Позже — гораздо позже — Руби прислонилась к зеркальной стенке отдельного лифта, который поднимал их в пентхаус, и улыбнулась Деву.
— Было весело, — сказала она. Голова кружилась от шампанского, ноги приятно болели после танцев.
— Ага, — с немного удивленной улыбкой подтвердил он. — Знаю.
Дверцы лифта разъехались в стороны, и Руби вышла, цокая высокими каблуками. Лампа на столике светила приглушенным светом.
Пройдя два шага, она вдруг остановилась.
— Где я буду спать?
Дев рассмеялся, и Руби развернулась к нему. Он прислонился к стене рядом с лифтом и смотрел на нее с веселыми огоньками в глазах.
— Я заказал тебе номер этажом ниже, — сказал он.
— Что тут смешного? — спросила она, прищуриваясь больше по привычке. В какой-то миг он перестал так уж сильно раздражать ее. Более того, почти весь сегодняшний вечер он производил приятное впечатление… если забыть о том, что он заставил ее полететь с ним.
— Лифт идет только сюда. Чтобы попасть к себе в номер, тебе сначала придется спуститься в вестибюль, а потом снова подняться. Когда мы сюда пришли, я как-то не подумал.
— Ясно, — кивнула она.
Дев не двинулся с места. Куртку он небрежно набросил на руку; рубашка вылезла из брюк. Другой на его месте выглядел бы неряшливо. Он же… лишь стал в ее глазах еще привлекательнее.
Руби зажмурилась и велела себе подумать о другом. Ей пора уходить.
Дев смотрел ей вслед с непроницаемым видом.
Она нажала кнопку «Вниз» — единственную на начищенной медной панели. И стала ждать. Не того, когда откроются дверцы — они открылись сразу же, — а… чего-то еще.
Руби увидела свое отражение в зеркальных стенках. Посмотрела себе в глаза, пытаясь понять, что здесь происходит. Почему она до сих пор не уехала? Правда, в ее взгляде уже не было нерешительности.
Дверцы кабины снова сдвинулись.
— Ты еще здесь, — заметил Дев.
Покосившись на него, она увидела, что он не двинулся с места. Он стоял и следил за ней.
Руби услышала свое частое дыхание. Очень медленно она развернулась. Неожиданно Дев очутился совсем рядом. Так близко!
Она задрала голову и посмотрела ему в глаза:
— Да, я еще здесь. — Последовала долгая пауза. — Против тебя очень трудно устоять, ты это знаешь?
Его взгляд потеплел; ее обдало жаром. Она начала расстегивать на нем рубашку, двигаясь снизу вверх.
— Наверное, все дело в том, что ты знаменитость, кинозвезда…
Он сразу напрягся и без выражения ответил:
— Наверное.
Пальцы Руби ласкали его ключицы, шею, подбородок.
— А может, и нет. — Она снова вскинула голову и заглянула в его синие, как море, глаза. Кого она сейчас видит перед собой? Голливудскую звезду Девлина Купера или просто мужчину, от которого у нее сжимается сердце и которому удается и смешить ее, и доводить до белого каления? Когда он мельком показывает ей себя настоящего, у нее захватывает дух. Она вспомнила, как он помогал ей вытирать пролитый чай на кухне, как потянулся к ее руке в родительском доме…
Дев наклонился, и Руби нетерпеливо привстала на цыпочки.
Их губы, наконец, встретились, и он прижал ее к себе — и она забыла обо всем на свете.
Дев просыпался постепенно. Было темно — скорее всего, за окном еще ночь. Когда глаза привыкли к темноте, перед ним материализовалась фигура Руби. Она спала на боку лицом к нему. Ему нравилось, как простыня облегает ее тело, до самых длинных ног, округлых бедер, до тонкой талии. Она спала крепко, дышала медленно и ровно. Давно ли он спит?
Дев потянулся к телефону, включил подсветку экрана. Все, как он и предполагал: два часа ночи. Он проспал меньше часа.
Он подавил стон. А чего он ожидал? Один визит к маме — и жизнь сразу войдет в колею, а он снова сможет спать?
