Через час пути остановились перекусить и оправиться.
Уже светало. Съехали в придорожный мотель, и зашли в кафе. Там было пусто, и только в высоком кресле дремал официант. Услышав перезвон металлических пластин у входа, встрепенулся и встал. Я махнула ему рукой не тревожиться и прошла к первому столу. Поставив сумку и пакет с ездой, поинтересовалась туалетом. Тот показал рукой и вновь устроился в кресле, наблюдая за нами с интересом. Эйтан поговорил с ним на иврите. Тот что-то эмоционально говорил и размахивал рукой, а парень кивал. Официант встал и куда-то ушел. Ушел и Эйтан. Скорее всего, в туалет. Я разложила бутерброды на салфетки и поставила два пластиковых стакана, что прихватила еще из гостиничного буфета. Появился официант и в руках у него были две кружки с чем-то горячим. Потом поняла, что Эйтан попросил для нас сварить кофе. Мы позавтракали, заплатили и прошли к машине.
— О чем ты говорил с ним? — спросила я, пристегиваясь ремнем.
— Он тоже озабочен этой пандемией. Спрашивал, что знаю об этом и верю ли, что то все, что говорят, правда. У них все съехали, мотель стоит пустой. Уехал даже хозяин. А его оставил. Но ему некуда деваться, вот и сидит один. Не знает, чего ждать. Спрашивал, знаем ли мы больше того, что говорят по телевизору.
— И что ты ответил?
— Сказал, что сам не видел больных и их смерти, но панику рассмотрел. Спросил про вас. Я сказал, что туристка из России. Скоро улетит назад. Он позавидовал.
— Почему? — удивилась я.
— Не знаю, но думаю, что на вашем канале нет такой паники.
— Это не говорит о том, что ее нет вообще, милый мой. Если не показывают прямо, то либо боятся всеобщей, либо не считают необходимой такую информацию давать людям. Как бы чего не вышло. "Не дразни лихо пока оно тихо". Знаешь такие русские поговорки?
Тот кивнул. Мы замолчали, думая о своем. Потом Эйтан включил радио на иврите. Мужской голос вещал очень эмоционально.
— О чем говорят? — задала вопрос.
— А-а! — отмахнулся он, — Как уберечь себя от заразы. Все это мы уже знаем с весны. Еще тогда все кричали про карантин. А потом всё открыли. Как сейчас люди должны реагировать на их советы? — хмыкнул и выключил радио.
В салоне воцарилась тишина. Мы снова замолчали. Так и доехали до окраин спальника Тель-Авива. Он правил по улицам города и тот напоминал кадры из фильмов-ужасов. Кругом валялись какие-то вещи, картонки от продуктов, летали бумаги и их обрывки. Магазины стояли либо с закрытыми металлическими жалюзями, либо с разбитыми витринами и вывороченными дверьми. Людей не было. И только слышались вдалеке сирены скорых и звуки полицейских машин. Кроме того были слышны приказы, произносимые металлическими голосами.
— Что они говорят? — спросила, прислушиваясь к интонациям голоса.
— Просят не выходить из дома, стараться сообщать об обнаружении мертвых тел, ждать медперсонал при каждом признаке у себя высокой температуры.
Я тяжело вздохнула. Машина вдруг свернула за угол и остановилась на невидимой парковке у пятиэтажного дома. Стоянка была небольшой, всего на четыре машины и ее с трех сторон закрывали здания похожие на госучереждения. То есть без признаков жизни. Я обратила на это внимание, и Эйтан сказал, что здесь можно ее хорошо прятать, что тот и делал.
— Сплошь и рядом угоняют машины. Вскрывают и угоняют. Можно подумать, что от заразы можно спрятаться, — сказал он зло.
