На следующий день
Ночной сон не принес ни облегчения, ни отдыха. Казалось, прошло только мгновение с того момента, как маг смежил веки и до того, как он с тихим воплем вскочил с койки, вырывая из кобуры револьвер. Нацелился на дверь купе, на окно…
Нет.
Это сон.
Но и не сон.
Тяжело дыша и все еще стискивая вспотевшей ладонью оружие, Георгий принялся ощупывать себя левой рукой. Просто чтобы убедиться, что его голова все еще закреплена на шее, и что кишки не вываливаются из вспоротого живота.
– Что случилось? – проснувшийся от шума Тихон просунул голову через купейную перегородку и испуганно захлопал глазами.
– Тихо! – зашипел Георгий. – Револьвер наготове держи.
Что в Тихоне было хорошего – ему не надо было дважды повторять. Он тут же кивнул и в его руке появился «Смит-Вессон». Георгий для верности убедился, что сплетенные заклятия-обереги действуют как надо, и медленно опустился на место.
Сны были материей эфемерной, зыбкой – и от того Летичевым близкой. Снам нельзя было доверять безоглядно, но смертельно опасно было ими пренебрегать. Они не давали точного знания, но указывали направление.
«Смерть близко. Настолько близко, что можно рукой коснуться».
За окном уже расцветало. Карманные часы показывали половину седьмого утра – значит, через пять часов поезд прибудет в Вятку. Четверть пути, считай, уже отмахали. Еще четыре дня – и вот он, дом. Дожить бы еще.
Георгий отложил в сторону револьвер. Ночь прошла спокойно – если не считать вещих кошмаров. Никто не пытался взломать раскинутую вокруг купе сеть сторожевых чар или проскользнуть мимо них. И, насколько он мог судить, этой ночью никто в поезде не умер.
Маг тряхнул головой и поплелся в умывальник. Привычная рутина возвращала разум к реальности, вкус зубного порошка перебивал кровавое послевкусие сна. Он плеснул в лицо ледяной водой из рукомойника и с минуту просто стоял, оперевшись на раковину. Паническое биение сердца сбавляло темп, и отступал голод. Дремучий, страшный голод, жаждущий теплой крови и трепещущей плоти под зубами, который порой настигал его в глубинах грез.
Цепочка с крестиком ощутимо нагрелась. Не настолько, чтобы обжечь, но сигнал посылала отчетливый.
И так, еще раз. Не было смертей. Не было нападений. Достаточно ли этого, чтобы снять подозрения с Вишневской? Определенно нет. Во-первых, Апостолы могут и потерпеть, если не хотят привлекать внимания. Cмерть или исчезновение пассажира в Сибирском поезде – дело из ряда вон выходящее. Это может привлечь внимание Тайного Синода, который пустит по следу своих воинов, и тогда Апостолам несдобровать. Зато стоянка в Вятке будет длительной, около часа, за это время они вполне успеют подыскать себе жертв из местных.
Во-вторых, скорее всего, они не знают о его присутствии. С каждым часом он ближе к своей земле, а значит и сильнее. Конечно, между тремя тысячами верст удаленности и сотней разница не особо велика, но на собственной территории Георгий бы не побоялся потягаться со всеми четырьмя кровососами одновременно. Имей они целью расправу над ним, то не давали бы такого преимущества.
И это наводит на интересные мысли. Выводок Апостолов – очень серьезная сила, сравнимая с небольшой армией. Такие силы не приводятся в движение, если на кону не стоит что-то действительно важное. То есть путешествует Вишневская и ее свита с какой-то миссией, и ее интерес находится где-то на Востоке. Не в США, нет. Там вряд ли можно найти что-то стоящее, и добраться до Америки куда проще через Атлантику, нежели несколько недель тащиться на поезде и еще столько же – пароходом через Тихий океан.
Что делать в такой ситуации по уму? Дождаться остановки в Вятке, а там разослать телеграммы во все крупные города по пути, от Перми до Омска, известить Тайный Синод и предоставить им почетное право сражаться с чудовищами.
