Запредельный человек

4

— Расскажи о себе, — попросил Джесс. — Что угодно. Начни с самого начала, с самых ранних воспоминаний.

— Самые ранние дни я отлично помню. Это детство, если его можно так назвать.

Я поскреб щеку и задумался, однако мысли, которым полагалось сразу всплыть на поверхность, словно состарились, проржавели от бездействия, как будто я не думал о них, не проговаривал уже очень-очень давно.

— Я вырос в суровом районе Филадельфии. Отправился в море, вступил в армию, когда китайцы в Бирме учинили беспредел. После войны пошел учиться и получил приличное образование. Начал работать клерком в магазине продуктовой сети. Спустя пять лет открыл свою фирму... — Я слушал собственный голос и вспоминал события прошлого как будто со стороны, сухо и без эмоций, точно кино смотрел.

— Продолжай.

— Офис, завод, большая тачка с двумя телефонами... — Смутные воспоминания постепенно обретали форму, но было в них что-то темное, мне совершенно не понравившееся.

— Что еще?

— Дни в море я помню лучше. — Говорить о службе было безопаснее, и я бубнил под нос, глядя в прошлое: — Все это было живое: запахи и ржавчина на палубе, плесень на ботинках, в которых я сходил на берег, суша, проступающая поутру из тумана, словно белые рифы. Еще шум и огни ночных портов, прибрежные кабаки и паршивое пойло. И тип на корме, что наигрывал грустные мелодии.

— Довольно-таки романтично.

— Как застарелый сифилис. Однако да, было в этом нечто такое. Связанное с юностью и крутизной: спишь где попало, ешь что придется, дерешься...

— Расскажи о деловых партнерах. Возможно, кто-то из них... — Джесс не договорил.

Я подумал над его словами, попытался разобраться в противоречивых впечатлениях. Юноша, брюнет; старый хрен с шеей как у индюка...

— Моим лучшим другом был сослуживец по Китаю и Непалу. Однажды он спас мне жизнь: заткнул дырку в запястье, там, где китайская пуля калибра двадцать пять прошла навылет. — Я все помнил: переход в две мили до ближайшей медсанчасти, с винтовкой в левой руке; кругом свистит шрапнель. Медики кудахтали надо мной, словно куры, три часа штопали и латали; за такую работенку им на окружной ярмарке дали бы приз. Фрейзер все это время подливал мне, и себе, бухла и не давал моей сигаре погаснуть. Хирурги постарались на славу, сшив нервы и кровеносные сосуды, да только запястный сустав так и не восстановился. Остался шрам шириной в дюйм — вот почему я стал носить на правой руке ролексовский «Ойстер»...

И тут мне в голову пришла мысль, что порхала, трепеща крыльями на краю ума, требуя внимания с тех самых пор, как я очнулся под дождем. Я закатал рукав и осмотрел запястье: ни следа. Шрама как не бывало.

— В чем дело? — спросил, следя за моим лицом, Джесс.

Я спустил рукав обратно.

— Ни в чем. Чуть снова не выпал из реальности. Может, еще по стаканчику твоего сочка?

Джесс следил за мной, пока я наливал себе добрую порцию напитка. Стакан я осушил залпом, не смакуя.

— Этот процесс заморозки, — сказал я. — Он шрамы удаляет?

— Нет, а что?

— Омолаживает?

— Ничего подобного, Стив...

— Тогда твоя теория — фуфло.

— В каком смысле?

— Если бы меня и правда заморозили, я бы помнил, как лечу в кирпичную стену, помнил бы больничную койку и полку с препаратами, помнил, как какой-нибудь старый козел трясет бородой и говорит: «Заморозьте голубчика, пока я не придумаю, как с ним быть».

Джесс немного пожевал губу.

— Вполне возможно, травма связана с шоком...

— Аварии не было. Шрамов нет, помнишь? А если я был безнадежно болен, то кто меня вылечил?

Джесс занервничал.

— А вдруг тебя и не лечили?

— Расслабься, рак не заразен.

— Стив, такими вещами не шутят! Мы должны выяснить, кто ты и что такого знаешь, раз «ВЕЧИНКОРП» тебя боится!

— Я не угроза для них. Я просто человек, который запутался. Хочу распутаться и вернуться к своей жизни.

— Они тебя боятся! Иначе как объяснить, что ты объявлен в розыск класса Y? Это можно использовать против них!

— Если ты затеял революцию, на меня не рассчитывай.

— Не рассчитывать? В погоне за призом, выше которого мир еще не знал?

