Замок Пастыря

Глава 3: Вечер у Стальной Ведьмы

Георгий улыбнулся.

– Не похоже, – камердинер Тихон сметливо сощурился, будто приценивался на рынке к четверти окорока. – Не верю. Если б я так на улице улыбнулся, меня б тот час же любой городовой за шкирку схватил и в отделение повел – потому как вылитый убивец или бомбист.

Маг посмотрел на себя в зеркало и был вынужден признать правоту слуги. Вежливым светским улыбкам ему раньше учиться не было нужды, а сейчас уже оказалось поздно. Знал бы заранее – озаботился бы, конечно, да только на каждый чих не напредсказываешься.

– Где наша не пропадала. Будем и дальше строить из себя бывалого вояку и грубого солдафона.

– Вашбродие, так вы ж и есть бывалый вояка.

– Угу. Удобно, правда? И вот еще что. Пока меня не будет – из номера ни ногой. Ясно? Меня на этот вечер пригласили не из вежливости, и отправляюсь я не к друзьям. Тебя могут схватить просто чтобы выпытать какие-нибудь сведения обо мне. А нашему брату, сам понимаешь, лучше живым не попадаться.

– Понял, понял.

Тихон если и испугался, то виду не подавал. Было ли то проявлением его медвежьей натуры, или же просто флегматичностью, но даже открытые проявления магии он воспринимал, как что-то само собой разумеющееся. Глубоко копаться в мыслях слуги магу не хотелось, да и необходимости он не видел.

Сам Георгий дорого бы дал за такое безмятежное спокойствие. В образах неслучившегося будущего отчетливо угадывалась дуэль. Но не ясно было, с кем и с каким исходом. В том, что ее подстроят с целью провокации, сомневаться не приходилось – ведь кровных врагов у него не было, а разругаться с кем-то насмерть всего за один вечер сложно. Значит… значит надо не только победить, но и сделать это не раскрывая всех карт.

Маг хмуро оглядел разложенный на письменном столе арсенал. В путешествие он брал только самое необходимое – опять же, чтобы не давать лишних намеков, и теперь корил себя за непростительную наивность. При себе Георгий сейчас имел лишь несколько слитков живого серебра, но его нельзя было пускать в ход. Возможности живого серебра были слишком велики, оно бы неизбежно привлекло самое пристальное внимание, ибо это не та вещь, которой мог бы владеть провинциальный маг из сибирской глуши. Значит, рассчитывать придется только на обычные средства.

В ножны на поясе легла сабля. Старый трофей, привезенный еще прадедом с Кавказской войны. Очень легкая, идеально сбалансированная, острее любой битвы, и при этом не способная сломаться. Простые, но добротные заклинания были впаяны в прямо в металл, и потому со временем не рассеивались, а лишь крепли. Как этот шедевр попал в руки грязным дикарям, оставалось загадкой, но то было и неважно, ведь сабля сменила прежнего владельца на более достойного.

В кобуре на правом боку устроился револьвер системы «Смит-Вессон Русский». Армия в свое время от него отказалась из-за избыточной мощности и непомерного веса, но Георгий готов был с ними мириться, ведь крупные и массивные металлические детали отлично подходили для нанесения чар.

В специальной локтевой кобуре примостился однозарядный крупнокалиберный дерринджер. Полнейший примитив, из которого с десяти шагов попасть можно разве что в стену. Зато с трех шагов с легкостью отрывал руку, ногу или голову.

И не стоило смеяться над тем, как маг столь основательно вооружался. Остальные гости будут при оружии не менее смертоносном. С древнейших времен одним из главнейших назначений магии было причинение вреда, так что ее адепты за тысячелетия успели поднатореть в науке истребления себе подобных.

Как ни странно, именно убийственная мощь магии не позволяла Посвященным истребить друг друга. Ведь если оставить людей совсем безоружными, они будут устраивать свары на ровном месте, не опасаясь серьезных последствий. Если вооружены будут только некоторые, они установят диктат над остальными. Но если вооружены будут все, то им волей–неволей придется вести себя осмотрительно, и считаться с мнением окружающих, что сделает конфликты редкими и нежелательными.

Это был один из столпов чародейского сословия – можно все, абсолютно все. Никакой закон, земной или небесный, не указ тому, кто практикует тайное искусство. Но и ответственность за свои действия он должен понести сполна, особенно если сам лезет на рожон.

Именно последним Георгий, к своему вящему неудовольствию, и намеревался заняться. Собравшись, он в последний раз проверил упеленывающие гостиничный номер охранные заклятия, и вышел на улицу.

В лицо сразу дыхнула сырость. Чего-то иного от стоящего на болотах города ожидать было сложно, но к заурядным запахам плесени, крыс и плещущейся в каналах речной воды примешивались ноты намного менее заметные и намного более беспокойные. Магу здесь было неуютно – слишком много смерти под ногами от закатанных в фундаменты и под мостовые трупов. Слишком сильно было напряжение, накопленное в стенах дворянских и купеческих особняков. Казалось бы, городу было всего двести лет, но алчность, властолюбие, разврат, страх скопились здесь стремительно, как гной под нарывом. Иной раз страшно было сделать единственный шаг – как бы исполинский фурункул не лопнул от него.

От гостиницы «Англетер» до Каменного острова добираться нужно было несколько верст и о том, чтобы идти пешком, не было и речи. Выбрав одного из толпящихся на Исакиевской площади извозчиков, маг отправился на прием. На счет самого вечера он не беспокоился. Гадючник, конечно, но и выгоду можно извлечь. Как минимум, присмотреться к сливкам столичного общества поближе. Ох, только черта помяни…

Коляску, на которой ехал Георгий, обогнал роскошный экипаж, оставивший после себя ощутимое послевкусие магической ауры.

