POV Тимур
Никоненко морозные глаза, хладнокровного убийцы, перевёл с меня на тренера:
— Дайте, посмотрю, — в сторону сдвинул.
— Да, да, я вас слушаю, — среагировал я на голос диспетчера, которая начала инструктировать, что делать.
Но я уже просто слушал, следя за действиями Лектора.
— Твою мать! — Никоненко рванул рубаху на груди Саныча.
— Давно? — вкинул на меня глаза.
— Не знаю, пару минут как… Он пошёл чайник поставить, я услышал звук, крикнул, — продолжал бормотать, меня колотило от ужаса.
— Скажи, что сердечный приступ. Остановка сердца, пытаемся реанимировать, — это всё отчеканил аккурат с манипуляциями, как в кино. Массаж сердца. Ритмично и выверено.
Я от волнения места не находил.
— А ну помогай! — рыкнул Андрей Вячеславович, мои руки на грудь Санычу водрузив и задав темп надавливания, — это делаешь, когда скажу, понял?
— Да, — нервно кивнул я.
— Стоп! — скомандовал Лектор и только я застыл, принялся Санычу делать искусственное дыхание, время от времени указывая мне, когда продолжать качать. И короткие паузы проверяя, появился ли пульс.
— Да! — после очередной серии манипуляций, подвыл мужик. — Давай, Саныч! Давай, дыши! — бормотал исступлённо, перехватив у меня инициативу и собственноручно качать сердечную мышцу тренера.
Мне это вечностью казалось.
Но вскоре прибыла скорая, и всё завертелось. Саныча на носилки положили, я помог его спустить.
Меня с ним не взяли, но я на машине следом ехал до больницы. Сказался его родственником, благо документов не попросили, так что я у двери реанимации сидел и ждал.
— Он очень плох, — вышел врач и сочувствующе качнул головой. — Вам бы домой. К нему всё равно не пустим. Но если что-то изменится, мы обязательно вам позвоним.
Я убито дошёл до тачки. Сел… по рулю руками стал лупить, наплевав на гипс, потому что, су*а, несправедливость уже зае*ла!
А потом к Санычу домой погнал, хотел узнать номер телефона жены Саныча.
Дверь оказалась запертой, но после нескольких звонков и стучаний, открылась дверь напротив.
— Вернулся, — кивнул Лектор, протянув ключи. — Держи.
— Спасибо, — покрутил связку.
— Как он?
— Сказали, хреново всё…
Никоненко задумчиво покивал своим мыслям.
— Жена у него вроде была. Найти бы телефон…
— В книжке записной посмотри, — разумно подсказал Лектор.
— Спасибо, — опять пробурчал я.
— Как будет что-то известно, стучи… — обронил напоследок Никоненко и закрыл дверь.
Я был на проводе ночь и утро.
С Игорьком созвонился. Он подрывался приехать, но я заверил, что пока нет смыла, но если вдруг что-то… его помощь будет очень нужна.
Жена Саныча недовольно уточнила, когда ему стало плохо и куда увезли. Кто присматривает за квартирой. На этом её интерес затих.
Видать так и уснул лицом в стол, а разбудил меня стук в дверь!
Это был Андрей Вячеславович.
— Вы ещё здесь? — без злобы, со скучающим интересом.
— Да, жду его жену. Сказала, заедет, — я прокашлялся. — Хотел с ней за некоторые вещи обговорить, если она позволит, — качнул неопределённо головой.
— Новостей из больницы нет? — осведомился Лектор.
— Пока тишина…
Ударом стал звонок в больницу, когда я больше не мог ждать и сам набрал днём. Саныч умер, не приходя в себя. Мне было нужно это осознать, пережить.
Только как?
Я потерял человека огромной души. И я схватился за волосы, безмолвно вопя. От меня в очередной раз отсекли кусок.
Прежде, чем поехать в морг, позвонил жене Саныча, она обещала, что мы встретимся на месте, но я её не встретил. Постоял немного возле тела тренера, прощаясь, винясь…
Уже из машины вновь набрал супругу Саныча. Она что-то проворчала, что некогда было, зато я могу забрать то, что ей не нужно. Оказывается, она это время потратила на очистку квартиры. Вполне ожидаемо, чтобы я не дай бог…
Я уже устал невозможно, но до квартиры тренера прокатился. Мне никто не открыл ни у Саныча, ни у Никоненко, поэтому ничего другого не оставалось, как написать Лектору записку с номером телефона и просьбой, набрать, когда можно заехать, если вещи или ключи от квартиры соседа у него.
К Игорьку возвращался нехотя, знал, что ожидал шквал вопросов, которыми меня и забросали, и когда наконец отмахнулся, перекусил, меня отпустили…
Спал крепко, а из сна меня вырвал звонок Никоненко.
— Я уже дома, закатывай, она передала тебе кое-что.