— На что ты намекаешь, Джесс?

Он сощурился и сверкнул глазами, точно Мидас, помышляющий о Форт-Ноксе.

— Бессмертие.

— Ну-ну... и ковер-самолет в придачу.

— Это не сказки, Стив! Они знают секрет! Бессмертие реально, как ты не понимаешь? Нам не обязательно умирать! Мы можем жить вечно! Но разве с нами поделятся? Нет, нам остается каторжный труд, мы дохнем, как личинки в муравейнике!

— Это ты-то трудишься, как на каторге, Джесс? Не смеши меня, а то бок еще болит.

— Процедуры омоложения! — с презрением произнес Джесс, словно у этих слов был мерзкий привкус. — Чтобы их чертовы механизмы продолжали работать, достаточно подкупать специалистов: конечность там, орган тут, регенерация тканей... и, наконец, вершина беззакония — пересадка мозга. Ну и черный рынок тел, из-за которого ходить без оружия ночью по улицам небезопасно. И все — ради поддержания ценности их товара!

— Времена не больно-то изменились, — заметил я. — В мои дни был заговор сионистов и таблетки для превращения воды в бензин.

— По-твоему, я брежу? Ну подумай сам! Медики давно уже научились синтезировать протоплазму, создали жизнь в пробирке, излечили рак, а в процессе исследований неизбежно открыли секрет старения. Это такая же болезнь, как и все прочие — и вот ее излечили. Природе, знаешь ли, все равно. Ей главное, чтобы человек потомство давал. Пятнадцать лет — и ты половозрелый, еще пятнадцать — на активную жизнь и на то, чтобы увидеть, как зреет следующее поколение, а после — упадок и смерть. Казалось бы, жить только начинаешь, а уже помирать пора! Ничего удивительного, что человечество жило в анархии и беспорядках, и каждое новое поколение повторяло ошибки прошлого. Миром правят дети, тогда как закаленные жизнью зрелые умы чахнут и умирают. «ВЕЧИНКОРП» сломал этот порядок!

— Как им удалось сохранить такое в секрете? Если он и правда есть.

— Ограничили круг пользователей избранными — теми, кому выгодно поддерживать обман.

— Ага... но потом кто-то заметил, что старые толстосумы все никак не появятся в колонке с некрологами.

— Да ну! Кто за таким будет следить? В наши дни все по-другому, Стив. У нас нет публичных личностей, как у вас. Наше общество строго классифицировано. Гульням мало что известно о делах блати. Классифицированный гражданин пачкаться не станет — не захочет связываться с безвизовой продажью.

— Я только предположил, Джесс. Чего ты завелся?

— Есть те, кто верит, что не должен умирать в расцвете сил! Не это ему уготовано свыше! Вечная жизнь почти у нас в руках, она позволит увидеть звезды, другие планеты, их богатства...

— Семьдесят лет для тебя мало? Я бы не стал их тратить, гоняясь за горшочком золота на другом конце картонной радуги.

— Семьдесят лет? — Джесс так и выпучил глаза. — Мне уже семьдесят девять! — его голос надломился. — И я рассчитываю дожить до ста пятидесяти, даже без благословения «ВЕЧИНКОРПа». Но можно и дольше, Стив, намного дольше. И вот тут ты мне поможешь!

— Прости, у меня другие планы.

— Планы? Ты же никто и звать тебя никак.

В этот момент, словно дождавшись своего времени, тишину вечера нарушил звонок.

Джесс подскочил, словно задиристый боксер-легковес при звуке гонга, возвещающего о начале раунда. Обнажил зубы в злобной усмешке. Звонок раздался еще раз, потом еще и еще.

— Минка? — в пустоту спросил Джесс.

Звонок умолк, и в дверь принялись колотить.

— Как в старые добрые времена, — сказал я. — Похоже, легавые нагрянули.

— Да как они?.. — Он не договорил. Посмотрел на меня с прищуром. — Хочешь доверяй мне, хочешь нет. Выбирай. Нельзя, чтобы тебя тут застали. У нас только один выход.

— Что ты задумал?

— Иди туда. — Он указал на террасу. — Я постараюсь запудрить им мозги, а что станешь делать ты — решать тебе.

Не дожидаясь ответа, Джесс направился к двери. У меня оставалась пара секунд. Я оглядел три стены, ряд колонн и террасу за ними, направился к выходу и встал в тени.

