с сачком, лёгкий складной стул и побрела к реке, наслаждаясь ясным и свежим морозным утром.

Первое время после возвращения из Замка ледяной розы атмосфера дома была так накалена, что отец часто уводил меня на реку порыбачить. Там мы сидели рядышком и просто молчали. С тех пор это место прочно ассоциируется у меня с личным островком спокойствия, где можно привести голову в порядок.

Вдруг приходит мысль о том, что, пожалуй, есть ещё один великолепный способ отваживать кавалеров на званых вечерах – стоит, наверное, рассказывать им в красках о том, как копаю червей на заднем дворе или о методах разделки рыбы… Смеюсь в голос, когда представляю, какое будет лицо у майора. Знаю, что такое увлечение не очень-то подходит благовоспитанной барышне. Ну так и я не собираюсь становиться благовоспитанной барышней!

Ну вот, нашла своё заветное место. Здесь из-под пологого берега бьёт тёплый ключ, и небольшая полынья никогда не замерзает.

Но закинуть удочку я не успеваю.

Потому что пятачок водной глади в белоснежной раме хрупкого льда вдруг освещается розовым сиянием. А когда оно стихает…

- Здравствуй, Кэти! Я уверена, что ты меня не забыла. Потому что я тоже часто вспоминала о тебе все эти годы. Вот только поговорить решилась только сегодня.

Из зеркала реки на меня смотрит лицо Эмбер. И конечно, я её не забыла. Даже если очень и очень пыталась.

Несколько долгих мгновений мы просто разглядываем друг друга, и это очень странно. Я уже успела забыть, что магия – то, что делает жизнь странной, и привыкла к своей уютной обыденности. Мне не хочется снова её покидать. Но похоже, от моего желания здесь ничего не зависит.

Дух захватывает, какая же Эмбер красивая! За эти годы стала ещё прекрасней. Она в простом тёмно-синем платье с серебристой вышивкой у ворота, волосы заплетены в тяжёлую золотую косу… Но в каждой черте, каждом жесте и даже в том, как Эмбер нервно вертит в тонких пальцах перо, столько природного изящества и грации, что в этот момент понимаю отчётливо – я никогда и ни за что не стану такой, как она, даже если в лепёшку расшибусь. Такая девушка и в лохмотьях будет выглядеть королевой. Только вряд ли она хоть раз в жизни видела лохмотья.

Замечаю, что за её спиной стены обшиты какими-то тёмными деревянными панелями с резьбой, и невольно выдыхаю. Кажется, она не в замке. Хотя, мне-то какое дело…

На груди Эмбер слабо мерцает медальон – небольшая хрустальная капля на серебряной цепочке. Я помню, ей для связи на расстоянии нужен был хрусталь. Но теперь, значит, достаточно совсем небольшого камня, а не целого булыжника, как раньше. А уж то, что она сотворила с рекой… Видимо, её магические способности серьёзно выросли за это время. На секунду где-то глубоко-глубоко внутри меня кольнуло сожаление, какой-то несвоевременный упрёк совести – а я-то свои постаралась покрепче задавить. Ни к чему они мне были здесь. Да и вспоминать не хотелось. Та, «волшебная Я», навсегда осталась бродить невидимым призраком по коридорам Замка ледяной розы.

Наконец, Эмбер прерывает затянувшееся молчание. Я вижу, что она тоже волнуется – у неё даже срывается голос.

- Не сомневалась, что ты вырастешь настоящей красавицей, Кэти! Но мне хотелось посмотреть тебе в глаза. И убедиться, что в тебе есть не только это. Теперь я вижу.

Она продолжает внимательно всматриваться в меня, и мне становится ужасно неуютно. Уж не знаю, чего она там видит, но я знаю только то, что сейчас я совершенно растрёпана, в какой-то нелепой зимней одежде и с ведром в руке. Разительный контраст.

Набираюсь смелости и спрашиваю, чтобы заполнить неловкую паузу:

- Я слышала, ты уехала учиться?..

- Да. Я уехала. - Вот и всё, что отвечает она. Хочу спросить, почему, но так и не решаюсь, и мы снова молчим. И в нашем молчании слишком много невысказанного.

‍​‌‌​​‌‌‌​Первой срывается Эмбер. Отшвыривает прочь перо и подаётся вперёд.

- Я хочу задать тебе один вопрос! Очень важный для меня вопрос, Кэти! Наверное, самый важный. Только пообещай мне, что ответишь первое, что придёт в голову – не задумываясь и не рассуждая. Обещаешь?

- Но что…

- Мы с тобой волшебницы, Кэт! Единственные, кого я знаю. Уверена, ты сердцем поймёшь, о чём на самом деле я спрашиваю. Так что просто пообещай!

- Ну хорошо, хорошо…

И не давая больше ни секунды собраться с мыслями, Эмбер бросает мне свой вопрос – а на её бледном лице столько волнения, будто от моего ответа зависит её жизнь:

- Что бы ты сделала ради человека, которого любишь?

Отвечаю раньше, чем осознаю, что за слова готовы сорваться с моего языка:

- Всё, что угодно. Я сделала бы всё, что угодно. Даже отдала бы его другой.

Стоп. Что?! Я что вообще сейчас…

Эмбер выдыхает. На её лице появляется очень печальная и очень светлая улыбка.

- Я знала, что ты скажешь именно так. И это правильный ответ.

Она вытирает слезу украдкой с краешка ресниц.

- «Даже отдала бы...» Ну что ж… это всё, что я хотела услышать. Прощай, Кэти! Хотя, может, когда-нибудь и увидимся.

И прежде, чем успеваю ответить или понять, что вообще происходит и что это сейчас было, и зачем она задавала свой странный вопрос, она прерывает связь.

Ведро с глухим звоном падает из моих рук.

На пожелтевшую мокрую траву, которой покрыт полностью растаявший склон.

Я в шоке смотрю на открытую гладь реки, без единой льдинки.

Она чистая – до самого края окоёма. Поворачиваю руки ладонями вверх – кончики пальцев до сих пор покалывают голубоватые искры.

Кажется, я только что растопила реку. И, вроде бы, даже кое-где вскипятила.

Тут и там брюшками вверх всплывают варёные рыбы.

Я долго и остолбенело пялюсь на реку, а потом вздыхаю, поднимаю ведро и иду их вылавливать. Ну не пропадать же добру, в самом деле!

Пальцы дрожат, и рыба, которую достаю из сачка, постоянно выскальзывает.

Да уж… Успокоила нервы, называется!

(5/6 - 4)

И ещё один день как в тумане. Нет, не зря я всё-таки гнала от себя любые воспоминания о Замке ледяной розы – даже тень их выбила меня из колеи так, что всё валится из рук. Мысли ходят по кругу, как осёл на привязи. Меня то бросает в жар, то начинает колотить дрожь – и, наверное, я веду себя так странно, что даже мама не выдерживает и трогает мой лоб, чтобы проверить, нет ли температуры.

Я изо всех сил надеюсь, что если высплюсь как следует или буду до упаду заниматься уборкой в доме, без сил бросаясь на постель поздним вечером, то круговорот мыслей отступит, всё пройдёт и будет как раньше. Но лучше не становится. Становится только хуже.

Проходят две недели, за которые я почти перестаю нормально есть и спать.

И тогда осознаю, что теперь не скоро смогу убежать от призраков прошлого, которые напирают на чуть приоткрывшуюся дверь моих воспоминаний так, что вот-вот сорвут с петель. Если вообще смогу. А значит, надо искать какой-то компромисс со своим беспокойным и ужасно непослушным организмом, пока я окончательно не сошла с ума. Потому что когда ловлю себя на мысли, что мне хочется поехать обратно к Гаррисонам, поймать кузину Клэр, прижать к стенке и устроить допрос с пристрастием на тему подробностей того, что она видела при дворе… Понимаю, что это – дно, и дальше падать уже некуда!

И тогда, в конце концов, решаюсь сдать хотя бы один бастион.

Глубокий вдо-о-ох… Вы-ы-ы-ыдох…

У меня непременно получится! Я ничего не сожгу, не взорву и не сломаю! Наверное.

Так уговариваю себя, сидя на корточках возле большого сугроба у задней стены нашего дома. Обычно ,когда расчищаю дорожки лопатой, я скидываю туда снег, так что за последнее время набралась приличная куча. Идеальное место для моих экспериментов с магией.

Может, хоть так смогу дать выход напряжению, которое всё копится внутри меня, закручивается тугой пружиной и грозит вот-вот разорвать на части.

Очень осторожно я позволила себе немножко повспоминать. Самую капельку. Вдруг теперь, когда прошли годы, я смогу увидеть более цельную картину, потихоньку собрать её из разрозненных осколков?

