Запрет на любовь

— Знает.

— Скажи, Марсель, а есть какая-нибудь песня, из старых, которую ты сам любишь петь?

Да, не показалось. На «ты» перешла. Хороший знак.

— Их несколько. Мне нравятся песни «Кино» и «Наутилуса».

— Давай! — активно подбадривает.

Тата закатывает глаза и тянется к печенькам, вопреки диете, о которой рассказывала как-то Филатовой.

— Ты говоришь, что у тебя по географии трояк,

А мне на это просто наплевать.

Ты говоришь, из-за тебя там кто-то получил синяк,

Многозначительно молчу, и дальше мы идём гулять.

У-у, восьмиклассница,

У-у, восьмиклассница^[21]

Завершаю свой перфомэнс любимой песней «Наутилуса»

— Когда умолкнут все песни

Которых я не знаю

В терпком воздухе крикнет

Последний мой бумажный пароход

Гудбай Америка — о где я не был никогда

Прощай навсегда

Возьми банджо сыграй мне на прощанье^[22]

Пальцы отбивают последний аккорд.

— Чай остыл, — Алиса Андреевна платком вытирает уголки глаз и подозрительно шмыгает носом.

— Нормально. Я холодный пью, — опускаю гитару.

— Ох! Что же это? — бабушка Таты прижимает ладони ко рту и смотрит на футболку.

Едрид…

Пропиталась.

— Что там?

— Сердце, по ходу, кровоточит, — отшучиваюсь.

— Несмешно, — хмурится Джугели.

— Да не парьтесь. Тесанулся о забор.

— Дай-ка посмотреть, — Алиса Андреевна встаёт со стула и подходит ко мне.

— Нормально там всё.

— Где ж нормально?

Пытаюсь убедить их в том, что помощь не нужна, но Зарецкая, не обращая на мои слова внимания, всё-таки поднимает футболку.

— Батюшки!

У неё звонит телефон.

— Эдик, — растерянно смотрит на экран. — Отвечу. Вы молчите, время-то уже позднее, — оглядывается на часы, висящие на стене.

— Пошли со мной, — вставая из-за стола, командует Джугели.

— Куда?

— В ванную куда, там есть аптечка, — направляясь к двери, бросает через плечо.

Глава 29

Тата

Про родственников бабушки я Абрамову солгала, естественно. Никуда в субботу мы не ездили, однако в воскресенье… Случается то, чего я никак не ожидаю.

В доме Зарецких вдруг объявляется Она. Известная балерина. Прима. Условно давшая мне жизнь. Речь о моей матери, как вы понимаете.

Рано проснувшись, иду в спортзал. Занимаюсь. Потом принимаю ванну. Одеваюсь. Сижу на веранде, слушая чириканье птиц.

Уже девять. Бабушка почему-то не зовёт меня на завтрак, и я решаю, что нужно спуститься.

Лучше бы не спускалась, честное слово.

— Что она здесь делает? — мой вопрос в повисшей тишине звучит довольно громко и резко.

Плевать.

— Здравствуй, Тата.

— Ты позвонила ей?

Алиса Андреевна испуганно качает головой, когда я устремляю свой гневный взгляд на неё.

— Бабушка не знала о том, что я приехала в Красоморск.

— Ну уж конечно, — усмехаюсь, спускаясь по ступенькам.

Не верю.

— Город маленький, — продолжает женщина, называющая себя моей матерью, — друзья Дани позвонили нам. Сказали, что у тебя случился приступ.

Друзья Дани.

Это что же получается? Кто-то из родителей моих одноклассников общается с Ним? Какой ужас!

— Как ты себя чувствуешь?

Эта игра в заботу так раздражает.

— Было отлично, пока ты тут не появилась.

Она обиженно поджимает губы, а я, остановившись у дивана, складываю руки перед собой и пристально её рассматриваю.

Горделивая осанка. Утончённость, грация и женственность.

Шпилька. Брючный костюм небесно-голубого цвета. Длинные, русые волосы собраны в аккуратный, высокий пучок. Идеальный макияж. Украшения.

Красивая, бесспорно.

Что-то по наследству досталось и мне, но я рада тому факту, что от отца взяла куда больше. Как в плане внешности, так и в плане своего характера.

— Я вас оставлю, — наконец обретает голос Алиса Андреевна.

— Зачем? — спрашиваю, нахмурившись.

— Я хочу пообщаться с тобой, — поясняет Анастасия.

— А если я — нет? — выдаю как есть.

— Не можешь уделить матери полчаса времени? — её голос вибрирует. Кажется, что ещё немного — и она сорвётся в слёзы.

— Завтрак-то сегодня будет, нет? — поворачиваюсь к бабушке.

Аппетит пропал, но в горле от волнения пересохло. Я бы с удовольствием выпила чего-нибудь. Воды. Сока.

— Скажу Наталье, — она кивает и удаляется из гостиной.

— Поговорим?

— О чём? О болезни, которой ты меня наградила? — прохожу мимо примы и присаживаюсь в кресло.

— Мне жаль, что у тебя…

— Когда ждать следующего приступа? — бесцеремонно перебиваю.

— Это всё индивидуально. У меня они случались в моменты сильного нервного перенапряжения.

— Случались? Говоришь в прошедшем времени. Ты вылечилась от эпилепсии?

Стараюсь не выдавать своего любопытства, но мне и правда важно услышать ответ, ведь читая статьи в интернете, я его так и не получила.

— В моём случае, как оказалось, эпилептические припадки были вызваны проблемами, связанными со снабжением мозговых тканей кислородом.

— И?

— Три года назад я перенесла хирургическое вмешательство. Мне делали операцию на сосудах головного мозга.

— Значит, помогло?

— Пока я в ремиссии, но всё ещё принимаю некоторые препараты.

— Интересно… И как с таким заболеванием тебя взяли в Большой и Мариинку?^[23]

— О моей болезни никто не знал и не знает. Я скрывала это.

— Класс, — усмехаюсь, — зато мой приступ обсуждает весь Красоморск.

Намекаю на то, что инфа дошла аж до неё.

— Я заберу твои снимки и результаты обследования в Питер. Покажу их своему врачу. Рузанова — отличный специалист. Она подскажет, в каком направлении двигаться.

— Благодарности не жди. Эти приступы — исключительно твоя заслуга, — цежу сквозь зубы.

— Как тебе Красоморск?

— Никак.

— Бабушка с дедушкой приняли тебя хорошо?

— Нормально.

— Выпускной класс. Сложно, наверное, вдруг поменять всё?

Молчу.

— Новая школа. Ребята. Привыкаешь потихоньку? — нервничая, складывает ладони вместе, и я отмечаю обручальное кольцо на безымянном пальце.

До подкатывающей тошноты эта картинка зависает в памяти.

— Я не собираюсь привыкать. Скоро отца отпустят, и я вернусь в Москву.

— Насколько я в курсе, там всё очень сложно.

— Ты в курсе? С чего бы? — искренне удивляюсь.

— Твой дедушка отправлял в столицу своего адвоката.

— Папа ни в чём не виноват. Его подставили компаньоны. Никаких махинаций он не совершал, ясно?

— Дай Бог, чтобы это было так.

— Это так! — давлю уверенно. — Не смей обвинять его в том, чего он не делал!

— Не буду. Он — твой отец, — отзывается спокойно. — Ты вправе его защищать. Даже если факты говорят об обратном.

— Какие ещё факты? — возмущённо спрашиваю.

— Тата, крупный бизнес — это не всегда белая бухгалтерия и прозрачные механизмы. Там, где крутятся большие деньги, зачастую задействованы теневые схемы. Амиран часто рисковал и…

— Что ТЫ можешь знать об этом? Ты, променявшая преуспевающего бизнесмена на бандита?

Мать резко меняется в лице.

Замирает.

Бледнеет.

Приоткрывает рот.

— Мне прекрасно известно, с кем ты живёшь.

— Даня — хороший человек, — её губы дрожат.

— Хорошие люди не организовывают похищение и не требуют выкуп.

— Ты не знаешь, почему он пошёл на это… — произносит тихо.

— Хорошие люди не вламываются в чужой офис средь бела дня! Не избивают толпой одного. Не угрожают! Не приставляют пистолет к виску, — чеканю, глядя ей в глаза.

Мать смотрит на меня шокированно. Не моргает и, кажется, даже не дышит.

— Что ещё Амиран рассказал тебе?

— Да всё, — прищуриваюсь. — Про то, как ты изменяла ему, сбегая из театра к этому своему Дане.

Её скулы показательно розовеют.

— Про то, как отцу пришлось силой увезти тебя в Тбилиси, чтобы разорвать эту мерзкую связь. Про твои истерики и скандалы. Про то, как ты издевалась над ним. Про то, как ты меня не хотела. Про то, как у тебя поехала крыша. Про то, как попала в особое учреждение на почве нервного срыва. Мне продолжать?

Закусывает губу, глотая слёзы.

— Он меня вырастил, он дал воспитание. А ты кто? Та, которая появлялась раз в полгода с куклой в руках?

— Твой отец шесть лет скрывал от меня правду!

— Потому что не хотел, чтобы эти бандиты забрали у него ещё и дочь!

— Амиран запрещал приезжать, а потом и вовсе настроил тебя против меня.

Качаю головой.

— Нет. Ты сама своими поступками настроила меня против себя.

— Но ты ведь ничего не знаешь!

— Я знаю достаточно. Ты для меня — чужой человек.

— Я твоя мать… — плачет, но меня её слёзы совершенно не трогают.

— Язык ещё поворачивается называть себя так!

— Послушай… Если бы мы поговорили. Если бы ты дала мне шанс объясниться…

— Нечего тут объяснять, — пресекаю её попытку меня разжалобить. — Пока отец, один, занимался мной, ты беззаботно проводила время со своим Климовым! Каждый сделал свой выбор. Головой или другим местом, не знаю. Чего же теперь ты от меня хочешь? Общения? А зачем оно мне, скажи? Зачем ты мне сейчас? Я давно привыкла к тому, что тебя нет рядом!

— Откуда в тебе столько жестокости, Тата?

В её глазах осуждение и мольба.

— Столько же, сколько в тебе лицемерия! — припечатываю ледяным тоном. — Сидишь тут, строишь из себя заботливую мать. Какое тебе до меня дело? — кричу, вскочив с кресла. — Возвращайся к своему Дане и забудь вообще о моём существовании!

— Я не могу так…

— Какая же ты лживая!

— Тата, послушай… — отчаянно рыдает. Тоже встаёт. Пытается ко мне приблизиться.

— Нет, это ты послушай! — выставляю ладони вперёд, ограждаясь от неё. — Я не хочу тебя больше видеть. Я никогда не приму тебя после того, что ты сделала.

— Дочка…

Как в детстве. В ту нашу первую встречу. Оседает к моим ногам.

— Чёртова предательница, променявшая свою семью на бандита и рецидивиста.

— Тата…

— Я люблю своего отца. Безумно. Всецело. А ты… Считай, что ты… умерла для меня. Давно. Навсегда. Слышишь, навсегда? — выпаливаю и ухожу, оставляя её с бабушкой, статуей застывшей в дверях.

Перед глазами мутнеет.

Меня трясёт от злости и обиды, растекающейся горячей жижей по венам.

Выбегаю на улицу.

Добравшись до ворот, беру велосипед и требую, чтобы охрана немедленно выпустила меня за пределы дома ненавистной семьи Зарецких.

Сперва никто на меня не реагирует, но уже пару минут спустя автоматические ворота открываются, и я, шаркнув шинами, выезжаю на дорогу навстречу ветру.

*********

Мать, к сожалению, не уехала.

Вечером субботы я поняла, что она осталась в доме своих родителей, и это очень напрягает. Потому что находиться в его стенах лично для меня теперь стало просто невыносимо.

— Спасибо, — бросаю водителю и, не дожидаясь пока он откроет мне дверь, вылезаю из машины.

Поправляю юбку. Распрямляю плечи.

В глаза светит утреннее солнце, но настроение со вчерашнего дня отвратительное.

Клянусь, если бы мне было восемнадцать, я бы ещё вчера покинула этот город. Однако, увы, вопреки мечтам, я снова иду вдоль забора местной общеобразовательной школы…

— Тата!

По голосу узнаю Филатову.

Не оборачиваюсь, не останавливаюсь, но она уже через несколько секунд меня догоняет.

— Привет! Ты вернулась?

— Как видишь.

Кивает.

— Выглядишь хорошо. Чувствуешь себя нормально?

— Да.

— Слава Богу. Мы с ребятами за тебя очень переживали.

— Не стоило. Я в порядке. Что там за толпа? — нахмурившись, спрашиваю.

— Это наши, — прищуривается Полина, чтобы разглядеть.

— А что происходит? У них транспаранты в руках? — замечаю большие плакаты, когда подходим ближе.

— Мать Вепренцевой помогла. Она в издательстве работает. Книжки детские печатает. Сказки, раскраски, развивайки всякие.

«Верните Шац!»

«Германовна — лучшая!»

«Без неё учиться не будем!»

— Полин, не пойму, Матильду уволили? — догадываюсь, читая тексты.

— Ага, — расстроенно подтверждает моё предположение.

Блин.

Почему Абрамов мне не рассказал?

— Ребята настроены бастовать сегодня. И знаешь, да простит меня бабушка, но сегодня я на их стороне. Матильда Германовна давно с нами. Она не заслужила к себе подобного отношения.

— Её уволили из-за меня? — всё же осмеливаюсь задать этот вопрос.

— Скорее из-за Ковалёвой. Плюс побег Мозгалина. Всё до кучи, — уклончиво отвечает она, но я не могу отделаться от ощущения, что это мой дед расстарался. Бабушка ведь неоднократно упоминала о его связях, рычагах и возможностях.

— А мать Ромасенко не тронули?

— У неё сейчас есть защита чиновника Градова, — тихо шепчет Филатова. — Так что… все шишки достались Шац. Ромасенко вон из дома в очередной раз ушёл. Поскандалил с матерью из-за этого.

Подходим ещё ближе.

Замечаю, что все присутствующие столпились вокруг Марселя и его мотоцикла, того самого чёрного Kаwаsаki ninjа, ездить на котором ему временно запрещалось.

— О, Джугели. С возвращением, — первым отмечает моё появление Горький.

Одноклассники, как по команде, одновременно поворачиваются.

Таращатся на меня. Молча.

— Всем привет, — переломив себя, здороваюсь первой. — Для меня плакат найдётся? — обращаюсь к Вепренцевой.

— Да, — кивает она и передаёт мне один из них.

Выдыхаю.

Никто из них не набрасывается на меня с обвинениями. Либо не знают насчёт жалобы деда, либо…

— Какой план? — громко осведомляется староста, стоящая справа от меня.

— Вы только посмотрите, наша монахиня тоже решила поиграть в бунт, — хмыкает Зайцева, которая, на удивление, тоже тут.

— Один за всех и все за одного, — чуть стушевавшись, произносит Полина.

— Вот за такую старосту не стыдно, — хвалит её Денис, и она, буркнув «спасибо», заливается краской.

— Нас же не исключат за это? — робко интересуется в следующую секунду.

— Всех исключить не могут. Не очкуй, Поль.

— Ладно.