«Стоп, не экипаж! Автомобиль! Новейший автомобиль с бензиновым мотором и закрытым со всех сторон салоном!»

Не удержавшись, маг присвистнул. Как правило, маги не жаловали плоды прогресса. Не только из консерватизма, но и потому, что механизмы, произведенные промышленным способом, очень плохо впитывали чары, в отличие от изделий ручной работы. Не ломались, как правило, но принципы большинства практикуемых систем – византийской, римской, североевропейской рунической, классического ведовства, каббалы – не позволяли воспринимать технические устройства, не хранящие тепло рук мастера, как единое целое. Особенно новодел. Исключением из правила были разве что часы, которые собирались вручную, их чародеи очень уважали. Но часы часами, а автомобиль дело совсем иное. В уме Георгий сделал пометку: попытаться познакомиться с владельцем.

Тем временем коляска миновала Николаевский и Тучковы мосты и теперь петляла по тесным улочкам, набитыми людьми – заводскими рабочими, мещанами, студентами, проститутками, мелкими лавочниками. Всеми теми, кто и составляет огромный организм, называющийся «город».

Для царской власти они были подданными.

Для Посвященных: ресурсами, топливом, разменными фигурами.

Для кого-то – просто пищей.

В лучшем случае – безликие массы, бесполезно, но и безвредно копошащиеся среди коробок доходных домов и пролетарских общежитий.

Плутать в итоге пришлось недолго. Базилевские обосновались в Петербурге полтора столетия назад, и берег реки Малой Навки в те времена был отдаленной окраиной, но уже тогда аристократия выстраивалась в очередь за царским разрешением построить тут дачу. Так что старый, отстроенный в британском стиле и обнесенный плотной металлической оградой, перевитой шиповником, особняк в одиночестве себя не ощущал, тем более что графия была не единственной обитательницей острова, причастной к скрытому миру. Георгий соскочил на землю, придерживая саблю у бедра, и принюхался к воздуху. К сырости примешивался тяжелый, неощутимый для постороннего запах концентрированного эфира. Резиденция Базилевских была отстроена на совесть, и словно губка впитывала энергию со всей округи.

Изящные ворота из вороненого чугуна были приоткрыты ровно настолько, чтобы в них свободно прошел один человек. Ступив под их свод, Георгий машинально отметил первые слои защиты.

«На наружной решетке оттиснуты отводы глаз – от случайных любопытствующих. Сама ограда своими частями уходит глубоко под землю, соединена с проходящей внизу духовной жилой. Просто и надежно рассеивает нацеленную извне магию, если она не слишком сильна. Шиповник тоже не прост – единая корневая система у сотен кустов, и какое-то ведовское заклятие сродства. Стоит надломить хоть один листочек – внутри тут же будут знать об этом. Похоже, способен хватать жертву и выделять на колючках яд. Нет, даже не яд, материализованные летаргические чары. И ведь это только наружный круг…».

Тонкости магической защиты, оберегавшей усадьбу, можно было без преувеличения разбирать неделями, настолько плотной и запутанной была сеть чар, пронизывающих воздух и землю. Присыпанная гранитной крошкой дорожка шла через сад, опоясывала небольшой круглый пруд и упиралась прямиком в мраморное крыльцо. Когда Георгий уже собирался подняться по ступеням, в спину ему послышалось оглушительное карканье.

Он обернулся.

Только теперь он заметил, что по краям пруда установлено несколько небольших цветочных тумб. И на некоторых из них сидели вороны – всего пять штук. Птицы вели себя как-то странно, они все смотрели в одном направлении, то есть на мага, были почти неподвижны и только каркали во весь голос. Это тоже были стражи? Георгий пригляделся повнимательнее и понял, что ошибся. Все было стократ хуже.

Вороны были людьми. Когда-то были. Значит, слухи о тех несчастных, что в свое время переходили дорогу чудовищу среди чудовищ Варфоломею Базилевскому, отцу нынешней графини Августины Базилевской, были правдой. Он не убивал своих недругов, но убийство было бы милосерднее. Те невезучие маги были обращены в ворон, и намертво скованны заклятиями, не позволяющими им покинуть этот сад.

Живое и наглядное напоминание о том, что не стоит бросать вызов хозяевам усадьбы, и за десятилетия актуальность этого напоминания не иссякла. Хотя бы потому, что со своим отцом Августина, уже по другим слухам, без труда расправилась еще в юные девичьи годы.

«Надо было Тихона с собой прихватить, – подумал Георгий, берясь за дверное кольцо. – Хоть поглядел бы, как настоящая «жуть» выглядит».

Он три раза с силой постучал, и сразу после третьего удара дверь распахнулась. Перед ним стояли прислужники в однотонных ливреях, мужчина и женщина, оба тут же склонились в поклонах. На их запястьях серебрились гербовые клейма, обозначавшие их как собственность, но лица у обоих были живыми. Графине служили полноценные личности, не «утюги на ножках».

– Приветствуем вас, уважаемый господин. Я – Пчела, позвольте принять вашу шинель, – проговорила женщина.

– Я – Клещ, позвольте проводить вас к гостям, – мужчина жестом пригласил следовать за собой. – Как вас представить?

– Георгий Летичев, шестой в роду своем, – маг передал служанке одежду, отметив про себя, что нормальных имен слугам в этом доме не полагалось, только клички.

– Идемте за мной, уже собрались многие.