Значит, так… Я помню, как с самого начала возвращала Замку ледяной розы тепло. После моих прикосновений, особенно когда встряла-таки в тот старинный обряд, он перестал увядать, а его стены и пол вновь согрелись. Что еще… Эмбер я вырвала из ледяного оцепенения и вернула к жизни, когда её энергию чуть было не высосал досуха Глазастик в подземельях замка. Сугроб с оленятами тоже таял, выпуская наружу их нежное волшебство… Так, не думать о том, как там без меня Вьюга, или снова зареву… Ну и напоследок, вишенкой на торте, стала вскипячённая река и вареная рыба. Значит, можно предположить, что если Эмбер владеет магией связи через пространства, то мою силу нужно поискать где-то в одном смысловом ряду с грелкой или печкой.

Я направила ладони на сугроб и попробовала вызвать снова те голубоватые искры. Растопить снег.

Ничего не получилось.

Пыталась вновь и вновь – с тем же результатом.

Наконец, снова сдалась. Видимо, нужны сильные эмоции, как тогда с Эмбер.

О чём бы таком подумать? Связанном с Замком ледяной розы, но не слишком опасном для моего душевного равновесия.

Вот, например, Глазастик. Интересно, как он там? Летает, наверное, в этом своём фиолетовом небе…

«Всё будет хорошо. Просто расскажи мне. Это ведь я.»

Нет…

«Ты самая ужасная, сумасшедшая, невозможная… Я поседею с тобой когда-нибудь!..»

Не надо!..

«Если бы я только знал в тот день, когда это чудо здесь появилось, что мне теперь пожизненно нянькой для Черепашки работать… я бы закрылся у себя в комнате, не выходил оттуда и для верности еще и забаррикадировался…»

Пожалуйста… Я не хочу… не хочу его вспоминать!

«Знаешь, Черепашка – когда дама смотрит на кавалера такими глазами, он начинает чувствовать себя прекрасным принцем, которому горы свернуть по плечу».

…Это накатывает, подобно снежной лавине, которая грозит поглотить меня всю и сломать, разорвать на части. Это так больно, что хочется согнуться пополам, сжаться в комок и исчезнуть.

Каждое слово вонзается в меня, как шипы «ледяных роз Винтерстоунов», только на этот раз не в ладонь, а сразу в сердце. И я понятия н имею, откуда, из каких глубин моей памяти они явились, эти слова – но я помню каждое так, будто это было вчера.

Мой самый невыносимый, самый драгоценный кошмар, который я вытравливала из снов и своей жизни все эти годы – чтобы сегодня снова оказаться перед ним совершенно беззащитной.

…Когда темнота перед глазами светлеет и я снова могу нормально видеть, понимаю, что стою в здоровенной луже горячей воды, которая пару минут назад была горой снега.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍И, наверное, нужно радоваться, что я научилась управлять своей магией… но вот только если для того, чтобы её вызвать, мне всякий раз придётся будить именно эти воспоминания, то лучше вырву из себя с корнем все свои магические способности, уничтожу их – пока они не уничтожили меня.

Я смогла пережить всё это тогда, наверное, только потому, что была ребёнком. В книгах как-то читала о том, как страшная чума столетия назад выкашивала целые города, но иногда там, где погибали взрослые, ребёнок оставался жив. Просто потому, что ребёнок гораздо более вынослив и живуч, чем кажется. А чем старше становишься, тем больше в твоей защите слабых мест. Моя, кажется, так вообще теперь решето – как бы я не убеждала себя в обратном.

Протирая глаза, к которым, наконец, возвращалось нормальное зрение, я выбралась из лужи и побрела потихоньку в дом, чтобы переодеться и высушить ноги, пока мои чудачества не обернулись простудой. Не хотелось бы, в такое-то время года.

Некстати догоняет и бьёт под дых ещё одна мысль – сейчас как раз макушка зимы. То самое заветное время, которое каждый год падает мне на голову жуткой меланхолией и потребностью не вылезать из-под одеяла круглые сутки…

И, наверное, я была слишком поглощена своими мыслями – поэтому совершенно не заметила человека, который спокойно подошёл по тропинке к самому крыльцу и занёс уже руку, чтобы постучать.

- А, мисс Кэти! Сто лет вас не видел. Подросли, похорошели! Мои внучки вам привет передают, заезжайте в гости при оказии!

Мистер Дигли. Наш почтальон. Человек, которого я с маниакальным упорством избегала так долго, что теперь удивлена, что он вообще меня помнит. И надо же было так случиться, что именно сегодня столкнулась с ним нос к носу.

- Как удачно-то, что я вас встретил! Сегодня еще в два адреса ехать, а как на зло поясницу ломит. Так что я бы уж поскорее-то в путь тронулся, если изволите… Не отдали бы вы письмо батюшке? Чаю, не станет на меня серчать – хороший он человек!

Словно во сне, гляжу на вытянутый прямоугольник плотной желтоватой бумаги с графскими вензелями, который непонятно как оказывается в моей руке. Замысловатая подпись складывается в очертания розы в круге. Адрес отправителя начинает расплываться перед глазами, и я спешу поскорее распрощаться с мистером Дигли, пока во второй раз за день не стала причиной образования неконтролируемого водного потока.

Когда я вошла в дом, папа уже спешил к входной двери. На щеке пыльное пятно – наверное, опять пытался что-то чинить из старой мебели. У него не особенно выходит.

- А где Дигли? Я сидел у окна в гостиной, слышал его голос.

- Уже ушёл. Пап… Тебе письмо. Из Замка ледяной розы.

Он осёкся и смотрел на меня несколько долгих мгновений. А потом вздохнул и взял за плечо.

- Пойдём-ка! Будем читать вместе.

У мамы как раз послеобеденный сон. У кухарки выходной. Старенькая Джоунси в своей комнате, по обыкновению вяжет или тоже дремлет. Я заходила к ней перед тем, как сбежать во двор, так что если бы ей что-то было нужно, она бы сказала. Готовить ужин ещё не скоро. Перебираю в уме все возможные причины, как бы смыться куда-нибудь незаметно и не видеть это злосчастное письмо, но не нахожу. Кажется, придётся всё же остаться.

В гостиной тихо, только напольные часы тикают тяжеленным маятником. Мягкая мебель, обитая светлой тканью в мелкий цветочек, чуть вытертая по углам, стол с кружевной скатертью, букет сухоцветов, пейзажи в овальных рамах на стене… мой взгляд скользит по этим знакомым до боли мелочам в попытке зацепиться за что-нибудь, но не находит якоря.

Наконец, папа заканчивает своё бесконечно долгое вскрытие конверта и достаёт шуршащие листки, исписанные косым размашистым почерком.

Он стоит прямо передо мной, и когда задумчиво перебирает в руках страницы письма, мне в глаза отчётливо бросаются строки на обороте последней:

«Позволь пригласить тебя и твою очаровательную дочь…»

Тут же вскакиваю.

- Пап, если это приглашение на свадьбу, наконец, – то можно я не буду слушать? А уж ехать тем более! Они же и без нас прекрасно отпразднуют, правда? А мне надо тесто на хлеб…

- Кэти, сядь! – голос папы звучит неожиданно твёрдо. Я даже не привыкла к такому тону, потому без возражений плюхаюсь обратно на диван, с которого, было, вскочила.

Он откашливается и начинает читать.

«Здравствуй, мой дорогой, бесценный друг!

В который раз сожалею, что дела поместья так долго не давали тебе навестить меня. Скучаю по нашим длинным разговорам с трубкой у камина и тем светлым дням, когда дети были ещё маленькими, а седина на висках не служила столь убедительным напоминанием того, как скоротечно время.

Кстати, о нём. Поскольку мы с тобой одногодки, ты наверняка помнишь, какая ужасная дата нависла надо мною в этом году. Я никогда не праздновал свои дни рождения, но пятьдесят – особый случай. Да-да, полвека, представить только! И мне даже страшно произносить это вслух, потому что внутри ощущаю себя всё таким же сорванцом, каким был в годы нашей с тобой учебы в Эбердин. Да что я говорю – думаю, тебе это чувство знакомо не меньше.Так вот – жена настаивает, что наше положение обязывает отметить это скромное событие с размахом, и затевает самое настоящее торжество. Хотя я подозреваю, что у её устремлений, на самом деле, куда более прозаичная причина, чем почтить седины супруга.

И здесь вынужден сообщить тебе новость, которую, к моему прискорбию, уже обсуждают чуть ли не в каждой гостиной столицы и окрестностей, а скоро, подозреваю, докатится она и до вас.

