Запретный плод

Глава 32

На кухне Муравьева шла суетливая подготовка к встрече дорогих гостей, причем руководила процессом Марина. Решила, что уже достаточно набралась знаний и опыта, выполняя вспомогательную работу, теперь можно и самой почувствовать себя в роли домашнего шеф-повара.

— Чеснок почистил? Давай шпигуй цыпленка. Что ты смотришь на меня, Игорь? Ах, да-да-да, совсем забыла, сначала натри его чесноком, а потом шпигуй… тоже чесноком.

— Марин, я не совсем понимаю, что это значит? Твой отец решил приехать к нам в гости… Зачем? Съемки начались, все нормально, и… Чего он хочет?

— Не только отец, но и мать. Как это — зачем? Ты же сам хотел поговорить с ним.

— Теперь уже не надо, все и так понятно. Он не возражает против того, что мы вместе, ну и… все. Если они хотят, чтобы мы жили с ними, ты знаешь мое мнение, оно не изменится.

— Ты мое тоже знаешь, так что не беспокойся. Игорь, ты чего мямлишь? Работай, дорогой, работай! А что у нас с фасолью? Кипит уже долго…

Марина решила к приходу родителей приготовить цыплят табака и лобио, эти блюда ей очень нравились, но главное — их просто было готовить. И ошибиться практически невозможно. Разве что переперчить лобио, так всегда можно сказать, что в Грузии так и положено готовить. Впрочем, солить и перчить блюда она сама не собиралась, для этого у нее помощник есть.

Так весело и радостно было на душе, что хотелось петь и танцевать. Кто бы мог подумать, что так хорошо ей будет — где?! На крохотной пятиметровой кухне! Когда? Во время готовки! Скажи ей кто-нибудь об этом еще месяц назад — не на шутку обиделась бы. А теперь… Да как же не радоваться, представляя удивленные глаза родителей, когда узнают, что все это она приготовила сама! И не просто нарезала колбасу или разложила на тарелки готовые нарезки, а именно приготовила!

Муравьев нашпиговал чесноком две половинки курицы, посмотрел на Марину.

— Посоли и поперчи, — приказала она.

Он выполнил приказ, хотел положить курицу на сковородки с горячим оливковым маслом, но Марина остановила его:

— Нет, я сама. А ты притащи пока гантели.

Она аккуратно уложила на каждую сковородку по половинке курицы, накрыла тарелками, сверху придавила разборными гантелями, оставив на них килограмма по три.

— Посмотри, фасоль сварилась или нет?

— Сварилась. Мало замачивали, но долго варится, вполне готова.

— Тогда режь лук для лобио, зелень… Игорь, ты чего такой грустный? Не хочешь, чтобы они приезжали к нам?

— Понимаешь, не нравится мне этот визит. Да и вообще… Ничего хорошего от твоих родителей ждать не приходится. Все у нас нормально, съемки начались, два дня уже пашем, как папы Карлы, Селиванов стремится войти в прежний график… Ну и зачем они нам нужны, Маринка? Сегодня даже съемки сократили, чтобы мы пораньше вернулись домой, подготовились к их приезду. А нам это нужно? Да я бы лучше Славку с женой пригласил! Или Равиля, я ему обещал, между прочим.

— Все, что от тебя требуется, — сыграть уважение к родителям. Будь гостеприимным хозяином и ни о чем больше не думай. Все другие проблемы решит хозяйка. А Равиля пригласишь потом, и Славку, и Гену Страхова, всех потом пригласим.

Марина звонко засмеялась, назвав себя хозяйкой, обняла Муравьева, поцеловала в губы. Он улыбнулся, обнимая ее, готовый забыть о курице, о фасоли, обо всем на свете. Но Марина помнила. Резко отстранилась, с дурашливой важностью указала пальцем на стол:

— Резать лук, потом — зелень!

Она слила воду из кастрюли с фасолью, поставила ее в раковину, схватила третью сковородку, поставила на огонь. Налила в нее подсолнечного масла, уже знала, что оливковое — не для лобио, посмотрела на Муравьева, который ловко крошил крупную луковицу.

— Игорь, знаешь, какая песня крутится у меня в голове?

— Знаю, — сказал он, высыпая лук на сковородку. — «Люблю я макароны…» Потому что с ними проблем меньше.

— А вот и не угадал! Не помню, кто поет, но там есть такие слова: «Кто бы мог подумать, как приятно быть женой». Я, конечно, еще не жена…

— Перестань, Маринка. Ты больше, чем жена, ты — моя любимая женщина.

— Знаешь, это и вправду так приятно!

