Мария Петровна тяжело вздохнула, оглядела стол — вроде ничего не забыла. Хозяину каша и чай, хозяйке яйцо, сваренное вкрутую, свежевыжатый сок грейпфрута, кофе капуччино. Что-то они не спешили к завтраку, похоже, опять ругались в спальне.
После ухода Марины в доме стало пусто и неуютно. Да и дел значительно поубавилось. Убраться два раза в неделю да приготовить завтрак и ужин для хозяев — много ли времени для этого требуется? К тому же Стернин часто стал задерживаться на работе, предупреждал по телефону, что поужинает в ресторане. Ну и много ли нужно было готовить? Сама она довольствовалась тем, что есть в холодильнике, а хозяйка все пыталась соблюдать диету, только не очень у нее это получалось.
И вот уже какой день в голове вертится мысль: а не уйти ли ей? Без Марины эта работа стала абсолютно не интересна. Может быть, найдет другое место, хотя в ее возрасте это не так просто, а может, и перестанет работать. Пенсия есть, да и скопила достаточно, чтобы жить, не думая о деньгах, хотя и помогала детям серьезно. Теперь оба сына крепко стоят на ногах, сами помогут в случае чего. И чем больше об этом думала, тем сильнее было желание уйти. Они, конечно, хорошие люди, да ведь редко бывали дома, в основном с Мариной приходилось общаться.
Какая девка вредная и упрямая была, а какой стала! Умница! И ее заслуга в этом немалая. Если не сказать больше, родители-то редко видели дочку. Теперь прямо-таки родной стала.
Ближе, чем сыновья! Они все-таки самостоятельные ребята, особо не делятся с матерью своими проблемами, а Маринка всегда советовалась с ней, рассказывала о своих переживаниях и радостях, увлечениях. С ней она сама себя чувствовала лет на тридцать моложе, теперь самые современные музыкальные группы безошибочно могла отличить одну от другой. И даже современный молодежный жаргон освоила. Наверное, все дело было в том, что у нее два сына, а всегда хотелось иметь дочку. Ну вот и получилось, что Мариша стала как бы ее дочкой.
Но вот Марина ушла, и все тут потускнело, да и хозяева как-то сдулись, мельче стали…
В кухню стремительно вошел Стернин в синем халате, с мокрыми волосами, сел за стол, придвинул к себе тарелку с кашей.
Чуть позже вошла Лилия Максимовна, уже одетая в костюм, тоже села за стол. Какое-то время они завтракали молча, а потом хозяйка резко сказала:
— И не надо все валить на меня!
Стернин положил ложку на стол, поднял кулак, чтобы грохнуть по столешнице, но в последний момент передумал.
— Девочки нет дома уже десять дней, десять дней! — с трудом сдерживая себя, сказал он. — Где она, чем занимается?! Ты, мать чертова, знаешь?! Ты хоть пыталась встретиться с ней, поговорить?
— А ты не догадываешься, чем она занимается? У них это вполне нормально, знаешь, как называется? Гражданский брак. И не надо орать на меня.
— С кем гражданский?.. Что это за человек?!
— Но ты же звонил режиссеру уже три раза! Он сказал, что все нормально, играет она хорошо, фильм получается интересный, что тебе еще нужно? У меня в клинике не самые лучшие времена, нужно думать о том, как привлечь клиентов, какую рекламу дать, кого уволить…
— Нет, ну это в голове не укладывается! Твою клинику я содержу, черт побери! А Марина не отвечает на мои звонки, отключила мобильник…
— Ты артисткой ее устроил, теперь сам расхлебывай свои дела. Спроси у Марии Петровны, что она думает по этому поводу. У нее с Мариной отношения были куда лучше, чем с нами, родителями.
— А кто виноват в этом?! — заорал Стернин.
— Извините, Лилия Максимовна, но меня об этом спрашивать не нужно, — холодно сказала Мария Петровна. — Вы, пожалуйста, завтракайте, я уберу, а там… видно будет.
Хозяйка отпила глоток кофе, со стуком поставила чашку на стол и выбежала из кухни.
— Нет, ну что творится, а! — крикнул Стернин вслед жене, разводя руками. — Сама паршивая мать и еще на кого-то обижается! Да Марии Петровне… вам, Мария Петровна, большое спасибо нужно сказать. Я вас очень прошу, не делайте скоропалительных выводов, а если честно — не бросайте нас в трудную минуту. Вы же видите, что творится… бедлам какой-то! Я вам прибавлю сто, нет, двести долларов в месяц.
— Да разве дело в деньгах, Иван Тимофеевич? Маринка перед уходом говорила со мной об этом парне, они любят друг друга, все у них хорошо. Вы настроены против него, а Маринка-то вся в вас, тоже упрямая. Не нужно на нее давить.
Стернин тяжело вздохнул, съел ложку каши, отодвинул тарелку, взял чашку с чаем.
— Мария Петровна, а если он окажется негодяем? Вы умная женщина… в отличие от моей жены… Что делать?
— Помочь Маринке. Она девочка умная, все понимает. Если на сей раз ошибется, второй раз такого быть не может. Верить нужно, Иван Тимофеевич. А то, что каждый из нас ошибиться может, так это все знают.
— Но в таком-то деле… Мария Петровна! Вы хоть меня понимаете, а? Дочка, любимая, единственная, спит с каким-то прохвостом! Каково мне?
— С чего вы взяли, что он прохвост?