Но это означало выпустить контроль над ситуацией из своих рук, что совершенно неприемлемо для мага. Гордость требовала выяснить, с чем именно пожаловала Вишневская, и по возможности, разобраться со всем самостоятельно, тем более что раз отправлялась предполагаемый Апостол на восток, то могла оказаться и на его территории. Настоящему магу следовало взять на себя риски, но и выгодой, буде таковая случится, не делиться ни с кем. Ну или, как минимум, не опозориться, поднимая ложную тревогу.
«Вот только для этого нужно справиться с целым выводком, хе-хе».
Он в последний раз поплескал водой в лицо и пошел обратно в купе.
Под сапогами заскрипел песок.
Песок устилал собой буквально весь пол вагона. Не иначе, нанесли сапогами пассажиры во время ночной остановки. Георгий укоризненно поджал губы. Конечно, второй класс – не первый, но нельзя же свинарник устраивать! Он дошел до каморки проводника и указал на пол.
К его удивлению, бородатый проводник не взял послушно под козырек, не принял молча к сведению и даже не возмутился тому, что его тыкают носом в грязь. Вместо этого он с каким-то отчаянным ожесточением схватил веник с совком и принялся яростно сгребать рассыпанный песок.
- Да откуда он берется-то… - шипел он сквозь зубы. – Только вчерась за вечер трижды выметал и опять вот…
«Трижды?»
Георгий насторожился. Это многовато даже для осенней грязи. Тем более что грязи на выскобленном полу как раз не наблюдалось, а песка немало. Какое-то следящее заклятие? Или это та самая вещь, что сковывала его предвидение? Он подобрал щепотку песка и рассмотрел поближе, но не уловил ни малейшего проблеска магии. На всякий случай он завязал немного песка в носовой платок и спрятал за пазуху.
«Что-то мне происходящее нравится все меньше…»
Георгий вернулся в купе и уселся на койке по-турецки. До Вятки еще пять часов, значит времени на подготовку достаточно. Он вытянул левую руку к столику и отправил мысленный приказ браслету живого серебра, что плотно охватывал кисть. Под воздействием эфира субстанция потеряла твердость и перешла в сверхпластичное состояние, в котором могла почти мгновенно принимать любую форму по желанию заклинателя.
От браслета отделилась небольшая капля и стекла на столик, где приняла вид сферы, слегка подрагивающей в такт стуку колес. Георгий на минуту задумался, какой облик лучше подойдет для лазутчика, после чего остановился на помеси клеща и осьминога. Серебряный шарик тут же сплющился и выпустил в стороны несколько цепких ножек.
Но мало придать форму, нужно еще и оживить конструкт. В более подходящих условиях Георгий бы поместил в него душу крысы или вороны, которые в изобилии водились повсюду. Он тоскливо посмотрел в окно на пролетающие мимо поля. До остановки пять часов, и до этого времени фамилиар уже должен быть готов.
- Тихон! – позвал он.
- Да, вашбродие! – слуга немедленно засунул голову в купе.
- Ночью собачонка какая-то тявкала или мне показалось?
- Не показалось. Через купе барыня едет, а с ней мелкий такой кутенок. Меньше кошки, а морду будто об стену расплющили.
- Мопс это. Вот тебе задание – добудь мне эту собачонку. Сейчас. И так чтобы тихо.
- Эээ… - Тихон, обычно расторопный, начинал напряженно думать, когда речь шла о чем-то не слишком приличном или просто преступном. – А зачем?
- Надо.
- А без этого никак?
- Никак, - железным голосом отрезал Георгий.
- Эээ… ладно, сейчас…
Все еще недоумевающий слуга вышел наружу, а маг достал из саквояжа карандаш и прямо на столике принялся чертить два круга, соединенных между собой линиями-каналами. Кровь невинных дев, свечи из жира некрещеных младенцев и прочие неаппетитные ингредиенты практиковались исключительно адептами ведовства и весьма нечасто. Отчасти от того, что найти невинную деву было той еще проблемой.
Отчасти потому, что Тайный Синод к использованию людей в качестве сырья относился нервно, и с пустившегося во все тяжкие мага с великим удовольствием содрал бы кожу. Конечно, если бы это раньше не сделали его коллеги, за подставленное под угрозу Таинство.
