Занятное происшествие, случившееся на пути в будущее

ЧАСТЬ IV Жертвы помпезности и обстоятельств

НУ ВОТ, ВЫ СПРАВИЛИСЬ… ПОСЛЕ многих лет прыжков через обручи, порой, превосходя ожидания, вы сделали это. Вы прорвались к свету, хотя временами казалось, что в конце туннеля только тьма. Поздравляю с достижением.

Двигаясь вперёд, если приложите усилия, получите награду — так же, как в школе. И, скорее всего, найдёте полезное применение своим навыкам. Многие из друзей, обретённых за последние несколько лет, останутся с вами, с вашей семьёй, и с новыми друзьями, которых вы встретите на пути; вместе они сформируют сеть поддержки и контактов, откроют для вас новые двери и будут приглядывать за вами из-за старых. Вы обретёте смелость бросить вызов самому себе и отправиться в непредсказуемое путешествие. Возможно, вы влюбитесь или останетесь верным школьной любви. У вас могут появиться дети, собака, дом — если таковой уклад вписывается в ваши идеалы. Или, возможно, в своей голове вы держите менее традиционный жизненный план, разработанный вами только для себя. Жизнь хороша и нет причин думать, что она не будет таковой — по крайней мере, до того момента, когда всё превратится в сплошной огненный шар из крошечных неузнаваемых фрагментов, или всё пойдёт под откос, перевалится через ограждение и покатится вниз по склону горы. Так будет (и, вероятно, не раз).

Вероятно, такой расклад может показаться поразительным, учитывая мою репутацию оптимиста. Пусть мне и нравится это определение, но я не сказал бы, что именно таково и есть моё мироощущение. Мне думается — я реалист. А в реальности всё подвержено переменам. Вопрос в том, как я буду воспринимать эти перемены и готов ли меняться вместе с ними?

Может быть, в это трудно поверить, но всё дело в несчастье, которое несёт в себе больше возможностей для ещё более яркой жизни. Это ворота, ведущие ко всему хорошему. Другими словами, вы никогда не знаете, в какую сторону дует ветер, пока дерьмо не упадёт на вентилятор. Но если вы не прочь немного запачкаться, этот ветер пронесёт вас по всему пути.

Полагаю, к этому моменту вы приняли мой постулат, что все мы получаем то или иное образование. Моё, пусть и не такое структурированное, как ваше, включало в себя те же фундаментальные уроки, что привело к готовности принимать шаги без особого руководства со стороны, за исключением избранных наставников. Короче говоря, я познал достаточно, чтобы безопасно влиться в общество. Пережив те несколько первых лет в Голливуде и несколько лет первоначального успеха, я прошёл так сказать через горнило и выковал жизнь, которую многие считают образцовой американской мечтой.

На карьерном фронте я не раз ловил удачу за хвост. С «Семейными узами» (на телевидении), с «Назад в будущее» (в кино) и другими проектами я прибыл в место далеко за пределами обычного рабочего статуса актёра, к которому стремился, когда, будучи подростком, оставил Канаду ради Лос-Анджелеса. Я встретил девушку слишком красивую и умную для меня, и каким-то чудом уговорил её выйти за меня. Вскоре у нас родился здоровый сын. Мы жили в роскошных домах, ездили на иномарках, посещали далёкие экзотические места. В общем, жизнь не могла быть лучше. Но стала, хотя и после того, как стало гораздо хуже.

В 1990 году, когда Сэму было шесть месяцев, внезапно скончался мой отец. Вдруг, оказавшись отцом для сына, но перестав быть сыном для отца, я, наконец, начал понимать ценность жизненного опыта моего отца и его советов. Позже, после нескольких ударов под дых, которые заставляли меня хватать ртом воздух, я понял, что папа продолжает оставаться руководящей силой спустя годы после смерти. В этом есть ирония: учитывая его философию «готовься к худшему» и мой здоровый аппетит к риску, его смерть стала предвестником самого тяжёлого периода моей жизни — школы души.

