Замок ледяной розы

Когда он приблизился, я спряталась за спину Вьюги, оставляя её щитом меж нами. Потому что, если он остановится на расстоянии такого же короткого шага, как днём при встрече – мои нервы не выдержат. Я точно убегу! Или… Или протяну руку и вытащу эту ужасно раздражающую меня травинку, что запуталась в его тёмных волосах.

- Я пришла навестить Вьюгу! – почти с вызовом прервала молчание я.

- Я вижу, - отозвался Рон, посмеиваясь.

- Она болела!

- Я знаю.

- Её надо было лечить!

- Ты совершенно права.

На этом фантазия у меня закончилась, и я замолчала, чувствуя себя полной дурой.

Рон рассмеялся и положил руку на загривок Вьюги. Я свою ладонь, напротив, поскорее оттуда убрала, стягивая концы шали плотнее.

- Прости, Черепашка, не удержался! Ты слишком забавная, когда злишься. А у меня слишком хорошее настроение сегодня, чтобы быть серьёзным.

Он ласково провёл ладонью по шее Вьюги, и она отозвалась тихим пофыркиванием.

- Но всё-таки, если серьёзно… Спасибо тебе.

Я осторожно заглянула ему в глаза, опасаясь снова какого-то подвоха. Но в них неожиданно не оказалось и намёка на шутку.

- Это ещё за что?

- Как – за что? Вылечила нашу девочку. Каюсь - слишком редко бывал дома в последнее время. Поздно спохватился, что с ней что-то не так. Чего только не перепробовал! Но, кажется, у нас с ней была одна болезнь на двоих. Называлась тоска. И лекарство, похоже, оказалось тоже одинаковым.

Я стиснула край шали до боли в костяшках. Спрятала лицо и промолчала – молчанием, как привычным панцирем, скрывая смятение.

Что стоит за этими его словами? Очень много или, напротив, легкомысленно мало? Могу ли я им верить? Теперь, спустя столько времени – уверена ли я, что знаю человека, стоящего передо мной?

А потом мой взгляд вдруг поймал странную, насторожившую деталь.

Серебристый отблеск, промелькнувший в вороте его белой рубашки.

Он что-то носил на груди – что-то серебряное. Прятал под одеждой. И это могло быть всё, что угодно – вот только на память болезненно-остро пришло воспоминание об Эмбер и о медальоне на её груди, который она использовала для связи. Эта мысль ударила в меня больно – до холодной дрожи в сердце и онемения в кончиках пальцев.

Рон вздохнул.

- Всё молчишь… Жалеешь, что приехала сюда? Жалеешь, что вернулась?

- Нет! – я вскинула голову и ответила, кажется, слишком резко и запальчиво, потому что он снова улыбнулся – такой удивительно тёплой улыбкой, что мне захотелось к ней прикоснуться, чтобы согреть замёрзшие пальцы.

- Ну так может, прокатимся? Мне охота тебя растормошить как-нибудь, чтоб перестала смотреть на меня, словно перепуганный злой котёнок. Да и Вьюге не мешало бы проветриться. Снежный вон – тоже застоялся!

Ох, как же искушал меня его взгляд! Как хотелось забыть обо всём, вскочить на спину любимице и умчаться без оглядки в ночь… с ним. Чтобы только ветер в ушах – и забыть обо всех тревогах, забыть об этих проклятых семи годах, как будто их и не было вовсе…

Вот только я больше не маленькая десятилетняя дурочка. И не имею права вести себя так, будто кроме нас во всём мире никого нет. Свои поступки я обязана тщательно взвешивать – и задумываться о том, как они выглядят со стороны. У ошибок теперь совершенно другая цена.

- Я не могу. Посреди ночи слишком рискованно. Нас могут увидеть и неизвестно что подумать. Тебе-то всё равно, а девушка моего возраста обязана заботиться о своей репутации.

Рон иронично выгнул бровь. Кажется, я смогла его удивить – он явно ожидал другого ответа. Пусть привыкает! Неужели думал, что может выбросить меня из своей жизни на целых семь лет – а потом просто сделать вид, что всё по-прежнему?..

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍- Тресни меня чем-нибудь по башке, Черепашка! Я в кои-то веки готов хоть в чём-то согласиться с Эдом. И куда же делась та бесстрашная малышка, которую я запомнил?..

- Она выросла. Она больше не та, что раньше. Теперь она лучше понимает, какие последствия бывают у необдуманных поступков.

Я умолчала, что только вот по-прежнему не знаю, что делать, когда необдуманные поступки хочется совершать так невыносимо. Когда у слов «необдуманные поступки» появляется лицо – которое приближается к тебе так близко. Потому что Рон вдруг подался вперёд, одну руку небрежно облокотив о спину Вьюги, которая отнеслась к подобному нахальству совершенно невозмутимо, а другой схватил моё правое запястье.

- Говоришь, не та, что раньше? Сейчас проверю.

- Ч-что ты…

- Ш-ш-ш!

Одно точно не изменилось. Его голос на меня действует гипнотически. Даже если всё делаю наперекор, в глубине души мне всегда хочется быть с ним Очень Послушной Девочкой.

Пальцы на моём запястье задержались на секунду на пульсе, потом спустились ниже и прочертили извилистую линию на ладони. Медленное движение большого пальца по коже, почти невесомое, заставило меня вздрогнуть всем телом. Я попыталась вырваться, но меня никуда не пустили. Рон как будто нащупывал на моей ладони какие-то точки… и пересчитывал их.

- Одна, две, три… Пять. Все на месте!

- Ты с ума сошёл?! Что ты там считаешь?!

- Шрамы. От шипов. Те, что ты получила в ночь Праздника ледяной розы много лет назад, когда голой рукой схватилась за цветок. Помнишь? Я собственными руками вытаскивал шипы. Так и знал, что следы никуда не денутся. Вот видишь? А ты говорила… Ты всё та же моя Рин!

Это преступление. Самое настоящее. Говорить такие вещи таким голосом. Я опустила голову, чтобы скрыть выражение лица. Слишком сильно нахлынули воспоминания. И те чувства, что испытывала тогда – вдруг очень живо вспомнилось, как он перевязывал мне руку своим носовым платком. Как целовал мою раненую ладонь. И его сбитые в кровь костяшки пальцев – он ведь пытался выбить дверь своей комнаты в ту ночь, чтобы не дать мне сделать это, я уверена…

Воспользовавшись моим смятением, Рон продолжил исследовать мою руку. И далась она ему!

- Правда, и кое-что новое тоже появилось…

Его палец осторожно коснулся мозолей на моей ладони. Рон нахмурился.

Что ж – очень жаль, если это покоробило благородного графа! Я дёрнула руку изо всех сил, но его хватка только стала сильнее. Да что ж это такое-то! Его поведение переходит всякие границы приличий!

- Ну прости, если разочаровала! – сердито проговорила я, сдувая упавший на лицо локон. – Сожалею, что моя кожа не такая нежная и ухоженная, как у тех барышень, с которыми ты привык танцевать на балах!

- Что за чушь ты мелешь, Рин? Ты понятия не имеешь, к чему я привык. Ты понятия не имеешь, в каком аду я провёл эти семь лет!

Он сжал мою руку почти со злостью. А в чёрных глазах зажегся незнакомый мне огонёк ожесточения. Таким я его ещё не видела. На секунду моё сердце дрогнуло от сочувствия… Но только на секунду. Я была слишком переполнена собственными эмоциями. Кажется, то, что копила в себе долгих семь лет, на мою беду сейчас собиралось выплеснуться в самый неподходящий момент.

- Ой, и в каком же это аду, позволь спросить?! Быть богатым наследником великолепного замка, женихом самой очаровательной на свете невесты – это тяжёлая ноша, я тебя прекрасно понимаю! Намаялся поди, бедный!

Я правда не хотела, чтобы это прозвучало так… ядовито. И с какой-то невысказанной обидой. Но получилось именно так. Всё-таки опасно долго сдерживать эмоции.

О, а вот этот взгляд я прекрасно помню! Рон посмотрел на меня так, будто решал – сразу шею свернуть, или дать ещё пожить немного.

- Ты не имеешь права так говорить. Ты ничего не знаешь о том, как я жил!

- Конечно, откуда мне! Может, и узнала бы, так ведь у меня даже весточки о тебе за все эти бесконечные годы не было! Мог бы хоть раз написать мне!

- Могла бы хоть раз приехать!

- Ты сам сказал мне уезжать!!

- Но не на семь же чёртовых лет!!

Мы стояли очень близко, разделённые лишь серебристой спиной мирно щиплющей сено Вьюги, - тяжело дыша и сверля друг друга бешеными взглядами. Наверное, со стороны выглядели как злейшие враги, которые давно не виделись и теперь обдумывают изощрённые планы мести.

Пользуясь моментом, я выдернула-таки руку и принялась сердито тереть запястье другой рукой. Пытаясь стереть его прикосновение, которое даже теперь жгло невыносимо. Добиралось до самого сердца – до той самой Рин, которой я до сих пор, оказывается, была, несмотря на все старания доказать обратное и ему, и самой себе.

Развернулась и быстрым шагом направилась к выходу. Пожалуй, хватит с меня на сегодня. Рон молча смотрел мне вслед тяжёлым взглядом. Вьюга вопросительно фыркнула и, кажется, подалась за мной, но он обхватил её за шею и не пустил.У самого выхода я затормозила, взявшись за дверцу. Несмотря ни на что, мне всё-таки не хотелось уходить… так.

- Можно… можно я буду иногда навещать её?

- В любое время дня и ночи, - буркнул Рон. – Это твоя олениха. Всегда была и всегда будет.

- Днём. Я приду днём, - поспешно ответила я.

И почему-то снова не могу уйти – стою на месте, как приклеенная, словно чего-то жду.

Рон вздохнул.

- Прости. Мне не следовало на тебя набрасываться. Ты абсолютно права – у тебя не было причин приезжать. Просто, наверное, всё это время я надеялся, что хотя бы ты отважишься на безрассудный поступок. И я действительно ничего тебе не писал. Рука не поднималась. А что я, по-твоему, должен был сказать в этих письмах? Да и по отношению к Эмбер это было бы неправильно. Кстати, Рин… Мне кажется, мы должны поговорить. Насчёт меня и Эмбер…

Но это имя по-прежнему вызывало во мне вспышку глухой боли. И я ни за что на свете не допущу, чтобы он это увидел.

- Меня это не касается! – поспешила перебить его я. – Какое дело скромной провинциалке с болот до помолвок сиятельного графа? Она скромно жила себе в глуши, именно там, где вы повелели ей быть, и занималась вышиванием! А если до неё и доходили придворные сплетни, она тут же затыкала уши, как и положено благовоспитанной юной леди!

Интересно, и где я сегодня забыла свои мозги? Ещё не успев договорить свою сумасбродную речь, поняла, что неосознанно вжимаю голову в плечи. Потому что кое-кто, кажется, начинает терять терпение, а я ещё помню, чем это чревато.

Но собирающаяся гроза почему-то так и не обрушилась мне на голову, хотя я прямо кожей чувствовала, как воздух вокруг потряхивают её разряды.

Когда после небольшой паузы Рон всё-таки ответил мне, его голос был до странности задумчив.

- Ещё кое-что не изменилось, Черепашка! Когда ты ведёшь себя так, я по-прежнему не знаю, чего мне хочется больше – открутить тебе башку или обнять.

Я споткнулась на пороге и едва не упала. В последний момент удержала равновесие и как можно скорее бросилась обратно в замок.

Потому что мне вдруг безумно, остро и сладко до боли представился именно второй вариант.

(6.4)

Насколько я помнила, Рон предпочитал вставать рано, поэтому на следующий день специально просидела в комнате почти до обеда, не высовываясь, только чтобы не пересечься с ним в коридоре. Была уверена, что это будет очень неловкая сцена.

Как мышка выскользнула наружу лишь ближе к одиннадцати, прислушиваясь к тишине за соседней дверью… Чтобы почти нос к носу столкнуться с Эдом, выходящим в длиннополом атласном халате из своей комнаты. Он сонно зевал и почёсывал лохматую белобрысую шевелюру.

- Какой приятный сюрприз, Кэт! Как спалось на новом старом месте? Слышал, вчера был какой-то переполох.

Да что ж такое, опять он пялится! Правда, положа руку на сердце, Рон тоже ещё как пялился на меня вчера – видимо, я и впрямь так изменилась за семь лет. Оставалось надеяться, что не в худшую сторону. Но взгляд Рона почему-то не так раздражал…

Возможно, дело в том, как именно смотреть. И куда. Я порадовалась, что моё бежевое домашнее платье было достаточно скромного покроя, хотя и облегало, стараниями маменьки, всё что нужно.

- Доброе утро, Эдди! Надеюсь, ты слышал последние новости. Скоро в этом коридоре станет куда оживлённее.

- А ты, я гляжу, этому рада? Эх, Кэт, Кэт – ты разбиваешь мне сердце! Неужели с такой спокойной душой отдашь меня на растерзание всем этим девицам?

Я застыла на месте, поражённая самолюбованием в его тоне.

- Как-нибудь переживу! Эд, позволь пройти – я вчера так и не поужинала толком, а сегодня ещё и завтрак проспала… Пойду на разведку, может на кухне что-то осталось. Жуть как рада, что там до сих пор хозяйничает миссис Торнвуд. Она всегда меня балует.

- Только не позволяй ей закармливать себя пирожками – не хочу, чтобы ты испортила свою прелестную фигурку!

Я не нашлась, что ответить на подобную возмутительную реплику, и поспешила поскорее ретироваться.

Уже на лестнице столкнулась с запыхавшейся Мэри.

- Мисс Кэти!.. Ох, то есть мисс Лоуэлл…

- Мэри! Мы знаем друг друга тыщу лет! Ты что… - перебила её я. Она широко улыбнулась, но улыбка тут же погасла.

- Там это… Хозяйка вас к себе вызывает. В свои покои. Это на втором этаже, я провожу, - и она смущённо отвела взгляд.

Как-то мне сразу это не понравилось. Совершенно. Но делать нечего, идти придётся.

- Что вы делали ночью на конюшне?

Такой вопрос с порога совершенно вышиб меня из колеи. Я застыла, вцепившись в складки платья.