Тихон вернулся через пять минут, держа собачонку под мышкой. Та тихо и злобно рычала, но не лаяла, поскольку была слишком занята тем, что грызла палец слуги. Георгий сомневался, что она своими мелкими зубами сможет хотя бы прокусить кожу, но от Кудрявцева пахло медведем в той же мере, что и человеком, и собаки его очень не любили.
- Вашбродие, добыл.
- Угу, клади сюда, - маг указал на левый от себя круг.
- Не отцепляется, - пожаловался Тихон и в подтверждение слов тряхнул рукой. Мопс так и остался висеть, впившись в палец как петербуржский чиновник – в свое кресло.
- Ты клади, клади.
Георгий взял мопса за тело и заглянул ему в маленькие, злобные глазенки. Карикатурная пародия на нормальную собаку жалобно всхлипнула, выпустила многострадальный тихонов палец и принялась еле слышно, жалобно подвывать. Она съежилась на поверхности стола, будто пыталась слиться с ней, и даже не пыталась удрать. Георгия собаки тоже не любили. Точнее, боялись до ужаса. Настолько, что от его соседей на три улицы в каждую сторону они удирали с привязи в первую же неделю.
- Садись сюда, смотри внимательно. Видишь, два круга?
- Ага.
- Скажи, для чего они?
- Эммм… - Тихон напряженно задумался и принялся водить пальцем по контуру. – Ага, вижу, вот стрелочки вовнутрь смотрят. Они чтобы наружу ничего не просочилось.
- Верно. А вот эти линии между ними для чего?
- Не знаю. Не видел таких еще.
- Попробуй сообразить.
- Эммм… не, не знаю.
- И даже ничего знакомого не замечаешь?
- Эммм… о, вот эти стрелочки на линиях – они как на кругах, только в одну сторону направлены. То есть, чтобы только в одну сторону текло, да?
- Правильно. А именно, из правого в левый. И вот справа у нас будет вот эта псина, а слева – мой паучок.
- Ой… - лицо Тихона приобрело беспокойное выражение. – Вот это ведь… кутенка этого…
- Ага, - флегматично согласился Георгий. – Именно это.
Он заклинанием замкнул контур из двух сообщающихся кругов, и привычнымдвижением свернул мопсу шею. Блеклая, слабенькая душа животного, вместо того, чтобы впустую рассеяться в пространстве, оказалась заперта в круге, очерченном не карандашным грифелем, но волей мага. Второе заклинание причинило ей боль, заставило метаться в поисках выхода, и единственный путь вел через обозначенные каналы в соседний круг. Там ее уже поджидала заготовленная оболочка. Третье заклятие связало их воедино, порождая новую сущность.
- О, душа беспокойная,
Новосозданный облик прими,
Своему повелителю службу
Сослужи и покой обретешь.
Руки обожгло болью, будто Георгий погрузил их в ведро с кипятком. Серебряный паучок зашевелился, неуверенно поднялся на ножки и принялся топтаться на одном месте.
- Вот так вот, - пояснил маг. – Если где-то прибыло, то где-то убыло, по-другому никак. Можно одну вещь в другую превратить, но никак нельзя создать что-то из ничего. И если хочешь дать чему-то жизнь, то сначала ее нужно отнять.
- А оно точно надо было, кутенка душить? – хмуро отозвался Тихон.
- Вчера пироги кушал, так по поросятам не горевал, - Георгий взял мертвого мопса, открыл окно и выкинул трупик наружу. – И когда в Манчжурии японцев рвал, тоже не раздумывал.
- Так это другое. Поросенка на убой для того и кормят. А япошки – то враги были.
- Сейчас я тоже пытаюсь одолеть врага, куда более опасного, чем все японцы вместе взятые. Или ты бы предпочел, чтобы я задушил в этом круге случайного человека?
Тихон не нашелся что возразить, только неуверенно переминался с ноги на ногу.