Помолвка между моим первенцем, Рональдом, и Эмбер Сильверстоун намедни была неожиданно расторгнута. Причём, можешь себе представить, по инициативе невесты! Несостоявшийся тесть моего мальчика рвёт и мечет, но ничего не может поделать, потому что отдавать невест замуж насильно запрещено королевским эдиктом ещё сто двадцать лет назад. Дочка же его наотрез отказывается от свадьбы – подозреваю, ей сильно голову задурили в этом её университете на Материке, где она вознамерилась учиться. Ума не приложу до сих пор, как ей вообще разрешили туда ехать. Впрочем, догадываюсь, что разрешения и не спрашивали – всё-таки, родовое упрямство Сильверстоунов не могло не проявиться рано или поздно и в единственной дочери графа.

Не могу сказать, что сильно огорчён по этому поводу. Всё-таки, странная это была помолвка. Никогда не видел жениха, насколько без энтузиазма воспринимающего женитьбу на столь потрясающей красавице, как эта девушка… Ну да ладно, пускай молодёжь сама разбирается, это их дело. Надеюсь только, что гнев Сильверстоуна не падёт на головы нашего семейства – всё-таки, мы-то здесь не при чём, и с открытой душой и искренней радостью намеревались принять Эмбер в нашу семью.

Собственно, сейчас ты поймёшь, почему я тебе так долго изливаю душу по этому поводу. Можешь представить, в каких расстроенных чувствах пребывает моя ненаглядная жёнушка по поводу несостоявшейся свадьбы! Подозреваю, чтобы хоть как-то поднять себе настроение, она и затевает этот совершенно не нужный мне праздник. А ещё я видел список приглашённых, и скажу по секрету – там изрядное число незамужних девиц из самых знатных семей Королевства, что наводит, согласись, на определённые мысли. Рискну предположить, что жена не собирается давать старшему сыну большой передышки, тем более, что в двадцать четыре года, и верно, пора бы уже остепениться.

Тем более, что его новая должность придворного Архивариуса обязывает серьёзнее относиться к собственному реноме. Правда, из-за этой его службы мы почти не видим сына дома, и это непривычно. Рональд приезжает лишь изредка по выходным, благо до столицы не такой долгий путь. Не представляю, каково отцам дочерей, которых отдают навсегда в чужой дом, если у меня уже сейчас ощущение птицы, что осталась в опустевшем гнезде. Эдвард не в счёт – тот давно уже отрезанный ломоть, для него друзья-приятели при дворе, кажется, милее родни. А в замке он бывает, по большей части, когда заканчиваются деньги. Но на Рональда я всегда возлагал большие надежды, так что в чём-то даже рад сумасбродному плану жены, если он позволит хотя бы ненадолго снова оторвать его от служебных обязанностей.

Правда, характер у нашего мальчика непростой, как ты помнишь. Так что, услышав о затевающемся безобразии, он быстро раскусил коварный план моей дражайшей супруги и сначала наотрез отказался тратить на участие в празднествах свой грядущий отпуск, единственный в этом году. Но я всё-таки напомнил ему, кто главный виновник торжества, в связи с чем неплохо бы проявить сыновье почтение и всё-таки явиться. Да ещё мать ему чего-то там пообещала такого, что он вынужден был уступить. Всё забываю спросить, чем же она его подкупила.

В общем, как ты сам понимаешь, через две недели мой дом превратится в форменный бедлам! И мне будет никак не обойтись без хотя бы одного здравомыслящего человека рядом.

Так что позволь пригласить тебя и твою очаровательную дочь прибыть к нам, в Замок ледяной розы, для участия в скромном торжестве по случаю моего юбилея. Этим ты окажешь мне большую честь и хоть немного скрасишь утомительные хлопоты. Буду очень рад видеть, наконец, вас обоих и вспомнить те добрые старые времена, когда тишина и уют царили в Замке ледяной розы, а серебристый смех малютки Кэти звенел по его коридорам.

Да, чуть было не забыл… Рональд просил кое-что передать специально для мисс Лоуэлл, когда буду тебе писать. Заранее прошу простить, мой друг – молодые люди нынче совершенно не выбирают выражений, говорят, что в голову взбредёт. Неужели мы в их возрасте были такие же?..

Воспроизвожу слово в слово: «Передай ей, если откажется – приеду и сам заберу! И пусть тогда ей станет стыдно, что она выросла большей трусихой, чем была в пятилетнем возрасте».

Мне кажется, это довольно мило – не находишь? Всё-таки, друзья детства, это невероятно трогательно. Надеюсь, малютке Кэти будет интересно посмотреть на праздник. Ей ведь сейчас, верно, уже тринадцать? Или четырнадцать? Как быстро летит время…

За сим позволь откланяться и ещё раз уверить, что твой приезд будет самым замечательным подарком к моему юбилею!

Крепкого тебе здоровья и всех благ, а также моё глубокое почтение супруге.

Искренне твой,

Винтерстоун».

(5/6 - 5)

Как же громко, оказывается, стучит маятник часов в гостиной! Или это моё сердце?..

Осторожно встаю – так, будто опасаюсь что-то сломать у себя внутри.

В голове снова и снова повторяются слова, которые папа только что прочитал. Только говорит их совсем другой голос.

«Передай ей, если откажется – приеду и сам заберу! И пусть тогда ей станет стыдно, что она выросла большей трусихой, чем была в пятилетнем возрасте».

Собираюсь сказать отцу, что конечно же, никуда и не подумаю ехать. Я же пообещала себе, что ноги моей больше не будет в Замке!

Собираюсь.

Вот честно-честно собираюсь!

И почему-то не говорю.

У меня во рту пересохло и язык не слушается. Такие вроде бы простые слова – «я никуда не еду», - но никак не могу их произнести.

Прочищаю горло и открываю рот…

- Просто подумай! – опережает меня папа.

- Па-а-а-ап, ты же обещал! – от нахлынувших горьких воспоминаний у меня, наконец-то, прорезается голос.

Он примирительно поднимает ладони вверх, отложив письмо на стол:

- Обещал-обещал, я помню! Ни слова больше про тебя и… Но ты сама подумай, Кэти, - это же будет жуткий скандал на всё королевство, если юный граф Винтерстоун явится насильно увозить на бал одну строптивую барышню из захолустного Локвуда. А как мы уже убедились, этот молодой человек – не из тех, для кого слово дворянина пустой звук.

- Никуда он не явится! Это он так просто сказал! И я не строптивая! И… Пап, ты на чьей вообще стороне?!

Папа смотрит на то, как я злюсь, и посмеивается украдкой.

- На твоей, Кэти. Я всегда на твоей стороне.

Я всё-таки пообещала отцу не рубить сгоряча и подумать до утра. Завтра он планирует написать письмо графу – слишком долго тянуть с ответом неучтиво, поскольку праздник уже на носу.

Вообще-то, одно это уже может считаться достаточным поводом для отказа, потому что у меня нет совершенно никаких подходящих случаю нарядов – а те, что есть, годятся больше для того, чтобы сливаться с мебелью на званых вечерах в сельской местности. Но я прекрасно понимаю, что истинная причина моих терзаний с ответом совершенно в другом.

До самой ночи я ломала голову в тщетных попытках решить, что же делать. И чем больше ломала, тем отчётливее понимала, что любые отговорки больше напоминают трусливые попытки сбежать. Ровно так, как говорил обо мне Рон. Терпеть не могу, когда он оказывается прав!

Боже, он умудряется вывести меня из себя даже дистанционно! Что же будет, если мы снова встретимся?

Запоздало понимаю, что впервые за очень и очень долгое время называю его в мыслях по имени. Значит ли это, что я стала трусить чуть меньше?

В своей комнате я одна. Всё равно воровато оглядываюсь, а потом произношу его имя вслух, как будто хочу вспомнить, как оно звучит.

А оно, оказывается, звучит для меня так, что приходится срочно бросаться к умывальнику и ледяной водой смывать с лица румянец и глупую улыбку.

Нет, Рональд Винтерстоун! Ты ещё не победил! И решение, ехать или не ехать, я должна принять как взрослый и здравомыслящий человек, тщательно взвесив все «за» и «против». Потому что если меня штормит и качает уже сейчас, то боюсь представить, что начнётся в замке. Утешает одно – за последние годы я ни разу не давала себе повод усомниться в том, что всяческая романтическая чушь совершенно не для меня. Трезвая голова и ясный рассудок со мной в любой ситуации, а что за мурашки такие заводятся в организме впечатлительных барышень, понятия не имею. Надеюсь, эти замечательные качества и впредь мне не изменят.

А потом я вздыхаю и, не в силах удержаться, тяну за ещё одну ниточку, соединяющую меня с прошлым. Подхожу к книжному шкафу и вытаскиваю старенький, потрёпанный и зачитанный до дыр томик «Легенд эпохи Завоевания».

