Запонки императора, или орехи для беззубых (илл. Б.Сопина)

Убийство

Несколько дней я пробыла у матери, удивляясь, что Карен мне так и не позвонил. Потеряв терпение, я поехала на аукцион в надежде встретить там Карена. Он их никогда не пропускал, попадая в Москву.

Но и там его не было, зато в первом ряду сидел с самодовольным видом Марат. Он часто поднимал номер, сгребая н дешевый фарфор, и шпиатровые изделия, и карманные часы.

Я села сзади, наблюдая за его метаморфозой и подсчитывая траты. Обычно в его кармане даже сотня была редкостью, а за несколько часов он отстегнул не менее семи тысяч. Волосы у несостоявшегося моего сутенера поредели, кожа на затылке стала морщинистой, и вид, несмотря на явное материальное преуспевание, был очень потертый.

Я шепотом окликнула его, Он обернулся и подскочил, точно я его ужалила.

— Зачем покупать такую дрянь? — Голос мой был светски вежлив, — Или ты стал работать по снабжению нуворишей?

Марат побагровел и посмотрел куда-то в сторону. Я повернула голову и заметила пробиравшегося сквозь толпу могучего Кооператора. Этот представитель мужского пола вобрал голову в плечи, стараясь казаться меньше ростом и не так выделяться.

Кто-то тяжело положил мне руку на плечо. Оглянулась — «тетя Лошадь». Я как-то забыла о ней в последние дни, но она заговорщически мне улыбнулась:

— Купила собаку? Ты сбила мне игру.

Оказывается, я сидела на аукционе, не вслушиваясь в объявляемые вещи, а недавно проиграли бисерную картинку с собакой. «Тетя Лошадь» рассчитывала купить по стартовой цене, но кто-то вмешался в игру, и она погрешила на меня, благо мои рыжие волосы пламенели, как флаг.

— Я не играла…

— А зачем пришла? Нашла покупателя на своего Шагала?

Мне не хотелось с ней беседовать, я знала страсть этой женщины к сплетням, и передавала она обычно скверные новости. Ссорить друзей было для нее такой же радостью, как и выпрашивать вещи подешевле, торгуясь с энергией цыгана, всучившего бракованного коня на ярмарке…

— Слышала я о каких-то чудо-запонках у твоего Карена. Нельзя ли на них взглянуть?

Я сделала непонимающее лицо.

— А я тут влипла в странную историю. Пошла недавно с подругой в ресторан, выпили мы хорошо, и понравился мне скрипач из оркестра. Я послала ему бутылку водки, и он подошел к нашему столику. Молодой парень, лет тридцати. Сначала он играл мне, а потом я тряхнула стариной и запела, я ведь в молодости имела недурственный голос… Потом он подсел, стал мне руку целовать, такую лапищу, стихи читал по-английски. Ну я и размякла, сказала что живу одна, и дала телефон. Он мне начал звонить по три раза на дню, в любви и симпатии объяснялся, представляешь?!

Я украдкой посмотрела на часы.

— Что мне теперь делать? Вдруг парень — рэкетир? Или охотник за богатыми старухами? Или некрофил?

— Очень просто. В следующий раз скажите, что ваш сын возмущен его звонками, а внуки смеются и хотят набить ему морду за то, что пристает к бабушке…

— Думаешь, отвяжется? А если я всерьез ему понравлюсь?

— Он понял из беседы, что вы собираете антиквариат?

«Тетя Лошадь» шумно вздохнула.

— А хрен его знает, я когда выпью — несу что Бог на душу положит. Но украшения на мне были дорогие.

— Бриллианты?

— Нет, флорентийская мозаика.

— Ну вряд ли у него такое серьезное образование в области ювелирного искусства.

— Не скажи. Когда я рассказала ему о запонках Карена, даже пообещал брошку в таком же стиле…

Я вздрогнула.

— А что вы о них знаете?

Она хитровато улыбнулась.

— О них — ничего, а с Таисьей Сергеевной дружу лет пятнадцать…

— Зачем надо было говорить о запонках незнакомому человеку?

— Он сказал, что все может достать, вот я и попросила подобные, из хорошего дома…

Я совсем забыла о ее жадности. А ведь раньше меня трогало в ней алчное желание встретить чудо за бесценок.

Я посмотрела на часы. Карен так н не появился, и жгучее беспокойство погнало меня домой.

Прежде всего я обратила внимание, что газеты не вынимались из ящика с того дня, как я ушла, а поднявшись к себе, с удивлением обнаружила, что дверь в квартиру не заперта.

Я прошла в комнату с какой-то опаской. Наверное, подсознательно я подозревала несчастье, потому что, увидев лежащего на боку Карена, не вскрикнула, не бросилась к нему, а посмотрела на стол.

Картина исчезла.

