Западный рубеж

Глава 13 Бой у бронепоезда

— На дороге завал из бревен, — доложил Карбунка. — Хорошо, вовремя заметили, успели тормознуть. Если бы на полном ходу — сошли бы с рельс, и платформа бы не помогла. А нападавшие какие-то странные — стояли чуть ли не в полный рост. Пулеметчик очередь дал, половину скосил.

— Можно определить — сколько всего нападавших? — поинтересовался я, хотя и понимал, что пока это нереально.

— Выясним, товарищ начальник, — беззаботно отозвался революционный матрос. — Навскидку — человек пятьдесят, не больше. Я, с вашего разрешения, половину взвода Ануфриева в тыл пошлю, зажмем с двух сторон.

— А смысл? — поинтересовался я. — Они, наверное, уже пятки смазывают.

— Может и смазывают, но попробовать нужно, — пожал плечами Карбунка. — Разрешите исполнять?

— Наши под собственные пулеметы не попадут? — забеспокоился я.

— А мы только из винтовок станем стрелять, своих увидим.

Хотел добавить, что потери от «дружественного» огня иной раз бывают побольше, чем от вражеского, но тут неожиданно прозвучал женский голос:

— Мальчики, а что здесь происходит?

Моя первая реакция — возмущение. Это кто здесь мальчики? Потом осознал, что вопрос задает моя машинистка, обитавшая в соседнем купе, а начальник губчека стоит в совершеннейшем неглиже — то есть, в нательном белье. Вместо того чтобы устроить разнос дамочке за неподобающее отношение к начальству «мальчики», видите ли, я отчего-то смутился, кивнул Карбунке, а сам ушел одеваться.

Чувствовал себя неловко. Ишь, выскочил в одном нижнем белье, словно красноармеец в «Чапаеве». Надо бы хоть штаны было надеть.

И впрямь, кто такой борзый, чтобы без поддержки артиллерии осмелиться напасть на бронепоезд? С другой стороны — все могло и выгореть. Если бы караульный не заметил баррикаду из бревен, слетели бы под откос, а там бери нас всех голыми руками.

Стоп, а почему я решил, что покушение совершено именно на бронепоезд? То есть — на начальника губчека, особоуполномоченного и прочее? А если бандиты хотели ограбить поезд, следующий по маршруту «Архангельск — Вологда»? Они же не могли знать, что пассажирский и товарные вагоны прицепят к моему бронепоезду. Пассажиров там, насколько помню, человек тридцать. Ежели их немножечко пограбить, бедному человеку можно найти массу интересных вещей.

А что у нас в товарных вагонах? Ну что полезного может дать Архангельск стране Советов, ежели на сегодняшний день у самих не шиша нет, кроме соли? А она, по нынешним временам не по весу золота идет, но где-то рядом. А три вагона соли — это Клондайк. За соль крестьянин любые деньги отдаст или обменяет на что угодно. Помню из лекций, что на востоке Вологодской губернии в прежние времена добывали соль, но потом бросили — местная и качеством хуже, и обходится гораздо дороже, нежели привозная из Крыма или Поволжья.

Из Архангельска в Вологду соль перевозят уже не в первый раз, расписание поездов более-менее стабильно — один раз в неделю. Стало быть, кто-то решил разжиться «белым золотом» («белым ядом», кому как нравится). Бандиты решили ограбить пассажирско-товарный поезд, но нарвались на бронепоезд. Отсюда и кажущаяся наглость, и то что стояли во весь рост. Ну, их трудности.

Посмотрим, кого там принесло. Одевшись, словно «дух» на «карантине», я толкнул дверь купе, и с удивлением понял, что та заперта снаружи. Что за хрень? Подергал, безрезультатно. Похоже, заблокировали. Когда это успели?

— Товарищ начальник, я, значит, прощения прошу, — донесся из-за двери виноватый голос одного из моих бойцов. — Вас товарищ Карбунка запер, а командир взвода сказал, что пока есть опасность — вас наружу не выпускать. Мол, товарищ Аксенов должен сидеть в купе и носа не высовывать. А мне приказано вас беречь, чтобы и волос с головы не упал.

Ничего себе, заявочки! Я что должен сидеть взаперти в собственном бронепоезде?! Да… охренел Карбунка, оборзел, в пень и в корягу.

— Петухов, это вы? — поинтересовался я. — Если не выпустишь, сидеть тебе десять суток под арестом. И комвзвода рядышком посажу, вместе с Карбункой.

— Есть, десять суток! — радостно отозвался красноармеец Петухов.

А я разозлился. Надо было сразу два года на Соловках обещать. А теперь уже поздно. Сказал десять суток — будет десять суток.

