Замок ледяной розы

Говоря всё это, Рон всё больше меняется в лице и мрачнеет. А я вдруг вспоминаю, что забыла рассказать ему о крайне важных вещах. О своём видении – том, где крепостные стены Замка, что были разрушены после Завоевания, до сих пор целы, а ещё человек с лицом Рона и синими как небо глазами. И о своём сне накануне приезда в Замок.

Но только собираюсь – как горло сдавливает спазм, и я не могу вымолвить ни слова. Словно невидимая рука легла на горло и не позволяет выдать тайну, в которую Замок посвятил только меня. Это пугает до чёртиков, но ничего не могу с этим поделать – быть может, когда-нибудь я найду способ рассказать, а пока мне остаётся только лишь слушать.

- Поскольку я давно уже перерыл всё в Замке вверх дном – кроме Башни, естественно – то могу с уверенностью сказать, что у нас никакого Завещания Винтерстоуна нет. Отец даже не слышал о таком. В королевских архивах его тоже не нашлось. Есть единственная зацепка – семья Роланда, его трое детей от умершей жены и младшая сестра Мелинда, которые оставались на Материке. Он отчего-то отказывался их забирать к себе, даже поселившись в Замке ледяной розы. Так вот, по сведениям архивных книг, душеприказчик, которым был один из придворных, отвёз Завещание его семье, когда отправился к ним сообщить о смерти Роланда. Детей он привёз на Острова – двух дочерей и сына, который продолжил род Винтерстоунов в фамильном замке. Но Мелинда ехать отказалась – она к тому моменту собиралась выйти замуж. Ты понимаешь, к чему я клоню?

- Честно говоря, с трудом. Я уже совершенно запуталась.

- Ещё бы! Я пытаюсь за минуту пересказать результаты длительных изысканий. А клоню я к тому, что у Мелинды могла остаться копия Завещания, если не сам оригинал, раз уж его не нашлось в бумагах моей семьи. Вот только я понятия не имею, за кого она вышла замуж и какую фамилию получила. От отца я сумел добиться только, что это был какой-то древний дворянский род на Материке.

Он молчит и хмурится.

- Естественно, о дневнике Кингсли и прочем я вынужден был сразу сообщить Его величеству. Это было условие моего допуска к архивам – я обязался информировать безотлагательно обо всех важных сведениях, которые будут найдены. Он хотя и слабел уже день ото дня и почти не вставал с постели, загорелся поиском способа, как то, что я нашёл, может помочь обезопасить Королевство в свете донесений о заговоре. Честно говоря, Хьюго не собирался отпускать меня в Замок на юбилей отца, я с огромным трудом сумел вырваться. Но твой приезд пропустить я никак не мог, сама понимаешь.

- Ничего я не понимаю… Ты же ничего не говоришь… - прошептала я, потупившись.

Мне всё-таки удалось стереть этот хмурый взгляд. Теперь в его глазах лукавые огоньки. Рон взял меня за подбородок и поднял моё лицо.

- Черепашка, признайся честно – ты сейчас напрашиваешься на объяснения, да?

- Чуть-чуть… - я снова спряталась у него на плече от смущения. Рон крепко меня обнял и положил голову мне на макушку.

- Я не люблю этих слов. Люди их слишком обесценили. Неужели всё нужно говорить вслух, Рин?

Молчу и только крепче вцепляюсь пальцами в его рубашку. Мучительный вздох у меня над головой.- Ну ладно, ладно! Уговорила. Будет тебе и коленопреклонение, и вся эта романтическая чушь… Только не сейчас. Я не хочу впопыхах. У меня и так слишком мало осталось бесценных минут вместе.

И тут до меня наконец-то доходит.

Посольство за невестой для нового Короля. Потомки Мелинды Винтерстоун среди дворянских родов Материка.

Я вырываюсь из его объятий и отступаю на шаг.

- Нет-нет-нет!.. Подожди, ты же не хочешь мне сказать, что это и есть твоя вторая новость… что ты снова…

- Мой корабль отплывает на рассвете. И так загоню бедолагу Снежного, чтобы успеть. Я должен быть в составе этого посольства, чтобы моя легенда не рассыпалась.

Кажется, у меня сердце только что выпало из груди и покатилось куда-то в снег.

- Как долго?..

- С учетом дороги туда и обратно по штормящему морю… путешествий по всем княжествам Материка с этим чёртовым посольством… и поисков Завещания…

- Как долго?!

- Не хочу тебя успокаивать, Рин… Думаю, по меньшей мере год.

(6/7 – 4)

По моему гробовому молчанию он ведь должен понять, что я думаю в этот момент, что чувствую…

- Рин, я знаю, что это жестоко и несправедливо по отношению к тебе –после тех семи лет просить тебя снова ждать… Но я надеюсь на твоё понимание, потому что не вижу другого выхода. Я должен исполнить последнюю волю своего короля. Должен понять, как открыть Башню и узнать, наконец, фамильную тайну, которая сводит меня с ума с самого детства. И самое главное – должен попытаться предотвратить большую войну и большую кровь.

Он молчит и ждёт моего ответа.

А я изо всех сил, до скрипа зубов стараюсь быть мудрой и понимающей. Но меня душат боль и отчаяние. И даже чудесные фразы той мудрой женщины больше не помогают. Не в этот раз.

Может, когда-нибудь, лет через десять я и могла бы начать спокойно относиться к таким вот известиям от него, после того как смогу насытиться его присутствием рядом, его голосом и улыбкой, его теплом и запахом… Но мне семнадцать. И мы были вместе всего три дня, половину которых я бегала от него как идиотка. И у меня всё внутри истекает кровью при одной мысли о том, чтобы сейчас снова без единого слова отпустить своего мужчину в ночь.

Я потом вдруг меня с головой накрывает тёмное и страшное чувство, которого я никогда не испытывала в жизни и против которого у меня ещё просто нет защиты. Потому что сколько бы я не возводила защитных стен и не пряталась в свой черепаший панцирь, оно бьёт в самое нежное и уязвимое.

Ревность.

Потому что он едет на Материк, и мы будем в разлуке целый год. А там Эмбер. И я по-прежнему не знаю, что он носит на груди – а эти серебристые отблески под рубашкой были слишком похожи на медальон для связи с ней.

В отчаянии смотрю на Рона, и вижу, как он хмурится.

- Почему ты снова от меня убегаешь? Всё молчишь… Что, год – это слишком долго, чтобы дождаться меня, да, Рин?

Я так возмущена его словами и растеряна из-за мыслей об Эмбер, что отвечаю первое, что в голову взбредёт. Отвечаю раньше, чем успеваю задуматься над тем, что говорю.

- Долго?! Да для меня даже семь лет не было долго! Как не стыдно так говорить?! Не у всех такая короткая память! Сам-то за эти бесконечные семь лет обо мне даже не вспоминал, наверное, ни разу со своими книгами! Пока я медленно умирала без тебя...

Кажется, я его не на шутку разозлила… пару секунд мы просто молча смотрим друг на друга, и я вдруг пугаюсь, что от моих необдуманных слов между нами разверзнется пропасть, и я рухну в неё без права на помилование.

А потом он просто хватает меня за запястье и рывком тянет к себе.

- Значит, решила, что не вспоминал…

Одной рукой придерживает за талию, потому что я снова пытаюсь сбежать, а другой… прижимает мою ладонь к своей груди. Туда, где в раскрытом вороте белой рубахи обнажено место, в котором, как считают некоторые, находится душа. И я впервые понимаю значение слов «душа нараспашку». Для моей внезапно замёрзшей ладони это как прикосновение к открытому огню.

- Тогда проверь сама… как я не думал о тебе все эти годы… посмотри, что ношу на шее до сих пор!

Стискиваю дрожащие пальцы, и в них оказывается простой серебристый шнурок, слабо мерцающий в подступающих сумерках. Горло жгут невысказанные слова и моя глупая ревность из-за Эмбер. Не могу дольше сдерживать мучительное любопытство и тяну за него.

Роза. Простая деревянная роза, потемневшая от времени и с почти стёршимися очертаниями. На шнурке, свитом из шерсти снежных оленей.

Кажется, всё-таки на глаза наворачиваются слёзы.

- Прости, я….

Рон перебивает, не даёт сказать:

- Давай просто забудем. Вычеркнем те семь лет из памяти в конце концов. И в следующий твой приезд в Замок ледяной розы начнём всё с чистого листа, хорошо?

Потом отпускает меня – только для того, чтобы снять подвеску и перевесить мне на шею.

- А это забери обратно. Снова твоя очередь носить. И надеюсь, тебе она покажется легче – если честно, Черепашка, у меня все эти годы было такое ощущение, что таскаю на себе здоровенный булыжник. Пусть она станет залогом нашей новой встречи.

Улыбаюсь сквозь слёзы. Стискиваю розу в ладони. Она тёплая – до сих пор хранит тепло его тела.

А потом неожиданно приходит порыв, который я не могу и не хочу заталкивать обратно.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍- Возьми меня с собой!

Рон смотрит на меня удивлённо и слегка недоверчиво. Ещё бы! После всего, что я только что наговорила.

- Корабль отплывает утром.

- Я поняла. Мне всё равно.

- И ты правда готова всё бросить и просто уехать со мной, прямо сейчас?

Молча киваю в ответ, потупившись.

Вздохнув, Рон делает шаг ко мне и берёт моё лицо в ладони, заставляет посмотреть на себя.

- Спасибо, маленькая. Ты не представляешь, как много для меня значат твои слова! Но поступить так – значило бы не просто тебя «скомпрометировать», как любят говорить светские барышни. Это значило бы лишить тебя очень многого, чего ты заслуживаешь. Что я хотел бы тебе дать. И обязательно дам. К тому же, это неуважение к твоим родителям. Я не могу так поступить. Но самое главное…

Он приближается и целует мои брови, закрытые веки. Нежное касание губ к ресницам – и я таю в этой мимолётной ласке, в его шёпоте.

- ...там может быть по-настоящему опасно. Пойми, я еду во вражеский лагерь, посетить княжества, с которыми мы на пороге большой войны. Неужели ты думаешь, что я рискну своим маленьким храбрым сокровищем и потащу его туда?.. Нет уж. Чтобы сделать то, что необходимо, я должен быть абсолютно уверен в том, что ты в безопасности. Так что езжай-ка ты в Эбердин и сиди в столице, под защитой крепостных стен и королевской гвардии. Читай свои книги и просто дождись меня – и тогда обещаю, следующая зима станет последней, которую мисс Кэтрин Лоуэлл проведёт в Замке ледяной розы…

Прежде, чем я успеваю осмыслить значение его слов, он выпускает меня из рук и вскакивает на спину Снежному.

- А теперь предлагаю вернуть одну очаровательную заплаканную Черепашку домой, пока мистер Лоуэлл не отправился по мою душу с ружьём.

И протягивает мне руку.

В смысле?.. То есть, он предлагает ехать обратно вместе?..

Я еще не закончила удивляться, а меня уже подтягивают наверх, и я взлетаю на тёплую серебристую спину Снежного. И даже если бы я очень сильно захотела, то не смогла бы свалиться – так сильно Рон прижимает меня к себе.

Загоняю все страхи и переживания поглубже – у меня будет больше чем достаточно времени, чтобы окунуться в них с головой. Сейчас я просто хочу насладиться каждым мгновением, проведённым рядом – из тех немногих, то у нас ещё остались.

Почти не замечаю пути вокруг – кажется, всадник пускает оленя так медленно, как только может, но всё равно мне сейчас вовсе не до разглядывания видов.

У меня вдруг появляется отчётливое ощущение, что мне чего-то не хватило в этом разговоре.

Как будто мне чего-то не додали.

Вот только как бы поделикатнее намекнуть?..

(6/7 - 5)

По счастью, мой плавящийся от нежности мозг так и не успевает передать никакого сигнала моему бестолковому языку, потому что боюсь даже предположить, в каких именно выражениях я бы объясняла, чего мне хочется прямо сейчас.

Рон опережает и произносит у меня над ухом нарочито-строгим тоном:

- И ещё, Рин. На всякий случай предупреждаю – сиди ровно и не вздумай ко мне поворачиваться!

- Это почему ещё?.. – кажется, мне изменяет голос. Эти странные срывающиеся звуки издаю точно не я.

- Потому что тогда я тебя поцелую.

Кажется, у меня в груди только что взорвалось маленькое солнце. Все кошмары и мороки странных видений, все тревоги неопределённого будущего в этот миг для меня значат не больше снежных хлопьев, тающих на губах.

- Так почему, ты говоришь, мне нельзя поворачиваться?..

Нет, этот тихий, хриплый от волнения голос определённо не мой.

- Потому что, малышка, ты просто не понимаешь, как на меня действуешь. Если я тебя поцелую, остатки моей силы воли полетят ко всем чертям. И тогда я никуда не поеду…

- Но это же… здорово…

- …а ты до утра не вернёшься домой.

- Ой.

- Вот тебе и «ой». Так что пока мы оба не нарушили своих обещаний, а я не прозевал этот злосчастный корабль, лучше не испытывай моего терпения. Велено сидеть смирно, и сиди.

Ну я и сижу.

Вот только мысли не хотят меня слушаться и вертятся вокруг каких-то совсем уж неприличных для юной барышни вещей.

Кажется, я сошла с ума, или чёртики в глазах Рона решили перепрыгнуть на меня и поселиться где-то у меня в животе, но я не могу удержаться, чтобы не спросить. Совсем тихо…

- А как я на тебя действую?

Длинный выдох мне в шею, почти стон.

- Нет, она еще и издевается!.. Ну хорошо, как бы так объяснить, чтобы ты поняла… поприличнее.

Начало уже заставляет моё сердце пуститься вскачь, и я с замиранием жду, что будет дальше.

Рон убирает руку с ветвистых рогов Снежного, и дальше наш олень идёт сам по себе по заснеженному парку, не разбирая дороги – медленно и плавно.

Горячие ладони ложатся мне на живот, и это прикосновение я ощущаю так остро, будто нет никакой преграды между ними и моей кожей.