— Заходить за ворота не будем. Иначе нас, как скот, загонят в здание, — подаёт голос тот, в чью сторону я стараюсь не смотреть.

— Тогда вот что, — среди нас оказывается и его не менее кучерявая сестра. — Вы — телевидение встречайте здесь, а мы с десятым «А» и девятым «Б» устроим митинг на втором этаже. Через окна как раз тоже видно будет, если представителей местного телеканала не пропустят на территорию.

— Замётано.

— Хлопушки гони, — она протягивает раскрытую ладонь.

— Аккуратно. Сама не кидай и гоблинам своим скажи, чтобы под ноги вам не бросали. В пустых коридорах только, шумихи ради. Не раньше чем через десять минут после звонка. Усекла?

— Окей, — прячет то, что отдал ей брат. — Тогда я пошла.

— Давай.

Девчонка, смерив меня недовольным взглядом, исчезает за калиткой.

— А телевидение откуда? — спрашиваю у Полины.

— Отец Свободного организовал. Время согласовано.

— Предки уже у здания Управления образованием, — Петров показывает фотку. — Мать даёт интервью.

— Отлично.

Вот это они развернули мероприятие…

Невольно восхищаюсь сплочённостью коллектива. Детского и взрослого. Хотя про детский ещё со времён бойкота всё было понятно.

— Так… Кого нет? Филатова, есть список класса?

— Разумеется, — она достаёт из сумки лист формата А четыре.

— Отсутствует… Мозгалин.

— Мать, Слава Богу, не пустила этого малахольного сегодня в школу.

— Сиухин.

— А где он?

— Болеет, — прилетает из толпы.

— Вебер.

— Вон она пилит ваша чёрная ведьма.

— Рустамов.

— Слился, по ходу.

— Ковалёва.

— Ну с этой всё понятно, — усмехается Ромасенко.

— Остальные на месте.

— Давайте немного рассредоточимся, поднимем плакаты. Произнесём речёвку. Запишем видос и сделаем фотки. Жень, сможешь экстренно залить контент в соцсети?

— Да влёгкую, — фыркает рыжеволосая, отвечая Вепренцевой.

— Ну супер. Про план Б все помнят?

— Да.

Что ещё за план Б?

— А чё эт тут у вас? — рядом с нами притормаживает мальчуган. Растрёпанный и сонный.

Часть рубашки не заправлена в брюки. Одна лямка на портфеле оторвана.

— Мелкий, иди в школу.

— А я не хочу. Хочу позырить, чё за флешмоб, — упирается тот.

— Топай давай, пока тебя менты не забрали за соучастие.

— Менты? — удивляется паренёк.

— Слышь сирены?

Они и правда звучат где-то вдалеке.

— Да.

Это по твою душу, — оскалившись, запугивает его Ромасенко.

— Понял, — косится по сторонам мальчик. — Ну я пойду тогда? У меня математика. Марина Петровна ругаться будет, если опоздаю.

— Дуй давай, любопытный.

— Привет, — Илона, протиснувшаяся сквозь толпу, подходит к нам с Полей и на секунду сжимает мою ладонь.

— Привет.

Не знаю, как реагировать на этот странный жест.

— Ну всё. Погнали, — командует Абрамов, когда до нас доносится трель звонка.

Вот тут-то и начинается самое интересное. Ребята под руководством Филатовой выстраиваются в два ряда и дружно поднимают плакаты, громко зачитывая речёвку:

«Дайте Шац ещё один шанс»

Честно говоря, я впервые участвую в подобного рода мероприятиях, но учитывая обстоятельства, считаю, что определённо должна, ведь моя вина в произошедшем точно есть.

«Дайте Шац ещё один шанс» — скандируем хором, не обращая внимания на охранника, призывающего нас к порядку.

Плюнув на уговоры, он кому-то звонит. Как оказывается, директрисе и завучу, которые тоже вскоре выходят к нам за калитку.

— Немедленно прекратите это безобразие!

— Максим, Марсель, хватит! Что вы тут устроили?

Администрация возмущается, бегает вокруг нас, а Зайцева всё это под шумок снимает.

— Добрый день. Канал «Красоморск-livе», объясните, что у вас происходит?

Журналистка на пару с оператором выскакивает невесть откуда как чёрт из табакерки. В это же самое время в школе начинают бахать «хлопушки».

Завуч, мать Ромасенко и перепуганная соц-педагог Одуван немедленно спешат вернуться в здание.

— Девушка, расскажите нам, что случилось? — Филатову, неожиданно для всех, выдёргивают из толпы телевизионщики.

— Эм-м-м, — Полинка, увидев перед носом микрофон, теряется, бледнеет и впадает в состояние самого настоящего шока.

— Давай, мышь, не подводи класс! — шипит в спину Зайцева, и я наступаю ей шпилькой на ногу.

— Ай, ты охренела?

— Заткнись.

— Мы… — староста прочищает горло, и коллектив замолкает. — Обучающиеся одиннадцатого класса данного учебного заведения просим администрацию школы и города вернуть нам нашего учителя, Шац Матильду Германовну, — берёт паузу, чтобы сделать вдох. — Считаем, что заслуженного педагога, имеющего множество наград и положившего годы на воспитание молодого поколения, уволили необоснованно. Требуем пересмотра данного решения, спасибо, — заканчивает тоном председателя профкома.

— Умница, — хвалит её Илона.

— Ништяк, Филатова отмочила.

Ребята хлопают, свистят, а затем по новой начинают громко повторять речёвку.

— Коля, снимай!

Поля, очевидно, пережившая лютый стресс, орёт громче всех.

Сколько длится это безумие, не знаю. В какой-то момент голоса вразнобой расходятся, а Ромасенко громко объявляет «шухер».

Не сразу соображаю, что творится.

— Тата…

Вроде меня кто-то зовёт из девчонок.

Теряюсь.

Торможу по-страшному.

Все врассыпную. Уезжают на великах, самокатах. Пешком убегают.

Во всей этой суматохе замечаю только оставшегося у ворот Абрамова. Он на своём мотоцикле. Смотрит на меня и коротким кивком головы показывает мне, чтобы села сзади.

И…

Я, недолго думая, сажусь. Потому что вокруг чёрт знает что происходит.

— Хочешь или нет, а прикоснуться ко мне придётся, — говорит, когда я, встревоженная и перепуганная, залезаю к нему на байк.

«Прикоснуться ко мне придётся».

Это отсылка к тому, что случилось у меня дома позавчера в ванной комнате.

Я, глядя на парня, стащившего с себя окровавленную футболку, не придумала ничего лучше, чем тупо вручить ему аптечный набор.

«Ты мне не поможешь?»

Нарочно провоцировал, улыбаясь.

«Размечтался. Справишься сам. Руки-то целы»

«Обработай. Тебе сложно, что ли?»

«Ещё чего? Я к тебе не прикоснусь!»

Старалась не разглядывать его, правда, но почему-то всё равно запомнила всё в мельчайших подробностях.

«Выходи через пять минут, попрошу бабушку, чтобы тебя выпустили через ворота»

Выскочила оттуда, ощущая, как нещадно загорелись щёки и уши.

— Держись, Джугели, — его голос врывается в моё сознание, замутнённое воспоминаниями.

Мотоцикл адски ревёт и резко срывается с места, вынуждая меня крепко схватиться за тот самый живот, дурные мысли о котором мешали уснуть накануне.

Глава 30

Пока едем, испытываю целый спектр самых разнообразных эмоций и чувств.

Страх, волнение, дикий восторг, эйфорию.

Ветер раздувает мои волосы. Деревья и машины проносятся перед глазами с невероятной скоростью.

Иногда мне хочется визжать, но в такие моменты я, к своему стыду, лишь крепче держусь за Абрамова.

С ума сошла! Села к нему на мотоцикл. А если разобьётесь?

Успокоиться и немного прийти в себя получается только тогда, когда приезжаем на набережную.

Выдохнув, отлипаю от широкой спины и максимально аккуратно слезаю с чёрного Kаwаsаki.

Фокусирую взгляд. Поправляю юбку и волосы. Пытаюсь устоять на своих высоченных шпильках. Ноги-то дрожат и не слушаются.

А Марселю хоть бы что. По манере его езды поняла, что на дороге он чувствует себя как рыба в воде.

— Боишься ездить на мотоцикле? — спрашивает у меня, заглушив мотор.

— Нет.

— Мне показалось, да.

— Тебе показалось.

— Значить непреодолимое желание стиснуть меня ногами-руками со страхом никак не связано? — улыбается, ухмыляясь.

— Это мой первый раз вообще-то, — оправдываю своё состояние.

Вопросительно выгибает бровь.

Не верит?

— Первый раз? О таких вещах предупреждают заранее, Джугели.

Этот его хитрый взгляд с прищуром…

Чувствую, что снова неминуемо краснею и спешу отвернуться.

Вот ведь ляпнула, не подумав! Первый раз!

Фэйспалм.

Достаю из сумки солнцезащитные очки и осматриваю площадь Крузенштерна.

Утром тут почти также многолюдно, как днём и вечером. Повсюду курортники. Они идут на пляж с матрасами, кругами и соломенными шляпами в руках.

Неудивительно. Здесь в сентябре жарче, чем в Тбилиси летом. Девять, а табло уже показывает тридцать градусов. Жарко…

— Держи, — у меня под носом появляется рожок с мороженым, который я зачем-то беру.

Уже успел купить в палатке, что стоит неподалёку.

— Наши будут минут через пятнадцать-двадцать.

— Ясно.

— Пошли, там подождём их, — закручивает крышку на бутылке с лимонадом и кивает в сторону набережной.

Тук-тук.

Отбивают бодро шпильки по плитке.

Ем мороженое, слушаю чаек, разглядываю окрестности и иду следом за парнем.

— Тут зависнем, — он останавливается у лавочки, спрятанной в тени раскидистого, пышного дерева.

Садится, закидывает одну ногу на другую. Внимательно наблюдает за девочкой, активно пускающей мыльные пузыри.

Она спустя минуту тоже замечает Марселя и начинает нарочно выдувать прозрачные сердца в сторону нашей скамейки.

Выглядит это несколько… забавно. Потому что девчонка важно задирает нос и периодически косится на Абрамова, прекрасно осознавая, что её занятие его заинтересовало.

— Эу, принцесса, — обращается он к ней. — Зачётный сарафан!

— Шпасибо, — шепелявит та в ответ, горделиво расправляя жёлтую оборку. — Но мне нефзя говоить с невнакомыми.

— И ободок ржачный.

Закатываю глаза.

Разве можно так бессовестно подкатывать?

— Я — фтьекоза, — заявляет принцесса, поправляя усики.

— Стрекоза? Круто… Прикольная у тебя мыльница.

— Тут ещё игра. Лабивинт и шаик. Это баба купива, — хвалится девочка.

— Слышь, мелкая, — подзывает её пальцем, — дай пару раз дунуть.

Что?

Чуть не давлюсь своим рожком.

— А ты не сломаешь? — в голосе звучит сомнение.

— Нет конечно.

— Ну девжи, — она подходит и отдаёт ему фиолетовую колбу. — Вождух о так, — показывает как втягивать кислород, — и дуй. Пуф-ф.

— Окей.

Указания ему явно не особо нужны. Выдувает несколько огромных перламутровых сердец с первого раза.

Они летят ко мне. Одно из них лопается, касаясь мороженого.

Не успеваю откусить ещё один кусочек от рожка, как передо мной появляется отряд новых радужных сердечек. А потом ещё. И ещё…

Вскоре цветных пузырей становится так много, что они буквально атакуют меня, окружая.

Дую на них. Разгоняю.

Какие-то медленно поднимаются выше. Какие-то опускаются на землю.

Глупо, по-детски всё это, но, признаться, красиво и залипательно.

— Она фто, тебе навитца? — девчонка заливисто смеётся, и мои уши начинают предательски гореть.

— Капец как. А чё, сильно заметно?

— Ну… Да, — выносит свой вердикт стрекоза, прикрывая рот.

Жую вафлю. Смотрю на синее море, шумящее метрах в тридцати от нас, и стараюсь особо не вслушиваться в этот диалог.

— Она квасивая. Ты тозэ.

— Думаешь, стоит за ней поухаживать?

Замечательно! Общаются так, словно меня и нет здесь вовсе.

— Ну… — тянет незнакомка, — да.

— А если она снежная королева?

Чего блин? Снежная королева?

Недовольно поджимаю губы.

— Это ничево, — отвечает ему девочка. — Тут жавко. Вастает на совнышке.

— Пхах, растает. Точняк, без вариантов. Дашь померить ободок?

Господи, спятил он, что ли? Может, вышеупомянутое солнце мозги напекло?

Судя по её громкому хохоту, померил.

Поворачиваюсь.

Качаю головой, глядя на кучерявую стрекозу с торчащими вверх антеннами-усиками.

— Анжелика! АНЖЕЛИКА! — истошно кричит женщина, чуть ли не бегом направляясь к нашей лавочке.

— Ой, это мама, — тихо, испуганно, почти шёпотом. — Давай суда мои игвушки.

Марсель возвращает назад позаимствованные для развлечения вещи.

— Пока, — спешно прощается она, топая навстречу родительнице.

— Пока.

— Ищу её везде! Я сколько раз тебе говорила! Нельзя от меня уходить!

Женщина в одной руке держит шаурму. Второй хватает девчонку за руку. Принимается громко её отчитывать, а потом и вовсе лупить по пятой точке. Да так, что Анжелика навзрыд плакать начинает.

— Э, мамаша, на фига рукоприкладством заниматься? — возмущается Марсель, заступаясь.

— Вас, молодой человек, забыла спросить, как мне воспитывать своего ребёнка! — мечет взглядом молнии в ответ.

— Смотреть лучше надо за «своим ребёнком».

— Поучи меня ещё!

Разворачивается и тащит дочь в ту сторону, откуда пришла.

— Идиотка. Потерять дочь из-за шаурмы, — фыркает Марсель, делая глоток газировки из бутылки.

— Надо поговорить, — выбрасываю салфетку в урну.

— На тему?

Подсобравшись, всё же выдаю:

— Ну, во-первых, я хочу поблагодарить тебя за то, что ты меня спас.

— Воу, — уголок его верхней губы приподнимается.

— Да. Не сказала это в субботу, потому что ты появился слишком внезапно и без приглашения. Чем ужасно разозлил.

— Ты разозлила меня раньше, Джугели. Ответила бы тогда на сообщения, я и не заявился бы.

— То есть это я виновата в том, что ТЫ вломился в мою спальню?

— Получается, что да.

— Прекрасно! — возмущённо подытоживаю.

— Нормально же посидели чё, — невозмутимо пожимает плечом. — У твоей бабушки есть соцсети?

— Зачем тебе соцсети моей бабушки?

— Добавлю её. Прикольная. Спорим, она будет рада?

В очередной раз закатываю глаза.

Это просто… Ноу коментс.

— Вот что… По поводу этих твоих подкатов, приколов и прочего. Завязывай, пожалуйста, — поднимаю на него взгляд.

— А если нет? — провокационно.

— Давай объясню один раз и так, чтоб ты понял.

— Попробуй, — хмыкает, а я вновь собираюсь с мыслями.