- В сущности, нет разницы, с какой целью отнимается жизнь, - продолжил Георгий. – Враг, не враг, специально, не специально – это все ложь, обман, и игра словами. Важен сам факт того, что ты забрал чье-то право жить, чтобы присвоить его себе или отдать кому-то. Ты мог думать что угодно, пока жил обычной жизнью, но теперь ты Посвященный. Учись видеть мир в правильном свете.
- А с кем сейчас воюем?
- С Апостолами. Я тебе про них рассказывал.
- Это которые кровь пьют?
- И не только.
- Да не волнуйтесь, не оплошаю, - Тихон похлопал себя по боку, где под полой скрывался крупнокалиберный револьвер.
- Не сомневаюсь, - усмехнулся Георгий. – Потому что если трусишь в последний момент, нам обоим конец, а с нами и еще сотням людей. Ладно, карауль пока. Мне тут еще долго.
Тихон ушел в свое купе, а маг принялся за дело. Сотворить фамилиара было мало, его следовало обучить.
* * *
Несколько часов спустя
После могильной затхлости Санкт-Петербурга и хаотичной суетливости Москвы, атмосфера Вятки, не смотря на мощный аромат лошадиного навоза, действовала умиротворяюще. Казалось, что местный провинциальный вокзал не стоял на месте, как положено зданиям, а тихонько поджидал где-то в сторонке, когда же подойдет поезд. А когда на перрон высыпали алчущие кипятка и обедов пассажиры, то подбоченился и вразвалочку подошел ближе с той нагловатой удалью, которая свойственна только торговкам-разносчицам на бесчисленных станциях и полустанках российских железных дорог.
- Пироги! Пироги горячие! Пять копеек штука!
- Чай из самовара! Чай из самовара!
- Черничка, клюква моченая!
Пассажиры, особенно едущие третьим классом, морщились от непомерно задранных цен. Торговки философски пожимали плечами и ухмылялись – дескать, куда вы денетесь. Кто посостоятельнее, те тонкой вереницей тянулись к вокзальному буфету, где немудреные и без усердия приготовленные блюда ценой соперничали со столичными ресторанами. Неподалеку несколько боевитых торговок с крупными бутылями мутноватой жидкости яростно спорили с группой воспитанного вида мужчин – судя по жестяным значкам на лацканах, членов Общества трезвости.
Георгий, хотя и рад был возможности размяться, бдительности не ослаблял. Его фамилиар ждал своего часа, прицепившись к днищу вагона, в котором ехала Вишневская. Но прежде чем внедрять его в купе, магу нужно было убедиться, что и она, и ее спутники покинули поезд.
Через несколько минут поисков он заметил на краю перрона двоих сопровождающих Вишневской – встреченного вчера в вагоне-ресторане молдаванина и крепкого русоволосого бородача. Оба стояли, облокотившись на ограждение, и молча курили дешевые вонючие папиросы. Курильщиками оба были заядлыми, даже издалека Георгий обратил внимание на пожелтевшие от табака пальцы. Он не удивился тому, что эти двое не пытались что-нибудь купить или пойти в буфет. Точно напротив них на рельсах стоял вагон первого класса – их вагон. И Георгий бы поставил сто рублей на то, что они стерегут именно то окно, которое ведет в купе их хозяйки. Ну что же… если потребовалась наружная охрана, значит внутри никого.
Он тоже для отвода глаз сунул в рот папиросу и послал мысленный приказ фамилиару. Серебряный паучок, которому душа мопса временно придала подобие самостоятельной жизни, заструился между деталей вагона. Он сплющивался в тончайшую фольгу, когда требовалось протиснуться через щели, и восстанавливал исходный облик, если нужно было карабкаться. Конечно, наткнись он на любое защитное заклинание, ему бы тут же пришел конец. Те охранные завесы, что возводили вокруг себя маги везде, где бы они ни оказывались дольше, чем на день, гарантированно уничтожали фамилиаров. Встреться на пути паучка что-то подобное, и расследование можно было считать успешным.
Но защиты не было.
Паучок протек внутрь и распластался у самого пола под койкой. Его тельце сплющилось до толщины папиросной бумаги, а ножки вытянулись так, что оплели все купе. Ничего. Пусто.
