Запонки императора, или орехи для беззубых (илл. Б.Сопина)

Мои новые знакомые

Первой оказалась Лиза — высокая худощавая женщина, с седыми вьющимися волосами и всегда поджатыми губами, отчего круглый подбородок бросался в глаза раньше, чем ее небольшие и пронзительные глаза…

Она считалась известной коллекционершей бисера, не только образованной, но и умелой реставраторшей, вышивавшей не хуже старинных мастериц. Лиза отдавала этой страсти душу, но внешне никогда не теряла рассудительности и спокойствия. Она знала, сколько должна стоить любая вещь, не решалась на азартные увлечения, отчего и пропускала иногда настоящие шедевры.

Знакомство наше началось из-за медведя, вышитого мелким бисером на длинной узкой картине. Справа сидел султан с женой и курил чубук. Султанша смотрела в лорнет, а страж сзади них опирался на кривую саблю. Слева молодой человек во фраке командовал медведем, который играл на лютне, и все это — на фоне минаретов и пальм.

Простота и наивная поэтичность бисерного лубка тронули меня. Увидев, что желающих на эту картину нет, я подняла свой номер. Тогда подключилась и моя соседка. Я снова сыграла, и она со вздохом прекратила борьбу. Картина досталась мне за триста рублей, что было недорого по нынешним иенам.

Соседка, назвавшаяся Лизой, сказала:

— Вам повезло, я хотела ее купить, прелестная вещь…

Мне стало неловко, и я смущенно произнесла:

— Ну, если она вам так правится, я уступлю ее. ведь для меня это случайный каприз.

Лиза высоко приподняла тонкие, изящные брови:

— Я не превышаю намеченного предела, я хотела купить ее только за двести пятьдесят…

На следующем аукционе мы снова встретились, поздоровались и сели рядом. И тогда я узнала, что у нее огромное количество бисерных работ, что она связана с Эрмитажем и пишет статьи об этом виде искусства.

— По профессии я математик, но бисер — мое давнее хобби и второе призвание.

Лиза была старше меня лет на пятнадцать, но выглядела моложаво, одевалась с поразительным вкусом, в английском стиле, и ее вязаные вещи были собственной работы. Сначала я думала, что она старая дева, но позже узнала, что она замужем за доктором физико-математических наук и что у них поздний ребенок, невероятно избалованный и инфантильный.

Как-то я пригласила ее к себе, и после этого визита она стала общаться со мной намного свободнее и теплее. Видимо, решила, что имеет дело с богатой дамой, но совершенно «темной» в вопросах антиквариата.

Лиза притягивала меня своими знаниями, и я терпела ее высокомерие, снобизм и откровенное делячество, когда она равнодушным тоном предлагала поменять ценную вещь на пустячок, сохраняя при этом непринужденно корректный вид.

Узнав о приходе Лизы, Карен одобрительно цокнул языком и пожурил, что я затянула с ответным визитом.

— Поучилась бы! Знаешь, сколько она заработала на своей коллекции?

— Она говорит, что ничего не продает…

— Так все говорят. Лиза — трезвая голова! Никогда не зарывается, и коллекция ее тянет сегодня на сотню тысяч…

Он как-то странно взглянул на меня:

— Сходила бы, поглядела, описала, у тебя цепкий глаз…

Я кивнула, опустив ресницы, и решила никогда не посещать Лизу. Просьба Карена мне не понравилась, насторожила и я впервые пожалела, что влезла в определенные отношения с этим человеком…

В это же время я познакомилась с одной колоритной дамой, которую прозвали на аукционе «тетя Лошадь». Огромного роста, с грубым мужским голосом и холодными рыбьими глазами, она тем не менее могла быть обаятельной и своим цинизмом, и солдатской простотой, и детскими, как мне казалось, хитростями истинной коллекционерки… жульничавшей при любой покупке или продаже.

«Тетя Лошадь» тоже собирала бисерные изделия и довольно быстро установила, что и меня они заинтересовали. Карен ее знал, раскланивался, но нас не знакомил, пока однажды она сама не подошла ко мне.

— Новая курочка Каренчнка?

Я посмотрела на нее с холодной любезностью.

— Одобряю. Умеет жить, стервец! Может, сбрызнем знакомство в ресторации, за мой счет?

— Спасибо, — благонравно ответила я, — но мне надо на уроки.

«Тетя Лошадь» вытянула нижнюю губу, точно собиралась засвистеть.

— Кто же ты, прелестная лань?!

Бас ее звучал с поразительной громкостью, и на нас стали оглядываться посетители аукциона.

— Учительница английского языка.

Она загрохотала. Смех ее звучал, точно стук града по железной крыше.