Слуга провел его через коридор, увешанный портретами. На них были изображены только женщины, мало друг на друга похожие, но с одинаково волевыми глазами цвета изумруда. Георгий невольно поежился. Он вспомнил, что ведовское искусство в своей высшей форме передается не обычным путем – через обучение и инкрустацию тисофии, а напрямую, по праву рождения. И только от матери к дочери. Злополучному Варфоломею, при всей его силе, отводилась всего лишь роль пестуна.

«Здесь портреты с шестнадцатого века. То есть уже триста лет назад Базилевские были очень сильны».

Тем временем слуга отворил массивные створки портала, громко провозгласил имя и поколение гостя, и отошел в сторону, уступая дорогу.

Три десятка пар глаз тут же впились в мага.

Три десятка скорпионьих жал нацелились на добычу.

Георгий с трудом удержался от того, чтобы нервно сглотнуть, и согласно этикету приветственно кивнул. Надо было получше поработать над легендой. Сибирь стала активно развиваться только сто лет назад, шестое поколение могло просто не успеть зародиться естественным путем, что могли заметить особенно дотошные личности. В крайнем случае, конечно, всегда можно сбежать… он на всякий случай повторил в уме нужную арию, но с облегчением заметил, что интерес к нему теряется.

– Приветствую, господин Летичев, – графиня появилась рядом как из воздуха. – Вы добрались без происшествий?

– Доброго вечера, ваше сиятельство, – Георгий склонился, целуя протянутую руку. – Нет, все благополучно.

Она была прекрасна той совершенной, смертоносной красотой, которую воплощает в себе клинковое оружие. Ее длинные черные волосы были собраны в сложный шиньон, а черно-белое платье изящно облегало фигуру. Шею графини охватывало тонкое серебряное ожерелье, а малахитовые серьги подчеркивали глаза. Августина Базилевская одевалась скромно для своего статуса, но это лишь придавало ей внушающее трепет очарование. В ней не было ничего, что казалось бы излишеством, она не пудрила лицо – ведовская магия хранила ее молодость и красоту лучше любой косметики.

И при этом она обладала огромной властью, и знала об этом. В ней не чувствовалось ни капли жалости или слабости. Лишь мимолетный ее взгляд мог бы сломать кого-то более впечатлительного или слабовольного.

– Рада слышать. Надеюсь, вы не будете себя чувствовать неуютно лишь потому, что я пригласила вас последний момент.

- Не стоит беспокойства, скоро прибудут кое-кто из моих московских знакомых, - Георгий оглядел зал. – Но компанию вы подобрали и впрямь пеструю. Я думал, что тут будет больше местных фигур.

– Ах, господин Летичев, вы не представляете, насколько скучны собрания корифеев. Слишком много официоза, протоколов заседаний, регламентов. Не умаляю заслуг князя и прочих, поддерживающих работу Ложи, но они слишком много тащат в нее бюрократии, к которой привыкли на мирских должностях. Нет, я люблю более простую атмосферу. Как в кругу друзей.

«С такими друзьями никаких врагов не надо», - скептически подумал Георгий, но тут же раздробил мысль на бессвязные образы.

- В любом случае, благодарю за приглашение. Заранее прошу извинить за неотесанность и дурные манеры – в казармах да окопах весь изученный этикет имеет свойство выветриваться, - Георгий чуть отклонился в сторону и резко вскинул руку, перехватив опускавшуюся на его плечо ладонь. – А вас, Юрий Несторович, я приветствую, и прошу впредь меня по левому плечу не хлопать. Оно пулей прострелено, побаливает до сих пор.

Он обернулся. Перед ним стоял коренастый черноволосый мужчина с бородой–эспаньолкой, одетый в светло-серый костюм из дорогого сукна с шелковым галстуком.

- Юрий Горынов, двадцать первый в роду своем, - громко объявил слуга графини.

Московский купец второй гильдии Юрий Горынов широко улыбнулся и протянул Георгию руку.

– Ба, что за неожиданная встреча! Летичев изволили выбраться из своих болот в свет! Завтра у нас конец мироздания?

– И я рад вас видеть, – Георгий ответил на рукопожатие и чуть не охнул – силы Горынов был немеряной. – Нет, завтра конца мироздания не будет. И послезавтра, и даже через неделю.

Купец изобразил озабоченность.

– Точно-точно? Прогноз достоверный? Это же просто превосходно! Значит, мы еще успеем расписать пульку–другую! Ваше сиятельство, - обратился он к графине, - я, конечно, понимаю, что мой друг видный кавалер, но позвольте-ка я у вас его украду. Этому царю тайги еще предстоит объясниться, куда он пропал без известий аж на пять лет.

- Все в порядке, меня ждут и другие гости, - Георгий был готов поклясться, что она стрельнула глазами. – Не скучайте.

Оба ухватили с подноса проходившего мимо лакея по фужеру с шампанским и двинулись через зал к игорному столу, что прятался за декоративными вазами и мраморной скульптурой, изображающей крылатого змея с петушиной головой. Такое же существо украшало собой гербовую доску, что висела на одной из стен. За столом уже сидел, неспешно тасуя карточную колоду, долговязый, чисто выбритый человек в простом чиновничьем мундире – коллежский асессор при министерстве финансов Владимир Стрешнев.

– Доброго вечера, – поздоровался он, не поднимая головы. – Надеюсь, ваш визит к Еропкину был удачен?

– Доброго. Довольно неплохо, у меня уже был некоторый кредит доверия. Мой отец с его семьей пересекался в девяносто первом году, когда подробно расписал позапрошлогоднюю войну и ее итоги.

