- Нале-во! - Гаркнул старший. - К машине, и бросаем свои шмотки в кузов. - после строимся снова.


Пританцовывая, мы цепочкой подбегали к машине. Вот и моя очередь - р-раз, тюк глухо улетел в полутемный кузов. Надеюсь, не размотается...


Пока мы играли в баскетбол со своими вещами, рядом со старшим образовался еще один варяг, видно подошел от стоящих впереди машин.


- Не думайте, что мы садисты. - Провозгласил старший. - Отростки у вас конечно так себе. Но надо же кому-то продолжать варяжью кровь. Поэтому трусы мы вам все-таки дадим, чтоб вы яйцами за сучки не цеплялись. Но всем одинаковые, для чистоты, так сказать, эксперимента. - Он пнул ногой три стоящих стоящий рядом баула. - Ко мне по одному, за триселями, рысцой! В этом бауле трусы для худых глистов. В этом для среднеобычных. В этом - для жирдяев-бегемотов. Начали!


Первый стоящий в очереди резво сорвался с места, и поскакал к баулу за вожделенными трусами. Схватил из баула, и начал резво натягивать их на себя. Трусы оказались, темно-серого цвета. Побежал второй. Я сильно пожалел что стою не в начале очереди. Мне тепло, - начал вспоминать я наставления деда. Ступни перекатывались с ребра на ребро, чтобы меньше касаться ледяной почвы. Те-пло-о-о... Кровь побежала по жилам бодрее. Вот и моя очередь. Я посунулся в баул и схватил среднеобычные трусы. Влезли нормально, тянущиеся.



- Красавцы! - Резюмировал старший. - Как вы теперь понимаете, время выполнения задания у вас ограничено вашей индивидуальной способностью сохранять тепло. Это накладывает на вас ограничения по времени наблюдения и преодоления маршрутов патрулей. Через два часа после вашего выдвижения за вами пойдет прочесывающая группа, - подбирать тех кто смерзнет в лесу. Честно говоря, патрули будут не только ловить вас, но и служить спасательными командами. Если кто-то почувствует, что его бубенцы при каждом шаге уже звенят хрустальным звоном, - кричите и зовите патрульных. Трезво оценивайте свои силы. А то в позапрошлом году один из щенков переохладился и отправился к праотцам. Сейчас действуем так. Чтобы вы не толпились в лесу как стадо, разобьем вас по интервалу. Сейчас снова лезем в машину. Она поедет вперед. Когда я буду называть имя каждого из вас, он будет выпрыгивать с кузова и углубляться в лес. Все - инструктаж закончен. В машину!


Строй распался. Мы развернулись и полезли в грузовик. Расселись на сидениях. Машина тронулась, и старший начал выкрикивать имена.

На кажом имени один из нас срывался со скамейки, спрыгивал с борта вниз, и устремлялся к лесу. До меня очередь опять дошла до последнего.


- Михаил Поморцев! - Сказал старший.


Я поднялся, подошел к открытому грмыхающему борту, примерился к движению и соскочил вниз. Отбить или поранить пятки не хотелось, поэтому постарался максимально размазаться, в движении, падение на ноги тут же дополнил руками, и ушел в кувырок. Уходящая машина обдала сзади брызгами грязи. Я озрил кругом, и поднялся и побежал к лесу.

Началась забава.


***



Сразу в лес углубляться не стал. Между дорогой лесом была проложена небольшая канава. Вот в неё я и кинулся. На незаросшем дне, где часто текла вода лежала грязь. Спустившись на дно, я наклонился, зачерпнул со дна холодной жижи, и начал обмазывать себе грудь. Грязь холодная, мокрая, и увеличивает теплоотдачу, - это минус. Но голое человеческое тело светится в лесу как фонарь в темноте, поэтому чумазость будет совсем не лишней. А свой предел по теплу я знаю, и телу верю. Со спиной пришлось труднее, - попробуй дотянись да еще размажь все равномерно. Но я гибкий, справился. Потом ноги, руки, лицо. Трусы и так серые... Надеюсь, вместе с грязью я не втер в кожу личинку какого-нибудь паразита. Паразитов я, не очень люблю.


Я выбрался из канавы и трусцой потянулся в лес, под кроны. Осторожно преодолел молодые кусты по краю опушки. Здравствуй лес... Под ногами влажно холодили пятки мокрые опавшие листья. Двигаться придется аккуратно, поскользнуться здесь без сапог - плевое дело.


Я взял неторопливый темп и потрусил вглубь леса мягким охотничьим шагом. Дождавшись пока достаточно отдалюсь от опушки стал определять направление, по лесным приметам. Лес в этом отношении был образцово-информативный, направление он своими приметами указывал довольно четко. Ну и перед тем как по приказу сгрузить вместе с остальными вещами компас я тоже сделал в уме заметку. А что я потом вертелся и на машине проехал чуток, - этим меня не собьешь. Меня хоть с закрытыми глазами покрути, - я все равно не запутаюсь. Дед собственно и крутил когда-то...


Беспокоило другое. Испытание-то устроили хитро. Одно дело, когда тебя просто отправляют на марш бросок, или заставляют преодолеть территорию патрулируемую условным противником. Но здесь нам-щенкам, создали очень коварную неопределенность. Даже зимой или поздней осенью такие закаленные парни как мы, могут спокойно бежать голышом, не подвергаясь риску охлаждения. Но это именно что бежать. Бег согревает тело. Если придется замедлится до шага, то примерно в течении получаса почувствуешь признаки охлаждения. Если замереть в приседе, или хуже того, ползти по земле - холод подберется очень быстро. То есть лишив нас одежды, нас провоцируют чтобы бежать. Но двигаясь бегом ты увеличиваешь шансы влететь прямо на путь патруля. Патрули провоцируют к движению крадкому и медленному. И это при неизвестном расстоянии до цели. Что же выбрать?


Взвесив варианты, я решил, что все же двигаться буду быстро. Лес был огромный, и потому сомнительно, что патрули будут сидеть в засаде. Не наберешься людей. Скорее всего они будут патрулировать его достаточно активно. А засада если и будет, то где-то ближе к концу маршрута, где река начнет сужать наш путь. Значит у меня есть неплохие шансы заметить патруль. Даже двигаясь острожной трусцой. Это правда при условии, что патрули не смотрят в лесную чащу через тепловизоры. Но тогда можно вообще не дергаться, потому что тогда они уж точно заметят тебя раньше чем ты их... И поскольку я не замерзну, то смогу при встрече хотя бы активно от него драпать. А вот если я замерзну и потеряю реакцию, то меня легко догонят и возьмут тепленьким... То есть в данной ситуации, как раз правильно сказать - холодненьким возьмут.


Итак, решено, двигаюсь резвой трусцой. Однако прежде чем бежать неплохо бы немного погодить. Пусть самые резвые из нас вырвутся вперед, - лес широк, но отчего бы не предоставить им возможность вскрыть собой некоторые из патрулей, и - чем Вритра не шутит - предупредить меня об опасности? Правда... На миг я представил, что все выпущенные сегодня в лес щенки, как и я, сидят и ждут пока вперед пойдут другие. И все равно, в любой группе всегда найдутся самые нетерпеливые. Мда, неплохо бы. Но время - это потеря тепла. И неизвестно какова длинна маршрута. Нет, дам героям рвущимся вперед пять минут, и надо бежать. А пока, гимнастика для согрева...



Прождав отмеренное время, я двинул вперед. Дышалось легко, я был своим здесь. Воздух был удивительно прозрачным и звонким. Где-то над головой прошелестело. Я поднял голову и увидел силуэт - большая плоскомордая сова. Смешная птица, в полете похожая на каплю с крыльями, - огромная голова плавно переходящая в хвост. Доброй тебе охоты... Я бежал, мягко ступая по листве и мху, перешагивая через змеистые корни. Вдруг слева впереди, между просвета деревьев мелькнуло какое-то движение. Я тут же мягко заземлился, и прижался к шершавому стволу у корней. Патруль? Нет, мелькнули измазанное грязью туловище, и знакомые серые трусы. Коллега... Какого лешего он решил так круто взять вправо?



А вот действительно - какого? Резон у него скорее всего один: сдвинутся с точки, с которой их послали в заданном направлении. Если где и есть шанс наткнутся на поставленный патруль, - это как раз там. То есть он хочет заложить крюк. Вряд ли те, кто устраивал испытание не подумали об этом... Я ожидаю засады там, в бутылочном горлышке, где река сожмёт лес. Но все же...


Мелькнула в голове озорная мыслишка: пристроюсь за ним. Пусть послужит, так сказать, моим передовым дозором. А роль передового дозора какая? Правильно - предупреждать основные силы, в лице меня, об опасности. Не слишком благородно конечно. Но и ничего стыдного. Я не мешаю ему самому выбирать маршрут, и если он попадает в засаду, - не моя вина. Итак, решено, двигаю пока за ним.


Я незаметно увязался за парнем. Следить за человеком в густом лесу не так трудно как некоторые думают. Мне достаточно не терять его из вида. Ему приходится искать впереди себя засаду и патрули, - внимание к задней полусфере ослаблено. Главное не висеть близко, двигаться от дерева к дереву, и замирать у ствола, когда он оборачивается. Он и оборачивался, - незнакомая мне измазанная грязью рожа, только белки на пол-леса блестят. Возможно все-таки чуял... ну не меня конкретно, но что-то рядом. В лесу такие вещи обостряются.



Мой "проводник" тем временем круто забирал вправо, и похоже не собирался возвращаться на заданный нам курс. Мелькнула у меня мысль, - уж не перехитрил ли я сам себя? Увязался за дураком, который сбился с направления? Выведет он меня в Африку... Но вроде парень шел уверенно. Возможно он хочет заложить крюк с гарантией. Это спорное решение - не двигаясь к цели тратишь время, а оно у нас, - голышей - ограничено. Заложим сейчас крюк, а потом тепла дойти до цели не хватит... Я дал себе зарок, что буду идти за парнем еще плюс-мину пятнадцать минут, и если он не вернется на нужное направление, поверну сам, и оставлю его осуществлять его гениальные планы в одиночку. Он повернул через десять.


Мысленно я поаплодировал моему проводнику. Так держать, головной! Вперед-впред! Морально я с тобой... Теперь парень лег на нужный курс, и я шел за ним почти со спокойной душой. Когда парень остановился в очередной раз, я напрягся, но потом понял что он просто вышел к маленькому ручью, и присел попить. Лес здесь пошел под уклон, и он был виден мне как на ладони. Ладони у него чистотой конечно не блистали, поэтому он не стал складывать их лодочкой, а сам растянулся, прилег к ручью, чтобы губами припасть к воде.

В этот момент на него и напали.


Первое что я увидел, это как с дерева над парнем упала вниз темная тяжелая непонятная тень. Она падала вниз прямо на него. Я инстинктивно вытянул руку вперед, и приоткрыл рот. Чтобы предупредить его. Но тут другой импульс зажал мне рот, - крикну и сам выдам себя патрулю. Но буквально в тот же момент я сообразил, - каким-то шестым чувством понял, - то что падает с дерева не имеет к патрулю никакого отношения. Все это сообразил в какую-то долю секунды. Но этой доли секунды оказалось достаточно, для того чтобы я со своим предупреждением опоздал.


Парень сам себя спас. Уж не знаю увидел он отражение в воде, или сработала чуйка, - но он не стал как сделали бы девяносто-девять процентов людей на его месте задирать голову вверх, чтобы посмотреть что там вот-вот на него рухнет. Он просто мгновенно откатился в сторону.


Тень тяжело рухнула на землю, на множество - (больше четырех!) - лап, и мгновенно стрельнула в сторону парня одной из конечностей. И достала. Парень сдавленно вскрикнул. Попытался вскочить, и тут же подломившись на ноге упал на колено. Замахал руками, пытаясь сохранить равновесие. Вот он схватил что-то оказавшееся под рукой, и швырнул в тварь, не иначе камнем со дна ручья. Тварюга зашипела, повертела головой и по паучьи перебирая лапами поперла на него.


Я стоял у дерева вцепившись руками в сук. Тяжелый, мертвый сук, вернее, ствол дерева. Их - ствола - выросло два из одного ростка. И один вырос вверх, и был жив, став основным стволом небольшого кривого, но крепкого деревца, а другой умер и теперь торчал вверх и в сторону мертвым небольшим отростком, растерявшим ветви и частично кору. Вот за этот сук я и дернул со всей дури, равнявшись в сторону всем телом. Сук треснул древесиной, будто выстрел, и оказался у меня в руках. В ладонях круто ожгло, не иначе ободрал. Но это проскользнуло в уме уже краем. Я поудобнее перехватил сук и подняв его над головой, ринулся вниз.


Парень внизу не сдавался, - хромая отступал, в рожу многолапой дряни полетело еще что-то. Тварь отмахнулась лапой, и зашипела - это был песок или что-то такое со дна ручья, который разлетелся, видимо частью попав ей в морду, или глаза, - я не видел со спины, но она заворочала головой, отмахиваясь. Последние несколько метров я пролетел огромными шагами. "Только не поскользнуться" - мелькнуло в голове. Но я не сбился, подлетел, и размахнувшись своим неуклюжим, кривым, но увесистым и длинным суком со всей дури отоварил тварь по голове.

Шмяк!


В руки дало отдачей а тварь будто приплющило.

"А вот твоя панама" - мелькнула в голове фраза и старого, рассказанного дедом анекдота.


Существо заверещало каким-то птичьим булькающим клекотом, задрыгало лапами, и пружинисто подскочив встало лапы - на задние две, - а передние четыре растопырило, и обернулось ко мне. От удара голову её перекосило, но когда она обернулась, я опешил. Потому что голова у неё была человечья. Вытянутая, деформированная, страшная, но все же человеческая. И горели на лице две страшных, человечьих, со страшной ненавистью взгляда.

Хрясь!


Я снова долбанул суком этой дряни, метя прямо по роже. Но она прикрылась одной лапой, - или рукой? Хрустнул мой сук, и переломился вдвое, оставив меня с деревянной кочерыжкой в руке. Но и у твари в руке что-то хрустнуло, и рука та обвисла. Я подскочил поближе, и теперь уже для моего огрызка не нужно было двух рук, - сунул мразюке расщепленным на конце суком в физиономию, будто шпагой кольнул. Тварь задергала рассеченной щекой и заверещала. Брызнула кровь.

Черная.


Не переставая вопить существо отпрыгнуло от меня на два шага назад. Вскрикнуло еще - в зад ей прилетело, - парень позади неё отыскал на дне еще один камень. Развернулось, посмотрело на парня, потом бросило на меня ненавидящий обжигающий взгляд, и с воплем ринулось в чащу.

Я запустил ей в спину свой огрызок, для вящего ускорения. А сам быстро подхватил с земли ту часть моего сука, которая отвалилась от удара, - она все-таки была толще и напоминала хоть какое-то оружие.