Это был нонсенс. Немыслимо. Никогда, ни один адепт тайного искусства не оставит свое пристанище, даже временное, без защиты. Георгий представил, смог бы он оставить свое купе открытым всем взглядам, и невольно содрогнулся.
«Неужели ошибся?!»
Нет, еще не факт. В отсутствии защиты тоже был смысл. Само наличие охранных чар говорило о том, что тут есть, что охранять.Кажется, подобной хитростью пользовались некоторые купцы, которые ставили в конторе надежный, но пустой сейф, а кассу хранили под половицей или за тумбочкой.
Несколько секунд Георгий соображал, что делать, после чего велел фамилиару закрепиться под оконной рамой, оставив от своего тельца самую малость, а всю прочую массу вытянуть в тончайшую нить, которая бы тянулась через половину состава – до вагона, в котором ехал маг со слугой. Вряд ли с его помощью удастся подслушать что-то важное. Если Апостолы настолько хитры, что скрываются на виду у всех, то даже наедине между собой говорят шифрами, или вовсе не ведут никаких компрометирующих бесед. Однако само наличие слежки может заставить их занервничать.
Георгий затушил папиросу и отправился в буфет. Слежка слежкой, но он ничего не ел со вчерашнего дня. От Тихона, которому было велено принюхиваться к воздуху на предмет запаха крови, пока вестей не было так что… о, легка на помине.
- Простите, леди, могу я присесть?
- О, господин Летичев? – Мария Вишневская расцвела радостной улыбкой, или очень правдоподобно ее изобразила. – Я думала, вы заглянете раньше.
- Хорошего понемножку, а то разнежусь, - Георгий сел за стол напротив нее, демонстративно проигнорировав ее третьего сопровождающего, крупного светловолосого мужчину средних лет, и немедленно прогнал подскочившего официанта за блинами. – Вы знаете, когда я последний раз был в Вятке, меня попытались ограбить в двадцати шагах не более чем в пяти шагах от вокзала.
- Какой ужас, – Вишневская покачала головой. – Но ведь только «попытались» а не ограбили?
- Вас послушать, так мог быть иной исход, - Георгий подпустил в голос толику обиды. – Нет, будь это просто рабочие, пошедшие на лихое дело от нищеты, я бы их отпустил, и подал по червонцу на душу… но это были экспроприаторы!
- Неужели террористы?!
- Они самые! В общем, пришлось немного поработать револьвером, а потом еще тащить всех четверых в участок.
Тут Георгий лукавил. Во-первых, последний раз в Вятке он был на прошлой неделе, тогда как описываемые им события случились полтора года назад, когда революционные бунты охватили всю страну, и на волне столкновений граждан с полицией и казаками немало революционеров, социал-демократов и просто бандитов решили поживиться. Во-вторых, грабили не его, а винную лавку, в противном случае невезучих грабителей, прежде чем волочь в полицию, пришлось бы смести веником в совочек. В-третьих, револьвер в тот раз он оставил в купе, и давать отпор террористам пришлось с помощью двух бутылок грузинского вина, одного стула и фунта ветчины.
И все бы обошлось благополучно, в том числе для экспроприаторов, но один из них не то по глупости, не то со страху, достал ручную гранату. От взрыва магу пришлось закрываться щитом из живого серебра, и речи о том, чтобы оставить нападавших в живых, уже не шло. Приказчика лавки, к счастью, нашелся повод пощадить, поскольку он в первые же секунды ограбления упал за прилавок, зажмурился и заткнул уши, и потому Таинства не нарушал, а больше покупателей перед самым закрытием не случилось.
- Я одного не понимаю, - Мария мило наморщила лоб, - а почему террористы напали на винную лавку? Вот в июне этого года газеты писали про ограбление казначейства в Тифлисе. Там понятно, там перевозились крупные суммы. А тут?
Георгий снисходительно улыбнулся.
- Госпожа Вишневская, вы поверьте мне на слово. В рядовой винной лавке к закрытию касса немногим меньше, чем в ином банке, а то и поболее. Вон, сами гляньте, - он кивнул на окно, за которым скандал между торговками и Обществом трезвости продолжал накаляться и уже привлекал на обе стороны зевак. Трезвенники явно оказывались в меньшинстве. – Пьянство в России настолько повально, что это даже бедствием назвать сложно. Четверть доходов императорской казны – доходы с торговли вином и водкой. Иной раз по улице десяти шагов пройти нельзя, чтобы не споткнуться о пьяного.