Мы вышли из салона, и, прихватив свою сумку, двинулась вслед на парнем. Вошли в один из подъездов и взошли на пятый этаж. Он нажал звонок двери. Послышался женский вопросительный голос. Эйтан ответил, и тут же рывком распахнулась дверь, и я увидела встревоженные глаза женщины чуть старше меня. С криком — Эйтан! она бросилась ему на шею и заговорила на иврите. Потом заметила и меня.
— О, простите! — и махнула рукой, приглашая жестом войти.
Я вошла в квартиру среднестатистического гражданина Израиля. Снаружи видела эти здания-коробки из светлого кирпича с плоскими крышами и специальными устройствами. Когда спрашивала об этом у Эйтана, то он рассказал, что это не только телеантенны и интернет, но и солнечные батареи для подогрева воды в квартирах. Конечно, здесь ведь много солнца. Так почему его и не использовать. Познакомилась и с хозяйкой и с ее маленьким сыном, худеньким пятилетним мальчиком, совсем не похожим на израильтянина, скорее на русского еврея, если так можно сказать, с кудрявой головой, большими черными глазами и белой кожей. Здесь все были смуглыми и очень отличались от европейских евреев. Примеси арабских кровей были заметны.
Накормив нас обычной жареной картошкой и котлетами, Лена рассказала об ужасе, что творится вот уже несколько дней. Магазины закрыты, медмашину не вызвать.
— Несколько дней назад она и соседка обнаружили у них на площадке мертвого мужчину. Пытались дозвониться, чтобы его забрали, но не смогли. Потом дозвонились к Эйтану, и тот просто остановил на дороге скорую и уговорил их, почти силком, поставив свою машину не давая тем проехать.
Они вывезли тело, а она еще долго не могла успокоиться. Боится за детей. Особенно за Эйтана. Ведь только он один все делает для них, подвергая свою жизнь опасности каждый день. И она отвернулась, скрывая слезы. Рядом к ней стоял, прижавшись к плечу, маленький Ариэль с испуганными глазами. Тут я услышала русскую речь. Это Эйтан переключил телевизор на русский канал. Лена поднялась и я за ней. Мы прошли в гостиную, и присели на красивые кожаные диваны. Вообще, обстановка их квартиры, по нашим меркам, довольно зажиточная. Сама квартира на три спальни плюс гостиная, большая кухня, раздельная ванна с душевой кабиной и туалет. Коридоры с встроенными стенными шкафами. Все аккуратно, солидно и уютно. Огромные окна-стены закрыты жалюзи. Висят легкие прозрачные шторы. Много домашних девайсов и гаджетов в каждой комнате и на кухне. Живи и радуйся! И вот на тебе!
Русская диктор вещала российские новости, а я думала, как мне отсюда убраться по-здорову, и как можно быстрей. Новости были сглаженными и обычными для успокоения народа. Как и всегда.
Вдруг Лена поманила меня на кухню, оставив мальчиков в комнате. Прикрыв дверь, присела рядом за кухонный стол.
— Я хотела с вами поговорить и попросить совета, — начала она принизив голос и оглянувшись на дверь, будто боялась, что ее могут услышать.
Я напряглась. Чувствует моя нюха, что дело серьезное.
— Хочу увести детей на родину. Я там родилась, и Эйтан тоже там родился. Все было бы ничего, но вот Ариэль. Да и мы не оформили еще двойного гражданства. Все думала, что успеется. Но я узнавала, что можно это сделать, только времени уже нет. Я не успеваю по всем позициям. Ты можешь нам помочь?
— Каким образом? — мои брови поползли вверх.
— Своими связями.
— Это как? — не поняла я.
— Вы все работники СМИ друг другу помогаете, я знаю, и друг друга знаете. У вас могут быть свои везде, даже в русском консульстве в Тель-Авиве. У меня есть деньги и машина Эйтана. То есть мобильность и средства имеются.
— Я даже не знаю, — протянула я, глядя в ее напряженное лицо, — У меня нет таких знакомых здесь. Я же не с центрального телевидения. С областного коммерческого радио, всего-то.