С точки зрения Георгия, решение было довольно спорное. Пользуясь точнейшим прогнозом, Еропкины тогда неплохо заработали на строительстве и благоустройстве города Дальнего и вовремя свернули дела аккурат перед войной. Сам же Игорь Летичев получил сразу тысячу серебряных рублей авансом и намного больше в виде процентов в последующие годы. Семейное финансовое положение это поправило, бесспорно. И позволило приобрести репутацию, что ценнее любых денег. Но ради этих благ пришлось выйти на свет, а именно публичности Летичевы уже давно старались избегать. Георгий полагал, что отец поступил тогда крайне опрометчиво, даже более опрометчиво, когда решил, уже не имея тисофии, поговорить с... не важно, с кем, не стоит упоминать эти имена к ночи. Лет ему тогда было мало, права голоса он еще не имел, и теперь был вынужден расхлебывать последствия старых решений.

Он сел в свободное кресло, выбрав то, которое стояло спинкой к залу. И, следуя усвоенным с детства урокам, «исчез». Слился мысленно с кожаной обивкой и подлокотниками, потерялся на фоне украшающего стену гипсового барельефа. Подстроил движения под ритм собеседников, чтобы не выделяться на их фоне. В зал он смотреть избегал, и наблюдал за гостями через отражение в бокале.

– По какому случаю шабаш? – спросил Георгий. – Что-то тут больно много люда с Запада.

– В Европе идет передел власти, – ответил Стрешнев. – Хватка Тауэра начала слабеть после затяжной кампании в Индии и оттока многих молодых кланов в Америку. Он все еще является гегемоном за счет старых линий, но на Златой улице и на острове Грофт чувствуют слабину, запускают свои ручонки в их сферы влияния. В ту же Францию, к примеру, в Испанию, Египет. Если бы они объединили усилия, то перетянули бы их под себя без труда, но раньше собака с кошкой договорится. Не говоря уже о политических игрищах в светских правительствах, где и черт ногу сломит.

- И Базилевская ищет в этом выгоду?

- Она всегда ищет выгоду, всегда и во всем. И зачастую даже находит. Вы бы, Георгий Игоревич, поосторожнее с ней. Иначе моргнуть не успеете, как окажетесь в лучшем случае под каблуком.

- А в худшем?

- На тумбе у пруда, - хохотнул Горынов. – Раз уж вспомнили про мировую обстановку, не поделитесь с нами своим видением будущего? И, Владимир Тимофеевич, не томите, сдавайте карты.

- Вам как, выжимку, аль с подробностями?

- Ну, мы ведь не торопимся.

- Ну хорошо, начнем издалека. Скажите, как бы вы охарактеризовали последние… ну, предположим, лет сто?

- Бардак! – в один голос ответили москвичи.

- Прогресс! – Георгий поучительно поднял палец. – Начиная с телеграфного сообщения и паровозов, и заканчивая электрическим освещением и жестяными консервами.

- И пулеметами, - добавил Стрешнев.

- И пулеметами, - согласился Георгий. – Не вижу поводов для иронии. Пулемет – отличная вещь, хочу себе один такой для коллекции.

- Отличная вещь для опустошения казны, - коллежский асессор поджал губы. – Я слышал, один пулемет за день боев может израсходовать столько же патронов, сколько потратит целый полк!

- Давайте посмотрим правде в глаза и поймем, что казну опустошают не пулеметы, а казнокрады. И в итоге балерина Матильда Ксешинская с бриллиантами, а армия и флот – без снарядов. Но мы отклонились от темы. Ворье – проблема локальная, а прогресс – глобальная. Именно проблема, потому что прогресс, как акт утверждения человеком власти над природой, неизбежно порождает ответную реакцию. Поэтому главная беда в будущие годы, господа, придет не со стороны иностранных держав или внутренних террористов. Причиной их станет Противосила.

Стрешнев закончил раздачу, и отложил в сторону прикуп.

– Мои познания в этой области не так велики, но разве война сама по себе не должна способствовать восстановлению равновесия? – уточнил он, изучая пришедшую руку. – Просто по самой логике вещей. Массовое кровопролитие, неизбежное опустошение… Заказываю восемь.

– Пас, – коротко сказал Горынов.

– Вы не понимаете сути грядущей войны. Она отличается от тех, которые гремели последние столетия. Честно говоря, я сам не очень хорошо понимаю, но мне она представляется не просто бойней, а родовыми схватками. Человечество переживет ее, пройдет через страдания и кровь – и ринется ввысь с небывалой доселе силой. Сбросив, так сказать, старую скорлупу. Заказываю шесть.

– Но есть вероятность не пережить? – спросил Стрешнев. – А козырями будут трефы.

- Вист, - подтвердил Георгий. – Или не пережить, или пережить, но не справиться с наступившими переменами. Князю я рассказал про пандемию, что должна охватить мир в восемнадцатом или девятнадцатом году. Но это лишь одна из множества вероятностей, которые приведут к краху цивилизации. Я видел целые страны, вымершие от голода, потому что дым закрыл солнечный свет, и земля не родила. Видел заваленные истлевшими костями города, где среди руин продолжал клубиться ядовитый газ. Видел лужу расплавленного камня, оставшуюся на месте Санкт-Петербурга, и я ума не приложу, как подобное можно совершить. Видел, как порождения Молоха на площадях обезглавливают ученых и художников, и своей тиранией превращают людей в подобие животных, существующих с единственной целью раболепного служения этому проклятому племени.

Игроки сделали первый ход, и Стрешнев с довольным видом забрал взятку себе.

– Но существует ли возможность этого избежать?

- Должна существовать, но она ускользает от меня. Я потратил недели на анализ, и как только мне начинало казаться, что я нашел приемлемый путь развития событий, как он тут же превращался в подлинное светопреставление.