— Что ж, — выдыхаю. — Думаю, первое впечатление о тебе было обманчиво. Я про наше знакомство, полицию и ту ситуацию. Но тут оговорочка: то, что ты вступился за сестру не оправдывает того, что ты сделал с тем парнем на пляже…

— Ему тупо повезло, что ты появилась, — черты лица при упоминании того инцидента ожесточаются.

— А тебе? Не повезло ли тебе? — прищуриваюсь.

Не появись я там, один Бог знает, чем бы всё кончилось. Причём, для них обоих.

— Говоришь точно как мой дед.

— Ладно, мы не об этом. Так вот… Ты, вроде как, неплохой парень. В целом.

— И?

— И мы могли бы, например, не знаю… просто общаться. Потому что всё остальное — точно нет. Дело не только в моём женихе, хотя и в нём тоже.

Боже, почему моя речь такая бессвязная?

— Тормози-тормози, Джугели. Ты мне дружбу предлагаешь? — уточняет, улыбаясь, и брови от удивления ползут вверх.

— Да.

Я долго думала и пришла к выводу, что это, похоже, самый лучший вариант из возможных.

— Типа серьёзно? Я и ты? — показывает пальцем на себя и меня. — Дружить?

— Что такого? — спрашиваю хмуро, немного стушевавшись под его пристальным взором.

— Тата, — качает головой. — Ну ты и зарядила.

— Как хочешь. Будем тогда игнорировать друг друга, — отмахиваюсь.

— Это вряд ли. Я тебя доконаю.

— Ты невыносимый, в курсе?

— В курсе. Что там за причина помимо этого твоего Тигра московского?

— Он Леван!

— Неважно!

Гр-р-р-р!

— Ты мне не нравишься, — выпаливаю, закипая. — В смысле, не мой типаж и всё такое.

В глаза ему посмотреть не могу.

Таращусь на море.

— Ты лжёшь, Джугели, — отражает уверенно, чем выбешивает меня ещё больше.

— Нет, не лгу. Если уж совсем откровенно, — поворачиваюсь, обращая на него раздражённый взгляд. — Любой русский парень — это для меня твёрдое и непоколебимое нет. Понимаешь?

— Не совсем, — его очередь хмурится. — По-моему, традиции давно изжили своё, разве нет?

— А не в традициях дело, — встаю, заприметив одноклассников, толпой идущих по набережной. — Это мои принципы, Марсель. Я никогда не предам своего отца. Тебе ясно?

*********

Толпой мы идём… В ретро кинотеатр «Дом кино», расположенный в двухстах метрах от набережной. Там нон-стопом идёт показ советских фильмов. Ребята решают приобрести так называемый «единый билет», а это означает, что находиться в кинотеатре мы можем весь день. До тех пор, пока не надоест.

«Приключения Шурика», «Москва слезам не верит», «Весна на заречной улице». Попадаем на эти кинокартины.

— Мы были тут много раз. Матильда приучила. Она постоянно нас сюда приводила, — с грустью в голосе рассказывает Полина.

— Ясно.

— Очень жаль, что её уволили. Это так несправедливо…

— Ёу, народ, кого бомбят предки?

Перед посещением кинотеатра мы сговорились не отвечать на телефонные звонки родителей и учителей.

— Мне батя звонил трижды, — отзывается Свободный.

— Мне мать четыре, — пожёвывая жвачку, изрекает Зайцева.

— Дед, — кивает Горький. — Тоже четыре раза набирал.

— Тут у Ромасенко ваще рекорд. Николаевна ему позвонила уже двенадцать раз.

— У-у-у-у…

— Подгорает конкретно.

— Интересно, нас уже показали по телеку?

— Да сто пудово.

— Надеюсь, что мы попали и в утренние, и в дневные новости.

В зале кроме нас никого нет, поэтому и общаться никто не мешает.

— Надо, чтобы этот скандал набрал обороты.

— А он и набирает. Просмотров и комментов уже целая куча.

— Класс.

— А план-то какой? Завтра опять митинг у школы устроим?

— Думаю, уже не позволят.

— Значит, прогуливать будем?

— Лично я бы за, но батя тут грозится отстранить меня от треней по футболу, — хмуро пялится в экран смартфона Петров.

— Отстой.

— Мне бабушка тоже много неприятного написала.

Сразу и не замечаю, что Филатова в слезах.

— Что там?

Судя по её взгляду, ничего хорошо.

Она шмыгает носом и протягивает мне свой допотопный телефон.

Бабуля: «Апполинария! Какое бесстыдство! Что вы там в школе устроили? Я видела тебя по телевизору. Это что такое? Ты с ума сошла???»

Бабуля: «Где ты? Почему не отвечаешь на мои звонки? Светлана Николаевна сказала, что тебя нет на занятиях. Как это понимать??? Что ты творишь? Что за выходки? Ах, какой позор! Она так разочарована в тебе! Как можно было подвести её?! Как можно было сбежать с уроков? Ты смерти моей хочешь?»

Бабуля: «Господь накажет тебя за это! Будешь гореть в геенне огненной!»

Сильно.

Выгибаю бровь.

— За прогулы в ад не попадают, — возвращаю телефон.

— Что будет дома… — качает головой, утирая слёзы.

— Да просто объясни ей ситуацию.

— Бабушка не поймёт.

— Ну вдруг.

— Как думаете, училка будет с ним? — спрашивает Петросян, заинтересовавшийся «Весной на заречной улице».

— Ставлю, что нет, — отвечает ему Свободный.

— Она ему не даст, — подключается Ромасенко.

— Ты дебил? Такого от советского кинематографа точно не жди, — осекает Вепренцева.

— Я всё пропустила с вашей болтовнёй и мониторингом просмотров видоса. Чё там за сюжет? — отрывает взгляд от смартфона Зайцева.

— Пятидесятые годы. В маленький рабочий поселок приезжает выпускница пединститута Татьяна. Ей предстоит преподавать русский и литру в вечерней школе для взрослых, — рассказывает Абрамов, сидящий прямо передо мной. — Обустроиться на новом месте, а заодно и познакомиться с будущими учениками помогает давний приятель Коля, работающий на металлургическом комбинате инженером. Короче, если вкратце, один из учеников Татьяны Сергеевны в неё влюбляется.

— Саша Савченко, вот он, — показывает пальцем на экран Филатова. — Сталевар, передовик производства. Весёлый, харизматичный, обаятельный. Душа компании.

— Кажись, наша монахиня нашла себе кумира, — насмешливо хмыкает Зайцева, и ребята дружно смеются.

— Девушкам Савченко очень нравится, — невозмутимо тараторит Полина. — Но он обращает внимание на молодую учительницу.

— Губа не дура. Танька ничё так.

— Колхозница какая-то.

— Да прям. Для того времени ништяк, — не соглашается с Женей Денис.

— Савченко пытается подкатывать к учительнице, но встречает жёсткий отпор, — продолжает повествование Горький. — Она не раз объясняет ему, что между ними ничего невозможно. Потому что он ученик, а она учительница.

— Бред, он же взрослый мужик, а не малолетка, — хмурится Ромасенко, тоже откладывая гаджет.

— Раньше такие связи не одобряли. Типа зашквар.

— Там дело не только в этом, — Абрамов откидывает голову на спинку сиденья, и его кудри касаются моих голых коленок.

— А в чём ещё?

— Они слишком разные. Савченко — простой работяга, не разбирающийся в высоком: искусстве, литературе, академической музыке. Татьяна — интеллигентная девушка, далёкая от тех реалий, в которых существует герой картины.

— И чё, и чё? Она бортует его, а он?

Похоже, этот киношедевр всерьёз заинтриговал ребят. Да и меня, признаться, тоже. Вижу этот фильм впервые.

— Решает потрепать ей нервы. Дебоширит. Срывает уроки. При всём классе неподобающе шутит.

— А Татьяна Сергеевна?

— Возмущена. Отчитывает его как малого.

— Вы вообще, что ль, не смотрите? — недовольно хмурится Полина. — Уже ведь конец почти.

— Что было дальше?

— Саша случайно видит объект своего обожания рядом с Николаем, тем самым, что помог ей по-началу обустроиться в посёлке.

— У-у-у-у…

— Ему кажется, что Татьяна влюблена в образованного и подходящего ей Колю, поэтому он решает бросить школу и её уроки.

— Одобряю. На фиг она сдалась, — кивает Ромасенко.

— Кто? Школа или училка?

— Да обе.

— Эй! На самом деле, Тане Саша тоже нравится, — вмешивается Вепренцева.

— Тихо, заткнитесь. Давайте досмотрим.

В зале становится непривычно тихо.

На большом экране происходит следующее: Савченко видит Татьяну через стекло. Учительница пишет билеты к предстоящему экзамену.

Саша открывает окно. И вот он уже в кабинете.

Ворвавшийся в помещение ветер разбрасывает по классу билеты.

Парень поднимает один из них, и ему попадается вопрос про многоточие. Он отвечает и уходит, оставляя Татьяну наедине с её мыслями.

— И как понимать слитую концовку? Марсель? — озадаченно хмурится на титрах Рыжая. — Она с ним в итоге или нет?

— А ты как думаешь?

— Не знаю.

— Мне кажется, режиссёр вот этой фишкой про многоточие намекает на то, что их история не окончена.

— Есть вторая часть? Её щас покажут?

— Нет.

— Отстой. И кто так делает вообще? — возмущается она, касаясь губами трубочки от сока.

— Интрига.

— Идиотизм.

— А, по-моему, отличное кино, — высказываю я своё мнение.

— Слышьте, народ, подъём. Погнали уже на улицу. Кости затекли сидеть.

— Куда двинем?

— Пошли в парк, покатаемся на аттракционах. Там новую ладью установили.

— О-о-о…

— Ништяк.

— Я домой уже, наверное. Время видели? Уроки давно закончились.

— Мне на треню пора.

— У меня репетитор.

— Да вы серьёзно?

— Короче, на выход, ребят. Там на воздухе разберёмся, кто куда.

— Стоп-стоп! Ну-ка мусор за собой уберите, — командует Филатова.

— Староста — душнила.

— Давай-давай, Петросян, это твоё ведро от поп-корна. Не надо отодвигать его ногой под сиденье!

Глава 31

Домой я не хочу, учитывая тот факт, что там меня ждёт мать. Поэтому остаюсь с теми, кто тоже туда по каким-то причинам не спешит.

Нас одиннадцать.

Гуляя по набережной, добираемся до парка аттракционов уже тогда, когда в небе разливается красный закат.

— Куда пойдём?

— Колесо?

— Ну на фиг, дорого и были там сто раз.

— Ладья, само собой.

— Автодром.

— Башня и цепи «Седьмое небо», по-любому.

Встаём в очередь-змейку. Желающих повеселиться сегодня много.

— Это вообще безопасно? — испуганно спрашивает Филатова, морщась от дикого визга, доносящегося со стороны аттракциона «Башня».

Да-да, Полина, в отличие от Илоны, тоже осталась. Подозреваю, просто боится показываться на глаза своей строгой Ба.

— Вроде инцидентов никаких тут не было, — пожимает плечом Денис.

— Так. Скидываемся, ребят. Под расчёт желательно, без сдачи.

— Максу передай.

— Вы б не доверяли бабло Ромасенко. Щас как свинтит с ним куда-нибудь в игровуху.

— Жиза!

— Помните, как на физре в шестом классе телефоны все ему сдали, как дежурному?

— Ага, да-да! Он их спрятал, заявив, что метнулся на вокзал и продал.

Смеются.

— На.

— Пусть девчонки собирают. Я все аттракционы не перечислю.

— Бож, их всего четыре. Чё у тебя с памятью?

— Как у рыбки.

— Молодые люди, давайте побыстрее, вас все ждут, — нетерпеливо подгоняет строгая тётка в очках, сидящая в будке, именуемой кассой.

— Ну ничё, мы ждали и они подождут, — Зайцева собирает деньги, пересчитывает и отдаёт ей. — Нам одиннадцать карточек. На каждую: Ладья, «Башня», «Автодром» и «Седьмое небо».

Отходим к скамейке, пока Женя разбирается с билетами.

— Джугели, ты нормально себя чувствуешь?

Поворачиваю голову.

Абрамов снова соизволил заговорить со мной. Ну надо же! В кинотеатре игнорил.

— В каком смысле? — отвечаю я хмуро.

— Ты раньше такие места посещала? — переводит Горький.

— Да.

— То есть не боишься всей этой чухни?

А, ну теперь ясно, почему спрашивают. Думают, что карусели спровоцируют новый приступ.

— Не боюсь.

— Ты и про мотоцикл также говорила, — прилетает колкое Марсель.

— Я уже всё объяснила тебе, — цокаю языком. — И, как видишь, обошлось без припадка.

Злюсь.

Знаю, необоснованно, но…

— Не обижайся, Тата. Мы так, просто уточняем для справки, — подмигивает мне Паша.

— Это всегда на фоне какого-то стресса происходит? — спрашивает у него Кучерявый.

— Не всегда, но типа в основном, да. Дела в прошлый раз триггернуло в Горгазе. Ругался за какие-то левые начисления в бумажке.

— Твой дедушка эпилептик?

— Да.

Сглатываю.

— Советы Пахи помогли нам не растеряться в тот день, когда с тобой случилось то, что случилось, — поясняет Марсель.

— Он принимает лекарства?

— Да.

— И как часто у него случаются приступы?

Мне важно знать, когда ожидать следующего.

— Да нет никакой чёткой статистики. По-разному. В этом году был один. В прошлом их не было вообще. В позапрошлом целых два.

— И давно… Это началось?

— Очень давно.

— Всё, гайс^[24], держите, — подоспевшая Зайцева раздаёт нам карточки.

Вокруг неё собираются остальные ребята, и мы прекращаем разговор об эпилепсии.

— Огорчу. Ладья пока не работает. Вместо неё «Царские горки».

— Блин.

— Тоже неплохо.

— Погнали. С них и начнём! — предлагает Вепренцева, хватая Котова за руку.

Так начинается веселье.

Крайний раз в парке развлечений я была с отцом. Кажется, на свой двенадцатый день рождения.

Давно.

Уже и забыла, как это здорово, если честно…

Сами аттракционы дарят неповторимое ощущение драйва и восторга. Плюс, если ты в компании, это куда интересней, чем проживать подобный опыт в одиночестве.

Итак, расскажу немного о впечатлениях.

«Царские горки».

Вагонетка. Рельсы. Подьёмы-спуски, петля. Орущие одноклассники.

«Седьмое небо».

Сидушка. Цепь. Ветер в волосах.

Карусель поднимает тебя вверх и кружит по кругу, смазывая картинку.

«Башня».

Болтаем. Смеёмся. Мотыляем ногами.

Очень медленно поднимаемся вверх, а потом через какое-то время резко и неожиданно для всех срываемся вниз. Испытываем все прелести свободного падения и едва не врезаемся в землю, в последний момент зависая на месте.

Жуть.

До мурашек.

Очень страшно, правда. Потому что думаешь: всё, конец. Эта штука сломалась.

— Филатова, ты так визжала, я чуть не оглох, — Денис стебёт Полину, ещё не отошедшую от пережитого.

— Уже можно моргать, — улыбаюсь, глядя на её бордовое лицо.

— Ромасенко тоже орал, — Горький толкает Максима в бок.

— И чё? Там реально усраться можно.