Тёмная тень мелькнула за деревьями, раз, другой. Наступила тишина.


- Это-о... Что?.. Испытание такое? А?.. Испытание такое?.. - Растягивая слова в самых неподходящих местах пробормотал парень. Я поглядел на него. Глаза были как блюдца, - похоже шок. Я и не узнал его сразу, даже вблизи, потому что грязный, и рожу перекосило.

- Что-то я сомневаюсь, Каря. - В коленках у меня вдруг задрожало. Поглядел на ладони, действительно, ободрал. - Вставай. Быстрее! Надо убираться отсюда, пока это не вздумало вернуться.


Парень приподнялся, и стиснув зубы с шумом опустился обратно на землю. Только воздух стиснул сквозь мертво сжатые зубы.

- Ссссшшш.

И в тот же миг у него из левой ноги обильно побежала кровь - шок начал отпускать сосуды.

Он плотно охватил и пережал двумя руками лодыжку. Посмотрел на меня. В глазах у него была... Мудрость. Мудрость понимания жизни и смерти, - только так и можно назвать этот взгляд. Та мудрость которую не должны знать молодые. Но он уже знал. И потому была у него во взгляде отчаянная тоска. Мне стало не по себе.


- Беги. - Сказал он. - Я обуза. Выбирайся. Предупреди наших. Они меня вытащат.

- Ага, - кивнул я. - Чего раскис? Не сиди сиднем, - промой в ручье рану. Эта тварь, поди, ногти не каждый день чистит... Я посмотрю из чего можно организовать повязку. Далеко отходить не буду. Если что, - кричи.

- Эта сука на нас охотится, - выдохнул он.

- Пока что это мы ему бока намяли, - бодро брякнул я, старясь не подавать вида.


Но он был прав. Нас взяли, классически. Как хищник берет добычу - на водопое. Тварь просто не знала, что нас двое. Ошибочка у неё вышла. А за ошибки, известно, - рожи рихтуют. Но она снизила нашу - да нашу, потому что варяг-варяга не бросит - мобильность. Если она убежала, - хорошо. Но если она вздумает вернуться. И если она - не дай Отец, - не одна... У нас мало времени. И скоро мы начнем замерзать. Каря, теряющий кровь, и сидящий на земле, - намного быстрее. Вен и артерий ему судя по току крови не перебили, но все же...


Я от души помянул тех, кто заслал нас сюда вот так. Испытали. Поборники традиций херовы! Кто мешал в придачу к трусам выдавать хотя бы одну сигнальную ракету вот для таких ситуаций?


Сжимая сук, и постоянно оглядываясь на Карю у ручья, я сделал поисковый круг. Теперь я вертел головой не только по сторонам, но и наверх. Мне такие подарки на голову не нужны. С шестью конечностями. С черно-серой кожей. С горящими глазами. Гнида. Гнида... Мне нужна была береза. Родная русская береза. Вот такая... как эта. Я с неохотой приставил сук к её стволу, и начал аккуратно отрывать лохматый шмат бересты. Два испортил, но третий вышел годного размера. Бересту засунул за резинку трусов. Блин, по жизни настолько привыкаешь к карманам, что ощущаешь их прямо как часть себя. Как же без них сложно.


Теперь, - мох. Переделенного вида, и сухой. С этим было проще. Чуть поднявшись вверх от ручья я нашел что нужно. Постоянно вертя головой, нарвал охапку мха без корней, в трусы пихать не стал, просто сжал в кулаке, и держа во второй руке дубину помчался к Каре.


- Рану промыл? - Спросил я.

- Ага. - Кивнул он. - Губы дрожали, он был весь белый. Не испуг. Он уже начал замерзать. Плохо. Если так пойдет дальше, лес скоро возьмет его.

- Следи за округой.


Я выложил мох, и бересту. И спустился к самому ручью. Траву я приметил заранее. Осень уже заставила большинство деревьев сбрасывать листья, но здесь трава еще держалась. Длинная, не засохшая. Я начал срывать длинные травины, споро отрывая у них корень, верхушки и листву, оставляя только стебли. Хрупкая трава, не так много нужно усилий чтобы взять её на разрыв. Но если сплести несколько травин жгутом... Правильно учил дед, воин который не умеет плести - не воин. Я сплел две полосы.

- Отпускай, - сказал я Каре опускаясь рядом с ним на колени.

Он разжал руки, сквозь запекшуюся кровь тут же показалась свежая струйка. Я еще раз опустил его ногу в ручей, промыл рану. Наложил кору, поверх бересту, и аккуратно наложил сверху плетеные завязки из травы. Эрхац-повязка... Конечно лучше было бы разорвать на неё мои трусы. Но, тогда я остался бы с холодом один на один. Наложив "первичку", я быстро сплел еще несколько травяных жгутов, уже поосновательней, и сделал повязку более давящей.

- Вот так. - Сказал я Каре. - Растирая его ступни. А они уже были как льдышки. - От потери крови не умрешь. Если только от холода. Так что будешь на погребальном костре как живой...

Он слабо улыбнулся белым губами.


- Ладно, - сказал я ему. - Что-то мы засиделись. - Давай ка выбираться отсюда.

Я помог ему подняться, он стоя на здоровой ноге уперся руками о ствол дерева, и я быстро, растер ему ноги, спину, и - из песни слов не выкинешь, - задницу. Наши бы поняли, и Ксанка смеяться бы не стала, а вот если бы увидел нас какой-то случайный человек, то хорошего бы не подумал. Ну как говорит дед - "нужда не знает стыда".


- Держи дубину, и айда на закорки! - Я подставил горб и принял Карю на спину. Он ухватил руками шею, стараясь не мять её зажатым в руке суком. Сам я подхватил обеими руками его ноги, стараясь не трогать повязку.

- Я несу. Ты наблюдаешь. Ну, двинули...



Я примерился к весу, и начал перебирать ногами. Относительно терпимо. Перешел на легкую трусцу. О маскировке думать уже не приходилось. Каря пыхтел где-то в районе правого уха.


- Куда? Куда идем? - Спросил в это самое ухо мой наездник.

- Обратно к дороге.

- Значит испытание мы провалили?

Твою медь! Он там еще об испытании думает. Хорошо ездить наверху!..


- Не провалили, а отложили, - буркнул я, стараясь не терять дыхалку. - В связи, с непредвиденными...

- Это ведь был Ночной? Да? - Спросил он через некоторое время.

- Да.

- Я их до этого никогда не видел.

- Я тоже. - Кивнул я. - Ты как там? Головой там вертишь?

- Верчу. - Подтвердил он.

- Вверх тоже смотри. Эта тварь... с деревьев сигает.

- Смотрю... Ты знаешь откуда взялись ночные?

- Конечно. - Кивнул я. - Сыны Вритры.

- Будь проклято его имя! - Ритуально отозвался на имя Вритры Каря, - но на этот раз в голосе прозвучало настоящее и искренняя ненависть. - Я не про древних. - Прошептал он. - Про современных Ночных. В древности, после того как сгинули боги. После того как пала Вара-Йимакард, ночные набрали силу... Они даже образовывали свои царства, где они были как боги, а люди - как скот. Но потом в Средиземноморье поднялись древние царства людей... Эллины, а потом Рим. Римская Империя вытеснила ночных, и они почти исчезли. В средневековье они снова повылезли. А потом ренессанс. Их повывели так, что они стали почти мифом. Они всегда исчезали, когда наступал порядок, и возвращались когда слабели царства людей.

- Все как предсказал Вритра, - Я поудобнее перехватил Карю за ноги. - "заменят они пищу долгим сном... И будут спать до тех пор, пока твои дети снова не расплодятся чтобы стать скотом... И так будет продолжаться раз за разом"...

- Да, все как в старых легендах... Но говорят, этих, современных ночных мы вывели сами.

- Кто это... мы?

- Люди. Я слышал истории от старых вояк. Может ночные бы и не появились больше. Но их останки находили при раскопах древних могил. Это еще до Третьей Мировой. Государства это все секретили, и забирали генетический материал себе в лаборатории. Там они выводили из них биооружие. Идеальных убийц. А потом вывалили их друг-другу на головы. Мы сами разбудили старое зло.

- Да, - пропыхтел я. - Мой дед... мне говорил. Думали, что это лучше ядерного оружия. Чище.

- Во-во. Все отметились. Мы, США, Индусы, Бритты, Китай... Им задавали ореалы обитания. По температуре, по давлению над уровнем моря. Там сотни факторов... Им там, где не задано, становится очень некомфортно... А потом сбрасывали на территорию врага. Они ж в основном мирное население и вырезали. Воякам-то что. Закрылся на базе, да пуляй во все что движется. А эти как диверсанты, работали по коммуникациям. Злые языки говорят, что правительства и крупные корпорации специально сговорились вот так воевать. Без грязного ньюка. Чтобы просто уменьшить количество людских ртов. Восток ведь почти совсем обезлюдел. И континенты вглубь... Остались только крупные центры и города. А были районы, где ночных никто не видел. Даже во время войны, - стратегически важные центры. И места обитания элит. И ни одного ночного. Говорили, сговор... На самом верху сговор. И здесь. Здесь их тоже раньше не было. Западнее были. А сюда они не совались. И вот... Понимаешь? Они, кто в лесах остались. У них с поколением ареалы обитания размываются.

- Скверно. - Я двинул затекающими плечами. - Теперь и эти, которые себе создали спокойные районы тоже поплачут.

- Ага, как же. Жди. - Фыркнул Каря. - Просто ночные будут резать простых людей, там где еще не резали. А власть и богатеи... Говорят... Говорят богатые города уже начинают обносить стенами.

- Города-убежища? - Хмыкнул я. - Как древние Вары? История ходит по кругу...

- Да. - он выдохнул коротким смешком. - Слушай, а... тебя как зовут-то?



Я запнулся, но потом сообразил. Ну да. Когда мы с ним виделись на испытании второй тропы, его вызвали раньше меня. Поэтому я его имя слышал, а он мое уже нет. И здесь, на этом испытании было так же.

- Мишкой кличут.

- А я Крислав.

- Помню.

- Ты... Это... Ты ж меня спас.

- Еще нет. - Буркнул я. - Знаешь как летчики говорят? Полет закончился, когда ты рассказываешь о нем друзьям за пивком... Нам бы только до опушки дотянуть.

- Все равно. Там, у ручья... Я не забуду.

- Ты головой то вертишь?

- Верчу, - ответил он.

- Добро.



***



Лес, лес. Бесконечный лес. Почти уснувший. Неживой. Лес Мораны. Ноги немеют. Вот что плохо. Ступни теряют тепло. Нос и щеки тоже. Каря тяжел как вся тяжесть мира. Он скоро придушит меня этим суком. Сказать бы ему чтоб бросил?.. Нельзя. Оружие - жизнь. Оружие не бросают. Херовое у нас оружие. Сук ломанный, - что за оружие?.. Вот если бы хлопал мне сейчас по груди висящий на ремне автомат... АК-74М... Добротный, простой, неприхотливый. Лучший инструмент для убийства. Я бы любого ночного с ним как бог черепаху...


У создателя этого автомата была очень интересная фамилия - Калашников... Добрая фамилия; - "Калаш", или "калач", так наши предки называли вкусную круглую булку. Но если копнуть глубже, - жутковатая фамилия. У более дальних предков "калаша" означало округлый кувшин или горшок; в том числе те из них, - большие - в которых хоронили остатки покойников. Большая калаша, по сути аналог гроба. Вот и думай, стал человек оружейником, и одно из древних значений фамилии-то проявилось - Гробовщиков. Впрочем, он же создал оружие для защиты своей страны, а уж как его используют те, кому оно попало в руки... Убивает не оружие, убивают люди. А в кувшинах-калачах кроме прочего наши предки хранили сому - священный напиток, испив который можно было услышать богов, приобщиться к их мудрости. Выходит Калашников - мудрая фамилия... Всему в ней нашлось место.


Эх, Калаш-калачик... Сейчас бы к костру, или в теплый-теплый спальник. Грелку химическую. Отдышаться, выпить воды, и съесть вот такой калачик-булку. Русские предки были мудры, блюли гигиену. У каждой булки-калача из теста сбоку выпекалась специальная ручка, из-за чего калач по форме напоминал навесной замок с дужкой. За эту печеную хлебную ручку калач и держали когда ели, а саму ручку потом просто выбрасывали. Потому даже если не было возможности помыть руки перед едой, все равно ты не марал калач грязными руками. Гениально ведь придумано. Ручки от калачей говорят иногда не пропадали впустую, - их отдавали нищим. Когда в животе пусто, не до изысков гигиены, и нищие с удовольствием поедали ручки от калачей, хоть это и считалось полным социальным падением. Отсюда и выражение появилось - "дошел до ручки", то есть опустился, упал на самое дно... Сколько я еще пройду, пока не упаду?

И не встану.


Дурь какая-то лезет в голову. Сознание плывет. Слово за слово и заплутаешь умом в бред... Надо собраться... Почему обратный путь кажется мне дольше? Конечно туда я шел налегке, а сейчас с ношей, но все же... Я никогда не теряю направления. Никогда, когда не устал...


Почему Каря так обвис? Тяжело. Когда несешь человека в сознании, его нести легче, чем если такой же груз но без души. Странно... Странно...

- Каря... Каря!

- Да...

- Ты там вертишь?.. Головой-то?

- Я... верчу. Мишук... Отдохнем может?


Если я опущу его, то уже не подниму...

- Недавно отдыхали.



***


Шаг-шаг-шаг... Ритм. Человек живет в ритме. Бьется сердце, стучит в жилах кровь. Пока ты держишь ритм, - ты живой. Ритм - пульс жизни. Главное не сбиться с шага. А ноги заплетаются, и предательски дрожат. Упаду, - не встану. Нет, - встану даже если упаду! И Карю дотащу. Я русский по духу, варяг по крови. Я - сила и честь. Я правда! Ничто не возьмет меня. Ни лукавая усталость, ни ложь слабости. Шаг-шаг-шаг. Ритм. Песня. Не обязательно петь вслух чтобы кричать.


Пе-рун, - птица боя.

О-тец я с тобою.

Мо-лот, и секира.

Муж-ска-я в том сила.

Па-ришь ты по небу.

Где-ты - там победа.

Ра-зишь нечисть громом.

Си-лен в гневе скором.

Ле-тишь в шуме бранном.

Кру-жат твои враны.

В гро-зе ты сверкаешь.

Все-гда побеждаешь.

Те-бе пою славу.

Хва-лить не устану.

При-шло время к бою.

Твой-сын пред тобою.

Ку-знец что дал душу.

Смо-три я не трушу.

Не-йму в сердце страха.

Не-раб тела-праха.

Мой-дух - твое пламя.

Тем ра-вен с богами.

Бой-будь рок желанный.

Смерть-пусть будет славной.

Мой-путь - путь победы.

