Защита "240"

11. Космическая катастрофа

Сплин, одолевший Диринга во Флориде, слетел с него, как только он окунулся в деловую жизнь Нью-Йорка. Диринг поселился в отеле «Ритц Карльтон», здесь же он вел и все свои дела: его участие в организации «Новой бериллиевой» должно было оставаться тайной, поэтому ему нельзя было появляться в южной части Манхэттена. Официально существовало предприятие по выпуску тонкого листового проката из специального сплава. Назначение проката и рецепт сплава составляли секрет фирмы. Через подставных лиц было проведено вложение основного капитала, и никто из немногочисленных сотрудников фирмы (даже управляющий) не знал, кто является ее подлинным хозяином. О связи Диринга с «Новой бериллиевой» было известно лишь одному человеку, который располагал доверием Диринга и оформлял все необходимое на бирже. В сумрачном ущелье небоскребов, именуемом Уолл-стрит, по соседству с банкирской конторой «Дж. Пирпойнт Морган энд компани» возвышалось громадное здание фондовой биржи. Поседевший на маклерских операциях Метью Гойлет был здесь своим человеком.

В операционном зале, уставленном рядами будок-конторок, царил невообразимый шум: бесконечные телефонные звонки сотен аппаратов, щелкание телетайпов, печатающих бюллетени с последними котировками, выкрики маклеров, заключающих сделки лично и по телефону. Помимо своих повседневных дел, Гойлет внимательно следил за тем, как биржевые дельцы реагируют на появление «Новой бериллиевой».

На стене операционного зала одна другую сменяли надписи о выдающихся биржевых событиях. В них ничего не упоминалось о «Новой бериллиевой». Гойлет был доволен: Диринг — его новый клиент — требовал, чтобы появление на свет «Новой бериллиевой» прошло на бирже без шума.

В те дни никто, даже самые осведомленные дельцы, не мог предположить, что создание этого акционерного общества являлось началом чудовищного мероприятия, которое будет потрясать впоследствии виднейшие финансовые, промышленные и торговые корпорации. При этом даже Гойлет, единственный человек, знавший о настоящем хозяине «Новой бериллиевой», не подозревал о ее действительной цели и причастности к ней Эверса.

Диринга радовало начало дела.

Алчный огонек, не угасавший в таком уравновешенном и воспитанном человеке, каким все считали Диринга, разгорался все сильнее и сильнее. Эверс втянул его в несомненно блестящую авантюру. Незаметно для самого себя, подчиняясь скорее жадному инстинкту, чем голосу разума, он все больше и больше проникался привычным азартом.

Несколько деловых встреч за завтраком, несколько веских слов, вовремя сказанных «сильным мира сего» в мимолетной беседе, и главное — усиленная рекомендация акций «Бериллиевой» самым близким людям привели к значительному увеличению первоначального капитала.

Диринг не упускал из виду и другое. Эверс — человек энергичный. На пути к достижению цели он не посчитается ни с чем и ни с кем. У него на побегушках не только ребята Клифтона, но и сам Клифтон, который не без основания может считаться королем темных дел. Это хорошо и необходимо, конечно, раз уж затевается большая игра. В конце концов не беда, если кое-кого придется убрать, чтобы не путался под ногами и не мешал, но…

Интересно, давно ли он знает этого темных дел мастера? Впрочем, Диринга больше интересовало, хорошо ли «мастер» знает Эверса.

При первом же удобном случае Диринг связался с Клифтоном, выяснил, сколько платит ему Эверс, и, гарантировав против этого двойную оплату, приказал Клифтону не спускать глаз с… Эверса.

Но этого было мало. Диринг понимал: если затея Эверса удастся, то он сможет приобрести уж слишком большую власть. А став более сильным, он может приступить к устранению не только… Дирингу стало страшновато от мысли, что он и сам может попасть в лапы своего друга.

«Нет, нет. Если уж ввязываться в это дело, — решил Диринг, — если уж действовать вместе с Эверсом, то надо владеть его же методами. А значит, прежде всего надо узнать, каким образом можно взять его в руки».

Этот вопрос мучил Диринга до тех пор, пока он не нашел на него ответа. Диринг знал о серой книжке Эверса, знал о его привычке заносить в нее все самое основное, самое сокровенное. В этой его памятке, очевидно, сконцентрировано все. Все его замыслы, все расчеты и распоряжения и, наверное, даже такие, которые совсем не плохо было бы иметь в руках… На всякий случай… На тот случай, когда вдруг понадобится прижать Эверса…

Кто может помочь достать эту книжку? Клифтону уже дано такое задание, но этого может оказаться мало… Всегда около Майкла трется эта мерзкая личность, этот скользкий и очень неприятный молодой инженер…

Вести переговоры с ним было противно, конечно, но дело есть дело, и Диринг успокоился только тогда, когда уплатил Хьюзу приличную сумму.

Из Майами Эверс выехал в Нью-Йорк вместе с Дирингом. Пока Диринг занимался организацией «Новой бериллиевой», Эверс должен был уладить все необходимое с Джемсом Кларком. Джемс Кларк подходил для выполнения задуманного мероприятия как нельзя лучше. Эверс лично знал знаменитого астронома и с удовольствием думал о том, что этот ученый менее щепетилен, чем Крайнгольц. Эверс был уверен в том, что Кларк, почуяв возможность получить солидную пачку акций, наверняка согласится на его предложение. Но больше всего Эверса устраивало то, что Джемс Кларк известен широкой публике.