В течении года у меня появились симптомы болезни Паркинсона: подёргивание, лёгкая дрожь, боль в левом плече, небольшая ригидность. Я рассказал обо всём этом спортивному врачу. Он посоветовал обратиться к неврологу, который диагностировал ювенильную[18] форму болезни Паркинсона. В тридцатилетнем возрасте мне сказали, какие бы планы я ни строил, для нормальной работы у меня осталось ещё десять лет. Это был мой огненный шар. Это была моя жизнь, чудовищно шедшая под откос. Поначалу, не в силах переварить это, я впал в отрицание. Отказываясь раскрывать моё медицинское положение кому-либо, кроме семьи, и перебивая симптомы лекарствами, я пытался скрыться и от самого себя. Перед улучшением всегда бывает ухудшение, думал я, убеждённый, что лучше становится именно потому, что до этого было хуже. Потеря отца — потрясла меня, а диагноз заставил пошатнуться. Не желая обременять семью, я закрылся и изолировал себя.

Когда мы отрываемся от успеха или серии успехов, мы получаем представление о том, кто мы есть и как мы выглядим в глазах окружающих. Могла ли эта новая урезанная версия меня соответствовать моим ожиданиям и ожиданиям моей семьи?

Вместо того, чтобы придумать новые способы решения новой проблемы, я прибегнул к старым проверенным механизмам. С тех пор, когда я был подростком в ранние годы в Лос-Анджелесе, до пьянящих дней, когда моя карьера взлетела в кино и на телевидении, чтобы отстраниться, я всегда прибегал к помощи алкоголя. Как ни странно, я думал, что выпивка помогает мне оставаться в здравом уме: лучше бутылка, чем префронтальная лоботомия. Я никогда не думал о ней, как об инструменте или способе самоизлечения; это была просто часть празднования. На самом деле я пытался унять тревогу и создать буфер между собой и суровыми аспектами реальности. В первый год жизни с болезнью Паркинсона я вознёс концепцию буфера в крайность. Если я не мог избавиться от проблемы, я избавлялся от себя или, по крайней мере, от осознания происходившего. Таблетки для Паркинсона, алкоголь — для чувств; на проявление побочных эффектов от этого выписанного себе рецепта не ушло много времени.

Прежде чем я продолжу свою историю, позвольте дать вам некоторое представление о том, к чему я клоню. Всё дело в контроле. Контроль — это иллюзия. Независимо от того, в каком университете вы учитесь, есть ли у вас диплом, если ваша цель — стать хозяином своей судьбы, вам есть, чему поучиться. Паркинсон — идеальная метафора отсутствия контроля. Каждое нежелательное движение в моей кисти или руке, каждое подёргивание, которое я не могу предупредить и упразднить, напоминает мне о том, что я не могу распоряжаться даже собственным существом. Напиваясь до беспамятства, я пытался восстановить контроль над ситуацией, но только усиливал чувство гнетущей безнадёги.

Я всегда нахожу ироничным, когда люди называют меня и мою ситуацию «борьбой за жизнь», или описывают меня, как «бойца» или «участника битвы». Ни одно из этих определений не соответствует тому, как я сейчас отношусь к своему заболеванию. Единственный способ победить — если победа означает достижение и поддержание счастливой и сбалансированной жизни — сдаться, и первыми шагами к победе стало признание алкогольной зависимости.

Но трезвость не означает улучшение, по крайней мере, не сразу. Были периоды, когда я проводил долгие часы, лёжа в наполненной ванной — своего рода символическое отступление назад в материнскую утробу. Остальная часть моей жизни в первые пару лет трезвости, когда я пытался не просто держать голову выше воды, была похожа на схватку на ножах в запертом шкафу. Не имея возможности сбежать от болезни, её симптомов, её вызовов, я вынужден был прийти к принятию. Часть мудрости, обретённой по пути, легла в основу нового освобождающего подхода к жизни: «Моё счастье растёт прямо пропорционально принятию и обратно пропорционально моим ожиданиям».

Но я не скажу, что это так же просто, как щёлкнуть переключатель с надписью «принятие», тем самым заполнив проблемные области жизни светом назидания. Жаль, что так не бывает. Принятие, как я понял, означает простое признание реальности ситуации; того, что она правдива и абсолютна. Опять это слово. Вы, должно быть, помните, как я жаловался матери на неподатливые и строптивые математические абсолюты. Но думаю, в итоге я понял, как два плюс два может равняться пяти. А может — придерживайтесь этого вместе со мной, — уравнение звучит и так: два минус два равно пять.