— Но неужели так и никого! — она заломила в отчаянии руки, — Когда мой сын сказал, что вы из моего города, я поняла, что сама судьба дает нам спасение в вашем лице.
— Но почему именно в Россию? Как понимаешь и там полно этой заразы. Но еще там нет такого обслуживания, как здесь. Может вам стоит его здесь пережить?
— Ты не понимаешь! — она отчаянно зашептала. — Израиль маленькая страна и вскоре будет поражена полностью. Тут некуда бежать. Места просто нет. А Россия огромная. Там можно годами прятаться и никто тебя не найдет, особенно эта зараза. У меня там уже никого нет. Но есть подруга, которая обещала помочь, скрывшись в глубинке. Пойми, мне надо спасти детей. И я умаляю тебя, если есть возможность помочь улететь, то помоги.
— А Эйтан знает о твоем плане? — спросила я, глядя ей в глаза.
— Неужели все его слова и дела были направлены только на то, чтобы я согласилась помочь, а не потому, что меня надо было просто вывезти оттуда и отправить на аэродром? — пришла гадкая мыслишка. Стало как-то неприятно.
— Нет-нет! — заторопилась она, оглядываясь на дверь, — Нет, он не знает. Наоборот, когда я намекнула ему о том, что надо лететь в Россию, то он убеждал меня, что здесь будет лучше переждать эпидемию. Но ты же понимаешь, что нужна изоляция, хотя бы на лет пять-семь, чтобы зараза успела собрать свои плоды и мне не хочется быть на том месте. Но тебя он уважает и прислушается. Прошу тебя, помоги! У меня уже сил нет думать об этом и ждать смерть за дверью.
Она прикрыла лицо ладонями, и плечи начали вздрагивать от беззвучных рыданий.
— Успокойся, Лена, — я поднялась и налила ей воды. — Давай я подумаю, что могу сделать для вас.
Она взяла дрожащей одной рукой стакан, другой вытирала слезы, катившиеся по щекам. Потом еще раз оглянулась на дверь.
— Только, прошу, не говори пока Эйтану. Если как-то сможешь помочь, то тогда попробуем его убедить. А то он и так на меня сердится. Говорит, что останется здесь, что Россию не знает, а если я хочу, то могу улетать без него. А как я полечу? — она замотала головой. — Конечно останусь. Но вот Арэлька. А если что случится с нами? Конечно, есть отец. Но он занят своей семьей. Там тоже дети и там тоже проблемы. Но он подписал все бумаги ему на выезд. Так и сделал, когда я рассказала ему о своих планах.
Я смотрела на эту худенькую женщину и думала, сколько мужества нужно, чтобы выдержать те испытания, что выпали на ее долю. А тут еще и эта зараза! Ведь только начало все налаживаться! Как в дальнейшем рассказала она, по приезду в страну, долго бедствовали без языка. Потом все устроились потихоньку. Родители помогали много. И вот уже три года, как похоронила их и осталась одна. Правда мужчины не оставляют, и сын вырос, отслужил в армии, получил лицензию на такси. И квартиру дали. Только устроились жить. Эх! Трудна ты женская доля.
Мы пили с ней сначала кофе, потом перешли на вино. Она угощала, как землячку. Увидев, как слипаются у меня глаза, проводила в свою спальню, уговаривая, что она все равно спит с малышом. Я, наконец, вытянула ноги и расслабилась. Закрыв глаза, думала, как помочь. И тут вспомнила, как познакомилась на учебе в Москве с одной молодой разбитной бабенкой с Русского радио. Вера, по-моему. Она как-то привязалась ко мне и дала свой номер телефона, обещала помогать, если что. А вообще, звала перебираться в столицу, уговаривала, что там большие перспективы и я со своим радийным багажом, наградами и знанием языка очень даже могу неплохо устроиться. Но куда мне от мужа-менеждера, родителей, подруженции и привычного коллектива? Но телефон должен быть в записной книжке.
И я решительно достала свой смарт.