После «Колье Шарлотты» был фильм «Презумпция невиновности».
Поводом для этого послужило вот что: я уезжал в Москву, в Гостелерадио. И на перроне Московского вокзала очень красивая молодая женщина стояла, прижавшись к молодому мужчине. Между ними — охапка красных роз, и это было пронзительное-пронзительное прощание на всю оставшуюся жизнь. На три дня расстаются, а как расстаются! Она с охапкой роз вошла в вагон. Мы ехали с ней в одном вагоне, но купе были разные. Красивая женщина! А потом я ее увидел на перроне Ленинградского вокзала в Москве. Букет роз она оставила в купе. Я проходил мимо и видел: они остались лежать на столике. А когда я вышел на перрон, она уже стояла, прижавшись к мужчине, другому мужчине, и держала в руках букет белых роз. И такая была встреча, и такие нежные поцелуи!
Я подумал, что это хороший кусок для кино.
Когда начали обсуждать с Аркадием Тигаем сценарий, я рассказал ему эту историю, и мы решили: «Давай сделаем кино о фальшивом!» Вокруг же все фальшиво. Это такое время было.
Написали сценарий, отправили в Москву. А в Госкино:
— Нет, мы не будем снимать этот сценарий!
— Почему?
— Нам это не надо!
История незамысловатая: села в поезд эстрадная певица, вокруг свита, директор, администратор… А у нее исчезает паспорт. Она едет через Ленинград в Хельсинки. Утром надо пересекать финскую границу, а паспорта нет! На дыбы подняли весь поезд, начальника поезда, допрашивали проводников. А в этот вагон случайно, в Калинине, сели два доктора. Два сельских земских врача. Один пожилой, другой молодой. Их приняли за сыщиков. Потому что дали телеграмму, мол, в поезде у певицы пропал паспорт, пришлите сыщиков. А эти два несчастных доктора ехали на какой-то семинар в Ленинград и не могли сесть в поезд. Не было билетов, и они показали телеграмму, подбежали к начальнику поезда, сказали:
— Мы по телеграмме!
— Заходите!
Вдруг оказалось, что есть купе свободное, и тут же принесли чай с лимоном. Они совершенно ошалели. Что такое? А потом им и говорят:
— Занимайтесь делом!
И началось. Такая комедийная история про нашу действительность.
Но в кино «Презумпция невиновности» не запускалась.
А в это время телевизионное объединение «Ленфильма» предложило мне подумать над сценарием по повести Н. Смирнова «Джек Восьмеркин — „американец“». «Сценарий — переписанная книжка Смирнова. Можешь взять и переписать, как хочешь!» Но у них в плане стояло три единицы, и снимать надо было три серии «Баллады о молодых коммунарах». Так это называлось. Тема звучит! Надо снимать.
Я прочитал эту повесть, дома рассказал тетушке своей. Она говорит:
— О Женя, мы в 30-е годы запоем ее читали, такая хорошая вещь!
Я прочитал, надо сказать, с отвращением эту повесть, ничего хорошего в ней не нашел. Но если ее повернуть так, как мы с моим соавтором сценария перевернули ее, то почему нет? Я пришел в телевизионное объединение, говорю:
— Ребята, если я сделаю по-другому?
— Делай что хочешь! Нам важно, чтобы ты это снял.
— Хорошо!
Я телевизионщикам сказал, что один писать не буду, возьму себе соавтора.
— Кого?
— Вы не знаете!
Мне нельзя было говорить про Тигая, потому что он штатный работник «Ленфильма». Они не знали, а я знал, что Тигай очень литературно способный человек.
— Берите!
Мы с Аркадием Тигаем начали писать сценарий. Я живу на юге Ленинграда, а он на севере. Он на Удельной, а я в Дачном. Встречаться некогда. Счетчик щелкает, время идет: быстрей, быстрей, быстрей, сценарий, сценарий, сценарий. Мы с ним проговорили, что и как, и дальше писали сценарий так: сцену он, сцену я. Так сейчас сериалы снимают: один режиссер снимает одну серию, второй другую. Вот так мы писали сценарий. Потом читали ночами и обсуждали написанное по телефону. Где-то к концу написания второй серии мне нужно было запускаться. Я показал телевизионщикам. Они:
— Пойдет, давай.
Я запустился и начал снимать, и третью серию Аркадий писал один. Тут мы уже ничего не обсуждали. Очевидно, я на него слегка давил, потому что третью серию он написал гораздо лучше, чем первые две, которые мы с ним писали вместе. Очень смешные были эпизоды.
Я на днях смотрел «Джек Восьмеркин — „американец“»:
— Маланья, доченька, иди… попробуй-ка!
— Чегой-то?
— Попробуй, тебе говорят!
— Чего это?
— Попробуй!
— А что будет?
— Замуж хочешь?
— Хочу!
— Вот и жуй!
— Глотать надо?
— А как же… Давай!
Она глотает. Я посмотрел на Юльку Чекмареву — артистку, которая это играла. Замечательная Юлька! Как она замечательно проглотила эту гадость, как сделала круглые глаза!
— Ну, чего? Есть эффект?
— Есть! — сказала она.
— Какой? — Дуров с Мишкой Васьковым на нее наступают.
— Замуж еще больше хочется!
— Вот дура!
Замечательно написанная сценка! Мы ее разыграли, как по нотам.
Довольно долго я искал героя. Наконец нашел парня — Сашу Кузнецова, который и стал Джеком Восьмеркиным.
Саша из Москвы. Он выпускник Вахтанговского училища, а до того окончил авиационный институт. Он не был актером, но в результате все получилось хорошо. Я подглядел, как он йогой занимался, и это сразу же вошло в фильм! Я должен сказать читателям, как интересно все это было.