Когда чье-нибудь имя вдруг появляется в газете и даже в течение небольшого отрезка времени не сходит с ее страниц, этого уже достаточно для делового успеха. Говорят: «человек сделал свое паблисити!» Редко кто из действительно видных американских ученых «делал паблисити»: пресса была слишком занята погоней за сенсацией. Джемсу Кларку повезло — его последнее открытие в области астрономии подхватила «большая» пресса.

Портреты Кларка в течение нескольких дней печатались в газетах, и хотя пресса так же неожиданно прекратила, как и начала печатать статьи о Кларке, Эверс знал — публика все еще помнит имя Джемса Кларка. В серой книжке Эверса появилась деловая запись:

«Предложить Кларку сто — сто пятьдесят тысяч. Судя по его способам пробивать себе путь в научном мире — должен клюнуть».

Но тут же Эверс подумал, что сто пятьдесят тысяч не должны пропасть даром.

«Надо поручить Клифтону организацию вечного путешествия астронома в космосе. Что же, — вздохнул Эверс, — старик не должен быть в претензии: его призвание быть ближе к звездам. Ему может не понравиться, что гонорар за свое выступление он, конечно, так и не успеет получить. Ничего не поделаешь — здесь доллары нужнее, а с таким грузом туда еще никого не пускали».

Несколько дней понадобилось Эверсу на ознакомление с последними достижениями астрономии, занимающейся радиоизлучением Солнца и звезд. Космические тела излучают не только световые, видимые глазом электромагнитные колебания, но и целую гамму колебаний, воспринять которую могут только радиоприборы. Если земная атмосфера достаточно прозрачна для видимых, частично ультрафиолетовых и инфракрасных лучей, то другие электромагнитные колебания ею почти целиком поглощаются. Через атмосферу может прорваться сравнительно узкий диапазон волн, длиной от сантиметра до пятнадцати метров.

В начале тридцатых годов было обнаружено, что излучаемые космическими телами радиоволны достигают поверхности Земли. Тогда десятки ученых во всем мире занялись изучением «сигналов», «посылаемых» мировым пространством на Землю. Оказалось, что радиоволны излучает вся полоса Млечного пути, что максимум излучения дают созвездия Лебедя и Кассиопеи. Ученые установили огромную интенсивность излучения Солнца, которое увеличивается в сотни тысяч, иногда даже в миллионы раз с появлением на нем пятен. Но самым интересным, пожалуй, было открытие «радиозвезд» — этих таинственных космических тел, которые удалось обнаружить, но о механизме этого излучения пока еще ничего не знали.

За последние годы, когда Эверс не имел времени и надобности следить за всеми достижениями науки, астрономы сделали много новых открытий. Но Эверса радовали не эти открытия, а то, что до сих пор было много необъяснимых явлений. Недостаточно совершенная радиоаппаратура — вот, очевидно, причина многих тайн и загадок.

«Прекрасно, — потирал руки Эверс, — чем больше неясного в науке, тем легче будет провести „бум“, а что касается „Смерча“, то там дело будет говорить само за себя!»

В последних работах английского ученого М. Райла, занимающегося радиоастрономией, Эверс тоже не нашел ничего такого, что могло бы помешать ему в осуществлении его затеи. Эверс окончательно успокоился.

Особенно внимательно он ознакомился со всем новым, что было в литературе об излучении межзвездного газа. В мировом пространстве обнаружены огромные «облака» чрезвычайно разреженного водорода. Под влиянием ультрафиолетового излучения горячих звезд водород ионизируется и является источником радиоволн.

Эверс вспомнил бессонную ночь в отеле после совещания. Да, был момент, когда он считал, что все погибло. Можно было, конечно, пробовать добиваться содействия других монополистических групп, но к чему бы это привело? Слишком большой круг людей оказался бы втянутым в дело, которое во всех случаях должно было оставаться секретным, а результат мог быть только один — отказ! Увлекшись «агрессивно-технической» стороной дела, Эверс в своих изысканиях забыл о главном: прибыль! Он вспомнил, как сидел у распахнутого в южную ночь окна, как мерцали над океаном и яркие, и едва видимые звезды. Они изливали на Землю слабый, едва заметный свет. Но ведь наряду с потоками видимых лучей звездные облака посылали и радиоволны. Облака излучали, не давая видимых лучей. Из далеких глубин космоса льются радиоволны. Но ведь могут появиться лучи, которые… Кто может додуматься, что они искусственно вызваны генераторами? Все непосвященные несомненно примут их за космическое излучение.

Да, да, космическое излучение!

Межзвездные облака!

Так оформилась идея. Теперь настало время ее осуществить.

Эверс отправился к Джемсу Кларку в Мэлфордский университет, подобрав все необходимые материалы. Прошли годы, а Кларк почти не изменился с момента их последней встречи. Высокий, чуть сгорбленный, с головой как бы сплюснутой с боков и немного вытянутой вверх, он, казалось, все время хотел протиснуться в какую-то щель. Это впечатление усиливалось от его вытянутого носа, отброшенных назад косм темных волос и манеры ни на секунду не оставаться неподвижным, спокойным. Когда он подходил поздороваться, — слегка сгибался, далеко протягивая вперед свою узкую, холодную, липкую руку. После пожатия оставалось впечатление, что вы подержались за рыбий хвост.

— Я очень рад вас видеть, мистер Эверс. Что побудило вас посетить наш университет?