Последствия смерти отца, обрушившееся неврологическое заболевание, эмоциональная борьба и социальная изоляция, вызванные как чрезмерным употреблением алкоголя, так и трудностями, связанными с отказом от него — сначала я рассматривал всё это, как неудачи. В своей книге «О смерти и умирании» швейцарский психолог Элизабет Кюблер-Росс разбила процесс смерти на пять этапов: отрицание, гнев, торг, депрессия, принятие. Но я не умирал. По крайней мере, не собирался в ближайшем будущем. Но я испытывал глубокое чувство утраты и понял, что фрау доктор оказалась невероятно проницательна. Отрицание: Этого не может быть. Гнев: Это не справедливо. Торг: Что я могу сделать, чтобы избежать этого? Депрессия: Я не справлюсь, это бесполезно. Принятие: Что делать дальше?

Всё сводилось к выбору. Что я понимаю о болезни, о её эмоциональном эффекте, о её лечении и её влиянии на мою карьеру и семью — было решать мне. А единственный недоступный мне выбор заключался в том — иметь или не иметь Паркинсон. Первым инстинктом было заполнении этой дыры любыми способами. Поэтому я задействовал своё эго, свою волю и свой предвзятый взгляд на идеальную реальность.

По мере принятия, я понял, что утрата не образовывала вакуум. Если я не пытался импульсивно заполнить создаваемое ей пространство, постепенно оно начинало заполняться само по себе или, по крайней мере, предоставляло выбор. И выбрав «узнать больше о болезни», я узнал, как справляться с ней. Это замедлило её прогресс, и я стал лучше чувствовать себя физически. А чувствуя себя лучше физически, я стал более радостным и менее изолированным, и смог восстановить свои отношения с семьёй и друзьями. Трейси с облегчением поняла, что я не только приблизился к тому мужчине, за которого она выходила, но и стал более лучшей его версией, и теперь спокойнее думала о пополнении нашей семьи. И вскоре к Сэму присоединились сёстры-близнецы, а со временем ещё одна сестра. Понимая, что карьера в кино, которая часто отрывала меня от дома на длительные периоды времени, больше не была устойчивой, и принимая во внимание, что я смогу работать ещё только десять лет, я решил дать им десять хороших лет и вернуться на телевидение.

Подписавшись на «Суматошный город» и выбрав проведение съёмок в Нью-Йорке, где жила моя семья, я не только получил замечательный творческий опыт, но и отличный заработок, ведь моя возможность заниматься профессией по понятным причинам могла быть ограничена. Когда пришло время, я почувствовал необходимость поделиться своей ситуацией не только с кругом друзей и близких, но и с широкой общественностью. Выход из изоляции породил поток доброжелательности и вдохновил меня на извлечение пользы из этого потока на благо сообщества паркинсоников. Что привело к формированию Фонда Майкла Дж. Фокса по исследованию болезни Паркинсона, и за десятилетие с момента его создания — всё это заслуга энергичной и усердной группы людей, которые взялись за выполнение нашей миссии, — мы перевели почти 200 миллионов долларов на передовые исследования и во многих отношениях создали новый подход к поиску лекарства здесь, в Америке, и во всему миру.

Как и обещал, я постарался избегать прямых советов. Цель этой книги — дать пояснения, а не руководство к действию. Тем не менее, позвольте посоветовать следующее: не тратьте время на прокручивание в голове худшего варианта развития событий. Потому что он редко проходит именно так, как вы себе представляете, и если по какой-то случайности это произойдёт, то получится, что вы пережили его дважды. Если дела идут плохо, не бегите, не прячьтесь. Идите до конца и дайте бой каждой частичке своего страха. И постарайтесь сохранять спокойствие. На это уйдёт время, но вы обнаружите, что даже самые серьёзные трудности — конечны, а ваш выбор — не имеет границ.

Возможно, вы слышали, как я говорил это раньше, но я не перестану повторять, пока не обнаружу, что это не соответствует действительности: поскольку болезнь Паркинсона требует от меня, чтобы я был более лучшим человеком, лучшим мужем, отцом и гражданином, я часто называю её — даром. Кивнув тем, кому трудно в это поверить, особенно таким же пациентам, которые сталкиваются с большими трудностями, я добавляю небольшое уточнение: это дар, который продолжает отбирать… но всё же — это дар.