В этой комнате я не была ещё никогда. Большая, раза в три больше чем те, что у меня и у Рона. Задёрнутые шторы бордового бархата создают полумрак. Запах роз и лекарств, шикарная белая мебель с позолотой, здоровенная кровать с балдахином, на которой на высоких подушках возлежит графиня – в чём-то белом и кружевном, мерно проводя тощей, как куриная лапка, рукой по спине маленькой кудрявой собачки.

- Мне повторить вопрос, или так и будете таращиться на меня? До чего неприличное поведение. Впрочем, чего ещё ждать от вас…

Присесть, естественно, не предложили. Правда мне и так совершенно не хотелось приближаться, и я воспользовалась этим, чтобы так и остаться стоять у выхода. Как будто это могло спасти от унижения, которое, я чувствовала, только начинается.

Ну что ж… От меня по-прежнему ждут ответа на вопрос. Хотя графиня даже не смотрит в мою сторону, поджав узкие губы и занимаясь исключительно своей собакой.

Лучшим ответом будет правда. Мне даже не придётся лукавить… если она не начнёт расспрашивать дальше.

- Я ходила на конюшни, чтобы проведать, как там моя… как там олениха. Прошу прощения, миледи, это было неучтиво с моей стороны, появиться там без разрешения хозяев! Больше подобное не повторится.

Интересно только, откуда она знает. Впрочем, учитывая, что окна её спальни выходят в парк, скорее всего увидела меня…

- Я очень надеюсь на то, что не повторится. Потому что вы завтра же соберёте свои вещи и покинете Замок ледяной розы.

- Простите?

Мне показалось, я ослышалась. Наверняка ослышалась. Ведь она не может всерьёз?..

- У вас плохо со слухом, милочка, а не только с воспитанием? Я сказала, вы покинете замок как можно скорее!

- Миледи, если дело в моих неуместных ночных прогулках, то заверяю…

- Хватит! Я не стану слушать ваших оправданий! – графиня наконец-то соизволила поднять на меня взгляд, и я увидела в нём презрение. – Я прекрасно видела своего сына, возвращающегося в замок тем же путём, что и вы, через какие-то считанные минуты. Какое бесстыдство!

Я похолодела. Сбывались мои самые страшные кошмары. И бесполезно теперь уверять, что мы всего лишь поговорили. И даже не по моей инициативе. Мать Рона подумала то, что подумала.

И возможно, мне стало бы так стыдно, что я покорно дала бы своё согласие и прямо из этой комнаты отправилась собирать свои вещи… Но она продолжила.

- Я помогу вам принять единственно верное решение и перестать беспокоить нашу семью своим присутствием.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍Графиня потянулась и вытащила из-под соседней подушки маленький холщовый мешочек коричневого цвета. Бросила его на тумбочку у кровати. Он тяжело звякнул.

- Здесь достаточно, чтобы ваша семейка безбедно существовала ближайшие пару лет. Пока вы найдете мужа себе по статусу. Неужели вы и правда думали, маленькая глупая хищница, что можете всерьез рассчитывать на графа? В этот замок приглашены самые родовитые и достойные невесты королевства! Рядом с ними вы… как бездомная дворняга возле породистой суки.

И она снова любовно прошлась по шерсти своей болонки, слабо завилявшей хвостом в ответ.

А у меня, кажется, кровь так быстро отхлынула от сердца, что оно совсем забыло, как биться, и закружилась голова. Вот только поднявшаяся откуда-то со дна души волна горечи заставила вдруг совершенно потерять страх.

- Так зачем же было приглашать в свой великолепный замок такую, как я? – очень тихо, но отчётливо спросила я.

Графиня подняла на меня удивлённый взгляд. Впрочем, удивление в её бесцветных голубых глазах очень быстро сменилось ядовитым и ожесточённым выражением.

- Я вас не приглашала. Это сделал мой глупый недальновидный супруг, после того, как Рон поставил мне ультиматум – он соглашается на «парад невест», как он выразился, только если там будете присутствовать вы…

Так вот на что намекал тогда граф в письме! Вот как она убедила Рона.

Нет, всё-таки зря леди Винтерстоун так про графа. Кто ещё из них глупее. Если бы я и вправду была такой, какой она меня считает, то известие о том, что Рон так настаивал на моём присутствии, очень бы меня воодушевило.

Вот только от этих слов, что вырвались у графини в порыве возмущения, мне вдруг и правда стало теплее. Как будто Рон положил руку мне на плечо и снова спросил, куда делась та храбрая Черепашка, которую он помнил. Если мой друг так хотел видеть меня… то не всё ли равно, что думают другие?

Я расправила плечи и вздёрнула подбородок.

- А раз пригласил меня Его светлость, то и уеду я тогда, когда мне прикажет граф! В ту же секунду и безо всяких унизительных компенсаций. Понятия не имею, что вы обо мне подумали, но мне совершенно не нужны ни титул, ни замок, ни богатства вашего сына… - Я хотела было добавить «ни он сам», но на этих словах меня язык отказался слушаться почему-то. – Так что свои деньги можете оставить себе. Вдруг пригодятся прикупить очередную породистую суку!

Прежде, чем поняла, что именно сказала, я развернулась и бросилась вон из комнаты, не дожидаясь соизволения графини и стараясь не видеть, с каким лицом она на меня пялится. А пялилась она с таким, будто её сейчас хватит удар.

Уже не помню, куда я там шла утром, но сейчас стремглав побежала обратно в свою комнату.

По лестнице поднималась, вцепившись в перила так, словно боялась – отпущу на мгновение и улечу, такая болезненная пустота разрасталась внутри.

И в этот миг гулкое эхо, отражаясь от каменных стен, донесло разговор двух девушек, что торопливо спускались по лестнице где-то подо мной, шурша платьями.

- …быстрей свои ленты завязывай!..

- Да погоди ты, узел…

- Без тебя сейчас уйду!..

- Лили, да скажи хоть – куда мы так спешим?..

- Я узнала потихоньку, где проходят тренировки!..

- Да ты что!!..

- Тс-с-с-с! Дурочка… Узнала, узнала! Только прятаться надо за деревьями. Увидят – прогонят!..

- Мечи?..

- И мечи, и луки, и много чего еще! А главное, девчонки рассказывали…

Раздается глупое хихикание, и дальше она продолжает страшным шёпотом:

- …что граф предпочитает тренироваться без рубашки…

И они снова смеются, а голоса затихают.

Гулко хлопает входная дверь.

Кажется, только этого гвоздя и не хватало в гроб моего душевного равновесия.

Добравшись, наконец, до своей комнаты, я закрываю дверь на ключ и с ногами забираюсь в кресло у окна, обхватив руками плечи и пытаясь унять дрожь.

В комнате я просидела до самого вечера, ежеминутно ожидая, что ко мне придут с официальным повелением от графа убираться из замка. Но его почему-то не поступило.

Аппетит пропал, и мне хватило пары яблок, заботливо припасённых в дорогу в багаже, который я так и не успела разобрать. Может, и к лучшему, что не успела?..

В конце концов я поняла, что если не выйду из комнаты, совершенно перестану себя уважать. Да и отец непременно заметит моё отсутствие на танцах, что планировались в бальном зале этим вечером, и явится узнать, что стряслось. И что я ему скажу? Что в первый же день пребывания в замке умудрилась опозорить нашу семью?

Уж лучше я умоюсь как следует, причешусь, надену самое нарядное платье и отправлюсь навстречу своим страхам с открытым забралом. Хуже, чем есть, мне уже вряд ли будет!

Зря я так подумала.

(6.5)

Платье немного придало мне уверенности. С ним мама особенно расстаралась. Вот уж кто бы прекрасно понял все намеки графини насчет охоты за наследством! Но как же они с ней похожи, на самом деле… Даже странно, что тогда, много лет назад, совершенно не сошлись.

Нежно-зелёное, с высокой талией и короткими рукавами, оно было украшено белым кружевом по округлому вырезу – достаточно скромному, чтобы я на него согласилась, и достаточно глубокому, чтобы удовлетворить мою маменьку.

С причёской мудрить не стала. Привычный низкий пучок оживила лишь тонкой ниткой жемчуга, вплетя её в волосы – мать отдала свои лучшие украшения, собирая меня в поездку, на которую она возлагала такие надежды.

Парочка более крупных жемчужин в уши, постараться не думать о том, какой бледный и встревоженный вид имею – и вперёд, на амбразуры! Под отравленные стрелы чужих ядовитых взглядов.

На секунду замираю на пороге, прежде чем выйти.

Отчего-то, как прилив неудержимо и властно, меня охватывает предчувствие, что этот вечер станет важной точкой на линии моей судьбы.

Нет – меня не стал никто сверлить глазами, как только я вошла в бальный зал, уже полный гостей, музыки, блеска и красок. Все многозначительные девичьи взоры достались Рону, который стоял на противоположном конце зала, поглощённый разговором с каким-то седовласым старичком почтенного вида.

Зато к нам с отцом немедленно подошёл граф Винтерстоун. Его внушительная сухопарая фигура с идеально прямой осанкой была облачена в белое, на груди – синяя лента с орденом Многоцветной розы. Семь лепестков, каждый окрашен в цвета одного из замков, ранее существовавших в Королевстве.

- Дружище, ты как раз вовремя, чтобы спасти мою бедную голову от невыносимой головной боли! Все эти юные леди трещат как сороки – я теперь лучше понимаю Рональда, когда он отказывался наотрез сюда приезжать. Надеюсь, хотя бы Кэти нравится праздник. Где она, кстати?

Папа ухмыляется в усы и подталкивает меня вперёд, тем самым лишая шансов спрятаться среди гостей и не попадаться на глаза графу, как я надеялась. Разумеется, тут же вежливо улыбаюсь и учтиво приседаю. И тут вдруг замечаю неподдельное изумление в глазах графа, на которое отец немедленно откликается.

- Моя малютка Кэти… эм-м-м… семнадцатилетняя малютка Кэти, - представляет меня отец, положив руку на плечо.

А граф меж тем смотрит на меня… очень пристально так смотрит… потом оборачивается и, кажется, бросает изучающий взгляд на своего сына. А потом снова на меня.

В глазах графа появляется лукавый огонёк.

- Так-так… значит, вот оно что! Что ж, теперь для меня, наконец, кое-что проясняется во всей этой долгой и запутанной истории. Дружище, а не пойти ли нам поболтать по душам, как в старые времена, за рюмочкой чего-нибудь эдакого?..

Граф хватает отца, и они уходят. А я остаюсь одна и смотрю ошарашенно им вслед.

Нет, ну кто так делает? Я одна посреди бального зала с морем гостей, где никогошеньки не знаю, и теперь…

Не успеваю додумать свою мысль, потому что Рон коротко кланяется своему старичку, прекращает разговор и идёт прямо на меня, рассекая толпу. По идеально прямой и абсолютно ясной траектории. Великолепный в своём чёрном сюртуке, которому он не изменяет даже на балу.

Но как же я понимаю в этот момент всех этих девчонок с горящими глазами, прячущих улыбки за веерами или пытающихся попасться ему на пути! Сама против воли залюбовалась. Вот только я единственная в этом зале, кому нельзя смотреть на него так. Слова графини были обидны и несправедливы, но в одном она права – я здесь лишняя. Моё присутствие на этом балу – случайно сбывшаяся грёза, которая развеется как дым и останется лишь горьким воспоминанием всего через неделю, когда мы с отцом вернёмся домой. Я не имею права пускать эту грёзу себе в сердце и верить ей, иначе она разорвёт моё сердце изнутри. Потом, когда сказка закончится.

И я стараюсь скорее отвести глаза. Срочно уйти с траектории его движения, которая читается так очевидно… и так явно для всех, кто находится сейчас вокруг.

Надо срочно искать отца! В конце концов, не танцевать же я сюда…

- Рин, я вообще-то терпеть не могу все эти балы и танцы – но для тебя, так и быть, сделаю исключение. Потанцуешь со мной?

Вот так вот. Первое же попадание на амбразурах – точно в цель. До мелкого-мелкого крошева, в которое превратились сейчас все мои мысли и благие намерения.

А ещё он снова пренебрегает всеми правилами приличия. Потому что стоять так близко к девушке, даже на балу и в толпе – совершенно не позволительно по этикету. Что бы там ни думала про меня его маменька, а ему я обучена неплохо. Честно говоря, все эти правила зазубривала с особым увлечением. В конце концов, надо же знать, что нарушаешь…

И я уже поднимаю взгляд, чтобы заблудиться в его ответном, который будет тёплым и смеющимся, я чувствовала…

Но наталкиваюсь на другой – холодный, прожигающий, ненавидящий меня.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍В нескольких шагах за спиной Рона стоит его мать. Великолепный наряд из золотистой парчи отражает блеск светильников. Бриллианты и рубины. И выражение «я так и думала» на породистом лице.

Как ведро холодной воды на голову.

Отрезвляет немедленно. Стряхивает глупое ощущение сказки, которому я всё-таки пусть ненадолго, но поддалась. Не даёт мне забыть, что здесь я – неуместна, как ромашка среди роз, и что эти семь лет и замку, и его обитателям прекрасно жилось без меня.

Смотрю на Рона и кусаю губы. Чувствую, как по сердцу разливаются незнакомый холод и чувство опустошённости. Мне отчего-то горько в этот момент. Только посмотрите на него – такой красивый, такой уверенный в себе… По глазам видно, убежден в моем согласии. Потому что как же иначе, разве может быть иной ответ – это же он! И ничего, что оставил меня одну на бесконечные семь лет. Я должна всё забыть и упасть ему в руки из-за одной-единственной улыбки. А самое страшное, что вдруг понимаю – я действительно в шаге от того, чтобы так и поступить. Потому что эта его улыбка – вполне достаточная причина. Потому что мне мучительно хочется оказаться там, в центре бального зала, в кольце его рук, и хотя бы один-единственный раз узнать, каково это.

Вот только взгляд леди Винтерстоун – отравленный нож, вонзается в меня снова и снова. И я отчётливо понимаю, что если сделаю так, как хочу, подкреплю тем самым её убеждённость. Убеждённость в том, что маленькая меркантильная нищенка, не успев приехать в замок, соблазнила её драгоценного сына на конюшнях в охапке сена.

Понимание этого – как удар наотмашь, едва не сшибает меня с ног.

А он всё ждёт ответа.

И тогда я опустила ресницы. Спрятала свой едва родившийся в сердце восторг. Придушила его своими же руками. Ответила резче, чем хотела.

