Запредельный человек

Глава 3

Прошло восемь дней.

Близилась полночь. Дэмми полулежал развалившись в большом анатомическом кресле, обтянутом мягкой, как на перчатках, кожей цвета охры, и любовался чудесным видом за окном во всю стену: солнце висело над горизонтом, окрашивая небо и море багрянцем и пурпуром.

— Что ж, неделька выдалась загруженная, — бодро заметил Ксориалль, сидевший на крупной фиолетовой оттоманке у выложенного плиткой камина, где весело потрескивал огонь. — И не безрезультатная, хоть я и столкнулся с мощным фактором лености, который теперь придется учитывать в вычислениях.

— Ох, этот спортзал, — простонал Дэмми. — И эти мерцающие огни, и та гуделка... Не знаю, что болит сильнее — спина или жбан.

— Голова, — поправил его Ксориалль. — Подбор лексики принципиально важен для общения. Что до воображаемой боли — не обращай внимания. Это всего лишь сознательно вызванное тобою напряжение.

— Причина моих страданий — ты и твои орудия пыток, а еще мозоли и круги перед глазами. Паршиво же ты обращаешься с больным, который буквально вчера встал на ноги.

— Не переживай, Дамокл, — утешил его Ксориалль. — Мы уже протестировали большую часть твоих физических и умственных возможностей, и теперь у меня достаточно данных для оценки. — Он задумчиво сдвинул брови. — Если честно, я несколько удивлен. Твоя нервная система — это поистине тонкий инструмент, который, правда, большую часть времени не использовался. Да и физическая форма не столь плоха для человека, развитие которого происходило случайным образом. Что, впрочем, не удивительно, ведь идеальный индивид — тот, кто приспосабливается к окружению, а естественная среда обитания всегда порождает нормальное животное. Отсутствие, скажем так, постоянства в твоих привычках привнесло в твои действия внушительное разнообразие, которое и помогло предотвратить преждевременный износ, часто являющийся результатом сидячего или же чрезмерно однообразного образа жизни.

— Ну, так я же слежу за собой, пару раз в неделю занимаюсь...

— Я тебя умоляю, мальчик мой, — прервал его Ксориалль. — Не надо сейчас бить себя пяткой в грудь. У меня есть данные, и никакие твои слова их не изменят.

Монтгомери просиял:

— Эт хорошо. Значит, утром ты отвезешь меня назад в город? — Он обвел рукой комнату и почти весело добавил: — Расскажи об этом — никто не поверит. Роскошный пентхаус в тысячах километров от цивилизации. В лаборатории, зале и на кухне у тебя оборудования на пару миллионов, да еще прикольная мебель и своя подстанция...

— К слову, Дэмми... — начал было Ксориалль, но Монтгомери продолжал изливаться:

— Представляю себе физиономию Чико, когда он меня увидит. То-то будет потеха. С другой стороны, — погрустнел он, — умнее будет исчезнуть, как и предлагала моя Джинни, и переселиться в другой город.

— Дамокл, — перебил Ксориалль. — Боюсь, ты спешишь с выводами. Утром я не отвезу тебя обратно...

— О, тогда вечером? Ну и ладушки. Я пока не прочь вздремнуть в той милой кровати. Отдаю тебе должное, док, матрасы у тебя что надо, да и жрачка отменная...

— Рад, что тебе понравилось, — снова перебил пожилой господин, — потому что тебе придется наслаждаться и тем, и другим еще некоторое время.

Дэмми выпрямился и нахмурился.

— Эй, послушай, — сказал он, — ты меня всю неделю гонял, заставлял прыгать на веревках, скакать через барьеры, задерживать дыхание, отмечать в листочках пунктики, проверять «что так, что не так», запоминать телефонные номера... Все, баста, наигрался! Ни дня больше терпеть не буду. Плевать, даже если ты мне колоноскопию с паяльной лампой устроишь!

— Где такие слова узнал?

— Из книжек, — мрачно ответил Дэмми.

— Что ж... ты продолжаешь удивлять.

Дэмми тем временем вскочил на ноги:

— Это свободная страна. У тебя нет права удерживать человека.