Кстати, книжный шкаф у меня просто великолепный! Даже Рон бы обзавидовался со своей фамильной библиотекой. В моём чудесном шкафу есть всё, что угодно, – от приключенческих романов до энциклопедий. Даже учебники, совсем такие, как в этой его школе для богатеньких лоботрясов! Потому что отец каждый год покупал мне новые книги, чтобы отвлечь и порадовать. Понятия не имею, где он умудрялся доставать такие редкости, но я была ему жутко благодарна. Денег-то на учёбу в столичных школах у нас отродясь не водилось, а в Королевстве не так много мест, куда принимают девчонок. Вот и приходилось грызть гранит науки самостоятельно. Ну я и грызла по мере сил.

И вовсе не потому, что мне хотелось, чтобы кое-кто мной гордился! А смысл, если он всё равно никогда бы не узнал, что я выучила наизусть всю флору и фауну Королевства, включая устаревшие наименования на староимперском. Или прорешала все-все задачи по геометрии с тремя звёздочками сложности.

Я открыла «Легенды» на странице, где рассказывается о завоевании королём Отто последнего оплота эллери – Замка ледяной розы. И в красках живописуются ужасы, что творили эти чёрные зубастые монстры с несчастными пленниками, которых пытались отбить доблестные воины Короны. Не самое приятное чтиво перед сном, если честно.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍На этой странице я до сих пор хранила как закладку ту самую заколку, что подарил мне Замок ледяной розы в детстве, когда я сломала свою. Вложил прямо в руки, словно соткав из воздуха.

Четыре изогнутых зубца, синяя роза в серебристом круге... Не просто изящная безделушка – мостик от меня прошлой ко мне настоящей.

Подхожу к зеркалу и вставляю заколку в волосы. Удачно, что я уже давно сменила причёску и больше не ношу свои длинные каштановые локоны распущенными, как маленькая. Правда, пышному узлу на затылке бывает непросто удержать всю эту непослушную тяжесть, но и постричься я не решаюсь. Мода на короткие, туго завитые кудри до плеч пришла к нам из столицы недавно, но какое мне дело до мод… Так что заколка пригодится.

От прикосновения холодного металла к коже её словно начинают покалывать искорки. Если я собралась развивать свою магию, то, возможно, носить самый настоящий магический предмет при себе – не самая плохая идея.

Выдёргиваю пару коротких прядей из причёски, накручиваю пальцами, покусываю губы для яркости… Долго всматриваюсь в своё отражение. Пожалуй, так лучше! Конечно, кожа у меня слишком бледная, и с этим уже ничего не поделаешь. Потому что терпеть на себе слой пудры, румян и другой штукатурки я не согласна ни за какие…

Стоп. А что я вообще сейчас делаю?!

Вспыхиваю от смущения и поскорее отодвигаюсь от зеркала. Выдёргиваю заколку из волос, и они падают мне на плечи и спину. Старое зеркало на стене, всё в чёрных крапинках, какими покрываются седеющие зеркала, отражает моё растерянное и почему-то очень счастливое лицо.

Кошмар какой!! Я себе больше нравилась ревущей, вот честно! Так я могла, по крайней мере, себя понять. А вот эту взволнованную незнакомку с перепуганными карими глазами на пол лица, что заблудилась в потемневших коридорах времени по ту сторону таинственного зазеркалья, я вижу впервые в жизни.

Проваливаюсь в сон прямо так, как падаю на кровать – не раздеваясь, поверх покрывала, с металлической розой, зажатой в ладони до того крепко, что выпуклые очертания цветка отпечатались на коже.

…Страх и ненависть, жажда крови и ярость, разбегающаяся по венам толчками… Непреодолимое стремление уничтожить всякого, кто встанет на пути… От них дрожит тёмный камень крепостных стен, на которых я стою. Они ядовитыми испарениями отравили самый воздух вокруг. Выпили и стёрли даже краски с небес над моей головой.

Ветер с привкусом гари и железа остервенело треплет подол моего белого некогда платья. Вцепляюсь дрожащими пальцами в угол зубчатого парапета, чтобы не упасть. Оборачиваюсь и вижу громаду башни Ледяной розы за спиной, так близко, что хочется взлететь и спрятаться в ней в запоздалом порыве. Потому что она – как последний оплот, последний сохранившийся осколок моей прежней жизни. Её сияющую белизну не могут погасить даже клубы жирного чёрного дыма, что ластятся к ней и алчно облизывают древний камень. Это горят розы у подножия башни.

Глаза жгут слёзы, и я поскорее отвориваюсь, снова смотрю вперёд, чтобы запечатлеть в памяти последние минуты сражения. Я уже знаю, что скоро всё будет кончено.

Далеко внизу под моими ногами всё ещё кипит яростный бой. Чёрные звери перемешались с людьми в серебристых доспехах. И не поймёшь уже, кто из них нападает, а кто защищается. Потому что одинаковые нечеловеческие крики боли и гнева вырываются из распахнутых ртов и пастей. И одинаковая алая кровь щедро удобряет луга перед замком. И одинаково лютая, жестокая, бессмысленная и бесконечно одинокая пустота поглощает умирающих воинов с той и с другой стороны.

Так зачем это всё? У меня нет ответа. Я знаю только, что у каждого из нас есть единственное место на всём белом свете, где мы должны сейчас быть, какой бы жребий не уготовила судьба.

Здесь.

В Замке ледяной розы…

Я просыпаюсь перед рассветом и долго лежу в светлеющей тьме, глядя в потолок. С трудом разжимаю одеревеневшие пальцы. Красные линии на ладони – как лепестки розы.

Вот она, моя причина!

Не потому, что пора вскрыть эту рану и очистить её, даже если снова станет больно – или в конце концов я умру от заражения крови.

Не потому, что мне так хочется, до дрожи в сердце хочется снова его увидеть.

И даже не потому, что пора уже, наконец, понять, откуда у меня магические способности и зачем они мне даны.

Просто куда бы я ни сбежала, есть только одно-единственное место на всём белом свете, где я должна сейчас быть.

Когда первые лучи солнца бросают розовое золото на снег, выхожу побродить немного вокруг дома и освежить голову.

Снег у задней стены, который я растопила, так и не замёрз снова. Кажется, земля здесь теперь тёплая и мягкая, а под окнами пробивается свежая зелень.

И там, в этой зелени, где когда-то росли безжалостно выкорчеванные мною кусты роз, снова расцвёл цветок.​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

‍​‌‌​​Это не таинственная и благородная «ледяная роза Винтерстоунов». Откуда бы им тут взяться.

Это самая простая роза, алая как кровь. Один-единственный, едва распустившийся бутон.

Мама бурчит себе под нос, обмеряя мою талию лентой:

- Тощая-то какая выросла, горе луковое… И мелкая…

- Ничего – всё, что надо, у дочери вашей на месте! Все графья облизываться будут, - успокаивает её портниха, вытаскивая булавки изо рта. – Вот увидите, отбоя не будет от женихов!

А я стою на табурете в одних нижних юбках и лифе, растопырив руки в стороны и философски разглядывая потолок, и лениво думаю – они меня наряжать собрались или продавать на ярмарке здоровой фермерской пищи?

Вот только мамочку в очередной раз ждёт горькое разочарование.

Потому что не собираюсь я ловить никаких женихов в Замке ледяной розы!

Я туда не за тем еду.

‌‌Шестая зима в Замке ледяной розы (6.1)

Когда знакомая башня вынырнула из спутанного переплетения голых ветвей спящего зимнего леса, у меня сердце замерло в груди. Думала, что почти забыла всё за эти семь лет – но чем ближе становился Замок ледяной розы, тем ярче и живее вставали перед глазами образы ускользающего детства. Проказы и шалости, обиды и маленькие победы, первые настоящие испытания и первые настоящие слёзы… И дружба – я тогда тоже верила, что настоящая.

И в центре этого круговорота, как ось, вокруг которой вращаются все мои воспоминания – высокая чёрная фигура. Очертания смазаны. Я вдруг неожиданно осознаю, что почти не помню лица человека, имя которого долгое время просто запрещала себе произносить, даже мысленно. Пытаюсь вспомнить, но его образ упрямо от меня ускользает. Всё-таки семь лет – долгий срок для ребёнка, которым я была когда-то.

Замок ледяной розы всё приближался, а вместе с тем нарастала и моя нервозность.

Нет, я честно пыталась! Не обращать внимания на панику, которая прорывалась неудержимой волной. Небо, что я делаю! Куда еду? Зачем? К чему снова бередить эти раны?