Как-ты заповедал.

В-свой-срок небожитель.

От-крой мне обитель.

При-ми в свое царство.

В-не-бе-сном убранстве.

Там-я предков встречу.

Там-я стану вечным.

Пе-рруууун!!! Слава!!!


Слава...

Шаг-шаг-шаг-шаг...



Что-там?.. Что впереди? Просвет между деревьями? Открытое место. Сучья расплелись, лес Мораны отпустит. Еще только несколько шагов. Кустарник. Я прусь сквозь него, закрывая глаза. Ветви царапают голое тело. Лес кончился. Канава передо мной. За ней дорога в обе стороны. За ней поле. И хмурый серый облачный океан над головой. Знакомый пейзаж. Я вышел. Мы вышли.


- Погоди-ка Каря... - Я опустился на корточки, и не удержавшись, повалился вперед. Каря растянулся на траве. Совсем белый. Дыхание его трепетала как гаснущая не ветру свеча.

- Ты погоди... - Прохрипел я. - щас я... Щас... Я... - Я махнул рукой и спотыкаясь пошел через канаву. Уралы стоял слева по дороге, своими кузовным задами ко мне. Людей я не видел, наверно они были в кабине и в кузове. Машина была не слишком далеко. Можно было бы позвать криком, если бы я мог крикнуть...

- Х-ааааа... - Хрип, вот и весь крик.


Я взмахнул рукой, но она поднявшись до плеча бессильно повалилась обратно. Я оглянулся назад, туда где лежал Каря. Почему-то мне казалось, что если я отойду и потеряю его из вида, он исчезнет, растворится, лес возьмет его. Так я и шел, озираясь, пытаясь крикнуть и поднять непослушные руки...

Откинулся борт машины, и изнутри спрыгнули двое в камуляже. Побежали ко мне. А мне уже не было сил ни на что. Только дойти и не упасть. Не упасть... да... Я открыл глаза, и увидел небо, и две хмурые физиономии надо мной.

- Там... на опушке... - прошелестел я.

Меня подхватили за руки за ноги, и споро потащили к машине. Я видел только того мужика который тащил меня за ноги. Из-за него я не видел лес, и Карю. Лес сожрет его.

- Там... - Почему они меня не слушают. - Там Каря... Там...


На борт меня втащили рыком под руки, так что хрустнули суставы.

Упал черный занавес.


***




Я очнулся, - и сразу почувствовал слабость и дурноту. Захотелось опять провалиться в комфортное спасительное беспамятство. Раскрыл глаза, и увидел потолок. Зеленый, но не яркий, не режущий глаз. Приятный цвет. Я повернул голову. Боковые светильники давали мягкое приглушенное освещение. Стены так же были зелеными. Небольшая комната, кровать на которой я лежал. А рядом со мной на стуле сидел дед Глеб.


- Очнулся? - Спросил дед. - Говорить можешь?

- Да-а, - неслышным шелестом вытекло из меня.

- Хорошо. Как чувствуешь?

- Фигово.

- Ничего, пройдет. Врач сказал, крайнее переутомление, и охлаждение организма, но ничего необратимого. Скоро будешь в порядке.

- Дед, - спросил я. - Я где?

- Медпункт. Наша база. - Лаконично начал информировать дед. - Ближайшая от места проведения испытания.

- А Каря?

- Парень которого ты тащил?

- Да.

- Лежит в соседней комнате. Ногу зашили.

- Это был ночной дед! - Приподнялся я. - Настоящий ночной!

- Знаю-знаю, - дед успокаивающе взял меня за плечо, и опустил обратно. - Твой приятель все рассказал. Пока его к хирургии готовили. А ты все спал как сурок. Наши парни с базы уже эвакуировали всех ребят из леса, и прочесывают местность.

- А ночной?

- Уже нашли. Трех. А сколько всего было, - кто знает? Обнаглели, твари. Раньше так далеко они не забирались. Раньше у них стены были в умах. А теперь они размываются... Худые наступают времена... Ну, да ты сейчас не думай об этом.

- А со сломанной рукой ночной был?

- Не знаю? А что?

- Это мой. - Я почувствовал прилив гордости. - Я ему лапу обломал...

Дед улыбнулся. И я увидел, что моя гордость тенью отразилась в его глазах.

- Добро, внук.


Я прикрыл глаза.

А испытание? - Вдруг вспомнил я. - Не получилось!.. Ну, дед, я ничего... Я в следующем году обязательно.

- Не надо в следующем. - кивнул головой дед. - Официально еще не сказали. Но мне шепнули на ухо кое-что. И я тебе шепну. Вам засчитали. Как пройденное. Тебе, Каре твоему. И еще двоим щенкам. Вот ведь, - ты у меня похоже ни одного испытания не пройдешь как надо. Все у тебя инако выходит. Но главное выходит. Так ведь? - Дед прищурился, и подмигнул.


Я откинулся на подушку. Я прошел. Прошел. Первую часть испытания на тропу. Даже дурнота на время отступила. Я был почти счастлив. Только вот...

- Погоди дед. Я прошел. Каря. А еще двое кто?

- Да, - дед поморщился. - Еще двое... Им тоже засчитали. Одного так и не нашли. А еще одного нашли с отгрызенной головой. Так что им посмертно. Ну, - дед поднялся со стула - ты отдыхай пока. А я пойду со знакомцами покалякаю.

- У тебя и тут знакомцы есть?

- У меня, везде есть. - улыбнулся дед. - Я почитай, чуть не половину нашего нынешнего комсостава вырастил. Откуда ты думаешь я сразу все узнал? Да еще и машину за мной прислали. Я пойду. А потом я с парой друзей к тебе зайду. Расскажешь им как было. Дашь полный отчет. Сможешь?

- Да, я в порядке уже.

- Добро.


Дед пошел к двери. Но уже открыв замер и обернулся.

- Внук! - Позвал он.

- Чего.

- Оккедил, - серьезно сказал дед, кивнул, глядя мне в глаза и закрыл за собой дверь.


Я снова откинулся на подушку. Оккедил... Два очень древних слова из других времен и мест. Два слова с очень простым переводом. "Дубосердце". Дубовое Сердце. Дуб, - дерево-символ нашего Всеотца... Оккедил, - это значит сердцем подобный самому Индре. Смельчак! Удалец! Лучшая похвала воину. Никогда еще дед не называл меня так.

Никогда в жизни.

До этого дня.


Я откинулся на подушку, глядя в теплый зеленый потолок.

И улыбался, не пытаясь спрятать улыбку.



***


Помню свое первое убийство.

Я уже был здоровым лбом тогда. И ростом почти сравнялся с дедом. И все же мне было тяжко...


Сижу на полу, на развернутой простыне, Тямкина голова лежит у меня на руках. У него из носа идет кровь. Уже два дня. С перерывами, но идет. Кровь утекает и вместе с ней утекает его жизнь. Вся его морда в засохшей корками крови, а когда он оскаливает губы видны белые десны, он будто весь выцвел. Он не ударился носом, как я сперва подумал. Здесь в ветклинике врачи просветили его и сказали, что это рак. Обширные метастазы, в операции нет никакого смысла. А я и не замечал ничего, внешне ничего не было заметно... Тямке всего шесть лет. Не самый большой возраст для пса. Семь ему уже не будет. Он был бегун. Быстрый, сильный, красивый. Даже в тот день когда у него носом пошла кровь, он еще поднимался и бегал, пока были силы. Собаки не умеют сдаваться, в отличие от людей... В машину, чтобы ехать в больницу он хоть и с трудом, но тоже залез сам. В пути я успел скормить ему сардельку. Открывается дверь, в комнату возвращается врач. В руке у неё - шприц.

- Давайте я сам сделаю, доктор. - Прошу я у неё.

- Не надо, - мягко говорит врач, - вы можете сделать ему больно. - Лучше подержите ему голову.


Я глажу Тямку по голове, по пригнутым к голове ушам. Он тянется ко мне. Он шумно дышит, и на очередном выдохе из носа у него снова ползет струйка крови. Тонкая-тонкая, - её уже мало осталось. Врач быстро профессиональным движением втыкает Тямке иглу в мышцу на задней лапе. Он дергается, но я его придерживаю, и продолжаю гладить по мягкой короткой шерсти.

- Вот так. - Говорит врач. - Сейчас он просто заснет. Ему не больно.


Мне хочется спросить у женщины-врача с мягким голосом, сколько раз в неё втыкали шприц с ядом? А если нет, - откуда она знает что это не больно? Но это глупо, я молчу. В конце-концов она сказала это чтобы дать мне облегчение. Я молчу, и тихонько глажу Тямкину голову. Он смотрит на меня, потом глаза его начинают закрываться, но он моргает, одолевает непонятную дрему. Явь - жизнь. А сон - смерть. Жизнь всегда борется до последнего. Слово "агония" - греческое, оно означает - "борьба"... Собаки не умеют сдаваться. Но в этот раз сон слишком силен. Глаза его начинают закатываться, опускаются веки. Он уже не смотрит на меня. И все же я еще глажу его. Вдруг он еще здесь, вдруг еще не ушел. И уже не видит, но еще чувствует. Простынь под Тямкой расплывается темным пятном. Также, как когда я впервые увидел его, в детстве.

Рождение и смерть - две стороны одной монеты.



Врач подходит, осматривает.

- Все... Хотите побыть здесь?

- Нет.

- Тело будете забирать?

- Да.

- Давайте я вам помогу завернуть.

Она умело помогает укутать мне тело в простынь. Также кутают в пеленки новорожденных.

Жизнь и смерть - сестры-близнецы.


- Давайте я вам открою дверь, - обе руки у меня заняты, она открывает дверью и провожает меня до порога их небольшого здания.

- До свиданья, - оборачиваюсь я к ней. - спасибо вам.



Я спускаюсь с крыльца небольшого здания, и иду к машине деда. Интересно, что делают собаки на той стороне? Наверно там должно быть что-то очень хорошее. Уютное спальное место, постоянно всякие вкусности в миске, и свежая вода, и большое-большое поле под голубым небом, где можно вволю бегать. Только вот это все не слишком обрадует собаку в разлуке с хозяином. Слишком уж они в нас врастают. Тогда может быть они там спят, и видят всякие хорошие сны, пока хозяин тоже не придет. Тогда пес просыпается, радостно лает и встречает... А может быть на той стороне собака наконец-то избавляется от нашего дружеского рабства и обретает волю духа? Я не знаю. Иди своей дорогой Тямка, я рад что знал тебя. Я был бы рад увидеть тебя снова. Но если где-то там, далеко, у тебя не будет возможности подождать, если у тебя будет свой путь - иди своим путем.



Дед выходит из машины, молча кивает головой, открывает багажник. Там лопата. Он подвигает её.

- Клади сюда.

Я укладываю тяжелый неуклюжий свёрток в багажник.

- Погоди, - говорит дед. - Давай лапы подоткнем. А то закоченеют, уже ничего не сделаешь...

Мы подгибаем лапы - так меньше придется копать. Теперь Тямка лежит почти в позе эмбриона. Рождение и смерть водят вокруг нас хоровод...



Дед ведет машину. А я все думаю.

До каких пор стоит длить жизнь?

До тех пор, пока она приносит тебе радость. Радость бытия, познания, борьбы. Или, - если уже нет ничего этого, - пока ты не раздал все долги. Жить стоит, - пока ты можешь что-то творить. Пока ты можешь что-то менять.


До каких пор есть смысл препятствовать смерти?

До тех пор, пока твоя жизнь - жизнь, а не бессмысленная пытка.

Иногда пытку жизнью можно растянуть на недели, годы, даже десятилетия.

Иногда врачи могут поддерживать жизнь больного, который уже роздал все долги, который в своем состоянии уже не может ничего творить, не может ничего менять, и потому уже не может ничему радоваться. Все что остается у такого больного - это боль. Боль уже ничему не служащая, ничему не учащая, - вышедший из-под контроля страж и учитель, который стал палачом.


Оборони меня Отец от врачей, которые стоят за жизнь до последнего, как за некую самоцель.

Пошли мне Отец эфтаназию. Не обязательно в виде врача со шприцом. Эфтаназия как и Агония - греческое слово. Эф - благо, Танатос - смерть.

Пошли мне Бог Благую Смерть.

Как венец Жизни.



***




Помню ту ночь. Меня разбудил крик. Я открыл глаза, сбросил одеяло, прянул с кровати на пол, и не вставая на полусогнутых руках начал озираться в темноте. Сознание включалось, мозг раскочегаривался, и через мгновение я уже знал: я дома, - раз. Кричал дед, точно, - это два. Что случилось? Нападение?! Я неслышно поднялся с пола, прилип спиной к стене. Глаза уже побороли темноту, я перетек к стулу, нащупал и вытащил из ножен на брючном ремне нож. В комнате деда что-то шумнуло, - хлопнула дверь в его комнате, послышались быстрые шаги в предбаннике. Я прижался к стене рядом с дверью. В этот момент дверь ко мне в комнату шумно распахнулась, и... Я с трудом удержал руку с ножом. Дедов силуэт я узнал даже в сумраке. Дед хлопнул рукой по выключателю на стене, и мою комнату залил яркий свет. Я зажмурился.

- Ты чего? - Спросил дед оборачиваясь, углядев меня у стены.

- А ты чего кричишь? - спросил я щурясь и опуская нож. - Я думал на нас напали.

- Балда! - Вдруг захохотал дед.


На балду я не обиделся. "Балда" это ведь всего лишь одно из русских обозначений молота. Хотя конечно странно, гуляет язык. Балда - говорят в укор уму, мол, туп как молот. А "молоток!", говорят в похвалу, может быть потому что маленьким молотом выполнялись более тонкие кузнечные работы, мда... На балду я не обиделся, но маленько опупел, и это еще мягко сказано.


Он захохотал и не думал останавливаться. Наоборот, ржал как конь, все сильнее и сильнее. Я приморгался к деду, и увидел что вид у него вообще странный. Глаза лихорадочно блестели, в руке была зажата какая-то смятая кипа исписанных бумаг.


- Что смотришь? - Гаркнул лыбясь дед. - Молодец! Но балда! Хорош бы ты был, если бы сейчас меня зарезал. В такой-то день! А-ха-ха!


И он заржал снова. Такого деда я не видел никогда, поэтому маленько впал в ступор. А дед глядел на меня, и все ржал, мой вид смешил его. Он направил на меня палец и собирался что-то сказать, но опять только забулькал смехом.

- Э-ээх! - Дед с силой швырнул кипу бумаги на пол, она ударилась и разлетелась по комнате белым взрывом. А он поднял руки и вдруг заплясал, вертя головой, прищелкивая пальцами, двигая плечами, да с птичьими махами руками, и выкидывая коленца, да с притопом, да с ухарскими выкриками...


Рот у меня отвалился.

- Дед, - пробормотал я - ты чего, ЛСД для себя открыл?