Потом я нагнулась над Кареном. Он был убит чем-то тяжелым, ему размозжили затылок, а перед этим связали руки и ноги.

Странно, но при виде трупа я не испытала ужаса. Это был не Карен, умевший возбуждать и радовать меня в постели, а какой-то муляж. Окостеневший, поломанный, с темными пятнами на связанных кистях. Они выглядели, как ожоги, как будто к ним прижимали сигареты, а на полуобнаженном волосатом животе виднелся багровый след, похожий на след от утюга.

Раньше я не очень верила, читая о рэкетирах и пытках, но теперь вдруг поняла, что Карена сначала пытали, а потом убили.

Сколько же дней меня не было? Кажется, четыре. Неужели за это время никто не побывал в квартире?

На цыпочках я обошла комнату, прикидывая, что пропало, кроме картины. Фарфор был на месте, как и мои украшения. Я дотянулась рукой до вазочки-ладьи на книжном шкафу. Запонки лежали там. Потом я обратила внимание, что тайник в секретере открыт, но я в него не заглянула. Положила запонки в сумку и ушла, стараясь ни до чего не дотрагиваться, хотя мои отпечатки могли оказаться где угодно — это же была моя квартира.

На улице я перевела дух, оглянулась и пошла к автомату. Я позвонила в милицию, сообщила о трупе и быстро повесила трубку. Я не хотела встречаться с милицией. Я им не верила, да и мое отсутствие в квартире могло вызвать ненужные расспросы. А мне надо было все обдумать, понять, зачем убили Карена. И кто позарился на Шагала?

Светило солнце, я шла выпрямившись и никого не замечала, пока не налетела на Алку.

Подружка поглядела мне в лицо и потащила в кафе, где заказала по двести граммов коньяка. Она ни о чем не расспрашивала, и я сама ей сказала:

— Карен убит, а Шагал пропал.

Она несколько секунд смотрела на меня, потом закурила.

— А что говорит милиция?

— Не знаю. Я их не видела, я вызвала их потом, когда ушла из квартиры…

— А как они туда попадут?

— Я не закрыла дверь.

— Ну, сильна… А если обчистят?

— Теперь наплевать…

— Ну, сильна… Его при тебе убили?

— Я не жила там дня три, перебралась к матери, мы с ним крупно поругались…

— Интересно, прямо как в романе, — сказала Алка жизнерадостно, но я видела, что она мучительно соображает, насколько это может оказаться для нее важным.

— Квартиру он на тебя хоть перевел?

— Да. Я там прописана. Уже два года.

Мы помолчали.

— Хорошо, что ты не бросила работу. В случае чего — не тунеядка, а личная жизнь никого не касается… Ты же совершеннолетняя, самостоятельная женщина.

Она точно подслушала мои мысли. Только я не представляла, как вернусь домой, как смогу жить в квартире, где лежал труп Карена. Холодная ярость начинала заполнять мою душу. Я хотела знать, кто это сделал, я хотела посмотреть в глаза тем подонкам и поэтому решила ничего не рассказывать в милиции. Пусть они сами разберутся в ситуации, ищут преступников, карают по закону или оправдывают, мне с ними не по дороге.

— Приютишь? — спросила я Алку.

Та кивнула без лишних слов.

— Только тебе придется уходить часа на два в день, когда будет приходить мой профессор, он девушка пугливая.

Я усмехнулась.

— Понимаешь, я не могла ему отказать, он твердо обещал после ординатуры взять меня на кафедру, а иначе мне из консультации никогда не выбраться… Бабки плывут, но нет мне от них радости, точно солому жую, когда мозги не включены…

Мы поднялись, и Алка спросила шепотом:

— Ты деньги отложила?

— Маловато.

— Но на мебель и антиквариат никто, кроме тебя, прав не имеет?

— Не знаю.

— Вы же не расписаны, все тебе и останется…

— Но у него есть дети.

— А твое какое дело? Они обеспечены папочкой наверняка до макушек.

— А если меня спросят, на какие шиши все куплено?

— На папины, ты меня поняла? А ему в Австралии плевать на все запросы…

Она была единственным человеком, который верил мне безоговорочно. Но посещения профессора меняли мой план. И я сказала, что загляну к ней попозже, а сама пошла на вокзал и уехала электричкой на дачу к другу отца, старому врачу, с которым они вместе воевали. Там меня никто не мог найти. Ни милиция, ни мафия. Об этом домике не знал ни мой бывший муж, ни Марат, даже мать здесь не бывала, заявив, что Дмитрий Моисеевич предатель, раз при разводе принял сторону отца.

Я полезла в сумку, посчитала деньги. Десять рублей — не густо. У меня было два свободных дня в школе. Вполне достаточно, чтобы все здраво обдумать и либо выжечь из памяти Карена и его секреты, либо разобраться в них.