— Странно, у меня сложилось впечатление, что ты презираешь принятую в твоем племени систему запретов. Впрочем, неважно; смею тебя заверить: местные законы нисколько меня не ограничивают. Обязанности требуют действовать в интересах Консенсуса оптимальным образом, невзирая ни на какие испытываемые тобой неудобства. Ты ведь сознаешь это?

— Утром я ухожу, док, и это мое последнее слово.

— И как же ты сделаешь это?

— Ну... — Дэмми запнулся. — Черт, док, ты сам должен вернуть меня! Похищение человека — преступление федерального уровня!

— Я спас тебя, — терпеливо напомнил Ксориалль. — В обмен предлагаю провести с пользой часть жизни, которая оборвалась бы, если бы не мое вмешательство.

— Ты же сказал, что закончил. Чего еще тебе нужно?

— Мой дорогой мальчик, я закончил лишь предварительный анализ твоего тела и разума. Провел, так сказать, инвентаризацию наличного оборудования.

— Ну и?

— Завтра начнется настоящая работа.

— Какая еще работа?

— Конечно же, тренировки — как я и говорил в самом начале.

— И чему ты будешь меня тренировать?

— Всему. — Ксориалль развел руками, словно констатируя очевидное.

— Дипломированного ревизора из меня сделаешь и примусы чинить научишь?

— И это, юноша, и многое другое.

— Не понимаю, док. Я вроде не подавал заявку на заочное обучение. В рот компот, у меня уже есть аттестат зрелости! С чего ты взял, что я вообще собираюсь заниматься самообразованием?

— Не ты, Дамокл, — я.

— Ага, понял! Ты учишься, чтобы получить высокооплачиваемую работу на радио. Так?

— Нет. Я имел в виду, — чеканя слова, проговорил Ксориалль, — что намерен развить твои скрытые способности.

Монтгомери снова сел в кресло.

— Скрытые, — неуверенно проговорил он. — То есть те, о которых я не знаю?

— Верно.

— Типа дзюдо или каратэ? — задумчиво проговорил Дэмми. — Всякое такое?

— Вначале мы разовьем то, что заложено в гены вашего вида. Затем двинемся дальше, в абсолютно неисследованные области. — Ксориалль бодро потер ладони, а Дэмми успел подумать: «Настоящие ли это руки? Или это протезы, внутри которых сморщенные тентакли?»

— Эту часть работы я нахожу особенно захватывающей, — продолжал Ксориалль. — Порой открываются совершенно неожиданные способности. До поры до времени они дремлют в генах какого-нибудь неприглядного организма в ожидании, когда их разбудят. Например, как в случае с илинями на Крако-88. Эти существа обитают в грязи и наделены органами восприятия наподобие сонара. После того, как мы помогли им раскрыться, они получили возможность осуществлять прямую и мгновенную межзвездную коммуникацию. Привычные органы заработали в новом режиме. Но если бы в свое время один из представителей илиней не попался нашей группе натуралистов, эта чрезвычайно полезная способность так и осталась бы нераскрытой.

— То есть ты из меня радиста сделаешь?

Ксориалль устало вздохнул:

— Конечно, нет, Дамокл, и я уверен, ты тоже это понимаешь. Попытки отрицать очевидное с использованием напускной простоватости и мнимой глупости не делают тебе чести. Я пока еще слабо представляю, каковы пределы твоих нераскрытых дарований. Но мы их обязательно выявим.

— Однажды я проходил тест, — задумчиво сказал Дэмми, — чтобы определить, чем заняться в жизни. Судя по его результатам, у меня редкий талант управляющего отелем. Правда, там был один нюанс: тест проводила школа гостиничного бизнеса, и, думаю, это повлияло на результат.

— Я в своих оценках копаю куда глубже, — заверил его Ксориалль, складывая пальцы (искусственные?) «домиком». — В результате мы за несколько дней пробьемся на пять, а то и десять тысяч лет в будущее, считая по шкале культурного развития твоего вида.

— Погоди-ка, док! Если собираешься скукожить меня в коротышку с головой-пузырем и крохотными ручками-ножками, то хрен тебе по всей морде!