Лектор меня к себе домой впустил. Кивнул на коробки:
— Это тебе.
— Спасибо, — я присел на корточки, глядя на оставленные вещи. Взял пару фоток, наш первый кубок, шайбу…
От Саныча больше ничего не осталось. Только это и память об огромном сердце этого человека.
— Значит, ты тот самый Бажов?
Я хмуро глянул на Лектора.
— Саныч мало говорил, но если, — многозначительно помолчал, — это были слова о тебе. Он… любил тебя.
Глаза нестерпимо резало. Я втянул воздух:
— Он мне отца заменил, — выпрямился. — Саныч был лучшим человеком из всех, кого встречал.
— Да, — задумчиво кивнул Андрей Вячеславович.
— А вы, значит, здесь… — не договорил, бегло глянул на скромную квартирку. Казалось бы непоследнего специалиста в хорошей должности.
— А ты думал я бабло, которое в клинику поступает, на особняки и яхты трачу? — беззлобно уточнил.
— Типа того. И на тёлок…
Что кривить душой?
— Может потом, — цыкнул Лектор, — а пока так… Чай, кофе?
— Нет, — качнул головой, а когда в животе предательски заурчало, вспомнил, что примчался сюда спросонья и даже не перекусил.
— От кофе не откажусь, — благодарно пробурчал. Кухня тоже была не из супероборудованных, но качественная, продуманная, без излишеств и шика.
Говорили больше о Саныче его любви к хоккею. О том, что последнее время он был плох сердцем, а потом на его мальчишек переключились и мне точно обухом по голове.
— Бл*! — вскочил со стула.
— Ты куда? — с недоумением за мной в коридор поспешил Никоненко.
— Я забыл о пацанах! — торопливо обувался. — Они же на каток каждый день наверное бегают. Может не в курсе, что с Санычем, я пойду, — выбежал из квартиры, на ходу в куртку облачаясь.
Прыгнул в тачку, пригнал к дворовой коробке, время хоть и было позднее, а несколько человек одиноко с клюшками катались. Я помялся в машине. Порыв был, а теперь правда жизни настигла — я не знал, как подросткам о таком сказать…
Собравшись мыслями, вышел.
У бортика встал, оперившись локтями. Смотрел как трое оттачивали прокат, бросок. А один защищал ворота.
Точно по команде пацаны на меня уставились. Обменялись короткими фразами и подкатили:
— А вы Саныча не видели? — самый бойкий уточнил. Данила.
— Видел, — с трудом кивнул, ощущая горечь во рту и резь в глазах. — Он… Саныч… умер.
— Что? Как? Чёрт! Блин… — парни не сдерживали эмоций в отличие от меня. Расплакались без лишних подвываний. По-мужски…
— И что теперь? — шмыгнул носом Данила. На его глазах блестели злые слёзы. — Мы теперь никому не нужны!..
Пацаны головы склонили, продолжая вариться в своих мыслях и грустить. Мне было тяжко… и я не знал, чем помочь.
Уж было отвернулся, как телефон запиликал:
— Это Андрей Вячеславович, — удивил звонком Лектор. — Вы не забрали вещи, — напомнил услужливо. — Если не нужны…
— Нет-нет, — заверил торопливо. — Я заскочу за ними. Спасибо.
— Эй, пацаны, — даже не знал, что от них хотел. Мысли толком не оформились: — Если ещё не передумали играть, завтра, как обычно приходите.
Ребята вытаращились неверующе, да и я сам глох от волнительного боя сердца. Идиот конченный, не понимаю, что собирался с ними делать.
НАХЕР?
Я же… не тренер.
Мне некогда! Да и отпуск скоро окончится…
Сел в машину, ключи в скважину. И завис с включенным движком.
Я не мог быть настолько кретином, но по ходу был…
— Ещё раз здрасти, — кивнул, только Никоненко дверь открыл.
— И тебе, — улыбнулся скупо мужик, махнув, приглашая к себе в коридор, — коробки на месте.
— Спасибо, — прошёл в квартиру. Не разбирал — подхватил, что осталось памятного от Саныча.
— И что делать будешь? — у порога меня остановил голос Андрея Вячеславовича
— Пацанам отдам, — повёл плечом. — Им нужнее и пока я здесь, подумаю, как бы их пристроить. Может, удастся им тренера найти.
Никоненко странное лицо сделал: не то удивился, не то оценил.
— Что ж, удачи, — руку протянул, — теперь вижу, что рассказы о тебе не были вымыслом. Саныч видел чуть человека. Я был уверен, что игроки твоего уровня уже не меняются.
Я виновато гипсом качнул, намекая, что не могу ответить пожатиям.
— Не, я гнилой, — пристыженно буркнул. — Ничем не лучше, не хуже. Хотя среди игроков встречаются как порядочные гондоны, так и нормальные. Они-то и помогали, — чуть коробками тряхнул с гуманитарной помощью. — Всего хорошего, — обронил, по ступеням сбегая.