Ну да. Именно поэтому вчера ночью, мучаясь от бессонницы, он, наконец, прослушал все до единого мамины голосовые сообщения, хотя ему было очень больно. Правда, лететь на мамин юбилей он решил позже, на следующий день. Мысль пришла к нему в голову совершенно неожиданно. Тогда он нисколько не сомневался, что поступает правильно.
Он ни о чем не жалел. Вчера все оказалось совсем не плохо. Может быть, он сделал шаг вперед. Куда? Он понятия не имел, но движение в любую сторону гораздо лучше, чем то, что происходило последние несколько месяцев. Вот только… чуда не случилось. Бессонница одолевает его по-прежнему.
Досадуя на себя, он встал и направился в ванную. Плотно закрыл за собой дверь, включил свет. Не хотелось будить Руби.
Его дорожная сумка с туалетными принадлежностями стояла на столике. Упаковка таблеток лежала сверху. Он высыпал две штуки в ладонь и принялся рассматривать.
Ему не хотелось принимать таблетки, когда рядом была Руби. Действие снотворного продолжается пять часов; если Руби попробует разбудить его, пока он не выспится, будет плохо.
В прошлый раз, когда она оставалась с ним, он нарочно перелег на диван, желая быть подальше от нее. Потом, после ее неудачной попытки уйти, он даже не вспомнил о таблетках. Он знал, что утром, когда он окончательно проснется, ее рядом не будет.
Но сегодня так нельзя. Ему не хотелось уходить от нее в другую комнату и не хотелось валяться рядом с ней бесчувственным бревном. Может, он слишком многого хочет? Он хочет нормально спать целую ночь. Просыпаясь рядом с красивой женщиной, думать только о ней, а не грызть себя за прошлые ошибки, которые уже не исправишь, и не чувствовать себя так, словно на его плечах лежит вся тяжесть мира.
Он бросил таблетки в раковину, включил горячую воду и смотрел, как таблетки исчезают в сливе.
Радуясь своей решимости, он вышел из ванной и забрался в постель, под одеяло. Но даже рядом с тихо спящей Руби ему не стало легче. Сон, как и раньше, ускользал от него. Сегодняшняя ночь не отличается от всех предыдущих ночей.
В конце концов, ненавидя себя, он сдался — принял таблетки, потому что необходимо было забыться, заснуть.
Когда Руби вышла из ванной, Дев еще спал. Она наблюдала за ним, обхватив себя руками; в толстом махровом халате ей было тепло и уютно. Он спал, как в то утро, когда она согласилась на его дурацкое условие, из-за которого очутилась здесь. Спал очень крепко. Ну и что дальше?
Она задумалась. Как ей поступить? Может быть, просто исчезнуть?
Сегодня такой выход не казался ей правильным. О нем даже думать не хотелось.
Одеваясь, Руби размышляла. Что дальше? Последние сутки она живет странной жизнью: принимает решения, не заботясь о последствиях.
Одежда ее валялась на полу. Нагнувшись, она заметила у шкафа знакомый красный чемоданчик.
Может, правда взять свои вещи и уйти?
Неужели он в самом деле снял для нее отдельный номер? Как он посмел предположить?..
Подойдя ближе, она увидела, что на чемодане лежит записка. Она не успела прочесть и первой фразы, когда сзади послышался сонный смех.
— После того как ты заснула, я велел швейцару перенести твои вещи сюда.
Ого!
— Думал, тебе понадобятся твои вещи.
Она повернулась к нему лицом. Он приподнялся на локтях. Простыня упала, открывая его восхитительно широкую грудь.
Руби перечитала записку, написанную крупными печатными буквами.
— Клянусь! — продолжал он, видя, что она по-прежнему молчит.
Дело было вовсе не в том, что она ему не верила. Внезапно она поняла: он заботится о ней. Сначала распорядился, чтобы ее вещи доставили сюда, а потом… Он успел неплохо ее узнать, раз догадался, о чем она подумает, найдя в его номере свой чемодан.
— Спасибо, — искренне сказала Руби.