Я всё ещё периодически представляю, как просыпаюсь однажды утром и понимаю, что симптомы исчезли. Нет ни тремора, ни судорог, ни шарканья, ни боли. Давным-давно, приняв реальность БП, неврологическую деградацию, необратимую гибель клеток, я знаю, что без нахождения лекарства, этого никогда не случится.

Но всё же случилось.

Если это звучит, как сказка, то можно перейти и к более приземлённой материи — таинственное и чарующее горное королевство Бутан, расположенное в Гималаях. Это королевство имеет богатую буддистскую культуру, которая живёт в многоцветье характерной местной сатиновой одежды; в архитектуре, которую лучше всего можно описать, как гибрид сельского домика и пагоды[19]; но сильнее всего она выражена в сияющих лицах бутанского народа от млада до велика.

В Бутане я проводил съёмки для документального фильма об оптимизме для канала «Эй-Би-Си». Задуманный в качестве сопровождения моей книги «Всегда с поднятой головой», фильм был нацелен на поиск людей, мест и вещей, которые так или иначе представляют силу позитивного мышления. Мы уже побывали в Вашингтоне, О. К. на инаугурации президента Барака Обамы, посетили кооперативную молочную ферму на севере штата Нью-Йорк и присутствовали на игре «Чикаго Кабс» на их домашнем стадионе «Ригли-Филд» в Чикаго. Но именно наше путешествие на другой конец планеты, с флорой и фауной водных тонов и парящими гималайскими вершинами, окутанными тонкой прозрачной дымкой, стало эмоциональным и духовным стержнем фильма. То, что заставило меня привезти сюда нашу съёмочную команду, — это прогрессивная торговая политика крошечного королевства и, по факту, его национальный нравственный облик, построенный вокруг политики, которую их король и правительство называют Валовым Национальным Счастьем. В мире, где большинство стран готово на всё, чтобы увеличить их валовый национальный продукт, бутанцы считают, что экономическое развитие никогда не должно идти за счёт счастья их народа. Поэтому в каждой торговой сделке, заключаемой правительством (например, продажа гидроэлектроэнергии в соседнюю Индию), культура ценится больше, чем деньги.

Какие бы шаги не были предприняты для сохранения счастья и образа жизни бутанского народа, любому приезжему человеку ясно, что это работает. Страна является и монархией, и демократией; многие из тех, с кем я разговаривал, выражали любовь к своему дому и благодарность своему королю и соотечественникам. При всём уважении к дядюшке Уолту[20], но это и есть настоящее Волшебное Королевство, мифическая Шангри-Ла, ставшая реальностью. И это подводит меня к той части истории, о которой я упоминал ранее.

Ко второму дню пребывания в стране, я заметил явное сокращение симптомов, с которыми я обычно просыпаюсь каждый день. Они всё же проявились вскоре после завтрака, но гораздо мягче, и только далеко за полдень я чувствовал потребность принять что-нибудь из леводопы (препараты для лечения симптомов БП). В течении следующих нескольких дней мы путешествовали по сельской местности, заглядывали в школы и правительственные здания, посещали фермы и фестивали, и хотя я не сказал бы, что БП полностью ушла, но я вернулся в нормальное состояние (если вообще смогу вспомнить, что это такое). Я пробирался через рисовые поля, часами сидел со скрещенными ногами во время обедов с местными семьями, и бродил по многолюдному рынку Тхимпху, изучая мириады мест, звуков и запахов. И мог делать всё это с необъяснимой лёгкостью.

На предпоследний день поездки наши продюсеры и съёмочная группа запланировали сложный подъём на три-четыре мили вверх по местной горе, чтобы заснять один из самых важных религиозных объектов Бутана — монастырь, который жители называют «Обителью тигра». Изначально идея заключалась в том, чтобы снять фоновые кадры, которые мы называем «Би-ролл»[21], но к своему удивлению, я тоже решил принять участие. Неделей ранее перспектива успешного завершения такого похода не показалась бы мне оптимистичной, но во мне произошли серьёзные физические изменения.

