Запредельный человек

Глава 4

Монтгомери провел еще пять утомительных часов под колпаком катализатора, пока Ксориалль бормотал что-то себе под нос, пыхтел и жал кнопки, а еще выдавал загадочные распоряжения и читал лекции. После они пообедали на открытой террасе фазаном и вином — их обслуживала автоматическая система. Закончив трапезу, Ксориалль передал своему ученику небольшую книжечку.

— «Правила классических карточных игр», — прочел название Дэмми. — Я думал, нас ждут дела. Или найдется время на партейку в безик?

— Не глупи, Дамокл. Игры ты будешь изучать наряду с остальным.

— С чем с остальным, док? — нахмурился Дэмми. — А как же джиу-джитсу и...

— Дэмми, — резко перебил его Ксориалль, — в течение нескольких дней ты освоишь премудрости всякого занятия, все профессии, все виды спорта, разовьешь в себе всевозможные таланты, постигнешь искусства. Я выражаюсь понятно? Ты научишься всему: от высекания кремнем огня до составления архитектурных планов. Станешь экспертом во всем: от игры в домино до плетения корзин, приобретешь умение жонглировать, ходить по канату и складывать числа на бортах проносящихся грузовиков. Понятно?

— Ну теперь-то ты точно меня подкалываешь, док.

— Меня зовут Ксориалль! Я тебе не племенной шаман, и прозвище «док» мне не нравится! И я тебя не «подкалываю»! Буду очень признателен, если ты научишься пользоваться родным языком прежде, чем я забуду о своей миссии и...

— И — что? — с вызовом спросил Дэмми, в то время как его наставник внезапно замолчал и вернулся в дом. Дэмми пошел следом.

Ксориалль вздохнул:

— Даже твоя примитивная речь могла бы звучать сносно, используй ты ее верно. Ведь ты теперь владеешь грамматикой, вокабуляром и синтаксисом. Почему бы тебе не воспользоваться этим знанием?

— Привычка, наверное, — безразлично ответил Дэмми. — Или, может, я просто не хочу разговаривать, как голубок?

— Я знаю решение, — мрачно произнес Ксориалль. — Ты изучишь второе наречие Консенсуса, простую форму быстроречи.

— Погоди, док, — возразил Дэмми. — Ведь речь шла о человеческих способностях. Не надо забивать мне голову всякой инопланетной белибердой.

— Вздор. К-2 создан специально для межвидовых коммуникаций и, насколько вообще позволяет лингвистическая концепция, не похож ни на один из существующих языков. Твоя личность пострадает не больше, чем от знания языка навахо.

— А на что он похож? — возбужденно поинтересовался Дэмми, пока его наставник прилаживал на место катализатор.

Ксориалль издал звук, похожий на трение языка о небо:

— Это адрес Линкольна в Геттисберге. Признаюсь, в переводе он кое-что теряет. — И Ксориалль занялся настройками.

— Расслабься, очисти разум, — коротко велел инопланетянин.

Дэмми откинулся на спинку кресла и закрыл глаза. Внезапно где-то за ушами раздался беззвучный шум. Он долго не смолкал, и Дэмми постепенно сморило...

— ...считай от одного до тысячи десяти, — говорил Ксориалль.

Дэмми сделал глубокий вдох и выдохнул. Он с усилием, не разжимая зубов, щелкнул языком.

— Какого хрррзззшш? — произнес он.

Ксориалль зажужжал. Казалось, этому звуку должно сопутствовать значение, но Дэмми поспешил его отвергнуть.

— У меня голова раззззблсссззь, — сказал Дэмми. — Стоит мне начшшшшть говрррззззть... — Он сделал паузу. — Ссссзтранное чувсссвство... иззззыкссс. Ззззабвно, да. Ссс... язззыком... что-то... не то, — раздельно произнес он. — Ты что наделал, док? Говорилку мне испортил?

— Ксссррсссссзззлл, — прожужжал Ксориалль. — Ббыррррппп?

— Скажи «прости», — пробормотал Дэмми.

— Ты меня не понял?

— Ты жужжишь, как слепень в бутылке.

— Очень странно... Я был уверен, что у тебя есть способность к языку. Что ж, отсутствие результата — тоже результат. Жаль, что под рукой нет главного анализатора, а то бы я с удовольствием докопался, в чем источник проблемы. Но хорошо, все равно это за рамками моей программы. Не бери в голову. Продолжим разбираться с твоим английским, однако будь паинькой, постарайся говорить точнее. Итак, на чем мы остановились?

— Ты что-то говорил про жонглирование, — напомнил Дэмми.

— А также скалолазание, альпинизм, боди-серфинг, скай-дайвинг, скуба-дайвинг. — Ксориалль перевел дыхание. — Акробатика, прыжки с шестом, метание лассо, качественный анализ, шлифование линз, ремонт двигателя Ванкеля, теннис, кегли, керлинг, балет...

— Балет?!

— Все на свете, Дэмми.

— Это невозможно, — захлебываясь, произнес Дэмми, — даже если я соглашусь.

Ксориалль напрягся:

— Если?

Дэмми ощутил укол в груди — уголек боли, крохотный, но не гаснущий.

— Если? — повторил Ксориалль.

— Ладно, ладно, разве у меня есть выбор? — Дэмми облегченно вздохнул, когда искра погасла.

— Что до невозможности овладения этими талантами, то неужели ты полагаешь, что где-то есть кто-то, кто является экспертом во всех видах человеческой деятельности?

Дэмми согласно фыркнул.

— Что может один, может и другой, — добавил Ксориалль.

— Топтать-копать, но не все же сразу!

— Почему нет?

— Да в один только блэк-джек учишься играть годами! А еще, говорят, умники просиживают в колледже по двадцать лет и все равно за прогрессом не поспевают!

— Ты обучишься куда быстрее их! Открой книгу, которую держишь.

Монтгомери послушался и, пролистав несколько страниц, остановился на главе «ПРАВИЛА ИГРЫ В ЮКЕР».

— Ключевые слова, — резко произнес Ксориалль.

Дэмми хотел уже произнести их, но старик его перебил:

— Про себя!

Дэмми подумал: «ТРОЙКА ПИК... ПРИЗ».

— Смотри на страницу. — Слова повисли в воздухе, словно осязаемые предметы.