Дев вздохнул, потер глаза.
— Не желаешь завтрак в постель? Обслуживание в номерах здесь исключительное.
Они провели в Сиднее весь день.
Сначала сами — Дев надел темные очки и бейсболку — поехали на Бондай-Бич. Руби показала ему объявление в газете о выставке: «Скульптуры, созданные морем». Дев не считал себя любителем скульптуры, но решил, что неплохо будет пройтись с Руби от Бондай-Бич к Тамараме.
Стоял погожий день середины октября. На песке еще лежали самые стойкие любители загара. Дев и Руби сняли туфли и зашагали босиком. Песок приятно ласкал ступни, океан выглядел идеально синим, как небо.
— Где же скульптуры? — спросил Дев.
Руби улыбнулась и махнула куда-то вперед. Легкий ветерок ерошил ей волосы.
— По-моему, начало выставки дальше.
На самом деле смотреть скульптуры им не очень хотелось.
Во время короткой поездки из центра города оба непринужденно болтали, как и в постели, за завтраком. Обсуждать серьезные проблемы им не хотелось. Они избегали разговоров о прошлом вечере и о завтрашнем дне. Потом оба замолчали.
Молчание не было неловким, совсем наоборот. И все равно, Деву оно не понравилось.
— Какой твой любимый фильм? — спросила Руби очень поспешно, как будто молчание напрягало и ее. — Я имею в виду — с твоим участием. — Она смотрела не на него, а себе под ноги.
— «Теперь ты ее видишь», — тут же ответил он.
Она вскинула на него глаза, слегка щурясь на солнце:
— Я о таком не слыхала… Извини!
— Вот и хорошо, — усмехнулся Дев. — Редкая гадость! У меня в нем две сцены. Его снимали сразу на видео, на Золотом Берегу, когда мне было двадцать.
— Почему же он твой любимый?
— Потому что мне за него заплатили. Моя первая платная роль в кино.
Перед тем как снова выйти на дорогу, оба обулись.
— Интересно, — заметила Руби. — Не первая главная роль, не первый блокбастер, не первая номинация на «Золотой глобус»?
— Нет. Деньги на моем банковском счете — пусть сумма и была небольшой. Они доказывали, что это не сон, что я в самом деле могу стать актером.
Они молча прошли мимо знаменитого плавательного клуба «Бондай Айсбергс». Дев был здесь несколько раз, но не ради того, чтобы поплавать в бассейне с океанской водой. Его приглашали на разные рекламные акции…
Как ни странно, он представил, как приходит сюда с Руби летом, чтобы поплавать. Он живо представил ее — волосы прилипли к голове, как сегодня утром после душа, она улыбается ему в воде… Он поспешил прогнать соблазнительный образ. Летом его не будет в Австралии, он вернется в Голливуд. И все пойдет как раньше. Руби начнет работать над следующей картиной и вспомнит свои принципы: не крутить романов с коллегами, не жить подолгу на одном месте…
— Дев! — Оказывается, Руби что-то говорила, но он не слышал.
— Извини, я… — Он провел рукой по волосам. — Что ты сказала?
— Я беспокоилась, не обидела ли тебя. Не обижайся, вопрос был глупый.
Он покосился на нее:
— С чего вдруг?
Они подошли к навесу, сооруженному у начала экспозиции. Потом, купив каталоги, они спустились на песок и зашагали между камнями, рассматривая первую группу скульптур. Внимание Руби привлек огромный красный гвоздь, как будто вбитый в песок между валунами.
— Так о чем ты спрашивала?
— Да так, — вздохнула она. — Странно, что деньги так много для тебя значат…
— Ну да, если вспомнить, из какой я семьи, — закончил за нее он.
Она неловко переступила с ноги на ногу:
— Д-да… повторяю, не обижайся.
— Меня не так легко обидеть, — возразил Дев.
По крайней мере, Руби это не удалось. Правда, будь она журналисткой, он бы ни за что не ответил на ее вопрос честно. Более того, он ни разу не говорил правду в ответ на такие вопросы.
— То, что я вырос в богатой семье, еще не значит, что я не ценю усердный труд или деньги.