- Балда-а! - Утвердительно ткнул в меня перстом дед не прекращая топать босыми пятками в пол, и плясать.

- Чего, Альда к тебе согласилась переехать?

- Нет, ну балда-а-а. - Дед наконец прекратил отплясывать. - Альда! Мы бы с ней друг-друга, на второй день прибили... Уф-ф! Да-а! Ну-ка пойдем!


Дед подскочил ко мне, схватил за руку как малыша, и потащил за собой.

- Дед куда? Дай хоть штаны!

- Хер со штанами! - Рявкнул дед. - То есть хер-то с тобой... А штаны на хер! Пойдем!


Он вытащил меня из комнаты, протащил по коридорчику между комнатами, из которого шла вниз дверь на второй этаж, и затащил к себе в берлогу.


Комната деда... Это конечно было нечто. Просторная, уставленная книжными шкафами, в которых стояли старые книги, старые, с золотым тиснением на обложках, еще более старые, в кожаных переплетах, совсем древние - в пластиковых обложках, где каждый лист был запаян в отдельный пластиковый файл, и так же раскрученные и запаянные свитки. Потолок, единственное пожалуй место во всем доме сделанное из пластика, - белого пластика, (ибо дед использовал потолок как экран для проектора куда бывало смотрел возлежа на кровати), сейчас этим самым проектором и подсвечивалось, и потому было ночным звездным небом, с подписями созвездий и планет. Офисная урна с крышкой что открывается при нажатии на педаль, в углу комнаты, которой дед никогда не пользовался как урной, и из полуоткрытой крышки которой торчал древний боевой шестопер. Фотографии на стене, где дед в изношенном камуфляже, увешенный сбруей и оружием, с какими-то головорезами, в желтой пустыне, в белых снегах, и в зеленых лесах. И мужики на фото рядом с ним разные, и дед разный, - тут зрелый, тут моложе, а тут даже с волосами на голове, хоть и "ежиком", и - страшно сказать - вислых усов нет... Стол с ноутбуком, кипами бумаг...

Вот к столу дед меня и подтащил.


- Вот, смотри! - Зачастил он тыкая в экрана компьютера. - Это здесь! Теперь-то я уверен! Пустыня Каракум, исчезнувший Маргуш. Вот древнее высохшее русло реки Мургапб. А вот город Ганур-Дэпэ. Мертвый город, мертвая страна, мертвая земля... А его усыпальница была здесь еще, когда не было ни пустыни, ни страны, ни города! Я же нашел его, Мишка!

- Перун... - Посмотрев на деда, пробормотал я. - А ты уверен?

- Да, - кивнул дед, - теперь уверен. Его усыпальница появляется там, раз за разом. На короткое время, и снова ныряет в свое небытие. Никто не смог её найти за тысячи лет! Расцветали и сгинули империи. Таяли ледники, поднимались и мелели моря, взрывались вулканы. Человек расщепил атом и вышел на околоземную орбиту. А он все дрейфовал там... И никто не мог его найти. И Даже перестали пытаться. А я - нашел. Я! Никто не верил, - а я отыскал... Даже в совете никто не верил, смеялись... - Дед вознес руки над головой, растопырив пальцы, и потом с силой хлопнул себя по швам. - Эх! Кто самый умный, внук?! Кто самый лучший?! Кто был прав, едрить их всех в кочерыжку?! А?!

- Ты деда! - Засмеялся я.

- То-то! - Выставил палец дед. - Я! И ты тоже молодец, Мишук. Без тебя бы у меня ничего не получилось. Э-хе-хей!


Дед подхватил меня за руки, и мы закружились с ним по комнате в каком-то безумном, бешенном плясе с детским смехом, который наверно уже не подобал мне, а деду и подавно. Дед... его радость, его восторг, захватили меня как волна, никогда до, да и после этого я не видел его таким счастливым. Мы подпрыгивали и кружились, так что в конце-концов своротили мусорное ведро, которое забренчав покатилось по полу, и из него вывалился древний шестопер.


Мы прекратили плясать, и остановились, тяжело дыша. Почему-то радость и смех сбивали дыхалку куда больше, чем любые упражнения.


- А чего теперь-то, дед? - Спросил я.

- Теперь надо спешить, - нахмурился дед. - Крепко спешить. - Нужна экспедиция. Мощная, оборудованная. Обращусь в совет.

- А они тебя послушают?

- Кто посмеет мне отказать в таком деле? - встряхнул усами дед. - Если надо, соберу общий сход. Авторитет серди братьев у меня, слава Перуну, еще есть.

- А... А меня с собой возьмешь в экспедицию? - С надеждой спросил деда я.

- А то как же! - Кивнул дед. - Твоя роль во всем этом деле не последняя. Поедешь со мной. - Дед взял меня за плечи, посмотрел в глаза и внушительно сказал. - Готовься внук. Скоро мы вживую увидим Бога.


***



Мы с Русанкой сидим на обрывистом речном берегу. Снова она с тетушкой Альдой у нас в гостях. Ну мы и пошли гулять. Теперь вот, отдохнуть присели.

Это было то самое место, куда когда-то, в мой самый первый день привел меня дед. Излучина лесной реки со спокойным течением. Хорошее, мирное место. Деревья все так же свешивали к воде свои развесистые ветви. Только некоторые выросли, а то что когда-то упало и лежало мостиком на другой берег, переломилось и упало. Вот по таким изменениям в привычном пейзаже и начинаешь понимать бег времени...


- Значит скоро летите? - Расспрашивала меня Русанка про будущую экспедицию.

- Ага. - подтвердил я.

- Счастливый ты Мишук! Летите чтоб отыскать саму Богиню! Это же!.. - Русанка не нашла подходящего слова, (а это, надо признать, случалось с ней редко), и только пыхнула воздухом через нос. - Ну это же нереально грандиозно!

- Угу. - Не стал отрицать я.

- Вот бы и мне с вами! - Мечтательно сказала она.


И такая в её голосе прозвучала откровенная зависть, что я, воспомянув, как она любила обычно заноситься и выпендриваться по всякому поводу, испытал пусть и не очень красивое, но острое чувство полного морального удовлетворения.

Прям на душу бальзам, маслом по сердцу!


- Нельзя тебе, - солидно ответствовал я, с греющим душу сознанием собственной значимости - это не бабское дело, для настоящих мужчин. Ой!..

Острый Русанкин локоть прилетел мне в бок под ребра.

Это у неё никогда не задерживалось.


- Ты за языком-то следи, - протянула Русанка. - не ровен час, откусишь.

- Ну ладно, чего ты...


Вообще Русанка со времени нашего первого знакомства сильно изменилась. Была кнопка. Потом стала тонконогая и тонкорукая долговязина. (Было даже время, когда она была выше меня ростом, и давала мне всякие нелицеприятные клички типа "гнома"). А сейчас вот она вся как-то округлилась, исчезли костистые острые углы. Ну, кроме локтей, да... Вся она стала какая-то... В школе-то тоже были хорошие девчонки. Но Русанка... Ну, словом, мне теперь очень нравилось на неё смотреть. Я это мог делать долго. Ну, старался украдкой, чтоб не пялится как дурак. А вот говорить мне с ней почему-то наоборот, стало труднее. Раньше я как-то проще слова находил. А еще всякие её ужимки которые раньше выглядели смешно, теперь меня почему-то... волновали. Она мне даже, бывало снилась. Но я ей про это, понятное дело, ничего не говорил. Начала бы опять зубоскалить про давление в кране. Не девушка, а прям сантехник какой-то...


- Ты не обижайся. - сказал я. - Была бы моя воля, я бы тебя взял. Ты, ничего, надежная.

- Взял бы... Я вот гляжу на тебя. Ты же похоже даже не понимаешь значимости события!

- Чего это? Все я понимаю.

- Да уж, понимаешь. А я тут прозябай...

- Ну ладно, не огорчайся ты так. Я как приеду, все тебе расскажу.

- Полный отчет дашь.

- Ага.

- Договор - Русанка протянула мне свою изящную, но сильную ладошку.

- Договор.


Я пожал ей руку, и потряс. Она была какая-то очень теплая. Даже мозоли у неё были какие-то аккуратные, не то что у меня. Мне хотелось подольше задержать её руку в своей. Но это было как-то нелепо. Теоретически-то я примерно знал, чего хочу сделать дальше. А вот на практике я не очень знал, как-чего, поэтому - отпустил.


Надо мне с дедом посоветоваться по этому поводу.

Чувствую, какой-то у меня назрел пробел в воспитании.


Пели птицы.

Грело солнце.

Тихонько журчала вода.



***



Небо. Я смотрю вверх. Здесь совсем иное небо. Будто выцветшее от жары, вместе со всей лежащей внизу пустыней. Мне непривычно здесь. Но хорошо. Азартно. Я никогда еще не был в пустыне. Еще несколько дней назад я сидел в родных лесах. А потом, деде вернулся из совета, и... завертелось. Дед получил свой карт-бланш.



Все дальнейшие события нашей подготовки к путешествию, я помню отрывочно, и как-то суматошно. Масштаб, - а главное - скорость событий подавили меня. Кем я был? Лесным дичком, если задуматься. Жил в лесу, молился колесу... Что я знал о внешнем мире? Собственные обрывочные воспоминания из детства, да чужие впечатления и пересказы, - деда, старых книг из его библиотеки, да школьных учителей из небольшого городка. Кончено с тез пор как дед разрешил мне пользоваться интернетом, (пусть и только час в день), я расширил свой кругозор. Я не был сельским дурачком, попавшим на ярмарку. Но что я видел? Ничего толком не видел. Избушку деда за оградой. Несколько полузаброшенных санаториев, пару десятков вооруженных дядек в камуфляже, вот и все мои варяги... Я рос варягом. Ощущал себя варягом, и... почти не видел варягов. Живя с дедом от них на отшибе. Вот в чем была тонкость момента, которую я тогда не вполне сознавал.


- Собирайся по-походному, - сказал дед. Действовать придется в пустыне... Запас еды и прочее будут обеспечены. Так что бери личные вещи, и малый запас еды, на случай перекусить где-то на перевалочном пункте. Оружие - личное. Одежда - униформа по климатическому поясу.


Когда дед поставил задачу - я был готов к ней. Зря что ли он меня учил? Я знал, что, что раз мы летим в Каракумы, то там будет жарко днем и очень холодно ночью. Я знал какие вещи класть в свой баул, а если в чем-то сомневался, то мог уточнить у деда. Я взял одежду, предметы гигиены, аптечку, оружие. Я был готов - теоретически...


Помню как я собирался. Забросил в рюкзак и баул предметы гигиены, аптечку, белье, прочий походный скарб. Открыл шкаф, и среди моих поношенных тусклых цветов одежек вытянул нужную униформу. Уже пара лет, как я её получил, но вот носить-то мне её пока особо было негде, так и висела она в шкафу без дела. Я натянул штаны, одел куртку, зашнуровал ботинки, нахлобучил на голову кепку, и полюбовался на себя в круглое зеркало, стоящее на моем столе. - Оттуда на меня глянул неотразимый боевой красавец. Нашивки на рукавах с секирой-лабрисом на фоне молнии, - наш варяжий знак. Я повертелся так и сяк. И скрепя сердце был вынужден признать, что у неотразимого красавца форма мешковатая, потому как была выдана на вырост, и слишком необношенная, да и лицо еще не отражает на себе следы битв и невзгод. Короче, зеленоват еще герой. Но ничего, это-то дело наживное.


Я открыл верхний ящик стола, и вытащил оттуда поясной ремень обернутый вокруг кобуры. Пистолет и магазины аккуратно лежали рядом. Дедов подарок на совершеннолетие, заморский "Х-К П30". Несуразный видом, но добротный пистолет, к которому я уже успел "приточиться", и зауважал за меткость и всеядность к патронам, и удобство. Я опоясался ремнем, поправил кобуру на правом боку - удобная, испытанная Бъянчи военного образца. Вставил магазин, зарядил патрон в ствол, сбросил курок, и вложил пистолет в кобуру. Устроил два магазина в подсумок. Поправил на ремне флягу. Надо не забыть наполнить её внизу...


Когда я закончил со своим барахлом, запаковал рюкзак и баул, сам он уже был готов. Он вышел из свой комнаты с огромным баулом, и, - я впервые увидел его таким, - он тоже вышел в форме.



Но темп, темп. Вихрь событий которые последовали за этим выбил меня из колеи. Слишком много событий, впечатлений и картинок. Наверно это была сенсорная перегрузка. Утром во дворе деда приземлился небольшой остроносый вертолет, дед поздоровался с пилотом, мы забросили сумки в салон, сели, машина оторвалась от земли, и я, завертев головой отправился в большой мир. И этот мир поглотил меня, раз за разом открываясь новым простором, и небывалой своей огромностью.

Это была моя первая экспедиция. Экспедиция... прекрасное латинское слово, дословно переводящиеся как "Изножие", - то есть поход на ногах куда-то вовне из родного дома.

Я вышел в мир...




Вертолет выбросил на небольшом аэродроме, где люди с перуновскими лабрисами на шевронах пересадили нас в небольшой остроносый пассажирский самолет.


Трап поднялся, самолет пошел на рулежку, оторвался от земли, оставляя за собой взлетную полосу и диспетчерскую башню, а мы с дедом начали обживаться в салоне, вовсе непохожим на самолетный каким я его представлял, - просторный, с мягкой светлой обивкой, с глубокими удобными креслами, большим столом с глубокими гнездами, телевизором, и даже диваном... Наслаждайся бизнес-классом сказал дед, - и я стал наслаждаться. Осмотрел салон, на предмет где чего лежит, разузнал у деда имеются ли здесь парашюты, (вместо каковых оказались отстреливаемые спасательные капсулы), осмотрел содержимое бара, про которое дед прочел мне маленькую лекцию, поглазел в иллюминатор, слегка испугался от тряски за которую пилот извинился перед дедом по селектору, попросил деда разбудить меня если самолет будет падать, да и задрых на диване.


Сел самолет в Рязани. Древний город, столица рязанского княжества!

Я не увидел в нем ничего, кроме взлетного поля из иллюминатора.


Из этого окна я наблюдал за подкатившими техническими машинами, и суетящимися вокруг самолета людьми. Одно только, что пилоты вышли к нам с салон и вышли через него по подкатившему трапу, и я хоть увидел лица тех кто везет нас по небу. Умные лица, и красивая синяя форма с золотистыми лабрисами - тоже наши... Рязань служила нам аэродромом подскока. Самолет дозаправили и... таким же макаром как Рязань я в том путешествии "увидел" Саратов, и Бейнеу, про который я кроме названия ничего не знал, кроме того, что на пути к нему мы летели недалеко от настоящего моря! Я впервые видел столько воды, да еще с такой высоты... Дед сказал что это Арал. Для меня он до этого был контуром на карте, а он оказывается во какой... Настоящий, огромный...