- Я не танцую! Может быть, когда-нибудь… Простите!.. лорд Винтерстоун.

Удивление в глазах Рона сменяется жёсткостью. Даже сквозь ресницы я снова ощущаю все нюансы этого взгляда, и холод в его глазах, моментально гасящий пылавший там секунду назад костёр – последнее, что мне нужно, чтобы превратиться в дрожащего одинокого котёнка на зимнем ветру. Из последних сил прячу этого котёнка так глубоко, как только могу, чтобы он не понял, чего мне стоил этот отказ.

- Вот значит, как… всё-таки, «лорд Винтерстоун», да? В таком случае, простите, что побеспокоил своей навязчивостью, мисс Лоуэлл. Не смею больше обременять своим присутствием.

Вот так. Правильно. Уходи. Так будет лучше… наверное.

А то, что мне так хочется броситься за тобою вслед, обнять и вернуть – просто глупый бред одной наивной фантазёрки.

Отца я не нашла и на своём извилистом пути по толчее бального зала сделала вынужденную остановку – выпить воды у одного из столиков. Просто вдруг поняла, что если не сделаю этого, упаду в обморок – так кружится голова.

- Не переживай, детка, всё образуется! Вы обязательно помиритесь.

Я обернулась и увидела рядом с собой невысокую сухонькую старушку с благообразным лицом и удивительно прозрачными голубыми глазами. Она была в скромном наряде неброского серого цвета, но крупные камни в кольцах выдавали знатное происхождение.

- Простите?

Я даже огляделась невольно. Подумалось, она обращается вовсе не ко мне. Гостья, заметив моё движение, мягко улыбнулась и подхватила бокал вина со столика.

- Когда мужчина смотрит так на женщину, любые размолвки – временны, как снег весной. Хотя снег весьма неприятен и может погубить цветы, если они расцвели слишком рано.

- Не понимаю, о чём вы, - вконец смутилась я.

- То-то у тебя такое несчастное лицо.

От сочувствия в глазах этой старушки что-то не выдерживает и плавится у меня внутри, какой-то железный стержень, который держал мою невозмутимость. Я всхлипываю и огромным усилием воли сдерживаю слёзы.

- Понимаете, я… я же поступила правильно! Тогда почему мне так плохо?..

Моя собеседница делает глоток из бокала и задумывается.

- Знаешь, детка… со своим покойным мужем я прожила пятьдесят лет. Не скажу, что они были безоблачными, эти годы, но всё же по-настоящему счастливыми. Характер-то у него был ого-го! Не зря служил министром иностранных дел у двух королей подряд. И знаешь, какой главный рецепт счастья для себя я вывела?

Я вытерла глаза и с неожиданным нетерпением ждала ответа.

- Ты просто должна решить для себя – ты хочешь быть права, или хочешь быть счастлива. А мне кажется, ты неплохой человек и заслуживаешь счастья.

- Зачем вы мне всё это говорите? У вас же наверняка тут на балу есть какая-нибудь… ну, внучка… которая бы не против…

Я совершенно запуталась в словах и умолкла. Старушка рассмеялась, увидев моё смущение.

- О, моя Эмили – милейшее дитя! И несомненно спит и видит себя невестой целого графа в прекрасном замке. А родители, которые привезли её сюда, совершенно не слушали меня, когда я убеждала их, что ей это совсем не нужно. А нужен тихий, спокойный молодой человек, который будет бродить с ней по саду, восхищённо заглядывать в глаза и читать стихи. Потому что…Она вдруг повернулась ко мне и наклонилась ближе, остро вглядываясь в моё лицо и завораживая своим внимательным взглядом.

- Потому что ей не по силам этот мужчина. Потому что есть мужчины, любить которых – большая радость, но столь же большой труд. Ученые, первооткрыватели, воины… их всегда будут звать долг и честь, им всегда будет мало горизонта, а в тёплый мир твоих рук они возвращаются, как в драгоценнейшую гавань, но никогда он не заменит им всей Вселенной. И уж тем более ты не можешь ожидать от такого человека терпения и понимания больше, чем он в состоянии тебе дать. Подумай над этим – и не проси слишком многого. Потому что, когда ты перестанешь просить, он сам подарит тебе свою Вселенную.

И усмехнувшись напоследок моему смятению, эта странная женщина ушла, так и не дав мне возможности ответить. Не назвав своего имени и даже не спросив моего.

(6.6)

Старушка ушла, но произнесённые ею слова не желали покидать меня так просто – словно мотыльки, что настойчиво бьются о стекло, пытаясь вылететь из тьмы на свет. Так и во мне что-то зрело от услышанных слов, что-то важное, находящее отклик в потаённых мыслях и желаниях.

У меня было чувство, будто в ворохе услышанного скрывается драгоценный ключ, и стоит понять, какое из слов, стоит лишь взять его в руки – всё сразу станет очень просто и легко. Вот только мучительная головная боль никак не давала сосредоточиться и отыскать его.

Но всё же я почти сделала это…

Бокал с водой нестерпимо нагрелся в руке, и я едва не уронила его, обжёгшись. Поскорее отставила на белую скатерть круглого столика у стены. Позади меня ещё одна смеющаяся пара прошла к центру зала, чтобы присоединиться к танцующим. Звон в ушах помешал услышать музыку и понять, что за танец они собираются танцевать.

Я покачнулась и, верно, упала бы, но меня подхватили под локоть. Сквозь слой ваты в ушах донёсся знакомый голос:

- Полегче, крошка Кэт – неужели тебе в голову ударило шампанское?..

Эд подвёл меня к ближайшим креслам и усадил.

Я помотала головой и потёрла лоб.

- Н-нет… я не пила шампанского… Просто здесь очень душно.

Он уселся рядом – сверкая глазами, разгоряченный танцами, которые, несомненно, не пропускал – и принялся что-то говорить. Я понимала с трудом. Кажется, какие-то комплименты. Слова текли сладкой рекой, но их было слишком много, я не поспевала.

Молча смотрела на него, и до дрожи остро сознавала, как же сильно утомляет меня это обилие слов. Эд всегда говорил только приятные вещи. Только то, что я хотела бы слышать. Никогда не смеялся надо мной, не произносил обидных слов и не давал язвительных прозвищ. Но за красивой маской скрывалась ужасающая пустота.

Мне не это было нужно.

Бокал в руках Эда лопнул, и осколки упали ему под ноги.

Я вскочила, прижимая руку к виску. Эд, похоже, списал всё на свою неуклюжесть и рассмеялся. Он вообще много смеялся этим вечером.

Спросил меня что-то – я не поняла, что, и ответила невпопад. Кажется, что пойду в сад, немного проветрюсь.

Мне и правда нужно было на свежий воздух, прочь от людей. Унять головную боль и успокоиться – иначе стану опасной для окружающих.

Я выбежала из суеты бала в мерно стрекочущую вечернюю тишину и с наслаждением вдохнула аромат «ледяных роз Винтерстоуна», плывущий в ранних сумерках. Побрела куда глаза глядят, подальше от общего веселья. Я задыхалась там.

Подобралась к самой границе сада, где тёплый воздух от стен замка почти заканчивался и к нему примешивалось ощутимое веяние зимней свежести из заснеженного леса, что начинался сразу за воротами. Стало чуть легче.

- Эй, Кэт! Куда же ты так быстро исчезла? Я отошёл всего на минуту, принести тебе вина, а ты упорхнула как птичка.

Я обернулась. В полутёмную аллею за моей спиной входил Эд, держа в руках два бокала с розоватой жидкостью.

- Я правда не пью, Эдди, спасибо!

- Брось, Кэт! В такой чудесный вечер ты просто обязана выпить со мной.

- Вечер и правда чудесный – твоя мама приложила много трудов, чтобы украсить дом к приезду гостей. Всё просто сверкает, под стать гостям. В таком блестящем обществе тебе наверняка не будет скучно. Так что не стану останавливать, если захочешь вернуться. Девушки на балу наверняка заждались твоего внимания.

- Ревнуешь, Китти-Кэт? – подмигнул Эд, подходя совсем близко. Мне всё это совершенно переставало нравиться.

- С чего ты взял? Я говорю абсолютно серьёзно. Эдвард, если честно, у меня ужасно разболелась голова. С твоего позволения, я хотела бы вернуться в замок и лечь спать.

- Я тебя провожу.

- Нет никакой необходимости!

Кажется, до Эда что-то начинало доходить. На его красивом лице промелькнуло раздражение.

- Но я так хочу.

- Зато не хочу я!

Я решительно отвернулась и сделала попытку его обойти. К запаху туалетной воды Эдварда примешивался ощутимый винный дух. Принесённые бокалы были отнюдь не первыми, что побывали сегодня в его руках.

- Я не разрешал тебе уходить! – он отшвырнул бокалы куда-то в траву и схватил меня за руку чуть повыше локтя. Попытка вырваться оказалась тщетной.

- Пусти! Ты пьян, дурак! – процедила я сквозь зубы. Всё ещё думала, что могу с ним нормально разговаривать. Что могу призвать к рассудку. Перед глазами вдруг возник и упорно не желал уходить образ улыбчивого светловолосого мальчишки с ямочками на щеках, который смешил меня и показывал фокусы – тогда, много-много лет назад. Я вспомнила его таким, как в нашу первую зиму в Замке ледяной розы, и всё никак не верилось, что того Эдди больше нет.

Он схватил меня за плечи и толкнул с тропы к ближайшему дереву. Я больно ударилась спиной и затылком.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍- А раньше ты смотрела на меня по-другому, малышка Кэт!..

Эд надвигался с полубезумным выражением на лице, а у меня ноги отказали от страха. Я даже слова вымолвить не могла.

- Помнишь, как гуляли с тобой по этому саду и болтали о пустяках? Как я взял тебя с собой на стрельбище… В твоих прелестных глазках было столько обожания… Мне ужасно это льстило. В кои то веки я хоть в чём-то обставил брата. Ведь ничего не изменилось с тех пор, правда, Кэт? Ты просто набиваешь себе цену… Поверь, тебе нет нужды ломать эту комедию и корчить из себя недотрогу! Я захотел тебя с первой же минуты, как увидел… Молодец, что отшила этого напыщенного придурка… Он никогда не умел ценить по достоинству женскую красоту…

У меня внутри всё будто помертвело. Мои детские, мои самые светлые воспоминания были разбиты на осколки, втоптаны в грязь.

И кажется, меня саму сейчас втопчут туда же.

Потому что паника парализовала меня – я не могла кричать, не могла даже пошевелиться, когда Эд потянул ко мне руки…

- Мисс Лоуэлл! Помнится, вы обещали мне танец… когда-нибудь. Обещание всё ещё в силе? – спокойный, полный льда голос разорвал проклятое оцепенение, и я вздрогнула.

Эдвард замер, покачнувшись. В его глазах восторг предвкушения сменился лютой ненавистью.

Я смогла воспользоваться моментом. На деревянных ногах как-то умудрилась прошмыгнуть мимо, продралась сквозь кусты и вывалилась на сумрачную аллею – прямо в руки Рона. Он был в тени, и я не видела его лица.

- В с-с-с-силе…

- Очень хорошо.

Он поймал меня за плечи – держал бережно, но крепко… И я снова почувствовала, что жива. Что мир не обрушился осколками мне под ноги. Что вокруг – не холодная бездна, в которую я вот-вот упаду и исчезну без следа. Ведь что бы не случилось, Рон меня обязательно поймает.

Я подняла глаза и впервые увидела выражение его лица. Оно меня потрясло. Маска совершенной невозмутимости и такая буря эмоций в глазах, что хватит разнести к чёртовой матери весь этот сад. Хорошо, если не вместе с замком.

Очень осторожно Рон погладил мою щёку тыльной стороной ладони. Заправил за ухо выбившийся из причёски локон.

- Маленькая, возвращайся в замок и жди меня там. Я скоро приду.

В его голосе было обманчивое спокойствие. А в глазах – острота и блеск меча, вынимаемого из ножен.

У меня ноги подкосились от страха. Потому что в этот момент я со всей отчётливостью поняла, что он сейчас просто-напросто убьёт Эда. Шею ему свернёт. И причиной стану я.

Только не это…

Я изо всех сил вцепилась в его руку.

- Не надо… Пожалуйста! Прошу тебя, прошу тебя, не надо!

- Черепашка… Иди.

Ни за что на свете не пущу! Иначе в этом залитом луной парке сегодня прольётся кровь.

- Я… я не дойду до замка без тебя! Меня ноги не держат. Ты не можешь меня сейчас бросить!

Я взывала к нему со всем отчаянием, которое сотрясало меня нервной дрожью. Боялась за него намного сильнее, чем совсем недавно за себя. Нет, я прекрасно знала, что Эд ничего не сможет ему сделать. Даже трезвый никогда бы не смог. Но то, что последует потом… Это будет скандал на всё королевство. Имя Винтерстоунов будут полоскать на каждом шагу. Из уст в уста пересказывать байку о братоубийстве из-за юбки. Я не хочу такого для него.

- Пожалуйста, ну пожалуйста… Ты нужен мне сейчас! Ты мне очень нужен.

Его руки на моих плечах сжались сильнее, и он выдохнул сквозь сжатые зубы.

- Только ради тебя, Рин. Хотя и не понимаю, зачем ты его защищаешь… после этого. Пойдём!

И он повёл меня, почти не чующую ног под собой, по тенистой аллее прочь. Уже уходя, слегка повернул голову в сторону Эда, что всё так же стоял, покачиваясь и опершись на злополучное дерево.

- А с тобой, братец, мы ещё поговорим. Позже.

Тот ничего не ответил.

Мы медленно брели по аллее. Рон молчал, за что я была невероятно благодарна. Меня трясло и душили слёзы. Кажется, я промочила ему весь рукав. Он в конце концов не выдержал и подал мне свой белоснежный платок с вышитыми графскими инициалами. Я шумно в него высморкалась. Возвращать не стала. А то не знаю, что услышу, если попытаюсь.

Так в молчании мы и добрели до замка. Он провёл меня служебными лестницами, чтобы не попадаться на глаза никому из гостей. Старательно избегал смотреть в моё зарёванное лицо, чтобы не смущать. Всю дорогу я пыталась найти слова, чтобы поблагодарить его за помощь, но они так и не находились, и я оставила бесплодные попытки. Потом когда-нибудь...