— Конечно-конечно, — быстро кивнула она.
Дев понимал, что тема, в общем, исчерпана, и все же решил объясниться:
— Мой отец из тех, кто сам себя сделал…
Руби молча замедлила шаг.
— Он начинал с нуля — подсобным рабочим. Тогда он познакомился с мамой. Получил строительную специальность… Потом основал собственную строительную фирму, начал торговать недвижимостью. Иногда он ремонтировал купленные дома и перепродавал, иногда оставлял себе, иногда сдавал.
Дев краем глаза заметил очередную скульптуру, мимо которой они прошли, не остановившись.
— Он хотел обеспечить нам, сыновьям, достойное будущее. Чтобы мы выучились, получали приличный доход. И еще… чтобы у нас была крепкая семья.
— Значит, он не хотел, чтобы ты стал актером, — сказала Руби.
— Да. — Его губы растянулись в невеселой улыбке.
На следующую скульптуру Руби даже не взглянула. Им предстояло в очередной раз подняться наверх. Они шагали по ступенькам, держась за руки.
— Отец хотел, чтобы я стал бухгалтером.
— Да ты что! — воскликнула Руби так непосредственно, что Дев не мог не улыбнуться.
— Вот и я так думал. В школе я учился не так хорошо, как братья… Отец считал, что я просто не стараюсь, не выкладываюсь. Наверное, так оно и было. Мне ужасно не нравилось сидеть на одном месте, не нравилось зубрить за столом у себя в комнате.
— Верю, — кивнула Руби. — Наверное, ты был настоящим смутьяном.
— Да. — Он широко улыбнулся. Всплыли многочисленные воспоминания. — Мой характер отцу тоже не нравился.
Они перешли дорогу. Не глядя на расписные тотемные столбы, Дев продолжал:
— Так что… да, первый чек для меня многое значил.
— И твой отец обрадовался? — спросила Руби.
— Не знаю. Тогда я уже ушел из дому.
Она вопросительно посмотрела на него — и он, неожиданно для себя, принялся рассказывать. О той ночи, когда он загулял с друзьями, а отец ждал его… и потом ударил. Он ушел и больше не вернулся.
Руби слушала, не перебивая.
— Так что в каком-то смысле ты права, — сказал Дев после паузы. — Ведь я в самом деле вырос в богатой семье, был избалован, принимал свою жизнь как нечто само собой разумеющееся. Наверное, я вначале даже не понимал, что уверен в себе, потому что у меня есть надежный тыл. Первое время я подсознательно допускал для себя возможность провала.
Дорожка закончилась; перед ними раскинулась огромная поляна. Зрители обступили скульптуры — абстрактные или попросту странные. Львиный прайд, сделанный как будто из соломы; разнообразные стулья на двух ножках, а на них металлические акробаты, и даже огромный кран-смеситель.
— Но ты не провалился, — сказала Руби.
— Я не мог, — ответил он. Он не мог допустить, чтобы отец оказался прав.
— А все-таки ты оправдал надежды отца: сделал карьеру, добился финансового благополучия.
— Все вышло не так, как он хотел.
Они вышли на дорожку. Перед ними открылась очередная бухта. Сине-зеленые волны били в каменный берег.
— Какая разница?
Он и сам не знал. Поэтому и страдал. И теперь уже ничего не узнаешь наверняка — поздно.
Больше Руби ни о чем его не спрашивала. Молча они вышли на берег океана. Впереди блестел белый песок Тамарама-Бич. Руби немного ускорила шаг. Они снова очутились среди скульптур. Наконец, она села по-турецки рядом с огромной черепахой из автомобильных покрышек. Он сел рядом с ней, вытянув ноги на теплом песке.
— Выкидыш, — вдруг сказала Руби.
— Что?!
Она смотрела на океан, на серферов, ловивших волну.
— Вчера ты спросил, что случилось. Почему я решила изменить свою жизнь. — Она говорила нарочито беззаботно.
— Руби, мне очень жаль.