До приезда родителей оставалось полчаса, и они пролетели как один миг. Марина с Игорем расставили закуски на столе в комнате. Игорь не поскупился: все, что нравилось Стернину, присутствовало — икра черная и красная, осетрина, семга, морские гребешки в укропном соусе, огурчики соленые. Салаты были магазинные, из «Седьмого континента», ну а водка — «Кристалловская». Все это уже стояло на столах, когда в дверь позвонили. Муравьев открыл, вежливо посторонился, пропуская в тесную прихожую дорогих гостей, за которыми стояли два амбала в кожаных куртках. Их в квартиру не пригласили, а они не обиделись, остались стоять на лестничной площадке.

— Как у вас вкусно пахнет, Игорь! — сказала Лилия Максимовна. — У меня уже слюнки текут, честное слово.

Она протянула Муравьеву большой торт, он отложил его в сторону, помог Стерниной снять плащ. Ее муж сам разделся, достал из пакета бутылку водки. Муравьев жестом пригласил его в комнату, а там родителей встречала уже Марина.

— Сегодня мы угостим вас цыплятами табака и лобио, — торжественно объявила она.

— Очень интересно, уже хочется попробовать, — сказала Лилия Максимовна. — Ты мне рассказывала, что этот парень прекрасно готовит.

— Нет, Лилия Максимовна, сегодня готовила Марина, а я только ей помогал, — сказал Муравьев.

Стернин иронически хмыкнул, оглядывая квартиру, поставил водку на стол и сказал:

— Ну, в то, что известный артист хорошо готовит, я еще могу поверить, но дочь-то свою я хорошо знаю. Ты действительно сама готовила?

— Да, сама. На горячее будет…

— Ну, хорошо, дочка, мы ненадолго, до горячего, может, и не досидим…

— Ах так?! — рассердилась Марина. — Садитесь за стол! И начнем — именно с моего горячего! Игорь, я сама наполню тарелки!

Марина убежала на кухню. Муравьев усадил Лилию Максимовну на диван, наполнил все рюмки, одну протянул будущей теще, другую — Стернину.

— Иван Тимофеевич, Лилия Максимовна, Маринка и вправду готовила сама. Но дело не в этом. Я хочу вам сказать спасибо за прекрасную дочь, она просто чудесная девчонка, и я… сделаю все, чтобы она была счастлива. За нее!

— Это можно, — сказал Стернин.

Они выпили, банкир сел рядом с женой, Муравьев — на стул с противоположной стороны стола. Марина поставила тарелки с лобио и цыплятами табака перед родителями, принесла еще две тарелки, для себя и Муравьева, села рядом с ним на стул.

— Значит, сама готовила? — уточнил Стернин.

— Именно! — сказала Марина.

— Ну, то, что моя дочь готовит, уже событие. А если это еще и съедобно… Попробуем.

Он зачерпнул вилкой лобио, сунул в рот, удивленно поднял брови. Потом схватил пальцами кусок цыпленка, откусил и блаженно зажмурился.

— Что, Ваня? Это вкусно? — спросила Лилия Максимовна.

— «Арагви», Лиля! — закричал Стернин. — «Арагви» нашей молодости, ты попробуй, попробуй! Фантастика! Нет, эти ребята мне нравятся! Пока все не съем, я отсюда не уйду. Игорь, под такую закуску надо бы налить, а?

Муравьев по новой наполнил рюмки, но теперь уже тост провозгласил Стернин, прямо как на свадьбе — «за молодых». Ну кто ж будет возражать?

Через полчаса тарелки с горячим были пусты, а за столом царила непринужденная и вполне родственная атмосфера.

— Вот эти самые морские гребешки, — увлеченно говорил Стернин, — теперь деликатес, а ведь в семьдесят четвертом, когда я был студентом Плехановского, после армии поступил, мы ими закусывали портвейн «Три семерки». Дешево и сердито получалось. Вроде кильки в томатном соусе, может, чуток дороже, но только чуток.

— Ох, Ваня, это лучше, чем в самом приличном ресторане, — сказала Лилия Максимовна. — Ты не находишь, что наша девочка расцветает прямо на глазах?

— А что тут плохого? Она, как говорится, в надежных руках, — сказал Стернин. — Марина, тебя можно на минутку? Выйдем на кухню, есть разговор.

— Хорошо, папа, — согласилась Марина.

На кухне Стернин положил на стол перед Мариной ключи, негромко сказал:

— Это ваша квартира, четыре комнаты, сто пятьдесят метров неподалеку от нас…

— Ты что, пап? — изумилась Марина.

— Молчи, дочка. Я понимаю, что Игорь не согласится, но там уже обживает, так сказать, территорию Мария Петровна. Будет работать на нас и на вас. Но жить — с вами, так она захотела.

— Молодец, Петровна!

— А когда у вас будут дети… Да в любой момент — живите и, так сказать, будьте счастливы.

— Папуль, я тебя люблю, — сказала Марина, целуя отца.