На меня вдруг навалилась невероятная усталость. Какой ужасный, какой бесконечный день! Не представляю, как держалась до этого, но теперь силы просто утекали по капле с каждым шагом. Все мысли разом вышибло из головы – я даже забыла, что намеревалась упросить Рона дать мне слово, что он не станет возвращаться в сад…

С трудом переставляя ноги, я ввалилась в свою комнату, провожаемая его пристальным взглядом. Всё-таки пробормотала какие-то путаные благодарности, прежде чем захлопнуть дверь перед его носом. По крайней мере, я надеялась, что это прозвучало как благодарности.

Вот только уснуть никак не получалось. По мере того, как в замке стихали музыка, смех и другие праздничные звуки и воцарялась сонная тишина, меня охватывала паника. Как ударная волна от взрыва, которая слегка запоздала. Ведь комната Эдварда всего через одну от моей! Вдруг начало казаться, что он может вернуться и попытаться вломиться ко мне. Я понимала, что вряд ли он решится на это в замке, да ещё и в двух шагах от брата, но всё равно никак не могла успокоиться.

В конце концов, я встала с постели, закуталась в тёплое стёганое покрывало и уселась прямо с ногами в одно из высоких кресел у окна. Может, так будет поуютнее. Да и дверь отсюда лучше видна…

Сон по-прежнему не шёл ко мне. А вот трясти так и не перестало. Как на зло, ужасно захотелось пить, а воды в комнате не было. Выйти же за порог меня сейчас не заставили бы даже под страхом смертной казни!

И тут я вспомнила про дверь. Заветную.

Сразу приказала себе забыть. Неужели я вконец сошла с ума? Только в голову полностью умалишённой могла прийти мысль ввалиться посреди ночи в комнату мужчины в полуголом виде, едва прикрытой одеялом. И что я скажу?! Побудь со мной, мне будет не так страшно? Вообще-то, после такого я бы не стала удивляться, если ещё один представитель молодого поколения графов Винтерстоунов слетит с катушек. И поделом мне будет…

Бредовую скачку моих мыслей прервал осторожный стук в дверь. Ту самую, о которой я приказала себе не думать.

(6.7)

- Рин, ты спишь? Знаю, что нет. Открывай давай.

Так… О чём я только что думала? Всё благоразумие выветрилось из моей головы в мгновение ока. Путаясь в пледе, я вскочила, метнулась к стене, едва не споткнулась о край волочащейся по полу ткани. Коснулась стены ладонью, и в узоре тут же проявились очертания двери. Она услужливо распахнулась.

На пороге стоял Рон. В простых чёрных брюках, белой рубашке и с книгой под мышкой.

- Ревёшь?

- Реву, - жалобно шмыгнула я в подтверждение.

- Я так и думал. Подвинься, дай мне пройти.

Я послушно отошла в сторону, придерживая края покрывала. Рон чуть наклонился, чтобы не удариться о дверной проём, и в один шаг оказался в комнате. Скосил взгляд на мои голые ноги, торчащие из кокона, но ничего не сказал. Осмотрелся бегло, потом направился ко второму креслу, что стояло у самого окна, и невозмутимо уселся в него. Принялся зажигать толстые свечи в высоком канделябре.

- Иди дальше реветь, где ревела, а я пока посижу тут, книжку почитаю и покараулю тебя.

Я закусила губу. Попыталась вытереть лицо краешком покрывала. Рон скептически наблюдал за моими стараниями.

- Оставь. Лучше не станет.

Я вздохнула. Он прав, как всегда.

Забралась с ногами обратно в соседнее кресло и укуталась поплотнее. Наверное, Рон ожидал, что я заберусь в кровать и спрячусь под одеяло, потому что удивлённо выгнул бровь. Плевать! Я хотела быть поближе.

Повозилась немного, устраиваясь поудобнее, положила голову на подлокотник. Тот, что был ближе к соседнему креслу. Ну просто так случайно получилось.

Вот только реветь мне расхотелось. Но и сон не шёл.

- Как ты?..

Я лежала с закрытыми глазами и когда услышала этот вопрос, заданный обманчиво-спокойным тоном, решила их не открывать.

- Как перепуганная насмерть черепаха, которая упала на спину и никак не может перевернуться обратно.

С закрытыми глазами оказалось разговаривать проще. Проше говорить правду. Проще слышать не то, что человек говорит, а то, что хочет сказать на самом деле.

Рон вздыхает и, судя по звуку, откладывает книгу.

- Эд…

Перебиваю раньше, чем он произнесёт эту мерзость.

- …Не успел до меня дотронуться, не переживай.

Мы снова молчим. По коротким вдохам с длинными интервалами я понимаю, что Рон борется с бешенством и желанием прямо сейчас встать и уйти. Закончить то, что собирался. Чтобы не допустить этого, решаю перевести тему.

- Извини меня, пожалуйста.

- За что ещё?

- За то, что не пошла с тобой танцевать. На самом деле я очень хотела.

Долгий усталый выдох.

- Опять устраиваешь мне спектакли? А я думал, этот этап мы с тобой уже давно прошли. Будешь снова сваливать всё на Глазастика?

Рон говорит очень мягко и осторожно, так, чтобы я не подумала, что он меня ругает. Но я понимаю, что по-настоящему задела и обидела его своим отказом.

- Нет. В этот раз это только я.

Снова пауза.

- По-прежнему меня за дурака держишь… Тебе кто-то что-то сказал перед балом?

Молчу.

- Кто-то из гостей?

Отрицательно качаю головой. Ну не жаловаться же ему на маму?

- Понятно. Значит, моя мать. Видимо, придётся самому извиняться за всё, что она…

Но мне хочется быть искренней до конца. Пока у меня есть моя спасительная темнота, и он так близко, что я слышу даже шорох ткани его белой рубашки почти над самым ухом.

- Не только из-за этого! На самом деле… Мне до сих пор очень больно, и я страшно обижена на тебя за… за всё.

Ну вот. Я это сказала. Не открываю глаз и с ужасом жду, что он ответит.

Мне на голову опускается большая и тёплая ладонь, мягко проводит по волосам. Потом ещё раз.

Рон молчит – подбирает слова, а я мечтаю, чтобы он так и не нашёл их. Потому что хочу навсегда остаться в этом вот самом мгновении.

- Прости меня. Я не могу изменить прошлое и вернуть тебе семь лет, которые украл у нас, - задерживает на мгновение руку, а потом всё же убирает её, и мне становится холодно. - Но мы можем изменить настоящее. Вместе.

Он ничего больше не добавляет и, кажется, не ждёт от меня ответа. И за это я ему тоже очень благодарна.

Снова неторопливый шелест страниц. Размеренное дыхание.

Мне становится легко и светло – так, будто яд вымыло, наконец, из раны.

А потом… Не знаю, что на меня нашло. Наверное, сказались нервы. А может быть, в том саду я впервые сбросила шелуху бессмысленных обид и посторонних взглядов и вспомнила самую главную вещь.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍Мой самый лучший, мой единственный друг снова рядом.

Тихонько шмыгнув носом, я осторожно потянула из кокона руку и крепко вцепилась в его ладонь, что свисала с подлокотника. Совсем как в детстве, когда тепло его руки придавало уверенности и без слов убеждало, что никаким чудовищам, живущим в темноте, он не позволит меня забрать.

Вот только мы же не дети теперь… Что ты творишь, дурочка Рин?..

Я зажмурилась крепче и сделала вид, что сплю.

Он сжал мою руку в ответ.

Только тогда я поняла, что всё это время меня не на шутку трясло. Дрожь отступила, и я начала, наконец, согреваться.

Вот теперь я могла с чистой совестью засыпать. Лишь временами приоткрывала глаза и наблюдала сквозь ресницы за тем, как в неверном свете свечей мой друг спокойно перелистывает потрёпанные страницы своей книги, хмуря брови и так и не выпуская моей руки.

Теперь мне было абсолютно спокойно.

Кажется, я нашла всё-таки свой ключ. И ни за что теперь не выпущу его из рук.

(6.8)

Я проснулась в собственной постели, заботливо укутанная, когда за окном ещё только разгоралось утро. В комнате никого не было. Судя по тому, как оплавились свечи, Рон просидел со мной до самого рассвета.

Потянулась блаженно и счастливо улыбнулась.

А потом улыбку как ветром сдуло, и я закрыла лицо ладонями, сгорая от стыда.

Чтобы вот так меня укрыть, Рон должен был сначала размотать мой дурацкий кокон…

Едва я успела умыться, вылезти из ночной рубашки и одеться в домашнее платье, как в дверь нетерпеливо постучали. Из общего коридора на этот раз – в обычную.

Я успокоила дыхание и попыталась согнать глупую улыбку с лица, которая снова расцвела на нём, и я ничего не могла с этим поделать.

Во-первых, я уже отлично знала эту манеру стука. Во-вторых, есть только один человек во всём замке, который додумался бы вломиться к девушке спозаранку, не заботясь о приличиях, и ни секунды не сомневаясь, что эта самая девушка ему откроет.

Ну она и открыла, разумеется.

- Так, Рин – я кажется понял, в чем секрет! Тебя надо меньше спрашивать, пока ты не разобралась с кашей в своей голове. Так что ставлю перед фактом – сейчас мы идём завтракать.

- В смысле – мы?.. – оторопело задаю я, кажется, самый глупый вопрос из тех, что роятся в голове. Рон прав – сейчас там действительно каша.

- В смысле – ты и я, что непонятного? И поскорее, пока гости спят после вчерашних танцев до упаду. Ты же, я так понял, не любишь, когда на тебя все пялятся? Мне-то всё равно. Да оставь ты свою щётку! Мне нравится так.

И прежде, чем я соображаю, что ответить, он хватает меня за запястье и тащит с собой, по дороге подбирая с пола стоящую почему-то прямо посреди коридора корзинку для пикников и плед.

Пока мы идём по притихшему такой особенной, утренней тишиной замку, я украдкой рассматриваю своего друга. Подмечаю мельчайшие детали, которые мне неожиданно ужасно интересны. Складки на свежей белой рубашке – у него в шкафу их, должно быть, миллион. Влажные кончики волос в хвосте. Чёрные точки колючек на подбородке и шее.

А потом опускаю глаза на руку, которая крепко держит моё запястье, и замечаю сбитые костяшки пальцев.

Дежавю.

Рон перехватывает мой испуганный взгляд и растягивает губы в ухмылке. Нехорошей такой, плотоядной.

- Больше он тебя не потревожит.

А у меня как-то холодок бежит по спине от этих слов и того, каким тоном они сказаны. На всякий случай решаю уточнить:

- Эм-м-м… где Эд?

- Уехал рано утром.

- Куда?!

- Чёрт его знает, куда. Главное, надолго. Ты не думай – он уехал живой и здоровый. Почти.

Я вздыхаю и усиленно давлю желание погладить ссадины на его руке.

А меж тем идём мы каким-то совсем уж странным путём. На первом этаже, вместо того, чтобы выйти через главный вход в сад, как я предполагала, Рон сворачивает в неприметный тёмный коридор, находит старую узкую лестницу совершенно затрапезного вида и донельзя пыльную, и ведёт меня туда. Мы снова начинаем подниматься вверх!.. И на этой лестнице, между прочим, темновато. И запах затхлый. И вообще она подозрительная.

Рон же издевается. Нарочно ничего не объясняет и только бросает на меня время от времени внимательные взгляды искоса. Как будто ждёт, что вот сейчас я начну вырываться, задавать вопросы и вообще, всячески проявлять своё непослушание и недоверчивость.

Вот только мне всё равно. Я за ним пойду куда угодно. Кажется, вчерашними слезами-таки вымыло какую-то занозу из моего сердца. Мне легко и радостно – так, как давно уже не было.

Он, наверное, что-то такое читает на моём лице, потому что взгляд его смягчается, а хватка сильных пальцев на моём запястье ослабевает.

А ещё мне очень нравится молчать рядом с ним. Это молчание какое-то… уютное.

Ну а потом…

Потом он распахивает неказистую дверцу в конце коридорчика, и мы оказываемся в небе.

С крыши Замка ледяной розы открывается поистине потрясающий вид.

Я не могла бы выразить его словами, даже если была бы самым одарённым поэтом на свете.

Это удивительная симфония солнца, неба, ветра и красок – фиолетового и белого над головой, зелени внизу, и там, у горизонта переплетение с уже совсем сизой дымкой заснеженных лесных дебрей. В глубине чащи я замечаю чёрные клыки семи камней, что стоят ровным кругом там же, где я помнила. Перевожу взгляд на противоположный край окоёма, и, приглядевшись, с трудом могу разглядеть ещё один такой круг. На сердце теплеет. Волшебство моего детства по-прежнему рядом.

- Невероятно…

- Я знал, что тебе понравится.

Светло-серый камень под ногами шершавый и нагрет солнцем. В этом месте крыша почти плоская – скат очень пологий, да ещё и на краю, оказывается, невысокое ажурное ограждение.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍Я поворачиваюсь к Рону и задаю внезапно пришедший в голову вопрос:

- Слушай, а почему никто до сих пор не забрался по крыше в башню и не посмотрел, что в ней? Через окно, например?

Он отпускает мою руку и бросает плед нам под ноги. Я опускаюсь на колени рядом и принимаюсь помогать расстилать сине-белую клетчатую ткань. Мы совсем близко к здоровенной трубе белого кирпича, которая не используется и о которую я немедленно опираюсь спиной, как только мы устраиваемся поудобнее. Рон же непринуждённо ложится прямо на плед, вытягивается во весь рост и закладывает руки под голову, делая вид, что внимательно разглядывает плывущие по небу шапки облаков.

И молчит.

А я собираю в кулак всё своё терпение и жду ответа.

- Я же не просто так выбирал место для службы, Рин. Мне нужен был доступ в королевские архивы, а туда кого попало не пускают. Это позволило раскопать кое-что любопытное о замке. К сожалению, даже тебе я не могу рассказать некоторые вещи – государственная тайна, и я связан обязательствами её хранить. Могу только поведать, что по имеющейся у меня информации, если попытаться вскрыть окно башни или силой взломать дверь – то, что хранится внутри, будет уничтожено. Там какое-то заковыристое охранное заклинание. Можно войти, только если абсолютно точно знаешь, как. Иначе почему, ты думаешь, за столько поколений никто из владельцев не проник в башню и не узнал секрет?

Слушаю так внимательно, что, кажется, забываю дышать. Не могу отвести взгляда от башни, оплетённой шипастыми плетями синих роз – она так близко и так манит меня прикоснуться к чуду… Всё ещё запретному чуду, как выясняется.