— Спасибо, — кивнула она. — Я встречалась с одним парнем… славным парнем. Из хорошей семьи, умным, очень красивым. Он мог выбрать кого угодно. Правда, не скажу, что он выбрал бы меня. Во всяком случае, он не собирался.
Дев прикусил язык, хотя ему было трудно.
— Забеременела я случайно. Сначала я не хотела ребенка, хотя обо мне говорили разное…
Говорили… О ней все сплетничали, осуждали ее. Она подвинулась на песке, повернулась к нему лицом.
— Но я была так счастлива! Сама не ожидала, но все складывалось так… — она прикусила губу, — как будто наконец у меня есть семья. Меня бы устроило даже, если бы семья состояла только из меня и ребенка. Но… мой приятель, как ни странно, сказал, что не бросит меня, останется со мной.
Она провела рукой по песку, оставляя едва заметный след, который тут же засыпало.
— Ну вот, у меня было все: ребенок, спутник жизни. Все было прекрасно. Я радовалась тому, что уже не одна. Что я не просто девчонка, о которой все судачат. Скоро я стану матерью, и отец ребенка обещал, что не бросит меня. Мы будем семьей.
Она непроизвольно погладила себя по животу.
— Я была дурой и ничего ни от кого не скрывала… Мне приятно было похвастать. А о выкидышах я даже не знала. Не знала, как часто они случаются. И вдруг у меня началось кровотечение, а когда я попала в больницу, мне сказали, что ребенка я потеряла. Мне показалось, что мир перевернулся.
Не в силах усидеть на месте, он обнял ее за талию, прижал к себе. Руби положила голову ему на плечо.
— Тогда я поняла, как сильно заблуждалась. Я сама бросила своего парня… Наверное, он вздохнул с облегчением. Ушла со своей бесперспективной работы, вернулась в школу. Я решила, что, кроме меня самой, мне никто не нужен — не нужен ни муж, ни дети… вообще никто. Только я.
Говорила она звонко, но едва заметно дрожала. Потом подняла голову и посмотрела на него. Дев понимал, что слова бесполезны. И потом, ей не нужны были слова. Да и ему тоже не требовался ответ, когда он рассказывал ей об отце. Поэтому он сделал единственное, что казалось ему правильным, — поцеловал ее.
Но поцелуй был не таким, как раньше, — не игривый, хотя определенно страстный. Все было… красиво и печально, и он вдруг понял: с ней все не так, как с другими.
С Руби на пляже, рядом с огромной дружелюбной черепахой… Ничего подобного он раньше не испытывал.
— Смотрите, это же Дев Купер!
От пронзительного крика оба вздрогнули. Руби вскочила и отвернулась.
Подняв голову, он заметил, что к ним подходит группа девчонок-подростков. Они показывали на него пальцами и возбужденно кричали. Люди, сидевшие на пляже, поворачивались к ним. Дев не раз ловил на себе любопытные взгляды, но до сих пор им сегодня везло. Никто не подходил к ним, не разрушал хрупкую защитную оболочку, которой он мысленно окружил их с Руби.
Но теперь мыльный пузырь лопнул, и они стали совершенно беззащитными. Руби окидывала задумчивым взглядом дома напротив пляжа и дорогу, как будто прикидывала, как ей лучше убежать. Не от поклонников — от него.
— Руби… — Он встал.
Она выхватила из сумки телефон.
— Сейчас закажу машину. Теперь ты уже не сможешь вернуться в Бондай пешком. — Не «мы», а «ты». И заговорила она «рабочим» голосом, показавшимся ему сухим и фальшивым.
Девчонки смущенно топтались неподалеку — они вдруг оробели. Он расплылся в искусственной, пластмассовой улыбке. Выучка помогла ему раздать автографы, сфотографироваться с юными поклонницами и что-то отвечать на их глупости, хотя больше всего ему хотелось разогнать их. Неужели они не могут оставить его в покое?
Утро было испорчено. Руби стояла в нескольких шагах от него, обхватив себя руками, и наблюдала.
Он внушал себе: все только к лучшему. Как и Руби, он давно выбрал свою жизнь. И идет по ней в одиночку.