— Если я скажу вам, что перекрыл пятьсот миль от Нью-Йорка сюда только для того, чтобы поздравить вас с назначением на пост президента университета, вы мне все равно не поверите. Не так ли?

Кларк не совсем понял Эверса, но на всякий случай решил хихикнуть: он давно не видел Эверса и не знал, каково теперь положение молодого человека — проситель перед ним или, быть может, власть имущий человек.

— Очень приятно, мистер Эверс, очень приятно. Господь бог хранит вас, и вы все еще выглядите молодцом. Да, впрочем, и лет вам не так уж много. Преуспеваете?

Кларку не терпелось определить положение Эверса и решить, наконец, как вести себя с ним. Хотя Эверса немало забавляла манера Кларка держать себя, но он решил прямо приступить к делу.

— Я приехал сюда, профессор, чтобы предложить вам сто тысяч долларов за одно выступление по радио.

Если несколько минут тому назад Кларк раздумывал, каково общественное положение Эверса, то теперь перед ним возникла новая загадка: в здравом ли уме его посетитель?

— Я не совсем понимаю, — осторожно начал Кларк, — мне кажется, что никто еще не получал ста тысяч за одно выступление по радио.

— Вы правы, — спокойно отвечал Эверс. — Вы правы. Еще никто не получал. Вы будете первым, если захотите. Ваше имя знаменитого американского астронома не так давно прозвучало на весь мир. Но дело не в этом. Дело в том, с каким сообщением вы должны выступить. Вы должны будете, ссылаясь на ваши последние открытия, сообщить, что через четыреста сорок дней наступит конец света.

Теперь для Кларка не оставалось сомнений — перед ним был сумасшедший. Он изменил своей привычке беспрерывно двигаться и окаменел в кресле. Эверс наслаждался его испугом.

— Шутки в сторону, профессор, — Эверс расстегнул портфель и выложил на стол аккуратно сложенные записки. — Сообщение, которое хотелось бы, чтобы сделали именно вы, действительно несколько похоже на предсказание о светопреставлении, но оно лишено и тени какой-либо бессмыслицы. Я попрошу вас, профессор, ознакомиться с этим материалом и не позже, чем завтра дать ответ: приемлемо ли для вас мое предложение.

Кларк вновь приобрел способность двигаться: Эверс, кажется, рассуждал вполне нормально.

— Итак, вот здесь, — Эверс отложил пачку листков, отпечатанных на машинке, — полный текст вашей речи. Здесь радиотехнические расчеты. Они, как вы поймете, не должны стать известны кому бы то ни было. Я даю их только вам, чтобы вы убедились в технической обоснованности задуманного. Должен оговориться, профессор, что даже вам, хотя вы и будете считаться автором этого открытия, я не вправе рассказать о конечной цели предприятия.

Кларк успокоился — Эверс здоров. Тон его достаточно солиден и напоминает ему его попечителя. Следовательно, Эверс принадлежит к числу людей, с которыми необходимо считаться. Кларк пообещал Эверсу рассмотреть материалы и завтра же принять то или иное решение.

— Что касается оплаты за ваше участие во всем этом, — уже прощаясь говорил Эверс, — то она будет произведена акциями компании «Новые бериллиевые сплавы». Если вас не очень устраивает сумма, о которой я упомянул в начале нашей беседы, то мы, я думаю, сможем несколько увеличить ее, ну, скажем, — Эверс подумал немного, — скажем до ста пятидесяти тысяч долларов, не больше. Итак, до завтра, профессор.

Не без волнения Эверс провел сутки до следующей встречи с астрономом. Конечно, Кларк более покладист, чем Крайнгольц, но все же он понимал — предложение его было слишком необычным и могло смутить любого человека. И действительно, предложение Эверса привело Кларка в состояние сильнейшей растерянности. Случай давал в его руки богатство и славу. Славу, пожалуй, такую, которой не имел еще ни один ученый в мире. Однако от всего этого попахивало преступлением, какого тоже не совершал, пожалуй, ни один человек в мире.

Всю ночь Кларк проверял расчеты Эверса и обдумывал, как ему поступить. Миновали сутки, а Кларк не принял твердого решения.

— Вы задали мне слишком сложную задачу, — встретил Эверса астроном.

— Надеюсь, вас смущает не моральная сторона вопроса в ее решении?

Кларк усиленно заерзал в своем кресле — Эверс показался ему слишком циничным.

— Я хотел бы уточнить некоторые обстоятельства.

— Прошу вас.

— Мощность излучения, как вы правильно рассчитали, будет невелика, и обнаружить это излучение смогут только особенно чувствительные приборы. Не так ли?

— Совершенно верно.

— Ну, в таком случае, имеется ли у вас уверенность, что этой мощности будет достаточно для того, чтобы произвести… э-э-э, — Кларк замялся и не сразу мог подобрать нужные слова (назвать вещь своим именем ему было страшновато), — …чтобы произвести желательный вам… физиологический эффект?

— Желательный нам эффект мы получим. Давно уже установлен факт необычайной чувствительности живых клеток к такого рода излучениям. Такая высокая чувствительность все еще не доступна самым совершенным приборам. Например, интенсивность митогенетического излучения ничтожна, но его уже достаточно, чтобы вызвать глубочайшие изменения в живых клетках.

Эверс рассказал Кларку о множестве опытов, проведенных в его лаборатории, показывал ему фотографии осциллографических наблюдений, но Кларк задавал ему все новые и новые вопросы. Эверс терпеливо отвечал на них.