— Все данные говорят об этом!
— А вы сами? Мудрый, проницательный человек, встретились бы с ним, посмотрели, поговорили, да и сравнили бы с Валерой. А потом бы и выводы делали.
— Э-эх, Мария Петровна… — снова вздохнул Стернин. — Извините за грубость, но… не та баба досталась мне в жены. Да теперь что уж об этом… Я каждый день хотел закрыть этот чертов сериал, но сдерживал себя. Черт-те что передумал за это время. Мог бы найти ее, повлиять, так сказать, силовыми методами…
— Это ни в коем случае нельзя.
— Сам понимаю…
В прихожей громко хлопнула дверь. Стернин вскочил со стула, яростно махнул рукой и крикнул:
— И пошла ты к едрене фене!
— Не нужно так, Иван Тимофеевич, — сказала Мария Петровна, убирая со стола посуду. — Она любит вас и Маринку, но… вы же все время заняты. Сходите в театр, в ресторан, а то поезжайте куда-нибудь на острова.
Стернин всегда с уважением относился к своей домработнице, но чтобы она указывала, как ему жить, вести себя с женой — такое было впервые. И ведь не возмутишься, не укажешь на дверь! Потому как — права. Да и какая она домработница? Член семьи, вроде бабки Марины… Вроде и незаметная личность, да незаменимая.
— Мария Петровна, я прошу вас, пожалуйста, не уходите. Я позвоню жене, все объясню. Договорились?
— Я постараюсь, Иван Тимофеевич, подожду еще немного.
— Подождите, очень вас прошу.
Когда Стернин уехал в свой банк, Мария Петровна битый час смотрела телевизор, потом огорченно махнула рукой, оделась и пошла гулять, не хотелось оставаться в этой пустой квартире.
Вроде бы уже привыкла к ней, но теперь квартира в одночасье стала чужой и холодной, несмотря на то что в комнатах стояли специальные батареи с терморегуляторами и можно было хоть тридцатиградусную жару устроить. Холодная.
На улице было теплее, хотя небо закрыли плотные темно-серые тучи, некоторые опускались ниже, расползались на сизые клочья, которые проносились над верхушками старых кленов, другие все такой же наглой армадой плыли высоко в небе. Почти два часа она гуляла по влажному асфальту, усыпанному сырыми желто-рыжими листьями, думая о том, что делать дальше. Желание уйти становилось все сильнее, но не хотелось уходить со скандалом. В конце концов она поняла, что нужно сделать — увидеться с Мариной. А потом и принимать окончательное решение.
Вернувшись во второй половине дня, она приготовила хозяевам ужин, а потом решительно принялась за то, что придумала во время прогулки. За пироги. Поставила дрожжевое тесто и, пока оно «подходило», приготовила картофельное пюре. Не из пакета, а из настоящей картошки с жареным луком. Одновременно потушила капусту, тоже с луком и зеленью, прокрутила кусок говядины со свиной грудинкой, а потом позвонила Марине.
Отец переживал, что девочка отключила свой мобильник, а она не отключала его. Просто видела на дисплее номер звонившего и не отвечала на звонок. Чтобы услышать ее, нужно было набрать номер, пропустить два гудка и отключиться. Потом снова набрать, пропустить три гудка и отключиться. Потом еще раз набрать, и тогда в трубке слышался голос Марины. Эту сложную систему маскировки Мария Петровна преодолела без проблем, она каждый день говорила с Мариной.
— Ну что у тебя нового, девочка?
— Петровна? Все просто отлично. Съемки идут полным ходом, я думаю, в апреле фильм выйдет на экраны.
— Я тут делаю пироги, твои любимые, хочу угостить тебя, приглашай в гости. Да и на друга твоего хочется посмотреть.
— С пирогами? Ой, как здорово, Петровна! Записывай адрес… Погоди, а что предки скажут?
— Я оставлю им записку, что уехала к сыновьям. Давай адрес, деточка, я тебе много важного хочу сказать, по телефону не буду, понимаешь?
— Конечно. Только уговор — ты им не скажешь адрес. Обещаешь, Петровна?
— Ты меня знаешь, — с улыбкой сказала Мария Петровна. — Заметано.
— Ну ладно, давай записывай. Мы будем дома к шести вечера. Подруливай.
Мария Петровна записала адрес, села за стол, все еще улыбаясь. Иногда они специально говорили друг с дружкой на молодежном жаргоне, и это означало полное взаимопонимание. Педагог с большим стажем, Мария Петровна ничуть не комплексовала по этому поводу. Нынче время такое, даже политики употребляют жаргонные словечки, так чего же стесняться им, простым смертным? Разумеется, важно знать меру и место, где можно употреблять подобные выражения. Стернины вряд ли подозревали, что строгая домработница могла разговаривать так. А им с Мариной нравилось.
Тесто «подходило», все начинки были готовы. В четыре пополудни Мария Петровна принялась лепить пироги. С картошкой — продолговатые, с капустой — круглые, а с мясом — треугольные. Как всегда. Маринка просто обожала ее пироги. Ну вот и порадует девочку, и поговорит с ней о своих мыслях, а заодно и познакомится наконец с ее парнем. Хотя какой он парень? Знаменитость, о которой вся страна говорит! И самой было интересно пообщаться с ним, понять: какие они, эти знаменитости, в домашней обстановке?
Да и автограф взять… Он ведь ей нравился как актер.