- Представь, что ты – путник, заблудившийся в пустыне и умирающий от голода. После долгих скитаний…

Ведёт ладонями вверх, прижимая их всё крепче, и останавливается где-то возле ребер…

- …ты находишь оазис, в котором растёт яблоня. И на её ветвях – один-единственный цветок, прекраснее которого ты не видел ничего в жизни.

Правая рука медленно поднимается вверх, по ложбинке на моей груди, не касаясь, но заставляя трепетать от медленной пытки.

- …и ты боишься прикоснуться к этому цветку, боишься даже дышать рядом с ним, чтобы он не увял раньше времени и не утратил свою волшебную красоту.

Беглое прикосновение к вырезу платья. Там, где теперь будет хранить меня деревянная роза.

Осторожное касание – кончиками пальцев по ключице.

- …а потом вдруг налетает ураган, подхватывает тебя и уносит прочь. Снова бросает посреди пустыни, и ты тратишь годы на то, чтобы вновь отыскать свой оазис. И вот, когда ты его, наконец, находишь…

Я таю и растворяюсь в низких бархатных звуках его голоса.

- …когда ты его находишь, почти подыхая от невыносимого голода и жажды, то вместо цветка на ветвях дерева видишь яблоко. В этот момент ты понимаешь, что только оно способно спасти твою жизнь. Но оно висит слишком высоко.

Его раскрытая ладонь медленно движется вверх, проводя по пылающей коже на моей шее.

- …и есть только два пути его достать. Сломать ветви дерева, на которое ты молился полжизни, кажется тебе кощунством. Остаётся последний путь…

Он замолкает на два удара сердца.

- Какой?..

Осторожное касание пальца вдоль моих полуоткрытых губ пускает по телу сверху вниз волну сладкой дрожи.

- …ждать, когда дерево склонит ветви и само подарит тебе яблоко. И вот когда этот момент настанет…

Резким движением Рон хватает меня за подбородок, поворачивает моё лицо влево и быстрыми, яростными поцелуями прокладывает дорожку от скулы к виску. Говорит очень тихо в самое ухо, не выпуская моего лица:

- …так скажи мне, Рин, когда этот момент настанет, когда яблоко окажется в его руках – сможет ли умирающий от голода путник остановиться на одном укусе?

Да, кажется у него есть особый дар убеждать, который действует на меня безотказно.

Остаток пути мы проезжаем в молчании, которое звенит меж нами, как натянутая струна.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌Мы возвращаемся, и после короткого разговора Рона с отцом я снова выхожу на порог – на этот раз действительно проводить. Мучительно раздумываю, чего бы ещё сказать, чтобы задержать его хотя бы на минуту. Говорю с напускной весёлостью:

- Ну что ж, по крайней мере мне будет чем заняться, чтобы отвлечься от тоски по тебе. По счастью, из огня спасли мои книги, так что…

- Обрати особенное внимание на географию. В комиссии наверняка окажется мистер Оскотт, он любит цепляться к мелочам. Там в учебнике подчеркнуты места, к которым он обычно придирался.

Как мешком по голове. Ну я и дурочка… Должна была раньше догадаться.

Рон смотрит на меня с улыбкой, подтверждая моё прозрение.

И почему я не сообразила до сих пор? Книг было слишком много, настоящее сокровище. У отца просто не было столько денег, чтобы всё это мне покупать.

Кажется, библиотека Замка ледяной розы за эти годы основательно поредела.

- Спасибо… - шепчу смущённая и счастливая. – Я тебе всё-всё верну!

- Конечно, вернёшь! Когда-нибудь всё вернёшь в фамильную библиотеку.

- Ты можешь прислать человека из Замка, я всё тщательно упакую…

Рон качает головой с тем самым ироничным выражением, которое я так люблю у него.

- Не-е-ет, всё-таки черепахи – страшно медленные существа! Как же долго до них всё доходит… Я же говорю – вернёшь когда-нибудь. В фамильную. Оставь пока, и сиди зубри, чтоб мне не пришлось за тебя краснеть.

А у меня не находится, что ответить. И я, кажется, начинаю понимать Рона чуточку лучше. Наверное, и правда не всё нужно говорить вслух.

Прощаемся у самых дверей – одними глазами. Мы и так уже произнесли слишком много слов, хотя среди них и не было самых главных.

Опираюсь плечом на дверной косяк и смотрю ему вслед, стискивая розу в ладони. Сколько уже было в нашей жизни таких расставаний…

Но за несколько шагов до Снежного Рон вдруг застывает как вкопанный. Пару мгновений маячит так, неподвижным чёрным силуэтом посреди метели, а потом разворачивается и стремительно возвращается ко мне. Запускает обе руки мне в волосы и сжимает в ладонях голову – крепко, почти до боли. Склоняется и шепчет на ухо – горячо, быстро, и в этих трёх словах я слышу больше, чем признание, больше, чем обещание вернуться и больше, чем клятву после никогда не отпускать. Он оставляет мне своё сердце и просит сберечь до его возвращения.

Резко отстраняется и уходит, почти насильно расцепив наши взгляды.

Вот теперь действительно всё.

Захожу в дом, как пьяная. Ничего не вижу вокруг. Желаю всем доброй ночи и говорю, что устала и хочу пораньше лечь спать. Изо всех сил игнорирую нетерпеливый взгляд маменьки и немой вопрос в её глазах: «удалось или нет?». Снова она за старое.

Уже у самой лестницы ко мне подлетает Энни. Дёргает за рукав.

- Ну что?!

- Что – «что»? – непонимающе оглядываюсь на неё.

- Поцеловал он тебя или нет?

- Энни!! – возмущённо ахаю и вырываю руку.

Роуз за моей спиной хихикает:

- Проспорила, проспорила! А я тебе говорила, что эта дурында великовозрастная – слишком большой тормоз…

- Ну во-о-от!.. – разочарованно тянет Энни. – теперь неделю за Рози уроки делать! Дурочка Кэт, могла бы стараться получше.

- В следующий раз – непременно! Специально ради тебя! – показываю ей язык и взлетаю по лестнице, давя расцветающую помимо воли, даже через все тревоги, сумасшедше счастливую улыбку.

- Предупреди тогда хоть заранее, когда с духом соберёшься! Чтоб я успела снова поспорить! – несётся мне вдогонку. Внизу какая-то возня и возмущённый шёпот:

- И не подумаю с тобой больше спорить, сестрица! Я же видела из окна, как этот граф на неё смотрел, когда прощался. Уж в следующий-то раз он её точно…

Когда добираюсь до своей комнаты, в несколько порывистых движений скидываю платье, бросаю его прямо посреди пола и влезаю в ночную рубашку. Забираюсь под подушку с головой. Для верности натягиваю сверху одеяло. Сворачиваюсь в клубок, как кошка, но и это не помогает успокоиться.

Кожу на груди обжигает прикосновение деревянной розы.

(6/7 - 6)

Неделя пролетает незаметно – пожалуй, намного быстрее, чем я бы хотела. Потому что зубрю день и ночь, носа не высовываю из-за книг, но мне всё кажется, что знаю недостаточно и спросят непременно то, что я упущу. Ситуация осложняется тем, что я понятия не имею, о чём могут спросить на собеседовании и какие предметы мне нужны, поэтому на всякий случай повторяю всё подряд – всё, что только было в тех Роновых учебниках, которые за долгие годы одиночества и скуки я выучила, кажется, уже вдоль и поперёк.

Прикосновение к старым потрёпанным страницам доставляет мне особенное удовольствие и хоть немного успокаивает – и я ловлю на них осторожными пальцами отголоски его прикосновений. Тщательно давлю тревогу и мысли о том, как протекает путешествие и где сейчас может быть его корабль.

В день отъезда с огромным трудом убеждаю отца остаться в доме тётушки и не ехать со мной в столицу. Говорю, что я уже большая девочка, а он нужен здесь – присмотреть за работниками, которые уже начали разбирать наш старый дом.

Папа с кучером помогают мне стащить вещи вниз – на всякий случай я взяла не очень много одежды и как можно больше книг… и оторопело останавливаюсь на пороге. Папа виновато бормочет:

- Я согласился отпустить тебя одну, только потому, что Рональд перед отъездом предупредил вот об этом. Прости, что не сказал – не хотел портить сюрприз.

На подъездной аллее к тётушкиному дому стоит белая карета с синей розой герба Винтерстоунов на дверце. В неё запряжена четвёрка вороных. Неподалёку гарцуют двое стражников при оружии.

Это что… Это для меня, что ли?

Я почти в панике. Не привыкла привлекать к себе столько внимания. И вообще первая мысль в голове – неужели Рон думает, что война начнётся так скоро, что аж приставил ко мне охрану?

Тут дверца кареты распахивается и из неё высовывается смеющееся лицо Мэри, горничной Замка ледяной розы. Она в удобном коричневом дорожном платье, накидке, на тёмных волосах – практичная шляпка.

- Мисс Кэти, идите уже скорее сюда! Нам миссис Торнвуд испекла в дорогу ваших любимых пирожков!

Упоминание о пирожках заставляет моё сердце биться чаще, а любые и всяческие отговорки улетучиться куда-то без следа.

Оказалось, что идея дать мне с собой в качестве компаньонки Мэри, просто замечательная – всю дорогу она усиленно развлекает меня болтовнёй и у меня просто не остаётся времени на то, чтобы нервничать.

В дороге мы провели четыре дня. И это оказалось намного быстрее, чем я бы тащилась в нашем старом экипаже с утомлёнными работой в поле лошадьми.

Все последние мили пути – по холмистой возвышенной местности, усыпанной снегом, что упрямо ведёт куда-то вверх – я не отлипаю от окна чтобы не пропустить появление на горизонте столицы Королевства, величественной Фрагонары, в которой уже много веков находится резиденция королей династии Стратагенетов. Этот город, насколько я знаю, был построен с нуля вскоре после победы Завоевания. Ну как с нуля – почти. Там оставалась одна-единственная достопримечательность довоенного времени.

По широкому тракту туда и обратно снуют телеги, экипажи, всадники и даже пешие люди, замешивая снег в истоптанную слякоть. Здесь очень оживлённо, я не привыкла к такой суете.

В конце концов, оказывается, что я смотрела не в то окно, и я всё равно пропускаю момент, когда на горизонте показывается столица.

Мэри тянет меня к окну со своей стороны, и мы обе в восхищении любуемся видом.

Нет, я знала, конечно, что Королевство Ледяных Островов названо так именно по этой причине, но одно дело вычитать в книгах – и совсем другое, увидеть своими глазами. Я всё больше и больше проникаюсь благодарностью к Рону за то, что позволил мне увидеть такую красоту. Сама бы я, наверное, никогда бы сюда не добралась. Хотя сейчас я отчётливо понимаю, что хотела бы разделить этот момент с ним, а не с Мэри.

Прямо перед нами край окоёма делает резкий поворот вправо, и я вижу узкий мыс, далеко вдающийся в море. Берег высокий – головокружительно высокий. И он почти прозрачен. Странный камень, похожий на хрусталь или лёд. И лишь в самой глубине – чёрные прожилки.

Из-за того, что камень так прозрачен, кажется, будто город парит в воздухе.

Белые крепостные стены, башни и крыши многоэтажных домов, раскидистые кроны облетевших на зиму деревьев… я никогда не видела ничего настолько грандиозного, чем Фрагонара, замершая в лёгкой дымке на самой высокой точке этого каменно-ледяного берега, отвесным обрывом падающего в тёмно-синее, почти чёрное и суровое по-зимнему море.

Пока наши лошади громко цокают по мощёным булыжником дорогам центральной дороги, что тянется с уклоном вверх, я во все глаза впитываю в себя шум, толчею, яркие краски, шумы и запахи этого большого города.

С непривычки кажется, что тут какой-то праздник, но скорее всего это обман восприятия, и мне, маленькой провинциалке, просто непривычен здешний ритм.

Судя по всему, кучер прекрасно осведомлён, куда ехать. Сама я бы точно здесь потерялась.

‍​‌‌​Мы преодолеваем последние изгибы дороги, карета выезжает на широкую круглую площадь, и я почти уже собираюсь поинтересоваться у кого-нибудь из сопровождающих, в какой части города находится Эбердин… как слова застревают у меня в горле и возникает чувство, будто сердце сдавили ледяной рукой.

Потому что меж высоких красивых домов с изящной колоннадой я вижу чёрное пепелище. Словно уродливый шрам на лице красавицы – оно ужасающе не к месту здесь, в самом сердце Фрагонары. Все краски этого чудесного дня меркнут для меня, и кажется, даже бирюза небес выцветает, когда я смотрю в сторону огромной чёрной проплешины на земле, усыпанной ровным слоем пепла. Место огорожено строгой чугунной оградой, по периметру которой через каждые пару саженей стоят стражники в королевских мундирах. На пепле ни единой снежинки. То ли снег сразу тает, то ли просто не идёт над этим местом – я бы уже ничему не удивлялась.

Что ж… кажется, теперь я знаю, где раньше стоял Замок пурпурной розы. Изо всех сил стараюсь не представлять свой в таком же состоянии, потому что эта картина способна меня полностью деморализовать перед ответственным собеседованием. За то, чтобы предотвратить такую же учесть для Замка ледяной розы, я отдавала бы мою кровь снова и снова.

По странной иронии судьбы здание Королевской школы для детей высшего дворянства оказывается всего лишь через один дом от пепелища. Каменное трёхэтажное здание голубого цвета с белой лепниной и скульптурами музицирующих на арфах грифонов на входе притягивает мой взгляд как магнит.

Уф-ф-ф… судя по всему, я на месте.

Почему-то я ожидала, что у меня будет время хотя бы немного отдышаться и прийти в себя. Но как только мы с Мэри вошли внутрь через высоченные деревянные двери и попали в сверкающий мрамором прохладный холл, ко мне немедленно подошёл пожилой мужчина в сером с закрученными усами и надменной физиономией и велел следовать за собой.