Да, сами расстояния, которые мы оставляли под крыльями, - поражали меня. На каждой остановке я как бы выходил немного в другой мир. С другой температурой, влажностью, и наверно сотней других факторов. В следующем после Бейнеу аэропорте, название которого мне никто не удосужился сказать, мы наконец выгрузились из самолета. Эта была авиабаза, и здесь нас ждали.


Хмурый квадратный мужик по имени Запслав Рудомет встретил нас почти у трапа, отдал честь, ответил на рукопожатие деда, и... передал деду командование, спустившись на должность зама. Они были старыми знакомцами, хоть и не друзьями, это я по реакции деда понял, благо знал его столько лет... Дед принял командование, вместе электронным планшетом.



А командовать деду было чем. Шесть огромных транспортных вертолетов в сером камуфляже, с лабрисами стояли на залитом солнцем поле тяжело развесив длинные лопасти. Вокруг них открыв носовые створки люков обслуживания, суетились техники. Рядом стояли - пигмеи в тени грузовых титанов - четыре "вожака"; боевые двухместные командирские вертолеты фирмы "Камов", и их "стаи" - беспилотные ударные машины, управляемые искусственным интеллектом. Народ вокруг машин целенаправленно мельтешил, подвешивая на крылья ракеты, загружая тяжелые гирлянды снарядов к пушкам. Мялись вокруг солдаты охранения, а в стороне, в одном из трех гигантских серебристых ангаров с раскрытыми створками, маялись, сидя на тюках, и не менее пары взводов солдат в светлом пустынном камуфляже.


С появлением деда вся беготня еще больше активизировалась. Закрывались технические лючки, и створки у вертолетов, техники отсоединяли шланги. Вокруг деда образовалось еще несколько офицеров, и пилоты машин. Он отдал им несколько команд, и те частью забубнили в рации, а частью сами разбежались шустро как тараканы. В командном виде дед совершенно преобразился. Таким я его еще не знал, я то привык, что он гонят туда-сюда только меня, а тут... Но размышлять над этим было некогда... Посуровевший, и оттого даже как-то помолодевший дед пошпилил к ближайшему транспортному вертолету, а я поспевая за ним хвостом еще успел обернуться и увидеть как из ангара вытекает светлая волна солдат.



Мы вошли в вертолет с хвоста, он так и стоял с открытыми хвостовыми створками опустив две рампы "наездов". Мы протискивались сбоку, мимо принайтованной в чреве вертушки бронированной машины с бронированными стеклами зеленоватого бутылочного цвета. Я чуть задержался, пялась на рубчатые колеса броневика, ощущая себя библейским Ионой попавшим в чрево кита, за что получил легкий тычок от идущего за мной Запслава - "шевелись, генеральский сынок"... В отсеке дед велел мне сесть на один из металлических откидных стульев, что тянулись по краям трюма, подмигнул, и дал мне боевое задание - не мешать. Есть не мешать... Я приземлился на раскладушку рядом с иллюминатором, посоле чего дед с Запславом через дверь с высоким порожком ускакали в кабину пилота, а я остался сидеть в легком обалдении.


Здесь у варягов была целая авиагруппа, - грузовые машины вместе с прикрытием. И все это тащило на себе, а вернее "в себе", солдат и технику, туда, куда их вел дед по указкам, взятым из моей головы... Я почувствовал себя неуютно. События приняли слишком большой масштаб. Но враяги... Я действительно не представлял до сих пор силу их организации. Дед говорил, что варяги воевали на почти всех континентах, а в последнее время даже активно начали наращивать численность и влияние. Но я не представлял, что они - точнее мы - настолько круты, чтобы притащить авиагруппу и наземный отряд сюда. Мы были уже на территории Туркменистана. Конечно границы в современном мире теперь были иными, - не было никакой сплошной охраняемой линии по контуру стран, (да и самих стран-то, в старом понимании, теперь толком не было), а охраняемые периметры теперь держались вокруг наиболее важных городов и объектов. Перемещение людей не ограничивалось, потому что люди перестали быть ценностью. Это раньше, когда государства кормились от рабочих и земледельцев людей и земли старались оградить границами. А теперь люди были и не ценность, а вроде как и наоборот ... - живите мол как хотите, идите куда угодно, только не лезьте на территории благоустроенных островков цивилизации. Но все же передвижение военных авигарупп и хозяева здешних мест должны были отслеживать. И раз вся это подчиненная деду орава получила здесь техническое обслуживание, и спокойно собиралась лететь по своему маршруту. Значит, как-то - силой или покупкой, варяги здесь заставили уважить свой интерес.


Я извернулся к иллюминатору за спиной. Солдаты - наши солдаты - втягивались в непомерное брюхо соседнего вертолета. Вот зашли последние, и грузовые створки начали закрываться. Подбежав запрыгнул сбоку в ту же машину через боковую дверь кто-то из экипажа.... Я услышал гул и повернул голову на звук. Створки в нашем хвосте тоже закрывались - свет идущий из хвоста обтекая громаду бронетранспортера, начал сжиматься все уменьшающейся щелью. В салоне стало чуть темнее, теперь его освещали только иллюминаторы. Где-то над головой загудело, сперва слабо, а потом все надсаднее, и наконец зарокотало, когда раскручивающиеся лопасти стали разрубать воздух.


Там, снаружи, в иллюминаторе я увидел что у других машин тоже зашевелились винты. Тяжело обвисшие лопасти, бессильно обвисшие к земле, пробуждались, и будто стряхивая с себя сон распрямлялись в движении, становились упругими и наконец превращались в слитную неразличимую вихревую тень... Первыми оторвались от земли беспилотники "стаи", осматривая местность, и выстраивая охранение. Потом поднялись боевые командирские машины. И наконец начали отрываться от земли транспортные "коровы". Я увидел в иллюминатор как стоявший справа от нас вертолет оторвался, и потихоньку пополз своей тушей вверх, увеличивая отрыв от своей распластанной на поверхности тени, и в тот же момент сам почувствовал толчок, и увидел как земля уходит вниз из под нашей машины... Мы были в воздухе.

Теперь цель уже близко.



***



Десять тридцать две...

Мозг механически принял информацию с циферблата часов, и я опустил руку. Я опять посмотрел на часы. Опять... Последний раз я сделал это ровно семь минут назад. А сколько раз я уже смотрел сегодня на циферблат, - не посчитаешь. Время тянется медленно, когда ждешь. Я волнуюсь.


Я окинул взглядом внутренности лагерной палатки. Не походная конура туриста, - настоящий дом. С высоким потолком, так что не надо пригибать голову, с большими окнами, с секцией двуспальных коек на стальном каркасе, с широким столом, стульями, с печкой. Да-да, с печкой. Здесь ночами это совсем не лишнее дело, - пустыня. Даже вода в рукомойнике здесь ночью подергивается корочкой льда.


Мы прибыли сюда три дня назад. "Стая" очертила зону сверху, и грузовые вертушки неторопливо начали заходить на посадку, вздымая пыльную взвесь из песка и грязи, прижимая своим вихрем к земле небольшие кустики пожухшей от жары травы. Раскрылись трюмы, и началась суета создания временного лагеря. Выкатились машины, цистерна с водой, забегали солдаты устанавливая палатки. На периметр мягко ступая стальными лапами, выдвинулись собакоподобные роботы-разведчики "Орфы". Вылетел на божий свет беспилотный кроха наблюдатель "москит", и начал нарезать круги осматривая округу.


Ближе к центру лагеря монументально утвердились и застыли на шести своих ногах, изредка поводя стволами, боевые "Герионы", - основная ударная мощь экспедиции. Герионы видом своим напоминали приземистых камуфлированных крабов с разлетом лап метра в три. Только вместо клешней у них были прижатые к груди манипуляторы, а на спине одна на другой торчало две низкопрофильных башенки, - нижняя топорщилась крупнокалиберным пулеметом, гранатомётом и вынесенными по бокам пакетами ПТУР, а в верхней обтекаемой торчал шестиствольный пулемет активной защиты, предназначенный для сбивания запущенных по этой жестянке вражеских ракет. Выглядели Герионы так, будто в одиночку могли укантропупить не менее роты солдат. Особенно напрягала их привычка ни с того ни с сего начинать визгливо вращать блоком стволов пулемета активной защиты, когда им чего-то чудилось в их кремниевых извилинах...


К роботам я был непривычный, и сперва проходил мимо них с опаской. То, что мы все были внесены в память машин как "свои", и в лагере сидели контролирующие их операторы, успокаивало слабо. У всех роботов был свой, с позволения сказать, интеллект, который позволял им действовать автономно. А уж что у этого интеллекта было на уме... Правда техники сказали, что ветер носит слишком много песка, что может вызывать повышенный износ суставов и забивать сенсоры, поэтому Героинов почти сразу от греха накрыли камуфлированными тентами, под которыми они теперь и куковали в ожидании потенциальных врагов. Под тентами они хотя бы пулеметами не вертели... Летучих "москитов" у нас было даже не знаю сколько, - расходный материал, который запускали по мере надобности. Орфоф у нас было 16. По четыре Орфа обычно работали в боевой связке с одним Герионом. Герионов у нас стало быть было четыре. Одного из них улетая забрал с собой Дед.



Дед... Сегодня, два с половиной часа назад, утром, пока еще не навалился пустынный зной, дед улетел за своей мечтой. И не взял меня с собой. Не взял... В первый день мы развернули лагерь и обустроились, вертолеты сделали еще один заход, и ушли на базу чтобы не терять ресурс стоя в пустыне. Во второй дед напоил меня сомой, поболтал через меня с Перуном, уточнил координаты. А сегодня - убыл на встречу с богом. Вот так-то.


- Дед! Взял бы ты меня с собой. - обиженно гудел я, пока дед с утра налаживался в дорогу.

Дед завязал на шее платок, накинул куртку застегнулся.

- Не возьму, Мишук. Ты довел меня до ворот, а уж постучусь я сам. Может быть вообще тебя надо было сейчас отсюда отправить...

- Да ты что дед?! - Возмутился я.

- Ммм? - Дед задумчиво глянул на меня, а может и сквозь меня. - Да знаю, знаю, не уедешь. Обидел бы тебя смертельно. Но сейчас тебя - не возьму. И не проси. Если все получится, мы Его сюда привезем, и ты своими глазами все увидишь. А если что-то не так пойдет, - незачем класть все яйца в одну корзину. Понял, - яйцо? - Подмигнул мне дед.

- Ну дед... - Разочарованно протянул я.

- Отставить разговорчики.

- Есть отставить.

- Вот то-то, - дед удовлетворенно кивнул, и взяв со стола свою древнюю "огненную звезду" вложил её в потертую кожаную кобуру на поясном ремне. - Поскучай немного Мишук. Туда лететь час, в обе стороны два. Ну и там, - как управимся... За полдень, думаю вернемся. Так что потерпи шесть часов, потренируй терпение. Я вон, тридцать лет ждал...


Дед снова задумался, провалившись на какой-то момент в себя глазами. Но тут тент палатки открылся и внутрь пригнувшись вошел Запслав.

- Все готово Глеб Владимирович, - сообщил он деду.

- Добро - Кивнул дед.

- Жрецов там сейчас медикам чуть не отхаживать пришлось, - сообщил Запслав кивнув на выход, - волнуются перед встречей с Богоявлением.

- А ты не волнуешься? - С любопытством глянул на Заплсава дед.

Тот ухмыльнувшись пожал плечами.

- Я сперва вижу, а потом волнуюсь. Если наоборот - при нашей профессии никаких нервов не напасешься.

- Хм, - укоризненно хмыкнул дед. - Не верите вы в Отца... Уж на пороге, а все не верите.

- Да нет, - не то что не верю. - отрицательно мотнул головой Запслав, при этом заученно, механически делая рукой перунов знак. - Просто...

- Ладно, - прервал дед - чего попусту разговоры разговаривать? Сейчас все сами и увидим. Как говорят христиане, вложим персты в раны.

- Так и я про то, - Запслав кивнул. - Лучше один раз увидеть.

- Вот и двинули.


Дед решительно выдохнул и вышел из палатки. Запслав со своей вечной веселой ухмылкой дружелюбно подмигнул мне, и двинул за дедом. Была у него такая привычка - подмигивать весело и с лукавой искрой в глазах, по любому поводу. И от этого ты вроде начинал чувствовать себя каким-то его доверенным соучастником непонятно в чем. Я еще не разобрался плохо это или хорошо. Но по всему Запслав был мужик неплохой. И как я слышал от солдат - здорово повоевавший. Тут в составе экспедиции мальчиков вообще не было. Ну то есть, кроме меня... Все как один ветераны. Я поскакал вослед деду и Запславу из палатки.


Снаружи солнце уже светило вовсю. Но оно еще висело у горизонта, и лучи его пока били по нам "рикошетом". По настоящему здесь начинало припекать часам к одиннадцати... Мы шли к центральной "площади" лагеря - просто ровной площадке, которую окружали палатки. Там уже ждали нас несколько человек. Солдаты, двое тех самых жрецов, о которых говорил Запслав, и трое десятников, - командиров групп. Здесь же стоял развесив лопасти два небольших вертолета. Хотя как сказать, - небольших. Это по сравнению с теми транспортными мастодонтами, на котором я летел сюда. Этот были "семнашки" средних размеров транспортно-штурмовая машины с вместительным брюхом и подвесными ракетами на боковых каркасах. Дед со-товарищи полетит на одной из них. Вторая должна будет вылететь за ними если они не вернутся до семнадцати ноль-ноль. Это страховка, так как связи с группой деда скорее всего не будет. Все три дня что мы были здесь связь шалила, чудила электроника, и эфир был забит странными помехами. Научники не могли сказать по этому поводу ничего определённого, но догадаться было нетрудно...


- Что Людовит? И Дубрав? - Дед подойдя улыбнулся жрецам. - Запслав сказал, волнуетесь шибко? Так может, останетесь? Здоровье то в пути не подведет?

Людовит, древний старикан, один из наиболее авторитетных жрецов с белоснежным чубом, и второй - морщинистый как старая картофелина с оттопыренными ушами - Дубрав, синхронно замахали руками на деда как вентиляторы.

- Да что ты, Глеб, - мыслимо ли сейчас оступаться?! - Загудел Дубрав, тяжело опираясь на посох. - Сперва увидим, - а там уж и помереть-то не жалко.

Дед говорил мне, что этих двух благообразных дедов к экспедиции присовокупили по настоянию главного Волхва, - как экспертов и надежных свидетелей. Дед не возражал. Свидетели триумфа лишними не бывают.

- Так, так, - кивнул Дед.- Правду ты сказал Дубрав... Борна!

- Я - Вперед вышел один из десятников, с широким скуластым лицом.

- Сейчас вылетаем по цели, - сказал дед - "зам раз" Запслав улетает со мной. На время нашего отсутствия назначаю тебя "зам два". В случае чего, - примешь командование.