— Слушай, Бажов Тимур, — нагнало меня на лестничном пролёте ниже, — как будет время в клинику приезжай.
Я чуть не упал, соступая… Коробки в моих руках брякнули вещами.
— Ч-что? — даже головой выглянул, чтобы убедиться, что не послышалось.
— Если не передумал Алию вернуть её из внутреннего Ада, приезжай…
— Завтра? — с надеждой и даже задохнулся от чувств.
— Приезжай…
— Во сколько?
— С утра! — кивнул Никоненко.
— С утра, с утра? — на всякий случай уточнил.
— До завтра, — кивнул Никоненко и затворил дверь.
Я ещё несколько секунд стоял, ошарашенно пытался собраться с мыслями. Не верил… Это ведь нереально… Или реально?
Спал урывками, упивался кофе, и конечно в клинику примчался ни свет, ни заря, потому что до одури боялся промахнутся с «утром».
Лучше раньше приехать.
Завидя Лектора, подходящего к двери клиники, и я из тачки выйти поспешил. Руками в карманы нырнул, голову в плечи вжал — на улице дубак страшенный, вот я и жался от холода.
— Здрасти, — поздоровался с Никоненко, поравнявшись.
— Ты уже здесь? — вскинул брови заведующий. — Или с ночи?
— Нет! — качнул головой, запоздало осознав, что Лектор насмехался.
— Ну пойдем, Бажов Тимур Настырович, — теперь уже не таясь хмыкнул Андрей Вячеславович.
— Её раньше часто навещали, а теперь, — умолк, пока шагали по коридору, — теперь, раз в месяц. И то, глянут, живали ли, есть ли улучшения, проверят по оплате счета и всё! — не жаловался, просто информировал.
— Доровский? — не то чтобы спрашивал, так пояснить, что в курсе.
Андрей Вячеславович глянул на меня косо, но не ответил.
— В этом месяце проверка уже была, но всё равно нужно быть предельно осторожными.
— Я бы не назвал её случай критичным, но если у пациента нет смысла к жизни, нет опоры, поддержки, — мы дошли до кабинета Андрея Вячеславовича, — ей не выбраться из своего Ада, а туда она себя загнала сама. По-первости хотя бы ходила, ела, говорила, а теперь…
— Я хочу знать, что с ей случилось, — уже в кабинете.
— Боюсь… — тяжко выдохнул Никоненко.
— Без этого, я не знаю, куда двигаться, чтобы не навредить. Что можно говорить, и как можно себя вести…
— Но если вы были знакомы… и хорошо, — выделил значимо, намекая на близость, — у вас своё прошлое, и мне кажется лучше опираться на это.
— Хе*я, — мрачно обронил я. — Мы с ней, — запнулся… — многое у нас было и… не всегда гладко. Я чертовски сложная, упрямая и закрытая. Поэтому мне нужно знать точно, что случилось. Я не хочу перейти черту ЕЮ допустимого!
Никоненко мрачно жевал губы и задумчиво смотрел перед собой.
— Люблю я её! — не сразу понял, что опять голос подал. Вроде мысль жужжала, черепушку таранила. Так ведь она давно со мной. Часто беспокоила, но я не озвучивал этого.
Андрей Вячеславович на меня глянул косо и я кивнул:
— Так люблю, что давно не живу. Позвольте мне её спасти, чтобы вернуться к жизни.
— Однажды я узнал, что мой сын сидит на игле, — тихо пробормотал Никоненко. — Это стало неожиданностью. Я искал разные методы излечения: навязывал, заставлял, уговаривал. Сражался за него, но, к сожалению, проиграл. Это было ударом. Я нашёл спасение в работе. Но так погрузился, что поздно заметил, что и жену потерял. Она много пила, как бы я это не пытался отрицать. Пила и меня винила в смерти сына. Я не слышал её, потому что мне было так легче. Она вышла из окна, — коротко помолчал Лектор. — Так что я… тот самый специалист, кто занят бедами других, но при этом не смог спасти самых важных людей в своей жизни, — ему тяжко давалось признание. — Я знаю, что такое любить. Я знаю, что такое терять. Мне известно, что такое одиночество. И я знаю, что такое… боль… — опять задумчиво помолчал. — Я не могу вам дать её личное дело, — ровно отозвался заведующий, глядя в упор.
Встал, прошёлся до высоких шкафов с большими ячейками. Одну приоткрыл:
— Но у меня обход… — Надел белый халат. — Я вас жду в зале, — и с тем же спокойствием вышел из кабинета.
Дверь захлопнулась, я несколько секунд смотрел то на дверь, то на шкаф, а потом точно с пинка, бросился к выдвинутому ящику.
Перебирал папки с инициалами, пока не наткнулся на Алиину.
Вытащил, распахнул.