Джесс тем временем открыл дверь — и попятился, разведя руки в стороны. Его толкал какой-то тип с напарником — гнусные рожи светились от радости. Оба были худые, в черной форме с серебряными лампасами на узеньких брюках и такими же петлицами на стоячих воротниках. У обоих на поясе висело по кобуре, расстегнутой в боевом режиме. В глазах читалось наглое выражение прожженных копов или военных. Мне с террасы было слышно, как щелкают каблуки.

— Говори как есть, — произнес один скрипучим, точно ножовкой по металлу, голосом, — и проживешь достаточно долго, чтобы обналичить фишки.

— В чем дело? — чуть запыхавшись, спросил Джесс. — У меня виза в порядке...

Коп отвесил ему удар наотмашь, и Джесс упал.

— Тебя очень хотят видеть наверху. Первый за шестьдесят лет легальный выход из Дворца, как-никак. А теперь говори: как ты разобрался с внешним кольцом? Как проник в главное хранилище? Кто разморозил ящик, и все прочее?

Джесс сел, чуть не плача.

— Вы ошибаетесь...

Черный врезал ему еще раз. Джесс свернулся на ковре и заскулил, как брошенный щенок.

— Начинай говорить, сэкономишь мне кучу сил, — сказал черный. — Кто твой сообщник?

Джесс поднял на него взгляд.

— Это был здоровяк. Ростом выше двух метров, с длинными бакенбардами и стеклянным глазом, — мерзким тоном проговорил он. — Имени я не спрашивал.

— Забавный тип. — Черный толкнул Джесса ботинком в плечо, и тот откатился. Второй коп толкнул его в спину.

— И где он?

Они рассредоточились и осмотрели пустые стены. Наконец один раздраженно выдохнул и обернулся к напарнику.

— Я думал, ты заблокировал здание.

— А может, у этого жмуркина кота есть нелегальная шахта.

— Он бы ей не воспользовался. Мы же заблокировали энергоподачу.

— Надо было доложить об этом, старшой.

Я тихо отступил на шаг. Рядом колыхались на ветру листья пальмы в вазе. Маловаты, не спрячешься. Ребята, что нагрянули к Джессу, были не умнее своего брата, но рано или поздно они сообразят проверить террасу.

— Он не мог сбежать... — произнес один из копов и замер.

Я буквально слышал, как у него скрипят мозги: если в комнате было два человека, и один из них на виду, то сколько спряталось под ковер?

Я уже думал выйти и попробовать сыграть в сознательного гражданина, но пушки копов внушали трепет и черным явно не терпелось пустить их в ход. Сначала я не до конца поверил Джессу, однако вид легавых заставил меня передумать.

— Не нравится мне это, старшой, — сказал второй коп. — Приоритет Y — это не хрен собачий.

— Да только за поимку его одного наградят фишками лет на двадцать жизни...

Копы продолжали переговариваться на своем жаргоне, постепенно приближаясь ко мне. Я сморгнул капли пота и продолжал ждать. Хорошо бы, их отвлекли, но для малыша Джесса это, похоже, не по силам. Ему уже отвесили тумаков больше, чем проигравшему претенденту на титул чемпиона по боксу. Однако что-то в нашем недолгом с ним знакомстве говорило, что он не так прост...

И вот он проблеял, как овечка на бойне:

— Я все скажу! С чего мне терять визу ради этого жмуркина кота?

Копы стопорнули, не дойдя до террасы, и развернулись обратно. Выждав пару секунд, я выглянул из-за двери.

Джесс уже был на ногах — впрочем, в такой позиции его удерживал старший коп. Коп стоял спиной ко мне, широко расставив ноги и одной рукой вцепившись в ворот миленькой зеленой рубашки Джесса. Сам Джесс едва не лежал на столе. Лицо коротышки было в крови. Один глаз заплыл и почти не открывался. Второй коп стоял, привалившись плечом к стене, справа от них. Случись ему слегка повернуть голову, и он увидит меня. Я оставался на месте и ждал.

— У нас вся ночь впереди, — сказал коп. — Расколешься сейчас или позже, без разницы. Работа нам только в радость.

Джесс пробубнил что-то в ответ, но я перестал их слушать. Я следил за правой рукой Джесса: пальцы ощупью ползли по кромке стола, так чтобы не видели копы, осторожно и очень медленно. Так же медленно открыли ящик стола и вынули ножик с тонким лезвием. Затем Джесс медленно поднес игольно-тонкое острие к ребрам копа, державшего его за ворот; момент — и нож вошел в плоть.

Черный дернулся, будто обжегся обо что-то. Все еще удерживая Джесса, медленно повернулся.

— Ты что делаешь? — спросил его напарник и сделал шаг к столу.