Астроном уже давно убедился в серьезности проведенных разработок, но все еще продолжал обсуждение, не находя в себе мужества дать, наконец, ответ Эверсу.

— Значит, с сообщением надо выступить в самые ближайшие дни?

— Да, чем скорее, тем лучше. Опыты мы провели в прошлом году — с двадцатого по двадцать пятое сентября. В это же примерно время мы должны провести «бум» и в этом году. Мы назначаем его на двадцать третье сентября. Вы должны выступить через пятнадцать дней. Через шестьдесят дней ваше «предсказание» должно подтвердиться, а равно через год после этого, то есть через четыреста сорок дней, — смерч!

Кларк вздрогнул, услышав это страшное слово, и долго сидел молча, не решаясь взглянуть на Эверса.

— Я вижу, вам трудно прийти к какому-либо решению. Мой вам совет — не упускайте из виду, что ваше имя мы покупаем за сто тысяч долларов.

— Сто пятьдесят, — быстро поправил Кларк, оживляясь.

Эверс улыбнулся: он понял, что Кларк решился.

Уладив все с Джемсом Кларком, Эверс покинул небольшой город, где находился Мэлфордский университет, и поспешил в Чикаго.

От отеля на Мичиган-авеню, где он остановился, до резиденции Мэркаунда — короля прессы — было недалеко, и Майкл отправился пешком. Миновав мост через Чикаго-ривер, он остановился на набережной, рассматривая колоссальную башню-небоскреб.

«В этом здании, — размышлял Эверс, — люди впервые узнают о тех грандиозных событиях, которые вскоре должны потрясти мир. Отсюда по всему свету разнесется весть о надвигающейся на человечество катастрофе».

Эверс постоял перед резиденцией короля печати еще несколько минут и затем решительно направился к главному подъезду. Лифт-экспресс без остановок домчал его на двадцать первый этаж.

Мэркаунд был подготовлен к визиту Эверса. Телефонный звонок из Нью-Йорка от самого Хэксли что-нибудь да стоил! Благодаря этому перед Эверсом немедленно открылись двери кабинета Мэркаунда.

Громадная туша, облаченная в безукоризненно сшитый костюм, восседала за неестественно большим полированным столом. Стол был совершенно пуст, если не считать стоящей на нем скульптуры Генри Мурра — нелепого сочетания подъемного крана с голой женщиной.

Полосатый свет, лившийся из большого, задернутого жалюзи окна, действовал на посетителя, входившего в этот необъятных размеров кабинет, раздражающе. Кабинет подавлял своей пустотой и, очевидно, этим и претендовал на некую оригинальность.

— Я очень занят. Выкладывайте свое дело поскорее, если вы уверены, что оно непременно требует моего личного вмешательства. Хочу предупредить вас, — Мэркаунд перевалил сигару в другой угол рта, — если вы намереваетесь дать объявление о пропаже вашей любимой собачки, то отдел объявлений внизу. Второй этаж.

Вместо ответа Эверс протянул Мэркаунду записку — «На Эверса стоит потратить 10 минут. Хэксли».

Мэркаунд смягчился.

— Садитесь. Надеюсь, старина Джодди чувствует себя довольно сносно, не так ли? — спросил Мэркаунд, вертя в руках записку Хэксли.

— Да, сэр, вполне. Он ведь говорил вам об этом, когда звонил по телефону из Нью-Йорка.

— Ага, вы в курсе нашего разговора. Тем лучше для вас. Так что вы хотите от прессы?

— Очень немного, сэр. Я хочу, чтобы вся пресса, так или иначе контролируемая вашим концерном, поддерживала любые начинания вновь созданной компании «Новые бериллиевые сплавы». — Туша зашевелилась в кресле и попробовала издать какой-то звук, но Эверс не дал опомниться Мэркаунду и продолжал. — Более того, скажу вам прямо: прессу необходимо целиком поставить на службу того грандиозного мероприятия, в котором заинтересована компания.

Мэркаунд свистнул — он был мастер свистеть, впрочем, этому способствовала акустика его кабинета.

— Скажите, старина Хэксли не ошибся, вручая вам эту записку?

— Нет, сэр, Хэксли не ошибся, давая мне эту записку, как не ошибся, я думаю, адресуя ее именно вам. Так вот, еще никто в стране, да и во всем мире, не знает о том грандиозном событии, которое в скором времени потрясет человечество. Мы позаботимся о том, чтобы ваш концерн первым, заметьте себе — первым, получал все материалы, касающиеся его. К сожалению, пока я не имею права посвятить вас в подробности дела. Могу только дать вам совет. И если вы ему последуете, вы сможете сделать деньги. Соберите подходящих писак и поручите им немедленно состряпать побольше книжек типа Конан-Дойлевского «Отравленного пояса». Пусть побольше кричат о космических катастрофах, столкновениях, лучах смерти и прочих ужасах, подстерегающих нашу планету. Не стесняйтесь тиражами. Если к нужному моменту ваш концерн первым сумеет подготовить все это к печати — гарантирован сбыт десятков миллионов экземпляров. Рекомендую не зевать, а там, конечно, дело ваше. Я созвонюсь с вами, и если вы не подготовитесь, материал попадет в руки другого концерна — вашего конкурента. — Эверс посмотрел на часы. — Я не занял у вас больше десяти минут.

— Должен признаться, еще ни один человек не разговаривал в этом кабинете подобным образом.