- Это ужасно, - Мария поджала губки. – Но ведь Общества трезвости работают! Я знаю, что и в Москве такие есть.
- Работать они работают, а толку? Бороться нужно с причиной проблемы, а не раздавать десяток книжек в месяц, и считать, что этого достаточно. Вот вы столько знаете разных фактов из географии. А вы знаете причину, по которой люди пьянствуют?
Вишневская выдержала паузу, чуть длиннее, чем следовало, и предположила:
- От низости нравов? От невежества? Может быть от лености?
- От отчаяния, - ответил Георгий. – Водка, особенно дешевая и плохая, очень быстро вводит в состояние беспамятства. Пьяному все безразлично, а особенно ему безразлична собственная беспросветная жизнь. И ваше непонимание этого – главная причина, по которой Россия в нынешнем виде недолго проживет.
- Мое? – Вишневская удивленно вздернула бровь.
- Высшего сословия, - пояснил Летичев. – Вы живете в разных вселенных, дышите разным воздухом. Вы не сидели ни с кем из них в одной траншее, не делили последний кусок полусгнившего хлеба. Вы ничего не знаете о людях, не понимаете их, хотя существуете за их счет. Посмотрите, что едят они, и что подано к вашему столу. Но они не будут терпеть вечно, уж поверьте, те беспорядки, что длились последние два года, были лишь прелюдией. Настанет время, и к вам придет расплата.
Вишневская молчала. Слишком долго, не меньше двух секунд. Ее лицо застыло, словно статуя, и не выражало ничего, только глаза на миг сощурились в две хищные щелки.
А потом она отвесила ему пощечину.
- Я была о вас лучшего мнения, офицер, - холодно произнесла она. – Но теперь прошу вас избавить меня от вашего общества.
- С радостью, - бросил Георгий через плечо, и пересел за другой стол. – Батюшка-то наворовал из казны… вся ваша порода такая, только подпусти к деньгам… а потом войну выиграть пытаются вагоном икон.
Вишневская более не удостоила его ни словом, ни взглядом. Георгий торопливо проглотил блины и чуть ли не бегом кинулся на вокзальный телеграф, откуда отправил телеграмму в Омскую епархию Тайного Синода.
ЧЕРЕЗ ТРИ ДНЯ НОЧЬ ПОЕЗД ПРИБЫВАЮТ ГОСТИ ИЗ ПОЛЬШИ ВОЛЧЬИ ШУБЫ НУЖНА ВСТРЕЧА НЕ МЕНЬШЕ ТРИ ПО ТРИ ЖДУ ОТВЕТА ЕКАТЕРИНБУРГЕ ЛЕТИЧЕВ
Фраза «волчьи шубы» была паролем, обозначающим Апостолов, «встреча три по три» - запросом на отправку трех боевых троек. Если повезет, экзарх отнесется к посланию серьезно, и приведет воинов в боевую готовность. Трех дней достаточно, чтобы стянуть подкрепления из соседних губерний, если собственные тройки не могут прибыть по первому зову. Если же не повезет… придется справляться своими силами.
Вернувшись в купе, Георгий устало выдохнул. После остановки в Вятке от его сомнений не осталось и следа. С одной стороны, оказаться правым было приятно, но с другой, правота эта предвещала большие беды.
Следующие трое суток были для Георгия худшими в его жизни. По крайней мере, на данный ее момент. Неведомая завеса все еще застилала будущее от его взора, и при планировании пришлось положиться только на собственный ум и удачу. Вдвоем с Тихоном они разработали легенду, согласно которой ночью поезд должен был подвергнуться ограблению. От слуги не было проку в бою против таких противников, но ему отводилась роль прикрытия. Он должен был поднять панику, устроить стрельбу, после чего уйти из виду, а чуть позже – распространить легенду среди растерянных пассажиров, которые бы пересказали ее полиции и жандармам. Дать бой предполагалось ночью, когда поезд начнет сбавлять скорость при приближении к Омску, близ моста через Иртыш. Прямой звездный свет Апостолов усиливал, но октябрьское небо было затянуто тучами, а вот сумерки, и тем паче ночная темнота давала преимущество уже самому магу. Вдобавок, текущая рядом река могла стать решающим преимуществом.