Рука старшего копа коснулась рукоятки ножа, из-под которой даже не выглядывал клинок — так глубоко он вошел между ребер. И тут у него подогнулись колени; коп тяжело рухнул на пол. Напарник сделал еще шаг к нему, рванул пистолет из кобуры, но тут уже я оказался в комнате, у него за спиной. Не успел он обернуться, как я дважды ударил его по шее. Выронив оружие, коп сложился и упал — как всякий, кому перешибли шею.

Ногой я послал пушку в другой конец комнаты. Джесс в это время на неверных ногах отходил от стола. Он тяжело и шумно дышал. Я взглянул на дверь.

— Они пришли одни, — задыхаясь, проговорил Джесс и утер кровь с губ. — Хотели все сами провернуть. Нам же лучше, Стив. Никто не знает, что они приходили. — Он скорчил мерзкую рожу, и я понял, что он улыбается.

— Ты отменный актер, — заметил я. — Что ты делаешь, чтобы тебя на бис вызвали?

— Мы с тобой хорошая команда. Жаль будет расставаться.

Я отошел к бару и налил себе выпить. Залпом осушил стакан.

— Давай-ка уберем эту парочку в шкаф, — предложил я затем. — А потом ты достанешь мне карту Нью-Йорка годов так тысяча девятьсот семидесятых. У меня есть план.

Карта на экране-столешнице охватывала восточную половину штата плюс кусочек Пенсильвании и Джерси. Сеть шоссе выглядела плотнее должного, однако в целом карта была вполне ничего.

— Приблизь-ка, — попросил я, и Джесс увеличил картинку настолько, что город заполнил экран. Тогда я попросил вывести центр Лонг-Айленд, район Джамейка. Джесс отрегулировал изображение так, что стали видны каждая улица и каждое здание. Я указал на точку: — Вот здесь мой старый завод.

— Думаешь, он еще работает? Самого здания уже поди нет...

— Оно мне и не нужно. Я ищу то, что под ним. Это место строилось на века. Я в него вложился.

— Думаешь, там найдутся зацепки?

— Стоит проверить.

Джесс нажал кнопку, и вверху экрана зажегся красный огонек. Им-то Джесс, крутя ручки, и отметил завод. Затем погасил экран, на котором затем высветилась новая карта. Походила она на сплетенную пьяным пауком сеть и была вся покрыта загадочными символами, вроде китайской грамоты. Джесс как-то странно взглянул на меня.

— Интересное местечко ты выбрал, — произнес он. — Это картограмма Граньяука, наложенная поверх старого района города. Как видишь, острова присоединили к материку, при помощи различных гидравлических сооружений. Район, который ты назваешь Лонг-Айлендом, — он указал на зеленую кляксу, занимавшую часть экрана, — особая зона «ВЕЧИНКОРПа». Так вышло, что интересующий тебя пункт точно совпадает с самым охраняемым объектом во всем Североамериканском секторе.

— И что это за объект?

— Центр криостезии, — сказал Джесс. — В просторечье Ледяной дворец. — Он улыбнулся. — Думаю, первая зацепка.

Джесс ходил из угла в угол.

— Перед нами любопытная задачка, Стив. Не скажу, что невыполнимая — я вообще горжусь своим талантом проникать на закрытые объекты. Но вопрос, стоит ли рисковать?

— Хочешь отступиться? Тогда я пойду один.

— Мне, может, и хотелось бы отступиться, — чуть побледнев, он смотрел на меня, — но, как ты сказал, других зацепок нет. А следовательно, вопрос стоит так: как лучше потрепать «ВЕЧИНКОРП» в его же крепости?

Он вернулся к своему необычному столу и нажал несколько кнопок. Следующий час он провел, бормоча что-то над техническими схемами, которые оставались выше моего понимания, как тот же дирижабль «Гудиер».

— Наилучшая точка, по-моему, это выпускной канал, — наконец сказал Джесс. — Придется замараться, но ничего не поделаешь.

— Когда начнем?

— Как только твоя рана заживет. К тому же тебе лучше не выходить ближайшие несколько дней. Однако тебе не привыкать, после века-то заточения.

Это он верно подметил.

Мы поели и после сидели на террасе. Слушали музыку. Некоторые мотивы оказались достаточно стары и звучали знакомо. Затем Джесс проводил меня в комнату, обклеенную обоями в черных розах, и я растянулся на кровати. Довольно скоро заснул, и мне приснился сон: бледное лицо за окошком из матового стекла и смутные тени забытых обид, таких давних, как последнее желание фараона.