По широкой белой парадной лестнице, крытой красным ковром, мы поднялись на второй этаж. В гулком коридоре по обе стороны – два ряда дверей желтоватого дерева. Бежевые стены, здоровеннные люстры на потолке тут и там. Откуда-то раздаётся мерный гул множества голосов. Насколько я знаю, учебный год в Эбердин длится от зимы до зимы – с небольшими летними каникулами и более продолжительными зимними. Скорее всего, это сделано для того, чтобы зимой распускать учеников по домам в самые лютые морозы и экономить на отоплении этакой махины. Вот почему Рон всегда был дома, когда я приезжала погостить зимой в Замок ледяной розы. И очередной учебный год в Эбердин уже начался.

Главное, не перенервничать и не забыть о том, что эта школа – не какая-нибудь волшебная, как в сказках, а самая обычная, и здесь учатся люди, которые никогда в жизни не видели живого мага. Ведь всем известно, что их в нашем народе не рождается. Даже трудно представить, какой будет грандиозный скандал, если я в расстроенных чувствах тут чего-нибудь намагичу. Может, конечно, в этом храме науки и искусства обитают в высшей степени просвещенные и доброжелательные люди, однако что-то мне подсказывает, что случись чего, мне не поздоровится.

Как жаль, что за всеми своими сердечными волнениями я совершенно позабыла рассказать Рону об усилившихся магических способностях – уж он бы точно придумал, что с ними делать. Тренировками за всё это время я, конечно же, тоже не озаботилась. Впрочем, и ничего не растапливала и не кипятила сама собой – хоть какой-то обнадёживающий результат.

Коридор заканчивается, передо мной распахивают одну из высоких деревянных дверей – я даже не успеваю прочесть, что на золотистой табличке – и я оказываюсь в просторной комнате, уставленной длинными рядами парт.

И за каждой партой сидят девушки примерно моего возраста, в светло-серых форменных платьях с высокими воротниками под горло и рядами чёрных пуговиц на груди. Здесь десятка три учениц, и все они как по команде поднимают головы и оглядываются на меня. Кто-то от неожиданности роняет перо на пол и спешно наклоняется поднимать.

А напротив, под чёрной доской во всю стену, за кафедрой сидят четверо. Все они в одежде серых тонов, только тёмной.

- Это, судя по всему, и есть та самая мисс Лоуэлл, - чопорно выплёвывает при виде меня тощий мужчина лет пятидесяти с залысинами в светлой коротко стриженой шевелюре. – Мы ждали вас ещё вчера. Но раз вы явились посреди промежуточного контроля, тем лучше. Подойдите сюда!

Я медленно иду вперёд меж рядов, стараясь держать спину прямо и не думать о том, как выгляжу в глазах всех этих людей. Взволнованный шёпот сопровождает каждый мой шаг. Почти на подходе к кафедре ловлю презрительный взгляд, который бросает куда-то на мои ноги брюнетка с красивыми туго завитыми локонами, сидящая за первой партой. Невольно слежу за её взглядом и ужасаюсь – подол моего тёмно-синего дорожного платья забрызган грязью, а ботинки оставляют некрасивые следы на паркетном полу. И кому мне теперь объяснять, что мне просто не дали времени привести себя в порядок, а сразу же заставили идти сюда? Хорошо накидку дорожную догадалась оставит в карете.

Подхожу к кафедре, останавливаюсь и учтиво приседаю. Украдкой рассматриваю сидящих передо мной людей – помимо этого мужчины, вижу еще одного седовласого старичка с бородкой клинышком и острым взглядом из-под косматых бровей, полную темноволосую даму средних лет и сухопарую высокую блондинку чуть помоложе, с довольно постной и унылой физиономией. Мне становится как-то не по себе.​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌- Да, я мисс Кэтрин Лоуэлл, и очень признательна, что…

- Девушки, не отвлекайтесь! Сомневаюсь, что вы уже сделали всё, что написано на доске! – прерывает меня резкий окрик этой светловолосой, и за моей спиной шепотки стихают и начинают усиленно скрипеть перья. – Мистер Оскотт, думаю, нет смысла в долгих вступлениях. Предлагаю узнать, что за гениальную ученицу-самородок нам пытаются навязать.

Кажется, по моей спине только что пробежала струйка холодного пота.

Следующий час, если не больше, я простояла под перекрёстным огнём каверзных вопросов и десятков взглядов, по-прежнему неутомимо сверливших меня.

Меня спасло только то, что в какой-то момент я просто отрешилась от происходящего и представила, что нахожусь на залитой солнцем крыше Замка ледяной розы, а все вопросы мне задаются ироничным голосом Рона.

Впрочем, довольно скоро я заметила, что старичок и пышная дама, кажется, настроены ко мне вполне неплохо. Понятия не имею, что за такой комплексный контроль был сегодня у девушек, но старичок оказался математиком, а дама – биологом, и по мере того, как я отвечала, их скептические взгляды постепенно сменялись одобрительными. Старичок даже снял очки и принялся кивать, сцепив перед собой кончики пальцев, а дама поощрительно улыбнулась. И только ее младшая коллега – учитель теории искусств, увлеченно забрасывала меня вопросами, не имевшими однозначного ответа, всячески подчеркивая мою полную профанность при каждом удобном случае. А мистер Оскотт, как и уверял Рон, просто засыпал нудными мелочами, вроде рельефа местности вокруг того или иного города или высоты приливов и отливов каждой из пяти гаваней Королевства.

Когда у меня уже начала подкрадываться слабость к коленям и живот от напряжения скрутило в тугой узел, допрос, наконец, был остановлен. Девушки за моей спиной к тому моменту, судя по всему, уже закончили свои мучения и гомон усилился.

- Ну что ж… достаточно! – мистер Оскотт опёрся обеими ладонями на край столешницы и повернулся к коллегам. – Предлагаю решить вопрос мисс Лоуэлл голосованием. Кто за то, чтобы принять эту девушку в наше учебное заведение, несмотря на вопиющие пробелы в знаниях, которые она обнаружила, и крайне неубедительные ответы по ряду предметов?

Если я хоть что-то в чём-то понимала, это называется «наводящий вопрос». Я вскинула подбородок и с нетерпением ждала вердикта.

Старичок и полная дама подняли руки. Остальные двое ожидаемо оказались против.

- Хм… полагаю, что в отсутствие леди Джиневры Темплтон решающим является всё же мой голос, как голос заместителя ректора… - начал самодовольно Оскотт, а я внутренне сжалась.

Неужели это конец? Какой позор будет, если я не оправдаю доверия Рона и вернусь сейчас домой… Против воли слёзы навернулись у меня на глаза.

И тут двери за моей спиной распахнулись, и гомон в аудитории тут же стих, как по волшебству. Оскотт запнулся и выпрямился на своём стуле.

- Хотела бы я знать, как так получилось, что эту самую леди Джиневру Темплтон, которая является деканом женского факультета, если ты, Чарльз, ещё не забыл, не уведомили о приезде новой ученицы?

Я обернулась, не веря своим ушам.

По проходу с достоинством, но не по годам резво, шла, придерживая юбки тёмно-серого платья, та самая старая дама, что давала мне такие замечательные советы на балу в Замке ледяной розы.

(6/7 - 7)

- Девочки – я смотрю, вы всё закончили? Сдайте работы преподавателям. Устная часть переносится на завтра.

Говорливый стремительный поток очень быстро освобождает помещение.

Старая леди подходит ко мне и становится рядом. Я скрещиваю пальцы в складках платья.

- Мистер Эверли, так какого вы мнения о способностях кандидатки? – обращается она напрямую к старичку, минуя Оскотта, отчего тот ощутимо злится.

Ну же, миленький дедулечка, не зря ведь я в карете всю дорогу повторяла те ужасные зубодробительные формулы, хоть они и скакали как зайцы перед глазами!

- Я думаю, возникнут трудности с практическим применением теоретических знаний. Вряд ли девушка могла самостоятельно должным образом проконтролировать правильную последовательность решений и корректность полученных ответов… - и я уж было собралась нос повесить, но он милостиво кивает в мою сторону, - впрочем, полагаю, при должной старательности это преодолимо. В конце концов, для чего ещё нужны учителя?

Он ободряюще мне улыбается, и я снова воодушевляюсь. С надеждой перевожу взгляд на полную даму.

- Я тоже за. Мисс Лоуэлл сумела меня удивить своим тонким знанием флоры и фауны Королевства. Пожалуй, некоторых деталей по части автохтонной болотной живности даже я не знала. Так что с удовольствием послушаю ещё – на семинарских занятиях.

- А я против! - неожиданно вклинивается та, что по теории искусств. – Сомневаюсь, что она сумеет отличить ранний неофутуризм от позднего футуроклассицизма, а некоторые ее трактовки живописи Фиеропонте…

Леди Темплтон резко обрывает её:

- Фиеропонте творил под воздействием сильнодействующих веществ, так что я очень рада, что мисс Лоуэлл не преуспела в трактовке его «шедевров». А половину ваших ретрофутуронеоклассиков я бы лично недрогнувшей рукой вычеркнула из учебников. Оскотт?

Искусствоведша стремительно краснеет, а мой экзаменатор недовольно поджимает губы:

- Моё мнение вы прекрасно слышали, Джиневра.

- Для вас – миссис Темплтон! Ну что ж, тогда добавлю к мнению комиссии своё – для того, чтобы преодолеть неизбежные трудности, девочке понадобится персональный куратор. Готова выступить в этом качестве. Осталось прояснить детали. На какой курс определим мисс Лоуэлл с учетом уровня проявленных знаний?

Через несколько минут я выхожу из аудитории ошеломлённая, ученицей выпускного курса Королевской школы Эбердин. Леди Темплтон заботливо обнимает меня за плечи, потому что меня до сих пор немного потряхивает.

- Ну же, милочка, успокойся! Пойдём, выпьешь со мной чаю. Карету твою я отпустила, вещи уже в комнате. Все ученицы проживают здесь же, под жилые помещения отдан весь трети этаж. Правда, должна предупредить, что оставалось единственное свободное место – так что в соседках у тебя барышня, с которой никто больше не желал жить вместе, но ты девочка стойкая, справишься.

Я машинально киваю, не сводя глаз с здоровенных картин в золочёных рамах, мимо которых мы проходим. На них различные исторические события и торжественные моменты – коронации королей, смотры парадов, стройные ряды кораблей под штандартами Стратагенетов… Невольно вздрагиваю, когда попадаются самые старые полотна, в тонкой сетке трещин – те, с которых на меня смотрят оскаленные морды чёрных зверей, терзающих рыцарей в доспехах.

Мне следовало догадаться, что по закону подлости соседкой по комнате у меня окажется та самая брюнетка, которой так не понравились мои испачканные ботинки. Аврора де Меритон просто испепелила меня своими огромными голубыми глазищами, когда я с самым дружелюбным выражением лица сообщила ей, что теперь мои грязные ботинки, саквояж и два чемодана книг будут жить вместе с ней. Она даже не удостоила меня ответом. Впрочем, такая игра в молчанку меня вполне устраивала. Я планировала полностью сосредоточиться на учёбе, чтобы оправдать оказанное мне доверие. Конечно, когда выяснилось, что Аврора приехала учиться аж с самого Материка по протекции своего дяди, одного из королевских ловчих, меня так и подмывало начать выпытывать её, что там да как, но я огромным усилием воли сдержалась.

Время потекло невероятно быстро. Я не успела оглянуться, как пришла весна. Учёба давалась мне легко – быстро выяснилось, что я, пока ехала в карете, провела в обнимку с учебниками больше времени, чем добрая половина этих богатых избалованных барышень за все года обучения. Некоторые прямо заявляли, что кроме уроков домоводства, живописи, музыки и танцев их не интересует ничего, поскольку главные экзамены они будут сдавать на балах, охмуряя женихов. В роли экзаменационных билетов были они же – и любимой темой для обсуждения являлось, кто вытащит билет получше.

Ещё у меня наконец-то появилась настоящая подруга! Мы накрепко сдружились с Эмили – внучкой миссис Темплтон, и я даже чистосердечно постаралась забыть, что эта миниатюрная блондинка с по-детски открытым и мечтательным лицом когда-то точила зуб на моего Рона. С её помощью я быстро научилась ориентироваться в нашем сложном девичьем коллективе – избегать тех, от которых можно получить свежую порцию яда в спину, и держаться рядом с теми, с кем можно просто поболтать, посмеяться и поделиться милой девичьей чепухой.

‍​‌‌​​Мне давно не было так легко и спокойно, даже несмотря на то, что я по-прежнему днями и ночами просиживаю над книгами, выкраиваю для них каждую свободную минутку. Но если раньше мои занятия были как плавание в хаосе океана без руля и ветрила, то теперь они напоминают путешествие по выверенному речному маршруту – и леди Темплтон мой надёжный лоцман. Долгие вечерние посиделки в её кабинете у камина с чашкой чаю – это, пожалуй, лучшее, что есть в моей школьной жизни. Сложно только избегать острых тем и не выдать ей слишком много, потому что эта пожилая женщина ужасно любопытна и невероятно наблюдательна, а ещё умеет задавать правильные вопросы.

Правда, в моём лице она нашла достойного конкурента по части любопытства. Довольно быстро я смогла вызнать, что меня чуть не зарезали на вступительных просто потому, что Оскотт испытывает личную глубокую неприязнь к некому графу Винтерстоуну из-за того, что тот во время учёбы за словом не лез в карман, а ещё в своей любимой манере обожал задавать преподавателю на занятиях вопросы, на которые у того не было ответов. Так что, как любезно пояснила миссис Темплтон, на его уроках залог моего успеха – не задавать лишних вопросов. А еще непременно взять в библиотеке и вызубрить от корки до корки единственную монографию профессора – тощую книжицу, которую он писал восемь лет кряду – и при каждом ответе цитировать.

Ну а с мисс Оливией Риддлтон ларчик открывался ещё проще – старая леди поведала мне по секрету, что незамужняя искусствоведша просто-напросто терпеть не может юных красивых девочек. И она бы давно её уволила, но Оливия приходится дальней родственницей самому ректору, так что увы… Мне были даны стратегические советы на её уроках волосы не распускать, украшений не носить, глаза в пол, а главное – чем более невразумительная муть изображена на картине, тем сильнее её хвалить, а ещё лучше увидеть какой-нибудь тайный философский смысл или аллегорию. Я воспользовалась советами, и дело потихоньку пошло на лад.