Дэмми взглянул на плотный мелкий шрифт.

— Пролистай.

Дэмми принялся листать страницы, вглядываясь в расплывчатое мельтешение строк.

— Закрой книгу.

Он закрыл ее.

— Пересказывай.

Дэмми открыл было рот, намереваясь возразить...

— «Если игрок предлагает масть, которая была уже отвергнута, он теряет право предлагать козырную масть. Если же он исправляется и называет другую, то ни ему, ни его партнеру далее не позволяется предлагать эту масть в качестве козыря».

— Вот, теперь ты знаешь правила игры в юкер, — сурово произнес Ксориалль. — Остается впитать стратегию.

— Да ладно, запомнил я пару строчек, — сказал Дэмми. — А что делать с остальными четырьмя сотнями страниц?

— Ты их знаешь, — благодушно ответил Ксориалль.

— Ну, и кто я теперь? Шулер? У меня планы помасштабней, док.

— На этом ты не остановишься. Ты вберешь все знания из всех книг — наследие знаний своей расы.

Дэмми фыркнул:

— Даже если листать книги, как крупье тасует колоду, я все равно не успею прочесть.

— О, мы воспользуемся пленками. Проектор прокрутит их на высокой скорости, как только мы подтянем твою восприимчивость до приемлемого уровня. Ту же «Британнику», скажем, ты проглотишь минуты за полторы.

— Послушай, док, я не супергений, мои мозги не вместят всего этого.

— Сколько дней в августе, Дамокл?

— А... тридцать дней — сентябрь, — забормотал Дэмми, — апрель, июнь, ноябрь... Тридцать один — все другие.

— Вот видишь. Эти сведения уже были у тебя в голове, закодированные. А мы закодируем еще больше.

— Если мне всякий раз придется цитировать стишок, чтобы что-то вспомнить, запри меня сразу в психушке, — возразил Дэмми.

— Наши коды будут проще, а процесс извлечения данных куда быстрее, — заверил его Ксориалль. — А сейчас ступай к себе, юноша, и ложись спать. Завтра приступаем к физической подготовке, и ты мне нужен свежим и бодрым.

— Ну да, — зевнул Дэмми, — дельная мысль.

Лежа в постели, Дэмми с наслаждением потянулся и почесал за правым ухом — зуд был легкий, но не проходящий — и обнаружил маленькую припухлость. Он ее потрогал, попытался припомнить... тройка пик... угасающая боль в животе, натяжение швов, едва уловимое прикосновение скальпеля к сосцевидному отростку, легкая вибрация от сверла, вгрызающегося в череп; потом ловкие пальцы Ксориалля внедряют устройство контроля, вытягивая из него органометаллическое волокно и прокладывая вдоль слухового нерва до самой подкорки, где оно внедрилось в каждую часть мозга. Он с любопытством изучил конструкцию, используя доселе неиспользованные чувства и органы для самодиагностики, чтобы отследить провода, проанализировать схемы и изучить рецепторы. Так он заметил фантастическую сложность не только чужеродных волокон, но и собственного разума. В мозгу дремали фантомные перцепторы и манипуляторы. Наконец, внедренный механизм сгорел, а Дэмми все продолжал... Постепенно, аккуратно прощупывая вновь открытые тропки, он стал постигать динамическую симметрию фантастической структуры, которой являлся его ум. А затем он открыл глаза и вернулся к более насущным делам.

Выходит, и здесь старый черт соврал, когда говорил о чисто ментальном управлении — чтобы жарить мне кишки и замораживать, подумал Дэмми. Интересно, что ему на самом деле нужно?

Он поднялся с кровати, достал футляр с инструментами и прошел к двери. Присел возле нее на корточки и присмотрелся к крохотной замочной скважине. Выбрал инструмент толщиной с проволоку, ввел в скважину и приложил ухо к двери. Стал медленно проворачивать отмычку. Механизм тихонько щелкал. Потом что-то в нем щелкнуло громче, и Дэмми вынул отмычку, взялся за ручку. Дверь открылась плавно и беззвучно. Дэмми вышел в коридор, быстро проследовал к лестнице и спустился в библиотеку. В Книжной Комнате горел приглушенный свет. Дэмми проследовал к секции с внеземной литературой, выбрал с полдесятка кубиков, скормил приемнику сканера и включил прибор. Экран зажегся. Какое-то мгновение Дэмми тупо взирал на густую мешанину точек, а потом вдруг информация раскрылась сама.

«ТРОЙКА ПИК, — подумал Дэмми, устраиваясь в кресле и глядя на экран. — ПРИЗ...»

Моргнув, он выпрямился. Шея болела, глаза жгло. Дэмми взглянул на часы и понял, что прошло два часа. Экран перед ним был пуст. Дэмми его выключил, вернул кубики с данными на место и возвратился в спальню. Заснул он быстро, но спал тревожно...

Утром Ксориалль провел его в небольшую комнатку без окон, с голыми серыми стенами. Единственной деталью интерьера служила крупная махина посередине — она занимала чуть ли не все свободное место. Пока Дэмми обходил ее, Ксориалль удалился в угол и нажал там одну из вездесущих кнопочек, открывая похожую на стол консоль, которая была усеяна еще большим количеством кнопок.

— С виду помесь платформы тягача, игровой площадки и кресла дантиста, предварительно сброшенного с высоты, — заметил Дэмми.

— Респондер может показаться не очень впечатляющим, мой мальчик, — признал старик, быстро нажимая кнопки и внимательно глядя на зажигающуюся в ответ россыпь огоньков. — По крайней мере, внешне. Но это самое гениальное устройство, способное симулировать реакцию непосредственной внешней среды на каждое твое движение, равно как и оказывать выверенное стимулирующее воздействие на твою мускулатуру.

— А по-нашему? — машинально спросил Дэмми.

— Стоит его на тебя настроить, наладить нейронную связь, и респондер станет выполнять замечательную функцию, действуя одновременно как трапеция, гравитация, партнер по фехтованию, центрифуга... Полный спектр сил и условий внешнего воздействия, сопутствующих упражнениям в выбранных дисциплинах.

— Ага. А теперь переведи мне этот перевод — и сэкономь время, сразу объясняя мне объяснение.