— Может быть, но учтите, сэр, что еще ни один человек не приходил к вам с таким важным предложением. Кстати, о направлении книг: ваши сотрудники могут получить подробные инструкции в управлении «Новой бериллиевой», сто двадцать восемь, Брод-стрит, Нью-Йорк. К первому сенсационному сообщению вы должны быть готовы ровно через десять дней. Я позвоню вам, и вы пришлете корреспондентов.

После ухода Эверса Мэркаунд несколько минут сидел неподвижно в своем кресле. Все было слишком непонятно, но старый газетчик уже учуял сенсацию.

Пододвинув микрофон, Мэркаунд распорядился вызвать к себе писателей.

По возвращении в Нью-Йорк Эверс убедился, что Мэркаунд заинтересовался его предложением — газетчики осаждали «Новую бериллиевую». Самые пронырливые из них упорно старались выведать, какое же именно событие должно потрясти мир. Они тщетно атаковали сотрудников «Новой бериллиевой» — ведь кроме Эверса никто не знал истинной роли вновь созданной компании. Однако Эверс с удовольствием отметил появление в газетах заметок следующего типа:

Еще не все было подготовлено к сенсации!

Писатели получали в конторе на Брод-стрит достаточно ясные указания о направлении своих «трудов». Эверс давал им понять, что любая наскоро изготовленная стряпня, трактующая о космических катастрофах и о близкой кончине мира, через несколько дней будет пользоваться небывалым спросом.

Очень скоро шумиха вокруг совершенно невероятного, но еще толком никому не известного события, докатились до Голливуда и к числу осаждавших Эверса продажных писак прибавились толпы не менее продажных сценаристов и режиссеров. Эверс прекрасно учитывал, какими громадными возможностями располагает кино, и не жалел времени на то, чтобы подсказать, какого именно толка нужны фильмы.

Вслед за сценаристами к Эверсу устремились более крупные кинодельцы.

— Ужас! — втолковывал им Эверс. — Вы понимаете, ужас, животный страх перед всеуничтожающим космическим излучением должен охватывать зрителя ваших фильмов. Спешите! Спешите со съемкой подобных фильмов. Через несколько дней они будут пользоваться таким успехом, который еще никогда не выпадал на долю кинобоевика. Раскопайте старые фильмы на эту тему. Размножайте их в тысячах экземпляров и рассылайте по всему свету. Деньги потекут к вам потоком.

Мэркаунд был взбешен. Все его усилия разузнать, в чем, собственно, дело, не привели ни к чему. Самые пронырливые из его корреспондентов возвращались ни с чем. Сотрудники докладывали Мэркаунду о газетчиках из конкурирующих концернов, также чуявших в воздухе сенсацию. Мэркаунд негодовал, он не мог поверить никому из своих помощников, что невозможно разузнать подробностей, и сам выехал в Нью-Йорк.

— Вы немного поспешили, Мэркаунд, — встретил его Эверс, — ведь я условился о телефонном разговоре с вами через десять дней. Осталось еще два дня. Но раз вы приехали, давайте займемся делами.

Сообщения Диринга из Вашингтона были хорошие.

— Итак, Мэркаунд, ваши газеты могут завтра сообщить о выступлении астронома профессора Джемса Кларка в помещении Юнайтед Холл.

Эверс сдержал свое слово — концерн Мэркаунда стал первым получать информацию и имел гранки еще до выступления Кларка.

На следующий день после разговора Эверса с Мэркаундом газеты пестрели сенсационными заголовками:

Не только мэркаундовская пресса, но и часть вечерних выпусков газет, принадлежащих другим концернам, тоже сообщала о предстоящем выступлении знаменитого астронома. Корреспонденты выхватывали друг у друга каждое слово, так или иначе относящееся к предполагаемому выступлению ученого предсказателя. На страницах газет вновь замелькали портреты Кларка, печатались статьи о нем, перечислялись его заслуги, приводились мельчайшие подробности его биографии.

Выступление профессора назначалось на восемь часов вечера в помещении Юнайтед Холл, где могло разместиться сорок тысяч человек.

В день выступления Кларка Эверс спешил. Из своих Вестчестерских лабораторий он должен был заранее попасть в Юнайтед Холл. Когда он, наконец, закончил все дела и уже собрался вызвать машину, в кабинет вошел Френк Хьюз.

— Прошу прощения, сэр. Я только на две минуты. Вы, кажется, очень торопитесь?

— Да, да, Хьюз. Я должен как можно скорее попасть в Нью-Йорк.

Эверс был явно не расположен к разговору со своим помощником, но тот не обратил на это внимания и устроился в кресле перед письменным столом.

— Так спешите, значит? Уж не взволновало ли и вас сообщение газет о предстоящей кончине света? — Хьюз уставился на патрона своими водянистыми глазами, и тому на секунду стало не по себе от этого тяжелого, нахального, вопрошающего взгляда. «Что пронюхал Хьюз? Что он знает? О чем может догадываться?» — подумал Эверс. Взяв себя в руки, сухо сказал Хьюзу:

— Меня не интересует болтовня газет, Френк. А говорить с вами у меня сейчас нет времени.

— Как хотите, сэр, — медленно проговорил Хьюз, не поднимаясь с кресла, несмотря на то, что Эверс продолжал стоять и нервно постукивал пальцами по столу. — Мне казалось, что несколько слов, с которыми я хотел к вам обратиться, должны заинтересовать вас. Вы давно дружны с Юджином Дирингом?

— Послушайте, Хьюз!!