Магию я худо-бедно уговорила пока не высовываться, лишь иногда тайком тренировалась в ванной комнате, доводя до кипения воду. Один раз забыла потом остудить, и к поводам Авроры меня ненавидеть добавился ещё один.

К моему дню рождения в мае случается то, что поднимает моё настроение на совсем уж неприличную высоту.

Приходит письмо от Рона.

Он пишет разную милую чепуху и никакой конкретики, так что я понятия не имею, где именно он находится и преуспел ли хоть в одном из своих заданий, но видимо так нужно на случай перехвата письма. На конверте нет обратного адреса, и Рон сообщает, что часто перемещается с места на место, поэтому я не могу ему ответить. Но даже так эта весточка заставляет меня светиться от счастья.

А ещё в письмо снова вложен подарок на мой праздник – в этот раз с особенным, понятным только нам двоим смыслом. Я рискнула носить его на занятия, и девочки немедленно засыпали меня вопросами – и я изо всех сил старалась не краснеть, объясняя, что это просто подарок, а от кого не могу сказать.

Это браслет из переплетённых золотых цепочек, а на нём подвеска. Крохотное золотое яблоко. Когда я двигаю рукой, оно скользит и холодит те места, где Рон целовал мои руки.

В общем и целом, мои дни и недели протекают буднично и спокойно. Даже подозрительно спокойно, учитывая мой непоседливый характер и умение влипать во всяческие неприятности.

И вот в какой-то момент я ощущаю совершенно иррациональную, но непреодолимую тягу совершить одну глупость.

Мне до жути сильно хочется побывать на пепелище Замка пурпурной розы.

Нас отпускают в город по воскресеньям, и в ближайшую такую вылазку я уговариваю Эмили пойти со мной к пепелищу.

- Кэти, зачем тебе это нужно? – страшным шёпотом говорит она мне в ухо и пугливо косится в сторону высокой ограды, у которой стоят королевские стражники. – Это жуткое место! Джон говорит, даже солдаты всячески избегают назначения сюда на вахту, это у них в полку вроде наказания.

Джон – старший брат Эмили, он служит офицером королевской гвардии.

- Эми, ну пожалуйста! Ради меня! Я же помру от любопытства! – я хватаю подругу за руку и тащу её за собой. Она со вздохом покоряется – уже привыкла, что если мне что-то втемяшится в голову, то с пути меня свернуть не проще, чем взявшего разбег носорога.

Мощёную булыжником площадь заливает весеннее солнце, то и дело из-под ног отдыхающих горожан вспархивают стаи белых голубей, в толпе снуют разносчики напитков, сладостей и свежей сдобы. Где-то шарманщик крутит ручку своего чуть фальшивящего инструмента. Я – ученица лучшей Школы королевства, у меня есть моё серое форменное платье с чёрными пуговками на лифе, я молода и влюблена. Что может сделать этот чудесный весенний день ещё лучше?

Только волшебный запах приключения в воздухе – и я иду на него, как натренированный гончий пёс.

За несколько шагов до ограды мы останавливаемся, и я подталкиваю Эми вперёд. Она нервно заправляет за ухо льняной локон и решительно направляется к ближайшему стражнику.

- Простите пожалуйста, а вы не подскажете – не водят ли на пепелище экскурсий?..

Впрочем, это лишь предлог. Мы и так знаем через её брата, что не водят. Да вообще-то и нет необходимости – горожане как огня боятся этого зловещего места и обходят его стороной. Да я и сама вижу, что шумная многоцветная воскресная толпа обтекает пространство вокруг ограды по широкой дуге, словно под ногами у нас прочерчен невидимый обережный круг. Отчего король не прикажет убрать пепел и построить здесь что-нибудь другое, на худой конец разбить парк – для меня большая загадка.‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

‍​‌‌​​‌‌‌​Пока Эми более-менее успешно справляется с поставленной задачей и заговаривает зубы приосанившемуся стражнику, я в сторонке сжимаю в ладонях прутья ограды и провожу осторожную разведку местности.

Снова, как и в первый раз, сердце ёкает при виде ровного чуть холмистого слоя пепла. И как его только не разносит ветром? Да от этого места до сих пор за версту разит магией!

А ещё я, наконец, соображаю, что туда, наверняка, и наступать нельзя – потонешь, как в зыбучих песках. Учитывая, какой объем камня там должен был быть, слой пепла наверняка простирается вглубь на много саженей.

И тут мой взгляд приковывает белый голубь, который садится на ограду рядом со мной. Отчего-то мне хочется спугнуть его, чтоб летел подальше от этого гиблого места.

А потом замечаю, что у него алые глаза. В следующее мгновение птица тяжело взмахивает крыльями и бросается вниз. Садится на пепел, проваливаясь в него лапами, замирает на секунду на поверхности, балансируя и пытаясь удержать равновесие…

И обращается в камень.

(6/7 - 8)

Если я чему-то и научилась за долгие годы общения с магией – это пониманию того, что первое пришедшее в голову решение, даже если оно кажется ужасно глупым, обычно самое верное. Быть может, какое-то внутреннее чутьё, настроенное на магию, таким образом успевает передать мне информацию прежде, чем мой прагматичный мозг поставит на ней штампик «это невозможно» и отправит в мусорную корзину.

Поэтому сейчас я совершаю очередную безрассудную глупость, которую мне до чёртиков хочется сделать. Сажусь на корточки и тяну руку к голубю сквозь прутья решётки.

- Мисс, что это вы делаете? – немедленно звучит окрик стражника.

- Простите, шнурок развязался! – оправдываюсь я и вскакиваю, отряхивая юбку.

А потом до меня доходит, что это место, кажется, опасно. И значит я, балда, подвергаю опасности подругу.

Поскорее хватаю подозрительно раскрасневшуюся Эми за руку, и тащу прочь.

- Кэти, спасибо тебе большое, что сподвигла меня подойти к сержанту Кэпвеллу! Я сама боюсь даже смотреть на это пепелище, меня туда ноги бы не понесли. Но с тобой почему-то совсем не страшно… - смущённо бормочет она.

Я застываю посреди площади, ощущая округлый булыжник всей подошвой тонких туфелек.

- Как ты говоришь?.. – смотрю на Эми, и в голове рождается новая безумная идея, требующая немедленной проверки. – Слушай, Эм, а можешь ещё доброе дело сделать? Я забыла спросить, какой высоты был замок, пока не рассыпался. Ты не сходишь, не спросишь? Только совсем близко не подходи – видишь, твой сержант ругается. А я пока тут постою, смысла же нет обеим возвращаться.

Эми с готовностью кивает и направляется обратно, а я напряжённо смотрю на неё.

На то, как она постепенно замедляется, а потом и вовсе останавливается. Ровно на той самой черте «обережного круга». Стоит там пару мгновений, разворачивается и стремглав несётся ко мне.

- Кэти, Кэти, ну давай тоже! Мне только вместе не страшно!

Я решительно качаю головой.

- Нет-нет, Эми, больше мы с тобой туда точно не сунемся!

И ключевое слово «с тобой», добавляю мысленно.

Мои подозрения подтвердились – люди боятся подходить к пепелищу, избегают его на каком-то подсознательном уровне. Кажется, это место не пугает только меня – по крайней мере, не пугает достаточно, чтобы держаться от него подальше. И мой «иммунитет» распространяется даже на тех, кто оказывается рядом.

В это время позади нас начинается смена караула.

- Бедные… - вздыхает Эми.

- Почему это? – моментально настораживаюсь я.

- Сержант Кэпвелл сказал, они сменяются каждые полчаса. Дольше никто не выдерживает – начинает ужасно болеть голова.

И тут я понимаю, что ведь человек – такое неправильное создание, что умеет вполне успешно игнорировать инстинкт самосохранения.

- Старая ле… ой, то есть леди Темплтон! – восклицаю я, врываясь в кабинет наставницы, даже забыв постучать. – Надо запретить всем ученицам и близко подходить к пепелищу Замка пурпурной розы!

- Не такая уж я и старая – мне всего-навсего восемьдесят три, - ворчит она и ставит на круглый столик у кресел вторую чашку. – И если хочешь знать, я намеренно не стала вводить никаких запретов. Именно для того, чтобы не стимулировать учеников на то, чтобы их нарушать. Если ты не забыла, в соседнем корпусе еще и юноши учатся. И что, как ты думаешь, они сделают, как только услышат новое правило? Можешь поинтересоваться у своего Винтерстоуна.

Я послушно плюхаюсь на предложенное место и хватаюсь за чашку. Моим нервам и правда не помешает сейчас чайку.

- А если кто-то всё же пойдёт туда?

- Ну подумаешь – в обморок грохнется. Полежит пару деньков в лазарете, наперёд неповадно будет лезть куда не просят.

- В какой ещё обморок? – непонимающе уставилась я на неё.

- Неужели не знаешь? А я думала, ты об этом… Когда рассыпался Замок пурпурной розы, покойный король приказал вывезти пепел, чтобы на этом месте отстроить себе новую резиденцию. Но работники, приходившие с лопатами и тачками, очень быстро начинали жаловаться на головную боль и уже через несколько минут падали в обморок. По сей день стражники быстро сменяются, хотя даже не ступают за ограду. В итоге решили оставить всё как есть, пока не будет найдено решение. Но ты же знаешь – нет ничего более постоянного, чем временное. Уже несколько лет никто не трогает останки бедного замка, и его прах так и остаётся незахороненным.

Я отставила чашку и подалась вперёд, заглядывая в глаза старой леди.

- Может, так и было раньше, но теперь всё намного хуже! Я сегодня своими глазами видела, как голубь, который сел на пепел, просто-напросто окаменел!

Миссис Теплтон отставила чашку тоже, и глубоко задумалась, потирая подбородок.

- А что тебе говорит твоя магия, Кэти?

- Если честно, магия подсказывает взять голубя в руки – мне ужасно сильно захотелось это сделать только что. И я попыталась, но меня прогнал стражник, вот и думаю – что, если… Стоп. А откуда вы знаете про мою?..

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​Старая леди широко улыбнулась, и в глазах её загорелось торжество.

- А я и не знала – ты только что сама сказала!

Вот я дура. Так и чувствовала, что этим закончатся мои расслабленные посиделки с этой мудрой старушенцией.

- Да не переживай ты, милочка – я никому не скажу! Просто приятно находить подтверждение своим догадкам. Ну Рональд, ну хитрец!.. Сам, значит, магичит потихоньку, и невесту себе незнамо где нашёл такую же… Очень, очень хочу дожить до момента, когда смогу учить ваших детей!

Я вскочила, смутившись до корней волос.

- И вовсе он не магичит! С чего вы взяли?..

- Рада, что остальная часть сказанного мною у тебя возражений не вызывает, - подмигнула мне старая леди.

- Как вообще вы узнали про магию? – пробормотала я, усаживаясь обратно в кресло и старательно отводя взгляд.

- Мне помогла моя бессонница. Дело было несколько лет назад. Стояла зима, все ученики разъехались по домам, а я осталась в Школе из-за приступа подагры, и мне было ужасно скучно. А должна тебе сказать, Замок пурпурной розы тогда рассыпался в пепел еще не весь, и тут был целый лабиринт из огромных камней фундамента, остатков подвальных помещений, фрагментов лестниц… Жуткое зрелище, честно говоря, но оно меня развлекало. Так вот, однажды я своими глазами увидела в окно, как посреди ночи некий юноша подводит к пепелищу двоих животных, которые поначалу показались мне жеребятами в попонах. Вот только потом попоны сдёргиваются, и я вижу своими подслеповатыми глазами что-то сверкающее, как новогодняя игрушка. Но самое интересное началось, когда эти животинки резво побежали по лабиринту и скрылись в нём. А потом наружу выпорхнула здоровенная бабочка и растворилась в ночном небе!

Я вспомнила Глазастика, и на душе у меня потеплело.

- Наутро кто-то из ночных прохожих рассказывал, что видел эту бабочку, но их рассказы посчитали бреднями пьяных забулдыг. Я же предпочла помалкивать и изучить как следует обстановку. И вот когда этой зимой, прибыв по приглашению на юбилей графа Винтерстоуна, я узнаю, что у его старшего сына имеются два удивительных оленя, ребус наконец-то сходится.

Старушка опёрлась обеими ладонями о край стола и подвинулась ко мне.

- Мисс Лоуэлл – теперь я официально требую объяснений, в качестве компенсации за своё благоразумное молчание! Что за бабочка, зачем олени, откуда они взялись и какое отношение к пепелищу имеет молодой Винтерстоун!

Я вздохнула и посмотрела на старую леди, в глазах которой загорелся самый настоящий юный азарт.

Потом ещё раз вздохнула.

Потом ещё.

Потом поняла, что отвязаться всё равно не получится, и принялась рассказывать всю историю с Глазастиком и оленями с самого начала, остановившись на том, как Рон потом брал наших малышей в поездку по всему Королевству, чтобы выпустить на свободу Шелкопрядов, обитающих под развалинами остальных замков.

- Леди Темплтон, я вот только одного не пойму – каким это образом вы ухитрились увидеть Рона в окно? Ваше-то выходит на площадь! И как он пробрался на охраняемые развалины? Или их тогда ещё не охраняли?

- О! Ещё как охраняли! Но, как водится, только там, где приказано. А Рональд всегда был умным мальчиком, и за годы учёбы в Эбердин прекрасно изучил, куда выходит пустырь на заднем дворе старого корпуса. И между прочим кто тебе сказал, что я подглядывала в окно собственного кабинета?

- Старого корпуса? – удивилась я, - Ни разу не слышала о таком!

- Потому что он в полуаварийном состоянии, и там давно уже не проводятся занятия.

- Но туда же ещё можно попасть, если знать, как?.. – осторожно прощупала почву я.

- Ещё как можно! – немедленно откликнулась старая леди, прямо-таки горя энтузиазмом. – Если у тебя правильный сопровождающий. И сегодня ночью он у тебя будет! Посмотрим, что там тебе подсказывает твоя магия. …Что? Почему ты смотришь на меня так изумлённо, Кэти? Я тоже хочу свою порцию приключений!