— Снова это твое контринтеллектуальное позерство, проистекающее из заблуждения, будто сообразительность — не для мужчин, — парировал Ксориалль. — Предположим, ты учишься фехтованию. Настройки выставлены, и вот ты приступаешь к занятию — выпад, укол, защита, — а респондер отвечает тем же: защита, выпад, укол или тому подобное. Со всей проворностью мастера владения рапиры, сабли или шпаги.

— И как же торговля паленым товаром поможет мне дотянуть до преклонного возраста?

Ксориалль лишь отмахнулся от вопроса.

— Первым делом, конечно же, мы некоторое время посвятим настройке твоих базовых инструментов. А теперь, марш в респондер, Дамокл. Будь паинькой.

— Хочешь, чтобы я влез в этот хитрозадый агрегат? — Пока он говорил, машина шевельнулась, сложилась внутрь себя, широко раскрылась посередине, и Дэмми увидел внутри систему перекладин и строп.

Ксориалль только вздохнул.

Дэмми забрался внутрь и осторожно устроился. Створки сомкнулись, и Дэмми обвили мягкие руки и щупы, устраивая его в нужную позицию; ловко сомкнулись зажимы на руках и ногах, на торсе и голове, замыкая их на прутьях, стропах, рычагах и проводах. Дэмми подавил начавшийся было приступ клаустрофобии.

— Ну как, удобно?! — крикнул Ксориалль.

— Шутишь, что ли? — приглушенным голосом ответил Дэмми. — Меня тут в провода замотало, как мумию в бинты!

— Не хватает свободы движения? — озабоченно поинтересовался Ксориалль.

Монтгомери осторожно пошевелил пальцем. Подсоединенный к нему механизм отозвался движением — бесшумно и совершенно свободно. Тогда Дэмми согнул руку, ногу, подвигал плечами, покрутил головой.

— Забавно, — сказал он. — Я эти штуки даже не ощущаю.

— Встань, пожалуйста.

— Как? — удивился Дэмми, однако стоило ему подняться, и механизм легко последовал за его движением.

— Побегай на месте, помаши руками, подпрыгни... соверши разные движения.

Дэмми совершенно свободно и беспрепятственно все выполнил.

— Значит, все хорошо, — облегченно подытожил Ксориалль. — Жаль, что у меня здесь нет доступа к оригинальному оборудованию, которое есть дома, но и этот кустарный механизм вполне сгодится. Итак, я начну с того, что воздействую на рефлекторный механизм...

В подошву ноги вонзилась игла, и в то же время в лицо ткнулся гладкий прут. Отдернув ногу, Дэмми уклонился и вскинул обе руки.

— Очень хорошо, — откликнулся Ксориалль. — Теперь у меня есть замечательный ориентир. Мы замкнем все на рефлекторный ответ, знаешь...

— Нет, не знаю! — проорал Дэмми. — Ты мне чуть глаз не выколол!

— Ну, это вряд ли, — мягко проговорил Ксориалль.

— Мог бы предупредить.

— Дэмми, прошу тебя, оставь эту манеру воспринимать свою ретроспективную матрицу опыта с этакой опекой. Страхи, если вообще полезны, то только в отношении потенциальной опасности.

— Тогда какой смысл колоть меня в глаза ледорубом?

— Основа всякой продвинутой тренировки — в перенаправлении рефлексов. Эксперт в каратэ, например, учится не просто рефлекторно дергаться, а отвечать контрударом. Похлопай такого типа по плечу, и он, скорей всего, даже сообразить ничего не успеет, как собьет тебя с ног и перебьет трахею.

— Правда?

— Кстати, о каратэ, — продолжил Ксориалль...

Сквозь переплетение оборудования было видно, как он вдавил кнопку. Под Дэмми тут же разорвалась мина, и его дико закрутило. Конечности, да и все тело сводило, трясло, кидало из стороны в сторону; детали устройства бурлили и извивались так быстро, что невозможно было уследить. Дэмми хотел закричать, но получилось только крякнуть. Безумные конвульсии прекратились так же внезапно, как и начались.

— Помогите, — прохрипел Дэмми. — Не надо больше так, я все скажу.

— Ну, не так уж и плохо, — произнес в пустоту Ксориалль, не отрывая взгляд от панели. — Что скажешь, если мы продолжим с престидижитацией?

— Простигосподичего?

— Дэмми, твой активный вокабуляр гораздо шире, чем ты признаешь. Кстати, сегодня вечером мы его еще расширим — ты пролистаешь большой словарь земных языков, который я составил на днях.

Он нажал кнопку, и зажимы сомкнулись у Дэмми на руках, выгнули и вывернули пальцы, согнули под немыслимым углом ладони и запястья, все это время безумно дрожа и безостановочно заставляя его руки сгибаться и разгибаться. Затем это прекратилось.

Дэмми поспешил убрать изнасилованные пальцы под мышки. Раздутые подушечки покалывало, словно их ужалило множество пчел средней ядовитости.

— Ощущение, будто я весь день отбойным молотком работал, — простонал он. — Интересно, что это мне дает?

— Ловкость рук — ключевой навык в тех способностях, которые я намерен в тебя заложить, — спокойно ответил Ксориалль.

— Да откуда ж возьмется ловкость рук, если этот металлолом делает из них кровавую кашу?! — возмутился Монтгомери.

— Вздор! Я лишь внедрил тебе определенные шаблоны действий. Дискомфорт скоро пройдет. Все же признай, этот агрегат требует от тебя куда меньше усилий, чем сотни часов отработки умения сдать туза со дна колоды или снять часы у зеваки с руки. Я уж не говорю об утомительных и интенсивных изотонических упражнениях: день в этой машине эквивалентен нескольким годами тяжелых тренировок. Причем она обеспечивает оптимальную гипертрофию скелетной мускулатуры. Любой атлант по сравнению с тобой скоро покажется дистрофиком.

— Все это, конечно, хорошо, док, но я не хочу выглядеть, как урод.

— Ты и не будешь. Твоя конституция будет вызывать искреннее восхищение. Правда, тебе потребуются костюмы, сшитые на заказ, в которые можно втиснуть огромные квадрицепсы и все остальное... но это такая мелочь! Так что, я предлагаю тебе отбросить недоверие и наслаждаться новообретенными способностями.