Вооружившись тростью, в сопровождении моего бесстрашного гида Тшеванга, я медленно и уверенно отправился в путь по крутым извилистым тропам. В непосредственной близости от монастыря развевались молитвенные флаги, указывая на маленькую чайхану, цепляющуюся за склон горы. Один из операторов направил на меня камеру, и я в радостном недоумении описал для документального фильма то, что мне удалось сделать и как я себя чувствовал во время пребывания в Гималаях. Возможно, к изменениям привела высота, или это было лекарство, которое мне дали для предупреждения горной болезни. В общем, что бы это ни было, оно порадовало меня, но я не питал иллюзий, что по возвращению в Штаты всё так и останется.

Во время спуска, расхрабрившись на фоне улучшенного ощущения равновесия и плавности движений, я отклонился от намеченной тропы и попытался срезать путь по отвесной скале. В миг я обнаружил себя в панике несущимся вниз по склону к травмам и возможной смерти. Как в Мексике, только в этот раз моим преимуществом была трезвость. Или это был недостаток? Распластаться на земле, казалось, единственный действенный способ затормозить. И каким-то образом мне удалось провернуть этот манёвр. Этот небольшой шквал возбуждения привёл к ссадинам, синякам и к окровавленному и покалеченному пальцу.

На следующий день мы полетели в Индию, из которой должны были вернуться в Штаты, и в самолёте я заметил кое-что тревожащее. Из-за отёка я не мог снять обручальное кольцо и теперь из-за давления в салоне палец начал ещё сильнее раздуваться и белеть. Затем кольцо превратилось в удавку. Индийский врач, сидевший напротив, спокойно сообщил мне: если я не удалю кольцо в ближайшие пару часов, тогда мне удалят палец. Поэтому мы сделали крюк до больницы в Нью-Дели, и после лихорадочного поиска подходящего инструмента, кольцо было удалено, а палец — спасён.

Почти сразу же после возвращения в США вернулись симптомы Паркинсона, и казалось, что таинственной и волшебной отсрочки никогда не было. Но всё же она была. Я каждый день ношу с собой напоминание — достаточно взглянуть на по-прежнему деформированный безымянный палец левой руки.

Разумеется, у меня также есть видеозапись всей поездки. Но лично я не сделал ни одной фотографии, пока был там, что не так уж необычно. Полагаю, моя нелюбовь к фотографии связана с трясущимися руками и размытым итоговым результатом, хотя, может, дело в другом: помещение фотоаппарата между мной и объектом интереса отдаляет меня от получения эмоций. Память существует на бумаге или хранится в цифровом виде, готовая к использованию, но эмоциональный отголосок со временем тускнеет. Это может прозвучать странно, но я знаю, что когда вытащу фотоаппарат (да, БП в этом совершенно не помогает) и наведу его, я уже упущу момент. А если уж я что-то и усвоил, — по сути причина — дети, всё к ним и сводится, — так это то, что нет ничего важнее этого момента.

Я не предлагаю бродить кругами от момента к моменту с отвисшей челюстью и ошеломлённым взглядом без погружения в процесс, затрагивающий историю или будущее. Тем не менее, то, что произошло раньше и произойдёт в будущем, не может быть столь же важным, как то, что происходит сейчас. Более лучшего времени для радости — нет. Потому что настоящее принадлежит только вам.

Если вы недавно выпустились или готовитесь примерить мантию, я уверен, вокруг вас нет недостатка в людях, которые подвели вас к этому моменту, и которые могут быть заинтересованы в том, куда вы двинетесь дальше. Что вполне справедливо. Родители, наставники и друзья являются частью вашей истории, как и вы являетесь частью их. У них есть надежды и мечты, которые могу перекликаться с вашими. И нет никаких причин не позволять им идти рядом. Но то, что происходит с вами сейчас, в этот конкретный момент, принадлежит только вам.

Не упустите его.

У алкоголиков, находящихся на реабилитации, есть такое выражение: «Если вы одной ногой в прошлом, а второй — в будущем, вы обоссыте всё настоящее». После всего, что произошло в моей жизни, мне очень приятно осознавать, что мне не нужно тащить на себе весь вес моих ожиданий или разочарований. Порой, что есть, то есть. И я способен приять это.