- Там же какое-то оружие хранится, да? Я правильно запомнила? Оружие эллери.

Рон усмехается и поворачивает ко мне голову. Как же мне нравится выражение спокойствия и умиротворение на его лице!

- Хорошо, что моя любопытная Черепашка умудрилась столько всего ценного наподслушивать ещё в детстве. Теперь мне не нужно выдавать эту страшную государственную тайну. Моя совесть практически чиста.

Я фыркаю:

- Да у тебя, небось, и кроме этого секретов осталось выше крыши!

- Возможно, - широкая загадочная улыбка заставляет меня мучительно терзаться вопросами о том, что же там за секреты такие он вычитал в этих своих архивах. Но я мужественно молчу. Я же понимаю, что это работа. Надо, так надо…

- Жуть! Обиженная Черепашка – это зрелище не для моих нервов. Давай уже поскорее доставай, что там нам миссис Торнвуд собрала. Думаю, это тебя утешит.

Два раза меня упрашивать не пришлось. Я же вчера весь день просидела в комнате на паре яблок, а на балу мне уж точно не до еды было. Да и за предыдущий день разве что салат пощипала, и то чуть не подавилась от дружелюбных взглядов соседей по столику. Если вдуматься, последний раз я нормально ела ещё в Локвуде.

Первый сэндвич с ветчиной закончился подозрительно быстро. Я бросила голодный взгляд на корзинку… но притормозила.

- Эй, а ты почему не ешь?

И правда – Рон всё это время как валялся себе на пледе, так и валяется, подложив руки под голову.

- Я не голоден. Я же ещё не ложился с ночи, как ты могла бы догадаться. Так что пришлось перекусить на рассвете, чтобы заморить червячка.

- Погоди… то есть «мы идем завтракать» означало, на самом деле, «мы идем кормить на свежем воздухе одну прожорливую Черепашку»?

- Заметь, не я это сказал!

Если он ожидал уговоров или извинений, то не дождётся. Я ногой придвинула себе поближе корзинку и вытащила из неё следующий сэндвич. Основательно вгрызлась в него и прикрыла глаза от удовольствия.

Рон следил за мной исподтишка, и я поняла, что он с трудом давит смех. В конце, концов, когда дело у меня дошло до пирожка, даже отвернулся – но я видела, как вздрагивают его плечи.

- Да что такое-то?!

Он снова повернул голову ко мне и уже не скрываясь широко улыбнулся.

- Никогда бы не подумал, что путь к сердцу девушки лежит через желудок. Но это определённо твой случай, Черепашка!

Я даже пирожок отложила.

- Это про мужчин так говорят, вообще-то…

- Так и я о чём!

Нет, он всё-таки невыносим. Язва и насмешник, полностью согласна с кузиной Клэр!

Злость я решила выместить на недогрызенном пирожке. Не Рона же кусать, в самом-то деле.

- Но ты не думай, что хорошо устроилась. Будешь отрабатывать!

- Как?.. – чуть не поперхнулась я.

- Я сейчас буду засыпать, потому что по твоей милости всю ночь глаз не сомкнул и работал плюшевым мишкой. А ты мне пока бубни что-нибудь над ухом, чтобы лучше спалось. В смысле, рассказывай.

- Что рассказывать?..

- Что хочешь. Расскажи, например, чем ты там занималась семь лет в своих болотах, пока я прозябал на балах и тому подобных занудных мероприятиях.Я вздохнула. На меня напало озорное настроение. Ну раз так… сам напросился! И начала добросовестно пересказывать содержание прочитанных учебников. От этого он уж точно заснёт! В конце концов, метод проверенный – все кавалеры, которым я принималась рассказывать о результатах своих бдений над книгами, принимались обычно зевать, а через какое-то, весьма непродолжительное, время от меня сбегали.

Вот только в этот раз эффект, к моему удивлению, оказался прямо противоположным.

С Рона вдруг сон как рукой сняло. Он приподнялся на локте и начал меня внимательно слушать, вглядываясь острым и зорким взглядом. А потом… принялся задавать вопросы. Совсем как учитель на экзамене.

Сначала я тушевалась и немного путалась, но постепенно всё больше и больше воодушевлялась. Математика, литература, астрономия, география, биология… вопросы сыпались вразнобой и становились всё сложнее.

В конце концов Рон прекратил допрос и замолчал. Я ощущала себя как выжатый лимон, тяжело дыша, и чувствуя першение в уставшем горле. Потянулась за водой, бутылка которой призывно торчала из корзинки.

Но чего он молчит-то? Неужели я что-то напутала…

Рон снова вытянулся на пледе, только не закрывал глаз, а задумчиво следил за полетом облаков над нашими головами.

- Черепашка… я говорил, что тобой горжусь?

Я ничего не ответила ему, только прижала ладони к вспыхнувшим щекам и покачала головой.

- И знаешь, что я думаю?

- Понятия не имею…

- Я думаю, что тебе нужно учиться.

Я фыркнула и нырнула в корзинку за грушей, аппетитно посверкивавшей жёлто-розовым боком.

- Фкашешь тоше… фде я и фде эти ваши снобские фколы…

Он ничего не ответил мне и, кажется, теперь и правда погрузился в сон.

Иногда для полного и безоговорочного счастья не хватает одной-единственной груши.

И одного-единственного человека рядом.

Я немного полюбовалась украдкой на спящего Рона, а потом поудобнее опёрлась спиной о трубу, сцепила руки на коленях и позволила себе тоже закрыть глаза и посидеть немного так, в блаженной тишине, прислушиваясь к ощущениям тёплого ветра, овевающего лицо.

Рон караулил меня всю ночь – теперь моя очередь. Просто посижу немного рядом, пока он спит, и подумаю о чём-нибудь приятном… И я совершенно не собираюсь… спать…

(6.9)

Когда я проснулась, солнце давным-давно уже миновало зенит и склонялось к горизонту, щедро рассыпая закатное золото на тёплый серый камень.

Мы же проспали всё на свете! В замке нас, наверное, уже потеряли!

Ругая себя почём свет, я бросилась будить Рона. Покараулила, называется, сонная тетеря!

Присела рядом с ним на коленях и задумалась. И как же я буду это делать? Что за дурацкая, совершенно неприличная ситуация…

Тень от трубы укрыла нас и словно отрезала от всего остального, залитого солнцем мира. И в этом уютном полумраке – мой личный полюс притяжения. Может быть, на меня так повлиял пересказ учебника по географии, но в этот момент я совершенно точно казалась себе стрелкой сошедшего с ума компаса, у которого есть только его Север, а весь мир вокруг пусть катится в тартарары со всеми своими сторонами света.

Осторожно, так, словно совершаю преступление, касаюсь его правого плеча. Ощущение шершавой белой ткани на кончиках пальцев… Хотела потрясти его, но почему-то сейчас кажется кощунственным так поступить, и я просто веду по этой сильной и неожиданно твёрдой линии, мучаясь в сомнениях, что же делать дальше.

Не могу выдавить из себя ни единого громкого слова.

И как прикажете будить кого-то в таком состоянии?..

Прежде, чем понимаю, что делаю, пальцы сами тянутся к его лицу – им мало было рубашки, им до боли сильно хочется узнать теперь, каковы на ощупь те колючки на его щеке.

Внутри меня будто кто-то разбил банку с клубничным вареньем. Я полна хрупких острых осколков – каждое движение мучительно, одинаковая мука и оставаться на месте, и двигаться дальше. А по венам растекается тягучее и тёплое чувство. И ещё оно сладкое. Нестерпимо сладкое.

Нет. Если позволю себе коснуться его кожи – просто взорвусь облаком мыльных пузырей. Или сделаю глупость посерьезнее.

Поэтому убираю руку – чтобы отодвинуться самой, силы воли уже не хватает, всю израсходовала. Возле каминной трубы ветром нанесло немного земли, там проросла трава. Срываю одну травинку и делаю последнее, на что еще хватает воображения моему плавящемуся мозгу – щекочу Рона возле уха.

Он хмурится, но не открывает глаз.

Вот же невыносимый упрямец, даже во сне!

Веду травинкой ниже… с тем же эффектом.

Но когда зелёное орудие пыток меня самой, дрогнув в моих пугливых пальцах, касается плотно сомкнутых губ… Случается странное.

Рон вдруг совершает молниеносное движение вперёд и прихватывает травинку зубами. От этого хищного броска волна трепета прокатывается у меня по позвоночнику и сердце пропускает удар. Он впивается в мои плечи пальцами и тянет на себя – и лишь в последнем движении, упершись ладонями, я избегаю того, чтобы просто упасть ему на грудь. Блеск чёрных глаз под полуприкрытыми веками совсем близко…

- А я вообще-то давно уже не сплю. Мне просто интересно стало, как ты собираешься меня будить.

Меня захлёстывает самая настоящая паника – как у вора, застигнутого на месте преступления. И как долго, интересно, он уже не спит?!

Рон же рассматривает меня несколько мгновений пристальным, тёмным как ночь взглядом, и мы замираем посередине этого странного порыва, этого мучительного движения – то ли друг к другу, то ли прочь.

Я слышу только шум своего дыхания. В голове ни одной-единственной мысли.

…А потом он с затяжным вздохом меня отстраняет и отодвигает подальше. Рывком садится и опирается локтем о колено, продолжая изучающе смотреть на меня, перепугано сжавшуюся в комок. Напряжение в его взгляде сменяется ласковым теплом, а в уголках губ рождается улыбка. Качает головой сокрушённо:

- Сколько паники в глазах! Черепашка, ты режешь меня по живому.

Потом снова тянется ко мне, осторожно касается щеки кончиками пальцев.

- Я скорее отрублю себе руку, чем допущу, чтобы ты меня боялась. Поняла?

Молча киваю, не зная, куда девать взгляд.

И пытаюсь понять, прислушиваясь к бешеной круговерти эмоций внутри – я рада тому, что он понял меня совсем, совсем неправильно? Или… разочарована?

Рон меж тем пружинисто встает и начинает деловито складывать оставшиеся с пикника продукты. Деликатно не смотрит на меня и ничего больше не говорит, давая время собраться с мыслями. И тогда я, наконец, отмираю и начинаю ему так же молча помогать.

Мы быстро собираемся и в напряженном молчании уходим в замок той же дорогой. Рон идёт рядом, но чуть позади на полшага. И он больше не держит меня за руку. А мне от этого неожиданно хочется плакать. Неужели я всё испортила?

На выходе из последнего коридора он притормаживает и осторожно выглядывает сквозь приоткрытую дверь – проверяет, что в холле никого нет. А потом бросает заговорщическим тоном через плечо:

- Ты только не признавайся никому, Черепашка, что наследник Замка ледяной розы вынужден лезть на крышу собственного имения только для того, чтобы скрыться от досужих сплетников и сходить на свидание с красивой девушкой. Вредно скажется на моей репутации.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍И от этой мимолётной шутки меня неожиданно отпускает. Я смеюсь и прижимаю палец к губам.

- Торжественно клянусь хранить наш секрет! Ну разве что когда-нибудь начну тебя этим шантажировать…

Я очень быстро поперхнулась своим смехом, когда Рон вдруг обернулся и вжал правую ладонь в стену у моей головы, левой привлекая к себе за талию. Ни дюйма расстояния меж нами в пыльном густом сумраке. Вкрадчивый шёпот мне на ухо:

- Только попробуй, Черепашка, и ты узнаешь, как я поступаю с шантажистами… И не забудь, что через пару часов начинается очередной бал. Кстати, мне больше понравилось белое.

И не давая возможности придумать достойный ответ, так же резко отстраняет от себя и выталкивает прочь в коридор. Захлопывается дверь за моей спиной.

На совершенно ватных ногах я добираюсь до своей комнаты. Одна. У нас же конспирация, чтоб её…

Так… Уф-ф-ф… Эм-м-м-м... Да.

Где там моё белое платье?

(6.10)

Когда выхожу снова в коридор в девятом часу вечера, едва переводя дыхание от волнения, вижу там оживлённую суету. Графиня всё-таки сдержала обещание и приказала заселить пустующие на этаже комнаты. Теперь здесь полно народу – хлопают двери, бегают туда-сюда горничные, барышни раздают последние указания…

Предвкушение праздника зажигает огонь в моей крови.

Как странно. Вот вроде бы я одета и причесана как обычно… но, видимо, что-то изменилось во мне самой за прошедшие сутки, потому что, вступая в ослепляющий огнями бальный зал, я то и дело ловлю на себе заинтересованные взгляды. Все-таки, танцы были бы не танцами, если б графиня Винтерстоун пригласила одних старичков и почтенных матрон, так что на балу немало молодых людей. И мне уже пришлось пару раз уворачиваться от явных попыток движения в мою сторону.

Мне же позарез надо найти в толпе одного-единственного человека… Которого как на зло всё нет и нет. Да что же такое – уснул он там снова, что ли?

Задумчиво выуживаю из вазы с фруктами невероятно соблазнительное красное яблоко, подпеваю вполголоса звукам пианино и флейты… Напряжённое ожидание не даёт устоять на месте, оно концентрируется где-то возле лопаток – так, словно даже спиной пытаюсь уловить знакомый взгляд – и я снова пускаюсь в медленный круг вдоль стены.

Бархатные портьеры и зеркала, изысканная мебель и веера, ароматы роз и духов, учтивые беседы вполголоса и кокетливый смех… Сегодня я жадно ловлю всё это. Сегодня я тоже хочу быть частью этого бала.

Всё-таки замечаю среди гостей знакомое лицо, и направляюсь туда, где на крохотном диванчике у стены восседает пожилая дама в сером. Не скрывая, как рада её видеть, приседаю в учтивом поклоне, и она, отвечая мягкой улыбкой, похлопывает ладонью по свободному месту рядом с собой. Смотрит на меня так, будто знает обо мне что-то, чего не знаю я, с затаённой добродушной усмешкой.

- Спасибо вам огромное за советы! – выпаливаю прежде, чем окончательно стушуюсь и растеряю свою решимость.

Во взгляде старушки – лукавые огоньки.

- Я сразу поняла по глазам, что кроме хорошенького личика у тебя есть ещё и мозги. А кстати, милочка, ты не слыхала ли свежих сплетен?