— Я просидела с закрытыми глазами, — признаётся Ксюша Назарова. Та самая девчонка, чьи многочисленные косички привлекли моё внимание в первый учебный день.

— И чё за прикол тогда?

— Ну страшно блин!

— Вату жрать будем?

— Салфетки влажные есть? Потом липнуть не охота.

— Есть.

— Тогда беру. Вы пока решайте, куда дальше.

— Гоу на автодром. Потолкаемся.

— Эу! — вопит кто-то на фоне общего шума. — Ашки!

Оборачиваемся на звук.

— О, зырьте, Чиж!

И правда.

Чижов, собственной персоной, улыбаясь, направляется в нашу сторону.

— Их все ищут, а они вот они где.

Здоровается с парнями за руку. Обнимаются.

— Чё там в школе, Чиж? — интересуется Абрамов, закидывая в рот клубок сахарной ваты.

— Да трешак. Сначала петарды шороху навели. Админы ментов вызвали. Охерели, думали захват какой-то. Потом твоя сеструха три класса подговорила. Весь день тупо сидим, игнорим преподов. Не пишем, не достаём учебники. Два сыкливых дебила к доске вышли, но толку.

— Найс.

— Мать Ромаса в ауте. Ничё не может сделать. Ещё ж по телеку этот ваш пикет показали. Вроде как завтра в школу должны приехать какие-то шишки из департамента.

— Движуха значит.

— Да вообще конкретная. Кстати, настрой продолжать игнор. Вы как завтра, на уроках появитесь?

— Появимся.

— Ладно, идёмте на автодром. Пока там нет огромной очереди, — влезает в беседу Зайцева.

Толпой перемещаемся в сторону крытого полигона, по которому гоняют электромашинки.

— Ой, я пас, — отрицательно качает головой Полина, глядя на то, как они таранят друг друга.

— Не очкуй, мышь. Там управление изи^[25]. Даже обезьяна справится.

— Хватит оскорблять её.

— Слушай, Джугели, а чё ты влезаешь постоянно? Она немощная? У неё, вроде как, тоже язык имеется. Захочет ответить — ответит.

— Ты постоянно её обзываешь.

— И что дальше? — делает шаг вперёд.

— И то! Я сказала тебе, не трогай её.

— Хоспаде! — закатывает глаза. — И как Филатова без тебя, заступницы, обходилась целых одиннадцать лет?

— Харэ собачиться, девчонки, занимайте места, — между нами появляется Паша.

— Я, наверное, всё-таки не хочу… — мямлит Поля.

— Идём, вместе сядем, — выдаю командным тоном.

— Ты умеешь на них ездить?

— Нет.

Да и плевать.

— А как же тогда?

— Научусь в процессе.

— Что? — в её голосе явственно слышится паника и ужас.

Отдаю карточку оператору для того, чтобы списали деньги.

Прохожу.

Осматриваю автопарк.

Выбираю свободную машинку красного цвета.

Снимаю босоножки и сажусь на водительское место.

— Давай, Поль, приземляй свою пятую точку, — подбадриваю старосту, переминающуюся с ноги на ногу.

— Проходим активнее. Все по машинам. Пристёгиваемся, — объявляет оператор. — Девушка, вы почему стоите?

— А? Ладно, — шумно вздохнув, Филатова приземляется рядом со мной. Тянет за ленты, но зафиксировать их крест-накрест на груди никак не получается.

— Тормози, ты не так сделала, — Денис, проходящий мимо, наклоняется к ней и помогает справиться с ремнями. — Ну вот.

— Спасибо, — бурчит раскрасневшаяся Полина в ответ.

Так.

Пока есть немного времени, хочу разобраться с управлением.

Что тут у нас значит… Одна педалька и руль. Отлично. Прям то, что надо для таких неумёх, как мы.

Щелчок. Начинается гудёж.

— Джугели!

Свист.

Поворот головы.

Абрамов щёлкает меня на телефон.

— Отлично смотришься. Готова к авариям?

Показываю ему средний палец, и внезапно окружающие нас машинки приходят в движение.

Тоже жму на педаль, и мы начинаем ехать.

— Ну вот, всё просто, — улыбаюсь, покручивая руль туда-сюда, чтобы потренироваться.

— Держись от них подальше, Тат. Мальчишки с вероятностью в сто процентов начнут толкаться, — с опаской косится назад.

И, естественно, они начинают.

Кто бы сомневался? Смысл-то именно в этом.

— А-а-а-а! — визжит одноклассница, когда происходит первое столкновение.

Чёртов Абрамов, конечно же! Припечатывает нас в бок.

Стиснув зубы, еду дальше. Меняю траекторию, пытаюсь оторваться от преследователей, но в итоге, в центре полигона попадаю в ещё больший замес. Потому что впереди также тупит Зайцева с Чижовым, справа на меня летит Свободный с Горьким, а слева Котов с Вепренцевой.

Бах!

Бах!

— А-а-а-а!

Ржут, зажав нас с Филатовой со всех сторон.

— Ну и? Долго стоять будем? — злюсь, наблюдая за их весельем.

Зайцева отъезжает. Мы тоже продолжаем ход.

Краем глаза вижу, как быстро приближается бесящая синяя машинка.

Бах!

От удара нас разворачивает.

Парни откровенно угорают над нами.

Марсель, довольный собой, машет мне рукой, типа снисходительно давая возможность продолжить движение.

— Идите играть в куклы, — орёт Ромасенко.

— Козлы!

Опять разъезжаемся.

— А давай тоже их ударим, — сердито предлагает Полина. — Срежь вон там, чтобы мы за ними оказались.

Киваю, прищуриваюсь.

Действуем согласно плану и получается. Выезжаем за синей машинкой, занятой преследованием жёлтой.

Всех прессуют, ты посмотри!

— По прямой и в них! — поймав азарт, даёт наставление мой второй пилот.

Так и делаю.

Секунда. Две. Три.

Ба-бах!

Хорошенько припечатываем их сзади в прорезиненный бампер.

— Юху! — победоносно вопит Филатова.

Оглядываются.

Марсель, искренне удивившись, смеётся.

— Вот падлы!

Ромасенко, по традиции, обзывается.

*********

Из парка выходим в десятом часу.

Настроение отличное, но, к сожалению, ребята начинают торопиться по домам. Потому что родители на конкретном кипише, выражаясь их языком.

— Всем пока!

— До завтра!

— Круто провели время.

— Тата, ты где живёшь? Может, вместе пойдём? — с надеждой спрашивает Поля, которую явно вновь одолевают переживания относительного её возвращения к бабушке.

— Мы ещё тут пошаримся, — вместо меня отвечает ей Марсель.

— А…

— Тебя Дэн и Макс проводят.

— Ну зашибись ты придумал, — прилетает от последнего.

— Вам всё равно по пути.

— По пути? Ты прикалываешься, Марс?

— Да я сама могу дойти, — неуверенно бормочет Филатова.

— Я тоже так думаю, — соглашается с ней Ромасенко.

— Ладно. Пошли уже, Полин, — прощаясь с Абрамовым, зовёт её Денис. — Одной идти так поздно не надо. Вдруг обидит кто.

Вижу, с каким облегчением выдыхает одноклассница. Очевидно, что для неё, как впрочем и для меня, подобные ночные прогулки — нечто новое и не характерное.

— Пока, Тата, — машет она мне.

— Пока.

Наблюдаю за тем, как ребята уходят, а затем поворачиваюсь к Марселю.

— И что это было? — складываю руки на груди. — Я своего согласия не давала.

— Но ты же осталась, — выгибает бровь.

— Только потому что не хочу сейчас домой, — признаюсь честно.

— Принимается, — кивает.

Смотрим друг на друга. Изучающе и долго.

— На набережную пойдём?

Уточняю, чтобы забить образовавшуюся между нами неловкую паузу.

— Нет. Покажу тебе одно место.

Подходит к своему мотоциклу.

— Долго ехать? — ковыляю туда же.

Ногам просто конец.

Клянусь, завтра забью на красоту, надену кеды и не буду над ними издеваться.

— Минут десять. Садись.

Под его пристальным взглядом аккуратно перекидываю ногу. Так, чтобы не засветить лишнего.

— Держись крепко, — наставляет, пока я устраиваюсь сзади. — И не бойся, Джугели, — его лицо очень близко. — Тебе понравится. Во второй раз так страшно уже не будет, — заряжает двусмысленно, и жар вновь приливает к моим щекам.

Глава 32

Едем по серпантину. Мотоцикл мчится вперёд, аккуратно притормаживая на поворотах.

Море. Деревья. Скалы. Многочисленные придорожные кафе.

С любопытством разглядываю всё, что попадает в фокус.

— Ты как? Нормально? — Марсель поворачивает голову влево, когда останавливаемся перед пешеходным переходом.

— Да.

Кивает, отворачиваясь.

— Глянь, наша местная звезда, — снова вибрирует его голос.

Отлипаю от спины. Выглядываю вперёд на дорогу.

Зебру переходит мужчина с обезьяной.

— Зацени её лук, — усмехается Марсель.

— Модная, — тоже улыбаюсь, глядя на блестящую золотистую курточку и такие же шорты.

— Куда он её ведёт?

— Ясно куда. На набережную работать.

— Фоткаться с туристами? — догадываюсь я.

— Да. Это прибыльное дело.

Светофор переключается на жёлтый, а затем и на зелёный.

— Держись, Джугели.

Газует с места агрессивнее и резче.

Приходится вцепиться в его торс сильнее и снова спрятаться за широкой спиной.

Ненадолго.

На самом деле, в этот раз мне и правда уже не так страшно. По венам гуляет какое-то совершенно иное чувство. Незнакомое, взрывное, абсолютно дурное и необыкновенно волнующее.

С уверенностью могу сказать, что мне безумно нравится то, что я сейчас испытываю. Никогда не думала, что езда на мотоцикле может подарить столько эмоций.

Про Марселя и говорить нечего. Он откровенно кайфует от своего двухколёсного друга, но это, в принципе, ещё по роликам с его страницы было понятно.

Сворачиваем на примыкающую к трассе узкую дорогу. Пару минут едем по зелёной аллее, со всех сторон окружённой деревьями.

— Приехали, — тормозит на парковке и глушит мотор.

Слезаю с мотоцикла, осматриваюсь.

Машин тут много, но людей вокруг я не вижу.

— Идём, нам туда, — цепляет меня за руку и ведёт к лестнице, подсвеченной специальными фонарями, вмонтированными в ступеньки.

По-хорошему, стоило бы выдернуть свою ладонь из его, но я отчего-то туплю и не делаю этого сразу.

Поднимаемся вверх.

Встречаем по пути первую пару. Они на уровень выше. Молодой человек и девушка о чём-то спорят. Повышают голос. Начинают ругаться.

— Задолбалась на этих своих каблах? — спрашивает у меня Марсель.

Ещё как. Ноги просто огнём горят. Но вслух не это:

— Нет.

Смешок.

Не успеваю среагировать, когда внезапно останавливается и поднимает на руки.

— Не надо! — активно пытаюсь протестовать.

— Ты такая лгунья, Джугели…

— Какого чёрта, Абрамов? Опусти! — строго требую, рефлекторно схватившись за его крепкую шею.

— Спокуха.

— Поставь меня на землю немедленно!

— Тс-с, женщина, не отвлекай. Оступлюсь, лететь будем очень долго, — сосредоточенно пялится на ступеньки.

Приходится благоразумно закрыть рот, хотя мне жутко некомфортно и неловко.

Ладно в прошлый раз, были обстоятельства, но сегодня… Какая необходимость меня носить?

Увидел бы эту картину отец, убил бы!

Проскакивает тревожная мысль в мозгу.

Та самая парочка, о которой я упоминала выше, затихнув, проходит мимо.

Девушка смотрит на меня с неприкрытой завистью. Пару секунд спустя она отворачивается и принимается дальше песочить своего молодого человека.

— Дай я сама дойду.

Вниз стараюсь не смотреть. Разглядываю кулон, который висит на его шее.

— Если ты меня уронишь…

— Не уроню.

Упрямый.

Тяжело ведь. К чему этот выпендрёж? Знаю, что сильный.

— Джугели, — пауза на вдох-выдох, — мне кажется, или ты стала весить больше?

— Чего? — меня неистово возмущает это заявление.

Смеётся.

— Не дуйся, ты лёгкая, я пошутил.

— Дурацкая шутка! — насупившись, отзываюсь обиженно.

— А если серьёзно, какой у тебя вес?

— Неприлично задавать девушке подобные вопросы.

— Тайна великая, что ли?

— Да.

— Всё. Финиш.

Мои ноги, наконец, касаются твёрдой поверхности.

Слава Богу!

— Не делай так больше, — одёргиваю злополучную юбку вниз, грозно сдвинув брови.

— Всем девчонкам по кайфу, когда их носят на руках, разве нет? — пожимает плечом.

— Я не все.

— Это я уже понял, — невесело ухмыляется.

— Где мы?

— Кое-что глянем.

Намеревается снова взять меня за руку, но я не позволяю.

— Не надо, — пресекаю этот его жест.

— Окей, — стиснув зубы, убирает ладони в карманы брюк.

Так и шагаем дальше. Рядом, но физически не контактируя.

Хватит с меня этого на сегодня. Итак передоз.

— Красивая… — восторженно смотрю на появившуюся перед нами дивную беседку-корабль, украшенную иллюминацией. — Оригинальная задумка.

— Местная достопримечательность.

Подходим ближе.

Чтобы не мешать фотографирующейся молодёжи, быстро проскакиваем мимо и оказываемся внутри деревянного сооружения.

Тут же неожиданно застаём страстно целующуюся парочку.

Эти двое так увлечены друг другом, что нашего присутствия даже не замечают.

И не стыдно? Общественное место, всё-таки.

— Сюда, — зовёт меня Марсель.

Поднимаемся на импровизированную палубу. Занимаем пустой угол и какое-то время молча смотрим на город, переливающийся россыпью огней.

— Давно сел на мотоцикл? — пытаюсь завязать разговор, явственно ощущая, что настроение у Абрамова изменилось.

— В четырнадцать.

— Кто научил ездить?

— Дядя Беркут. Он же и подарил прошлой весной на день рождения этот Kаwаsаki.

— Дорогой подарок.

Я читала про мотоцикл данной марки. Цена там впечатляющая.

— Может себе позволить. У него крупный бизнес в столице.

— Родители не боятся, что ты разобьёшься? — украдкой разглядываю его профиль.

— Мать — да.

— А отец?

— Взял с меня обещание ездить трезвым.

— Ты его выполняешь?

Кивает.

— С мамой сейчас всё в порядке?

— Почему спрашиваешь? — хмурится, поворачиваясь ко мне.

— Твоя сестра говорила, что она попала в больницу.

— Моя сестра чересчур болтлива. Всё нормально, да.

— Что-то серьёзное было? — аккуратно спрашиваю.

— Её оставляли на сохранение. Перенервничала из-за той моей выходки.

На сохранение.

— Так у вас…

— Ага. Очередное пополнение в семье ожидается.

Черты его лица смягчаются, когда говорит об этом.

— Здорово. Девочка или мальчик?

— Пока неясно. Либо Пётр, либо Нева. Хотя не удивлюсь, если родители придумают ещё варианты.