(6/7 - 9)

Мы с леди Темплтон договорились встретиться в час ночи. Она заверила меня, что всё равно страдает бессонницей, так что это для неё совершенно не поздно, а очень даже рано. Вообще-то, по правилам посреди холла третьего этажа, где находились спальни учениц, должна была сидеть за столом дежурная тётушка. Но она сама предпочитала потихоньку дремать до утра в маленькой каморке, так что проблем с тем, как бы мне улизнуть среди ночи, не должно было возникнуть.

Я больше опасалась того, что разбужу Аврору. Каково же было моё удивление, когда около полуночи она встала и куда-то смылась из комнаты! Всё это время я наглым образом изображала спящую, накрывшись с головой одеялом, и её, судя по всему, убедила моя игра.

Вот это сюрприз! В тихом омуте… Я, разумеется, не собиралась сдавать соседку ни Джиневре, ни кому-то ещё, но была поражена. Конечно, мужской и женский корпуса сообщались коридором на первом этаже, ведь у нас даже некоторые занятия проходили совместно, вроде танцев… Но вот так в открытую отправляться на ночные свидания! Будет грандиозный скандал, если Аврору поймают. Оставалось надеяться, что меня саму не заподозрят в чём-то подобном, а старая леди, если что, прикроет.

Я откинула одеяло и выбралась из постели – уже была в уличном платье и туфлях, чтобы не шуршать и не шуметь, ведь предполагалось, что Аврора будет чутко спать невинным сном в своей кровати у противоположной стены. Ага, как бы не так!

Коридор за дверью встретил прохладой и ночными загадочными тенями. Да уж – это не магическое освещение Замка ледяной розы, тут со свечами особо не разгуляешься! Я двигалась почти наощупь, благо заблудиться было сложно, а за эти месяцы я выучила планировку главного корпуса как свои пять пальцев.

На втором, учебном, этаже, пустующем и погрустневшем без своих говорливых учениц, меня перехватила старая леди, тепло одетая, несмотря на майскую ночь. Я порадовалась её предусмотрительности – не хотелось бы, чтобы мой ангел-хранитель подхватила из-за меня простуду или на следующий день её скрутил бы приступ подагры.

Впрочем, когда я увидела, как у неё горят глаза, поняла, что она сейчас чувствует себя помолодевшей лет на пятьдесят, и никакая подагра ей в ближайшее время не грозит. Странно, но в нашей компании заговорщиков я себя вдруг почувствовала старшей. И на секунду стало страшно от навалившейся ответственности. Это же у меня магия! Подразумевается, что я знаю, что делать. А я понятия не имею и ужасно боюсь ошибиться.

Мы молча прошли по всему этажу, мимо длинных рядов запертых дверей, и там леди Темплтон отворила крайнюю слева, которую я всегда считала дверью в обычную аудиторию. А там оказался узкий коридор без окон, весь пропахший пылью и побелкой, который уводил куда-то в перпендикулярном направлении. Хорошо, что моя провожатая предусмотрительно захватила с собой масляную лампу, потому что тут и там попадались какие-то старые щётки, кисти, вёдра, куски облетевшей со стен краски и тому подобная строительная дребедень. Ночью и без света здесь можно было запросто подвернуть ногу или свернуть шею – кому как повезёт.

Преодолев коридор, мы очутились в том самом старом корпусе. Он оказался двухэтажным, тесным, в нём были низкие потолки и очень маленькие окна. Так строили когда-то, чтобы экономить на отоплении. Видимо, у Эбердин раньше были менее щедрые меценаты.

Задний двор старого корпуса и вовсе представлял из себя заросший пустырь, как и говорила старая леди. Мы преодолели два ряда деревьев, каких, было трудно распознать в темноте, покосившийся остов фонтана, руины скамеек, явно не переживших поколения обитавших здесь студиозусов, и подошли к самому дальнему краю двора.

А там оказался такой же решётчатый забор, как и тот, что выходил на главную площадь Фрагонары. Вот только с отсутствием одной немаловажной детали – стерегущих его стражников.

В ночной тьме, едва разгоняемой вялой и сонной луной, я с трудом разглядела чёрное на чёрном полотне – обширное холмистое поле пепла за оградой.

Кажется, даже на старую леди это зрелище произвело угнетающее впечатление – она поёжилась и вцепилась мне в локоть. От неё пахло тонкими духами, пудрой и ещё чем-то неуловимым.

- Ох, Кэти… что ты собираешься делать? – тихо проговорила она.

Мы переглянулись, я аккуратно высвободила руку и двинулась вперёд.

Перед оградой встала на колени, взялась руками за прутья. Прислушалась к ощущениям.

Долго ничего не было… а потом темнота впереди будто потянулась ко мне жадными, ищущими пальцами, и я ощутила его. Биение гулкого пульса внутри. Он виделся мне как яркий, багряный, мощный, и это не была моя кровь. И это даже не была моя магия – у той всегда были голубые и синие оттенки, так же, как у Эмбер – розовые.

Тут наконец-то до меня дошло.

Алая, багряная, пурпурная… Это была не моя магия – а заёмная. Которую я впитала после того, как разбила о чёрный камень те страшные глаза пса в навершии трости Шеппарда. Украденная тростью магия Замка пурпурной розы. Без этой магии он стал умирать совсем быстро, потому что ускорился и без того происходивший процесс увядания. Как тело, которое покинула душа.

Эта догадка заставила меня затрепетать в предвкушении. Что, если попробовать вернуть магию обратно пепелищу? Она всё равно не моя. Она мне не нужна, и я понятия не имею, что с ней делать. Вполне возможно, эта магия вообще для меня опасна, и её хранение внутри моего тела когда-нибудь неслабо мне аукнется. Мелькнула даже шальная мысль – не возродится ли замок снова, как феникс из пепла?

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍Я как наяву представила гордые башни и величественные стены. Судя по размерам пепелища, вклинившегося между соседними зданиями, как дыра от выбитого зуба, этот замок был намного меньше Замка ледяной розы. Скорее, представлял собой что-то вроде дворца. Даже странно, что король Отто Завоеватель когда-то отдал Роланду Винтерстоуну замок куда больший, чем взял себе. Должно быть, и впрямь так высоко оценил подвиг своего вассала, победившего для него последних чудовищ.

Вдруг у меня получится возродить это чудо древней магии, раз уж она, как выяснилось, не мертва окончательно? Вот только как это сделать…

Я протянула руки с раскрытыми ладонями вперёд, закрыла глаза и попыталась представить, как бурлящий лавовый поток чужой магии проносится по венам, выплескивается мне на ладони и утекает в ночную тьму, словно прорвавшая плотину река.

- Кэти…

Поражённый шёпот старой леди заставил меня открыть глаза.

Снопы багряных искр взмывали с моих ладоней ввысь, взрывали острыми вспышками окружающий мрак, зажигали сотни маленьких костров прямо в воздухе.

Я взмахнула руками, и всё это пахнущее грозой и огнём многоцветие ринулось туда, где на молчаливом кладбище покоилось наше казнённое прошлое.

До последней капли, до головокружения, до немеющих внутренностей и гулкой пустоты в подреберье выжимала я из себя чужую магию. Сцепив зубы, мгновение за мгновением, пока не выплеснула всю – пополам с частицей себя.

Может быть, я глупая и у меня тоже не работает инстинкт самосохранения. Но мне до одури сильно захотелось, чтобы это место ожило. Ведь кто-то же построил когда-то семь этих замков! Ведь для чего-то это было нужно. И замки стояли веками на Ледяных Островах, охраняя свои тайны. Сколько уже я их открыла – и сколько могла бы, будь у меня хоть один-единственный шанс побывать в остальных замках до их увядания…

Но вот передо мной лишь пепелище – будто клеймо нашего преступления. Наказание за то, что сломали что-то важное, даже не заметив.

Кажется, по моему лицу текли слёзы и мешали смотреть, потому что я прозевала момент, когда буйство магической стихии прекратилось. Алые искры просто втянулись в пепел. Он впитал их, как губка… а потом в земле под нашими ногами зародился гул. Мелкая дрожь, которая всё нарастала и нарастала…

Я опомнилась, когда старая леди схватила меня за руку и оттащила назад. Всё пространство впереди падало, рушилось, уходило в пустоту под нашими ногами. Мы едва успели замереть на краю обрыва, исчерченного трещинами. Наша лампада сверзлась в эту пустоту, и я поразилась тому, как долго её золотистая звезда падала, прежде чем погаснуть.

А потом гул прекратился и наступила оглушающая тишина.

Облака разошлись, и луна вспыхнула ярче, заменив нам утраченный свет. Мы с леди Темплтон поражённо уставились на то, что только что было огромным пепелищем.

Теперь там зиял здоровенный провал. Котлован. Словно весь гигантский слой пепла разом сдуло ветром, и он исчез, обнажив каменный остов, который под ним скрывался. Это было похоже на яму, которая остаётся в земле, когда из неё с корнем выдираешь растение.

- Кэти, что это было? – надтреснутым голосом проговорила старая леди, сидя рядом со мной в мокрой от ночной росы траве. Понятия не имею, как мы очутились на земле – я даже не заметила. Поскорее вскочила, помогла подняться наставнице, и мы убрались подальше от края.

- Я… не знаю, бабушка. Так надеялась, что смогу вернуть магию замку и он возродится… глупая была мечта, конечно же… но у меня уже получалось однажды провернуть подобный фокус, с Замком ледяной розы, и я думала…

Мои путаные объяснения прервала яркая вспышка алого света где-то на самом дне котлована. Как маленькая звезда, падающая обратно в небо, крохотный мерцающий огонёк начал подниматься на поверхность. Поравнявшись с землёй, замер на мгновение, будто колебался и не знал, в какую сторону двигаться дальше. А потом полетел прямиком ко мне.

В мои руки мягко опустился узкий продолговатый камень с ладонь длиной. Больше всего он напоминал кусок матового стекла цвета запёкшейся крови. Вот только в самом сердце камня трепетал живой язычок алого пламени. А ещё он был тёплый.

Кажется, и этот замок решил оставить мне подарок. Только с ним я не успела как следует подружиться, и он одарил меня прощальным – уходя навсегда.

Я вытерла щёки и всхлипнула.

И в этот миг тишину вспорол трепет десятков крыльев.

Запрокинув головы, мы с леди Темплтон наблюдали за тем, как в привычную спасительную небесную высь со дна котлована взлетают белые голуби.

Где-то там, внизу, жалобно и обиженно заскулила собака.

Когда я устало забиралась обратно в постель, засовывая под подушку своё новое сокровище, изо всех сил надеялась на то, что стражники завтра сумеют достать бедное животное.

Авроры всё ещё не было. Она тихо как мышка вернулась в комнату лишь под утро.

(6/7 - 10)

Утром понедельника все мои мысли были заняты ночным происшествием, и я никак не могла сосредоточиться на подготовке к занятиям, всё валилось из рук. Аврора невозмутимо собиралась на уроки, завязывала голубую ленту на пышных тёмных кудрях и по обыкновению делала вид, что в комнате она одна. Честно говоря, судя по её недовольной физиономии, первое время после заселения я ожидала от неё каких-нибудь каверз, но до такого она не опускалась. Просто припечатывала меня своим презрением, так что в конце концов я оставила робкие попытки её разговорить и смирилась. Пожалуй, мне так даже проще было.

Соседка подхватила со стола книги, прибавила к ним пару тонких тетрадей, прижала всё это к груди и выплыла из комнаты с поистине королевской осанкой.

Ну а я вздохнула и поняла, что, пожалуй, если не отправлюсь прямо сейчас удовлетворять своё любопытство, просто взорвусь изнутри, и толку от меня на занятиях всё равно не будет. До девяти еще целых двадцать минут – можно успеть, если поторопиться.

Подобрав юбки, я взяла разгон в коридоре и понеслась вниз по лестнице под ошарашенные взгляды сокурсниц. Мда… далеко мне до Авроры.

Привратник на входе отказался меня выпускать, хоть плачь. Но потом мы оба услышали гул толпы, что раздавался с улицы, я воспользовалась его замешательством и прошмыгнула мимо. Не погонится же он за мной по всей площади, в самом-то деле!

А на площади и впрямь собралась целая толпа горожан, которые спешили по своим делам в это будничное утро, но так никуда и не дошли. Причём люди столпились полукругом ровно по линии, никто по-прежнему не решался приблизиться почему-то. Перекрывая гомон, над площадью раздавался отчаянный собачий вой и скулёж.

Я набрала воздуху в грудь, нырнула в толпу и протолкалась вперёд. Ну их, эти приличия – мне позарез нужно увидеть, что там осталось от пепелища! Лезть посреди дня через старый корпус мне показалось плохой идеей. Если меня кто-то заметит, особенно если вдруг стражники уже бродят по котловану в поисках причин того, что случилось – кто-то может сложить два и два и догадаться как минимум допросить возможного свидетеля. А так я – всего лишь ещё один прохожий в толпе зевак. Но почему же так отчаянно «плачет» собака? Неужели её до сих пор не достали?

Первое, на что упал мой взгляд – это котлован. Его стены отвесно обрывались вниз почти сразу за забором, а дальний край терялся где-то у второго ряда домов там, на горизонте. Кажется, моим ночным колдовством развеяло напрочь весь пепел – всё, что осталось после того, как увял и рассыпался в пыль Замок пурпурной розы. Нашим взорам предстало голое скальное основание, на котором был построен замок… и это было очень странное зрелище.

Белый камень – матовый, полупрозрачный, слюдяной. Тот самый, из которого сложны были высокие восточные берега Ледяных Островов. Массивные цельные глыбы.

А далеко внизу, на самом дне – выход какой-то угольно-чёрной породы. Как бисквит, который виднеется, когда отковыряешь ложкой кусок торта, покрытого глазурью. Мне живо вспомнились тёмные прожилки в глубине камня, которые я наблюдала из окна кареты, подъезжая к Фрагонаре.