Вдруг очень живо и в красках представилось, как всё будет – огромный-преогромный замок, толпы разряженных гостей… и посреди всего этого великолепия – одна потерянная я. Нет, всё-таки мне привычнее тишина и одиночество. Понятия не имею, как найти своё место там, где меня наверняка уже…

- Пап, а вдруг они меня все уже забыли?.. - Не сдерживаюсь и поворачиваюсь к нему, почти слетаю от этого движения со скамьи – и так сидела на самом краю.

Отец смотрит на меня тепло и понимающе. И отвечает – похоже, не на тот вопрос, что я задала, а на тот, что хотела задать на самом деле. Качает головой.

- Нет, Кэти! Он тебя не забыл. Посмотри в окно.

…Меж деревьев промелькнуло серебро. Потом ещё и ещё раз.

Всадник на снежном олене.

Одетый в чёрное, он пригибается к самой шее могучего прекрасного животного, и оба они кажутся стрелой, мчащейся сквозь дебри наперерез ветру, рассыпая снежные искры. Стрелой, выпущенной из моего полузабытого прошлого в настоящее.

Серебристый сполох теряется из виду, но я знаю, что наши пути уже скоро пересекутся.

На подъезде к замковой ограде мне бросилась в глаза странная деталь, которой абсолютно точно не было семь лет назад. По обе стороны дороги, перпендикулярно ей, высится длинный земляной вал в сажень высотой. Я не видела краёв – они терялись в лесной чаще, которая здесь, так близко к Замку ледяной розы, была совсем уже свободна от снега. Покатый, заросший травой и местами мхом, кое-где растрескавшийся – вал выглядел так, будто гигантский подземный змей разлёгся поперёк моего пути, и он вот-вот проснётся и начнёт выбираться наружу.

Надо будет не забыть спросить, что это ещё такое, у… у кого-нибудь. Я спрошу об этом у кого-нибудь в замке. Да хоть у старины Торнвуда – надеюсь он в добром здравии и по-прежнему служит у Винтерстоунов дворецким.

Чем ближе я была к источнику своего беспокойства, тем ярче и полнее оживали в моей памяти детские воспоминания, и тем больше отличий я находила. Казалось бы, не таких и существенных, но они остро напомнили мне, как много времени я потеряла.

Замок почти не изменился, разве что камень его стал совсем бледно серым, почти белым – как дождевая туча, которая выплакала уже почти все обиды и готовится стать легкомысленным облаком. И розы – мои чудесные синие розы взобрались уже до самой башни и густым ковром укрывали часть стены. Вот-вот протянут нетерпеливые зелёные пальцы в то заветное окно, плотно закрытое ставнями, за которым скрывается до сих пор не разгаданная тайна.

Вокруг же замка меня ждало намного больше непривычного.

Вместо ажурной чугунной ограды, что окружала сад когда-то, – высокая стена белого кирпича, поверху из неё торчат острые пики. Тяжёлые дубовые ворота, окованные полосами стали. Они, правда, распахнуты настежь, и наш экипаж проезжает без единой заминки, зато справа обнаружилось небольшое приземистое помещение, больше всего напоминающее караулку. Когда оттуда вышли двое в кирасах и с алебардами, я поняла, что это она и есть.

Нас ни о чём не спрашивали и коротко поклонились. На доспехе стражи красуется герб Винтерстоунов – синяя роза в серебряном круге.

Так, а это что там у нас вдали, рядом с хозяйственными постройками появилось? Не двухэтажная ли казарма часом, судя по входящим и выходящим из неё вооружённым людям?

Кажется, за истёкшее время Рон не терял времени даром. Он ведь собирался укрепить оборону Замка ледяной розы, как только дорвётся до части фамильных денег, - и сделал это! Чтобы Замок никогда больше не мог стать игрушкой в нечистоплотных руках и заложником чьих-то непомерных амбиций.

Меня охватывает самая настоящая гордость за моего друга.

Стоп! Кого?..

Да что ж это такое-то, в самом деле… Дурочка Рин, прекрати, наконец, принимать желаемое за действительное!

Экипаж уже был на въездной аллее, постепенно притормаживал под хруст гравия и фырканье лошадей, и у меня оставалась всего какая-то пара мгновений на то, чтобы пригладить волосы и привести в порядок скачущие мысли. А я продолжала ругать себя по чём зря и с отчаянием осознавала, что, наверное, как ни старайся, всё равно никогда не смогу как следует подготовиться морально к тому, что ждёт меня в замке.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍Что ж… Ну так и будь что будет!

Должен же и от матушкиных уроков хороших манер быть хоть какой-то прок? Значит, остаётся только отбросить все страхи и запастись этим… как его… терпением и смирением, ага!

Из экипажа я выходила степенно, как и подобает благовоспитанной молодой леди. С благодарностью приняла руку подоспевшего дворецкого. Учтиво осведомилась о здоровье его жены и пообещала не доставлять больше таких хлопот, как в детстве. Постаревший Торнвуд приветствовал меня тепло и шёпотом добавил, что без меня в замке было совсем тоскливо.

- Ну, может, хотя бы теперь кое у кого прекратятся приступы дурного настроения! А то каждый год, как приходит зима – хоть прячься от него куда-нибудь, ей-богу… – добавил он с заговорщическим подмигиванием и крепко сжал мою руку, прежде чем отпустить.

Я смущённо поправила выбившийся из причёски локон. Постаралась выбросить посторонние мысли из головы. Не хватало ещё начать думать о том, что за причина такая могла расстраивать вельможного графа и портить его драгоценное настроение. В конце концов, у него-то рядом была невеста-красавица! И все чудеса Замка ледяной розы в придачу.

Это одна я только на стенку лезла каждую зиму, когда в кровь и кости въевшаяся память говорила и кричала о том, что раньше в это время я пускалась в путь – к своей ожившей мечте. И переставала спать по ночам, комкая подушку и запрещая себе представлять, что сейчас происходит в замке. Там, где меня больше нет и не будет.

…Не было до сегодняшнего дня.

Я закрыла глаза на пару мгновений, подставляя лицо солнцу, которое щедро, по-летнему, обрушивало на меня своё тепло с фиолетовых небес, и вдохнула до боли знакомый аромат роз.

А когда открыла…

Великолепный Снежный ворвался во двор замка, взрывая серебряными копытами податливую землю, откидывая развесистые рога к точёной шее и нетерпеливо всхрапывая. Но я не смотрела на него. Я во все глаза пялилась на всадника.

Нет, я не могла забыть его лица. Я приказала себе это сделать. Но вот теперь он снова совсем рядом – и это так, словно мы расстались лишь вчера. И одновременно это совершенно чужой человек, которого мне, кажется, придётся узнавать заново. А я совершенно не представляю, чего от него ожидать.

Несколько долгих мгновений Рон тоже внимательно рассматривал меня, прищурившись, с головы до пят, гарцуя на неспокойном олене, нервно перебирающем тонкими ногами.

Я, наконец, очнулась, скромно потупилась и присела в глубоком реверансе.

Мысленно похвалила себя – вот так, Рин, всё правильно!

Спустя столько времени… на берегу зачёркнутого детства и едва начавшейся взрослой жизни… где все условности светского этикета имеют теперь силу незыблемого закона… кто ты для него? Всего лишь одна из гостей, приглашённых в замок, скромная незаметная провинциалка в потрёпаной серой дорожной накидке. Мне совсем не обязательно уделять внимания, меня можно с полным правом даже вообще не замечать, и я даже не обижусь, если он сейчас ограничится кивком и пройдёт мимо…

Высоченная чёрная фигура заслонила свет. Он подошёл на расстояние шага – очень короткого шага. Если честно, намного более короткого, чем допускали приличия.

Мамочки, вот и начинается то, чего я так боялась! Может, надо было всё-таки надеть в дорогу платье поновее… Но мы всего-то успели пошить три, два бальных и одно повседневное, и мне не хотелось раньше времени портить их, забивая дорожной пылью. Но даже не это самое страшное. Ведь совершенно не представляю, как себя с ним вести! Радуйся, дурочка Рин – ты попала в самую сложную и опасную для себя ситуацию…

Запоздало понимаю, что до сих пор, все эти годы, в мыслях называла себя именем, которое он мне подарил. Которым меня не называл больше никто, кроме него. Как будто этим присвоил себе.

Наконец, осмеливаюсь выглянуть из-под робко опущенных ресниц.

Взгляд медленно скользит от носков запылённых дорожных сапог по фигуре, затянутой в чёрный сюртук. Пытаюсь сравнить то, что вижу, с обрывками детских воспоминаний, которые разбегаются от меня как стайка пугливых рыбок, едва пытаюсь их поймать. Получается с трудом.

Всё тот же и совсем другой одновременно. Разве так бывает?

Рон определённо стал ещё больше каланчой. Как я мечтала, когда была маленькая, что вот подрасту – и тогда-то буду вровень с ним и, наконец, перестану смотреть на него, запрокинув голову! Но вот я подросла, и кажется, совершенно недостаточно – потому что мне приходится смотреть на Рона всё также снизу вверх.