— Я могу уйти, сэр, — все так же медленно, и даже не пытаясь встать, продолжал инженер. — Но я считал, что вам должно быть известно о попытке вашего «друга» подкупить меня, чтобы я сообщал ему…

— Что?! — вскричал Эверс.

— …Чтобы я сообщал ему все, — растягивая слова, невозмутимо продолжал Хьюз, — все, что мне станет известно о вас, сэр.

Стараясь не показать своего удивления, Эверс спокойно опустился в кресло.

Хьюз знал о дружбе Эверса с Дирингом. Когда Диринг обратился к Хьюзу со своим предложением, подкрепив его солидной, суммой, у него прежде всего возникло подозрение: «А может быть, это Эверс через своего друга проверяет мою преданность?» Хьюз понял, что попал в опасное положение, и решил действовать. Эверсу он рассказал о Диринге, а Дирингу… Дирингу он рассчитывал достать заинтересовавшую его записную книжку во что бы то ни стало.

— Вы молодец, Френк, — довольно скоро нашелся Эверс. — Молодец! И вы не должны обижаться на нас с Юджином за эту маленькую проверку.

— О, сэр, я не буду на вас обижаться, — Хьюз попробовал изобразить на своем лице улыбку, — особенно если вы несколько увеличите мое содержание.

— Да, да, конечно, — поспешил ответить Эверс и потянулся к зазвонившему телефону. — А-а-а, мистер Крайнгольц! Добрый день!.. Прошу простить меня. Я не могу с вами побеседовать. Очень сожалею. Я сейчас уезжаю в Нью-Йорк.

Эверс осторожно опустил на рычаг трубку и на минуту задумался. «Крайнгольц. Как воспримет все Крайнгольц? Может быть, он догадается? Сопоставит ряд фактов и… Пожалуй, это большое упущение. С Крайнгольцем надо было уже давно покончить… Но как это сделать? — мучительно думал Эверс. — Как это сделать?»

Эверс совсем забыл о Хьюзе.

Решение пришло неожиданно. Простое, легко выполнимое, обеспечивающее полное спокойствие в дальнейшем. Он быстро вынул свою серую записную книжку, сделал в ней заметку и только тут обратил внимание, что, уставившись в одну точку своими отечными глазами, Хьюз все еще сидит в кресле и с невозмутимым видом потягивает сигарету.

«Эта еще погань начинает мешать всему», — со злобой подумал Эверс и подошел к сейфу.

— Ну что же, Хьюз, — Эверс плавно отворил тяжелую дверцу и стал искать нужный ему документ. — Вам действительно придется прибавить.

Двух минут, которые Эверс пробыл у сейфа, Хьюзу было вполне достаточно, чтобы взять со стола записную книжку Эверса и положить ее под угол ковра. Расчет Хьюза был прост, и он не находил его очень рискованным. В спешке Эверс забудет о книжке, и ее можно будет незаметно извлечь из-под ковра. Если он все-таки вспомнит о ней и начнутся поиски… Ну что ж, она найдется здесь же, в кабинете. Она могла и упасть, наконец…

Когда Эверс вернулся к столу, Хьюз с таким же невозмутимым видом все еще продолжал курить сигарету, но Эверс понял, что Хьюз попался и даже был доволен этим.

— Вы что, Стилл? — обернулся Эверс к двери, только сейчас заметив неподвижно стоящего слугу.

— Мистер Клифтон просил передать, сэр, что у него к отъезду все готово.

— Очень хорошо. Едемте, Хьюз.

— Я?

— Да, да. Если не ошибаюсь, Хьюз — это вы.

Хьюз недоуменно пожал плечами, вынул изо рта окурок сигареты, вмял его в пепельницу и поплелся к двери. Эверс неотступно следовал за ним до самой машины, стоявшей у подъезда.

— Садитесь! — указал Эверс на автомобиль и, заперев дверцу, вернулся к подъезду, у которого стоял молчаливый Клифтон.

— Вашим ребятам, Клифтон, придется пощупать этого парня.

— Хьюза?

— Чему вы удивляетесь? Хьюза. Он только что взял с моего стола мою записную книжку.

— Ого!

— Вы, надеюсь, сумеете получить ее обратно?

— О, сэр!

— Ну, а если… если у него все же не окажется моей записной книжки… Дело вот в чем, Клифтон. Парни, которые берут у меня мои записи, мне не нужны. Хьюз и так знает гораздо больше, чем это нужно знать одному человеку.

— Значит?

— Значит, он мне уже больше не нужен. Поезжайте. Я поеду с Джимом.

Эверс поспешно поднялся к себе в кабинет, раздосадованный тем, что вынужден был задержаться из-за Хьюза на целых пятнадцать минут.

«Каков подлец! А главное — нагл, нагл беспредельно. Хорошо, что внутренняя сторона дверцы сейфа отполирована, и я видел, как в зеркале, что этот идиот подложил книжку под ковер!»

Эверс уверенно отвернул краешек ковра…

Книжки под ковром не было.

Уже к полудню было невозможно приобрести билеты в Юнайтед Холл. Спекулятивные цены возросли до фантастических размеров.

К вечеру все близлежащие к Юнайтед Холл улицы были запружены автомобилями. Усиленные наряды полиции с трудом сдерживали толпы желающих проникнуть в помещение.

Микрофоны, камеры телевизионных и киносъемочных аппаратов окружают кафедру, возвышающуюся на фоне огромного, сдвоенного экрана. Ровно в восемь часов вечера на нее поднялся бледный, с еще больше вытянувшейся вперед головой профессор астрономии, президент Мэлфордского университета Джемс Кларк.