— Дамокл, не глупи. Моя миссия состоит в изучении видов, а не ускорении их эволюции. У меня нет намерений вызывать у тебя мутации, тем более такие, как в твоих смехотворных стереотипах. Я собираюсь обучать тебя, а не менять. Девушка, выучившаяся на стенографистку, по-прежнему останется девушкой. Мужчина, который заучит наизусть поэму или овладеет игрой в шахматы, останется мужчиной.

— А что ты говорил о продвижении вперед на десять тысяч лет? — требовательно спросил Дэмми.

Ксориалль покачал головой:

— Давай не будем нарушать порядок, Дамокл. Сперва мы сделаем так, что ты получишь все способности, присущие твоей расе, и лишь потом обратимся к другим областям. Я хотел бы начать прямо сейчас, но ты, полагаю, не прочь вздремнуть?

Он вопросительно посмотрел на Дэмми, и тот зевнул.

После бессонной ночи Дамокл увиделся с Ксориаллем за завтраком.

— Память, — сказал Ксориалль, — это ключ ко всякому обучению. Поэтому сегодня начнем с улучшения памяти.

Утро выдалось солнечным, хотя свет, льющийся в окно, и был искусственный. Учитель и ученик сидели в столовой за небольшим стоиком — клетчатая скатерть и яркие цветные тарелки — у окна с отдернутыми шторами. Снаружи виднелся садик под прозрачным куполом. Дэмми отхлебнул кофе — это была вторая чашка — и довольно похлопал себя по животу.

— С памятью у меня все в порядке, док, — сказал он. — За это не переживай.

— В самом деле? Тогда скажи, что ты ел на завтрак в свой восемьсот двадцать первый день жизни? Или в прошлый октябрь, девятого числа, если на то пошло?

— Откуда ж мне знать?

— А под гипнозом ты все это четко вспомнишь. Все сведения есть у тебя в голове, просто доступ к ним закрыт. Обучение состоит из улучшенных процедур классификации и извлечения.

Ксориалль нажал кнопку, и столик быстро и бесшумно очистил сам себя.

Дэмми с сомнением взглянул на хозяина дома.

— Память — это сложная функция, — задумчиво продолжил Ксориалль. — Давай упрощенно представим, как она работает. Информация от органов чувств передается в мозг. Что-то из нее хранится, что-то активно используется, что-то откладывается в подсознании и еще какая-то часть выбрасывается. Фактор, основываясь на котором осуществляется подобная селекция, я называю «интересом». Очевидно, если ты попытаешься запоминать каждый момент своей жизни, то столкнешься с чудовищной перегрузкой. Поэтому ты игнорируешь большую часть впечатлений, атакующих твой мозг — сразу же после оценки, естественно. Спящий человек не обращает никакого внимания на грохот транспорта за окном, но стоит в спальне тихо скрипнуть двери, как он моментально просыпается. В состоянии бодрствования твой разум выполняет ту же фильтрующую функцию, не только в плане того, на что следует обратить внимание, но и что следует запомнить.

— Хорошо, но...

— Большая часть сказанного сейчас отправляется в хранилище того, что использовано не будет, потому как тебя не интересует. Любой ребенок, которого заставляли учить таблицу умножения, знает, как неохотно мозг впитывает на сознательном уровне сведения, признанные бессознательным центром бесполезными. К несчастью, этот центр возник и развивался еще во времена оно. Он служил нуждам животных, которым арифметика была ни к чему. Ты можешь подстегнуть свой мозг, сказав, что предстоящий экзамен жизненно важен для твоей карьеры, однако примитивный мозг о таком не ведает. И наоборот, сведения, представляющие для тебя непосредственный интерес, запоминаются моментально и безболезненно. Любой фанат бейсбола, пусть даже абсолютный неуч, запросто отрапортует о ходе игры, которую он смотрит: иннинги, счет, количество страйков и болов, положение команды в лиге, ее средний уровень успехов и тому подобное. Ребенок может удерживать в голове сюжетные линии и судьбы героев десятков комиксов одновременно, без труда вспоминая их спустя сутки после прочтения — даже если на уроке не в состоянии запомнить исторические факты.

— Детишки любят все забавное, — сказал Дэмми. — И что из этого?