А ещё он стал как-то крупнее, внушительнее, что ли, раздался в плечах и держится теперь, как настоящий лорд. Чёрный всегда был его любимый цвет. Выражение напускного безразличия на лице, пожалуй, осталось прежним. Пристальный ироничный взгляд чёрных глаз тоже не изменился. Почти. В чём именно состоят изменения, я так и не смогла для себя определить. Надеюсь только, я не совсем бесцеремонно его разглядываю… Хотя мы оба, кажется, вышли за границы приличий. Ему как сыну хозяина замка наверняка полагается сейчас выдавить из себя какое-никакое учтивое приветствие…‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

‍​‌‌​​- Значит, явилась наконец – Черепашка? И ты ещё будешь оспаривать этот титул. Добираться целых семь лет… Едва тебя узнал без того кошмарного зелёного платья, в котором ты свалилась на мою голову впервые. И что за вид прилежной школьницы? Неужели больше никто не будет гонять по коридорам и скакать в кровати до полуночи? Я разочарован. Думал, хоть твоё появление развеет скуку, потому что мать с отцом, кажется, вознамерились собрать сюда всех самых унылых и раздражающих девиц королевства.

Голос у него тоже стал другим – ниже, глубже, уверенней, хотя эта вечно раздражающая насмешливость в тоне никуда не делась. И что там говорила кузина Клэр про мурашки? Ну вот, зря я зарекалась. Кажется, эти отвратительные создания носятся по мне взбесившимися толпами.

А потом я отвлеклась, наконец, от идиотских, бегающих, где не положено, мурашек, и осознала смысл сказанных слов.

И тогда мне вдруг захотелось его ударить.

Ведёт себя так, будто ничего не случилось! Будто не он много лет назад попросил меня скорее уехать! И как он себе представляет, я должна была явиться раньше?! Без приглашения, самовольно? Туда, где, вполне возможно, была бы и его невеста?!

Меня затопило возмущение, которое, надеюсь, хотя бы не отразилось на лице. Я спрятала ладони, что сами собой сжались в кулаки, в складках платья.

Ни за что не покажу ему, как больно мне до сих пор!

Усмехнулась в ответ одними глазами, сдула непослушный каштановый локон со щеки и вздёрнула подбородок.

- Если тебе так уж не хватало бардака все эти годы, Рональд Винтерстоун, могу устроить! Я не разучилась пока, хотя теперь куда лучше маскируюсь под примерную барышню!

В ответ он… просто рассмеялся.

А я закусила губу, чтобы не ответить на его открытый, заразительный смех. И поперхнулась этим смехом, когда увидела взгляд, который он бросил на мои губы.

Молчание сгустилось меж нами, как плотная пелена – которая словно притягивала ближе, связывала сотнями незримых узлов, запутывала так, что уже не выберешься.

Я поняла, что Рон тоже рассматривает меня жадно, будто видит впервые. И сравнивает с воспоминаниями. Потому что его взгляд медленно скользил по мне, обводя каждую чёрточку и подмечая каждую деталь – я ощущала его как прикосновение и вздрагивала там, где он меня касался.

Какое счастье, что я патологически не умею краснеть! Потому что я невыносимо смутилась в этот момент. Его взгляд успел уже прогуляться вниз до самых кончиков моих туфель и теперь неспешно возвращался обратно, снова бесстыдно притормаживая где-то на полпути. И самое ужасное было то, что он очень скоро скрестится с моим взглядом… а я понятия не имею, что он там прочитает.

Поскорее отвела глаза прежде, чем это произошло. Нервно переступила с ноги на ногу и огляделась. Мы непозволительно долго стоим тут одни посреди двора на виду у всех, и к нам почему-то никто не подходит. Где хотя бы отец? Кольнула неприятная догадка. Наверняка маман выдала ему перед отъездом пачку целеуказаний, с кем сводить дочку в первую очередь. А значит, я не должна забывать своего места в этом доме. Не хватало ещё, чтобы Рон подумал, будто я явилась сюда с той же целью, что остальные девицы… А какие у них могли быть цели я, увидев его сейчас, даже не сомневалась ни капельки!

Вот только подходящих случаю официальных слов и повода перевести беседу в какое-нибудь нейтральное русло у меня тоже никак не находилось. Засада! Что делать-то…

Спасение пришло оттуда же, откуда в самое первое моё появление в Замке ледяной розы, когда двенадцатилетний мальчишка, сидя на подоконнике, сверлил меня насмешливым взглядом чёрных глаз и говорил какие-то обидные глупости. На лужайке появился ещё один человек из моего прошлого.

- Кэт! Это малютка Кэт, ведь правда же? Ущипните меня кто-нибудь – я, кажется, сплю!

По выложенной гравием дорожке меж зелёных клумб к нам быстрым шагом приближался Эдвард. Снежного к тому времени уже увели куда-то конюхи, а я даже не заметила.

Эдди тоже, несомненно, вырос и возмужал. Серебристо-голубой сюртук с шитьём отлично на нём сидел, оттенял светлую шевелюру, которую он постриг значительно короче – по последней столичной моде. Рон оставался верен своей любимой причёске, чёрная лента всё также скромно собирала его волосы в низкий хвост. При виде брата он отступил немного, создавая дистанцию, одобряемую приличиями. Я, наконец-то, смогла выдохнуть.

Ослепляя меня улыбкой, Эд попытался было обнять. Я инстинктивно отшатнулась. Терпеть не могу чужих прикосновений! Даже на тех редких балах, что мы посещали с отцом, я всячески избегала танцев, где нужно было хотя бы держаться за руки с партнером, не говоря уж о более близких контактах. И что на него нашло?!

- Аха-ха, кто эта скромная малышка и куда дела мою боевую непоседу Кэт?

Я учтиво присела и ответила как можно более вежливым тоном:

- Невероятно рада видеть тебя, Эдвард! Поверь, все эти семь лет я прилагала просто нечеловеческие усилия, чтобы к следующему посещению Замка ледяной розы перестать быть его ожившим кошмаром и ходячим стихийным бедствием. Так что перед тобой – эталон благовоспитанной юной леди!Рон скептически хмыкнул.

А Эд вдруг бесцеремонно протянул обе руки ко мне, схватил мою правую ладонь и поцеловал кончики пальцев.

- Мисс Лоуэлл, официально заявляю, что вы всегда были украшением этого замка! А уж теперь, когда вы превратились в столь очаровательную юную барышню…

Пренебрегая правилами хорошего тона, он не отпускал мою руку. Мне стало не по себе, и я резко выдернула ладонь.

Натолкнулась на взгляд Рона. Пристальный, острый… испытующий. Он тщательно ловил каждое моё движение. И следил за реакцией.

Я вспыхнула. Кажется, он поймал меня в какую-то ловушку своими взглядами. Иначе как объяснить, что я чувствую их, куда бы ни повернулась, и абсолютно точно могу прочитать каждое выражение? Кажется, во мне возрождается это умение, которое я приобрела ещё в детстве – глаза всегда выдавали его, какое бы невозмутимое лицо он не пытался сделать и какую бы маску ни нацепил.

Кажется, Эд собирался сказать ещё что-то, но для моих истерзанных нервов простоять ещё хоть пять минут под этим перекрёстным огнём было смерти подобно.

- Прошу прощения, но я должна узнать, как там папенька. Благодарю за радушный приём!

Я ещё раз присела, отвернулась и поскорее ринулась прочь, к дверям замка, где уже маячила спина отца. Надеюсь только, мой уход был не слишком похож на паническое бегство.

Нужно быть осторожнее! Поменьше таких вот двусмысленных бесед наедине с наследниками замка. Иначе меня сожрут здесь заживо.

Особенно маменька этих самых наследников, поняла я, когда подняла взгляд наверх и увидела её возмущенное лицо с поджатыми губами, промелькнувшее за шторой в окне второго этажа.

Мысленно киваю одобрительно своему благоразумию и тут же решаю отныне держаться ото всей семейки подальше. Мне и так неплохо в моём черепашьем панцире, в котором я просидела одна все эти семь лет.

Вот только почему каждый шаг прочь даётся с таким трудом? Будто иду по колено в густой траве, и она путает меня шёлковыми объятиями, манит остановиться…

Спину жжёт взгляд.

Нет, я же не такая дура, чтобы оглядываться!

Точно нет.

Абсолютно точно…

…Когда я оглядываюсь и наши взгляды, наконец, встречаются, это ощущается так, будто последний узел завязался, и теперь эти шёлковые нити обрели крепость стали.