— Почему Пётр или Нева? — становится жутко любопытно. Выбор, мягко говоря, странный.

— Прикол у них такой. Называть своих детей в честь той локации, где получилось их заделать.

Смысл сказанного доходит до меня не сразу.

— А… То есть Марсель, Милана и София — это названия городов? — удивлённо озвучиваю вывод.

— Да. Предки у меня дико креативные в этом плане. Кстати, про имена… Будем наши тут писать? Здесь традиция такая, — поясняет, уловив мою растерянность.

И действительно. Вдруг замечаю, что изнутри беседки всё исчёркано многочисленными «гравюрами».

— Это типа чтоб вернуться. Туристы обычно калякают, но местные тоже. Многие ведь уезжают отсюда, особенно молодёжь.

— Не уверена, что захочу сюда вернуться, — говорю, как есть, — но давай напишем, раз уж традиция. Вот только чем? — озадаченно копаюсь в сумке.

— Дружище, не одолжишь? — обращается к пацану, стоящему неподалёку. — Видала? Люди подготовленными сюда приходят, — демонстрирует какую-то штуку типа карандаша со стальным резцом в форме клина на конце. — Ещё бы найти где…

Включает фонарик на телефоне.

— Может, здесь? — нахожу свободное местечко на одной из деревянных перекладин.

— Годится. Пиши первая, — отдаёт мне «карандаш».

— Ладно.

Аккуратно вырисовываю резцом Tаtа. Передаю инструмент парню и наблюдаю за тем, как он выводит ниже Mаrsеl.

Ещё и в сердце наши имена загоняет.

Кхм.

— Это лишнее, — комментирую, пока старательно обводит линии.

— Молчи, женщина. У меня впервые за семнадцать лет жизни получилось нарисовать что-то путное.

Отходит на шаг назад и любуется своим произведением, явно довольный результатом.

— Не хочу огорчать, но, по-моему, оно немного кривое…

— А по-моему, Джугели, ты просто придираешься. Оно, блин, идеальное!

*********

Уже по пути к дому мотоцикл вдруг сворачивает прямо в лес, заставляя меня понервничать.

Грунтовая дорога ведёт к пустынному, дикому пляжу, подобному тому, на котором я оказалась в тот день, когда уехала кататься на велике.

Марсель предлагает пройтись вдоль берега, и вот мы идём босыми ногами по песку, прогревшемуся за день.

В руках босоножки, которые я планирую никогда больше не надевать. Рядом шумит и тихо плещется море. В небе светится яркая луна.

Погода просто изумительная. Жара спала. Воздух свежий и тёплый. Лёгкий ветерок треплет белоснежную рубашку парня и играет с моими волосами.

— Почему не торопишься сегодня домой?

Сперва хочется уйти от ответа, но уже в следующую секунду я почему-то решаю быть честной.

— Мама приехала, а у нас с ней… Как бы так помягче выразиться, общение не складывается.

— Вы с ней в контрах?

— Можно и так сказать.

— Из-за чего?

— Наверное, из-за того, что мы, по сути, чужие люди.

— Ты росла с отцом.

— Да. Родители давно развелись. Мы с папой раньше жили в Тбилиси. Потом переехали в Москву.

— А мать?

— Она обосновалась в Питере. Танцует в Мариинском театре.

— И как часто вы видитесь?

— Пару раз в год, — пожимаю плечом.

— Так редко?

— Моя бы воля, вообще эту предательницу не видела бы, — вырывается непроизвольно, когда эмоции вновь берут надо мной верх.

Марсель тактично молчит, а у меня неожиданно для себя самой возникает желание выговориться.

— Когда мы разговаривали днём, я сказала тебе, что никогда не предам отца. В том смысле, что не брошу его ради русского парня, понимаешь? Не поступлю с ним так, как поступила мама!

— А ты спрашивала у неё, почему она так поступила?

— А разве должна? — возмущённо на него смотрю.

— Мне кажется, да.

— Зачем говорить с ней, если отец сам мне всё рассказал.

— Не знаю. У медали же типа всегда две стороны. Разве тебе неинтересно послушать версию матери?

— Нет, неинтересно, — отрицательно качаю головой. — Есть факты. Она нас бросила. Ладно его, но я-то причём? — выпаливаю обиженно.

— Бывают разные обстоятельства.

— Думаешь, приятно слышать о том, что твоя родная мать пыталась от тебя избавиться?

Парень снова хранит молчание, а я изо всех сил борюсь с собой, чтобы не позволить слезам скатиться по лицу.

— Жених — выбор твоего отца? — так резко меняет тему, что я немного теряюсь.

— И с чего ты это взял?

— Просто спрашиваю. Учитывая всё вышеозвученное, очень похоже на то.

— Это, прежде всего, МОЙ выбор.

— Прям уверена? — выгибает бровь, выражая сомнение.

— Обсуждать с тобой Левана я не буду, — отказываюсь наотрез.

— Я как-нибудь переживу это, Джугели, — ухмыляется. — Лучше расскажи про теннис.

— Что именно?

— Сейчас не играешь?

— Нет.

— Почему?

— Ну так ясно же. Мой тренер в Москве, а я в этом вашем захолустье.

— Воу-воу, чё за выражения? Попрошу уважительно относиться к моему городу.

— Извини, но в сравнении с Москвой, Красоморск — реально дыра.

— Смотря по каким параметрам оценивать, — принимается рьяно защищать свою малую родину. — У нас тихо и спокойно. Красивая природа. Чистый воздух. Море, солнце, пляж. В столице ничего из перечисленного нет.

— Зато Москва — город больших возможностей. У меня они тоже были. До переезда, — не пытаюсь скрыть в голосе рвущуюся наружу грусть.

— Что мешает играть в теннис здесь?

— Да ты серьёзно? — аж останавливаюсь. — Абрамов, ты вообще понимаешь мой уровень?

— Джугели, — смеётся. — Корона не жмёт?

— Не жмёт, — горделиво задираю нос кверху. — Меня, между прочим, к международным соревнованиям готовили, и если бы у отца не возникли проблемы…

Замолкаю. Тяжело вздыхаю.

Смысл этих «если бы?»

— Надеюсь, что ситуация скоро разрешится и я смогу вернуться в Москву.

— Надеюсь, нет.

Стреляю в него порицающим взглядом.

— В смысле, желаю твоему отцу разрулить свои траблы, но не хочу, чтобы ты уезжала.

Мне опять становится из-за его слов дико неловко.

— Мы с тобой едва знакомы…

— И чё? Может я сразу сообразил, что ты — особенная.

— Это тогда, когда чуть не ослеп?

Мой черёд смеяться.

— Ладно, Джугели, у нас на сегодня последнее задание.

— Уже поздно, — смотрю на часы.

— Ты должна это сделать.

— Сделать что?

Показывает какую-то штуку оранжевого цвета. Раскладывает. Прижимает к губам. Надувает.

Жилет?

— Ну нет…

— Камон. С ним ты не утонешь. Проверено на сеструхе.

— Слушай, Марсель, мне кажется, на сегодня уже достаточно эмоций. Переизбытка я теперь стараюсь избегать.

— Идём. Будем учиться плавать.

Шагает по направлению к морю, всерьёз предлагая мне эту авантюру.

— Я не собираюсь лезть в воду только потому, что тебе это стукнуло в голову, — складываю руки на груди.

— Боишься? Не бойся, я же с тобой.

— Мне не нужен ещё один приступ, ясно?

— То есть теперь ты прикрываешься своей болезнью? — оставляет жилет на песке и касается пальцами пуговицы.

— Я не прикрываюсь. Ночь вообще-то.

— И чё?

Расстёгивает рубашку и снимает её.

— Там… кхм… в море неизвестно что плавает.

— Как это неизвестно? Известно. Рыбы, медузы, ракообразные, морской ёрш.

— Ерша мне только не хватало!

— Ершу, Джугели, на нас фиолетово. У него свои дела, у нас свои.

Перевожу взгляд вправо, когда щёлкает пряжка ремня.

КАКОГО, БЛИН, ПРОИСХОДИТ???

Чёрт возьми, зачем я вообще с ним поехала? Надо было распрощаться ещё у парка аттракционов.

— Тата…

Он уже в воде.

— Иди сюда. Вода, капец, какая тёплая! Тут неглубоко. Смотри, стою.

Машет руками.

— Нет. Вдруг акула.

— В Чёрном море нет акул.

— Отстань.

— Давай, не очкуй. Ты когда последний раз в море плавала?

— Я в нём не плаваю, я возле него сижу, — цежу сквозь зубы.

— Гонишь, что ли? — смеётся. — Двигай сюда. Кайфово же.

— Мне и здесь отлично.

— Искупайся со мной, — продолжает уговаривать. — Будет что вспомнить в своей вожделенной столице.

— Как-нибудь обойдусь без воспоминаний.

— Слышала, что говорят психологи?

— Что?

— Надо уметь смотреть своему страху в глаза.

— Уже посмотрела, спасибо.

— Трусиха.

— Я не трусиха.

Меня это определение страшно злит.

— Да всё понятно. Ёрш, акула, приступ. Ладно. Щас немного поплаваю и вылезу.

Оставляет меня в покое.

Вот и славно.

Ныряй-плавай сам.

— Посмотри, чтобы псина не утащила моё шмотьё, — орёт он мне.

— Какая псина?

Оборачиваюсь.

У лесистой зоны стоит огромная собака. Высокая, крупная. Коняка просто. И смотрит она прямо на меня.

— Эм-м-м…

Бросаю взгляд на Марселя.

Тот ныряет и не обращает на меня никакого внимания.

Блин. Что страшнее? Нападение дикого пса и рваные раны? Или вода в сочетании с жилетом и Абрамовым?

По-моему, выбор очевиден. А учитывая, что конь прямо сейчас двинулся в мою сторону, так тем более.

Недолго думая, скидываю рубашку и юбку.

Благо, я сегодня в боди, а значит, практически в купальнике. Так ведь?

Быстро захожу в воду по пояс, не забыв прихватить с собой жилет.

Ну вроде правда тут неглубоко. Стою спокойно. Фух.

— Так ты всё-таки решилась? — Марсель выныривает практически передо мной.

— Тот огромный пёс напугал меня, — надеваю жилет.

— Любишь ты по первому впечатлению ярлыки навешивать, — увеличивает ремешки по длине и фиксирует застёжки на моей груди. — Пёс безобидный.

— В смысле ты… — прищуриваюсь. — Его знаешь?

— Видел пару раз и даже гладил.

— Специально подстроил! — загребаю воду и брызгаю на него. — Так нечестно!

— Хватит возмущаться. Давай плавать. Стоять на месте нельзя, а то ерш обязательно схватит тебя за пятку.

— Что? Где он? Ты его видел? — в панике осматриваюсь.

— Ага, видел. Когда нырял. Он просил привет тебе передать.

Угорает надо мной, конечно.

— Очень смешно! — толкаю в плечо.

— Поплыли.

Его пальцы перехватывают мои. Тянет на себя, вынуждая двигаться вперёд.

— Работай ногами.

— Ты правда думаешь, что никто не пытался меня научить?

— Хреновые, значит, у тебя были учителя.

— По-моему, жилет подспускает.

— По-моему, ты трясёшься зазря.

— Да нет же, он сдувается.

— Погоди.

Останавливается и я в него едва ли не врезаюсь.

— Ты умеешь лежать на воде?

— Нет.

— Тогда начинать надо с этого. Поворачивайся, — командует уверенно.

— Может…

— Джугели, — взглядом просит заткнуться.

Приходится делать, что говорит.

— Ложись. Перестань нервничать и расслабь своё тело, — руками поддерживает меня за талию и спину.

— Голова тонет, — недовольно жалуюсь.

— Это потому что она у тебя слишком умная. Давай. Руки раскинь в стороны, буквой Т.

— В уши попадает вода.

— Это логично. Так должно быть. Ты не утонешь. Расслабься, ну же.

Активно борюсь с собой и своими страхами. Позволяю воде заливать уши и в какое-то мгновение Марсель убирает руки и я действительно ощущаю, что сама лежу на спине, покачиваясь на волнах.

Да, пусть в жилете, но для меня это уже целое достижение!

— Супер.

Улыбаюсь, глядя на звёздное небо.

— Без жилета попробуешь?

— Ты что?! — переворачиваюсь. — Дна нет. Дна нет! — ужасаюсь, когда не могу его нащупать пальцами ног.

— Спокуха, Тата. Дыши ровно, — подплывает ближе ко мне. — Двигай руками и ногами. Вот так, — показывает. — Дети мелкие не боятся и ты не бойся. Привыкай к воде.

Привыкаю.

А что ещё делать остаётся?

— Марсель…

Нырнул и нет его.

— Марсель…

Страшно и тревожно становится, но он внезапно выныривает метрах в десяти от меня.

— Плыви сюда.

— Там глубоко.

— Плыви, Джугели.

Плыву.

И знаете, очень горжусь собой.

— Молодец, — хвалит за смелость. — Не замёрзла? — внимательно изучает моё лицо.

— Нет.

Какие-то ощущения…

— По-моему, жилет всё-таки спускает, — начинаю паниковать, ощущая, что ухожу под воду сильнее.

— Давай назад, к берегу. Не бойся. Я рядом, если что подстрахую.

Киваю, и разворачиваюсь.

Плывём.

Секунды превращаются в вечность, но расстояние до берега сокращается.

— Сдулся.

— Совсем?

— Да.

Понимаю, что жилет больше мне не помогает.

— Не волнуйся.

Какой там!

От испуга хватаюсь за плечи Абрамова.

— Нормально всё, не переживай, дно есть.

Нащупываю.

Выдыхаю.

И впрямь.

— Паникёрша, — приобняв, неожиданно зажимает в кольце своих рук, и я мгновенно вспыхиваю от того, насколько близко мы оказываемся друг к другу.

Его тело касается моего.

Кажется, что ощущаю каждую напряжённую мышцу.

Сердце ускоряет ритм.

Тук-тук-тук.

Стучит неистово под рёбрами.

— Джугели…

Его ладонь скользит по моей спине.

Сбившееся горячее дыхание обжигает мокрую кожу шеи.

Прикрываю глаза, почувствовав, как его губы едва-едва задевают мочку уха.

Покрываюсь мурашками с головы до пят.

Задрожав, натужно сглатываю.

— Ты такая красивая… — произносит волнующе низко.

Нельзя так, нельзя.

Дёргаюсь.

— Мне пора домой.

Резко оттолкнув парня, выбираюсь на берег.

Щёки горят адски. Дышать не могу. Душно, жарко, голова кружится.

Разомкнув защёлки трясущимися пальцами, стаскиваю с себя жилет.

Быстро поднимаю с песка юбку и, встряхнув, одеваюсь, ругая себя на чём свет стоит.

Зачем, зачем ты с ним поехала, дура???

Глава 33

Идут дни, тянутся месяцы, а отца всё никак не отпускают…

Хочешь — не хочешь, а приходится смириться с мыслью, что это надолго. Как приходится и осознать тот факт, что я завязла в маленьком, провинциальном Красоморске.

Проходит осень. Красивая, сочная, яркая, разноцветная. И вот — на календаре уже декабрь, а за окном первый снег. (Который, правда сразу тает, ведь температура на улице плюсовая, в то время как в Москве давно уже начались морозы).