- Есть, - козырнул Борна к непокрытой голове. (у варягов с этим было просто).



Вообще у варягов система званий своя, старинная. Десятник, сотник, темник, (то есть тысячник)... Европейские звания некогда введенные на Руси царем Петром у нас так и не прижились. И то сказать, зачем их использовать, эти слова на искаженной латыни? Толку от того - разве что звучит непонятно и загадочно, дешевой солидности добирать. Генерал, Майор, Капитан... А переведешь на наш родной язык "Общий", "Старший", "Голова"... И зачем было вводить иностранное? Вот и "заместитель" у варягов был просто заместителем. Старофранцузское "Льётенант" конечно звучит красивее, но если перевести эту искаженную латынь - "Локум Тененс", - то получится просто "Местодержатель", - то есть ровно тот же русский "заместитель" по сути.



Маленький отряд начал загружаться в вертолет. Два жреца со своими нелепыми посохами, двое "научников" со своими цифровыми камерами и чемоданами плохо работающей здесь тонкой аппратуры, два крепких молодца в камуфляже с автоматами. С хвоста в вертолет с неживой машинной грацией зашел подстраиваясь и поджимая лапы под тесноту грузового отсека Герион, - поддержка на случай сложных ситуаций. Он и занял почти весь отсек...


Дед повернулся ко мне,

- Ты там поаккуратней, дед. - Попросил я.

- Не боись, - отозвался вместо деда Запслав, и крепко хлопнул меня по плечу, аж к земле припечатал. - Я пригляжу за ним. Все будет в лучшем виде.

- Смотри, сам обещал, - буркнул я Запславу.

Тот хохотнул и пошел к вертушке.

- Аккуратней, дед. - Снова попросил я. - Кто знает, как оно там?

- Спокойно, Мишук. - Улыбнулся дед. - Я как солнышко-колобок, - и от бабушки ушел, и от дедушки ушел...

- Вот и не изменяй этой традиции.

- Кто боится, - притягивает неприятности. Помнишь?

- Добро. - Ответил я.

Дед улыбнулся, и развернулся к вертолету.


Запслав уже сел в пилотскую кабину, он умел управлять вертушками. Дед сел последним в салон, - молодцевато взлетел по лестнице, пригнул голову и исчез в дверном проеме. Солдат в салоне, убрал за ним лесенку и задвинул створку двери.


Вертолет загудел раскручивая винты. Нас Борной окатило стремительным вихрем грязи и песка, отгоняя от машины. Прищурив глаза мы невольно отошли назад на несколько шагов. Смутно видный за бликующим иллюминатором дед махнул мне рукой, когда машина уже начала отрываться. Я поднял руку и держал её вслед уходящему вертолету. А потом я вернулся в нашу с дедом палатку.


Это была два с половиной часа назад. Впрочем - я посмотрел на часы - уже больше... Сколько продлиться отсутствие деда. Скорей бы они вернулись... Они вернуться и... Я не очень представлял как это будет. Они вернутся, и привезут Его в саркофаге? Я представил себе этот саркофаг, - почему-то он возник у меня в голове как металлический гроб украшенный непонятными иероглифами. Глупость, а впрочем, кто его знает как он должен выглядеть... Или вдруг... вдруг он смогут оживить Перуна прямо там, и вернуться не с саркофагом - а с ним самим! С живым!


Я попытался представить это себе, - и не смог. Перун сидящий в вертолете на скамеечке и болтающий с дедом... Вообще Перун и вертолет... Не вязалось. Перун был из какого-то совсем другого мира. Он грозил молниями, он летал на непонятных машина-виманах. Он... был сказкой. И вот он сейчас выйдет из сказки в реальную жизнь. А дед, и остальные. Все кто привыкли молиться его кумирам, кланяться его изображениям, клясться его именем... Я попытался представить кланяющегося деда, и Запслава с его разбойничьей физиономией. И жрецов - вот они кланяются кому-то вместо кумира, кому-то туманному... Пролежавшему во сне тысячи и тысячи лет... Мне трудно представить, как это будет. Но я забегаю вперед, - не ошибутся ли они там с местом и временем? Правильно ли понял дед мои сигналы, открытые ему через сому? Смогут ли они открыть гробницу? И... не будет ли там каких-нибудь ловушек? Нет, зря дед не взял меня. Скорей бы они уже вернулись.



Солдаты в лагере скучали. Пока солнце не распогодилось, часть раздев верх до маек, разделилась на две команды и гоняли в футбол, соорудив границы ворот из нескольких ящиков. Но сейчас все уже расползлись по палаткам, никто не хотел без нужды вылезать под это плавящееся небо. Жара здесь была такая, что ты не потел - горячий иссушающий ветер тут же испарял пот, и ты просто вывяливался на солнце. А главное этот ветер дул и дул, бесконечно, неослабно. Ветераны, которые уже бывали в свое время в здешних краях называли этот ветер "афганец". Пить хотелось постоянно, но что толку подносить флягу к губам - такое ощущение, что вода испаряется раньше, чем ты её проглотишь...


И все же мне не в моей палатке не сиделось. За это время я несколько раз заходил в штабную палатку, но эфир был по-прежнему забит помехами, и варяг-связист только отрицательно качал головой. "Зам-два", Борна сидел рядом радистом на раскладном стуле, закинув ноги на стол, в полудреме с полуоткрытыми глазами. Или полузакрытыми - как посмотреть. Он получил приказ, и конкретный срок после которого должен был начать действовать. Если до семнадцати часов вертолет деда не объявится, он должен отправить спасательную команду. Этого срока он ждал как автомат, грудь его мерно вздымалась, не было в нем ни малейшего волнения. Я не знал чем он занимает свой мозг, может мысленно извлекает квадратные корни из чисел, или цитирует себе на память стихи, или у него внутри тикает таймер - "до 17.00" - после которого он опять оживет, а может вообще сознание его было медитативно пустым, и смотрел Борна на все вокруг глазами Будды, в которых были выжжены все стремления и все желания. В очередной раз позавидовав каменному спокойствию этого вояки, я вышел наружу, запахнул полог штабной палатки, и пошел к своей.

Вот на полпути меня и накрыло.



Я как раз проскользнул между одной из солдатских палаток и белой цистерной с водой, когда мир вокруг меня поплыл. Запнулись ноги, я успел глянуть вниз. Там был такыр - потрескавшееся от жары земля, и трещины на этой земле вдруг потеряли резкость и начали извиваться будто змеи. Я пошатнулся, оперся рукой о цистерну, ощутив под рукой гладкий обжигающий металл. Но переведя взгляд на цистерну, и на свою руку, я по-прежнему видел на них трещины такыра, будто кадр наложился на кадр, будто мой мозг не поспевал за моим взглядом... А потом картинка исчезла - и цистерна, и пустыня, и весь окружающий мир - он просто выключился


Меня снесло будто ураганом, - холодным, ледяным ураганом, и лед, везде был лед, но живой, потому что подрагивало в его толще электрическое биение живого тока. И меня перевернуло без тела, и вдруг, - я увидел совсем другое место, и все было смутно, смазано, и в то же время сильно, - будто все врезалось в мой мозг, с неуклюжей стремительностью. Стена из смазанного блестящего металла мелькнула предо мной, а на её фоне щетинился всеми стволами приведенными в боевое положение Герион. До моего слуха дорвалась стрельба... Мелькнул в стороне перекошенный от ужаса человек, бегущий с чемоданом, и вдруг, отбросивший его. И я узнал этого человека, хоть видел его лицо лишь долю секунды, и теперь он бежал ко мне боком - это был один из "научников", что улетел на вертолете с дедом. Дед! Вздрогнула и поплыла картинка, ног я видел, как научиник вдруг рухнул и забарахтался на блестящем полу, пытаясь вывернуться наизнанку, чтобы ухватить себя за поясницу, из которой захлестала кровь. Снова - как волна - нарастающим и тут же затихшим валом накатила на меня стрельба, и чей-то крик. Металось изображение, и я вдруг понял, что вижу все из чьих то глаз, - будто трансляцию с камеры. Мелькнула перед глазами моя - его рука со смутной расплывчатой тенью пистолета. И этот пистолет выцелил чей-то силуэт, и хлопнул выстрел. Но все было слишком расплывчато, и я не понял... Снова возник в фокусе многоногий "Герион", он разворачивался, пытаясь выцелить не видимую угрозу. Там шел бой. Кто-то напал на них, и дед с остальными... Дед!!!


Я сделал усилие пытаясь - не знаю, - рвануться к ним телом которого я не имел, или хотя бы отчетливей разглядеть - что же там происходит? И я эхом успел почувствовать чью-то боль. Которая на миг стала моей болью, - ожгло правый бог. Снова грохнул выстрел, и... Я упал в безвременье.



Не знаю сколько я пробыл в нем... А потом будто сдернули с моей головы мешок. Я увидел пронзительное голубое небо, блестящую синтетику палатки. За спиной что-то было, я обернулся - на полусогнутых ногах я стоял прислонившись к цистерне с водой. И я понял, что надо бежать. Я оторвал спину от цистерны, колени тут-же дали слабину и я неуклюже растопырил руки, чтобы не упасть. Льдинки с электрическим током все еще заполняли меня, и мир вокруг как при плохой фотосьемке то проявлялся с отчетливой резкостью, то уплывал из фокуса. Но надо было бежать, - и я зашевелил ногами, неуклюже перебирая по земле, ухватываясь за все что попадалось под руку.


"Афганец" дул сильнее обычного, - или мне казалось? Я пробежал мимо очередной палатки, и вдруг понял, что я выбежал за периметр лагеря. Зачем? Мне же надо предупредить Борну и остальных, что дед попал в беду! Но я бежал совершенно в другую сторону, будто кто-то вел меня. Спотыкаясь я бежал вперед, на ходу пытаюсь понять, зачем я так упорно перебираю заплетающимися ногами, и почему так железно уверен, что бегу правильно. Передо мной возник стремительный стальной силуэт - Орф, один из наших собакоподобных робото-охранников появился передо мной, и посмотрел на меня. Все Герионы и Орфы были объединены в единую систему, и все они знали членов экспедиции буквально "в лицо" - была у них система распознавания лиц, - поэтому Орф только тихонько гудел крутя линзами своих круглых глаз-камер.


- Венёв! - На всякий случай назвал я название древнего русского города, который был сегодняшним паролем.

Орф удовлетворился, и признав мое право ходить и жить, снова развернулся спиной к лагерю. Он сторожил... Я пробежал мимо Орфа.

Куда я бежал?..



Небо предо мной было все темнее, будто легла на него какая-то тень. А афганец дул все жестче и сильнее. Или это был уже какой-то другой ветер? Он почти ревел. Раньше стучали по выезженной земле мои шаги, а теперь я слышал завывание ветра и гудел песок, и песчинки били меня по лицу и открытым рукам, забрасывались за шиворот. Но в гудении ветра было еще что-то, какой-то звук... Стрекот... Я услышал стрекот. Вертолет! И скоро я увидел его. Он летел прямо на меня, - по направлению к лагерю, который был у меня за спиной. Он летел странно, раскачиваясь из стороны в сторону как пьяный, - будто его швыряло ветром, который становился все сильнее, и буквально обжигал мне лицо песком. Я поднял руки и схватился руками за висевшие на шнурке очки, и натянул их на глаза. Поднял шейную повязку закрыв рот и нос. Вертолет! Это бы наш вертолет. Тот самый что улетел утром из лагеря. Дед! Вот почему я шел сюда. Вот почему меня вело...



А вертолет тем временем болтало все сильнее. Если раньше его раскачивало из стороны в сторону, то теперь его начало поворачивать вбок хвостом. Порыв ветра ударил в меня жаром, будто тугая пыльна простыня. Я отступил на шаг и едва удержался чтобы не встать на колено. Кусты округ меня уже лежали под напором ветра. Вертолет передо мной снижался, снижался болтаясь во все стороны. Метров двести пятьдесят, двести... Вот он ухнул к земле, выровнялся, и скользнув колесами по бархану песка коснулся поверхности. Не удержался, и начал падать на бок, - сверкающий круг большого винта коснулся песка, - взметнулся песчаный фонтан, отлетел в сторону кусок лопасти, но этот удар выровнял машину и она снова встала почти вертикально, двигатель завыл и начал сбавлять обороты. Винты замедляли вращение. Машина села...



Я побежал к вертолету. Ветер был меня. Воздуха вокруг уже не было. Только гудящий песчаный вихрь. И разглядеть что сквозь него становилось все труднее. Я едва видел машину перед собой. А обернувшись назад... я не увидел лагеря, - только ревущую массу взметнувшегося песка. "Это буря" - запоздало и бесполезно мелькнуло у меня в голове... Но вертолет был все ближе и ближе. А песок уже драл кожу так, будто хотел обглодать меня до скелета. Я добежал до машины. Она стояла наискось ко мне. Пластиковый осколок лопасти был воткнут в песок как сломанный меч. Я пробрался мимо колеса на изувеченной подвеске со "смявшейся от удара надписью "не вставать", добрался до боковой двери, нащупал ручку и открыл дверь в отсек. Из-за смятого колеса машина почти лежала боком на земле, и мне не пришлось тянуться. Я выставил верхнюю часть туловища в салон и завертел головой - окрашенный в голубой цвет пассажирский отсек был пуст. Песок из-за моей спины хлестал порывами ветра внутрь, занося свои частицы внутрь. Но кто-то же вел машину?


Я рывком забрался в отсек, и развернувшись ко входу с натугой задвинул дверцу, закрыв себя внутри машины. Хрустнули песчинки в механизме двери, и вихрь песка остался снаружи. Я стянул вниз шейную повязку открывая рот и нос, и жадно вдохнул. Теперь я только слышал, как песок метет по своими песчаными хвостами снаружи по обшивке. Я повернулся, скользя по наклонённому полу миновал проем, и заглянул в пилотскую кабину где тревожно и назойливо пищал какой-то прибор.


Правое кресло было пустым. В левом, уронив голову в наушниках на плечо сидел человек. Я метнулся к нему и поднял голову. Это был Запслав. Весь бронежилет, и ворот боевой рубахи и ноги у него спереди был в крови. Светлая пустынная форма потемнела разводами. В правой части стоячего ворота рубахи была дыра, - след от пули. Я наклонил голову Запслава назад, чтобы осмотреть рану, и он вдруг открыл глаза с булавочными точками зрачков.

- Запслав, - выплюнул я торопливо. - Что случилось? Где остальные?

Он смотрел на меня, неживой цветом лица, теперь уже не загорелый а какой-то пепельный, с трудом фокусируя взгляд, и я не мог понять слышит он меня вообще или нет.

- Запслав! Это я, Михей! Где остальные? Где дед?!