Я словно бросаюсь вниз со скалы в этот взгляд – и не знаю, разобьюсь насмерть или, наоборот, взлечу.

Когда в смятении добираюсь всё же до высокого порога главного входа, понимаю только одно – кажется, это будет самая сложная для меня зима в Замке ледяной розы.

(6.2)

Первые последствия своего необдуманного поведения я ощутила, едва пришло время распаковывать вещи. Выяснилось, что леди Винтерстоун приказала выселить меня из прежней комнаты и выделила крохотную комнатушку где-то на первом этаже, ближе к половине слуг.

Не то, чтобы я не понимала мотивов такого решения… И даже внутренне испытывала облегчение. Всё-таки спать юной девушке в двух шагах от мужчины, в смежных комнатах… У меня ведь даже гувернантки теперь не водилось!

Вот только не ожидала, что покидать место, с которым было связано столько воспоминаний, будет так невыносимо жаль.

…И совершенно не ожидала, что комната так же не захочет отпускать меня.

Ну, во-первых, дверь новой комнатушки просто-напросто не пожелала открываться. От слова совсем. Кажется, повторялась старая история – двери в замке всегда вели себя при мне, мягко говоря, странно.

Пока слуги, тихонько чертыхаясь, таскали мои саквояжи по этажам туда-сюда, выяснилось, что вообще ни одна пустующая спальня ни на первом, ни на втором, ни на третьем не желает поддаваться и пускать меня на порог! Наконец, не поверив докладу дворецкого, явилась сама хозяйка и принялась круглыми глазами смотреть на то, как двери, до того прекрасно всех пропускавшие, будто намертво приклеиваются к косякам, стоит мне приблизиться.

Глядя на всё это безобразие и уморительное лицо графини, я мучительно давила смех, и мне стоило огромных усилий делать невинное лицо, когда она оборачивалась с возмущённым видом. Правда, не уверена, что удалось полностью скрыть те странные звуки, что я издавала, за покашливанием.

Практически не сопротивляясь, я бродила туда-сюда по коридорам замка, куда приказывали, и раз за разом повторяла всё ту же бессмысленную процедуру. Только про себя молилась, чтобы сюда не явился ещё и Рон. Могу представить, что он скажет. «Черепашка Рин, ты так достала этот замок, что он уже не знает, как от тебя избавиться!»

В конце концов, провели небольшой эксперимент и быстро установили, какая именно комната всё-таки готова сделать исключение и пропустить меня, а не оставить гостью ночевать где-нибудь на конюшне. Ну, понятно какая, да?

Я к тому моменту просто опьянела от бурлящего в крови веселья. Только старалась не подать виду, чтобы не злить ещё больше хозяйку. Кажется, не одна я скучала по замку – он по мне тоже! Мысленно я показала язык Рону.

Даже леди Винтерстоун в конце концов сдалась. Нервно накручивая кончик белобрысого локона, выбившийся из высокой строгой причёски, она сказала, что приняла решение сделать коридор третьего этажа, в котором прежде жилыми были только покои сыновей графа, «юной половиной замка». То есть открыть все остальные комнаты, которые пылились без дела, и переселить туда остальную молодежь из числа гостей, что прибыли на каникулы в Замок ледяной розы. Числом таковых было, кажется, около пары десятков. В основном девушки. И в основном, если верить Рону, «унылые и раздражающие».

Про себя я посмеялась над братьями и пожелала приятного отдыха. Сомневаюсь, что им придётся по вкусу подобное нововведение. Впрочем, насчёт Эдди я уже не была так уверена.

Когда все, наконец, оставили меня одну, я блаженно растянулась на кровати, которая уже не казалась такой большой, как в детстве, и мечтательно вздохнула. Протянула руку и погладила лепестки ледяных роз на стене над изголовьем. Тёплые, как всегда… С наслаждением вдохнула поглубже тот особый запах старого замка – смесь аромата роз, пыли и грозы, чего-то ещё невыразимого – по которому успела так соскучиться.

В спальне обнаружились кое-какие изменения, но их было немного. Появилась пара уютных кресел у окна, обитых бордовым плюшем, круглый журнальный столик с канделябром меж ними, книжные полки на стене, шкаф стал другой – пошире…

Потом вдруг поймала себя на мысли, что напряжённо прислушиваюсь к тишине в соседней комнате, пытаясь уловить хоть какие-то звуки.

А интересно, та дверь в стене всё ещё…

Я раздражённо перевернулась на живот и накрыла голову подушкой. О чём я думаю?! Совсем с ума сошла!

Но что-то мне подсказывало, что всё осталось на месте. Ох уж эта хулиганская комната…

Шутки шутками, но все эти магические издевательства замка и блуждания по этажам туда-сюда породили во мне просто зверское чувство голода. Поэтому я не долго отлёживалась, приходя в себя с дороги, а поскорее отправилась вниз, искать отца и чего-нибудь пожевать. Причем можно в обратной последовательности. Тем более, что за окнами уже темнело, а мне с самого утра от волнения кусок в горло не лез.

На удивление и в папиной комнате, и в обеденном зале оказалось совсем пусто, да и вообще в коридорах замка стояла подозрительная тишина. Учитывая, что гостей было приглашено с полсотни, это не считая личных слуг…

Моё недоумение разрешилось, когда румяная миссис Торнвуд прогнала меня с кухни без всяких пирожков. Заявила, что страсть как рада меня видеть, но, во-первых, опасается испачкать моё милое белое платье, а во-вторых, ужин для гостей накрыт на свежем воздухе.

Горестно вздохнув, я покинула кухню, преодолела гулкий холл и вышла из главной двери… чтобы остановиться на секунду, восхищённо оглядывая сад.

В нежных вечерних сумерках аромат роз смешивался с запахами свежей зелени и лесной прохлады. Где-то скрипка и флейта вели задушевный разговор. Деревья по краям широкой лужайки мерцали, будто на них поселились стаи светлячков. Я специально подошла к одному потрогать – уж не свечи ли это? Но мягкое белое сияние источали гирлянды крохотных каменных роз, нанизанных на токую и прочную бечёвку. Они опутывали ствол и ветви, подобно плющу, хотя имели, очевидно, не растительное происхождение. Больше всего это было похоже на светильники, украшавшие стены замка, только в миниатюре. Кажется, Торнвуд снова проводил раскопки в кладовых замка, заполненных старинным барахлом.А на просторной лужайке расставлены были ажурные столы и стулья, увитые живыми цветами. Вот там и собрались гости, оживлённо беседуя и смеясь. Мне оставалось с разбегу нырнуть в это сверкающее море изысканных нарядов и драгоценностей, вееров и ослепительных улыбок – и постараться не пораниться об их ослепительность.

Ну так воздуху побольше в грудь – и вперёд, ныряем! И пусть никто не назовёт меня трусихой.

Тем более, что платье на мне и впрямь было очень милое. Строго говоря, в отведенные сроки пошить мы успели только два, но этого было явно недостаточно. Поэтому мама решилась на подвиг – отдала мне своё старое свадебное. Мы срезали с него лишние рюши и банты, укоротили рукав, подогнали по фигуре и получилось, на мой взгляд, вполне симпатично. Струящаяся белая ткань собрана на спине бантом, высокая талия, скоромный овальный вырез и короткие рукава-фонарики – в нем было, по крайней мере, удобно и не жарко. Даже слишком «не жарко», подумала я, поёжившись от вечерней прохлады.

Завидев меня, отец помахал рукой, и я поспешила занять место рядом с ним за крайним столиком справа. Услужливый лакей тут же принялся наполнять мою тарелку и бокал, а я – рассыпаться в благодарностях. Вот не привыкла, чтобы за мной ухаживали за столом! Не могу видеть в слугах полезные манекены. Сразу начинаю думать о том, что вот этого вежливого молодого человека лет тридцати дома наверняка ждут жена и дети, пока он тут обхаживает нас. И ведь не сможет вернуться к ним, пока не закончатся эти утомительные праздники. Надеюсь, хотя бы граф неплохо оплачивает работу. Я ещё помнила, что слуг в замке предпочитали нанимать в Верхних Жуках – наверняка, для такого хлопотного торжества пришлось поступить так же.

А потом моё внимание переключилось на соседей по трапезе. Им оказалось какое-то почтенное дворянское семейство – невысокий темноволосый мужчина с усами на смуглом подвижном лице, его дородная смешливая супруга и две дочки-погодки примерно моего возраста. Обе жгучие брюнетки с огромными голубыми глазищами и задорными ямочками на щеках.