— Одиннадцатый «А». На прошлом уроке ОБЖ мы с вами говорили о заболеваниях, передающихся половым путём.

— О да!

Девчонки морщат носы, парни ухмыляются.

— Я надеюсь, что вы, — Юрий Леонидович поправляет очки, — вполне себе уже взрослые люди, сделали определённые выводы.

— Конечно сделали, — подаёт голос Ромасенко. — Наш девиз: зачехляемся всегда и везде. Вы ж, ей Богу, зашугали на всю оставшуюся жизнь.

По классу проносится череда смешков.

— Не я, мои дорогие, не я, а пугающая статистика, — учитель встаёт перед доской и опирается пальцами о парту. — Итак-с… Переходим к новой теме.

— Такой же увлекательной как предыдущая?

— Скажите, Петросян, что по-вашему означают следующие слова.

— Давайте. Внимаю.

Юрий Леонидович открывает презентацию и зачитывает вслух цитату:

— «Для создания семьи достаточно полюбить. Для сохранения — нужно научиться терпеть и прощать».

М. Тереза.

— Это та самая Тереза? Которая мать?

— Она.

— Ну… Это про то, что много ума не надо для того, чтобы расписаться в ЗАГСе. Другой вопрос, как не развестись через неделю.

— Полина.

— Думаю, суть в том, что любовь уходит, а люди в жизни друг друга остаются. Им нужно сосуществовать в своём маленьком мире. Строить отношения, основанные на гармонии и доверии. Учиться принимать недостатки ближнего, проявлять чудеса терпения, быть снисходительными в той или иной ситуации.

— Хрена себе речь толкнула!

— Капец ей мозги промывают в монастыре, — фыркает Зайцева.

— Кстати, Филь, а чё эт ты прошлое занятие прогуляла? — докапывается до неё Ромасенко. — Столько полезной инфы упустила про ИППП.

Полина резко краснеет и опускает взгляд в пустую тетрадь.

— А то ж непонятно. Бабка ж, наверняка, спецом оставила её дома, — вклинивается в разговор всё та же Зайцева. — Слово на букву С в учебнике! Кошмар! Параграф от Лукавого!

Ржут.

— Я плохо себя чувствовала, — бормочет Филатова, в чью сторону обращены взгляды смеющихся одноклассников.

— Ну-да, ну-да, — ухмыляется Женя. — Дома-то ознакомилась с параграфом?

— Ознакомилась.

— На горох не поставили?

— Хватит, — уже по традиции заступаюсь за Полю.

Она всё никак не научится давать им нормальный отпор.

— Класс, угомонились, — учитель призывает коллектив к тишине. — Вернёмся к насущному. Социологи разных стран пришли к выводу, что институт семьи и брака за последние несколько десятков лет сильно ослабел и переживает кризис. Как думаете, почему? Евгения.

— М-м-м, разводов стало больше? — предполагает та. — У моей матушки, к примеру, все до единой подруги — разведёнки.

— Верно. Количество разводов действительно увеличилось в разы. Денис Свободный, ваша версия?

— Не знаю, молодёжь не хочет жениться? Ну, типа, живут гражданским браком и живут. На фига этот штамп?

— Та-а-ак… Хорошо, — кивает Юрий Леонидович. — Ещё варианты?

— Рожать не хотят. Чайлдфри и всё такое.

— Правильно, Ромасенко. Не хотят, увы… А вообще, как думаете, семья и брак — это синонимы?

— Да

— Нет.

— Что ж. Мнения разделились. Филатова Полина.

— Брак — это юридически оформленный, добровольный союз мужчины и женщины, направленный на создание семьи и порождающий для супругов взаимные права и обязанности. Семья — социальное объединение, члены которого связаны общностью быта, взаимной моральной ответственностью и взаимопомощью. Понятия часто идут в одной связке, но всё же могут существовать друг без друга.

— Зубрила, — цедит Женя.

— Спасибо, Полина. Запишите определения, — учитель включает следующий слайд. — А пока пишете, подумайте и скажите мне, если возьмём Русь и двадцать первый век, сравним возраст вступления в брак, принципы его заключения, что увидим?

— На Руси рано отдавали замуж. Лет в двенадцать-тринадцать.

— Жесть.

— А ещё, прикиньте, предки решали, за кого выходить и на ком жениться.

— Так и щас решают. Мы знаем реальные истории, — ухмыляется Ромасенко, стреляя в меня взглядом.

Показываю ему средний палец, но так, чтобы Юрий Леонидович не заметил моего некультурного жеста.

— Вернёмся к цитате. Большинство браков заключаются по любви. Тогда возникает вопрос: почему сохранить семью не удаётся? Паша, что думаете? — обращается к Горькому.

Тот в последнее время очень замкнут и редко отвечает на уроках.

Вот и сейчас молчит.

— Вы нарочно, что ли? У него предки как раз разводятся.

— Завались, Петросян, — цедит Паша сквозь зубы.

— Прошу прощения.

— Разводятся и разводятся, — пожимает плечом Зайцева. — Чё такого? Не они первые, не они последние. У нас в классе чуть ли не у каждого дома какая-то семейная драма.

Если задуматься, Рыжая права. Это ведь реально так.

— Илона?

Вебер отвлекается от своих готических рисунков.

— Разводятся из-за разногласий, недостатка денег, бытовухи. Несоответствия партнёра ожиданиям.

— Она думала, что он — герой кинофильма, а он оказался обыкновенным мужиком с дырявыми, вонючими носками, — присоединяется к её ответу Петров.

— Он думал, что она — двадцать четыре на семь инстадива, а она оказалась обыкновенной женщиной, с нерасчёсанными по утрам волосами и лицом, с трудом напоминающим отфотошопленную версию самой себя, — продолжает Ромасенко.

— Жиза.

— А ещё там крошки на столе.

— Конфликты из-за крышки унитаза.

— Открытого тюбика пасты.

— Разбросанного шмотья.

— Немытой посуды.

— Уссыкающейся собаки.

— Н-да, это вам не конфетно-букетный период…

Ребята смеются.

— Да, Полина.

— Мне кажется… — она опускает руку. — В настоящее время, у молодёжи слабо развиты такие качества, как уважение к близкому, терпимость, самопожертвование, уступчивость и умение прощать.

— Мы — поколение эгоистов, — соглашается с ней Горький. — Самолюбие, извращенное чувство свободы, вседозволенность.

— Очень годные рассуждения, мальчики-девочки. Молодцы, — кивает Юрий Леонидович. — Возвращаясь к теме быта… Предлагаю разделиться на группы и сыграть в игру. Прямо сейчас сформулируем на этих листах проблемы современной молодой семьи. Группы. Первая-вторая парта. Третья-четвёртая. Пятые — можно примкнуть куда-нибудь. Три минутки вам посовещаться и оформить записи.

Паша поворачивается к нам с Илоной. Филатова робко подсаживается слева. Примыкает к нам и Ромасенко, потому что у Свободного в команде уже пять участников.

— Ну чё, погнали? Пиши, Тата. У тебя почерк прикольный, — Горький отдаёт мне шаблон. — Первое. Обеспечение семьи денежными средствами.

— Второе. Планирование расходов семейного бюджета, — продолжает Полина.

— С важного надо начинать, алё! Приготовление завтрака-обеда-ужина, — недовольно бросает Максим.

— Мытьё посуды, — добавляю ниже.

— Вынос мусора.

— Пхах.

— Глажка белья.

— Ненавижу, — признаётся Полина. — Вечно после курортников стираем-сушим-гладим. Бесконечная песня.

— Походы по магазинам.

— Оплата коммунальных услуг.

— Уборка квартиры.

— Смена памперсов и прочая лабуда, связанная с ребёнком, — подключается Илона, выводя чёрными чернилами узор.

— Ох, блин, точно? Там же ещё и ребёнок может быть…

Тук-тук.

— Здрасьте, Юрий Леонидыч.

Этот голос вынуждает оторвать глаза от листка.

В дверях стоит Марсель. Загорелый, улыбающийся, невообразимо кучерявый и какой-то… по особенному красивый.

— О, Абрамов из Дубаёв прикатил в родные пенаты!

В классе мгновенно становится шумно.

Вернулся.

Радуюсь этому внутри сильно-сильно.

— Можно войти? Сорян за опоздание.

— Заходите, конечно, — разрешает Кирилюк. — Матильда Германовна предупреждала насчёт вас.

Пока Марсель идёт к своей парте, на него обрушивается целый поток вопросов.

— Ну чё, красавчик? Как там в Эмиратах? Жарко? Офигенно? Сколько лететь? Какая температура?

— Потом пообщаетесь, ребята. Не срывайте урок, пожалуйста, — Юрий Леонидович стучит по столу.

— Здорово, бро, — Горький тоже рад видеть товарища.

Жмут друг другу руки и обнимаются, когда Марсель занимает своё место.

— Привет, девчонки, — поворачивается к нам. Подмигивает мне. — Скучала, Джугели?

— Вообще нет, — демонстративно закатываю глаза.

Кивает, усмехаясь.

Смешно, конечно. Мы ведь каждый божий день переписывались. Утром. Днём. Вечером. Ночью.

— Вы записали обязанности супругов. Теперь проставьте рядом Ж и М, распределив, какие из них являются женскими, а какие мужскими. Давайте озвучим.

Класс начинает отвечать.

— Чё тут у вас интересного? — Марсель склоняется ближе к листку и наши лица разделяют какие-то несчастные сантиметры.

— Бытовые дела обсуждаем.

— Тата, ставь вынос мусора Ж, — советует Паша.

— Да с чего это? — не соглашается Илона.

— Как это с чего? Женщина выносит мусор.

— Нет.

Они начинают спорить.

— Что там у вас такое? — интересуется учитель, проходящий по ряду.

— Не могут решить, кто должен выбрасывать мусор, — объясняет проблему Полина.

— Да забейте, ставьте ЖМ, можно же по очереди это делать. Чё за проблема? — пожимает плечом Кучерявый.

— Правильные мысли, — одобряет Юрий Леонидович. — Есть теория о том, что не существует женских и мужских обязанностей. Часть дел можно выполнять вместе, не стоит перекладывать что-то полностью на другого человека. Нужно стараться искать компромиссы.

— Легко в теории, на практике — провал.

— А теперь давайте проведём тест и узнаем, чистого интереса ради, насколько вы готовы к браку.

— Чё?

Волна возмущения сливается со смешками.

— Передаём по кругу листок в группе. Каждый из вас напротив всех пунктов ставит первую букву своего имени и количество баллов. Один, если способен делать это хорошо. Ноль целых, пять десятых, если плохо. Ноль, если не способен вообще. Далее подсчитываем общее количество баллов.

— Вебер, кто тебя в жёны возьмёт с такими результатами? — качает головой Паша.

— Я туда не стремлюсь.

— Зато на Марселя посмотрите. Везде по максимуму.

— Так я реально всё умею, — ставит двойку напротив графы про смену памперсов.

— Ну что? Подведём итоги? — предлагает преподаватель. — Сейчас руки поднимут те, у кого баллов получилось в сумме мало.

Зайцева. Вебер. Ромасенко. Петросян. Свободный. Петров и другие.

Там процентов пятьдесят наберётся. Добрая половина класса, если не больше. Многие руки подняли.

— До института брака, ребята, вам ещё расти и расти. У кого средний результат?

Шесть человек. В их числе Горький и Котов.

— С вами ситуация получше. Прокачиваем навыки, которые хромают.

— Ещё чего. Пусть сама посуду свою моет, — возмущается Котов, скосив взгляд на Вепренцеву.

— Свою помою. А ты, будешь из одноразовой есть. Дёшево и удобно, — язвительно отзывается та.

— Ну и наконец, посмотрим на тех, кто к браку уже готов. Поднимайте руки, у кого сумма баллов совпала или почти совпала с количеством обязанностей.

Трое.

И все в нашей команде.

Я, Полина. Марсель.

— О-о-оу.

— Абрамов, женись на мне, — вопит Ковалёва.

Да-да, вы не ослышались. Вику оставили в школе, но лишь потому что я не подтвердила деду и администрации тот факт, что это она меня толкнула.

Не спрашивайте, почему я так сделала. Мне это нужно было. Ребята зауважали меня ещё больше, а вот с ней ситуация стала равно противоположной.

— Не, Ковалёва, ты в пролёте. Рожать же не собираешься, типа за фигурой следишь, а мне нужно много детей.

— Много детей? На фига? — брезгливо кривится она.

— Не знаю, мне так хочется. Это же прикольно, когда ты можешь вырастить себе подобных. Как в игре, знаете, наделив их какими-то качествами или способностями.

Звенит звонок.

— Всем спасибо за активность!

Попрощавшись с Юрием Леонидовичем класс сбивается в толпу, окружив Марселя со всех сторон.

— Ну теперь рассказывай чё и как. Фотки — огнище. Раздразнил всех.

— Это всегда пожалуйста.

— Бурдж-Халифа^[26] стоит ещё или песком снесло?

— Стоит.

— В пустыне был. Понравилось?

— Мы с батей катались на багги^[27]. Прикольно.

Собираю вещи, складывая их в рюкзак.

— Русских в Дубае много?

— Много. Почти на каждом углу русскую речь слышно.

— Острова Джумейра, или как их там, видел?

— Видел. Красиво выглядит.

— Пообщался с арабами?

— Нет.

— А с арабками?

— Всё, отвалите, а. Сувениры завтра притащу и раздам. Всем привёз.

— Е-е-е.

Встаёт с парты. Цепляет меня за руку и ведёт через толпу к выходу.

— Они не отстанут так просто.

— Да плевать на них.

Выбравшись из класса в холл, подходим к окну, за которым идёт дождь.

— Вот теперь привет, Джугели, — обнимает меня крепко-крепко. Целует в макушку.

В этот раз я позволяю ему это сделать. Ничего ведь криминального не происходит, да?

Чтобы вы понимали, мы реально с ним за эти три месяца сдружились. По началу было очень непросто, но потом всё как-то само собой пошло. Удалось поймать баланс.

Марсель помог мне адаптироваться. Стал неким проводником. Показал город. Научил плавать. Отвёл в местную секцию по теннису. Там я провожу теперь четыре дня в неделю…

Благодаря девчонкам, Абрамову и его друзьям я перестала чувствовать себя плохо и, можно сказать, влилась не только в школьный коллектив, но и в новую жизнь.

— Скажи, что скучала, вредина, — волнующе приятно вибрирует его голос.

— Разве что совсем немного, — утыкаюсь в шею, прикрывая глаза.

Мне тебя так не хватало.

Вслух не скажу, нет.

— Ты ещё похудела за эти десять дней, — отрывает от пола и проходит несколько шагов вместе со мной вперёд.

— Тебе кажется.

— Да ни хера! Не гони мне, Джугели, — ставит на плитку, наклоняется и шумно втягивает носом воздух.

Вдыхает аромат моих волос.

Бзик у него такой, и я всё никак не могу привыкнуть. Каждый раз покрываюсь мурашками, когда он делает это.

— Я написал две песни. Пойдёшь слушать?

— Куда? — отклоняюсь назад.

Рассматриваем лица друг друга вблизи и почему-то дышать становится тяжелее.

— Мы с пацанами сегодня собираемся у меня дома.

Дома.

