Когда солдаты втолкнули Рене обратно в камеру, Чжу ждал — сидел, элегантно закинув ногу на ногу.
Двое солдат замерли по сторонам двери, а третий закрыл ее на засов снаружи. Они бросили Рене у стены, где он стоял, сутулясь, словно марионетка, у которой перерезали нити. Челюсть уже начинала болеть, и он чувствовал, что у него рассечен уголок губы. Он ощущал привкус крови во рту, а на шее — в том месте, где приложил руку солдат, — осталась ссадина.
— Прошу, мистер Фалкус, садитесь, — неторопливо сказал Чжу, показывая на перевернутый стул.
Рене помедлил, сделал пару шагов, поднял стул и сел.
— Она ведь совсем ребенок… — произнес он хриплым шепотом.
Чжу не ответил. Он посмотрел на двух солдат у двери и дал им знак выйти. Когда дверь закрылась за ними, он улыбнулся Рене.
— Джентльмены, с которыми вы только что столкнулись, — начал он, — из дивизии особого назначения. Они находились под моим командованием. Я взял их с собой. Боюсь, утонченных манер от них ждать не приходится. Я сам когда-то имел честь быть допрашиваемым ими.
Все с той же улыбкой он вытащил из-за спины правую руку и принялся закатывать рукав рубашки.
— Обычные деревенские парни, скучающие и разочарованные, — продолжил он. — Но свою работу выполняют с изрядной долей… изобретательности.
Рене посмотрел на руку, которая покоилась теперь на столе. Она выглядела абсолютно нормальной, тонкой и бледной, но кое-какие различия все же бросались в глаза. Если на левой руке капитана он видел аккуратно обрезанные белые ногти, то на правой пальцы казались более длинными, нечеловеческими. Рене моргнул, во рту у него пересохло. На пальцах не было ногтей — их повыдергали один за другим.
Пальцы давно зажили, но ногти так и не выросли, и на конце каждого пальца был красноватый участок абсолютно гладкой кожи, словно рука лежала на столе ладонью вверх. Чжу неторопливо забарабанил пальцами по столу, а Рене не мог отвести взгляд от его руки.
— Кажется, допрос Ану только начался, — заметил Чжу. — Поэтому я предлагаю вам заговорить. Выбор, конечно, за вами, но, если вы примете решение быстро, я, вероятно, успею вмешаться и положить этому конец. А так никто не знает, сколько это может продлиться и что еще они надумают с ней сделать, когда пресытятся.
Рене оторвал взгляд от руки Чжу и сжал зубы.
— Прошу вас, — проговорил он. — Отпустите ее, и я скажу все, что мне известно.
Чжу вытащил из нагрудного кармана ручку и блокнот.
— Тогда начнем.
— Это просто… пара детишек, — неуверенно пробормотал Рене. — Они альпинисты, по всем Гималаям ползают. Несколько дней назад появились у меня в ресторане и попросили разрешения на посещение южной области. Они штурмуют гору около границы, Макалу называется. Они альпинисты, и все.
Он говорил, выставив перед собой руки, как будто умоляя Чжу поверить.
— Альпинисты, — повторил Чжу.
Рене в отчаянии кивнул. Он должен убедить капитана, чтобы прекратили допрашивать Ану.
— И где же ваши «альпинисты» сошли с дороги?
— Точно не знаю, — ответил Рене, судорожно роясь в памяти. — Кажется, в небольшом поселке к югу от Шигадзе. Там их ждали яки, чтобы двигаться дальше в горы.
— Название.
— Что? — недоуменно переспросил он.
Почему капитан так дотошен в малозначительных вопросах? Его в лучшем случае должно интересовать, где альпинисты находятся сейчас. Но нужно остановить это безумие. Нужно вспомнить. Может, они…
— Тингкье, — сказал он вдруг, щелкнув пальцами. — Вот как оно называется. Тингкье.
Чжу кивнул, не меняясь в лице, потом подался вперед и что-то записал в блокноте.
— Как выглядят ваши альпинисты?
Рене дал описания Билла и Луки и добавил какие-то известные ему детали, а Чжу, слушая его, испытывал прилив удовлетворения. Он был прав с самого начала. Об этих двух иностранцах и говорил монах в Драпчи. Именно о них. А когда речь зашла о Тингкье, не осталось и вовсе никаких сомнений. Почти пятьдесят лет назад двое британских солдат помогли далай-ламе бежать в Индию, а теперь, похоже, то же самое намеревались проделать и с мальчиком. Они, вероятно, добрались до Тингкье раньше идиота Чэня и теперь направлялись с мальчиком к границе. Они попытаются переправить его через Гималаи в Индию.
Рене продолжал говорить, а Чжу быстро соображал. Он может усилить охранение на стандартных маршрутах вдоль границы, но взять под контроль весь район нереально. Гималаи огромны. Если те двое — действительно альпинисты, как сказал этот олух, они сумеют пройти где угодно. Альпинисты — идеальный выбор для подобной операции.
Рене кончил говорить, и камера погрузилась в тишину. Он сидел, потирая тыльной стороной ладони уголок рта — губа все еще кровоточила. Чжу залез в карман брюк, вытащил белый платок и послал его по столу в сторону Рене.
— Это все, что вы знаете? — спросил он, показывая на платок.
Рене поднял его и промокнул лицо.
— Все. Клянусь. А теперь, бога ради, прекратите допрос.
Не отрывая глаз от блокнота, Чжу прокричал несколько слов на китайском. Один из солдат, отодвинув засов, открыл дверь и вошел. Чжу что-то быстро сказал ему, не поднимая глаз, тот отдал честь и удалился.
— Если бы вы сразу сказали мне правду, мистер Фалкус, то сохранили бы ее невинность, — тихо проговорил Чжу. — Я человек рассудительный, но вы должны понять: я всегда добиваюсь того, что мне нужно.
Он встал, взял со стола сигареты и зажигалку, снова подал знак солдату и помедлил мгновение, глядя на Рене.
— И что? Вы собираетесь искать их на Макалу? — спросил Рене, чувствуя, как горит от ярости и унижения лицо.
Чжу замер на полуслове. То, как Рене задал вопрос, насторожило его. Голос прозвучал воинственно, а не сломленно, как рассчитывал Чжу. Что, если этот отвратительный европеец умнее, чем кажется, и отправляет Чжу на поиски неизвестно чего — сообщает только часть правды, чтобы разжечь аппетит? Он посмотрел на жирное тело Рене и наклонился над пластиковым столом. Чжу необходима была уверенность, что его не дурачат.
— Соберите теплую одежду, мистер Фалкус, — приказал он, направляясь к двери. — Мы уезжаем завтра рано утром.
— Что? — возмутился Рене. — Куда? Выговорили… Чжу даже не повернулся к Рене на пороге камеры, его правая рука привычно скользнула в карман.
— Вы лично покажете нам, куда отправились альпинисты, мистер Фалкус.
Не замедляя шаг, он вышел в коридор, и протестующий голос Рене потонул в тяжелых бетонных стенах.