Тут толпу попросили посторониться и произошла смена караула. Стражники уступили свою вахту с очевидным облегчением, кто-то утирал пот со лба, один даже выразил сочувствие сменщику.

Я удивилась. Неужели до сих пор людям трудно находиться здесь? Да и толпа по-прежнему не пересекает незримую черту… Но ведь я смогла «разморозить» окаменевших голубей, которых, судя по всему, накопилось десятка два, не меньше! И скорее всего, ту несчастную бездомную псину тоже, которая неизвестно каким образом туда забрела…

Кстати о ней. Отчаянные звуки раздавались совсем рядом – непохоже, что со дна котлована. Я принялась искать глазами их возможный источник и разглядела большой ящик, наспех сколоченный из досок, у ног одного из стражников чуть поодаль.

Как оказалось, этот душераздирающий вой царапал по нервам не только меня.

- Да успокойте уже собачку! – не выдержала какая-то полная женщина в белом чепце и с корзинкой, из которой высовывались луковые перья.

- Не успокаивается!.. – буркнул усатый страж в кирасе с королевским гербом.

- Может, он голодный? – встрял худощавый мальчонка с булкой в руках.

- Не хочет ничего есть, пробовали, - вздохнул тот.

- Ну так отпустили бы животинку! – не унималась женщина.

- Не положено! Велено дожидаться начальства, - буркнул на неё стражник и недовольно зыркнул. – И вообще, я при исполнении. Р-р-р-разговорчики!

Толпа покорно зашуршала тише, а я принялась осторожно протискиваться к левому её краю, чтоб хоть одним глазком глянуть на пёсика.

И тут над площадью затрубили фанфары. Короткая мелодия, но все разом замолчали и обернулись.

Неожиданно получилось, что я из первых рядов очутилась в самом хвосте толпы, а мой рост не позволял разглядеть, что же такое происходит на площади.

А потом стоящие рядом мужчины как по команде принялись стаскивать головные уборы, а женщины – приседать. Толпа расступилась, словно по мановению волшебной палочки, я едва успела отпрыгнуть тоже, чтобы не очутиться одной на внезапно возникшем проходе.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍И вовремя. Потому что к нам приближалась целая процессия на лошадях, человек десять в богатых одеждах. С горнистом и знаменосцем. А на знамени - меч, пронзающий остров посреди моря, и золотое солнце на фоне.

Кажется, я догадалась, кто это пожаловал. Молодой король Хьюго VIII Стратагенет, собственной недавно коронованной персоной.

Я хотела было осторожненько протиснуться назад и смыться с площади на всякий случай, тем более, что видела уже достаточно, - но как бы не так. Толпа стояла плотно, как огурцы в бочке, народу прибыло ещё раза в три больше, как только показался король. Пришлось сделать глазки в пол и изо всех сил изображать из себя незаметную семинаристку в сером платьице. Но из-под ресниц я всё же поглядывала. Я никогда в жизни не видела живого короля. Да и вообще никакого не видела.

Хьюго оказался молодым статным мужчиной лет тридцати со светлыми коротко стриженными волосами и небольшими, слегка завитыми усиками. Белый мундир, пышные золотые эполеты, высокие чёрные сапоги лаковой кожи, простой повседневный венец без драгоценных камней вместо парадной короны. Выражение лица совершенно невозможно прочесть – как будто человек годами тренировался носить маску.

Король легко спрыгнул с лошади и степенно прошёл ближе к ограде. Даже не поморщившись преодолел незримую «черту». Остановился у самой решётки, коротко кивнул вытянувшимся в струнку стражниками, а потом заложил руки за спину и принялся смотреть.

Он смотрел, и смотрел, и смотрел… Я недоумевала – и чего он там высмотреть хочет? Куда пепел подевался? Очень надеюсь, что этого он высмотреть не сможет.

- Где собака?

Это были первые сказанные им за всё время слова. Стражники немедленно поднесли к нему ящик и поставили у ног. Переломился бы он, что ли, если бы сам подошёл? Хьюго склонился над ящиком и заглянул в него. Скулёж прекратился.

- Ваше величество, просим прощения – собака грязная, не успели помыть. Достали как была…

Не обращая внимания на предупреждение, Хьюго опустил обе руки в ящик и выудил оттуда на свет… нет, не собаку. Скорее большого щенка. Лопоухого, большеголового и ужасно чумазого – его свалявшаяся длинная шерсть была неопределённо-серого цвета.

И тут я подумала, что, наверное, этот король неплохой человек, если в своем белоснежном мундире не погнушался взять в руки перепуганное несчастное животное.

Щенок посмотрел в лицо держащей его коронованной особе, принюхался… а потом снова завозился. Он дрыгал висящими в воздухе задними лапами, вырывался, вертел головой и скулил. Как же мне было жаль беднягу! Словно плач маленького ребёнка – просто на физическом уровне невозможно спокойно выносить. А он всё никак не желал успокаиваться и куда-то рвался.

И тогда случилось странное.

Король повернул голову и посмотрел на меня.

Из всей пёстрой толпы – прямо мне в лицо своими невероятно спокойными голубыми глазами. Окинул быстрым изучающим взглядом, а потом поставил щенка на землю.

Тот замолчал от неожиданности, отряхнулся, потянул носом воздух… и неуклюже посеменил прямо ко мне. Уселся у моих ног, поднял морду – а потом испустил громкий отчаянный вопль. Адресный такой вопль. Целенаправленный.

Люди в толпе стали шушукаться громче. Король с острым прищуром смотрел на меня и по всей видимости ждал, что я буду делать.

Ну а я дура, ага. Давным-давно знаю. Нет бы прикинуться веником и не реагировать на провокации – но плач собаки переворачивал всё внутри меня, и я поскорее склонилась, подхватила щенка и прижала к груди. Он оказался страсть какой тяжеленный.

- Всё, маленький, всё… теперь всё хорошо! Я тебя не обижу…

Очень хотелось сказать, что его больше никто не обидит, но я не могла дать собаке лживых обещаний, даже несмотря на то, что она всё равно меня не поймёт. Я не могла защитить этот пугливый комок грязной шерсти – даже если бы хотела. Кто бы мне позволил забрать пса!

Щенок притих, согревшись у меня на руках, и только продолжал перепугано сопеть мне в шею. А у меня слёзы навернулись на глаза от жалости и беспомощности.

- Что ж… я увидел здесь всё, что хотел. Котлован засыпать землёй, - невозмутимо бросил Хьюго, обращаясь к придворным, развернулся и сделал шаг от решётки. Ко мне немедленно подскочил один из охранников…

Но король, поравнявшись со мной, бросил промеж делом:

- А пса оставьте себе. Мисс?..

- Кэтрин Лоуэлл, Ваше величество… - ответила я, оторопев.

- Замечательно. Значит, мисс Лоуэлл…

И, не удостоив меня и взглядом, венценосец покинул площадь. Толпа осталась, гудя как потревоженный улей.

Я тоже замерла на месте, осмысливая происшедшее. Это что сейчас было?! Щенок лизнул меня в щёку – видимо, чтобы побыстрее соображала.

И тут я пришла в себя.

Занятия уже начались!! А мне нужно пронести к себе в комнату собаку – мимо привратника, учителей и толпы учеников!! Ещё помыть её, кормить, выгуливать, каким-то невероятным образом сделать так, чтобы она не скулила и не обнаружила тем самым своё присутствие, к тому же убедить Аврору смириться с присутствием пса и не выдавать нас…Проще убиться.

Я смиренно потащилась в Школу. Хочешь - не хочешь, а возвращаться надо. Понадеемся на везение.

Везение настигло меня уже в холле первого этажа в виде Оскотта, который замер, не донеся ногу туда, куда планировал, и уставился на меня выпученными глазами.

- Мисс Лоуэлл!! – прогремел на весь этаж его рык. – Почему вы не на занятиях?! И куда, скажите на милость, вы несёте это?!

«Это» немедленно зарычало и показало зубки. Должна сказать, удивительно внушительные для детского возраста.

Оскотта затрясло. Он молча ждал хоть каких-то оправданий. А у меня, хоть ты тресни, не находилось подходящих слов для объяснения своего возмутительного поведения.

И тут за моей спиной хлопнула высоченная створка входной двери и раздался поражающий весёлостью голос моего ангела-хранителя.

- Мисс Лоуэлл по моему поручению донесла до здания новый талисман нашей Школы. Между прочим, Оскотт, это подарок самого короля! Можете спросить кого угодно, все видели этот величественный жест нового владыки по отношению к нашему учебному заведению. Ни от одного монарха мы не удостаивались ещё такой чести! И спасибо, Кэти, что помогла донести – моя старая спина бы не выдержала такой тяжести.

Надо было слышать то воодушевление, с каким леди Темплтон «радовала» учителя географии этим известием. И с какой «радостью» побагровевший Оскотт его воспринял.

Мы с щенком сделали невозмутимые лица… то есть морды… то есть лицо и морду, и с гордым видом прошествовали мимо него.

Вот так вот! Талисман школы. Королевский подарок. Пусть теперь попробует выгонит! Кого-то из нас. А то у него на лице написано, что он с удовольствием бы обоих…

Уже на лестнице мы со старой леди заговорщически переглянулись. Всё-таки, мировая у меня бабуля!

Когда щенка отмыли, он оказался удивительного золотистого цвета, как солнечные лучи. Я назвала его Светлячок. А ещё выяснилось, что пёс вполне молчалив – если чесать его за ухом круглые сутки и давать спать у себя в ногах.

Аврору, правда, чуть удар не хватил, когда она его увидела. Но я пригрозила, что если она будет возмущаться новым соседством, я начну возмущаться ее ночными отлучками. Она покраснела, потом побледнела, потом позеленела, но возмущаться не стала. А ночные отлучки немедленно прекратились.

И снова потекла своим чередом размеренная школьная жизнь.

Ровно до того момента, как на уснувшую землю выпал первый снег и пришла новая зима.

(6/7 - 11)

На стол передо мной плюхнулась книжка. Немного послюнявленная, правда, и с отметинами зубов, но всё равно приятно. И как Светлячок каждый раз угадывает, что мне нужно? Надеюсь, мистер Оскотт не вздумает озаботиться проверкой состояния учебника по своему предмету, в противном случае его ждёт сюрприз.

Я благодарно почесала за ухом здоровенную лохматую башку. За восемь месяцев мой маленький талисман превратился в гору золотистой шерсти размером с мамонта. И ведь он наверняка ещё растёт! Страшно подумать, что будет дальше. Уже сейчас непонятно, кто из нас кого выгуливает – и я уверена, что если он вдруг решит сорваться с поводка, я никогда в жизни не смогу затормозить. Счастье, что мой друг слушается меня беспрекословно, а иногда вообще появляется отчётливое ощущение, что читает мысли.

Вот как сейчас.

Светлячок прекрасно понял, что во время зубрёжки мне мешать нельзя, поэтому ходит по комнате тихо, как мышка. Мышка-переросток. Иногда только начинает хулиганить, если уж слишком заскучает. Например, его любимое развлечение – это отобрать домашние туфли у Авроры, и не отдавать, пока она не расплатится с нахальным шантажистом вкусняшкой. Впрочем, все её возмущения по этому поводу наигранные – уж я-то прекрасно научилась различать. На удивление, моя соседка очень быстро примирилась с присутствием в комнате пса. Мне кажется, это потому, что она по-настоящему одинока в столице – оторванная от семьи, которая отправила её одну на Острова, и без друзей, которых она так и не соизволила завести. Внимание Светлячка хоть как-то её одиночество скрашивает. Мне кажется, мой добрый мальчик тоже каким-то образом это почуял.

Хотя, если честно, мне одиноко тоже. Здесь есть люди, которые стали мне по-настоящему дороги, но они не в состоянии заполнить пустоту в сердце. Последнее письмо от Рона пришло в начале осени.

Я изо всех сил стараюсь утопить свою тревогу в учёбе.

Подготовка к выпускным экзаменам в разгаре.

Далеко за полночь я наконец-то закрываю книжку, задуваю свечу и забираюсь под одеяло. Ноги немедленно приминает тушка моего питомца. Я долго пытаюсь заснуть, но в голове беспрестанно крутятся попеременно то сухие строчки учебника, то тревожные мысли, и у меня ничего не выходит.

А потом я слышу сдавленные всхлипы.

Приподнимаюсь в постели, спихнув с ног недовольно ворчащего пса, поскорее снова зажигаю свечу и вижу, как вздрагивает одеяло на кровати Авроры.

Соседка много раз давала понять, что не считает меня себе ровней и не намерена позволять приближаться, а в нашей комнате словно проведена незримая черта на полу, разделяющая её на две половины. Свободно пересекать границу может только контрабандист Светлячок. Вот только в этот раз у меня не получается просто пройти мимо – быть может, потому, что я сама на взводе.

Поэтому подхожу, сажусь на краешек постели и молча глажу по спине накрытую одеялом с головой Аврору.

Всхлипы на секунду прекращаются, а потом она начинает реветь с удвоенной силой, больше не таясь. Я молчу и просто сижу рядом. Иногда человеку нужно с кем-то выплакать боль.

В конце концов она замолкает, но так и не вылезает из-под одеяла. У меня ужасно затекла спина и замёрзли ноги, но я не ухожу. Светлячок подходит и плюхается рядом на пол, греет.

Наконец, из-под одеяла доносится тихое:

- Они забирают меня домой после выпуска.

Теперь понятно.

- Мне жаль…

- Да что ты понимаешь? Разве ты знаешь, каково это – найти единственную родственную душу в этом сборище ничтожеств, а потом потерять?

Мне правда так жаль её, что даже сердиться не хочется.

Тяжело вздыхаю.

- Человек, которого я люблю, был обручён с другой девушкой семь лет.

Аврора сбрасывает одеяло и смотрит на меня удивлённым взглядом огромных заплаканных глаз.

Я встаю.

- Знаешь, соседка – я тут подумала, как же я сегодня много зубрила! Просто ужас. Сейчас как лягу – сразу усну. До самого утра. Очень-очень крепко. Меня, наверное, из пушки будет не разбудить. Пойдём, Светлячок!

Ровно через пять минут Аврора накидывает халат и выскальзывает из комнаты.