— Я не смогу.

В очередной раз отказываю.

— Ну камон, Джугели. Приходи. Матушка звала. Чё в этом такого? Я тебя с предками познакомлю. Провожу потом.

— Не знаю…

— Соглашайся.

— Что я бабушке скажу? — хмуро спрашиваю, закусывая губу.

— Не парься. Я беру это на себя, — хитро улыбается, дёргая меня за тонкую косичку, в которую заплетена прядь у виска.

Глава 34

Я всё-таки оказываюсь у Абрамовых дома. Честно, не знаю, как Марселю удаётся объяснить это бабушке Алисе, но она не против.

Наверное, если бы дед не был в отъезде, не разрешила бы пойти в гости, а так…

— Ну чё, Джугели, как тебе наша студия? — наклонившись к моему уху, спрашивает Милана, которая, к слову, очень долго отказывалась воспринимать меня как часть компании.

— Круто.

— Это предки организовали, чтобы брат кукухой не поехал после того, как его выперли из секции.

Киваю.

— Он же у нас пацан проблемный. Родители боялись, что влезет куда-нибудь. Понимаешь, гены и всё-такое.

— Гены?

— Ну да. Батя в школе тихий ужас творил. Этот периодически ведёт себя так же.

— Сейчас затишье вроде.

— Это потому что ты появилась, — ухмыляется Милана. — Слышала бы, как он вчера указания нам давал. Мол, завтра придёт Тата, не подведите меня и всё такое. Бла-бла-бла.

— Кхм.

— И даже порядок в своей комнате навёл. Прикинь? Ваще не помню, когда это случалось крайний раз. Нонсенс!

Улыбаюсь и перевожу взгляд на Кучерявого. Он с сосредоточенным выражением лица перебирает струны гитары, что-то объясняя Паше.

— Скажи, Милан, а ваша тётя, ранее популярная исполнительница, известная под именем Саша Флэйм…

— Почему уехала с мужем в Америку? — заканчивает вместо меня. Видимо, вопрос этот очень популярный.

— На неё было два покушения. Во время концертов в Москве и Питере.

— Какой кошмар!

— Кошмар был на их свадьбе. Гостей и жениха с невестой пытались расстрелять бандиты.

У меня глаза на лоб лезут.

— Ага. Дядя Илья раньше в депутатском кресле сидел, у него оч много врагов было.

— Ясно.

— Тока это, я, если чё, ничего тебе не рассказывала.

— Ладно.

— Мы сами-то инфу нарыли в инете, уже будучи подростками. Предки обсуждать эту тему не хотят, а у самой Саши спрашивать про такое, язык не поворачивается.

— Понятное дело.

— Идём, надо помочь маме, — зовёт, подорвавшись с дивана.

— Хорошо.

— Я забираю Тату, мы наверх, — объявляет она громко. — За столом собираемся через… — поднимает мою руку с часами. — Пятнадцать-двадцать минут.

Марсель кивает, провожая нас взглядом.

Поднимаемся по лестнице и выбираемся из «подвала».

— Сюда.

Проходим через коридор в гостиную.

— Заглянем к Яго? Поменяю ему воду, — ведёт меня на балкон. Там в огромной клетке сидит большой, красивый, попугай. — Салют, хохлатый.

Птица, нахохлившись, молчит. Хотя я своими глазами видела кучу видосов, на которых он болтает без остановки.

— Не обращай внимания, у него депресняк, — Мила открывает клетку. — С наступлением зимы всегда так. Хандрит. Теряет перья. В прошлом году вообще чуть не облысел. Такой страшный был. Уродец.

— Сама уродец, — неожиданно отвечает Яго.

— Это Ромасенко научил, козлина.

— Сама козлина.

— Замолчи, пернатый.

— Привет-привет. Я-я-я-я Яго. Птичка-невеличка.

— О, смотри-ка, соизволил с тобой поздороваться.

— Привет, — подхожу к клетке, и попугай, цепляясь когтями за стальные прутья решётки тоже передвигается ближе ко мне. — Как дела?

— Ещё не родила.

— Оригинально.

— Яго споёт нам сегодня песенку? — спрашивает девчонка, наливая ему в поилку воды из бутылки.

Разглядываем друг друга.

Птица часто дышит и крутит головой.

— Видимо, нет. Стесняется. Погнали, Тата. Пусть депрессует дальше.

Уже собираемся выходить в гостиную, как до нас доносится это:

— На лабутэнах, на, и в охренительных штанах, на лабутэнах, на… — орёт вслед.

Смеёмся.

— Заценил твои кожаные штаны, — Милана толкает меня локтем в бок. — Нам прямо, — ориентирует, когда проходим мимо лестницы. — Наверху у нас спальни и комнаты для гостей.

— Красивый дом.

— Губернаторскому, судя по рассказам Марселя, уступает.

— Нет. У нас там как в музее, а у вас… Не знаю, светло, тепло, уютно. Видно, что все детали подобраны с особым вкусом.

— Ну так ещё бы! Мам, это мы, — сообщает, едва оказываемся на кухне. — Пришли тебе помогать.

— Чудно.

— Очень надо. Тут и без вас помощники имеются, — насупившись, отзывается младшая сестра Марселя, расставляющая тарелки.

— София, перестань, — журит её Дарина Александровна. — Проходите сюда, девочки. Нужно дорезать эти продукты в салат и дожарить отбивные. Милан, давай к плите ты, чтобы Тата не испортила вещи.

— Ерунда, я дожарю.

Не хочу, чтобы они считали меня какой-то белоручкой-неумёхой. Это ведь не так совершенно.

— Ты бледнее обычного, мам, — подмечает Мила. — Приоткрыть окошко?

— Да, приоткрой, пожалуйста. Что-то у меня голова закружилась.

— Присядь, отдохни. Мы сами всё доделаем. Санта, отстань от Таты!

Голубоглазая белоснежная хаски прыгает около меня, пытаясь привлечь внимание.

— Надо закрыть их с Элвисом в гостиной. Вечно с ума сходят, когда приходят гости.

— Не надо. Опять устроят погром.

— Я переворачиваю, чтобы не сгорели, — информирую хозяйку.

— Там должна быть корочка, — инструктирует София.

— Есть.

— Дай проверю.

Маленький инспектор подходит ко мне и заглядывает в сковородку.

— Ещё жарь. Не спали только, — строго наказывает эта деловая колбаса.

— Как там у ребят дела?

— Нормально. Новую песню собирают.

— А Денис почему не пришёл?

— Он на соревнованиях в Сочи, — осторожно вклиниваюсь в их диалог, переворачивая отбивные.

— Точно, совсем забыла.

— Прикинь, у нас в школе будет новогодняя дискотека, — рассказывает Милана матери.

— В этом году разрешили провести?

— Угу. Для девятых, десятых и одиннадцатых. Надо купить платье или какой-нибудь наряд.

— Купим. Всё равно нужно ехать за костюмом для Софии.

— Не нужон мне этот дурацкий костюм! — возмущается та.

— Зай, ну как же? Все придут на ёлку нарядные.

— Хороводы — для сопляков. Я в этом не участвую.

Еле выходит сдержать улыбку.

— Кнопка, ты решила, кем хочешь быть? — спрашивает у неё сестра. — Фея, снегурочка, принцесса?

— Фу, — кривится та.

— У них там кинематографическая тематика. Нужно переодеться в персонажа фильма или мультика.

— Я хочу быть Бэтмэном, сказала же ведь!

— Бэтмэном будет Ярик.

— Пусть только попробует прийти в моём костюме! Я ему уши откручу! — капризно топает ногой девочка.

— Это тот пацан, с которым она вечно дерётся? — уточняет Мила.

— Да, — вздыхает Дарина Александровна.

— Ярик — придурок! Ненавижу его! Он глупый и некрасивый!

— А по-моему, в вашем классе Ярослав — самый симпатичный мальчик.

— Ты чего, мам? Нет! Он вообще ни разу не симпатичный. Причёска эта дебильная. Бритые виски и хвостик на башке. Фу-фу-фу!

— Гномыч, он тебе нравится, что ли?

— Ты дура? — краснея, отвечает сестре мелкая.

— Общайтесь нормально, — в кухне появляется глава семейства.

— Ты освободился чуть раньше?

— Да.

Мужчина наклоняется и целует жену в висок.

— Что-то болит?

— Нет, всё хорошо, Ян. Я просто немного утомилась. Милана, София и Тата вызвались помочь.

Он поднимет голову и смотрит прямо на меня.

— Добрый вечер, — здороваюсь, замешкавшись.

Как-то очень волнительно становится под этим внимательным, пробирающим до костей взглядом.

— Добрый.

— Марсель притащил в дом девчонку, па, — добавляет перца София.

— Пончик дико ревнует братца ко всему, что движется, — смеётся Милана.

— Вот ещё! Глупости! Девчонок у него много, а младшая сестра одна.

— Это пока одна, — хмыкает старшая.

— Не жениться же он на ней собирается? — машет в мою сторону раздражённо.

— Да кто знает, — пожимает плечами Мила.

— Чего?

— Тебе не о чем переживать, Сонь, — выключаю конфорку. — Мы с Марселем просто дружим, — сразу проясняю этот факт для всех.

— Хм. Дружбы между мужчиной и женщиной не бывает, — крутит головой она.

— С чего ты это взяла?

— Так Наталья Михална сказала Ольге Степановне.

— Милая, подслушивать разговоры взрослых — нехорошо.

— Я и не подслушивала. Сидела себе, рисовала в классе. Ясно?

— Ясно.

— И ещё! Разве друзья пялятся на фотографии друзей часами? Марс постоянно сидит в телефоне, а там — она, — тычет в меня пальцем София.

— Ты брата своего не пали так жёстко, — обращается к ней отец в то время, как его жена и дочь, переглядываясь друг с другом, улыбаются.

— Если Марсель её лова-лова, то меня он всё равно больше и сильнее лова, ясно? Потому что у нас одна кровь и мы всю жизень с ним вместе.

— С этим никто не спорит, дорогая.

— Ну вот и всё, — показывает мне язык.

— София, как некрасиво! — делает ей замечание Дарина Александровна.

— Извини, мамочка. Я не удержалась.

«Если Марсель её лова-лова, то меня он всё равно больше и сильнее лова, ясно?»

Лова-лова.

Мои щёки начинают гореть. Становится жутко неловко.

Не зная, куда себя деть, приседаю и принимаюсь гладить неуёмную Санту, распластавшуюся передо мной на полу.

— Судя по шуму, наши музыканты выбрались из подвала, мам, — нарушает образовавшуюся тишину Милана.

— Отлично. Мойте руки и присаживайтесь за стол. Будем ужинать.

*********

Ужин проходит в непринуждённой обстановке. Видно, что ребята чувствуют себя комфортно. Судя по манере общения с родителями Марселя, они частенько бывают в доме Абрамовых.

— Ну чё, Ян Игоревич, отстроили вы дворец арабскому шейху? — интересуется Ромасенко прежде, чем отправить в рот отбивную. Целиком.

— Моё дело проектировать, не строить.

— Ну, спроектировали?

— Да.

— У меня фотки есть, — Марсель достаёт телефон и показывает присутствующим невероятной красоты сооружение.

— Хренамба… И сколько ж стоит этот замок Алладина? — присвистнув, чешет затылок Максим.

— Не выражайся. Очень дорого стоит.

— Сколько?

— Разбогатеешь — скину смету.

— Там столько нулей, что закачаешься, — хмыкает Марсель.

— Замечательно. А кому-то нечего жрать. Совсем эти грёбаные шейхи в Дубаях своих поохре… пообалдели, — исправляется, когда ловит предупреждающий взгляд Абрамова-старшего.

— Так, мужчины, ну вы сейчас сразу два правила нарушаете. Говорите о работе и пользуетесь телефоном, — нарочито недовольно подмечает Дарина Александровна. — А у нас, вообще-то, гостья за столом. Мне вот, например, интересно её послушать, а не про этих ваших шейхов. Тата, ты росла в Грузии, верно?

— Да, я провела своё детство в Тбилиси. Потом мы с отцом переехали в Москву.

— Ты прям грузинка-грузинка? — удивляется Милана.

— Да.

— Поэтому у ней имя такое странное? — кривится София.

— Не у ней, а у неё. Что странного? Красивое имя, необычное, — заступается за меня Марсель.

— Это имя является женской формой мужского имени Тато, означающего «отец». Таким образом, имя Тата можно перевести как «дочь отца».

Взрослые Абрамовы переглядываются. Едва заметно, но я обращаю на это внимание.

— У тебя есть братья и сёстры?

— Нет.

— Ацтой!

— Софа!

— Что? — пучеглазится девочка. — Это невесело, когда ты один. Даже подраться не с кем. А животные есть?

— Нет.

— Дважды ацтой.

— У отца аллергия на шерсть. Поэтому мы никого не заводили, — пожимаю плечом.

— Никогда-никогда? — искренне ужасается она.

— Никогда-никогда, — накалываю на вилку кусочек помидора.

— Пи-и-ипец! — качает головой.

— София, разговаривай нормально.

— Ладно, па. У меня ещё вопрос, — выпрямляясь на стуле, заявляет деловито. — Если ты жила в Москве, где наш дядя Рома, то откуда ты тут взялась на нашу голову, в Красоморске?

— Приехала к бабушке и дедушке.

— Жить?

— Да.

— Почему? — хмурится.

Что ответить? Откровенничать в мои планы не входило.

— Так получилось, — развожу руками.

— Что получилось?

Детская непосредственность — это, конечно, прекрасно, но иногда…

— Погостить к ним приехала, что ты пристала, Гномыч? — наезжает на неё Марсель, осадив тем самым взглядом, который очень похож на отцовский.

Надо отдать ему должное, только тогда София понимает, что стоит замолчать.

— Сын рассказывал, что ты играешь в теннис?

— Да.

— Дэн сказал, что Тата всех обыграла в местном клубе, — вступает в наш разговор Паша. — Тёть Даш, Крапивина от неё в шоке.

— Так вот кого Оля имела ввиду! Буквально на днях созванивались. Она хвалилась тем, что у неё появилась новая подопечная. Вторая Шарапова.

Такое сравнение льстит, конечно, но я ведь в адеквате.

— Шарапова? Это которая кричала всё время? — Ромасенко изображает, как отбивает ракеткой мяч. Всё это действо сопровождая не совсем приличными звуками, естественно.

— Завязывай, — получает очередной штрафной от Абрамова-старшего.

— Ага, она самая.

Ребята тихо смеются.

— До Шараповой мне далеко. Я просто с детства играю. На кубок России готовилась до того, как переехала.

— Ты не расстраивайся, — подбадривает меня мама Марселя, — Ольга Владимировна — сильный тренер. Возможно, всё у вас и получится.

Киваю.

— Вообще, я не собиралась здесь тренироваться. Это ваш сын привёл меня на корт. Просто поиграть, отвести душу.

— Отвела. Поиграла так, что Крапивину срочно позвали на улицу её коллеги, которые увидели Тату из окна, — усмехается парень.

— На самом деле, я рада, что снова занимаюсь. И что ребята приняли меня в свою компанию.

Впервые озвучиваю это вслух.

— Она ж у нас «умеет» заводить друзей, — хмыкает Ромасенко.