— Леди и джентльмены!

В помещении, заполненном десятками тысяч людей, наступила мертвая тишина. Слышно был только шипение юпитеров, изливавших мощные потоки света на кафедру, да тихое стрекотание съемочных камер.

— Леди и джентльмены! С неизъяснимым волнением я начинаю свое выступление. Долг ученого повелевает мне сделать это поистине страшное сообщение. Еще никогда на долю смертного не выпадала столь ответственная и вместе с тем столь ужасная роль. Да поможет мне бог!

Эверс был доволен — Кларк оказался не только малоразборчивым в выборе средств, способствующих огребанию долларов, но и обладал незаурядными актерскими способностями: слезинка в его голосе казалась очень естественной.

— Леди и джентльмены! Я должен сообщить вам, что человечество ожидают страшные испытания, а может быть, и гибель.

Проводимые мною в течение нескольких лет исследования позволяют с уверенностью утверждать следующее: наша планета должна войти в зону космического излучения, губительного для жизни высших организмов, губительного, для человека.

Я постараюсь в возможно более доступной для широкого круга слушателей форме изложить сущность производившихся наблюдений…

Кларк дословно воспроизводил текст записки, толково и доходчиво составленной Эверсом. Рассказав слушателям, чем, собственно, занимается наука, именуемая радиоастрономией, он перешел к описанию «своих наблюдений».

— Прослушав все сказанное мною, вы убедились в том, что на нашу Землю, как и на всякое космическое тело, носящееся в безбрежном мировом пространстве, постоянно, из века в век изливались целые потоки самых разнообразных космических излучений. Тут и излучения, посылаемые Солнцем, и излучения Млечного пути, и излучения еще не разгаданных наукой таинственных «радиозвезд». Но все эти потоки радиоволн низвергались на нашу планету и тогда, когда наука еще ничего не знала о них, и не препятствовали процветанию жизни на Земле. Многие виды этих излучений совершенно безвредны для живых организмов, многие задерживаются в толще атмосферы. Таким образом, все обстояло благополучно, жизнь развивалась нормально, и никто из ученых не видел какой-либо серьезной угрозы для человечества со стороны космического радиоизлучения.

Так обстояло дело до тех пор, пока пять лет тому назад не обнаружили нового вида космического излучения. К этому времени мы уже имели возможность пользоваться весьма совершенной аппаратурой, позволявшей улавливать электромагнитные колебания даже самой незначительной мощности. Излучение, которое мне удалось обнаружить пять лет тому назад, было явно космического происхождения и вместе с тем весьма кратковременное. Должен признаться — я не обратил особенного внимания на этот быстро промелькнувший космический вихрь, да и не мог как следует изучить его в виду того, что излучение наблюдалось всего только в течение сорока восьми минут и исчезло. Каково же было мое изумление, — Кларк сделал паузу, подстегивая интерес слушателей, — когда ровно через год излучение стало наблюдаться вновь! Его уже можно было наблюдать в течение одного часа пятидесяти семи минут! Интенсивность излучения уже была большей, и удалось произвести ряд измерений. Если вторичные наблюдения были случайны, то к третьему наблюдению, которое я предполагал провести ровно через год, были подготовлены специальные лаборатории. Предпосылки оказались правильными излучение удалось обнаружить вновь. В появлении его чувствовалась определенная закономерность. Это излучение было еще большей мощности.

На четвертый год, когда мы вновь ожидали появления космического потока, было изготовлено двадцать семь совершенных приборов, которые мы установили в различных частях континента, в низинах и на вершинах гор. Приборы были подняты в стратосферу и опущены в глубины океанов…

На экране замелькали кадры, демонстрирующие установку эверсовских приборов на различных широтах.

— Исследования проводились самым тщательным образом. Самый важный вывод из них был тот, — продолжал Кларк, — что излучение, как оказалось, действовало угнетающим образом на живые организмы. Аппараты, улавливающие это излучение, были уже столь совершенны, что позволяли фокусировать, собирать в направленные пучки этот новый вид электромагнитного колебания и изучать его действия на животных…

На экране появилась веселая, хитроватая мордочка молоденького пса. Пес недоуменно поглядывал на блестящие части окружавших его аппаратов. Но вот он начал позевывать, жмурить глаза, обмяк весь, лапки подогнулись, мордочка опустилась до самого пола. Пес сделал несколько конвульсивных движений, на его морде, которая только что была весело-забавной, появился страшный оскал, и он упал, застыв в неестественной позе.

— У животных, как правило, — давал пояснения Кларк, — уже после пяти-пятнадцати секунд воздействия на них этого космического излучения начинали появляться медленные тонические судороги, затем наступало расслабление мышечного тонуса, полная гипотония мышц и, наконец, потеря всякой чувствительности и сознания. Животные почти во всех случаях впадали в длительный, напоминающий летаргический, сон, а многие погибали. С большой уверенностью можно ожидать, что излучение будет оказывать столь же губительное действие и на человека!..

В зале прошла волна шума.

Кларк закрыл глаза, провел обеими руками ото лба к затылку, подавшись вперед на кафедре, и продолжал:

— Если вы следили за сообщениями газет, то от вашего внимания не должны были ускользнуть справки Международного статистического бюро, в которых неоднократно отмечались случаи засыпания летаргическим сном, автомобильные и авиационные катастрофы. Их было особенно много в период с двадцатого по двадцать пятое сентября прошлого года…

Кларк снова сделал паузу.