Экзамены я сдала на отлично – все на десять баллов, кроме семерки по теории искусств. Видимо, всё-таки я недостаточно уродина. Или недостаточно сильно старалась не улыбаться, расхваливая мазню Фиеропонте. А вот Оскотт так и не нашёл, к чему придраться – и тут мне особенно помогли пометки в учебнике Рона.

Ученики ходят по коридорам бледные от недосыпа, преподаватели тоже уставшие, а некоторые ещё и злые. Но, по крайней мере, они хоть спят по ночам – у них у всех в Школе есть персональные апартаменты на первом этаже, так что они могут никуда не уезжать и восстанавливать нервную систему после общения с нами.

Но вот самое сложное позади. Осталась всего неделя – моя последняя неделя в Эбердин. В конце этой недели нас ждёт подведение итогов, вручение дипломов и памятных значков, радость и слёзы, а потом всех развезут по домам. Лучшей ученицей этого выпуска неожиданно становится моя соседка, Аврора де Меритон, но и я оказалась в первой десятке. Мне есть чем гордиться, а этот год дал мне очень и очень много такого, что навсегда останется в моём сердце. И я знаю, кого благодарить за это – но он слишком далеко, а мои руки немеют, так сильно хочу обнять пустоту.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍Занятия окончились, и теперь мы можем гулять по городу сколько угодно, к огромной радости Светлячка. Я еще не спрашивала у старой леди, но надеюсь, мне разрешат забрать его с собой.

Вот только меня прогулки не успокаивают. Скорее наоборот – ведь на главной площади то и дело проходят военные построения. Марширует пехота, отрабатывает манёвры кавалерия, топот множества ног сотрясает мощёную булыжником землю, а морозный воздух дрожит от резких команд – и у меня душа уходит в пятки от тревоги.

В лавках то и дело пропадают некоторые товары – из тех, что привозили с Материка. Парнские ленты для шляпок, тембрильское кружево, бумага для писем с мануфактур Долины Шёпота, южные фрукты и орехи… множество обыденных и незаметных мелочей, к которым мы привыкли, но отсутствие которых лучше всяких других признаков неожиданно даёт понять – что-то происходит.

Утром прогулка выдалась особенно тоскливой. Старая леди уехала – её младшая дочь подарила ей девятого внука. Она обещала вернуться к выпускной церемонии, которая уже через три дня, но мне всё равно отчего-то тревожно в её отсутствие.

Светлячок сегодня тоже беспокойный – то и дело тянет меня куда-то.

Мы гуляем по большому пустырю, тут и там утыканному чахлыми тонкими деревцами, в которое превратился засыпанный землёй котлован. Король приказал разбить здесь городской парк. Стражу сняли, а по осени сюда навезли саженцев, но ни один не прижился, и сейчас это просто едва присыпанная снегом бесполезная проплешина посреди города. Ну хоть собаку есть где выгулять.

Светлячок то и дело нюхает воздух, бросается взад-вперёд и принимается рыть лапами снег. Вот только какой-нибудь таинственной магической ерунды мне не хватает для полного счастья! Как же мне хочется хотя бы одну спокойную зиму… Я не выдерживаю и увожу его домой пораньше.

И весь день меня грызёт какой-то червячок. Смутное сомнение, догадка – где-то на краешке сознания, которая никак не может до меня достучаться. Как будто тогда, той ночью, которой я развеяла пепел Замка пурпурной розы, я что-то упустила. Не заметила. Какую-то очень важную деталь.

Наступает вечер. За окном метель, угрюмо завывает ветер, гоняет пригоршни снега по площади.

Я читаю перед сном. Аврора сидит в постели в ночной сорочке, чешет кудри и напряженно о чем-то размышляет, глядя в пустоту. Последнее время она очень бледная, хотя и не ревёт больше по ночам. Ну просто ночами её не бывает в комнате.

А я, наконец, набираюсь смелости спросить – раз уж это мой единственный источник возможной информации.

– Аврор… Почему тебя отправляют домой? Я думала, тебя хотели оставить здесь у родственников.

Она так долго молчит, что я почти уже уверяюсь, то она не удостоит меня ответа. Но королева, наконец, бросает сквозь зубы:

- Не у родственников. Меня просто хотели получше выдать замуж после выпуска.

- А теперь?

- Теперь перехотели.

Это не моё дело, но я должна узнать.

- Почему? Что-то изменилось?

Аврора смотрит раздражённо, но всё же снисходит.

- Я мечтала, чтобы меня оставили в столице. Хотела даже стать учительницей в Эбердин. Это меньше того, что я заслуживаю, но я готова была пойти на это – лишь бы не уезжать. Мне почти удалось убедить отца – тем более, что у нашей семьи есть какие-то давние родственные связи с Королевством, и эта страна для нас не совсем чужая. Но тут неожиданно воспротивился дед. Старый хрыч до сих пор держит семью в ежовых рукавицах, и его голос оказался решающим.

Соседка откладывает щётку, встаёт и вдевает ноги в домашние туфли. У меня спина покрывается мурашками.

- Почему, Аврора? Почему твой дед против, чтобы ты оставалась?

Она колеблется, но бросает на меня взгляд искоса:

- Из письма мамы я поняла, что скоро в Королевстве станет небезопасно.

Аврора уходит в ванную комнату, а с меня окончательно слетает сон. Сжимаюсь в комок на кровати, обнимая Светлячка за шею.

Ну где же ты?.. Где ты…

Этой ночью Аврора уходит, уже даже не прячась. А я сижу в темноте, прислушиваясь к отголоскам зимнего ветра, заблудившегося в оконной раме, и всё не могу уснуть.

Что же я упустила? Что не заметила?

И тут замечаю, что в комнате уже не так темно, как раньше. Слабые бордовые сполохи пробиваются из-под моей подушки – оттуда, где храню прощальный подарок Замка пурпурной розы. Откидываю её и вижу, что камень горит изнутри тревожным пламенем, оно бьётся в нём, как маленькое сердце.

А потом к бордовому свечению добавляется мягкий золотистый свет – и я оборачиваюсь на него, всё ещё не веря в происходящее.

Светится шерсть моего пса. Он сидит на полу посреди комнаты, неподвижно как каменное изваяние, и смотрит в сторону двери, которую уходящая Аврора оставила приоткрытой.На золотистых боках начинают проступать чёрные полосы – как у того южного зверя, тигра, которого я видела в учебниках. И кажется, Светлячок увеличился в размерах.

А потом мой пёс открывает пасть, клыки в которой удлинились и стали теперь совершенно ужасающих размеров, и рычит так, что у меня кровь стынет в жилах. Рычит в сторону тьмы за дверью.

(6/7 - 12)

Та-а-а-ак…

Выдохнули... Уже лучше.

Судя по всему, мой пёс – немножко не совсем пёс. Или даже совсем не пёс. Но с этим будем разбираться потом – в конце концов, раз он меня до сих пор не сожрал, видимо и не собирается. По крайней мере, теперь ясно, чего он так ко мне привязался тогда, на площади – раз он существо волшебное, наверняка узнал, что это именно я его тогда из камня «разморозила», а значит, именно мне лучше всего жаловаться на некомфортные условия пребывания в ящике.

А вот что действительно не терпит отлагательства – так это вопрос о том, что же такого он учуял за дверью.

Может, мне раз в жизни проявить благоразумие? В конце концов, до выпуска считанные дни остались… Хорошо бы хоть выпуститься без приключений на пятую точку.

- Светлячок, я туда не пойду! – шепчу я как можно более убедительным страшным шёпотом.

Мой пёс, действительно светящийся ещё похлеще того самого жука, поворачивает тигристо-окрашенную башку и смотрит на меня. Внимательно так смотрит. Я бы даже сказала, проникновенно. А учитывая, что он сейчас уже размером примерно с телёнка, и зубы у него с пол руки моей, от проникновенности этого взгляда мне хочется спрятаться под одеяло.

И тут он поднимает гигантскую пасть, принюхивается к воздуху – а потом издаёт нетерпеливый скулёж.

- Да что там такое? – машинально спрашиваю я. Как будто пёс может мне…

…Аврора. Её смеющееся лицо. Протягивает печенье. Я вижу её немного снизу – так, будто сижу на полу…

Ну вот. Приплыли.

Хотела, называется, спокойно выпуститься!

Со мной уже псы разговаривают. Только что Светлячок, кажется, предельно чётко дал понять, почему он так рвётся наружу. Где-то там Аврора. И судя по всему, мы должны её спасать. От чего только?

- Что там? Что ей угрожает?

…темнота. Просто темнота перед глазами… Ничего не видно и очень страшно…

Мда. Не густо. Я совершенно ничего не поняла из этого видения, кроме того, что мне совершенно туда не хочется. Но идти надо.

Да тут ещё эта мысль дурацкая, что грызла весь день – я почти-почти её уловила… но снова никак. А самое неприятное, что я понятия не имею, как подготовиться к неизвестному. Единственное, что приходит в голову – это захватить с собой на всякий случай подарок Замка пурпурной розы.

Засовываю руку под подушку, вытаскиваю камень. Сжимаю его в ладони, тороплюсь к выходу – скорее, пока продолжающий пухнуть на глазах Светлячок ещё помещается в дверной проём…

И тут ощущаю в ладони странную пустоту. Разжимаю пальцы – в них действительно ничего! Странно. Камень исчез.

Проверяю внезапную догадку и опять бросаюсь к кровати.

Так и есть! Камень каким-то образом снова очутился под подушкой. Вторая и третья попытка донести его до двери планомерно проваливаются.

Великолепно! Кажется, камень боится выходить наружу. Он решил, что ему безопаснее отсидеться под подушкой. А я, значит, должна идти?!

Но времени удивляться у меня совершенно нет, я оставляю в покое трусливый камень, встаю плечом к плечу с псом и осторожно выглядываю за дверь. Беспокойство Светлячка передаётся мне, и на кончиках пальцев загораются голубые искры. Надеюсь, никто не вздумает в этот ночной час выглянуть в коридор – заикаться будет до конца жизни при виде меня и собаки, сияющих как взбесившиеся новогодние ёлки, утыканные свечами.

В коридоре темно – намного темнее, чем обычно, как будто даже луна и звёзды спрятались в испуге. А я ведь понятия не имею, куда уходила Аврора по ночам – и где же я должна теперь её искать?

- Светлячок, след! – упрашиваю я напарника, в надежде, что он как всегда поймёт. И пёс срывается с места, несётся в сторону лестницы, по дороге сшибая здоровенным хвостом напольную вазу с букетом засушенных хризантем.

Я, конечно же, за ним. Не хватало ещё потерять единственный источник света – мои-то искры освещают в лучшем случае ладони. Не задерживаясь, пёс проскакивает второй этаж – значит, учебные аудитории и старый корпус отметаем. Первый этаж – и мы несёмся почему-то мимо перехода в соседнее здание. Но я думала…

Столовая. Здоровенная комната с длинными рядами столов и стульев, которые стоят… стояли аккуратно возле них. Следом – смежная кухня с огромными кастрюлями и здоровенной плитой. И в самом углу – ещё одна неприметная дверь. Кладовка?

И тут меня сшибает осознание. Настолько оглушительное, что я просто останавливаюсь как столб посреди комнаты.

Кажется, меня опять тащат в подвалы. И кажется, я начинаю понимать, что к чему, и что именно не давало мне покоя так долго.

Замки ведь добрые! Я знаю уже из дневника той девушки, который нашла когда-то в библиотеке Замка ледяной розы, что они создавались как печати, призванные оберегать наш мир от того, что должно было прийти из мира другого. Я подумала тогда, что речь о шелкопрядах… но что, если есть не только они?Не мог Замок пурпурной розы обращать в камень живых существ – особенно после того, как увял и рассыпался в пыль, потеряв всю свою магию без остатка. У него просто не было сил для этого – да и причин.

Какая же я глупая! Должна была догадаться раньше. Ведь снова повторяется одно и то же – как только сила замков слабеет, из недр земли появляется что-то, несущее смертельную угрозу. Шелкопряды оказались вполне милыми существами, если знать, как с ними обращаться. Но с чего я взяла, что остальное, что придёт оттуда, окажется таким же?

Я уже не маленькая девочка и должна понимать, что не всегда зло – это страдающее добро, которое постигла когда-то неудача. Иногда зло – это просто зло. Без всяких оговорок. Не со всяким монстром можно договориться. Наверное, мне просто повезло, что я не встретилась с чем-то по-настоящему ужасным в детстве, когда была слишком наивна.

Вот только понимание всего этого никак не облегчает мне задачу – преодолеть страх и открыть-таки дверь этой кладовки. Обнадёживает лишь одно – я же сумела как-то «разморозить» и пса, и голубей. Значит, оружие против того нового неведомого врага у меня есть. И судя по всему, не такой уж он всемогущий – ведь, как только король приказал засыпать котлован Замка пурпурной розы землёй, нападения прекратились. Даже головные боли у людей прошли – они снова стали безбоязненно приближаться к этому месту, а стражу просто-напросто сняли за ненадобностью. Значит, этому злу нужен непосредственный контакт, и в случае чего, у меня появляется надежда убежать.

Почему именно сюда привел меня Светлячок, тоже теперь понятно. Судя по всему, это неведомое, что пугает нас с ним и угрожает Авроре, является откуда-то снизу. А ведь Школа находится совсем рядом с местом, где стоял Замок пурпурной розы! Наверняка подвалы сообщаются.

Я вспомнила о жилах чёрной породы, уходящих вглубь белого камня Ледяных Островов, и вздрогнула.

Камень. Снова и снова на моём пути. Камень живой и камень… мёртвый.

Я увидела Аврору сразу же, как только распахнула двери кладовки. За моей спиной Светлячок разрывался от угрожающего рычания. Мой пёс был уже слишком велик, чтобы протиснуться следом, но его света с лихвой хватало, чтобы осмотреться.