- Это каких ещё?.. – выдавливаю из себя, а сама холодею. В голове мечутся разные варианты, и ни один мне не нравится. Потому что в них фигурируют ночные визиты наследника замка к незамужней девице или что-то вроде «они спали вместе средь бела дня на крыше замка». И попробуй потом докажи, что «спали вместе» - это действительно всего лишь спали.

Старушка, посмеиваясь над моим смятением, меж тем продолжает:

- Весь замок сегодня гудит. Обсуждают таинственное исчезновение младшего Винтерстоуна.

- Надо же… Нет, сплетни до меня не доходили. А почему вдруг «таинственное»? – я попыталась сделать невозмутимое лицо. Получилось так себе.

- Возможно потому, что, поговаривают, кто-то видел, как он с крайне удручённым видом хромал к своей карете сегодня поутру, имея на физиономии неудачно запудренный синяк совершенно неприличных размеров.

Она сказала это с непередаваемым удовольствием в голосе. Я же растерялась и не нашлась с ответом.

Старушка меж тем сложила веер, аккуратно расправила складки платья и встала. Потом чуть склонилась ко мне, потрепала по плечу и проговорила с улыбкой:

- Удачи, милая! И на сегодняшнем балу в том числе. А я, пожалуй, пойду. Не стану занимать чужое место.

И снова ушла прежде, чем я успела с ней хотя бы познакомиться.

Огорчённая, я вспомнила о яблоке, которое по-прежнему держала в руке. Вот что меня точно утешит! Тем более кое-кто, похоже, решил и бал тоже сегодня проспать.

Но я едва успела сделать один укус, зажмурившись от наслаждения… как яблоко вырвали у меня из рук.

На освободившееся место рядом со мной плюхнулся Рон. С аппетитом вгрызся в яблоко. Моё яблоко, между прочим! А я ведь так его хотела…

Вот только с появлением этого бесцеремонного нахала со мной вновь начала твориться какая-то чертовщина. Потому что я как заколдованная смотрела на то, как его губы касаются алого бока – там, где только что касались мои.

Рон перехватил мой взгляд и состроил невинный вид:

- Прости. Не смог удержаться. Ты слишком увлеченно его ела. Хочешь?

И протянул мне оставшуюся половину.

Я вспыхнула и отвернулась.

- Нет уж, сам теперь доедай! Я не голодна.

- Я вижу. У тебя был очень говорящий взгляд.

Тут я поняла, что вообще-то он сел возмутительно близко – практически бедро к бедру и плечо к плечу. Так, что я уже ощущала тепло его тела. Каких-нибудь пару дюймов до прикосновения.

И по-хорошему, разумеется мне следовало отодвинуться. Но сил почему-то не нашлось.

- А я, вообще-то, хотел просить о помощи. Рин, спрячь меня, а?

- Эм-м-м… Прости, что?

Нет, всё-таки хорошо, что он забрал у меня то яблоко. Иначе я бы поперхнулась.

- Слушай, Черепашка, я теряюсь в догадках – быть может, в Замке поселился очередной Глазастик? Иначе с чего бы вокруг меня стали происходить сплошные несчастные случаи.

- Какие ещё?..

Я собираюсь было удариться в панику, но меня вовремя останавливают чёртики в его глазах.

- Ну смотри… - он принялся загибать пальцы. - За последний час две девицы подвернули лодыжку в паре футов от меня. Одна упала в обморок почти мне в руки… правда, очень громко возмущалась, когда я не стал её ловить, а посторонился, чтоб ей было сподручнее падать… Ещё одна вообще попыталась вломиться ко мне в комнату в неглиже. Сказала, ошиблась дверью.

- Это которая? – я аж вздрогнула от возмущения и против воли стала осматривать бальный зал. Должно быть, вид у меня был при этом слегка кровожадный, потому что Рон расхохотался.

- Не переживай, я сказал ей, что предпочитаю черепаховый суп, а не бульон на костях тощих куриц.

Тут направление моего гнева неожиданно сменилось.

- Ты… самый…

Рон примирительно поднял руки ладонями вверх.

- Всё, всё, сдаюсь! Признаю, я ужасный болтун и бесцеремонный нахал. Или чем ты там хотела меня припечатать?

Ну вот как на него можно долго сердиться? Я и не смогла.

Какое-то время мы просто сидели рядом молча. Я усиленно смотрела в сторону, давя улыбку. А потом начались танцы и моим вниманием завладела музыка. Первые такты чарующей мелодии поплыли над залом. Скрипка…

Я бросила косой взгляд на Рона.

Но, кажется, не только я в совершенстве овладела искусством чтения взглядов.

- И не подумаю! Ты наказана. Сиди и размышляй теперь над своим поведением. И предлагай варианты, как будешь вымаливать мое великодушное прощение.

Я надулась и отвернулась. «Бесцеремонный нахал» - это очень мягко сказано!

Первые две пары уже вышли в круг.

И тут прямо напротив меня остановился светловолосый молодой человек в зелёном – один из тех, кто встречал любопытным взглядом моё появление на балу.

- Юная леди, не окажете ли мне честь…

- Не окажет! – Рон рявкнул таким тоном, что даже я подпрыгнула. – Юная леди не спала всю ночь, и у неё ужасно болит голова.

Мой незадачливый ухажёр посмотрел на нас квадратными глазами и поспешно удалился, пробормотав какие-то извинения.

А меня вдруг прошиб неконтролируемый смех, и я принялась утирать слёзы, выступившие на кончиках ресниц.

- Эй, там, в панцире – ты вообще нормально себя чувствуешь? – буркнул Рон, насупившись и скрестив руки на груди.

- Я… ой… погоди… да, великолепно! Просто… плакала теперь моя бедная репутация! Ни один фермер от Локвуда до самых Верхних Жуков не возьмет меня теперь в жёны! И что… что я скажу моей бедной маменьке?... Это разобьёт ей сердце!

Вот только отчего-то вместо тревоги меня захлёстывало безудержное веселье. Да, мы нарушали все и всяческие правила приличия. Но оказалось, что делать это вместе – намного веселее, чем одной.

Танец меж тем закончился и начался следующий.

Ох нет, ещё один бедолага намеревается пригласить меня!

Рон выглядел, как вулкан, который собирается вот-вот взорваться. Я положила руку ему на рукав и остановила.

- Погоди, я сама! Кхм-кхм… Простите, молодой человек… к сожалению, не знаю вашего имени… Но вынуждена заранее предупредить. Я никак не смогу ответить согласием на ваше приглашение, которое, не сомневаюсь, будет в высшей степени учтивым! Хотя признаться, безумно хочу сегодня танцевать. …Понимаете - дело в том, что у меня ужасно болит рука!

Для убедительности поднимаю вверх правую руку и трясу кистью.

- Мне её вчера прищемили... эм-м-м-м… дверью! Так сильно сжало, как в тисках просто – что, честно говоря, я даже немного опасаюсь за сохранность кости!

Рон бросает на меня дико раздражённый взгляд, как будто не он так крепко держал меня за руку этой ночью. Вдохновлённая реакцией, я продолжаю:

- Но возможно, если меня сегодня так никто и не пригласит танцевать, к концу вечера моя рука достаточно заживёт, чтобы…

- Проваливай уже! – рычит Рон так, что мой несостоявшийся кавалер роняет перчатки от неожиданности. - Тебе же человеческим языком было сказано – дама не может танцевать! У нее болит рука.

Молодой человек в мгновение ока ретируется, и следующий испепеляющий взгляд достаётся уже мне.

- И скоро заболит много чего ещё, если она не посидит, наконец, спокойно!

Он сверлит меня угрожающим взглядом, а я, как дура, почему-то чувствую себя абсолютно счастливой. Хотя и осталась без танцев, без яблока и с отдавленной рукой.

И тут вдруг на сияющее солнце моего счастья падает тень грозовой тучи.

- Рон… Рон, там твоя мама! И кажется, она идёт в нашу сторону…

(6.11)

С замиранием сердца я слежу за тем, как надменное и возмущённое лицо леди Винтерстоун, похожее на пугающую маску, плывёт сквозь толпу гостей. Приближается ко мне, будто ночной кошмар, в котором я снова одна и никому не нужна.

- Рин…

Он хочет сказать мне что-то, но я не могу отвести взгляда от графини, как кролик перед удавом. Сколько презрения в том, как она кривит губы и морщит нос! Неужели я заслужила это…

- Рин! Посмотри на меня.

Мягкое прикосновение к ладони заставляет вздрогнуть и разрывает оцепенение.

Взгляд чёрных глаз, пристальный и ставший вдруг совершенно серьёзным, тянет меня к себе, спасает от подступающей паники.

Рон берёт меня за руку – бережно и невозмутимо.

- Я давно хотел прояснить одно маленькое недоразумение.

- Какое?.. – шепчу я на выдохе, позволяя себе немного отпустить напряжение и страх.

А он подносит мою руку к губам и целует холодные пальцы.

- Там, на конюшне, ты сказала одну глупость. Так вот - мне нравятся твои руки. Они совершенны. Каждая… маленькая… деталь…

И ещё один мимолётный поцелуй – в ладонь. И ещё – туда, где под тонкой кожей часто-часто бьётся пульс.

Мир вокруг замирает. Музыка – медленнее и медленнее, пока не наступает абсолютная тишина. Или это звон в моих ушах. Танцующие пары, кажется, застыли, взлетев на мгновение над каменным полом, а после и вовсе исчезли.

Нет больше никого.

Только мы.

Дюймы между нами Рон умножил на ноль.

Незаметно – так, что об этом сумасшествии буду знать только я одна, он приоткрывает губы и касается языком тыльной стороны моего запястья.

А потом слегка прихватывает зубами косточку возле ладони.

Моя кожа теперь будет пахнуть яблоком.

Когда стрелки часов возобновляют ход, а Рон отрывает губы от моей руки с напряжённым выдохом – я твёрдо знаю одно. Я никогда больше не буду прежней.

- Кажется, она ушла.

Его голос хриплый, а в глазах притаился смех.

- К-кто?...

- Моя мать.

- К-куда?..

- Откуда мне знать, куда.

Он чуть наклоняет голову вбок и с любопытством рассматривает моё лицо. Кажется, ему нравится то, что он видит, потому что улыбка у этого несносного человека становится как у кота, объевшегося сметаны.

- А я… я не заметила.

Рон сжимает мою ладонь крепче.

- Вот именно. Теперь ты понимаешь, что я пытаюсь тебе объяснить?

И под его смеющимся взглядом я снова возвращаю себе способность дышать.

Да. Теперь я, кажется, понимаю.

Не важно, кто вокруг и какими глазами смотрит на нас. Если мы смотрим друг на друга – остальное не имеет значения.

Я улыбаюсь в ответ и опускаю лицо, смутившись.

Моя ладонь так и остаётся в его руке.

- Впрочем, если тебе интересно, могу сообщить, что, судя по виду моей маменьки, она направилась прямиком в свои покои. За нашатырём. И в этой ситуации мне больше всех жалко её собачку – бедняжку сдавили так, что она могла только слабо тявкнуть.

- Это несправедливо, что ты, оказывается, находил время глазеть по сторонам, в то время как я… - прикусываю язык, но поздно.

Рон смеётся.

- Значит, мой дар убеждения на тебя отлично действует! Это хорошо.

- Мог бы и словами объяснить, я не такая уж тупица… - ворчу, чтобы спрятать смущение.

Он подмигивает в ответ.

- Что поделать – до вас, женщин, почему-то словами дольше доходит. До матушки моей, кстати, тоже только сейчас дошло. Надеюсь. А если нет… Что ж, придётся провести ей демонстрацию поубедительнее – что скажешь?

Я вспыхиваю и пытаюсь забрать у него ладонь, но тщетно.

- А теперь… Эх, так и быть, Черепашка! Раз уж твоя рука и так в моей руке, то почему бы нам и в самом деле…

Высокие тяжёлые двери распахиваются и человек в стальном доспехе с гербом Винтерстоунов на груди чеканным шагом входит в бальный зал. Он неуместен здесь, как пятно на белом платье. Не задерживаясь, подходит к нам и останавливается напротив Рона, отдавая ему честь.

Рон оставляет мою руку – осторожно и мягко кладёт её мне на колени, а я во все глаза смотрю, поражаясь мгновенной перемене в его лице. Оно сосредоточенное, собранное, настороженное. Это совершенно другой человек – и острый блеск в его глазах под нахмуренными бровями напоминает мне, что у него есть другая жизнь, о которой я по-прежнему почти ничего не знаю. Что выражение тепла и нежности на его лице, которое так согревает меня и от которого так светло на душе – по-прежнему только мне одной. А сейчас граф Винтерстоун, наследник Замка ледяной розы, снова должен вернуться туда – за пределы нашего маленького обережного круга.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍Он встаёт, и стражник говорит ему что-то вполголоса. Рон коротко кивает.

- Рин, прости. Я должен встретить гонца из столицы.

Я понимающе улыбаюсь. Слов не находится – все провалились в дыру у меня в груди.

Не тратя больше времени, Рон уходит вслед за стражником, и я остаюсь одна.

(6.12)

И я больше не вижу бала вокруг. Звуки мертвы, а краски тусклы.

Выдерживаю ровно несколько минут и иду за ним, хотя это возможно глупо и быть может, он на меня рассердится.

Осторожно как мышка спускаюсь по парадной лестнице. Здесь прохладно и тихо. И кажется, Замок замирает в тревожном ожидании вместе со мной.

Выхожу на крыльцо и вижу Рона чуть в отдалении. Он беседует вполголоса с невысоким человеком в чёрном, что держит под уздцы вороного коня. В вечернем сумраке мне не видно лица. Я не решаюсь приблизиться, но развернуться и уйти обратно тоже просто не могу. Остаётся торчать бледной тенью на пороге, вцепившись в тонкую ткань бального платья. Кажется, пошить целых два было большой ошибкой – ни в одном из них мне так и не выпадет потанцевать.

Рон берёт из рук гонца белый конверт без надписей и кладет себе в карман. Мужчина в чёрном взлетает в седло и растворяется в фиолетовых тенях старого парка.

Мой друг разворачивается и медленно идёт ко мне.

Я понимаю всё по глазам.

Делаю шаг назад.

- Ты уезжаешь?

Он хмурится и не отрывает от моего лица напряжённого взгляда.

- Да.

- Надолго?

- Я не знаю точно. Надеюсь, не больше чем на три-четыре дня. Но не хочу давать обещаний, которые могу не сдержать.