Дэмми осмотрел свои руки, все еще обвешанные невесомыми проводами, прутами и зажимами.

— То есть...

— Вот именно.

— А до этого?

— Каратэ, как я и говорил ранее.

— Хочешь сказать, у меня теперь черный пояс?

— Да, физически ты соответствуешь требованиям этого уровня. Тебе, правда, еще надо просканировать теорию, чтобы узнать о назначении разнообразных движений. Однако ты сам обнаружишь, что с первой же попытки сможешь справиться безупречно, равно как опытный пианист сумеет сходу исполнить новый концерт.

— Ага, — с сомнением произнес Дэмми. — Но как, скажем, мне фехтовать, если я не знаю даже, за какой конец шпаги браться?

— Если рассматривать тренированного фехтовальщика, неужели ты думаешь, что он сознательно продумывает траекторию клинка, экстраполирует будущую позицию острия, заранее думает над ответом и решает, какие группы мышц напрячь, чтобы привести клинок в нужное положение? Нет, конечно. Он просто действует. Наша задача — выработка рефлексов.

— Понятно. Неясно одно: поскольку ты с Марса — по твоему же утверждению, — так откуда тебе знать, как китайцы готовят суп из птичьих гнезд или чего стоит победить на скачках?

— Моя библиотека содержит полные матрицы способностей избранных экспертов, включая их память и подсознание.

— Ясно. Вот так запросто вошел к Эйнштейну и сказал: «Здорово, приятель, не хочешь посидеть у меня под феном? А я пока у тебя в мозгах покопаюсь?».

— Ничего столь очевидного, мой мальчик. У меня есть средства для удаленного поиска и избирательной записи. Моя коллекция насчитывает более двухсот тысяч матриц разнообразных человеческих умений.

— И как давно ты за нами шпионишь, док?

— Уже несколько веков. Процесс, конечно, небыстрый. Сбор данных ведется постоянно, даже сейчас, в этот самый момент. Слышишь пощелкивание? Это он и есть.

Дэмми размял пальцы.

— Не чувствую разницы, — недоверчиво произнес он. — Если бы я знал, как сдать туза со дна колоды, то сразу бы это понял.

— Физические способности прописываются на уровне ниже сознательного, — пояснил Ксориалль. — Если бы ты, например, сознательно отслеживал во время ходьбы каждое свое движение, то все твое внимание было бы занято только этим и ты бы наверняка упал. Пианист смотрит в ноты, а пальцы его двигаются по клавишам рефлекторно. Даже так: если ему некоторое время не играть и подзабыть ноты, он может вспомнить мелодию, посидев за пианино и следя за движением рук. Они без сознательной подсказки мозга будут сами нажимать нужные клавиши.

— Поверю, когда сам попробую. И то, если получится.

Ксориалль небрежно открыл ящик стола и достал из него синий шар вроде бильярдного. Метнул его в лицо Дэмми, и тот легко перехватил снаряд. Заметил летящий в него другой, ярко-красный, шар, перебросил синий в левую руку, а правой поймал красный. Следом в него полетел желтый. Ксориалль даже не смотрел на Дэмми, когда тот быстро подкинул синий шар, перебросил красный в левую, а правой поймал желтый. Оранжевый, зеленый, пурпурный, черный, белый, золотистый и серебряный — подлетая, каждый из них включался в падающую колонну шаров, подброшенных левой рукой. Правой, левой, вверх, правой...

— Ну ладно, жонглирование это не сложно, — сказал Дэмми, пристально следя за шарами. В этот миг Ксориалль бросил ему еще два: розовый и коричневый. Они беспрепятственно влились в общую вращающуюся массу. Затем Дэмми так повернул правую руку, что следующий шар, подлетев, отскочил и пролетел мимо Ксориалля назад в открытый ящик. То же произошло и с последующими шарами.

— Круто, — с ленцой произнес Дэмми. — Теперь будет чем заработать на хлеб, если совсем прижмет.

— Напротив, Дамокл, в твоем распоряжении теперь несколько сотен замечательных способностей, и я говорю вовсе не о балаганных трюках. Сможешь устроиться в любую лабораторию мира в качестве эксперта в любой из областей.

— Ну, это еще надо проверить, — с сомнением произнес Дэмми.

— В этом нет нужды. Уверяю тебя: все обстоит именно так, как я расписал. Ну-с, продолжим?

— Круто, — заметил Дэмми, — но если я хочу что-то продать, то не будем забывать, что

— Или же наоборот, — сказал Ксориалль, — можно представить закон равноценности как

— Думаешь, я основ алгебры не знаю, в рот мне ноги? — возмутился Дэмми. — Давай, что ли, повысим уровень беседы, а?

— Ты реагируешь чересчур бурно, тогда как я вовсе не намеревался тебя оскорблять, мой мальчик. Итак, продолжим, — спокойно произнес Ксориалль.

И не успел Дэмми возразить, как его снова зажало в тисках.

— Катание на лыжах, — нейтральным тоном оповестил его Ксориалль, нажимая очередную кнопку. — Рисование. — Спазм. — Имитация птичьего пения. — Спазм. — Настольный теннис... Хай-алай[4]... Йога... Шпагоглотание...

— Такое чувство, — спустя три дня отрапортовал Дэмми, — будто меня прогнали через махину, в которой отбивают дешевое мясо.

— Не стоит отзываться о себе столь пренебрежительно, мой мальчик, — весело ответил Ксориалль, помешивая мартини коктейльной соломинкой.

Они сидели в заставленном книжными полками кабинете. Глубокие кожаные кресла, толстые темные ковры, тяжелые портьеры, камин из грубого камня и дровяная подставка из начищенной меди внушали ощущение привычного уюта и комфорта.

Дэмми пригубил напиток.

— Я так устал, что даже бокал поднимаю с трудом, — простонал он.

— Да, график у нас плотный, — согласился Ксориалль.

— Не надо на сегодня ничего больше, Ксориалль. Я не выдержу.

— Пообедай, вздремни — и будешь как огурчик. И пусть тебя тешит мысль, что ты теперь мастерски владеешь техникой глубоководных погружений, рыбалки нахлыстом, пения йодлей, а также то, что теперь ты искусный физик-ядерщик, каменщик и мойщик окон.