С тендера опять зарокотал пулемет, но с других бойниц стрельбы пока не слышно. Видимо, то ли стрелки не видели целей, то ли их просто нет.

Злость, как пришла, так и ушла. В общем-то, командир бронепоезда прав. Я бы и сам на его месте запер куда-нибудь «большого начальника», чтобы тот не путался под ногами. Но вот когда заперли самого меня, мне не очень понравилось. А кто сказал, что я не смогу выбраться? Щаз! Трехгранного ключа «вагонки» у меня нет, зато есть опыт. Когда служил «срочную» службу, в отсеках моей «кислородки», где я хранил не только инструменты и спирт[9], но и другие полезные вещи, вроде дембельского альбома, имелись замки очень похожие на те, что используются железнодорожниками. Ключ, разумеется, был утерян уже много лет назад, приходилось выкручиваться, обжимая пассатижами какую-нибудь трубку. Трубки у меня нет. Гильза? Винтовочного патрона нет, пистолетный не подойдет, короткий, да и замучаешься голыми руками пулю из гильзы доставать. Что же еще? Так, можно еще и дулом, то есть стволом. Читал где-то, что пистолетный ствол идеально подходит для открывания трехгранного замка.

Как всегда, вместо того чтобы действовать, проверяя истинность, принялся вспоминать, у кого я читал? Вспомнил. У Василия Звягинцева. Автор хороший, написал целый цикл. Жаль, умер, так и не досказав: чем закончились странствия его героев по времени и пространству? Он, кстати, писал, что в царской России по одним модулям делали кастрюли и артиллерийские снаряды, ружейные стволы и вагонные ключи. Хотя, с кастрюлями, наверное, писатель погорячился. Днища у них побольше будут. Может, консервные банки? Вот, сейчас и проверим.

Так, дуло нагана не подойдет, мушка мешает, а вот мой браунинг… Есть!

Замок щелкнул, дверь купе отошла в сторону, и я вышел наружу.

— Товарищ начальник, не пущу! — завопил мой невольный охранник, заступая дорогу.

— Пристрелю, — пообещал я Петухову, попытавшемуся ухватить меня поперек туловища.

Ишь, какой упертый. Не унимается и не боится. Понимает, шельма, что в своего стрелять не стану. Пришлось применять к красноармейцу Петухову прием из позднего времени пока неизвестный в этом мире, уронить его на пол вагона. Грузный парень, а стукнулся-то громко. Может, сознание потеряет? Как же…

— Владимир Иванович, а что вы делаете?

Татьяна. М-да… вовремя она. Хотя…

— Помогай, — выдохнул я, удерживая рвущегося подо мной парня, прижимая его голову к полу, чтобы не рыпался.

Девушка оказалась понятливая, и скоро мы с ней в четыре руки связывали красноармейца полотенцами, принесенными из наших купе.

— Владимир Иванович, а зачем вы его? — поинтересовалась барышня, но сама, между тем, очень ловко сняла с красноармейца его же собственный ремень, а теперь увязывала им его ноги.

— А чтобы вопросы лишние не задавал, как некоторые, — буркнул я.

— Понятно, — хмыкнула Татьяна.

Умная девушка, однако.

Переведя дух, втащил парня в свое купе, а сам взял его винтовку. Как девушку-то по отчеству звать? Вспомнил.

— Татьяна Михайловна, у вас оружие есть? — поинтересовался я.

— Так точно, — четко отозвалась барышня, вытащив откуда-то из-под одежды здоровенный револьвер.

Калибр, судя по всему, не меньше сорока четырех. С таким можно на кабана ходить или на лося. Не выдержал, поинтересовался:

— Это что за зверь?

— «Кольт Драгун», — гордо отозвалась девушка. — Папа подарил.

— Он у тебя не охотник, часом?

— Не-а. Папа — капитан второго ранга в отставке. Он после военной службы старпомом на торговых судах ходил, револьвер этот в Америке купил и мне подарил, когда я про командировку сказала. Мол, возьми дочка. Лучше бы не пригодился, но вдруг… Жаль только, патронов мало.

М-да, интересные подарки делают некоторые папы своим дочерям. Я-то своей все больше побрякушки дарил, да что-то электронное — телефончики, ноутбуки. А так, взял бы и подарил Сашке «Магнум», и пришла бы она с ним в Литинститут… Пожалуй, не поняли бы ни меня, ни дочку.

— Я одним выстрелом чурбак раскалываю, — похвасталась девушка.