— Люблю смачный анекдот!

А вскоре Карен попросил меня не отказываться от этого знакомства «при случае».

— Дама трудная, с фанаберией, ее не приручить… — сказал он туманно, — но весьма знающая. Иногда по блажи продаст что-либо редкое, если ты ей покажешься… Хотя вряд ли… К ней столько народу тянется. — Он задел мое самолюбие, и я начала терпеливо выслушивать ее монологи, пока не дождалась приглашения в гости.

Первый визит меня даже растрогал. К моему появлению «тетя Лошадь» приготовила поджаренную по-ресторанному картошку со свежей зеленью, парной бифштекс с брусникой, грибы собственного засола. В ответ на мои похвалы она произнесла:

— Я все делаю не просто хорошо, а отлично. Это мой жизненный принцип…

И вещи ее окружали экстра-класса, начиная от бисерных вышивок и кончая старинной бронзовой кухонной утварью.

Выяснилось, что она давно знала Лизу, очень любила ее, преклонялась и страдала от ее высокомерия и пренебрежения.

— Умница, талант, все при ней и такому балбесу прислуживает.

— Кому?

— Да муженьку своему, он ее ногтя не стоит. Обыкновенный «скалозуб», вы согласны?!

Я поняла, что на этот язычок лучше не попадаться, и промолчала.

В последний момент «тетя Лошадь» предложила мне купить несколько бисерных вещичек, и я взяла их, не торгуясь. Цена была сумасшедшая, но Карен учил меня не торговаться вначале, чтобы завлечь клиента своей торовитостыо.

Потом «тетя Лошадь» появилась у меня и с редкой бесцеремонностью осмотрела, перещупала каждый предмет интерьера и обстановки, точно была в лавке антиквара. Она мгновенно поставила меня в известность, что ей нравится, что она купила бы и за сколько…

Среди моих старых знакомых никто не вел себя так нагло, но в мире коллекционеров существовали другие критерии поведения.

Постепенно я стала посещать аукционы, как вернисажи, раскланиваясь и проявляя непринужденность знатока и завсегдатая…

О некоторых посетителях Карен мне рассказывал. В первом ряду, в центре, всегда усаживался маленький человечек, похожий на старую макаку. Он не пользовался номером, а лишь помахивал ручкой, похожей на лапку обезьянки, и скупал фарфор на много тысяч рублей, особенно фигурки времен двадцатых-тридцатых годов — изображения красноармейцев, буденновцев, пограничников, доярок и свинарок — вещи тяжелые, лишенные тонкости отделки.

Карен объяснил, что они пользуются огромным успехом у дипломатов и за них охотно дают валюту.

— Так этот Гоша — обычный перекупщик?!

— Перекупщик, но большого размаха…

— И как он не боится рэкетиров? Он же таскает с собой каждый раз не меньше пятидесяти тысяч…

— Надо не жалеть денег и отдать при случае, сколько попросят А для деятеля его масштаба 20–30 тысяч не сумма…

— А зачем он покупает обломки, детали?

— У него на содержании свои реставраторы. Таких профессионалов в Эрмитаже не осталось…

— Ты ему завидуешь?

Он засмеялся.

— Это его делянка, он застолбил раньше меня лет на пять. Но я уже наступаю ему на пятки… А главное, я переманил его лучшего реставратора…

— И вам не надоедают эти игры?

— Игры в деньги?!

Он редко улыбался, но теперь смотрел на меня, как на ясельного ползунка.

— А кто тот длинный грузин с седыми бровями, который всегда стоит сбоку и кричит: «Ап!» — когда его но замечает аукционист? В пальто нараспашку и нагло-веселый?!

— У тебя цепкий глаз, — сказал Карен задумчиво, — это и хорошо, и опасно. Надеюсь, ты ни с кем из этих людей не разговаривала? Тот грузин — он из мафии, но своих не трогает…

— А ты для него — свой?

Карен вздохнул, улыбнулся и посоветовал мне с месяц на аукцион не ходить, чтобы не «светиться»… Я потратила это время на выставки и книги по искусству, к которым раньше была абсолютно равнодушна. Мне не с кем было об этом говорить, и я обрадовалась, когда встретила на выставке «Частные коллекции» Марата.

Он был, как всегда, небрежно одет, но теперь это была дорогая небрежность. От него пахло спиртным, но не самогоном, и курил он модную трубку, а не «Беломор»…

Мы поздоровались, и мне на секунду взгрустнулось. Все-таки я начинала к нему привыкать, пока он меня не продал.

— Ты еще не испытываешь желания сменить наездника?!

Тон был дружески непринужденным, но я почувствовала неугасшую злобу.