— Странно... не тешит. Наверное, из-за усталости.

— Мне очень интересно увидеть, чем закончится следующий сеанс, — сказал Ксориалль. — Ведь до сих пор мы просто приводили тебя в ногу со временем, но дальше, надеюсь, совершим прорыв в новые области.

— Что-то мне это не нравится.

— Мы будем лишь ожидать в предвкушении того, что еще припасено у человечества. Не сомневаюсь, где-нибудь какой-нибудь индивид и сегодня делает что-нибудь впервые. Может, это не столь впечатляюще, как, например, первый огонь, добытый человеком, или впервые сложенные два и два, но все же это прогресс. Некоторые из таких прорывов открывают путь исследованию совершенно новых областей, о которых прежде и не подозревали. Через тысячу, десять тысяч, сотню тысяч лет, кто знает, на что вы, умные человечки, будете способны, предоставленные самим себе.

— Например?

— Ты знаешь какие-нибудь детские стишки?

— Чего?

— К примеру, «У Мэри был ягненок»?

— Ну да. С руном белее снега... И что?

— А еще?

— Э-э-э... «Джек и Джилл»?

Ксориалль положил перед ним лист бумаги и карандаш:

— Читай вслух «Ягненка» и одновременно записывай «Джек и Джилл».

— Я не умею делать два дела одновременно.

— А ты уже попробовал?

— Ну-у-у...

— Вот и попробуй, Дэмми, для очистки совести. Я даже смотреть не буду.

Ксориалль встал и прошел к ближайшему книжному шкафу. Дэмми тихонько хмыкнул, но карандаш взял, немного подождал и принялся мычать под нос:

— У Мэри был ягненок...

— Чтоб меня, — сказал он через секунду.

На листке бумаги, правда, как куриной лапой, но тем не менее разборчиво, было написано: «Идут на горку Джек и Джилл...»

— Ну вот видишь, — лучезарно улыбнулся Ксориалль. — Ты уже проделываешь то, на что как будто был неспособен. Ладно, у меня есть кое-какие дела, а ты ляг отдохни, и через два часа встретимся в четвертом кабинете.

— Суть метода, — вещал Ксориалль, когда два часа спустя отдохнувший Дэмми занял место под катализатором, — заключается в том, чтобы исследовать твои ментальные и телесные реакции на различные раздражители, отследить вовлеченный в процесс механизм и экстраполировать его на максимально широкий спектр возможных применений. Предлагаю начать с простейшего: так называемые психосоматические заболевания...

— А ну притормози! Ты ведь не наградишь меня триппером, холерой или еще чем, просто чтобы посмотреть, как я с этим справлюсь?

— Психосоматические заболевания, Дэмми, это воображаемые недуги с реальными симптомами. Пожалуйста, гипнотический транс, уровень первый.

Дэмми хотел было еще поспорить, но тут веки налились тяжестью, и глаза закрылись сами собой.

— Сейчас я коснусь твоей руки раскаленной кочергой, — сказал Ксориалль. — Но твоя рука под анестезией, ты не почувствуешь боли.

«Да, но...» — хотел сказать Дэмми, однако говорить было лень. Он ощутил легкое прикосновение, услышал тихое «пш-шш».

— Можешь открыть глаза.

Монтгомери моргнул и посмотрел на руку. Там, где ее коснулась кочерга, краснел сильный ожог, превращаясь в отвратительный волдырь.

— Гм-м-м, — промычал Ксориалль, присматриваясь к приборам. — Быстрая реакция, однако никакой оксидации, конечно же.

— Чем это ты меня прижег?

— Э? Да так, пальцем ткнул.

— Горячим пальцем?

— Жар — продукт твоего разума, Дэмми. Ты поверил, что в тебя ткнули кочергой, отсюда и ожог. Симптомы психосоматических заболеваний вполне достоверны, как я уже говорил. А сейчас мы откроем доступ к этому механизму для твоего сознательного разума... — Дэмми ощутил острую боль позади глаз. — ...и ты сам убедишься, что можешь вызвать у себя ожог и припухлость, в любое время, на любом участке эпидермиса.

— Да я сейчас, извини за каламбур, сам опухну, — пренебрежительно бросил Дэмми. — А избавиться от них можно?

— Интересный момент. Сосредоточься на ремиссии.

— Знать бы еще, что это.

Ксориалль вздохнул:

— Словарь был в составе материала, который ты сканировал вчера, как мы оба знаем.

Дэмми сосредоточился. Минуты за две припухлость сошла, и на ее месте остался пятачок бесцветной кожи. Ксориалль присмотрелся к нему.

— Легкое повреждение ткани. А так все хорошо... Наиболее распространенные воображаемые симптомы — это головная боль, несварение, крапивница, синусит, артрит, сердечный шум...

— Собираешься учить меня, как развлекать народ на вечеринках произвольно вызванным приступом стенокардии? Ну тебя на фиг!

— Механизм, мой мальчик, механизм. Вот что нас интересует. Если можешь вызвать сердечный приступ, вообразив у себя болезнь этого органа, то сможешь и контролировать частоту пульса, а это чрезвычайно важно.

— Аккуратней, папаша. Заиграешься с моей автономной системой, и у меня случится шок, фибрилляция и еще что, и никакая это будет не психосоматика.

— Немного тренировок... — вздохнул Ксориалль. — Я обо всем позабочусь. А теперь просто тихо сиди и реагируй, как договаривались.

Дэмми ощутил, как разума коснулось легкое, точно перышко, щупальце пытливого инопланетного ума. Он уже привык к постоянному присутствию в собственных мыслях чужого разума, однако на сей раз это было грубое вторжение, которое нарушало не только границы мозга. Дэмми резко отразил его. Щупальце вернулось, пытаясь влезть в ту же точку, и настроено оно было куда решительней. Дэмми отвел его от намеченной цели, области недодуманной мысли: впечатлений, ожидающих, когда их каталогизируют. Ксориалль этого как будто не заметил.

В течение следующего часа Ксориалль бомбардировал Монтгомери раздражителями, время от времени направляя реакции, а иной раз регистрируя чисто спонтанные ответы. Дэмми ощущал уколы, подергивания, тики, приступы острой боли — во всех частях тела по очереди. Когда же, наконец, наставник объявил, что сеанс окончен, он облегченно сдулся.