— А то, что мозг возводит барьер на пути избыточных данных, ограждаясь от «неинтересного». Пробить этот барьер может лишь зубрежка, она протаптывает путь. При помощи катализатора я передам контроль над селектором тебе. Это понятно?

— Как меню на китайском. А больно не будет?

— Ты в карты играешь? — как бы между делом поинтересовался Ксориалль, извлекая буквально из воздуха колоду. Дэмми к таким его фокусам привык и уже не воспринимал как попытки впечатлить его.

— Этих игр — что собак нерезанных, а я так, балуюсь временами пятикарточным стадом.

Ловко работая тонкими пальцами, Ксориалль перетасовал колоду и положил верхнюю карту на стол:

— Назови.

— Четверка треф.

— Четверка треф, — эхом повторил Ксориалль и снял вторую карту. Десятка бубен. Дэмми назвал ее, и Ксориалль снял третью.

— Эй, уж пики-то я от треф отличить могу, если тебя это заботит, — возмутился Дэмми. — А еще умею считать, как профессор, аж до сотни...

— Называй, — терпеливо попросил Ксориалль.

— Дама пик.

— Пиковая дама. — Ксориалль продолжал снимать карты, пока наконец не разложил на столе перед Дэмми их все. Затем собрал в колоду и взялся за верхнюю, вопросительно глядя на Дэмми.

— Ну же, мальчик мой, — строго произнес он. — Не будем тратить время на ритуалы. Ты сам прекрасно знаешь, что я от тебя жду. Озвучишь мои мысли?

— Мне назвать первую карту? — безразличным тоном спросил Дэмми. — Это была четверка треф, если, конечно, ты не перетасовал колоду.

Ксориалль снял четверку треф и задержался на следующей карте.

— Э-э-э... дальше... м-м-м... десятка бубен.

Ксориалль снял карту.

— Третья — пиковая дама, — продолжил Дэмми.

Семь карт подряд он назвал верно, а потом сбился.

— Для первого раза неплохо, — похвалил Ксориалль, собирая колоду.

— Погоди, давай дальше, — сказал Монтгомери. — Я и не знал, что так хорош. Могу...

— Ты сломал гештальт, ассоциативную связь каждой карты с последующей. Дальше ты будешь высказывать лишь догадки, случайные и бессмысленные.

— Давай еще разок. Я ведь толком не сосредоточился.

Пожилой господин слегка улыбнулся:

— Заводит, правда? Я имею в виду открывать в себе новые способности. Вот почему жизнь кажется бесконечно бурной самым молодым из вас. День ото дня они исследуют свои возможности, узнают о себе новое. Порой маленький мальчик прыгает в воду, проверяя, сможет ли плавать, или сигает с крыши, лишь бы узнать, нет ли среди его врожденных талантов способности летать. Ему не в новинку подобные открытия, касающиеся собственных сил, доминирования в обществе, умения свистеть и так далее. С годами они становятся реже. Вот ты, например, прекрасно осведомлен, умеешь ли скакать верхом или управлять самолетом. Знаешь свое место в социальной иерархии и соперничестве за право спаривания. Ты по-прежнему, проживая свои дни, надеешься на счастливый случай и приятные неожиданности. Это — тот самый фактор, который делает символические состязания столь популярными, заставляет людей бегать по гадалкам и астрологам, дабы те раскрыли в них потаенные таланты, превращает распаковку подарков на день рождения в столь важную часть ритуала. Всегда присутствует подспудная надежда, что неким образом под слоями оберточной бумаги таится чудесный сюрприз — о тебе самом.

— И все это — из-за колоды карт?

Ксориалль не обратил внимания на вопрос, подвинул к Монтгомери маленький столик и положил на него колоду.

— Тебя когда-нибудь гипнотизировали, Дамокл?

— Нет. Я в эту чепуху не верю.

Ксориалль цыкнул языком:

— Гипнотическая способность столь же нормальна и распространена, как способность ко сну, а еще служит хорошим примером врожденных способностей, о которых владельцы не догадываются. Вместо чтений мантр, я намерен воздействовать непосредственно на ту зону твоего мозга, на которую обычно эти методы и действуют. Просто расслабься...