– Здорово же вас это напугало, что вы соизволили покинуть общество волков и лосей, и явиться в столицу, - невесело усмехнулся Горынов. – Думаете, Еропкин найдет выход там, где его не нашел сильнейший провидец России?

- Ах, если бы сильнейший… опять же, одна голова хорошо, а сотня – лучше. Я надеюсь, угроза со стороны Противосилы станет достаточным стимулом для действия.

– Как бы нам ни поиметь неприятностей стократно хуже, – усмехнулся Стрешнев, забирая очередную взятку. – Вы мало вращались в кругу корифеев, и плохо представляете, что за люди и нелюди тут собрались. Вон, видите того коротышку, возле камина, который разговаривает с хозяйкой?

– Угу, – Георгий подвинул бокал так, чтобы видеть отражение.

– Вполне показательный пример. Лучше с ним не спорьте, и лишний раз в его сторону не дышите. Это Фруалард Теаиалла Гергбу.

– Порох, а не человек, – подтвердил Горынов. – На Грофе его знают как Гергбу Тихий Ужас.

– Судя по имени, он ирландец. А как его тогда зовут в Лондоне?

В ответ Горынов выдал довольно длинную фразу на английском, от которой даже Георгий, несколько лет проведший среди солдат и матросов, озадаченно вскинул бровь.

– Полагаю, это неординарная личность.

– Базилевская к себе кого попало не приглашает. Или вот, например, вон у той стены, молодой человек в черном сюртуке, и в высоком цилиндре с траурной лентой.

– Это не человек, – заметил Стрешнев. – Это Апостол.

Георгий, в этот момент делавший глоток из бокала, поперхнулся шампанским.

– Что?! Чем графиня думала, что притащила сюда ЭТО?!

– Кто ее знает… женщина же.

– А из какого он выводка?

– Вам знакомо имя Йорис ван дер Мер?

– Знакомо, к несчастью. Я полагал, его упокоили.

– Такого упокоишь… это его первенец, Мацерин Рафелет. Сам Йорис большую часть времени проводит в спячке, так что Рафелет управляет всеми его делами.

– Раз уж мы стали оглядываться на гостей, я не наблюдаю что-то барона Бладберга…

– Опаздывает, наверное. Уж его-то точно должны были пригласить. А чем он вам приглянулся?

– Он сам тип неприятный, но не более. Но вот слуга его меня насторожил.

– Что с ним не так?– пробормотал Горынов, задумчиво глядя на последние две карты.

– Пахнет он не как человек. Даже не как живое существо. Скорее, как ведро с песком.

– Когда это вы нашли время его обнюхивать?

– Мы не разминулись в узком коридоре.

– Говорят, он нашел его где-то в Турции, во время войны семьдесят четвертого года. Только на турка не больно-то похож, – Стрешнев перевернул карты прикупа и еле заметно поморщился. – Тип лица определенно персидский. А почему какой-то слуга интересует вас больше, чем сам барон?

– Он мог меня убить, – коротко ответил Георгий и выдвинул последнюю карту в центр стола. – Господа, эта взятка моя.

– Юрий Несторович, вы не видите канделябр потяжелее? Мне кажется, кто-то опять пользуется предвидением, чтобы знать прикуп.

– Вот только давайте без инсинуаций. Я так делаю только в игре против слишком наглых шулеров. Смысл играть, если не можешь проиграть?

– А мы значит уже не шулеры? – весело удивился Горынов. – Колода-то, господин Владимир Тимофеевич, ваша. И насквозь крапленая.

– Да я уже не помню, какая крапа что значит.

– Кажется, я слишком отстал от жизни. Мы играем в преферанс или соревнуемся в жульничестве?

– А одно другому мешает?

– Я принимаю вызов, – Георгий хрустнул костяшками пальцев и взял колоду. – Готовьтесь отправляться домой в подштанниках.

Ради справедливости, его угроза вряд ли бы сбылась. Все трое уже не стеснялись, но негласных рамок приличия не преступали. Любая магия творилась так, чтобы это было заметно хозяйке дома – а значит, в ход шли самые слабые и простые чары, позволяющие повлиять на расклад или узнать карты оппонента. При равенстве возможностей ключевую роль начинало играть мастерство, но и в этом игроки были на равных, имея весьма обширную практику. В итоге первая пуля завершилась почти ничьей. Горынов катал на пальцах одинокую рублевую монету, Стрешнев застегивал кошелек, похудевший на ту же монету, Летичев же остался при своих. Откинувшись в кресле, он потягивал успевшее согреться шампанское и разглядывал своих… товарищей? Нет, не совсем. Для товарищества нужно иметь общую цель. Но все же их объединяло нечто общее: они все принадлежали к родам достаточно древним, чтобы претендовать на значительную власть, но правом этим, по различным причинам, не пользовались.

Юрий Горынов имел ногайские корни. Множество поколений смешанных браков осветлили его кожу и придали благородный профиль, но черные как нефть волосы оставались неизменной чертой. Происходили Горыновы из очень богатого рода, когда-то обитавшего на северном побережье Каспийского моря. Предполагалось, что свое золото они скопили на набегах и работорговле, но с момента захвата Астрахани Иваном Грозным неожиданно охотно влились в российское государство, и с тех пор ни словом, ни делом никогда не вредили ему. Причину такого резкого поворота знали немногие даже среди Посвященных, а кто знал – помалкивал.

Горыновы были не совсем людьми. И в родных землях их за это, мягко говоря, не любили.