Дама очень быстро ощупала меня взглядом, который я прекрасно знаю, свела в уме примерную калькуляцию моего платья, скромного серебряного кулона-сердца на шее и остальных немногочисленных украшений, и видимо успокоилась. Даже соизволила перекинуться со мной парочкой учтивых реплик о великолепной погоде и чуде лета посреди зимы. Дочки же показались мне довольно милыми, и я решила хотя бы попытаться подружиться… но прежде, чем придумала, с чего начать разговор, до меня долетели обрывки их беседы друг с другом вполголоса:

- …и говорят, он никогда не танцует. Так что я тебе говорю, обморок действеннее!..

- Это для твоих бездельников в академии, которые месяцами девушек не видят, может и действеннее. А здесь целый граф. Нужно действовать тоньше!..

- И что ты предлагаешь?..

- Так я тебе и рассказала…

- Вот же вредина!..

- Ну извини, в этих делах каждый сам за себя!..

Перепалка шёпотом вылилась в толчки под столом и отдавленные ноги, так что матушка спорящих девиц вынуждена была шикнуть на них как следует и грозно посмотреть, в следующую же секунду обратив к нам с отцом ослепительную улыбку.

А мне отчего-то резко расхотелось с кем-либо дружить.

Девушки послушно замолчали, а вместо этого принялись вертеть головами, высматривая кого-то за столиками. И мои надежды, что они ищут кого-то из знакомых, были развеяны, когда младшая набросилась на Торнвуда, подошедшего к нашему столику, с нахальными вопросами, не дав ему и рта раскрыть:

- А где граф? Ну, то есть, его сын? Почему его нет среди гостей?

- Мы уже здесь второй день, и ни разу его не видели! – подхватила старшая.

Даже их маменька не стала пенять дочкам на невоспитанность, потому что её, похоже, терзали те же вопросы. Я сделала невозмутимый вид и занялась, наконец, своим салатом, который всё это время стоял передо мной нетронутым.

Торнвуд ответил церемонным тоном:

- Молодой хозяин занят и скорее всего, сегодня не выйдет к гостям. Проблемы на конюшне.

У меня по спине от этих слов холодок пробежал, а руки покрылись мурашками.

Вьюга! Почему её не видно было сегодня?

Я со звоном уронила вилку и вскочила с места. Гости за столом уставились на меня в изумлении. А я замерла, закусила губу и медленно села обратно.

Мне нельзя идти туда. Все поймут. И что обо мне подумают?..

А вот девушкам идея, кажется, пришлась по душе.

- Подскажите-ка, а как найти конюшни?

- Там, наверное, ужасно интересно! И там мы ещё не были!

Торнвуд ответил с достоинством:

- Мне очень жаль, юные леди, но туда нельзя! - а потом вдруг повернулся и подмигнул мне, - туда нельзя посторонним.

А потом, словно не замечая больше остальных гостей, склонился ко мне и сказал – я уверена, нарочно сказал так громко, чтобы точно услышали все, кто сидел поблизости:

- Мисс Кэти, молодой хозяин просил извиниться перед вами за своё непредвиденное отсутствие и приказал мне проверить, чтобы вам было удобно и вы ни в чём не нуждались. Не принести ли шаль? Вечерами уже довольно прохладно.За нашим столиком и парой соседних воцарилось остолбенелое молчание. Папа отвернулся, чтобы спрятать улыбку.

А мне вдруг захотелось провалиться сквозь землю. Рон наверняка это специально! Всё его вечные шуточки. Я пробормотала Торнвуду, что ни в чём не нуждаюсь, но он всё равно притащил мне откуда-то белую кружевную шаль и заставил взять. Остаток ужина я провела, кутаясь в неё так плотно, словно это помогло бы защититься от острых как иглы взглядов, которые кололи меня со всех сторон.

До самой полуночи я ворочалась в постели, не в силах заснуть.

Мне не давали покоя мысли о Вьюге. Как там моя олениха? Почему сегодня меня встречал только Снежный? Торнвуд сказал, какие-то проблемы на конюшне. Вдруг случилось что?

Вот только если так пойдёт и дальше, я не смогу и на пушечный выстрел подойти к конюшням, потому что обе голубоглазые барышни, вкупе с их маменькой, взялись, кажется, следить за каждым моим шагом.

В конце концов, я поняла, что сойду с ума от беспокойства, если ничего не предприму. И есть только один-единственный способ пробраться на конюшню незамеченной. Пойти туда прямо сейчас!

Я резко отбросила одеяло, влезла снова в своё белое платье, провела пару раз щёткой по спутанным волосам и поскорее, пока не передумала, метнулась к двери. Потом на секунду затормозила и вернулась, чтобы подхватить шаль. Всё-таки Торнвуд прав – после захода солнца становится холодно.

Пока я ночным притихшим садом пробиралась на конюшни, моей решимости немного поубавилось. Но тревога за Вьюгу гнала вперёд по мокрой траве и запутанным тропам. К счастью, мои ноги сами припоминали дорогу.

Конюшни заметно расширились и обросли пристройками, но я уверенно направилась к центральному приземистому домику. Подняла тяжелый засов, толкнула половинки дверей и вошла, настороженно озираясь и пытаясь привыкнуть к темноте.

По счастью, источник света быстро нашёлся. В левом дальнем углу мягко переливалось серебристое сияние. Свернувшийся калачиком Снежный поднял свою большую красивую голову, украшенную великолепными ветвистыми рогами. Посмотрел на меня снисходительно пару мгновений, потом лениво моргнул и снова улёгся досыпать на травяную подстилку. Рядом с ним в тени угадывалась гора свежего сена, до меня доходил его умопомрачительный аромат.

- Вот же соня! Совсем как твой хозяин.

Снежный невозмутимо фыркнул и дёрнул ушами, не открывая глаз.

Но всё-таки, где же Вьюга? Она ведь должна быть здесь! Я помнила, что олени отказывались разлучаться надолго и всегда держались рядом. Животные всё-таки мудрее людей.

А потом я заметила её и скорее подбежала, бросилась рядом на колени.

Моя олениха лежала на охапке сена у правой стены, и неудивительно, что я её не сразу заметила. Она совершенно не светилась! Её шерсть была очень тусклой, как потемневшее от времени серебро.

Я гладила её по голове и называла всеми ласковыми словами, какие только могла вспомнить, пока она не открыла свои сапфировые глаза и не положила морду мне на плечо, тихо пофыркивая.

Мы сидели так долго, прижавшись друг к другу и ведя безмолвный разговор. От моих прикосновений к шерсти рождались серебряные искры и взмывали к потолку. И постепенно, секунда за секундой, ровное сияние разгоралось на кончиках копыт и рогов, растекалось по всему её телу.

Обняв за шею, я заставила Вьюгу подняться, и мы вместе сделали несколько кругов по широкому стойлу. С каждым движением к ней возвращалась твёрдость и грациозность поступи, а шелковистая шерсть сияла всё ярче. Моё белое платье словно тоже светилось в темноте, отражая лунный свет, падающий из открытых дверей.

Снежный пристально следил за нами, склонив голову.

И как оказалось, следил не только он.

Потому что ворох сена рядом с ним зашевелился и раньше, чем я испугалась, что там может быть крыса, из него поднялся будущий хозяин замка, собственной заспанной персоной.

Уселся посреди сена, как ни в чём ни бывало – в чёрных брюках и белой рубашке с непринуждённо расстёгнутыми верхними пуговицами. Облокотился на одно колено, упёр кулак в подбородок и улыбнулся мне до боли знакомой ироничной улыбкой.

- Так и знал, что не вытерпишь! Вот только чуть побыстрее ползти нельзя было – а, Черепашка? Я успел заснуть, пока тебя ждал.‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

‌‌​‌​

(6.3)

Наверное, я очень сильно испугалась в тот момент. Это всё от неожиданности, абсолютно точно! Потому что сердце на миг словно остановилось, а потом принялось навёрстывать упущенное с такой скоростью, что, думаю, чуткий Снежный услышал его аж на противоположном краю конюшни.

Но вредный олень даже ухом не повёл – он продолжил спать, и на его невозмутимой морде было написано: «разбирайтесь сами между собой, люди!» Даже Вьюга опустила голову и принялась как ни в чём не бывало собирать с пола какие-то клочки сена. Животные никак не хотели мне помочь – было полное ощущение, что мы с Роном здесь совершенно одни в этот ночной час.

Я нервно поправила шаль, сползшую с плеча. Так, а в каком виде сейчас мои волосы? Какой чёрт меня дёрнул оставить их распущенными?! Отчего мне так хочется сбежать – а останавливает лишь то, что в таком случае меня точно сочтут неисправимой трусихой?..

И почему у меня такое чувство возникает, глядя на Рона, выбирающегося из сена и стряхивающего с себя мелкие травинки… ловящего моё смущение пристальным и самую чуточку лукавым взглядом… на притаившуюся в уголках его губ улыбку… что для него все мои метания и панические мысли – как открытая книга?