Запонки императора, или орехи для беззубых (илл. Б.Сопина)

Посетители картины

Раньше всех приехал реставратор Степа, очень высокий, с маленькой головкой и доброй улыбкой. Лицо его казалось бабским, старушечьим, но я слышала, что он — мастер своего дела. Он показался мне знакомым, но я не сразу врубилась. Мало ли видела людей в последнее время а Степа вел себя так, точно мы никогда не встречались.

Он оглядел картину, странно хмыкнул, обошел вокруг.

— Шагал. Процентов на восемьдесят. Хотя подпись нетипична. Надо бы почистить… Лучше всего спектральный анализ, но муторно, дорого, да и слухи для вас нежелательны…

Интонация была полуутвердительная, полувопросительная.

Потом он прошел в кухню, оглядел нарядно украшенный, богатый стол.

— Зря. Моя такса — стольник.

И тут я вспомнила, когда и где слышала уже от него эти слова насчет таксы.

Но я не подала вида, протянула свернутую бумажку, он небрежно сунул ее в карман куртки и лишь на пороге оглянулся.

— Зря впутали «тетю Лошадь». Растрезвонит громче ростовских колоколов.

Он совсем не постарел за пять лет, а видела я его в компании Люды, единственной учительницы, с которой сблизилась в школе. Она была математиком, женой известного профессора.

Люда казалась утонченно красивой. Высокая, тонкая, с голубыми жилками на висках и огромными прозрачными глазами, она напоминала акварель, нарисованную на слоновой кости.

В мужской компании она преображалась. В глазах появлялась истома, а губы вспухали во время самого невинного разговора. Вскоре она рассказала, что постоянно изменяет мужу.

— Он слабак в постели?

— Наоборот, он — мастер, но насколько его еще хватит — на пять, десять лет? Да и потом, я люблю разнообразие. Неужели тебя не волнует групповуха?

— Не особенно.

— Или секс с одним мужчиной и с подругой?

— Вряд ли, я — собственница…

— Счастливая, а я вот не могу по видюшнику смотреть разные порно и не пробовать…

Вскоре она пригласила меня посидеть вечером с ее друзьями-реставраторами, заверив, что они вполне интеллигентны, любят хохмить, дурачиться. Я согласилась, поскольку с Гришей уже все шло наперекосяк.

Люда отвезла меня на своей машине в маленькую квартирку на юго-западе, заставленную полками с фарфором. Меня восхитили и красочность и причудливость форм и это очень порадовало хозяина Степу. К моему удивлению, Люда предназначила его для меня, а сама ворковала с его другом, похожим на сморчка и на чеховского дьячка одновременно. Тощая бороденка, сальные белесые волосы, очки в проволочной оправе. Да и ростом он доходил ей до плеча, в отличие от долговязого Степы.

Посидели, выпили, попели, потом Степа ушел на кухню, а меня Люда попросила сыграть что-нибудь мелодичное. Я села к пианино и начала наигрывать мелодию блоковской «Девушка пела в церковном хоре…».

Услышав характерные звуки, я обернулась и увидела Люду и Хорька, предававшихся любви под мою музыку.

Я выскочила к Степе на кухню, разозленная идиотским положением. в которое попала. Он ласково улыбнулся, потом предложил полежать в соседней комнате на тахте…

— Это плата за ужин?

— Ты же знала, зачем шла…

— Значит, паршивый ужин с водкой — моя такса?

— А крабы и красная икра?!

Я рассмеялась и подергала его за нос.

— Пусти, больно… — пpoгнусавил хозяин квартиры.

— Я стою не меньше стольника, дорогой… — Я выскочила из квартиры, втайне надеясь что Люда бросится за мной, Однако никто меня не остановил, и я двинулась по незнакомому району, мысленно называя себя авантюристкой…

…Через неделю после посещения Степы-реставратора ко мне явился Марат. Он осмотрел картину и сказал:

— Десять кусков, и ты забудешь о ее существовании.

— Демократы теперь столько зарабатывают?

Его длинный нос дернулся, точно я его ущипнула.

— Сначала я покажу картину Карену…

— Не играй с огнем, рыжая!

— Ты мне угрожаешь?