— Н-да… Знакомство с вашей компанией выдалось запоминающееся, — подхватывает Милана. — Как вспомню, приходит, — указывает на Марселя. — Орёт, что ни черта не видит. Мечется по дому, матерится. Глаза опухшие, красные.

— Я не хотела навредить. Мне пришлось воспользоваться баллончиком в целях самообороны.

— Правильно ты всё сделала, — одобряет мои действия Ян Игоревич.

— Фига се, спасибо, — благодарит его сын.

— Пожалуйста, — невозмутимо отражает родитель. — Сам виноват. Не так, что ли?

— Так.

— Джугели, зараза, шины нам тогда проколола.

— Ты мне за эти шины мстил долго и виртуозно, — поворачиваюсь к Ромасенко.

— Не за шины мстил. За то, что ментам слила.

— В той ситуации она поступила как взрослый, здравомыслящий человек, — опять же занимает мою сторону глава семейства. — Я уже говорил вам. Девчонке надо сказать спасибо за то, что влезла. Сидели бы щас на пару в местах не столь отдалённых…

— Не будем об этом, — вмешивается в беседу Дарина Александровна. — Скажи, Тата, трудно было тебе находиться тут, в Красоморске, первое время?

— Честно говоря, да, — признаюсь, обхватывая пальцами стакан с морсом.

— Ясное дело. Новый город, новая школа, коллектив, — понимающе вздыхает она.

— Мама тоже когда-то из Новосиба в Москву с предками переехала, — поясняет Марсель. — В каком ты классе была, ма?

— В десятом.

— Вы ж с отцом тогда и познакомились?

— Да.

— А как? Ты подробности не рассказывала, — дуется Милана.

— Как-как. Как все, — отмахивается Ян Игоревич.

— Хотим знать детали.

— Ма…

Давят интонацией.

— Ладно, я расскажу. Если вспомнить хронологию, то знакомиться я подошла первой.

— Воу.

— Было жарко, весь класс повели на диспансеризацию. Только несколько человек осталось в школьном дворе.

— И среди них был батя?

— Да. Вашего папу в тот день наказали.

— За что?

— За сорванную линейку.

— Наш человек. А как его наказали?

— Вручили краску, поставили у забора. Дали задание. Мне стало интересно посмотреть, что он там рисует, ну я и подошла.

— И что же там было?

— Эм-м… Персонажи из мультика про Винни-Пуха в авторском исполнении, противоречащем морали.

— Давай без подробностей, Даш.

Она смеётся. Видимо, воскрешая в памяти те самые рисунки, про которые нельзя рассказать детям.

— В общем, я такая девочка-одуван подхожу, представляюсь, начинаю диалог. Привет, мол. Я у вас в классе новенькая. Рада знакомству.

— А батя что же?

— А батя был мне ни капельки не рад. Так посмотрел, что душа вмиг ушла в пятки. Ещё и отшил меня по итогу.

— Отшил?

— Ты чё, бать?

— Сказал, что занят и не в настроении со мной беседовать, но раз уж я подошла знакомиться… — переводит взгляд на мужа, — он, так и быть, отвлечётся.

— И?

— И… Он написал кисточкой свой номер. Краской, на моей ноге. Ещё и время указал, в которое можно ему звонить.

— Воу! — дружно тянут парни.

Мои брови от удивления уползают вверх.

— Оригинально, Ян Игоревич, — гогочет Ромасенко.

— Притушись.

— Пап, ну ты ж потом реабилитировался, да? — с надеждой в голосе спрашивает Милана.

— О да! Потом он меня в шкафу закрыл. В пустой раздевалке спортзала. Чтобы ночь там просидела.

— Чего?

— Что ещё на хрен, за вечер грёбаных откровений! — возмущается Абрамов-старший, недовольно глядя на жену, но та лишь беззаботно пожимает плечами.

— Не выражайся, папа! — грозит кулаком София.

— За что ты так с мамой? — надувшись, тем временем обиженно выпытывает старшая.

— А я вот как Тата, — отвечает вместо него тётя Даша. — Пришла на звуки драки. Заступилась за мальчика и… получилось то, что получилось. Меня заточили в шкаф. Думала, реально до утра там просижу. Плакала, звала на помощь. Очень переживала, что родители ищут.

— Ужас.

— Благо, один из друзей Яна ближе к полуночи пришёл и вызволил меня из этой железной коробки.

— Кошмар, пап, — разочарованно припечатывает Милана, складывая руки на груди.

— Как ты объяснишь своё поведение? — наезжает на него младшая.

Блин, София — это нечто.

— Бать?

Дети семьи Абрамовых, да и собственно все сидящие за столом, выжидающе смотрят на Яна Игоревича и ждут пояснений.

— Это была моя стратегия, ясно? — нехотя оправдывается он и, к моему изумлению, скулы его розовеют.

— Что ещё за стратегия? — прищуривается Марсель.

— Я не хотел, чтобы она со мной связывалась.

— А причина?

— Причина веская. Папа ваш был — тот ещё отморозок в юности. Ещё вопросы? — строго осведомляется.

Тишина в ответ.

— Если вопросов нет, доедаем ужин и расходимся. Старший идёт провожать гостью. Вы двое — указывает на Пашу и Максима, — по домам. Девочки помогают матери помыть посуду и прибраться на кухне. Установка ясна?

— Да.

— Ну вот и замечательно, — нож в его руке со скрипом режет отбивную.

Глава 35

Марсель

— Приветствие у нас готово. Музыкальный номер тоже. Домашнее задание за две репетиции добьём, — Филатова морщит лоб и ставит галочки в большом оранжевом блокноте. — Да.

— Всё на сегодня? — Зайцева недовольно смотрит на часы.

— Подождите, как всё? Мы ведь не закончили с украшением зала. Матильда Германовна просила доделать это сегодня. Кто может остаться и помочь?

— Не, сорян, я уже опаздываю на йогу.

— Мне брата из садика забрать надо.

— А у меня треня.

— Я сказала, кто МОЖЕТ! — подчёркивает староста раздражённо. — Я сейчас, кстати, горячий чай с печеньем и пирожками организую, но раз все спешат…

— Еда? Так бы сразу и сказала, Филатова. Мы остаёмся, — сообщает Ромасенко, закидывая руку на плечо Дэна.

Хмыкаю и прикрываю глаза.

Моя голова покоится на коленках Джугели. Она обсуждает с Илоной хиромантию и неосознанно перебирает пряди моих волос пальцами.

Мать всегда говорила, мол, кудри нравятся девчонкам. Стал замечать, что это — правда только тогда, когда к ним стала прикасаться Тата. Иногда. Осторожно и как бы невзначай.

Вообще, у нас с ней с этим поначалу было туго. Имеются ввиду всякие тактильные штуки. Мне, к примеру, понадобилось время, чтобы приучить девчонку к тому, что я могу взять её за руку или приобнять.

Джугели в этом плане конкретный тест на выносливость и терпение устроила. Я же привык делать то, что хочу, а тут на тебе! Нельзя.

Тата долго не позволяла мне те мелочи, разрешения на которые я раньше у девчонок не спрашивал.

Наверное, так оно и было бы дальше. Не согласись я поиграть в изматывающую, изнурительную игру под названием «дружба».

Когда мы стали общаться без этих моих намёков на нечто большее, девчонка заметно расслабилась и начала терять бдительность, подпуская меня к себе всё ближе и ближе.

С одной стороны кажется, что это, типа, плюс, но, блин, с другой… Лично мне с каждым днём становится всё тяжелее тащить это и контролировать.

С контролем вообще большие проблемы, ведь ты вроде как и рядом с ней постоянно, но, чёрт, вообще не в той роли, на которую претендуешь.

Долбаные границы сводят с ума. Мозгами понимаешь, что одним поступком можешь разломать весь тот пазл, который кропотливо собирал. Понимаешь, да. Вот только куда деть терзающие тебя с утра до ночи чувства, если мир теперь лишь вокруг Джугели вращается?

Не спишь ночью. Потому что думаешь о Ней.

Ждёшь утра, чтобы встретить её у ворот школы.

Берёшь за руку, сжимаешь ледяные пальцы.

Видишь, как она улыбается или вдруг грустит. Просишь рассказать, в чём дело. Потому что и сам это настроение перенимаешь.

Смотришь на неё. Охреневаешь с того, что тебе тупо всё в этом человеке нравится. Запах. Голос. Смех. Жесты. Внешность и характер. (А он у неё звездец какой сложный!).

И вот вы проводите время вместе. Не столько, сколько хотелось бы и не так. Ведь вокруг постоянно окружает кто-то. Пацаны. Филатова. Вебер. Одноклассники…

Моменты, когда вы вдвоём — редкое явление. То у неё тренировка, то репетитор, то дома по настоянию деда надо быть и всё тут.

Прощаешься каждый раз с тяжёлым сердцем и по новой ждёшь «завтра».

Бесконечно, по кругу.

Ах да, забыл упомянуть, ты ведь в телефоне сидишь постоянно. Строчишь ей сообщения или кидаешь дурацкие видосы.

А ещё… Ты упорно молчишь. О важном. О том, что твои предки общаются с тем, кого она люто ненавидит.

Круто?

Короче, всё к одному.

Насколько ещё меня хватит — не знаю. Ситуация начинает серьёзно напрягать.

— Как планируешь провести праздники? — спрашивает у Таты Илона.

— Новый Год встретим здесь, а третьего летим с дедушкой и бабушкой в Москву.

Мои кайфы резко заканчиваются. Принимаю вертикальное положение и недовольно на неё смотрю.

— Ты уезжаешь?

— Да. Мне нужно навестить отца.

— Надолго? — поправляю пятернёй творческий беспорядок на башке.

— К десятому вернусь.

— Проведёшь в Москве все каникулы?

— Всего неделя, — растерянно пожимает плечом.

«Всего». Это же охренеть как много!

— Ты не говорила.

— Билеты только вчера купили.

Замечательно. А я, вообще-то, кучу всего запланировал.

— Ясно.

— Чайник закипел. Пирожки принесла. Дальше самообслуживание, — громко объявляет вернувшаяся в актовый зал Филатова.

Иду к пацанам. Они там уже вовсю дегустацию вышеупомянутых пирожков проводят.

— О, горячие!

— У охранника в микроволновке погрела.

— И чё, этот злыдень разрешил? — удивляется Петросян.

— А я ему парочку тоже дала.

— Хитрожопая.

— А эти с чем? — интересуется Дэн.

— Свободный, ей Богу! Ты уже столько филатовских пирожков сожрал, а всё никак не можешь запомнить. Эти с яйцом, вот эти с картошкой, дальние с капустой.

— Всё правильно, Максим, — кивает Полина. — Марсель, угощайся.

Аппетита нет, но один я всё же беру. Чисто для того, чтобы занять чем-то свою напряжённую челюсть.

Неделя.

«Мне нужно навестить отца».

Окей, это я понимаю, но тревожит меня другое. Тигран-который-леопардовый-пиджак тоже ведь в Москве находится.

А вдруг к нему едет?

— Осторожно.

Ошпариваю пальцы кипятком.

Матерюсь.

Губами указательный зажимаю.

— Мальчики-девочки, идём пить чай! Небольшой перерыв и приступаем к украшению зала.

— Слышь, Филь, а ты реально сама их печёшь или всё-таки покупные?

— Петров, ты покупные от домашних отличить не можешь? — усмехается Горький.

— Ну мало ли, — пожимает тот плечом.

— Сама всегда готовлю, сто раз уже говорила, — обиженно возмущается староста.

— Не, ну вот интересно, а когда ты успеваешь? У тебя ж день распланирован по часам. Подготовка к олимпиадам, кружки, продлёнка, волонтёрское движение, воскресная школа, — загибает пальцы Денис.

— Когда минутка свободная выдаётся. Эти — утречком сварганила.

— Вот брешет! Ты на уроках с восьми утра вместе с нами! — фыркает Петросян.

— Так это с восьми. А встаю-то я в пять.

— Чё?

— В пять?

— Ты щас пошутила?

— Нет.

— На фига так рано?

— Кто рано встаёт, тому Бог подаёт. Слышал такое?

— Только про Бога не надо заливать, лады?

— Ромасенко!

Беседа прерывается. Все взгляды устремляются в сторону двери. Там стоит наш школьный психолог и она, судя по выражению лица, чем-то крайне недовольна.

— Здрасьте.

— Максим, можно тебя на пару слов?

— При всех говори чё хотела, у меня секретов от товарищей нет.

— Ну, во-первых, соблюдай, пожалуйста, субординацию. Меня зовут Маргарита Алексеевна, — чеканит девушка сухо. — А во-вторых, ты почему опять не на занятии? Оно, к твоему сведению, идёт уже целых двадцать минут, — стучит пальцем по наручным часам.

— Вот и пусть идёт дальше. У нас тут движ поприятнее, — отвечает ей Макс.

— У тебя шестьдесят секунд. Жду в своём кабинете.

Собирается уйти.

— Я не приду, — бросает друг ей в спину.

— Ромасенко, — Марго медленно разворачивается. — Напоминаю, что занятия обязательны для посещения. Аргументов для непосещения быть не может.

— Мне похрен. Такой аргумент подойдёт? — откусывает пирожок и невозмутимо отражает её взгляд.

— Максим! — шипит на него Филатова.

— Комиссии так и передадим? — Алексеевна выгибает бровь.

— Передавай, — отмахивается.

— Отлично, — улыбнувшись, кивает она и выходит за дверь.

Секунда. Две. Три.

Все слегка в шоке.

— Ты сдурел? Так с учителем разговаривать! — испуганно отчитывает его Полина.

— Она не учитель. Забей.

— Какая разница! Педперсонал.

— Педперсонал! — кривится Ромас. — Смешно, мать вашу! Она старше меня на два года. Чему учить будет? Психологиня, блин! — фыркает.

— У неё, как минимум, есть профильное образование.

— Многие ребята её хвалят, — вклинивается в их диалог Вепренцева.

— Я тоже хожу к Марго, — подаёт голос Илона. — Она нормальная, зря ты так. Мне нравится с ней беседовать.

— А мне, Вебер, — Максим поворачивается к ней, — нравится исключительно её задница. Беседовать с ней о проблемах в семье я точно не собираюсь. Это всем, нахрен, ясно?

Берёт очередной пирожок и вгрызается в него с таким остервенением, что зубы клацают друг о друга.

*********

Тридцатого вечером в школе проходит игра КВН, в ходе которой между собой соревнуются коллективы десятых и одиннадцатых классов.

Наша команда, естественно, одерживает победу в этом предновогоднем баттле. Потому что у нас реально вышло всё круто. Смешные заготовки. Классные сюжетные вставки. Самый офигенский музыкальный номер с участием Шац, прочитавшей рэп.

После такого шансов на то, чтобы сократить разрыв, у конкурентов просто-напросто не осталось. Матильда взорвала зал и навела шуму.

Клёвая, всё-таки, у нас классуха…

— Видели их рожи?

— Они приняли поражение раньше, чем объявили баллы.

— Лузеры!

— Так им и надо!

Мы в нашем кабинете. Столы, по традиции, выставлены буквой П. Сидим, общаемся и празднуем победу.

— Филатова, а ты терь, по ходу, будешь пользоваться популярностью, — Ромасенко толкает её локтем.