Запслав открыл рот, и - все что оттуда раздалось это сиплый хрип. Он хрипел задушенно, страшно, схватив меня окровавленными руками за рукава моей формы. Ранен. Да... Капитально ранен в шею. "ПМП". Нужно обезболивающий укол и давящая повязка на шею с перехватом под рукой... Я завертел своей башкой в поисках аптечки. Нет, не вижу. Вспомнил, что видел её в пассажирском отсеке и рванулся туда, но Запслав вцепился в меня рукам.

- Сейчас... - Пробормотал я - Погоди... -

С трудом отцепил его и рванулся в салон. Да, аптечка была на стене, - я открыл крышку, и она отвисла вниз, открыв полочки. Здесь был полный набор, и в том числе то что нужно мне. Бинт и обезболивающее...


Я вернулся к обвисшему в кресле Запславу. Пусть пока сидит, так будет удобней бинтовать. Вогнал ему тюбик дурмана прямо через одежду в бедро. Оглядел его заплывшую бурым пустынную боевую рубаху. Мелькнула непрошенная лишняя мысль, что не придется снимать с него броню, а ведь он улетал в бронежилете с разгрузкой, видать сам где-то и дернул струну экстренного сброса, когда схлопотал свое...


Я вытянул из кармана своей раскладной "спайдерко", выбросил лезвие, и аккуратно, стараясь не задеть кожу взрезал воротник боевой рубахи. Стремно резать рядом с шеей, но ничего... Часть воротника присохла к ране, аккуратно рванул - Запслав взвился и снова захрипел. Но легче, дурман действовал, глаза уже поплыли. Я разорвал рубаху, освободив шею и подмышку. Обнаженная рана на шее без прикрытия одежды выглядело страшненько... Кровь струилась унося жизнь. Сколько он её уже потерял? Так, что там? Тампонада. Теперь бинт. Внутри у меня нехорошо сжималось, но руки работали механически, как было вбито на тренировках. Я бинтовал, а Запслав хрипел. И периодически вздымал руки, пытаясь ухватить меня. Я туго затянул повязку, насколько позволяла шея. Посмотрел на часы, вытянул из кармана маркер, и прямо на повязке написал время наложения. Так! Все! Первичную обязательную программу откатал. Теперь что? Теперь вытянуть Запслава из кресла, уложить в салон.


Извлечь Запслава из кресла оказалось нелегко. Он был тяжел, вдвойне тяжел оттого что опять потерял сознание. Неловкая туша цеплялась ногами за рычаг управления воткнутый перед креслом. Все же я вытащил его, вытянул из кабины в салон, и с натугой взвалил его на пассажирскую скамью. Благо наклон вертолета привалил его к стенке, а не наоборот. Подложил ему под голову скатку из камуфляжной куртки валявшейся здесь же. Что теперь? Рация! Нужно позвать на помощь! Я схватился за свою рацию, - такая была у всех участников экспедиции, и зажал тангенту.


- База мальцу. База мальцу. Прием.

Малец это, такой мне выделили позывной. Не слишком лестно конечно, но сейчас не до этого.


- База мальцу. Прием.

Эфир стрекотал и шипел в ухо словно тысяча змей, но человеческий голос в нем так и не проявился. Даром что это был общий канал. Радист, с которым я недавно болтал в общей палатке не отвечал. Эфир здесь все еще шутил шутки. И мне от них было очень не смешно.

- Всем кто слышит, это "малец". Прием?

Шипел эфир. Скрежетал песчаный ветер по обшивке.


Я глянул на вытянувшегося на скамье Запслава, на его бледное помертвелое лицо. Сквозь иллюминаторы была видна только померкшая серя взвесь. Иллюминаторы уже почти не пропускали свет солнца, салон был темен. И это днем!.. Мне нужна помощь. Для Запслава и - где он и что с ним? - для деда. На рацию рассчитывать не приходилось. Так, мне надо успокоиться и подумать что делать... Значит, для Запслава я все что мог сделал. Теперь ему нужен медик. А от моего присутствия рядом ему никакой пользы. Значит надо оставить его здесь и дуть в лагерь за помощью. Насколько я отдалился от лагеря? Сообразить это у меня не получалось. Я брел сюда как мешком по голове ушибленный, будто робот попавший под внешнее управление. Чье управление? Думать об это сейчас не было времени... Но это - "нет времени" было почти спасительной мыслью - то что произошло со мной здорово пугало меня. Позже. Все позже. Сейчас надо бежать к лагерю.


Ступая по наклонному полу я добрался до двери. Поднял шейный платок защищая рот и нос, поплотнее устроил защитные очки, поглубже надвинул панаму. Взялся за ручку и рывком сдвинул дверь, и... Не увидел внешнего мира. В лицо стегануло тугим плевком ветра смешанного с песком. Очки с силой вжало в глаза, панама слетела с головы и заболталась на шее на подбородочном ремне, в лоб ударили острые крупинки песка. Не ветер - буря! Ошалелый я невольно отступил на шаг. Это уже не шутки. Стихия. Ветер выл как и скрежетал как тысяча погибших душ. Еще один порыв хлестнул в меня песчаной струей.


Я собрался с силами, подошел к люку и уцепившись за дверной проем наполовину выглянул наружу. Волна спрессованного ветром воздуха огибавшего корпус вертушки ударила меня и чуть не вышвырнула из люка. Я рефлекторно вцепился в его край, и втянулся обратно внутрь салона. Ветер круто усилился. Ураган. Да что же это? Если меня чуть не сдуло здесь, под прикрытием корпуса, что же там в поле? Я не дойду в этом вихревом аду. Это я понял четко. Ураган плох, а в совокупности с песком... Я просто заблужусь в этом вихревом аду. Вихрь швырял в салон песок пригоршнями, с каким-то злым скрежетом. Я опомнился, подскочил к двери и сдвинул её обратно. Вихрь грохотал снаружи как водопад. Под ногами хрустел нанесенный в салон песок.


Я завертелся машинально охлопывая себя по карманам, - что у меня еще есть? Пистолет! Кроме прочего я смогу подать звуковой сигнал. В лагере его наверняка услышат. Услышали бы. - тут же подправил меня внутренний голос, - если бы там не разбушевался песчаный ветер. Все равно - попробовать. Высунуться наружу и сделать несколько выстрелов в воздух. Так... Я поглядел на дверь, представил, что сейчас открою её, и... понял что я боюсь. Машинально я схватился правой рукой за рукоять пистолета в кобуре и застыл. Знакомый шероховатый пластик оружия в руке сейчас совершенно не придавал смелости. Ну же, вперед! Просто аккуратно высунуться и отстрелять вверх магазин. Если наши услышат, то они... Что? - Спросил меня вдруг мой внутренний рассудительный голос. Если в лагере сейчас такой же ураган... Что сейчас там делают люди? Не нуждаются ли они сами в спасении? Эта мысль, вполне себе очевидная, изрядно меня ошеломила.



Раздался противный скрипящий звук и я вдруг почувствовал, что пол под ногами медленно сместился, увеличивая боковой крен. Вертолет двигался! Я отскочил к борту и рефлекторно расставил руки для сохранения равновесия. С тем же скрипом пол снова качнулся, и вертолет вернулся в примерно то же положение. Буря снаружи двигала вертолет... Это... Я затравленно огляделся.


Резкий толчок вдруг бросил меня вперед. Я крякнул и выставив руки полетел прямо на Запслава и ударился в него спружинив руками; он глухо вскрикнул. А я, влетев в него руками и головой, не остановился, а почувствовал как кувырком перелетел через скамью и Запслава и хряснулся спиной в стену которая вдруг превратилась в пол, и сам Запслав со стоном рухнул на меня сверху и придавил, и мы покатились вместе с ним в страшном грохоте. Вокруг скрежетало и гремело. Перевернулись! - Мелькнуло у меня в голове, за секунду до того как я пропечатался этой самой головой в очередном кувырке - черт его знает обо что. Перун светлый! Ай!..


Вертолет застыл. Сверху надо мной прикрепленные к потолку - то есть конечно к перевернутому полу - висели скамейки. Там же, у потолка рядом с дверью свисала вниз лесенка выставляемая при открытой двери для спуска. Я движимый каким-то инстинктом вскочил, ухватившись за эту лесенку, чтобы бежать, спасаться укрыться... Куда? Я заозирался, и тут стена опять прыгнула на меня - я только успел выставить руки и прикрыть ими голову. Удар! Меня отбросило, и я опять кубарем покатился. Влепился во что-то спиной, так что выбило весь дух и даже застонать не было сил, и... все остановилось.


Я лежал глядя вверх, где в иллюминаторах над моей головой метались смутные призрачные тени. И света там было все меньше, а тьмы все больше. Свет закрывало взбесившимся песком. Где-то справа от меня опять захрипел Запслав.

А потом все померкло.



***


Скрип и шорох. Я слышу их постоянно. Мелкие песчинки трутся снаружи об обшивку, обдирают краску, карябают стекла, пытаются проникнуть внутрь, и добраться до меня. Жуткий звук. Я лежу рядом с иллюминатором, на полу, который в нормальных условиях должен быть бортом. Мир не перевернулся, просто перевернулся вертолет. Два раза за последние полтора часа. Последний раз кабина провернулась чуть ли не на 180 градусов. И я не знаю, хорошо это или плохо. Не знаю...


Рядом сипло хрипит на каждом вздохе Запслав. Кульбиты в разбитом вертолете не пошли ему на пользу. Я сижу рядом с Запславом. Слежу за ним. Периодически я пробую говорить. Но он не слышит, сознание его плавает между бредом и явью. Два раза он машинально хватался за кобуру чтобы стрелять в кого-то, видимого только ему. Так что я отобрал у него "Глок" и засунул в сумку аптечки за спиной. Главное, я даже не знаю кто в него стрелял. И что случилось с остальными. И с моим дедом. Они были хорошо подготовлены и капитально оснащены. Опытные люди, боевой робот поддержки. Все дела. Кто-то добрался до них. Кто-то...

Кто?


Песок шуршит. С тех пор как он завалил фонарь пилотской кабины, и иллюминаторы в верхнем борту, я уже не вижу внешнего света. Только слышу, как по корпусу и остеклению медленно скрежещут песчинки. Песок во всех стеклах. Сверху, снизу, на лобовом стекле. Сколько его уже над нами? Сколько нужно чтобы стекла не выдержали и провалились внутрь? На моряков в подводных лодках сверху давят толщи воды, а здесь... Разные среды, но похоронить обе могут одинаково надежно. Даже если не раздавит скорлупу вертолета, возможно я просто не смогу выбраться из похороненной машины и выкопаться из-под песка. Мы оба. И я и Запслав живы до тех пор, пока работают регенераторы воздуха вертолета. Капитальная была машина, - с герметизацией кабины и рециркулятором кислорода на основе специально выведенных бактерий, которые обожают жрать углекислый газ и пукать кислородом. Приблуды для защиты пилотов при полете через зараженную радиацией и иной дрянью местность. Если бы эти прекрасные бактерии могли жить только за счет углекислого газа, было бы вообще прекрасно. Увы... Мы можем погибнуть от того что перестанет обновляться воздух, или когда выйдет вся вода, или... Неправильные мысли. Нельзя думать в эту сторону. Надо занять себя чем-нибудь другим.


Надо занять себя чем-нибудь. Нельзя боятся, - страх увеличивает частоту дыхания, а значит - скорость потребления кислорода. Чем больше я боюсь, - тем труднее моим маленьким друзьям которые трудятся на мое благо где-то в недрах рециркулятора. Надо расслабиться и дышать спокойно. Надо чем-то занять голову. Разум дан мне чтобы властвовать над телом. Я буду вспоминать. Мое детство. У меня было неплохое детство.

Им что ли занять голову?


Скрипит над головой поглотившая нас великая пустыня.

Шумит песчаная буря.

Вспоминай, Миша.

Вспоминай.



***





Я лежу на спине. Тихо, темно. Тело мое здесь, а мыслями я убежал в прошлое. Детство, отрочество, юность... Мне не нужно думать о том, что вертолет может стать моей гробницей. Прежде чем попытаться выбраться, мне надо переждать бурю. Значит нужно ждать.


Запслав тяжело сипит рядом на каждом вдохе. Ему нужна помощь и у него нет времени ждать. Такая вот дилемма. Сколько может продлиться буря? Я не знаю. Сколько песка могло нанести на перевернутую машину пока я был без сознания? Не знаю. Достоверной информации у меня нет. Размышлять просто так, - только открывать путь страху. А мне нельзя боятся. Страх увеличивает потребление кислорода, а кислород - моя жизнь.



Я посмотрел на часы. Стрелки тускло светились зеленым в темноте. Достаточно ли прошло времени?.. Что будет, когда я открою дверь которая сейчас находится над моей головой в перевернутой набок машине? Снаружи в салон посыплется песок, и... сколько его будет? Что если вертолет погребен глубоко под насыпанным бурей барханом? Что если песок посыплется вниз без остановки, пока не заполнит собой весь внутренний объем? Не лучшая смерть. Не лучшая... Что будет когда я открою дверь... Пора пожалуй узнать, а?



Я поднялся, и включил фонарик. Нестерпимо яркий свет вспыхнул перед глазами. Промаргавишись, я осторожно ступая между иллюминаторами в полу, пробрался к двери в потолке. Потянулся, и ухватившись левой рукой за укрепленную на нынешнем "верхе" металлическую ножку скамьи подтянулся, и ухватился правой за ручку двери. Напряг мышцы пытаясь сдвинуть ручку, - не получалось. Я подтянул тело повыше и уперся в ногами в металлический косяк, отталкиваясь подошвами и тяня дверь в другую сторону. Щелкнула ручка, дверь рывком сдвинулась на сантиметр-два и застыла. В открывшуюся щель дымной струйкой полился песок. Он шипел тихо как гадюка, и я похолодел от этого негромкого звука.


Я дернул дверь еще раз, но она больше не двигалась. Дверь был устроена так, что сдвигалась из проема отъезжая по полозьям наружу, и сейчас на этих полозьях снаружи лежал песок... Я Перевернулся меняя хват, и снова пристроился к двери. Свет от фонаря укрепленного на груди метался по всему салону, чередуя свет и тень... Равномерным усилием открыть её было невозможно. Попробую открывать её маленькими толчками. Я ухватился за дверь, и начал дергать её короткими сильными рывками.


Заскрипело, и дверь немного сдвинулась. Еще и еще! Песчаная струя потекла сильнее, образовывая на полу горку черного могильного песка. Еще! С каждым отвоеванным у двери сантиметром песок сыпался сильнее. Я обдираю себе пальцы пытаясь шире открыть дверь песку, который меня и похоронит. Еще! Песок сыпался мне на штаны, на рубаху и под неё, попадая струями на грудь и в рукава. Еще!