Я пошла на него грудью, прижала к стенке и дернула за ухо.

Он нахмурился.

— Пусти, больно!

— Подумаешь, большая ценность, какая-то картина!

Марат покрутил пальцем у виска, а вечером явился с Кооператором. Я не посмотрела в глазок и впустила их без опаски, но тут же засунула руку в куртку и сжала в пальцах баллончик со слезоточивым газом. Верзила в этот раз не казался сонным и оглядел меня довольно нахально.

— Сестренка больше не чихает и не икает?

Кооператор ходил по квартире, точно пума по клетке, приглядываясь и принюхиваясь ко всему, что стояло в горке и висело на стенах.

Марат непринужденно облокотился на секретер, поигрывая по нему пальцами, его маленькие глазки искрились злорадством.

— Я вас не приглашала. — сказала я звенящим от злости голосом, — Что вы тут вынюхиваете?

Кооператор посмотрел на Марата.

— Люблю диких кошек!

Я вытянула по направлению к ним руку с баллончиком.

Они дернулись одновременно, и Кооператор произнес бесцветным голосом:

— Мне нужна картина.

— Я же не отказываю, только хочу показать Карену…

— Дам двадцать кусков. Даже двадцать пять, и покончим дело миром.

На секунду мелькнуло довольное лицо матери, потом я подумала. что освобожусь от Карена… что картина может быть неплохим подспорьем, если я надумаю уехать за бугор…

— Меня интересует конвертируемая валюта, — сказала я небрежно.

Марат и Кооператор переглянулись, пошептались.

— А сколько ты хочешь?

Кажется, Марат был не очень высокого мнения о моих умственных способностях. Или не верил, что я подковалась в вопросах искусства.

— Сколько стоил Шагал на аукционе Сотби? Не читали?

Они опять переглянулись, и Кооператор засмеялся. Звук был отвратительный, точно жестянка ударяла о жестянку, а глаза посветлели от прилива непонятного мне чувства.

Они ушили, прервав разговор и обходя меня, будто я была стулом с острыми углами.

Перед приездом Карена ко мне забежала Алка, кругленькая моя подружка с черными кудряшками…

— Слушай, говорят, у тебя клевая картина? — начала она с порога, — Мой шеф заржал и забил копытом. Он коллекционер живописи 20-х годов и о Шагале даже не мечтал. Он заплатит тебе больше всех, поверь, у него бабок — стены можно оклеивать…

— Уймись, может быть, я не буду продавать картину.

— Дура! — Тон ее был категоричен. — Зачем тебе неприятности? Ведь к ней надо охрану нанимать или в музей сдать под расписку…

— Ну что вы все прицепились! — взорвалась я, — Картина моя, что хочу, то и делаю. Вот возьму и в Фонд мира пожертвую…

Мы посмеялись, потом Алка рассказала об очередном своем приключении и под конец произнесла умные слова, только я к ним тогда не прислушалась:

— Никогда не надо иметь вещей, за которыми охотятся другие! Ни одна вещь не стоит человеческой жизни, даже просто спокойствия и я бы поспешила избавиться от этой картины, как от ядовитой змеи.

— Кинжал брамина?

Она меня поняла. В детстве мы зачитывались «Маугли», и нас поразил кинжал, который нашел Маугли в сокровищнице раджей. Он нес смерть всем, кто на него покушался…

Мне стало неуютно, по спине пробежали мурашки. Но все-таки я разрешила приехать и Лизе, хотя знала о ее завистливости. Высокая изящная Лиза приехала в вязаном жакете своей работы, настолько великолепном, что я облизнулась.

Я спросила, от кого она слышала о картине.

— От многих… По Москве пошли шорохи и стуки…

Потом Лиза осмотрела картину и сказала, что это не Шагал, а Филонов, но хорошего периода и редкой сохранности. Лицо ее прояснилось. Филонов был известен, но по ценности стоял неизмеримо ниже Шагала. На радостях она предложила поменять свой жакет на серебряные серьги в моих ушах. Они были из пуговиц XVIII века, а я не питала особенного пиетета к подлинности времени. Жакет мне шел больше, чем ей, и мы расстались, вполне довольные друг другом.