Ну еще бы. С таким калибром можно и рельс насквозь прострелить. А если учесть, что Татьяна — девушка крупная, напоминающая воинственную валькирию, она голыми руками медведя завалит, а с револьвером ей и слон нипочем.

Но тут опять зазвучали выстрелы. Уже не пулеметные очереди, а перехлест винтовочных и револьверных, и доносились они откуда-то с хвоста поезда. Нет, поближе. Скоро стрельба притихла, но не прекратилась, и уже донесся отборный мат, сопутствующий рукопашной.

— Ладно, потом расскажешь. На тебе, прости, что на «ты», охрана штаба. Стреляй всех чужих, кто полезет. Понятно?

— Так точно.

— А парня можешь развязать, — вспомнил я о Петухове.

Подхватив винтовку, выскочил в тамбур, скатился вниз и опрометью ринулся в сторону сцепки бронепоезда с грузопассажирским составом, откуда доносился шум, и слышались редкие выстрелы.

А там уже вовсю шла рукопашная схватка. Непонятные люди в драной военной форме и крестьянской одежде пытались атаковать моих бойцов — красноармейцев и остальных, которые «неблагонадежные».

Бойцы дерутся штыками и прикладами, а эти отмахиваются чем попало: поленьями, молотками, какими-то железяками вроде огромных ключей. Вон Александр Петрович, уклонившись от штыка, хладнокровно застрелил какого-то бандита, а выпавшую винтовку подхватил Прибылов. Ай да художник! И Книгочеев тут. Отставной ротмистр сцепился с каким-то солдатом, уронил того наземь, а теперь бьет его рукояткой револьвера по голове.

Пожалуй, не зря я перед самым отъездом распорядился выдать оружие своей «команде». Правда, не всем. Семенцову с Новаком не дал. Новака что-то не видно. А уголовник… Вон, легок на помине. Семенцов, выделяющийся на общем фоне некогда белоснежным, а теперь изгвазданным нижним бельем, отмахивался лопатой от какого-то крепыша в крестьянском армяке, вооруженного винтовкой со штыком.

Молодец, уголовник, дерется, не сбежал, но лопатой работает хреново, а ведь ею можно чудеса творить. Машет из стороны в сторону, вместо того чтобы ткнуть в лицо противника. Надо было не мародерствовать, а боевой подготовкой заниматься. А так ведь уделают, нефиг делать. Вон, мужичина уже выбил у него лопату, а теперь готовится пырнуть бандита (моего бандита, между прочим) штыком. Оттеснив плечом Семенцова, отбил острие, летящее прямо в лицо и, в свою очередь, ударил противника прикладом в скулу. Звука не услышал, скорее, почувствовал, как окованный сталью затылок приклада сминает мягкую кость, вбивая ее внутрь черепа.

— Благодарствую, гражданин начальник, — поблагодарил меня фальшивомонетчик и бандит. — Должен буду.

Он еще и морду благостную состроил.

— Сочтемся, — в тон Семенцову отозвался я, отыскивая взглядом того, с кем нужно сойтись.

Но, похоже, что сентенция «порядок бьет класс», снова сработала. А тут еще в спину нападавшим ударили те, кого Карбунка отправил в обход, и неизвестные принялись отступать в лес, оставляя нам мертвецов. Кое-кто пытался уности с собой и раненых, но в большинстве своем их просто бросали.

Ко мне подбежал Карбунка.

— Товарищ Аксенов, вы зачем вылезли? Без вас бы управились.

— Как вернемся в Архангельск — двадцать суток ареста, — мрачно пообещал я, хотя и не знал, когда вернемся. Стало быть, теперь обязательно придется возвращаться, чтобы не нарушать слово.

— Слушаюсь, — вздохнул Карбунка, делая вид, что очень расстроен. Потом деловито спросил: — С телами что будем делать?

— Покойников на платформу, раненых в вагон, — распорядился я. Потом спросил: — У нас потери большие?

— Убитых нет, это точно. Про раненых пока не скажу, уточню.

Скоро выяснилось, что у Ануфриева ранено пятеро. Один тяжело, не выживет. Из моей команды легко ранен Потылицын, да у Никиты Кузьменко подбит глаз.

А вообще, все плохо. Мы еще и от Архангельска не отъехали, а уже потери. Этак пока до Польши дойдем, половину личного состава растеряю.

— Что у нас есть поблизости?

— Няндома скоро, — сообщил Карбунка.

— Няндома… Сейчас она чья?

Вопрос, вроде бы странный, но я не помнил — это еще Олонецкая губерния или уже Вологодская? Но Карбунка все понял.

— Станция Няндома Вологодской губернии.