Дверь вдруг поддалась, и отошла рывком, я кубарем свалился вниз, откатился в сторону от песчаной струи, и уставился наверх откуда втекал в кабину песок. Он лился как толстая змея и осыпался кучей быстро растущей на полу. Вдруг равномерное течение песка сверху прервалось, истончилось, истаяло. И я увидел сверху свет. Дневной свет. Он пробивался сверху широким лучом, в контур двери. Наверно это было самое прекрасное зрелище в моей жизни.



Я подошел ближе, песок скрипел у меня под подошвами царапая метал кабины. Я выглянул вверх в дверной проем, и увидел небо. Живое, нестерпимо яркое голубое небо. Есть ли в мире нечто более прекрасное? Я вытер лицо рукой, провел по голове выбивая из волос набившиеся туда песчинки, глубоко судорожно воздохнул, растер руку с ободранными и онемевшими кончиками пальцев.

Я подпрыгнул, ухватился за края проема, и рывком подтянулся, и скользя руками по песку выбросил себя наверх.


***


Лагеря не было.


Я не ошибся местом, я взял верные ориентиры и вышел от засыпанного песком вертолета к лагерю. Но его больше не было. Вот почему опять молчала рация, несмотря на все вызовы которые я делал по пути. Я стоял и смотрел на пустыню которая прикатила сюда свои песчаные волны, и похоронила под барханами все. Палатки, машины, людей, роботов... Все. Там, где вчера был выезженный и потрескавшийся такыр, сегодня лежали песчаные барханы. Пустыня сдвинула свою границу и взяла тех, кто неосторожно оказался у неё на пути, прокатилась валом, подобно взбесившемуся океану. И теперь лежала неподвижными толщами песка, будто и не двигалась вчера, будто бы она всегда лежала здесь своими мертвыми волнами. Где-то там, под тоннами песка лежало несколько десятков варягов, и их терпеливый командир Борна, который так и не дождался назначенного времени. Вместе с ними там же были похоронены и транспорт, связь, и вода. Все то что мне сейчас было так нужно. Ни одного следа на поверхности, который указал бы, что здесь имеет смысл копать. Пустыня закопала их заживо. Но что же за ураган был здесь, если из стольких здоровых подготовленных мужиков не уцелел ни один? Вертолет Запслава был отсюда километрах в полутора. Нас едва не засыпало там, а здесь песчаная буря бушевала с удесятерённой силой. Так, что не спасся никто.


Я снял шапку, отдавая дань мертвым. Солнце тут же вгрызлось в голову будто бешенный пес. Долго так стоять нельзя. Я натянул обратно панаму, оглядел мертвый пейзаж, развернулся и пошел обратно к полузасыпанному вертолету.



***


Вертолет я нашел там же где и оставил. Погребенный на склоне бархана он оставил наружи торчать стойку шасси, хвостовую балку с полуобломанными лопастями винта, да небольшой кусок борта с тем самым люком, который выпустил меня наружу.

- Запслав, это я! - Предупредил я на всякий случай, прежде спустится в отсек.


Запслав встретил меня "в три глаза". Ствол его "Глока" да два его собственных; я вернул ему пистолет, прежде чем уйти искать лагерь... Он узнал меня и опустил пистолет, который и держал то с трудом. А в глазах его, подернутых поволокой дурноты, промелькнуло колоссальное облегчение.


Он был плох, но в сознании, когда я уходил. Я сказал что иду в лагерь за помощью. Я так и не нашел в вертолете его личной рации, поэтому я уходил без связи с ним. И конечно он знал, что варяги своих не бросают. Но медленно течет время, когда ты раненный и беспомощный лежишь один. И всякие мысли лезут в голову... Поэтому в глазах его было облегчение.



Я, как сумел, обрисовал Запславу положение. Он все так же не мог говорить, и плавал между бодроствованием и бессознаньем. Но я хотел, чтобы он знал, или может быть, я говорил для себя, чтобы разложить все по полочкам? Вертолет был мертв, его рация не работала. От моей рации уровня отделение-взвод, вообще не было никакого толка. Здесь нужен был спутниковый телефон, впрочем, работал бы он при здешних аномалиях в эфире? - Это был тоже большой вопрос.


Запслав слушал внимательно. Он проваливался в небытие, тогда глаза его расфокусировались, но он выбирался, выгребал силой воли из темного омута беспамятства и слушал мой доклад. Он был первый заместитель, и значит должен был знать расклад: условия нашей операции, сроки при которых наш отряд считается пропавшим, условия получения помощи. В общем все, чего дед так и не поведал мне в своем счастливом предвкушении близкой встречи с мечтой. И что я сам не удосужился спросить по глупости. Итак, я обрисовал Запславу пустыню раскинувшуюся над лагерем, и спросил:

- Что мы будем делать?


Запслав зашипел, попытался подняться и упал обратно на подложенную ему под голову куртку. Он вскинул руку и заводил ей по воздуху. Я сообразил:

- Писать?

Он измученно кивнул.

Я поднялся и окинул взглядом пустой салон. Прошел в пилотскую кабину, осмотрелся, и не нашел ничего подходящего. Хлопнул себя по карманам и в брючном боковом нащупал маркер, - тот самый фломастер который дед всегда учил таскать меня с собой как часть комплекта для первой помощи. Именно этим маркером я записал на повязке Запслава время перевязки, (которую мне же и пришлось потом расслаблять, потому что кроме меня воспользоваться моей информацией было некому). Я вытащил из кармана маркер и показал Запславу на стену. Он зашевелился, и я помог ему сесть.


Дрожащей рукой он накарябал на стене. Я с трудом прочел перекошенные буквы: "СКОЛЬКО ДО ЛАГЕРЯ?"

Я прикинул:

- Полтора километра.

Он кивнул и снова заводил рукой:

"ЖДАТЬ ЗДЕСЬ".


Ага, значит помощь будет. Да, если будут искать, то полтора километра от лагеря в любом случае попадут в радиус поиска. Но сколько еще ждать помощи?

- Сколько нам ждать? - Громко спросил я. - Сеанса связи с нами нет уже больше суток... - И чтобы не утруждать его письмом сам начал перечислять: - Пять часов. (молчит) Десять?

Он кивнул.

Ага, уже лучше. Рационы и воду я в вертолете отыскал. Десять часов мы просидим здесь в теньке спокойно.


Запслав посмотрел на меня, подумал, и произвел замысловатую пантомиму. Первый жест, - ткнул в меня указательным пальцем. Второй - приложил согнутую ракушкой ладонь к своему уху. Третий - вытянул указательный палец вверх, и завращал кистью.

- Я должен наблюдать и слушать вертушки? - Уточнил я.

Он кивнул с усталым удовлетворением, как человек который смог хорошо проделать трудную работу. Похоже мы начинали понимать друг друга.



Он снова направил на меня палец. Потом сжал кулак правой руки, будто держал в ней вертикально какой-то цилиндр, и левую пясть поднес к кулаку правой снизу и будто что-то дернул вниз, а сам проводил глазами нечто ушедшее в небо, (а вернее в борт вертушки служивший нам потолком).

- Сигнал? - Догадался я. - Есть ли у меня сигнал?

Он кивнул.


Я вытащил из кармашка на поясе плоскую штуку - бесствольную рукоять немецкой девятнадцатимиллиметровой пятизарядной ракетницы, и показал её Запславу. Подарок дядьки Горазда из магазина, у которого я в свое время подрабатывал. "Тактическая сигнальная ракетница", как он бы сказал... Конечно это штука не могла сравнится со "взрослыми" армейскими ракетницами в двадцать шесть с половиной миллиметров, или с другими более крупными штуками. Моя малышка забрасывала звездочку в небо всего метров на 60, и та горела всего лишь шесть секунд. Днем в наполненной солнцем пустыне пилоты спасательной команды могли и прозевать такой сигнал, но все же многозарядность отчасти компенсировала этот недостаток. А вечером и ночью это был уже вполне приличный сигнальник.


Запслав снова кивнул, и прикрыл глаза. Похоже наши нехитрые переговоры отняли у него последние силы. Не слишком годно было тормошить его сейчас, но все же я должен был воспользоваться случаем.

- Запслав, - спросил я взяв его за плечо, - что случилось с остальными?


Он поглядел на меня больными глазами. Поднял маркер, и накарябал на стене:

"НАПАЛИ".

- Кто? - Спросил я. - Кто?!

Он снова поднял маркер, но рука опустилась, он посмотрел на меня, развел руками и отрицательно покачал головой.

- Не знаешь? А... дед? Дед?

Он опустил глаза, а когда он посмотрел на меня, я уже знал что будет. Он снова раздельно качнул головой в жесте отрицания. Отрицания жизни.


Это можно было предполагать. Можно было. Но все же пока он не подтвердил. Пока он не подтвердил дед был еще жив. Был.



Я услышал стук, и очнулся, - это маркер вывалился из руки Запслава и покатился по полу. Я едва успел подхватить огрузневшее тело, иначе он из сидячего положения упал бы вбок. Укладывая его на пол и поправляя куртку над головой я почувствовал нехороший запах из-под повязки. Надо сменить её. Но я не уверен что это поможет.

Здесь слишком жарко.


***



Они появились ночью.

Если что и было хорошего в пустыне, - так это ночь. Да, холод пробирал до костей. Но к холоду я был привычный. Зато какое здесь небо, - бездонное низкое, и звезды такие близкие и яркие, что кажется их можно зачерпнуть в горсть рукой. Я смотрел наверх на звездный небосвод, и слушал мир. Было тихо-тихо, лишь иногда в песках шелестел ветер. Пустыня была стара, и мир стар. Здесь будто не было времени, того и гляди казалось, вылетят из-за гребня бархана удалые кочевники с саблями, или выплывет призрачный караван идущий под давно исчезнувшему торговому пути... Я слушал мир... Дед научил меня этому. Дед меня всему научил. А теперь его не было. Родные уходят. В детстве я потерял отца и мать, а сейчас в очередной раз стал сиротой. Наверно к такому нельзя было привыкнуть. Страшно - если к такому кто-то мог привыкнуть. Я знал наперед как это будет. Сейчас я понял, что деда нет. Но только умом - не сердцем. Я еще не проникся. Это понимание вползет в меня позже, постепенно. Дед еще был слишком близко ко мне по времени. Чуть больше суток прошло с того момента как он обернулся, и сел в вертолёт. Бывали у нас разлуки и подольше. Только вот эта уже не закончится. Пройдет время, и я сердцем пойму отсутствие деда. По пустоте. По той пустоте, которая остается внутри, когда кто-то уходит. Я знал наперед, и мне было тоскливо.


Я многое должен был деду. Много такого, чего не отдашь. Как можно измерить потраченное на тебя время и душевные силы? Но теперь у меня появился один должок, который я мог отдать. Месть. Мне надо найти тех кто убил деда.


А ключиком к этому был Запслав. Единственный свидетель. Варяги не бросают и берегут своих, да. Поэтому я сделал для Запслава все что можно. Но все же я бинтовал его, и ухаживал за ним, и вливал ему воду в посиневшие губы, и заботливо поправлял куртку над головой, и укрывал когда похолодало... все это я делал еще и с той мыслью, что он - ключ. И он должен дожить до врачей, и жить дальше. Не знаю насколько это увеличило мою заботливость. Не знаю где провести эту грань - между добросовестной помощью товарищу по корпорации, и нежной заботой из-за глубокого личного интереса. Надеюсь, эта грань была только у меня внутри, и в действиях разницы не проявлялось...


Итак, днем я передремал вполуха в вертолете, добирая запас сна. А ночь коротал наверху, на корпусе нашей засыпанной машины, чтобы не пропустить спасателей, но периодически спускался вниз, чтобы проведать моего тяжелого товарища. Говорят, ночью в пустыне надо опасаться скорпионов, и прочих хладнокровных гадов, которые радостно ползут к тебе, чтобы погреться твоим теплом, а после жалят тебя за неловкое движение. Не знаю, я так и не увидел ни одного. То ли оттого что я бодрствовал, то ли оттого что пустыня совершившая рывок, временно прихорошила песками этих своих детей...



Сперва я услышал их. Ровный рокочущий звук, далеко разносящийся в пустыне. Шум двигателей, негодующий рев воздуха рассекаемого лопастями. Где-то в темноте, далеко шли вертолеты. Наши? Или... Еще не так давно спасательные операции были прерогативой дня, а ночь опускала занавесу над любым действом. Потом появилась возможность разгонять ночную тьму прожекторами. Теперь, когда появились тепловизоры и ПНВ, спасатели могли вести поиск не конфликтуя с ночью - она уже мало чем могла им помешать. Особенно в случае поиска живых - тех кто еще давал тепло... Вертушки шли разнося свой рокот в ночной темноте.



Я поднялся с корточек, выпрямился, поежился от холодного ветра. Вытащил из поясного кармашка свою ракетницу, снял большим пальцем с предохранителя, взвел курок, устремил руку в ночное небо и нажал на спуск. Бахнуло, дзынькнула стрелянная гильза и вверх змеясь устремилась рукотворная звездочка, борясь с силой тяготения и темнотой. Пустыня осветилась ярким резким дрожащим белым светом, и все вокруг в этом освещении вдруг показалось какой-то ненастоящей, неживой картинкой. Будто и не пустыня здесь была, а декорация для какой-то сцены из приключенческого кино.


Звездочка в небе прожила свою жизнь, прогорела, и устало потухла. А я снова взвел курок и повторил, - как будто некий ритуал борьбы с темнотой. И еще. И на третий раз из рокочущей вертолетными двигателями ночной темноты, вдалеке вдруг вылетела горизонтально земле зеленая дуга сигнальной ракеты. Так могли пустить сигнал только с вертушки, - в сторону чтобы не задеть собственный несущий винт, - знак что заметили. Я увидел этот далекий сигнал, и мне вдруг стало спокойно. Наверно до этого я не понимал, как напряжен. Наверно я сам себе рассказывал, как я спокоен, и потому не замечал своего... испуга. А теперь ко мне шла помощь.



Я подождал, и не торопясь, с интервалом выпустил в небо еще две ракеты, слушая все приближающийся рокот. Черная тень прошла надо мной, развернулась и зависла закрывая звездное небо. Недовольный песок пылясь вихрями зазмеился, убегая и из-под воздушного столба нагнетаемого винтом. Вспыхнуло все вокруг - ночь отступила под светом мощного прожектора. Вжикнуло - и из под пуза винтокрылой машины на землю змеясь упал трос, а через пару секунд по нему заскользили вниз темные фигуры людей с автоматами, держащие ноги "уголком".


Секунда, и отцепивший карабин от своей "пуповины" первый из сверзившихся подскочил ко мне. На рукавах пустынки в резком свете прожектор были отчетливо видны шевроны с силуэтом лабриса. Свои...


- Десятник Чекалин, - низким голосом прокричал мужик, силясь перекрыть рев нависшего над нами вертолета. На всем лице которого я из-за вертикального света и панамы мог видеть только силуэт могучего носа "картшкой".

Загрузка...