Это ваш момент. Пусть кто-то другой делает снимки… улыбнитесь.

ВЫПУСКНЫЕ ЦЕРЕМОНИИ ОБЫЧНО ЗАКАНЧИВАЮТСЯ ОБЩИМИ напутствиями о том, чего стоит ожидать от простирающейся перед вами широкой открытой дороги. Я бы и сам с удовольствием дал вам такое напутствие, но я не знаком с дорогой, по которой вы начнёте своё путешествие. Могу только передать заметки с маршрута, по которому прошёл сам. Да простят мне ещё одну беспричинную отсылку к «Назад в будущее», но я почти слышу, как некоторые из вас отвергают аналогию с дорогой: «Дороги? Туда, куда мы направляемся, нам не понадобятся дороги!»

Долгое время после ухода из школы я считал своё образование неполным, испещрённым дырами, пробелами, которые должны были заполнить уроки, на которых я не появился. Одна важная часть мудрости, к которой я в конец концов пришёл, заключается в следующем: образование никогда не может быть полным. Упущенная возможность не исключает появление новых и даже более лучших возможностей.

Мне кажется, что я выиграл, будучи в равной степени и честолюбивым, и любознательным. Но лучше всего мне послужило любопытство. Неплохо быть абсолютно уверенным — как я был, когда бросил школу, — в том, чего ты хочешь достичь и какое место хочешь занять в жизни. Это амбиции. Это замечательно. Но никто не получает прямую дорожку к вершине. Жизнь — не линейна. Обходные пути будут встречаться на протяжении всего движения. Любопытных новые подсказки будут ждать на каждом шагу, продолжая указывать в сторону выбранного пункта назначения. Или, может быть, вы наткнётесь на информацию, которая вдохновит вас на изменение курса, открывая будущее, которое вы никогда себе не представляли.

Я благодарен своему любопытству за то, что оно отвело меня от края пропасти. Изначально моё беспокойство и замешательство по поводу диагностирования ювенильной формы болезни Паркинсона сбили меня с ног; я был одержим желанием отползти и закрыться от сложившейся ситуации. Но приняв реальность — что есть, то есть — моё любопытство взяло верх. Я начал задавать очень простые вопросы. Что же такое болезнь Паркинсона? Как она повлияет на меня? Как повлияет на остальных? И далее круг вопросов расширился: Изменит ли она моё отношение к самому себе? Изменит ли она отношение окружающих ко мне? А так ли уж это важно? И вообще моё ли это дело, кто и что думает обо мне? Кто эти больные Паркинсоном, составляющие сообщество, частью которого я стал, и чему я могу научиться у них? Можем ли мы чем-то помочь себе? Могу ли лично я что-нибудь сделать?

Вы видите, к чему привёл этот обходной путь. Любопытство, может, и сгубило кошку, но спасло меня. Когда вы выходите из своей зоны комфорта и начинаете взаимодействовать с людьми, с которыми иначе не пересеклись бы, результаты могут оказаться впечатляющими. Я вспоминаю учёных, которых встретил во время работы с Фондом Майкла Дж. Фокса по исследованию болезни Паркинсона. Помню, как однажды уважаемый клинический исследователь проинформировал меня о возможном использовании трофических факторов[22] в неврологическом восстановлении. Признавшись, что я не понял ни слова из того, что он мне только что сказал, я ответил: «Находись я в комнате с актёрами, у меня были бы все шансы сойти за самого умного. Но в комнате с нейробиологами, кажется, лучше всего просто кивать и делать пометки». В общем, суть в том, что через пару лет я перешёл от разговоров по мобильнику с моим агентом к обсуждению химии мозга с клеточными биологами.

Как я уже сказал — я тут не по части советов. Но дам краткий инструктаж. Управление своей судьбой — это миф, а кроме того, это было бы не так весело. Обратите внимание на то, что происходит вокруг вас. Прежде чем посмотреть фильм, прочтите книгу. И помните: хотя ваше счастье зависит только от вас, нет ничего плохого в том, чтобы посодействовать счастью другого человека.

Живите, чтобы учиться.

Майкл Дж. Фокс, Нью-Йорк.