— Это и был период, когда на нашей планете наблюдалось излучение!

Леди и джентльмены! Приближается время, когда мы будем в пятый раз наблюдать это излучение. Я не считаю уже возможным проводить дальнейшие наблюдения, уединившись в тиши лабораторий. Ответственность слишком велика, долг повелевает мне открыть миру все известное нам по этому поводу, так как мы предполагаем, что излучение этого года будет настолько интенсивным, что может пагубно отразиться на нормальной деятельности человечества. И мы сочли своевременным сообщить о грозящей миру опасности. Но это не все. По нашим расчетам, излучение следующего года будет просто катастрофичным. Это подтверждается той закономерностью, с которой из года в год возрастает время действия и губительная сила космического потока.

Мы еще очень мало знаем о природе этого излучения, мы еще не можем с достаточной точностью объяснить его происхождение. Наиболее загадочным представляется строгая его периодичность. Да, явление страшное и в высшей степени загадочное, но я все же позволю себе дать здесь предварительное объяснение этого явления, которое представляется мне единственно возможным. С достаточной достоверностью установлено, что в космических просторах существуют облака чрезвычайно разреженного водорода. Протяженность этих облаков иногда достигает колоссальных размеров, но, само собой разумеется, наука еще не в состоянии точно судить о размерах этих облаков, а тем более о их форме. Мы знаем только, что под влиянием ультрафиолетового излучения звезд, а к звездам относится и наше Солнце, водород расщепляется на электроны и протоны. Когда межзвездный электрон проходит вблизи межзвездного протона, он, согласно законам физики, излучает!

Рассмотрим теперь положение нашей планеты в мировом пространстве…

На сдвоенном экране засветилось изображение солнечной системы. Кларк пользовался указателем-фонариком. Он рассказал о том, что Солнце, а следовательно и вся солнечная система, со скоростью двадцати километров в секунду движется по направлению к апексу, что Земля, вращаясь вокруг Солнца, описывает в пространстве винтовую линию. На темном экране, изображавшем бездну мирового пространства, двигался яркий кружок — Солнце, вокруг него вращалась Земля с ее спутником Луной. Вскоре на экране около Земли появилось продолговатое, слегка мерцающее облачко, расположенное в пространстве таким образом, что Земля, вращаясь вокруг Солнца, при каждом обороте как бы цепляла его, входила в него. Облако имело форму вытянутого эллипса, и при каждом следующем обороте Земля пребывала в чем все дольше и дольше. И каждый раз изображение Земли на экране вспыхивало зловеще-красным светом…

Шарик Земли несся в мировом пространстве, приближаясь к пульсирующему излучением облаку.

— Мы приближаемся к нему, — восклицал Кларк, — мы несемся к нему со скоростью около двадцати девяти километров в секунду. Мы находимся в шестидесяти днях пути от него. И ровно через шестьдесят дней мы погрузимся в это облако. Мы предполагаем, что это погружение не будет таким губительным, но следующее…

Земля на экране, сделав полный оборот, неслась ко все увеличивавшемуся в размерах облаку. Она приближалась к нему все ближе и ближе. В момент, изображавший столкновение планеты с облаком, экран потух. На несколько секунд гигантский зал погрузился в полнейшую тьму, а затем вдруг вспыхнул, озаренный ослепительным светом всех находившихся в нем осветительных приборов.

Раздались крики испуганных людей.

Кларк стоял на кафедре поникший, с капельками пота на побледневшем лице. Он был испуган. Внезапно он растерялся под взглядами десятков тысяч устремленных на него глаз, еще секунда — и он бежал бы с кафедры, но вдруг понял, что прекрасно подготовленный Эверсом кинопоказ произвел ошеломляющее впечатление на публику. Кларк приободрился и продолжал:

— Вот и все, что мы можем предположить об этом явлении, опираясь на знания, достигнутые к настоящему времени, — говорил он медленно, с трудом произнося каждое слово. Он производил впечатление человека, потрясенного собственным открытием.

Шум в зале возрастал. Эверс, из специального помещения внимательно следивший за всем происходящим, распорядился включить усиление, и голос Кларка зазвучал громче.

— Леди и джентльмены! Мне очень тяжело быть вестником столь ужасного бедствия, которое должно постигнуть человечество. Но я утешаю себя тем, что мы не только изучали губительность потока, подстерегающего всех нас в глубинах космоса, но и нашли средство, которое может спасти нас от этого бедствия…

Шум в зале стал еще сильнее, и Кларку пришлось выдержать довольно длительную паузу.

— Космическое излучение всепроникающе. Источником этого излучения, как можно предположить, являются колебания типа молекулярно-атомных, и частота их столь велика, что они пронизывают живые организмы, проходят через толщи стен, листы железа и свинца, и только особый сплав, содержащий в себе редкоземельные металлы, является защитой от излучения. Нам удалось подобрать такой сплав, собственное колебание частиц в котором резонирует с излучением и, таким образом, гасит его. Мы продолжаем разработки, мы будем и дальше изыскивать пути, оберегающие человечество от этого несчастья, но уже теперь недавно созданная компания «Новые бериллиевые сплавы» выпускает большое количество такого сплава. Из тонкого листового материала могут быть изготовлены специальные каски. Излучение действует главным образом на мозг человека и животного, следовательно владельцы касок будут предохранены от влияния космического излучения.

Тягчайшие испытания ожидают человечество. Много бедствий ожидает всех нас!

Будем же стойки в борьбе с этими бедствиями!

Да поможет нам бог!