Апостолы пока не появлялись. Первые сутки Георгий вообще не сомкнул глаз, опасаясь, что перегнул с провокацией, и что Вишневская раскрыла его сущность. Но она либо оставалась в неведении, либо, что вероятнее и хуже, готовила собственный ход. Но какой? И с какой целью? Этого Георгий не знал, и неведение выматывало его сильнее всего. Он теперь не покидал купе более чем на пять минут, отсылая Тихона по всем делам.
Но все равно заметил, что песок в коридоре вагона так и лежит.
На исходе третьего дня зашло солнце. Потом сгустилась темнота.
Пока еще было тихо, но напряжение продолжало нарастать, и даже сквозь неведомую завесу все отчетливее проглядывались угрожающие тени.
Наступила полночь.
Георгий прервал транс и в последний раз проверил оружие. Он намеревался выжидать до середины ночи. Именно в этот момент открывалось идеальное окно для контратаки.
Расплетенные по нескольким соседним вагонам нити живого серебра уловили движение.
«Наконец-то».
– Тихон, пора.
Камердинер, до этого дремавший с кулаком под головой, открыл глаза и подскочил с полки. Шустро нахлобучил картуз, проверил барабан револьвера. Маг чувствовал его страх – пока еще контролируемый, но уже сильный.
«Он сможет выполнить свою роль – но только если не столкнется с Апостолами лицом к лицу».
– Часы возьми, – Георгий протянул ему свои. – Начинай действовать ровно через двадцать три минуты.
У Тихона было несколько амулетов-змеевиков, которые Георгий смастерил буквально на коленке, из картонных коробочек из-под пастилы. Их требовалось раскидать во всех вагонах, до самого локомотива, чтобы усыпить пассажиров беспробудным сном. Топорная работа, но выбирать особо не приходится. Оставалось надеяться, что Тайный Синод поможет с последствиями. Но до этого еще нужно дожить. Ответной телеграммы в Екатеринбурге он не дождался.
Тихон ушел, и Георгий выудил из-за пазухи крестик.
При ближайшем рассмотрении, он выглядел не совсем обычно – не подвешивался за петлю в вертикальной поперечине, а с помощью миниатюрного штырька с резьбой вкручивался в патрон, который уже крепился к цепочке. Маг взялся за крестик… Это действие требовало от него куда большего мужества, чем даже участие в штыковой атаке. Потому что в штыковой атаке враг перед тобой. А когда ослабнут Архистратиговы Путы, своим страшнейшим врагом станет он сам.
«Ну же. Не трусь, это же совсем не больно».
Это не больно. Это безумно приятно. Ни с чем несравнимое чувство свободы и блаженства. Ощущение себя целостным, а не расколотым надвое.
«Всего два оборота, ну же! После такого еще можно вернуться!»
Трое. Идут сюда. Вооружены. Будут здесь меньше чем через три минуты, и смерть следует за ними. Ну же…
Онемевшей рукой маг вывернул крестик из патрона на один оборот.
Потом еще на один…
Апостолы прекрасно видели в темноте, намного лучше, чем днем. Они вошли в вагон, где скрывалась их цель, и были уверены в преимуществе неожиданности. Их действия были четко спланированы – использовать сковывающие заклинания, сделать жертву беспомощной, и доставить хозяйке. Но стоило им ступить внутрь нужного вагона, в их глаза ударила даже не ночная темнота, а тьма – густая, почти вещественная, которую не могли пронзить даже их глаза. И в темноте сияли два янтаря.
– Доброй ночи, господа, – порывом ветра прошелестела тьма. – Добро пожаловать на мой пир.
***
Конец ознакомительного фрагмента.
Продолжение можно найти на сайте или в мобильном приложении Author.Today: https://author.today/work/26361