Обернувшись к консоли, он нажал несколько кнопок. У Дэмми в черепе, где-то сразу за глазами, зазвучал едва слышный высокочастотный звон. Комната начала исподволь меняться: в ней появились новые грани, она как будто ожила, стала более объемной и выпуклой.

— Переверни первую карту, мой мальчик. — Голос Ксориалля звучал странно, он был далекий, и в то же время ему нельзя было противиться. Монтгомери перевернул карту.

— Тройка пик, — сонным голосом произнес он.

— Дальше.

Одну за другой Дэмми перевернул все пятьдесят две карты.

— Тасуй, — велел Ксориалль.

Дэмми перетасовал колоду.

— Теперь за каждую верно названную карту тебя ждет соблазнительный приз, — торжественно произнес пожилой господин. Сердце Дэмми забилось, во рту пересохло, и перед мысленным взором замелькали образы невероятных благ. Он быстро переворачивал карты, рисунки казались яркими, наполненными смыслом. Наконец он завершил...

— Все, — сказал Ксориалль. — Теперь вернись в обычное состояние бодрствования.

На глаза будто набросили кисейную пелену. Какое-то время Дэмми испытывал онемение и отупение. Потом это чувство прошло.

— Первая попытка, — сказал Ксориалль.

Дэмми потянулся к колоде.

— Не надо, — коротко остановил его Ксориалль. — По памяти.

— Тройка... пик, — назвал Дэмми. Потом вспомнил еще две карты, и в голове наступила пустота.

— Вторая попытка, — велел Ксориалль.

И тут же перед глазами вспыхнул образ карты. Дэмми быстро назвал всю колоду.

— Еще раз, только начни с двенадцатой карты.

Дэмми справился.

— В обратном порядке.

И с этим Дэмми не оплошал.

— Добавь три к каждому числу на карте, фигурные называй по убыванию старшинства, а масти в таком порядке: сперва пики, потом червы, трефы и бубны.

Дэмми без запинки назвал все, как просили.

— Вот тебе и память, юноша, — радостно объявил Ксориалль. — Для тебя ключом к полному вспоминанию будет тройка пик. Да, и кстати, пока я тобой занимался, то установил триггер, по которому ты сам сможешь ввести себя в состояние гипноза. Ключевое слово: приз.

— Но как, — ошеломленно проговорил Дэмми, — как ты это проделал?

— Скажи, ты бы смог запомнить все карты, используя привычные приемы?

— Конечно... наверное... если бы просмотрел колоду десяток-другой раз.

— Я использую тот же процесс, только слегка добавив смазки. Сколько песен ты знаешь?

— Кто? Я? Да я не занимаюсь...

— ...такими неподобающими мужчине делами. Знаю. И тем не менее, ты слышал много всяких популярных песен, и некоторые отложились в памяти. Среднестатистический человек, под давлением, мог бы вспомнить с десяток. Предположим, что каждая песня состоит из ста слов, каждое из которых гармонирует с определенной нотой. В свою очередь, каждое слово состоит, в среднем, из шести букв. Если бы в них было зашифровано некое сообщение, и при этом последовательность и тона несли дополнительное значение, то можно было бы передавать внушительное количество информации. Согласен?

— Ну, я...

— Сам по себе порядок слов — мощный инструмент. Вот, сравни, для примера: «я тебя люблю» и «люблю я тебя». А так же пунктуация: «да, я тебя люблю» и «да я тебя люблю».

— Э-э-э... да, но...

— Отныне эта возможность не будет тобой растрачиваться впустую. А теперь займемся восстановлением способностей к сосредоточению, счету, дедукции, восприятию образов и прочая. Чем быстрее покончим с подготовкой, тем скорее перейдем к основной части.

Ксориалль задумчиво посмотрел на объект своих опытов.

— Дамокл, что есть самого восхитительного в жизни?

— Уж точно не когда ты запеваешь в душе и вдруг оказывается, что голос у тебя как у Джонни Кэша, — усмехнулся Дэмми.

— Давай начистоту, парень.

Дэмми бросил косой масляный взгляд:

— Ну, думаю, когда на тебя западает клевая телочка.

— Вот именно. И почему же?

Дэмми развел руками:

— Тебе схему нарисовать?