— А у тебя есть новый кандидат?

— В Греции все есть… Слушай, без дураков, ты потрясно смотришься, прямо «мисс Антиквариат»…

Я насторожилась. Марат взял меня за плечи.

— Могу порекомендовать покупателей, если надумаешь толкнуть…

— Демократов или консерваторов?!

Он снисходительно усмехнулся, и я с трудом удержалась от восклицания: во рту у него появились прекрасные фарфоровые коронки, стоившие уйму бабок.

— Пусти в гости по старой памяти, авось пригожусь…

— Характер мужчины проясняется в его отношении к женщине…

— Это всего одна ипостась… И разве я тебя не осчастливил Каренчиком?! Может быть, и теперь помогу…

Я согласилась, не подозревая, на какие неприятности себя обрекаю, восстановив отношения с этим человеком…

Он начал посещать меня раз в неделю. Ненавязчиво, весело. Острил, рассказывал сплетни, отказывался от рюмки, и постепенно за его непринужденными вопросами я начала замечать определенную систему.

Его интересовало, кто бывал в этой квартире, с кем встречался Карен и что покупал. Но я уводила разговор в сторону рассказывая о маминых увлечениях демократами, о «тете Лошади» с ее огненной симпатией ко мне, о Лизе. Он с трудом скрывал зевоту, но продолжал упорно ходить кругами вокруг меня.

Карен отнесся к его появлениям сдержанно, но спокойно. В этот свои приезд он был страшно занят, но однажды велел мне приготовить скромный ужин для пожилой женщины.

— Мне уйти? — спросила я.

— Нет, посидим втроем, я хочу окончательно приручить эту старушку, увидишь, игра стоит свеч…

Так я познакомилась с Таисьей Сергеевной, которая принесла злосчастные запонки, принадлежавшие императору Николаю II и подаренные ее отцу за реконструкцию порта в Таганроге.

— Представляешь, милочка, прямо так снял с руки и наградил простого инженера…

Старушка была более чем древняя. Хотя ей было за девяносто, передвигалась она бодро и решительно, напоминая замшенную, мумифицированную Дюймовочку-бабушку.

Запонки состояли из круга красной эмали, окруженной ободком из мелких бриллиантов, а четыре из них, значительно крупнее, почти в полкарата, делили эту сферу на сегменты. В центре, на зеленой эмали, лежал двуглавый орел, тоже из мелких бриллиантов в платине. И лишь по краям запонки были золотые и переходили в золотые цепочки.

— А как доказать, чти запонки императорские? — спросила я иронически.

Старушка всполошилась.

— Я вам рассказала все, как было, кроме того, тут можно разглядеть букву Н.

Хозяйка запонок занервничала, щечки ее покраснели, и она начала укладывать свое имущество в коробочку из коричневого сафьяна Но Карен удержал ее руку.

— Никто не сомневается в ваших словах, уважаемая, договоренность остается в силе…

— В долларах? — жадно спросила старушка. — Понимаете, это для правнучки, она уезжает, и я хочу, чтоб она могла купить себе квартирку…

Моя мечта? Неужели все русские одинаковы и больше всего на Западе боятся оказаться без площади?!

Я покосилась на Карена: сохраняя невозмутимость, он положил на кухонный стол 3 000 долларов. Меня поразила цена этого красивого, но не очень функционального предмета. Кто сейчас из мужчин носит загонки!

— Я вас отвезу на машине, — сказал Карен, когда старушка запихнула в матерчатую, сшитую из кусочков хозяйственную сумку, свой кошелек. — Вы бы положили его в более укромное место…

Бабушка-Дюймовочка лихо тряхнула головой.

Они ушли, а я приложила запонки к ушам. Серьги, конечно, вышли бы фирмовые. но жить без них я могла совершенно спокойно… Я стала прикидывать, сколько у меня на счету. Карен показывал банковские бумаги после каждой поездки… Выходило, что в Лондоне у меня уже лежит десять тысяч семьсот долларов. Маловато, хотя это лучше, чем ничего!

Вернувшись, Карен долго разглядывал запонки, а потом сказал:

— Им цены нет… у русских монархистов. Не меньше ста тысяч потянут, а через год — втрое больше…

Я засмеялась, так как не относилась всерьез ни к одной партии… Мой скепсис охладил Карена, он спрятал запонки в коробочку, а ее положил в тайник секретера, где были две декоративные колонки. Если выдернуть бронзовую ромашку в одной, вынималась наружная часть и возникала глубокий ниша. Карен впервые это сделал при мне, я даже не подозревала о существовании тайника и расценила его поступок как высшую меру доверия…