В жилах этого рода текла кровь чудовищных крылатых змеев, что в забытой древности разоряли земли на сотни верст вокруг и умели принимать человеческий облик. Она даровала огромную физическую силу, неуемную страсть к золоту и почти сверхъестественное умение это золото добывать. Ну и фамилия, куда же без нее. По слухам, когда чудовищная кровь становилась особенно сильна, Горыновы навсегда теряли человеческий облик, полностью обращаясь в подобие своих древних предков, но подобные инциденты если и имели место, то за пределы семьи не выходили. Так или иначе, Горыновы держались в стороне от политики – как светской, так и магической, торговлю явно предпочитали колдовству и, в общем-то, жили мирно. До тех пор, пока кто-нибудь не пытался наложить руки на их золото.

С Юрием Георгий познакомился тринадцать лет назад, когда сразу после гимназии приехал в Москву поступать в юнкерское училище. У провинциального абитуриента и представителя «золотой молодежи» не было ничего общего. У двух магов общего оказалось настолько много, что поначалу дело чуть не обернулось дуэлью. К счастью, до того как прозвучали заклинания а оружие покинуло ножны, оба поняли, что проклятая кровь – тоже кровь, и слишком легко льется. Под звон пивных кружек они провозгласили мир, каковой успешно поддерживали до сих пор.

С Владимиром Стрешневым история вышла еще более курьезная. Георгий уже учился на втором курсе училища, и изо всех сил старался не упустить ни дня беззаботной студенческой жизни. И вот однажды ночью, покидая под покровом темноты территорию женского пансиона, он из озорства перемахнул одним прыжком через забор.

Вот только в темноте перепутал направление, и приземлился не на улице, а в соседнем с пансионом дворе гинекологической клиники.

И не на землю, а прямиком на спину Стрешнева, откапывавшего для чародейских нужд свежий абортный материал, и ради скрытности фонарь не зажигавшего.

На следующий день московские газеты в один голос подняли гвалт, что социалисты перешли на новую ступень жестокости, начав террор не только против представителей власти, но и против лечебных учреждений. На первых полосах мелькали фотографии развороченной взрывами кирпичной стены, но к удивлению прибывших следователей Охранного отделения, нигде не осталось ни следа гари, даже наоборот – земля была насквозь проморожена, как посреди лютой зимы. Люди в охранке работали не слишком умные, безынициативные и начисто лишенные фантазии, так что решили не придавать этому значения, а поскольку на месте обнаружился окровавленный картуз, то пришли к выводу, что бомбист подорвал сам себя, и потеряли к делу интерес.

К счастью, в последнем они ошибались.

Чудом ли, удачей или божественным провидением, но Георгий и Владимир ухитрились не только не поубивать друг друга, но и в какой-то момент поинтересоваться друг у друга, а что вообще происходит. Прозвучавшие ответы оказались настолько обескураживающими, что битва угасла сама собой, а незадачливые молодые маги до рассвета лечили ромом душевные и телесные раны. О произошедшем поклялись на вспоминать – обоим было слишком стыдно.

Так и свела судьба Георгия со Стрешневыми – семьей древней, берущей начало во времена Василия III, но небогатой и без притязаний. На них накладывала отпечаток их магия, тонкая и специфическая. Во всей России невозможно было сыскать магов более искушенных в тайнах смерти и посмертия. Она отчасти перекликалась с тем зловещим искусством, что практиковали Летичевы, и хотя друзьями в привычном понимании эти двое стать не могли, но признавали друг в друге нечто родственное.

Стрешневы были мертвы при жизни. Летичевы просто не существовали.

Теперь все трое сидели за картами, и это было больше, чем игрой и встречей старых знакомых. Это была демонстрация. Смотрите, сейчас мы соперничаем, но легко можем объединиться. Подумайте трижды, прежде чем замышлять против нас.

- Ну что, еще пульку? – спросил Горынов.

– Позже, – сказал Георгий и поднялся из кресла. – Ноги что-то затекли, разомнусь немножко.

Он по-прежнему старался не привлекать излишнего внимания, и шел по заполненному гостевому залу с легкостью тени. Маг не вторгался ни в чье личное пространство, не смотрел никому в глаза. Будущая дуэль стала более отчетливой, и маг пытался определить, кто может стать его противником. Он взял еще один бокал, и прислонился к стене, где была тень поглубже.

Первым вероятным оппонентом оказался какой-то полноватый блондин. Незнакомый. Георгий присмотрелся к нему, поднеся поближе к лицу бокал. Очень светлые глаза, широкие, почти монгольские скулы, череп сужается к низу, но при этом несколько угловат… латыш, либо литвин. Литвин скорее. Чего-то неодолимого ожидать не стоит, но и недооценивать нельзя. Особенно потому, что внимательному взгляду открывается тончайшая вязь чар, облепившая блондина, словно обрывки паутины. Настолько тонкая и незаметная, что не всякий сильный маг увидел бы ее, если бы не знал, что искать. Летичев знал – и хотя в ведовских хитростях разбирался неважно, но предположил, что чары действуют на уровне эмоций. Делают жертву более чуткой и обидчивой.

Другая же вероятность обдала Георгия смертным холодом. За этим человеком он следил боковым зрением, не решаясь даже повернуть головы. Тот был мужчина огромного роста, с пышными черными усами и густой шевелюрой. Довольно смуглая кожа выдавала в нем южанина, но определить этнос не получалось. Вдобавок, когда Георгий подошел чуть ближе, то различил в его речи польский акцент. Потомок сарматов, шляхтич? Если так, то он может принадлежать к очень старому роду. Следовало выяснить больше.

Аккуратно лавируя между гостями, Георгий направился к графине.

– О, это вы, – ее улыбка со стороны могла показаться искренней. – Как вам вечер?