Ксориалль покачал головой:

— Дело не только в перспективе полового акта, мой мальчик. Подобный исход ждет тебя в большинстве иных ситуаций. Это, скорее, лестное представление о самом себе, удивительные и ободряющие новости о том, что ты, оказывается, обладаешь чарами, которым нельзя противиться.

— Бред, док, сколько ты ни разводи в пробирках любовь-морковь, а кое-чего на коленке не вырастишь.

— Неважно. Позднее у нас будет время на развитие всех твоих скрытых талантов. Сейчас нас интересуют основные. Идем. — Он встал.

— Не уверен, стану ли я дальше заниматься по твоей программе, — прорычал Монтгомери, даже не думая подниматься из кресла. — Мне-то что со всего этого?

Ксориалль вздохнул:

— Дамокл, ты хоть представляешь, сколько времени и усилий растрачивается на исполнение ритуалов для поддержания отношений, которых в большинстве случаев даже не существует, — просто как дань традиции?

— Док, притормози немного, говори проще, — саркастично попросил Дэмми.

— По-твоему, тебе пристало изображать неподатливость и нежелание сотрудничать со мной, однако это происходит из необходимости поддерживать образ самодостаточного и доминирующего самца. И вот ты думаешь втянуть меня в символическую беседу, в ходе которой мне предстоит медленно и постепенно сломить в тебе сопротивление посредством приемлемых средств вроде умасливания, возбуждения любопытства и прочая. Ты, естественно, испытываешь необходимость изображать скептицизм, дабы не показаться легковерным — совсем как деревенский парень, завороженный видом хромированных деталей на подержанной машине, который попытается скрыть от продавца свое страстное желание купить ее. Он будет изображать равнодушие, даже подписывая бумаги, лишь бы не показаться легкой добычей. Или как женщина, которая изображает неприступность, тогда как давно уже решила принять ухаживания мужчины, — только бы не показаться ему легкодоступной.

— Ты глубоко копаешь, док, — с наигранным восхищением заметил Дэмми. — От карт к девочкам, которые ломаются... Какое это имеет отношению к овладению дзюдо и секрета, как прожить тысячу лет?

— Учись понимать сам, парень, — грустно ответил Ксориалль. — Признай, что весь этот фарс, твои напускные уверенность и цинизм выдают то, что ты уже заинтригован открывшимися перспективами.

— Не веришь мне? — пролаял Монтгомери. — Отправь меня в Чикаго и увидишь, побегу ли я за тобой, умоляя дать еще шанс.

— Да у тебя талант — отворачиваться от судьбы только ради того, чтобы поддержать имидж. Ты — словно стоик, гордящийся умением воздерживаться и отвергать еду, в которой так нуждается и которой жаждет.

— Хочешь сказать, что я горю желанием остаться в этом ледяном дворце с профессором-неудачником — учиться запоминать крапленую колоду? — фыркнул Монтгомери. — Док, знал бы ты...

— Что за жизнь ждет тебя снаружи, Дамокл? Жалкое существование. — Ксориалль печально улыбнулся. — Жизнь ничтожества, лелеющего тайную веру в собственное превосходство в ожидании счастливого случая, который однажды перевернет его жизнь.

— Я? Я ничего не жду...

Ксориалль продолжал:

— Твой случай, Дамокл, вот он, перед тобой. Ты в некотором смысле уникален. Ты — единственный из миллиардов, кого я выбрал — случайно, не отрицаю, — в качестве подопытного. Так что прошу отбросить все дальнейшие ритуальные возражения, и давай продолжим.

Ксориалль развернулся и ушел. Монтгомери посидел еще немного, затем встал из-за стола и последовал за ним.

— Это, — сказал Ксориалль, указывая на кресло, над спинкой которого навис колпак в форме улья, — синаптический катализатор. — Он с любовью погладил устройство. — Довольно грубая полевая модель, собранная, как и все здесь, из местных компонентов. Зато эффективная. Ускоряет обычный процесс обучения, тем самым несказанно облегчая нам задачу. Присаживайся, мальчик мой, а я пока проверю настройки.

— На вид — фен из салона красоты, — неодобрительно заметил Монтгомери. — Увидел бы кто меня под ним...