На станции должен быть фельдшер. Впрочем, по нынешним временам его может и не быть. Минус мне с занесением в личное дело и в грудную клетку. Почему не озаботился отыскать для командировки врача или какого-нибудь медика? Постеснялся, посчитав, что врачей в Архангельске и так мало.

— Трупы сгружаем в Няндоме, раненых в Вологду, сдадим в губчека, — решил я.

Бойцы деловито принялись сносить раненых в одну сторону, убитых в другую. Выяснилось, что нападавшие потеряли пятнадцать человек убитыми и пятерых ранеными. Но кого-то унесли с собой, так что цифры неточные.

Ко мне подошел Александр Петрович. Встав перед лицом начальника по стойке смирно, старый вояка по-старомодному спросил:

— Товарищ начальник, разрешите обратиться?

Эх, куда как проще, если бы Петрович сейчас сказал «товарищ полковник», а я бы отозвался «слушаю, товарищ капитан», но пришлось ответить иначе:

— Обращайтесь, товарищ Исаков.

— Я одного из нападавших узнал, — кивнул Исаков в сторону тел.

— Один из ваших беглецов? — догадался я.

Александр Петрович поморщился. Явно он не считал «своим» беглеца из Холмогорского лагеря, но и отказываться от своего бывшего сотоварища тоже не хотел.

— Вы в пехоте служили, товарищ начальник губчека?

— Так точно, товарищ штабс-капитан, — усмехнулся я.

— Не нужно паясничать, — насупился Исаков. — Мне мое звание не по знакомству досталось.

— А я что, разве против? — пожал я плечами. — Когда-нибудь снова вернутся и капитаны, и подполковники. Только обращаться станут не господин, а товарищ.

Александр Петрович оглянулся — не слышит ли кто, спросил:

— Вы сами-то кто? Прапорщик или подпоручик?

И этот туда же! Ну почему не поручик? А если сказать, что я вообще полковник? Ага, полковник ФСБ из две тысячи двадцатого года. Ладно, пусть подполковник.

— Нижний чин, вольноопределяющийся, — хмыкнул я.

— Странно, — пожал плечами Исаков, но развивать свою мысль не стал, да и не до разговоров пока.

Так, здесь, кажется, все в порядке. Проведя быстрый осмотр, убедился, что весь личный состав на месте, никуда не делся. Новак и электрик возятся со своими «гаджетами». Может, они и нападения не заметили?

А что у нас с пассажирами?

Взяв в качестве сопровождающего Никиту Кузьменко, пошел проверять. Проводник пассажирского вагона испуганно таращился сквозь окно, но, завидев меня, открыл дверь и спустил подножку.

Я прошелся по вагону. Пассажиры — командированные, демобилизованные солдаты, несколько женщин сидят себе смирненько. Кажется, все нормально. Э, не совсем. В одном из окон зияла дыра, в другом трещина.

— Товарищ Аксенов, когда поезд тронется? — поинтересовался у меня мужчина в кожаной куртке, в картузе и с полотняным портфелем.

— Скоро, — ответствовал я.

— А поточнее нельзя?

— Можно, — кивнул я. — Только насколько точно, пока не знаю.

— Товарищ Аксенов, что за шутки? — начал закипать человек с портфелем. — Я везу в Вологду три вагона с солью, это стратегический груз. Его завтра вечером должны переправить в Петроград. У меня предписание самого товарища Цюрупы. Почему вы не можете обеспечить порядок на железной дороге? Я стану жаловаться.

— Жалуйтесь, — кивнул я и поинтересовался: — А кому жаловаться-то станете?

— Кому стану жаловаться — это мое дело, — отрезал товарищ с портфелем. — Если губчека не может наладить работу, это безобразие! Почему в Архангельской губернии нападают на поезда? У нас что, война идет?

Так-так-так, а ведь я вас тоже знаю. Молодец, конечно, что радеет за дело, но хамить я ему не разрешал.

— Если не ошибаюсь, товарищ Прохоров, начальник продовольственного отдела?

— Не ошибаетесь, — гордо вскинул нос Прохоров.

— Ага, — кивнул я, и повернулся к Никите: — Товарищ Кузьменко, отберите оружие у товарища Прохорова, арестуйте его и передайте Ануфриеву — пусть определит под замок.

Кузьменко переспрашивать не стал — зачем арестовывать, почему. Начальник приказал — надо исполнять.

Спрашиваете, зачем я арестовал начпрода? Отвечаю — исключительно из самодурства. Посидит до Вологды, а там выпущу. Полезно для начпродов.

Ладно, надо идти пленных допрашивать. Может, еще кого-нибудь выявим. Вон, одного из беглецов отыскали. Уже хорошо.