– Достойное общество, прекрасное шампанское, жаль только музыкантов не хватает.

– Боюсь, это невозможно, некоторые из моих гостей музыки не выносят. Видела вашу игру. Вы, похоже, давно знакомы с этими господами из Москвы?

– Да, мы много общались, пока были студентами.

– Это довольно необычно. Простите за откровенность, но вы не выглядите птицей их полета.

– Как видите, быть друзьями намного проще, когда нечего делить.

– Вы не предполагали, что вас просто используют?

– Меня? Хорошая шутка. Меня невозможно использовать, потому что с меня нечего взять. Я небогат, не имею особых связей или талантов, а прогноз от меня и так может получить кто угодно за скромную цену.

– Не стоит быть таким категоричным, господин Летичев. Вы уверены, что видя будущее, способны просчитать любые интриги?

– Прошу вас… я не могу посчитать в уме, сколько нужно заплатить за маковый калач в булочной. Последствия контузии-с. Снаряд взорвался всего в десяти метрах от меня. Что мне какие-то интриги?

– И правда, – громыхнул рядом низкий голос. – Что вам какие-то интриги?

Душа ушла в пятки – это меньшее, что можно было сказать сейчас про Георгия. Слегка обернувшись, он встретился глазами с усатым великаном и надеялся, что ему удалось не выказать страха. От этого поляка (поляка ли?) веяло смертью настолько сильно, что сердце готово было попросту остановиться.

– Господин Летичев, позвольте представить вам господина Яцека Томашевского, – графиня из образа радушной хозяйки не выходила ни на миг. – Пан Томашевский – это Георгий Летичев, предсказатель.

– Летичев… – медленно проговорил Яцек, словно пробуя слово на языке, и протянул руку. – Рад знакомству. Вы кого-то мне напоминаете.

– Это немудрено, офицерский мундир в Петербурге не редкость.

– Нет–нет, я говорю об одном давнем знакомом… хотя, наверное, я что-то путаю. Простите, еще раз, как ваша фамилия?

– Летичев.

– Вы родом случайно не из Владимирской губернии?

– Нет, из Томской.

– Тогда прошу меня извинить, я действительно ошибся.

– Не стоит. Мир велик, людей в нем много. Немудрено перепутать.

С каждой фразой и вежливой улыбкой Георгий все яснее понимал, что очень скоро Яцек его убьет. Из небытия постепенно проступало будущее, в котором его разорванный на куски труп украшает собой дорогой паркет. Но в чем причина? Он сказал, что Георгий напоминает какого-то давнего знакомого… Но маг был готов поклясться, что видел этого человека впервые в жизни. Игорь Летичев тоже не упоминал о конфликте с ним, хотя подробно описывал, кому успел за свою жизнь насолить, чтобы сын знал, от кого ждать проблем.

– Вероятно, вас смущают такие расспросы, – Томашевский добродушно рассмеялся. – Я родом из Кракова, шляхтич. Мои предки начали изучать тайное искусство шесть поколений назад.

«Ложь, – решил Георгий. – От начала и до конца – ложь».

Маг седьмого поколения не мог быть настолько опасен. Представлять угрозу – возможно. Быть неизбежной смертью – нет.

– Можно ли чем-то смутить или удивить предсказателя? – риторически вопросил он, удерживая на лице легкую улыбку. – Вы никогда не задумывались, почему так редко маги выбирают эту стезю, несмотря на все соблазны, которые она несет?

– Не задумывался, если честно, – Томашевский был сама деликатность. – Поделитесь своими соображениями?

– Предсказатель постоянно контактирует с тем, что еще не случилось, но случится. И это знание слишком тяжело выносить. Многие пытаются предотвратить предсказанное будущее, но своими действиями только помогают его осуществлению. Других охватывает апатия, ведь будущее наступит независимо от их действий.

– Но вы, как я вижу, все еще в здравом уме.

– Думаю, мне до сих пор везло.

- Везение… мне казалось, предсказатель не должен оперировать такими понятиями. Или же ваше искусство настолько… ослабло?

- Простите, не понимаю, о чем вы говорите.

Томашевский снисходительно улыбнулся. Графиня успела отойти по своим делам, и около камина они остались вдвоем. Георгий на пару миллиметров потянулся к кобуре с револьвером, и в то же мгновение предчувствие смерти заставило его отшатнуться. Он немедленно отдернул руку и Яцек только торжествующе сверкнул белыми зубами.

- Вот уж не думал, что спустя столько веков мне вновь доведется встретиться с отродьем Льета Кровожора, - прошептал он. – В прошлый раз я имел дело с вашими предками… дайте-ка вспомнить… ровнотриста лет назад.

Если до этого Георгию просто было страшно, то теперь страх превратился в ужас. Яцек не просто был абсурдно силен, не просто мог убить его одним жестом. Он знал самую охраняемую, самую жуткую тайну Летичевых, которая и заставила их бежать в Сибирь. И говорил об этом, как о чем-то забавном.

- Три сотни лет, - Томашевский сверлил мага черными глазами. – Словно три дня прошло. Как думаете, господин Летич, какие ощущения испытывает тот, чьи труды разрушили, чьих детей убили, а его самого обратили в горсть пепла?

«Плохо! Плохо! Плохо! Если сейчас он плюнет мне в лицо, у меня не останется иного выхода, как вызвать его самому. И тогда мне конец».

В том, что провокация последует, он не сомневался. Яцек продолжал улыбаться, но излучаемая им жажда убийства не оставляла иного толкования. Нужно было что-то делать. Не остановить удар, нет, но ускользнуть из-под него. Боковым зрением Георгий глянул в зал. Где же этот литвин?!