— Как ощущения, мой мальчик? Невольно заинтригован? Настроен сотрудничать отныне по полной программе?

— Ну, — произнес Дэмми, — сам знаешь, как дела обстоят. Без понятия. Понял, да?

— И всякое такое, — фыркнул Ксориалль. — И так далее. И ты-ды. Типа того. Боль-мень. Э-э-э... м-м-м... это... Наверное. Дамокл! Будь добр, избавь меня от этих туманных, неоформленных вербализаций, по сути лингвистического мусора! Ты ведь все понимаешь!

— Посмотрим, — безразлично ответил Дэмми.

— Ты меня разочаровываешь, Дамокл. В некоторых смыслах, ты не оправдываешь ожиданий.

— Ты мне сердце разбиваешь, — сказал, зевая, Дэмми.

— У твоего вида есть общая большая слабость: умственная лень. Из-за нее ваш потенциал никогда не будет раскрыт.

— Как скажешь, док. Все мы не без грешка.

— Уф! Ну что ж, можно, думаю, продолжать. Далее мы проверим передачу мысли. Очисти разум, пожалуйста, и войди в транс второго уровня.

— Не верю я в эту ерунду с чтением мыслей, — сказал Дэмми, закрывая глаза...

Серый туман разума. Мимо проплывают случайные образы. Интересно, он меня читает? Подумай о чем-нибудь еще. Гоночные машины. Тарелка спагетти. Удачный день, когда поставил на победителя...

Что-то вторгается — новая форма, чуждая для разума. Не тот любознательный шельмец, к присутствию которого Дэмми привык. Оно двигалось, меняло формы, становилось словами.

«Как слышишь меня, Дэмми?»

— Эй!

«Не говори — думай!»

«Шишел-мышел, взял да вышел. Ля-ля-тополя. На дворе трава, на траве дрова. Тили-тили-тесто...»

«Дамокл! Сосредоточься! Передавай: я... тебя... слышу».

— Бред, док, но я...

«Мысленно!»

Осторожно, стараясь не задеть засевшую в уме чужеродную форму, Дэмми вытянул фантомную конечность. Сперва неловко, затем все более уверенно, он нащупал тропинку вдоль течения и обогнул нависшее над ним пульсирующее пятно разумного света, которым был Ксориалль. Двинулся вдоль проводков электроэнцефалодина к источнику.

Пространство внезапно расширилось. Он ощутил сложность, запутанность тонко переплетенной сети, ощутил поток и вибрацию энергий, постиг безгранично сложную схему, матрицу в основе эффекта ментального поля.

Настроился так, что теперь мог без труда сосредотачиваться и вспоминать все, что нужно, быстро просканировал обширный пласт сведений, раскинувшийся перед ним и хранимый в дальнем углу разума, замкнул его на ключе извлечения. Затем отступил.

«...хоть какие-то усилия, чтобы содействовать мне, — говорил Ксориалль. — Уверен, ты можешь гораздо лучше, мой мальчик! Раз или два мне даже показалось, что из твоего разума исходит псионическое бормотание, словно ты на пороге прорыва... Впрочем, неважно. В том, что у тебя такая генетическая недостаточность, твоей вины нет. И все же, если постараешься...»

— С чего бы это? — вслух произнес Дэмми. — У меня от этого глаза изнутри чешутся.

«Мотивация, — с отвращением подумал Ксориалль. — Вот чего тебе не хватает, Дамокл. Ты не стремишься к успеху!»

— Когда уже перейдем к той части, где ты научишь меня жить вечно?

— Нет ничего проще, — резко ответил Ксориалль. — Это вопрос клеточной психологии вкупе с эйдетикой и контролируемой репликацией. Зацикленность на этой тривиальности не делает тебе чести, мой мальчик.

— Кого я пытаюсь впечатлить? — невинным голосом спросил Монтгомери. — Я не просил засовывать меня под микроскоп...

— Хватит, довольно, — вскричал Ксориалль. — Возможно, я старею и устаю. Я видел так много... и тщета всего этого порой сильнее меня. — Он с трудом взял себя в руки. — Вернемся к работе, Дамокл. Правила требуют составить полный профиль. Вот им и займемся.

Весь следующий час Ксориалль безрезультатно пытался при помощи приборов пробудить в мозгу Монтгомери хоть какие-то намеки на скрытые способности к телекинезу. Он искал потенциальные способности у подопытного ощущать предметы на расстоянии, предсказывать грядущие события, общаться с иными планами существования, к многомерной концептуализации, контролируемой временной передаче, перемещению материи и копированию.

— Ничего, — сказал он наконец. — Это просто невероятно! Псионически ты полный кретин, Дамокл... Медиум — идиот, нерепрезентативный имбецил!

— Что, правда? — огрызнулся Дэмми. — Папаша твой дебил!

Ксориалль вздохнул.

— Прошу прощения, Дэмми. Я разочарован. Я-то надеялся... впрочем, неважно. Чаяния отдельно взятого существа — ничто в масштабах галактической политики. Предлагаю на сегодня закончить. Завтра мне надо будет прояснить последние несколько моментов. И на этом...

— Что — на этом?

— Моя работа окончена, — быстро сказал Ксориалль и выдавил улыбку. — Ты должен простить мне мой срыв. Все указывало на то, что от тебя можно ожидать многого, и не твоя вина в том, что ожидания не оправдались. Вообще-то, в целом, успехи твои удивительны. Ты поглотил внушительный объем данных. При этом твой собственный склад ума не пострадал. Несмотря на то, что ты теперь способен процитировать любое литературное произведение, хоть в прямом, хоть обратном порядке, или компетентно прочесть лекцию по любому известному человеку предмету, или переплюнуть любого олимпийского чемпиона на планете, ты остаешься простым, неиспорченным юношей, каким я тебя подобрал в канаве.

— Может, и так. Вот только боюсь, вся эта высокозаумная белиберда не шибко — то поможет жить по-достойному.

— Достойно, Дамокл.

— А если скажу «по-нормальному»?

— Уволь! Надо говорить «нормально».

— Ладно уж, «по-человечески». Но это ведь синонимы, знаешь?

— Разумеется, знаю. Мы с определенным интересом следили за эволюцией вашего нелогичного языка.