Делаю вдох… другой… открываю глаза и улыбаюсь самой нежной улыбкой, которую только могу подарить в таком состоянии. Я вижу, как ему тяжело. Вижу, как трудно ему сейчас уехать – еще труднее, чем мне остаться. И не хочу становиться камнем, тянущим его назад. Я хочу быть его крыльями.

- Тогда возвращайся скорее! Я тебя буду ждать. Очень.

Разворачиваюсь и хочу сбежать обратно в Замок – раньше, чем на мою улыбку прольются жгучие слёзы.

Не успеваю – меня ловят за руку и тянут обратно.

Рон разворачивает меня, хватает одной рукой за талию и поднимает – высоко-высоко, так, что мои ноги уже не чувствуют земли под собой. А второй осторожно берёт моё лицо за подбородок.

- Ты куда это собралась? Я не дал тебе последние наставления.

- Это какие ещё? – закусываю губы, чтобы не дрожали.

Он осторожно стирает пальцами слёзы с моих ресниц.

- Ну, во-первых, чтоб не вздумала мне больше бродить по тёмным закоулкам со всякими подозрительными личностями с непонятными намерениями.

- А с тобой бродить можно? – отвечаю совсем невпопад. Просто так захотелось.

- Со мной можно. Я – не подозрительная личность. – Улыбается одними губами. Глаза убийственно серьёзны. – И мои намерения предельно ясны.

Вздыхаю и протягиваю руку к его лицу.

Они колкие и щекотные, до сладкой-сладкой дрожи где-то в животе – эти колючки на его щеке. И кажется, кончики моих пальцев только что сказали мне по секрету, что это самое приятное, чего они касались в своей жизни.

- Да, и ещё одно, Рин… насчёт танцев…

Близко. Так близко, что я чувствую запах его кожи на своих губах.

- Я поняла… все оставшиеся вечера, пока ты не приедешь, у меня будет жутко болеть голова…

Его рука в моих волосах. Пальцы бережно обхватывают затылок, тянут, подсказывают, как открыться ему навстречу.

А потом ненароком дотрагиваются до заколки – той самой, что подарил мне Замок ледяной розы.

И тогда за мгновение до последнего, самого нежного прикосновения, которое мне сейчас нужнее воздуха, на меня вдруг опускается темнота и тело сотрясает беззвучный гром.

Перед закрытыми глазами проносится видение.

…чёрные клубы дыма уносит прочь ветер с привкусом тлена.

Догорают розы у подножия Башни.

Я спускаюсь с крепостных стен и выхожу через распахнутые настежь ворота.

Чёрные изломанные тела убитых зверей медленно истаивают, рассыпаются ворохом синих искр. Растерзанные тела людей остаются лежать в окровавленной траве.

Он идёт мне навстречу – неумолимо, как предопределение. Высокая фигура в стальном доспехе, лицо скрывает забрало шлема. Но я знаю, что он смотрит только на меня. Он всегда смотрел только на меня, в каждом из тысячи снов, что приходили в мои одинокие ночи задолго до того, как случилась эта встреча – на острие умирающей Эпохи.

Кровь на его мече. Как мог он сотворить то, что сотворил? Ужас растекается у меня внутри. Снова и снова встает в перед глазами то, что увидела только что с крепостных стен Замка ледяной розы. У меня нет названия такому преступлению. Это хуже, чем убийство защитников Замка. После такого человек не может остаться прежним. Мне не терпится увидеть, наконец, его лицо. Быть может, тогда я пойму.

За десять шагов до меня он стаскивает шлем и отбрасывает его.

Черные волосы, мокрые от пота, прилипли к вискам. Шрам над правой бровью, тёмной как ночь. Потрясение в синих как небо глазах.

Так вот ты какой, Роланд Винтерстоун…

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍…я выныриваю из видения, как из глубокого омута. Кажется, это длилось лишь долю мгновения, но я едва не задохнулась, утонув в нём.

Тьма нехотя отступает, а я судорожно дёргаюсь в обнимающих меня руках и отворачиваюсь от Рона прежде, чем его губы касаются моих. Меня сотрясает паника. Я до сих пор чувствую отголоски смертельного ужаса, они разрывают меня изнутри.

Потому что лицо человека из этого видения знакомо мне до боли.

Рон тяжело вздыхает и утыкается носом в волосы у меня за ухом. Шепчет глухо:

- Глупышка, неужели до сих пор меня боишься?.. Когда вернусь, придумаю что-нибудь, чтобы это исправить.

Я почти не разбираю слов. Просто упираюсь ладонями ему в грудь в безотчётной попытке оттолкнуть. Но он не пускает, прижимает крепче, и мы замираем так.

- Подожди, не убегай от меня снова… Рин, дай мне ещё минуту… я хочу запомнить твой запах.

Кажется, за нашими спинами открываются тяжёлые двери. Кто-то сдавленно ойкает и прячется обратно.

Мгновение за мгновением утекает в темноту, и тиски видения постепенно разжимаются. Я снова могу видеть и чувствовать. Вспоминаю, кто я, и чьи руки обнимают меня сейчас. Изо всех сил прижимаюсь к Рону, вцепившись в рубашку на его груди. Заталкиваю отголоски морока подальше вглубь себя. Сейчас для меня нет ничего важнее человека, в руках которого бьётся моё сердце.

Я хочу пустить в него когти, как делает кошка, сидя на коленях у хозяина.

Я хочу прорасти в него корнями, как трава в землю.

Я хочу так многого – но не смею попросить.

И когда он, наконец, уходит, а я остаюсь стоять на крыльце, в моих ушах звучит голос, повторяя слова, каждое из которых высечено в моей памяти, как в камне:

«…Потому что есть мужчины, любить которых – большая радость, но столь же большой труд. Ученые, первооткрыватели, воины… их всегда будут звать долг и честь, им всегда будет мало горизонта, а в тёплый мир твоих рук они возвращаются, как в драгоценнейшую гавань, но никогда он не заменит им всей Вселенной. И уж тем более ты не можешь ожидать от такого человека терпения и понимания больше, чем он в состоянии тебе дать. Подумай над этим – и не проси слишком многого. Потому что, когда ты перестанешь просить, он сам подарит тебе свою Вселенную».

Я не буду ничего просить.

Мне не нужна от него Вселенная.

Мне нужен только он.

Потому что я люблю его.

Рон не возвращается ни через три дня, ни через четыре.

На пятые сутки из Локвуда приходят новости, узнав которые мы с отцом спешно собираемся и уезжаем домой, мучительно гадая, что застанем по прибытии.

После Шестой зимы в Замке ледяной розы (6/7 - 1)

Я никогда не ценила это место так, как сейчас. Когда потеряла. Все мои мысли вечно были заняты Замком ледяной розы, который манил, очаровывал, переворачивал душу – а то, что было у меня под носом, казалось слишком скучным и обыденным. И вот сейчас я поплатилась за своё легкомыслие.

Потому что раньше, чтобы ни случилось, что бы не приносила мне очередная зима в Замке, мне всегда было, куда возвращаться. Словно привычная уютная нора, в которой хотя и гуляют сквозняки, но это единственное по-настоящему твоё место на всём белом свете, из которого тебя не выгонят по чьей-нибудь прихоти и в котором тебя всегда ждут.

Отныне мне возвращаться некуда.

- Кэти, мы непременно справимся и с этим! – отец кладёт мне руку на плечо. В голосе усталость, которую он напрасно пытается скрыть от меня. И стыд оттого, что снова не оправдал моих ожиданий, как он думает.

- Пап, это ничего! Правда! Главное, что все живы… - поворачиваюсь и крепко обнимаю его, ободряюще улыбаюсь, хотя на душе кошки скребут. И я действительно не понимаю, как мы можем с этим справиться.

Потому что Локвуда больше нет. Он за одну ночь погиб в страшном пожаре.

Мы с отцом стоим на небольшом пригорке и всматриваемся в то, что осталось от нашего дома. Его обгорелый скелет, окружённый рассыпающимися остовами деревьев, смотрит на меня пустыми глазницами с немым укором – и я не могу избавиться от мысли, что всё это случилось только потому, что я уехала. Ведь если бы я была здесь, то непременно присмотрела бы за старой Джонси, когда та уснула в кресле у камина и проглядела уголья, что упали на ковёр. Чувство вины грызёт невыносимо – словно я предала этот старый дом, вновь пустившись вдогонку за призрачной мечтой, стоило Замку ледяной розы поманить своим волшебством.

Это действительно огромное счастье, что никто не пострадал, что крестьяне, ехавшие из лесу с телегой хвороста, заметили дым и свернули с дороги проверить, всё ли в порядке у их бедовых господ. Оказалось, Джонси спросонья так перепугалась, что пыталась в одиночку погасить пламя, и даже не подумала позвать на помощь. Она сильно наглоталась дыма и чуть было не угорела.

Пока из дома выводили её и маму, пока спасали наиболее ценное имущество, огонь успел основательно вцепиться в старые, изъеденные жуком доски полов, оконные рамы и занавески. Никто не захотел рисковать жизнью и оставаться тушить дом, что и до того рассыпался прямо на глазах. Трудно было винить людей за это. Я была благодарна уже за то, что нас не оставили в беде, и даже вынесли книги прежде, чем до моей комнаты добрался огонь.

- Пап, поехали уже к маме! Она теперь, кажется, боится нас надолго отпускать.

- Ты вообще зря поехала. Тебе следовало остаться с ней и не смотреть на весь этот кошмар.

- Нет, я должна была увидеть это своими глазами, - качаю головой я.

Отворачиваюсь от пепелища, как будто закрываю ещё одну страницу своей жизни.

Мы с отцом садимся в наш старенький экипаж и приказываем кучеру возвращаться. Но даже спустя время запах гари всё также остаётся на моих губах.

Нас временно приютила мамина младшая сестра, тётя Харриет. Она уже пять лет как вдова, её дочкам, близнецам Энни и Роуз – двенадцать, и в белом доме с изящными тонкими колоннами полно места, поэтому нам с радостью выделили несколько комнат. Мне досталась в мезонине, и эта крохотная комнатушка с косым потолком, пахнущая пылью и старым кружевом – то, что надо, чтобы хоть немного прийти в себя.

Старый граф Винтерстоун, разумеется, предлагал нам оставаться в Замке столько, сколько потребуется, но отец, не колеблясь, отверг его любезное предложение. Посчитал, что хватит нам уже злоупотреблять их гостеприимством. А я ни слова не возразила. Мне будет слишком трудно объяснить, почему сердце так рвётся остаться и ждать. Да к тому же, я знала, что сейчас как никогда нужна родителям – а значит, запираем непослушные чувства на замок, и улыбаемся, как бы ни сжигала изнутри невыносимая тревога. Ведь Рон так и не вернулся, и у меня до сих пор не было о нём никаких известий.

Отец сказал, скорее всего нам придётся продать участок земли возле топей, чтобы на вырученные деньги поставить новый дом – старый вряд ли получится восстановить. Он молчит об этом, но я знаю, что та земля предназначалась мне в приданое, а значит, я останусь совсем бесприданницей. Для маменьки это стало настоящей трагедией, но я уже давно смирилась с тем, что если мне и суждено выйти когда-нибудь замуж, то супругу я смогу подарить только себя саму. Ну, может, старенький шкаф с книгами в придачу. Надеюсь, этого окажется достаточно.

Экипаж уже стучал колёсами по булыжникам центральной улицы Грейсфилда – небольшого городка в получасе езды от нашего сгоревшего имения, на окраине которого и находился дом тётушки, как я заметила странную суету. Горожане останавливались на улице группами по несколько человек, на лицах людей читалось смятение.

Отец тоже это увидел. Он приказал придержать коней и открыл дверцу.

- Почтенные, не скажете ли – по какому поводу в городе такое оживление? Случилось чего? Мы с дочерью уезжали и, возможно, не следили за местными новостями.

Какая-то женщина в чепце, держащая за руку ребёнка, повернулась в нашу сторону:

- Так если бы местные, милсдарь! А то такое, что и сказать страшно!

Ох нет, сколько же можно плохих вестей…

- Да не пугай ты господина, дурёха! – одёрнул её стоящий рядом коренастый бородатый мужчина. – Из столицы сообщили, Его Королевское Величество вчера наконец отошли в мир иной, светлая ему память…

Не слушая больше, как женщина продолжает приличествующие случаю причитания, отец приказал поскорее трогать.

Наступал ранний зимний вечер. Свечи роняли мягкий свет на пяльцы. Я сидела с вышиванием в углу гостиной и пыталась хоть как-то убить время. Папа читал в соседнем кресле, мама с тётей беседовали о чём-то вполголоса, близняшки в белых платьях смотрели в окно, опершись на подоконник, склонив друг к другу светлые головы с аккуратно завитыми кудрями и то и дело хихикая над своими девичьими секретами.

‍​‌‌​​Мои же мысли безостановочно вертелись всё вокруг одного и того же. Даже странно, как сильно я изменилась за каких-то три дня, проведённых в Замке ледяной розы, если вспомнить, с чем я туда ехала и какой вернулась обратно.

Что же случилось моим любимым?

Если король умер вчера, значит, он посылал за Роном, будучи при смерти. Теперь понятно, отчего была такая спешка.

Но ведь прошла уже неделя с момента, как мы расстались! Неужели он не может даже весточки о себе послать? Мы же сообщили его отцу свой новый адрес на всякий случай.

Временами мне казалось, что всё, что было в Замке, мне попросту приснилось. Я раз за разом прокручивала в голове воспоминания этих трёх дней, которые, казалось, вместили в себя целую жизнь, чтобы убедиться, что это и правда произошло со мной.

- Ма-ам, мам!

- Скорее иди сюда!

- Посмотри! Там… - звонкие голоса близнецов, перебивающих друг друга и задыхающихся от восторга, прервали мои невесёлые размышления.

- Девочки, вы так кричите, будто увидели призрака. Где же ваше воспитание? – оборвала их тётя, но всё же поднялась посмотреть, что их так взбудоражило.

- Мам, ты не поверишь! Там настоящий олень!! Только он… он светится!

Графиня застыла у окна, в такой же неудобной позе как подошла – чуть склонившись, чтобы посмотреть туда, куда указывала ей Энни.

Отец поднял голову и отложил книгу. Они с мамой переглянулись.

Я вскочила, и вышивка упала с моих колен на пол. Прижимая ладонь к губам, попыталась скрыть улыбку.