- Я думаю, это было не слишком приятно, - ответил он как можно спокойнее. – Но оказалось недостаточно, чтобы более не приходить незваным и под чужой личиной. Я не знаю, кто вы такой, и чем вам лично я не угодил, но раз вы осведомлены о некоторых интимных подробностях моей семьи, позвольте кое-что вам прояснить. Тот, кто видит свою смерть, может сойти с ее пути. А тот, кто видит смерть других, может к ней их привести.

Чары, сотворенные Георгием, были невидимы и действовали неуловимо. Они скользили через небытие, прокладывая путь из настоящего к желаемому будущему, по которому маг мог пройти сам или же через который притянуть события к себе, как пойманную на удочку рыбу. Подобное надругательство над пространством и временем неизбежно оплачивалось немедленной болью и совершенно непредсказуемыми последствиями в будущем, но Георгию было все равно. Ему любой ценой требовалось изменить свою судьбу, сойтись в поединке не с древним чудовищем, но с посильным противником.

Литвин незаметно для себя ускорил шаг и подошел совсем близко к камину. Георгий только этого и ждал, и в нужный момент сместился в сторону так, чтобы литвин своим локтем задел бокал в его руке, содержимое которого немедленно выплеснулось на офицерский мундир.

- Осторожнее! – рявкнул на него Георгий. – Чтоб черти вас побрали!

И принялся яростно отряхиваться. Блондин обернулся и насупился. В любой другой день он бы просто извинился, и на этом инцидент был исчерпан. Но под действием тонких ведовских заклятий он стал гораздо агрессивнее реагировать на выпады в свой адрес.

Графиня Базилевская незаметно сделала его своим разведчиком, который должен был помочь ей проникнуть тайны неизвестного ей мага, вызвать его на дуэль и вынудить раскрыть свои силы. Вместо этого она, сама того не желая, принесла Георгию спасительную ниточку.

- Что вы сказали?! – спросил литвин, багровея. – Это вы ломитесь куда глаза глядят!

- Я просто стоял на месте и беседовал с этим уважаемым господином, а вы налетели на меня, точно паровоз! Я думал, в приличном-то месте обойдется без всяких лабусов!

Выпалив эту фразу, он был готов провалиться сквозь землю. Второй раз за вечер оказаться в центре внимания – что может быть хуже? Только бой с Яцеком Томашевским с заведомо печальным результатом. Наверное.

- Я не желаю слышать подобных слов от безродного проходимца и тупого солдафона!

- Просто объясните мне, господа, что тут делает литвинская крыса?! – Георгий повысил голос, не обращаясь ни кому конкретно.

– Вы пьяны, – яростно прошипел блондин. – И не контролируете собственный язык. Немедленно возьмите свои слова назад или я…

– Я трезв как орел, и не собираюсь извиняться перед личной шлюхой Совета Златой улицы. Всегда считал, что вас надо было выжечь всех до единого, еще сто лет назад (1). Вечными шлюхами были тысячу лет, шлюхами и сдохнете. Это мое предсказание – специально для вас.

Движение руки он заметил еще до того, как блондин подумал об этом. Заметил, но не шевельнулся, позволив брошенной перчатке хлопнуть его по правой щеке.

– Предсказание? – ледяным тоном уточнил литвин. – Значит, вы плохо знаете свое дело. Но не волнуйтесь, это ненадолго. Через несколько минут слуги выметут вас отсюда веником. Это уже мое предсказание.

– Жертва инцеста смеет мне угрожать! – Георгий поднял перчатку с пола и швырнул ее обратно. – Вы еще будете таким смелым, когда я порублю вас как капусту?

Блондин не удостоил его ответом, обошелся испепеляющим взглядом, но обратился к все еще стоящему поблизости Яцеку с просьбой быть его секундантом. Тот согласно кивнул и многозначительно глянул на Георгия – дескать, не думайте, что так просто отвертелись.

Тем временем Георгий уже спешил к картежному столу. Два московских мага, все видевшие и слышавшие, встретили его озадаченными выражениями лиц. Хотя они понимали, что это было не пьяное оскорбление или бретерство, но причина, по которой Летичев, не выносивший публичных выступлений, устроил такую сцену, оставалась для них загадкой.

– Георгий Игоревич, вы не изволите объяснить… – начал было Стрешнев.

– Позже. Объясню – но позже. Если встречу рассвет живым. Вы будете моим секундантом?

– Могу но, черт побери, чем вам не угодил Климайтис?

– Это имя такое?

– Фамилия. Имя – Валдас.

– Язык сломать можно... Ладно, не важно. Я предвидел, если бы не спровоцировал этого Климали… Климайтиса, сейчас бы предстояло драться с тем здоровенным поляком, и это было бы последнее, что я сделал в жизни.

– Томашевский что ли? – Горынов обеспокоенно выудил из нагрудного кармана пиджака пенсне и водрузил их на нос. – Шило на мыло сменяли. Чем он вас так напугал?

– Не знаю, но он бы меня прикончил как муху. Что можете сказать про Климайтиса?

– Немного. Только то, что он седьмое поколение. Георгий Игоревич! Вы постарайтесь его не убить, мне с ним еще завтра контракт на Бирже подписывать!

– Вроде, в тех краях сохранилась малочисленная, но неплохая школа рун, еще со времен шведского правления, – Стрешнев спрятал колоду карт в карман и подхватил прислоненную к креслу трость. – А вы, Юрий Несторович, еще ехать не хотели, говорили – скука сплошная. Вот, уже не зря вечер прошел.

Примечания к главе:

(1) – Георгий намекает на раздел Речи Посполитой, частью которой являлось Великое Княжество Литовское.