— Потом расскажешь, как римляне свалили из Британии, — предложил Дэмми.

— Это случилось чуть раньше моего прибытия. Знаю лишь понаслышке, зато мой предшественник помнит несколько восхитительных эпизодов.

— А как насчет открытия Америки?

— В то время я был только помощником техника, прикомандированным ко Вторичной наблюдательной миссии.

— А когда была Первичная?

— Какое-то время назад, мой мальчик, какое-то время назад. Ты бы удивился, узнав о неточностях в начальной оценке.

— А что было, когда в тысяча четыреста девяносто втором Колумб открыл Соединенные Штаты?

— Да ты шутник, — мягко проговорил Ксориалль. — Кроме того, даже ваши близорукие ученые установили, что задолго до Колумба Америку не единожды посещали евразийцы.

— Если точнее, — согласился Дэмми, — израильтяне, финикийцы, римляне, викинги...

— И они, и многие другие. Полинезийцы, например.

— Да, но Колумб был первым цивилизованным исследователем, открывшим ее преднамеренно.

— Некоторое количество употребленных тобой терминов требует строгого определения, Дэмми. Но, в сущности, конечно, ты выражаешь свою культурную склонность к членам своей же этнической группы. Не то чтобы это неестественно или зазорно, или даже неточно. Просто ограниченно.

— Ну, так и кто открыл Америку? Индейцы, я полагаю? — Дэмми сам же и ответил на собственный вопрос. — Но что они с ней сделали? Ничего. Я не принимаю этой фигни про «благородных краснокожих». Те же гомо сапиенс: есть подонки, есть нормальные мужики.

— Ты никогда не задумывался, отчего первые писатели, столкнувшиеся с индейцами, обозначили их общим термином «краснокожие»? А ведь давно установлено их родство с народами Восточной Азии, но при этом тех же китайцев или эскимосов «краснокожими» никто не называет.

— Без понятия.

— Ну так вообрази: подгруппа, ныне известная как «белые» или «европеоиды», довольно внезапно возникла из генерализированного типа аборигенов Южно-Центральной Азии. Новичками овладело навязчивое желание выделиться, и не просто доминировать, но продемонстрировать врожденное превосходство — новую концепцию для их мира. Тот, кто доказывает, что превосходит остальных, зачастую добивается результатов выше ожидаемых — в том смысле, что в поисках новых путей «выпендриться» исследует свою психосферу и открывает великое множество новых горизонтов. Таким образом, небольшая инициативная группа светлокожих людей, окруженных заметно отличающимися от них группами, которые питали инстинктивную вражду к уродцам, ответила тем, что стала намеренно культивировать в своей среде черты, презираемые остальными. Эти самые отличия они провозгласили своей печатью превосходства, а после принялись доказывать свою правоту. Вскоре они уже расселились по всей умеренной зоне евразийского континента, хотя за Тетис в Африку так и не перешли. В Европе, разумеется, они свои позиции наращивали, тогда как в Азии сдавали. Остатки их там представляют айны и еще несколько замкнутых групп.

— Ну, и при чем тут индейцы?

— О да, признаюсь, что сбился с мысли. За тридцать одну тысячу лет до новой эры произошла миграция через Берингов пролив. Как раз в это время в Восточной Азии закрыто обитали ранние представители докавказской расы. Выходит, что первыми «индейцами», прибывшими на территорию Америки, были белые. Они двинулись дальше на восток, через Скалистые горы и Великие равнины, в поисках лесистой местности, к которой привыкли и которую их сородичи обжили в Европе и Северной Африке. Они нашли ее на восточном побережье. Лишенные поддержки родной общины, они скатились на более примитивный уровень существования, хотя их длинные дома и инструменты намного превосходят качеством европейские аналоги того времени. Зато они расстались с лишними предметами одежды. Не забывай, что европейцам времени эпохи Великих географических открытий были чужды солнечные ванны. С рождения до смерти они укутывались в одежды с головы до пят. Солнечные ожоги были им в диковинку. Естественно, что когда они столкнулись с загорелыми людьми, то удивились их яркому окрасу. Отсюда и «краснокожие».

— А я слышал, что они просто лица разрисовывали красным.

— Смелое предположение, но не жизнеспособное. Взгляни на современные портреты Массасойта или Покахонтас — у них лица европейцев. Просто со временем вторая волна эмигрантов, более азиатского типа, разбавила, а после и задавила белый ген первопроходцев с восточного побережья. Правда, и по сей день могавки, алгонкинки и прочие демонстрируют куда больше европейских черт внешности, нежели азиатских — по сравнению с теми же навахо, например.

— Ну, и что?

— Так, просто рассуждаю. Я немного нервничаю, похоже, обстоятельства сказываются.

Дэмми нахмурился.

— Какие еще обстоятельства? Только не говори, что тебя совесть мучает за то, как ты меня похитил.

— Ни в коем разе, дорогой мой. Однако я уже говорил, что по существу моя работа с тобой окончена...

— То есть ты меня вернешь в Чикаго и позволишь жить дальше?

Ксориалль укоризненно поджал губы:

— Дамокл, я уверен, ты и сам видишь, насколько это не практично. Наделенный новыми знаниями и умениями, ты не можешь вернуться в родное общество.

Дэмми облизнул пересохшие губы и сглотнул.

— И что это значит? — Его голос чуть надломился.

— Ну как же?.. И без секретных сведений, которыми я поделился, ты становишься практически сверхчеловеком. Я содрогаюсь при одной мысли о том, какой удар ты нанесешь нынешнему течению эволюции. Мир не готов принять тебя, Дамокл.

— Эй, — возмутился Дэмми, — надеюсь, ты не задумал увезти меня к себе, куда-нибудь за триста световых лет?

— Конечно, нет, юноша, можешь не переживать. Твои останки будут погребены прямо здесь, в родном мире.

— Останки? — крякнул Дэмми.

— Ты ведь умный юноша, Дамокл, — ласково проговорил Ксориалль. — Сам понимаешь, что единственный рациональный путь — это...

— Избавиться от меня? — кое-как выдавил из себя Дэмми.

— Избавиться от тебя.

— И когда? — шепотом спросил он.

— Не ранее, чем завтра, мой мальчик. А пока — что скажешь насчет хорошего ужина, стаканчика алкоголя для спокойствия и доброго сна? После... тебя ждет вечность.