Ну конечно же! Он никогда не любил писать писем.

(6/7 - 2)

Я преодолела секундную оторопь и бросилась наружу в чём была, позабыв о том, что за окном вообще-то по-прежнему зима.

…только для того, чтобы, едва ступив за порог, со всего разбега влететь в руки Рона, в его тепло и улыбку, и быть утащенной обратно в дом. Понятия не имею, как он мне все кости не переломал – так сильно сжал мои плечи.

На мои попытки задавать вопросы Рон только покачал головой.

- Погоди. У нас с тобой чуть позже будет очень долгий разговор. Где твой отец?

Я схватила его за руку и потащила в гостиную. По дороге изо всех сил стараясь унять скачущее сердце и мысли о том, что вся эта сцена подозрительно напоминает то, что я читала в эпилогах дамских сентиментальных романов. Неужели у нас с ним всё будет настолько просто? Это же мы. Мы же на пустом месте умудряемся создать кучу сложностей и собрать все мыслимые и немыслимые неприятности - даже те, что спали мирным сном много веков и никого не трогали. Так неужели?..

Потратив не больше пары секунд на приветствия, Рон обратился сразу к отцу:

- Мистер Лоуэлл, мне нужно поговорить с Рин. Я знаю, что уже совсем темно и моя просьба выходит за любые рамки приличий, но не могли бы вы отпустить её со мной на пару часов? Обещаю вернуть в целости и сохранности. Вы доверите её мне?

Я спряталась Рону за спину. Не хочу давить на отца счастливым выражением на своей рожице.

- Конечно, Рональд. Я её тебе доверю.

Когда он потащил меня обратно к входной двери, нас вдруг догнала мама.

- Оденься, Кэти! Куда ты в такую метель в одном платье... - и она протянула мне плащ с меховой подкладкой.

- Спасибо, миссис Лоуэлл, но я торжественно обещаю не дать ей замёрзнуть, - Рон подмигнул мне. – От снежного оленя в любую погоду тепло, как от грелки. Я от самого Замка в одном сюртуке, как видите. Но мы очень ценим вашу заботу.

Мама осталась на пороге растерянно смотреть нам вслед. А близнецы бросились к окну подглядывать.

Мы брели пешком куда глаза глядят. Глаза глядели в сторону здоровенного заросшего городского парка, поблизости от которого стоял дом тётушки. Зимним вечером тут совсем никого не было. Снежный шёл в паре шагов за нами, и впрямь согревая своим теплом не хуже печки. А может, это грела рука у меня на талии. Время от времени Рон утыкался мне носом в макушку и вдыхал запах моих волос, что меня ужасно смешило почему-то.

После длинного круга вдоль замёрзшего пруда он, наконец, прервал молчание.

- Рин, я привёз две новости из столицы.

- Одну хорошую, а другую плохую? – легкомысленно спрашиваю я.

- Не совсем. Одну для тебя, другую для меня. С какой начать?

Всё легкомыслие из моей головы как ветром сдуло. Это было не то начало, какого я ждала. Мне не пришлось долго думать над ответом.

- Знаешь… если у тебя нет общей новости для нас обоих, то кажется я боюсь их слушать. Так что начни с любой.

Мы остановились в просвете метели, что начала собираться вокруг нас, роняя белые хлопья на застывшие сонные деревья и холодный овал пруда. От магии Снежного дорожка под нашими ногами стремительно покрывалась проталинами, а метель упрямо пыталась засыпать их снова и снова.

Я отвернулась и принялась гладить Снежного по серебристой шее. Кажется, олени стали моей личной палочкой-выручалочкой при сложных разговорах. Прекрасный зверь скосил на меня сапфировый глаз, а потом поднял морду и стал принюхиваться к ветру.

- Хорошо, тогда начну с твоей. На следующей неделе ты едешь поступать в Эбердин. Если не будет возражений, поговорю с твоим отцом на обратном пути.

Наверное, совсем недавно от такой новости я бы скакала до потолка. Потому что каким-то шестым чувством Рон угадал одно из моих самых заветных желаний, в котором я даже себе никогда не признавалась. Вот только сейчас мне что-то не скачется. Я начинаю судорожно искать отговорки.

- Какая Эбердин? Мне семнадцать! Туда поступают в тринадцать, а в восемнадцать уже выпускаются! Энни с Роуз мне все уши прожужжали, что собираются туда в будущем году.

- Если пройдёшь собеседование, там решат, на какой курс тебя определить. А я уверен, что пройдёшь.

- С чего бы им делать для меня такие исключения?

- С того, что за тебя поручился Королевский Архивариус и обладатель золотой медали лучшего ученика выпуска. Я в красках расписал твои таланты леди Джиневре Темплтон, куратору женского факультета, так что не вздумай меня опозорить.

- У меня денег нет на учёбу! – бросаю на стол последний козырь.

Рон разворачивает меня к себе лицом.

- Это даже не смешно. Придумай что-нибудь поубедительнее! Разумеется, я помогу с оплатой. Как и с постройкой дома твоим родителям, кстати.

- Папа ни за что не возьмёт у тебя денег! – кажется, у меня уже отчаяние в голосе. Рон смотрит на меня, откровенно посмеиваясь.

- Возьмет. У меня есть железные аргументы.Он больше ничего не добавляет, а я вдруг запоздало понимаю, что он сказал «с постройкой дома твоим родителям», а не «с постройкой твоего дома». Мои эмоции снова начинает штормить так, что я закусываю губу, чтобы не сморозить какую-нибудь глупость.

- Что, Черепашка, закончились твои отговорки?

Вместо ответа просто вздыхаю.

- Лучше расскажи мне, какая твоя вторая новость, пока я в обморок не хлопнулась. Я и Эбердин… даже боюсь себе представить!

- Пусть лучше боится школа.

А потом он замолкает и очевидно собирается с мыслями. Что это может быть за «новость для него»? Кажется, мои нервы сейчас лопнут, как струны скрипки. Наконец, я просто не выдерживаю этой тишины.

- Только не говори мне, что у тебя новая невеста, - говорю полушутя, а сама внутренне замираю.

- Нет. Пока нет, - Рон качает головой с неожиданно серьезным видом. – Я вообще решил, что хватит с меня долгих помолвок. Ничего хорошего от них не бывает. Хоть раз в жизни я хочу всё сделать правильно. Но то, что я тебе сейчас скажу… Рин, боюсь, ты меня просто убьёшь, и будешь совершенно права. Поэтому обещай, что выслушаешь до конца.

(6/7 - 3)

Я молча жду. Надеюсь, это сойдет за обещание выслушать, потому что я опасаюсь его давать. Всё дело в предчувствии, что к концу разговора у меня действительно начнутся кровожадные порывы.

- Ты наверняка уже знаешь, что Его Величество король Хьюго VII Стратагенет, властитель Королевства Ледяных Островов, протектор Плачущего Утёса, Долины Шёпота, пары дюжин другой мелочи на Материке и прочая и прочая, вчера отошёл в мир иной.

- Трудно было пропустить эту новость. Даже в нашем захолустье все на ушах стоят. Гадают, что принесёт нам эта смерть. Все так привыкли, что он вечно умирает, да никак не помрёт, что думали, он вечный.

- Никто не вечен. Он просто был слишком упрямый. И его смерть не принесёт нам ничего хорошего, к сожалению. Рин, всё, что я скажу дальше – строго секретная информация, и я надеюсь, останется между нами.

- Ты мог бы даже не говорить…

- Хорошо. Ну так вот - по донесениям Тайного сыска все эти Утёсы и Долины заключили негласный союз. Велика вероятность того, что после смерти короля они рискнут попытаться сбросить с себя протекторат Ледяных Островов. Тем более, что Материк, на котором они расположены, был материнским миром для династии Стратагенетов, именно с Материка король Отто V Завоеватель отправился когда-то на войну с эллери, а не наоборот. Тамошние благородные дома, из тех, что не захотели уходить на Острова, до сих пор кичатся своим первородством. Долгое время гонору и амбиций у них было больше, чем денег и военной силы, но баланс сил давно уже изменился. Ты понимаешь, что это значит, Рин? Вполне возможно, мы на пороге большой войны.

Он рассказывает, а я внутренне холодею. В Королевстве Ледяных Островов войн не было уже много веков – со времен Великого Завоевания. О них мы знаем лишь из книжек. Но, наверное, у каждой женщины в нутре зашит этот инстинктивный страх – перед войной, самым ужасным бедствием, которое только может случиться. От которого ты не сможешь убежать и которое словно алчное ненасытное чудовище пожрёт твоих любимых.

Ничего не могу с собой поделать – вцепляюсь в рукав Рона, обнимаю его руку и прижимаюсь лицом к плечу.

- Я буду отсюда слушать, а ты рассказывай дальше… - говорю едва слышно.

Рон рассказывает голосом, полным спокойствия. Для мужчин всё не так. Он – не боится. Он готовится.

- Моя бабка, леди Кингстоун, которая теперь большую часть года по здоровью безвылазно сидит на Материке в своём Бархатном Утёсе, добавила в эту картину кое-какие любопытные штрихи. Всем было давно известно, что после смерти короля на престол взойдёт его старший сын Хьюго VIII Стратагенет, племянник графа Сильверстоуна. Собственно, коронация уже в следующем месяце. Его трудно назвать внушающим ужас. Я знаком с ним – это мягкосердечный начитанный молодой человек, большой поклонник музыки и балета, который имеет все шансы стать неплохим правителем… годам эдак к сорока. Но боюсь, никто не даст ему этого времени. Потому что сын Хьюго от второй жены давно уже точит зубы на отцово наследие. По сведениям бабки, он сыграл немалую роль в том, что княжества Материка, которые прежде вечно грызлись между собой как пауки в банке, неожиданно договорились.

Он замолкает ненадолго, погружается в свои мысли, а я осмысливаю то, что узнала. О втором сыне короля, Генрихе, я была наслышана. Впрочем, чаще его называли «Молодой Ястреб». О нём много сплетничали кумушки в гостиных и рассказывали шёпотом такого, что благовоспитанных девиц вроде меня должно вгонять в краску. Дамы дружно сходились на том, что это повеса, картёжник, дуэлянт и крайне вспыльчивая личность, а юных барышень от него нужно прятать подальше. Да к тому же ходили слухи, что после того, как случилась какая-то стычка между братьями лет пять назад, отец отослал младшего от двора и тот начал чуть ли не пиратствовать на собственном корабле.

- Я пока одного не понимаю – при чём здесь ты? – я подняла голову от его плеча и внимательно посмотрела на Рона. Он вернул мне такой же пристальный взгляд.

- Рин, скажи мне – на чём всё это время держалась власть Короны? Что служило залогом безопасности Ледяных Островов и основой непререкаемого авторитета династии?

- Магия эллери…

- Вот именно. Завоёванная династией Стратагенетов магия эллери. Замки роз – их военные трофеи. А теперь остался последний. И по слухам, кое-кто на Материке усиленно продвигает мысль о том, что Замок ледяной розы – не более чем ветшающий символ уходящей эпохи. Эдакий пыльный музей бесполезных древностей, который достоин не страха, а самое большее – стать безделушкой в награду первому же смельчаку, который рискнёт попробовать на прочность силу Королевства Ледяных Островов.

- И ты…

- И по приказу Хьюго я должен сделать две важных вещи. За этим меня и призывал к смертному одру венценосец. Я должен помочь нанести упреждающий удар – таким образом, чтобы саму возможность войны придушить в зародыше. Во-первых, в составе большого посольства договориться о браке нашего нового короля с наследницей одного из княжеств Материка. Раньше Стратагенеты предпочитали брать невест из знатных домов отсюда, с Островов, чтобы воздать по заслугам верным вассалам, последовавшим за ними на войну с чудовищами. Хьюго решил, что, учитывая изменившийся баланс сил, эту традицию пора изменить – и заключить брачный союз с каким-нибудь из наиболее могущественных княжеств, попутно постаравшись их как следует на почве этого перессорить. Но не это самое главное… для таких дел у короля полно придворных намного опытнее меня. По сути, моё участие будет лишь легендой, прикрытием. Потому что есть вещи, которые могу сделать только я…Новый глоток воздуха – и новый заплыв в это море слов, которое неизвестно куда нас принесёт.

- Рин, я должен отыскать Завещание Винтерстоуна. Оказывается, такое существует. Возможно, в нём мы отыщем ключ к тому, как открыть Башню и обрести, наконец, то оружие, которое по легендам в ней хранится. Оружие, которое может помочь нам получить перевес в грядущей войне, а в идеале и вовсе её предотвратить одним лишь своим появлением в наших руках.

Я помолчала, переваривая услышанное. Рон меня не торопил.

- Ты за этим пошёл на королевскую службу? Чтобы найти в архивах что-то о Завещании?

- Не совсем. Ты же помнишь, я всегда мечтал написать книгу – подлинную историю Великого Завоевания? И вот в какой-то момент понял, что перечитал вдоль и поперёк всю библиотеку Замка, а вопросов по-прежнему больше, чем ответов. К тому же, во мне зрела уверенность, что если где-то и сохранились хоть какие-то сведения о моём предке, Роланде Винтерстоуне, о том, как он жил, почему умер, выбросившись из окна Башни замка, и почему закрыл её ото всех – то только в архивах его сюзерена. До всех остальных доступных мне источников я уже добрался.

- И что ты нашёл?..

- Примерно за неделю до твоего приезда в Замок я обнаружил дневник одного из боевых товарищей Роланда, сэра Артура Кингсли. Он упоминал, что после окончательной победы Роланд отказался от любых трофеев, кроме одного – в награду он попросил у короля Замок ледяной розы и стал жить там затворником. Кингсли сообщает, что накануне первой годовщины Завоевания он приехал навестить друга и обнаружил, что тот беспробудно пьёт. Роланд едва узнал его. Сперва он даже отказывался пускать его на порог, но всё же сжалился и разрешил остаться на ночлег – но лишь на одну ночь. В пьяной беседе за ужином Роланд упомянул, что составил завещание, в котором объясняет потомкам, что делать со своим наследием. Наутро старый друг уехал, а спустя время узнал, что ровно в годовщину последней битвы у стен Замка ледяной розы, на которой и завершилась та война, Роланд Победитель Чудовищ выбросился из окна Башни. Оказывается, именно там находились его личные покои, и он никого не пускал туда под страхом смерти.