…Она стояла, вперившись в пустоту, посреди этой небольшой комнаты, заставленной шкафами, стеллажами и мешками, и у неё были красные глаза. А по ногам её взбиралась всё выше чёрная грязь, застывая и превращаясь в камень. Поток этой грязи выплёскивался из ещё одной неказистой двери, что была в противоположном углу кладовой и вела, по всей видимости, в те самые злосчастные подвалы. Живой текучий камень взбирался по стенам, медленно заливал потолок – словно где-то там, за дверью, у злобного великана убежало смертоносное тесто.

И тут я, наконец, отмерла. Надо срочно что-то делать! Ведь у меня получалось уже!.. Правда, кажется, голодный камень усилил свои способности за истекшие месяцы. Если раньше он мог приманивать только животных, а люди избегали даже подходить к опасному месту, то теперь получается, у него хватило сил, чтобы справиться с целым человеком. Вот только к счастью, он не смог «заморозить» Аврору так же быстро, как голубя. Это обнадёживает.

Я потёрла ладони друг о друга, вызывая знакомое ощущение покалывания и жжения в коже. Направила их в сторону девушки, которая уже почти до пояса превратилась в каменное изваяние.

Едва потоки голубых искр коснулись черноты, живой камень дрогнул и пошёл рябью. Даже те его складки, у самых ступней Авроры, что уже затвердели, сейчас снова стали мягкими, как глина, и поплыли. Я зачерпнула больше сил, призвала всю свою ярость и негодование – злость на эту гадкую тьму, посягающую на мир живых – и поток искр усилился, превратился в снопы жидкого синего пламени. Его языки обожгли остатки камня и он, словно в испуге, отпрянул, освобождая ноги Авроры. Я не останавливаясь гнала его всё дальше, смывала со стен, пола, потолка, загоняла обратно в пустоту подземелий, откуда этот ужас и явился к нам – неведомо из каких миров.

Глаза Авроры побледнели и снова стали голубыми. Она покачнулась. Я бросилась к ней, чтобы подхватить.

Светлячок снова уменьшился и протиснулся в кладовую, метнулся мимо нас в угол.

- Фу! Сидеть! – крикнула я, но было поздно. Со злобным рычанием мой пёс бросился в чёрный провал двери и скрылся за ней. Кажется, он хотел отомстить врагу, который напугал его когда-то.

И я уже собиралась осторожно усадить Аврору на пол, чтобы скорее вернуть бедового пса, пока он не наделал глупостей… Как за моей спиной тишину вспорол ледяной голос:

- Рор, отойди от неё немедленно!

Я оглянулась и увидела профессора Оскотта, который с фонарём в руках смотрел на меня с ненавистью и страхом.

Аврора вскрикнула, оттолкнула мои руки и бросилась к нему. Упала ему на грудь и прижалась, всхлипывая.

- Девочка моя, что эта ведьма с тобой сделала? Я всегда знал, что это ничтожество тебя ненавидит, но чтобы такое…

А она плакала, вздрагивала и ничего не могла сказать.

- Иди в мою комнату, а с этим отродьем тьмы я сам разберусь!Аврора не заставила себя просить дважды. Кивнула и выбежала из кладовой. А я осталась – чувствуя, как руки наливаются свинцом, кружится голова и темнеет перед глазами. Всё-таки слишком много энергии израсходовала. Кажется, сейчас самым позорным образом хлопнусь в обморок. У меня не хватало сил даже удивляться.

Так вот оно что, оказывается… На первый этаж Аврора бегала вовсе не потому, что там переход в корпус юношей, как я подумала. Просто-напросто, здесь апартаменты преподавателей. А учитывая, что почти все они – семейные люди и пользуются ими лишь чтобы передохнуть между уроками, сейчас занята наверняка лишь парочка комнат, такими одиночками как Оскотт. Ночью на этаже наверняка очень пусто и очень тихо.

Значит, «единственная родственная душа в этом сборище ничтожеств», да, Аврора? Что ж… они и в самом деле похожи.

- Так это вы? Вы с ней…

Оскотт изменился в лице и подскочил ко мне. Прошипел, хватая за запястье:

- Ты никому об этом не скажешь, ведьма!

- Я и не…

- И я позабочусь, чтобы тебе никто не поверил! Завтра же утром сдам тебя королевской страже. Думаю, в Сенате найдутся дальновидные люди, которые постараются дознаться, откуда снова взялось мерзостное колдовство, что мы уже уничтожили много веков назад. А они найдутся, поверь!

Я сцепила зубы, чувствуя, как подступает паника. Я ведь слышала, что у Оскотта обширные связи в Сенате. Леди Темплтон рассказывала мне по секрету, что этот орган, который объединяет виднейших представителей дворянства, за годы дряхления предыдущего монарха, по сути, подмял под себя власть в королевстве. И он не собирался так просто с ней расставаться даже при новом владыке. Меня могут разменять как пешку в игре для усиления влияния.

А ещё я смотрела в глаза своего преподавателя и видела там иррациональный ужас. Страх перед магией, который закладывается в нас с детства – с тех самых «Легенд эпохи Завоевания», что детям читают перед сном. Оскотт не остановится, не попытается со мной договориться или как-то запугать. Он хочет просто-напросто меня уничтожить, как зловредное насекомое.

Изо всех сил я дёрнула руку, но Оскотт держал крепко. И тут меня осенило.

- Светлячок, ко мне!!

На мой крик откуда-то из глубины подземелий раздался слабый отголосок рычания. Вот только его услышала не я одна.

- Какая удача! Одним махом избавлюсь от обоих исчадий тьмы.

Оскотт сделал несколько широких шагов, таща меня за собой, и захлопнул дверь в подвал. Несколько раз повернул ключ, торчавший в двери, а потом положил его себе в карман.

Я отчаянно вырывалась и попыталась ударить Оскотта, но тщетно. Почему в книгах маленький, но добрый, всегда побеждает большого и злого? Почему в жизни побеждает сила?

Только оказавшись снова в своей комнате, услышав, как щёлкает замок и снаружи звенит ключ, я, наконец, по-настоящему осознала всю серьёзность своего положения.

Я заперта в комнате одна до рассвета. А на рассвете за мной придут. С третьего этажа я не спрыгну – слишком высоко, а под окнами каменная мостовая, разобьюсь насмерть. К тому же, даже для того, чтобы устроить какое-нибудь сумасбродство с простынями, потребуется выбить прочные оконные рамы, которые на зиму запирались. А окна Оскотта почти под моими, он непременно услышит. Леди Темплтон нету в школе. Мой пёс закрыт в подвале, и еще счастье, если он выберется оттуда живым, учитывая, какая дрянь там обитает. Единственный человек, который знает, что на самом деле произошло – Аврора – на стороне моего врага. А он в отсутствие старой леди и ректора – единственная власть в Эбердин. Где сейчас Рон и что с ним, я даже думать боюсь. Магию исчерпала до дна, и как долго она будет восстанавливаться, понятия не имею.

Что ж… кажется, у меня есть все шансы узнать на своей шкуре, каково пришлось тем мохнатым чудовищам-эллери, когда они проиграли в Великом Завоевании.

(6/7 - 13)

Вот только даже эти звери не сдавались до последнего – когтями и зубами сражались за свою жизнь и свободу. Так неужели же я покорно сложу руки? Мне вспомнились картины на стене. А еще тот гобелен, фамильный гобелен Винтерстоунов, на котором умирал последний эллери.

Ни за что. Я ни за что не сдамся! Ведь я обязана дождаться – потому что, хотя это и глупо, внутри меня живёт вера в то, что пока я жду, с ним ничего не случится и он непременно вернётся ко мне.

Панику и целую охапку тревожных мыслей я постаралась затолкать подальше в своём сознании.

Итак. Что у нас есть?

Для начала я попыталась выяснить, не остался ли где-нибудь в комнате забытый ключ. Оскотт забрал себе мой, который торчал в двери, а ключа Авроры нигде не было, хотя я самым бесцеремонным образом перерыла весь её шкаф и тумбочку. Значит, он был у неё с собой. Получается, этот вариант отпадает.

Попыталась расковырять замок шпильками – но, видимо, для этого нужен какой-то особый навык домушника, которым я не обладаю. Выломать дверь же у меня не получится, как бы ни старалась – она была тяжёлая, прочная, строители постарались на славу.

На секунду у меня в голове мелькнула мысль просто-напросто закричать и позвать на помощь, чтобы проснулся кто-то из соседок за стенкой. Но обдумав как следует эту идею, я от неё отказалась. Что-то мне подсказывало, что если устрою переполох, то всё, чего добьюсь – сюда явится Оскотт и тогда мне не поздоровится. В лучшем случае утра я буду дожидаться под его неусыпным надзором.

Для очистки совести подёргала оконную раму – но сдвинуть её с места было гиблое дело, а металлической ручки-ключа, при помощи которого открывалась форточка, у меня не было.

Что ж… кажется, немагические способы исчерпаны.

Я достала из-под подушки свой трусливый камень. Долго-долго сверлила его укоризненным взглядом, который призван был пробудить в магическом подарке совесть. Если она у него, конечно, была.

Но то ли, всё-таки, совести не было, то ли она спала ещё более крепким сном, чем язычок пламени в глубине камня, который светился совсем слабо – но он так и не откликнулся на все мои призывы и укоры. Заколка, подаренная Замком ледяной розы, так и вовсе годилась, судя по всему, только на то, чтобы вызывать у меня не вовремя разные загадочные видения и мешать целоваться.

Какие-то бестолковые подарки у этих замков, если честно! И приходится с грустью констатировать – слишком мирные. Вот прям сейчас я пожалела о том, что в них нету хотя бы капелюшечки злости. Иногда она тоже необходима – чтобы суметь защитить то, что дорого.

Оставалась последняя надежда – на то, что восстановится моя собственная магия.

Осторожно подув на кончики пальцев, которые до сих пор ныли и болели, я попыталась вызывать искры. Они с трудом, очень слабые, но откликнулись. Правда что с их помощью можно сделать?

Я направила магию в сторону дверного замка. Вдруг получится его расплавить?

Но всё же я, наверное, еще не слишком виртуозно владела своими силами, потому что темнеть и обугливаться стало дерево вокруг замка, в воздухе запахло гарью. Не хватало пожар устроить в школе! А ещё до меня дошло, что расплавленный замок уж точно не откроется, а скорее всего и вовсе меня замурует в комнате. Этот вариант лучше оставлю до момента, когда за мной придут.

- Ай!

Я чуть не подпрыгнула, услышав сдавленный возглас боли из-за двери.

Кажется, кто-то схватился голой рукой за горячий металл дверной ручки.

А потом что-то завозилось снаружи, зазвенело и щёлкнуло.

Дверь распахнулась, и прямо из коридорной темноты в комнату ввалилась запыхавшаяся Эмили. В зимней одежде, ботинках и шапке. Правая рука её была одета в варежку – видимо, в качестве способа схватиться-таки за странно ведущую себя дверную ручку.

Но как же я была счастлива видеть лучшую подругу! Вот только какого?..

Эмили уставилась на меня сверкающими, полными решимости глазами и зашептала:

- Ни о чём не спрашивай, некогда. Одевайся по-уличному, обувайся и за мной!

Я не заставила упрашивать себя дважды. Судя по всему, меня собрались спасать. Внутренняя пружина тревоги чуть отпустила. Всё-таки, есть во Вселенной справедливость – не всё же мне спасать всех подряд, думала я, скача на одной ноге и запихивая другую в ботинок. Хочется для разнообразия и себя почувствовать спасённой.

Вот только кое-что я сделала перед отходом, хотя это и могло нас задержать – сунула в волосы заколку, а в сумочку для прогулок положила камень и тоненькую пачку писем от Рона. Подвеска и так всегда была на мне – её я не снимала даже ночью. Пожалуй, теперь точно всё – без остального сумею обойтись, хотя понятия не имею, куда мы бежим с Эмили посреди ночи. Главное, чтобы подальше от Оскотта.

Перед выходом не удержалась – когда подруга уже тянула меня за руку, бросила последний взгляд на комнату, в которой провела целый год. Пожалуй, мне будет немного её не хватать. Кажется, сейчас я готова перевернуть ещё одну страницу в книге своей жизни. Очень надеюсь, что таких будет ещё много и на них не будет больше страшных сказок.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍В полной тишине и темноте, почти наощупь мы с Эмили спустились на второй этаж и двинулись к старому корпусу. Ну конечно – вряд ли для внучки старой леди это такой уж большой секрет.

В школе стояла мёртвая тишина – казалось, ещё немного, и услышу шорох снежных хлопьев за окнами.

Вслед за подругой я пробиралась по спутанному тёмному лабиринту помещений старого корпуса, лавируя меж строительных лесов, щёток, лестниц, то и дело спотыкаясь без света, задыхаясь от запаха пыли и побелки, обливаясь потом в уличной одежде и в смятении прислушиваясь к звукам за спиной – вздрагивая оттого, что казалось, будто за нами погоня.

Но мы смогли беспрепятственно спуститься на первый этаж этого рассыпающегося здания, а потом через разбитое окно – наружу, в боковой проулок и на площадь, где морозный воздух разом ворвался в лёгкие, выбив из них тяжёлую взвесь побелочной пыли и оглушив своей свежестью.

Свобода! Мне показалось, как только стены перестали давить – я сама стала легче на несколько фунтов.

Эмили меж тем потащила меня за собой в один из соседних переулков – пересекать площадь, где всё видно, как на ладони в свете полной луны, мы не стали.

И лишь там, в узкой расщелине меж высоких домов, мы позволили себе остановиться на минуту, прислонившись спинами к какой-то стене, и отдышались.

- Как… как ты узнала?

- Узнала что? – простодушно переспросила Эмили, заправляя за уши светлые локоны, рассыпавшиеся из-под шапки. Кажется, она вскочила и бросилась меня спасать спросонья, даже не причесавшись. – Если ты про то, что натворила, то я понятия не имею, в чём тебя обвиняют, но заранее уверена, что ты не при чём. А если и при чём, то это была какая-нибудь нелепица и ты не хотела ничего дурного.

- Ох, Эмили, я… можно я тебе потом расскажу, что я натворила? Вернее, не натворила, а кое-кто подумал, что натворила, а на самом деле всё было совсем не так… короче, всё очень сложно.