— Я думал, мы согласились отбросить ритуалы. Мне уже ясно, что ты исполняешь роль зрелого самца, готового сражаться за еду и самку и не терпящего женоподобности. Присядь.

Дэмми, всем своим видом выказывая неохоту, подчинился.

— Ты мне сейчас будешь картинки на стену проецировать, а я на вопросы отвечать, да?

— Я работаю напрямую с головным мозгом, — с отсутствующим видом объяснил Ксориалль, разбираясь с переключателями на небольшой консоли. — Сперва я дам залп импульсами тебе в кору, отмечу результаты и выставлю соответствующие параметры ввода.

— Но ты не превратишь в кашу мои мозги? — спросил Дэмми, и Ксориалль с грустью взглянул на него.

— Дэмми, уверяю тебя, мои планы очень далеки от того, чтобы уничтожать твой мозг. Мне дорого стоило добыть нормальную, здоровую и нетренированную нервную систему, пригодную для опытов. Малейшее нарушение в ней сделает тебя полностью бесполезным.

— Если пропущенное через мозг электричество не даст нарушений, то я уж не знаю, что даст!

— Вот именно, не знаешь. Принцип действия у катализатора тот же, что и у фонарика, которым окулист светит тебе в глаз, — врач проверяет, а не губит твое зрение. Оставь уже свои предрассудки, инстинктивные страхи и ритуальные возражения и позволь мне продолжить.

Дэмми все еще ворчал под нос, но уже не возражал, когда Ксориалль опустил ему на голову колпак и вернулся за консоль.

— Сиди тихо, — приказал он. — Калибровка займет пару мгновений и пройдет безболезненно. Уж поверь.

Послышалось легкое гудение, и краем уха Дэмми как будто расслышал смутные голоса. Однако ничего при этом не ощутил.

— Ты ведь не рентгеном меня просвечиваешь? — спросил он.

Ксориалль нетерпеливо запыхтел.

— Это нейронные колебания, идентичные тем, которые производит твое ментальное поле.

Он коснулся кнопки на панели, и бормотание стихло. Затем сосредоточенно нахмурился и стал возиться с рычажками и переключателями.

— А теперь, — сказал он наконец, — я думаю, мы что-нибудь сделаем с этим твоим ужасающим диалектом. А то ты, похоже, забываешь, что грамматика и синтаксис в общении выполняют важные функции. — И он снова склонился над консолью.

— Мне это не нравится, — запротестовал Дэмми. — Хочешь сделать так, чтобы я заговорил, как профессор колледжа? Или что еще?

— Или что еще... — передразнил его Ксориалль. — Превосходный пример того, каким мусором ты засоряешь свою речь. А теперь — тихо.

Дэмми нервничал. В мозгу защекотало, между ушей словно тихонько запищали мышки-сплетницы. Так продолжалось, пока Дэмми разглядывал внезапно возникшие перед ним небывалые виды.

— Ну вот. — Голос Ксориалля вернул его к реальности. — Улучшение должно быть налицо. Скажи что-нибудь, мальчик мой.

— А что тебе хотелось бы услышать? — быстро ответил Дэмми. — В смысле... э-э-э... а, да, конечно, док. Че?

— Не противься импульсу говорить чисто, Дамокл. Расскажи о своих впечатлениях от процесса учебы.

— Методы, как мне кажется, невероятно высокотехнологичны. Но рано судить об их эффективности, пока не я не соберу больше данных... — Монтгомери запнулся и покачал головой. — Эпическая сила, док, ты наградил меня такой манерой речи, что кореша на смех поднимут... Это... черт возьми, я будто по книге читаю! Что ты задумал? К чему все это?

— Ну, будет, будет, мой мальчик, угомонись. Продолжим?

— У меня нет выбора... в смысле, какая разница, что я отвечу? Ты все равно пойдешь дальше... Это... давай продолжай !

— Вот верно. Смотрю, ты потихоньку набираешься мудрости.

— Мудрость не разрешила бы мне связаться с тобой, — горько посетовал Дэмми, — пока ты мне манеру речи не изгадил.

— Цинизм тебе не к лицу, — цыкнув языком, с напускной суровостью сказал Ксориалль. — Однако, продолжаем.