— Что я скажу? — эхом повторил Дэмми. — Хреново! Отпусти меня, ты, жулик! Сперва обманом уговорил сотрудничать, а теперь завел волынку про «избавиться»! Ну-ну, хорош хозяин! Тебе это даром не пройдет. У меня все же остались друзья, к тому же есть законы, запрещающие похищать и убивать людей. Похитив меня, ты совершил федеральное преступление, умник!

— Доброй ночи, Дэмми, — тихо произнес Ксориалль. — Думаю, нам обоим нужен отдых.

Уютно устроившись в постели, головой на пухлых подушках, Дэмми устремил мысленный взгляд внутрь себя. Весь день он ждал этого момента — поближе изучить внутренние чудеса, которые мельком приметил прошлой ночью.

Начал он нерешительно, мысленно касаясь черной массы уничтоженного «устройства управления»; постепенно обретая уверенность, двинулся по широким проспектам, которые ветвились и сужались; следовал упорядоченной логике, почерпнутой во время первого восторженного озарения, восхищенный неиспользованными чудесами, обнаруженными в собственном знакомом мозгу. Он лежал, не закрывая глаз и сцепив руки за головой. Глядел в орнаментированный потолок — заметив, как он лениво подумал, узор на нем только сейчас. От розетки в центре расходилось утонченное хитросплетение завитушек. Поддавшись внезапному порыву присмотреться, Дэмми слегка воспарил над кроватью, небрежно отбросив тонкое одеяло. Ядерная выпуклость, как он убедился, была трехмерным аналогом гравитационного градиента, сосредоточенного в центре типичной черной дыры: поразительно детализованный, он изображал колебания и аномалии, типичные для этого феномена. Потом Дэмми отклонился в сторону, зависнув где-то в метре под расписанным гипсом. С ленцой заметил, что парит по направлению к западной стене со скоростью примерно 0,073 метра в секунду, и сносит его нежное дуновение воздушных масс из вентиляционного отверстия. Едва подумав о нем, он устремился к заслонке и чуть не врезался в стену.

— Надо бы поосторожней, — сказал он себе. Потом, осознав, что завис в четырех метрах над полом, вернулся в кровать и накрылся одеялом.

— Телепортация. Ого! — пробормотал он. — Очешуеть, это я сплю наяву или у меня и правда получается?..

Он снова выбрался из-под одеяла и, приподнявшись над постелью, быстро облетел комнату.

— Точно, — прошептал он, с трудом сдерживая возбуждение. — И правда получается! Спорю, что...

Юркнув назад в постель, он закрыл глаза и расширил границы сознания за пределы комнаты. Прощупал коридор, спустился по шахте лифта на нижний уровень, где Ксориалль, действуя очень быстро, методично разбивал в дребезги деликатные компоненты внутри того, что Дэмми опознал как экспериментальный узел связи, тахионный «Марк IV», серия 2769. Слегка озадаченный, Дэмми отправился дальше, быстро сканируя на лету остальные части базы, заглядывая в каждый уголок, не упуская ни малейшей детали; он приметил несколько удивительных предметов, которые решил изучить позже. Затем еще расширил границы сознания и пронесся над зимним морем. Отыскал материк, сосредоточился на Чикаго и завис над городом. Внимательно поискал — найдя знакомые очертания своего дома, приблизился, сосредоточился на темной улочке, где жила Джинни. Дом оказался темен и пуст. Тогда он покинул его и отыскал девушку в толпе — опознал ее уникальную сущность методом, который не сумел бы описать — ощутил ее потрясение, страх, отчаяние. Что-то не так? Дэмми отдалился, и увидел ее на заднем сиденье автомобиля, зажатую между двумя подозрительными типами. За рулем сидел не кто иной, как Чико. Машина быстро двигалась по темной улице. Дэмми прошмыгнулся по лабиринту страхов и желаний в мозгу Чико, внедрил импульс. Чико тут же притормозил и прижался к бордюру тротуара, заглушил мотор.

— Эй, че за дела, баклан? — прогавкал тип справа от Джинни. В руке у него появился пистолет.

— Это... послушай, Фрэнки, — промычал Чико. — Мне тут в голову пришла мысль: может, свалим? Похищение — не хухры-мухры. Мы...

— Заткнись, — отрезал Фрэнки, но тут его дружок наклонился к Джинни:

— Эй, Фрэнк, может, этот козел не так уж и не прав, — тихо произнес он. — Свалим, бросим тачку и телку. Мы пока еще не замарались. Иначе... ну, Большому Джейку — то плевать, если нас прикастрюлят. И, как Чико сказал...

— Слышал я, че он сказал, — перебил Фрэнки. — У нас приказ, а Джейку Обтуличу не отказывают. Полегче, сестренка, — сказал он Джинни, когда та оттолкнула наклонившегося к ней бандюгана. — Джейк велел просто покатать тебя. Чтобы ты поняла: не дело дешевой бабенке лезть в дела больших людей. Вспомни этого баклана Монтгомери — Чико видел, что с ним стало. Дельце не оконченное. Лучше не рыпайся. Чико, а ты заводи, — пролаял под конец Фрэнки.

— Нет! — крикнула девушка. — Я не стану вам помогать заманивать Дэмми в ловушку. Где он?

«Совсем рядом, Джинни, — передал ей свою мысль Дэмми. — Со мной все в порядке, не волнуйся. Делай, что они велят».

Джинни резко вскрикнула и обмякла на сиденье.

— Дэмми? Где... как?..

«Все хорошо, малыш, не пытайся ничего понять. Я просто освоил новый фокус. Это нечто вроде телефона, только лучше».

Фрэнки хотел уже грубо схватить Джинни — и отпрянул. Почесал голову, косо глядя на девушку.

— Решила поумнеть, сестренка? — как бы безразлично спросил он.

— Да, — сказала Джинни. — Сделаю все, что скажете. Но надеюсь, что Дэмми не явится.

— Еще как явится, детка. Ты просто не знаешь, какая ты складная. — Он тихонько рассмеялся.

«Пока, Джинни. До скорого, куколка моя».

Лежа в кровати, Дэмми вдруг осознал, насколько вымотался. Сделал глубокий вдох и заснул.