Затерянная во Вратах (СИ)

— Почему тебя хотели принести в жертву? Что это был за ритуал? — жардан Кевор в любой ситуации останется главой телохранителей, поэтому первым решается уйти с нейтральной темы и начать расспрашивать нашего невольного гостя (хотя, чисто формально, Закию никто не приглашал, а он согласия не давал на то, чтобы прийти в гости).

— Мы закрывали наш мир от вас, чтобы вы не могли выйти, а я должен быть принесен в жертву, — мальчик храбро смотрит нам в глаза и улыбается. — Вы не думайте — меня готовили целый год для этого. Я самый лучший в своей шеренге!

— О, Мать дрохов, так их еще много, — простонала Ларо, и ее снова затрясло.

— А теперь, когда мы его забрали, нам начнут приводить остальных, если мы вновь выйдем из портала…

А мы обязательно выйдем, потому что этот портал самый последний и открывается с завидной регулярностью, а нематериальные врата на нем даже не создаются — магия уходит в землю и все…

— Почему такой дикий способ закрытия порталов? — это спрашивает Рар.

Дяде явно не нравится, что Закия здесь, с нами, потому что все сейчас вспомнили, что тоже могли по первому желанию принимать двуногую форму… Как мы по ней тоскуем — по своей второй сути, даже крылья порой не радуют. А Рар за нами следит, чутко улавливает изменения, пытаясь предотвратить конфликты, словно взял на себя роль врачевателя сердец, и ни у кого другого не получается лучше. Только вот из-за появления человека наше шаткое равновесие уже лопается, словно сильно охлажденный стеклянный сосуд, в который кто-то по неопытности решил плеснуть кипяток.

— Портал закрывали разными способами, только он постоянно открывается, — заявил Закия, невинно хлопая ресницами не хуже Ларо, когда она хотела отпроситься у отца на очередное свидание. — Магия крови — самая впечатляющая, только запрещена, поэтому к ней прибегают в последнюю очередь.

— А почему тогда на алтаре были следы запекшейся крови? — Валер до зубовного скрежета подозрительный, но вот тут я с ним солидарна — я тоже заметила кровь, уже высохшую, повторяющую странные символы на камне. Пока никто не видит, я попыталась воспроизвести те руны, что запомнила, мельком взглянув на постамент. К сожалению, часть рун перекрывала тщедушная тушка Закии, поэтому все, что мне удалось запомнить в такой спешке, выглядело не читаемо.

А еще удивительно, как все же странно работают головы у дроха: вроде все мои смотрели на Закию и его «палача», только почему-то сейчас две точно подкидывают информацию, что все не так выглядело, как показалось при выходе. Вроде и нож был тупой и тонкий — такой загнется быстрее, чем пропорет кожу. А еще на парнишке лежала какая-то ткань, которая падала со странным шуршанием, а мой коготь царапнул ее и не повредил, вроде бы… Что еще заметила я, пока убегала в портал со спасенным? А что заметили другие?

— Так раньше были жертвоприношения из животных, — после некоторого замешательства ответил парнишка, а жардан Кевор напрягся.

То, что глава телохранителей напряжен так с ходу и не скажешь, особенно если видишь его впервые, особенно если видишь его в форме дроха, но поверьте — он был напряжен, крайне. И понятно почему — мы все чувствовали кровь, и не было там ни капли от животного.

— Здесь нужно сюда и сюда, — Кассии подошла к моему рисунку и дополнила руну несколькими линиями.

Не совсем понятно, но …

Следом подошли еще Вулли и Рашиис, телохранители, принятые в отряд вместе с Валером, и дополнили руну, а у меня дернулось что-то внутри — что-то сродни нехорошему предчувствию, очень-очень нехорошему… А память, которой вдруг понадобилось обратиться к воспоминаниям двух левых голов, услужливо так продемонстрировала, что немного дальше в кустах за алтарем поблескивало в свете сдвоенного полумесяца что-то металлическое.

— А почему раньше мы не видели ни алтаря, ни людей? — подозрение закралось и в сердце прабабушки.

— Так это все, что осталось от двери, которую установили в предыдущий раз, перед тем, как вы выходили. Вы там хвостом махнули и все разрушили, — спокойно отвечал Закия, а сам принялся отходить от нас всех.

Я же смотрела на руну, которую постепенно дополняли те, кто подходил ко мне. Мерзкий холод пробирался под кожу, заставляя чешуйки вставать дыбом, словно я кошка, которую только что напугала пробегающая мимо мышь.

— А как там оказалась дверь? Кто-то у вас решил закрыть портал материальным предметом? — Ларо перестала дрожать, с недоумением подошла к моей руне и принялась обходить меня и руну по кругу, всматриваясь в начертание. — Если поправить тут и тут, — сестра перерисовала несколько линий ровнее, — то получится…

— Открывающая руна… — прошептала я и с недоумением уставилась на Закию. — Вы хотели открыть портал?

И мы все увидели, как разом меняется человек, теряя радушие и открытость, а на их место приходит высокомерие и надменность, а еще что-то сумасшедшее во взгляде.

А потом уже, когда доброжелательная улыбка превратилась в оскал, начала сползать иллюзия. Да она вообще держалась из последних магических сил, так как в пространстве между мирами магия растворяется очень быстро, а когда человек сам перестал претворяться, съехала, как шелковый чулок с ноги — легко и быстро.

Первым добавился рост и размах плеч. Потом изменились глаза, и поразила не ненависть в них, а вертикальные зрачки-линии, меняющие направление на горизонтальное — перед нами дрох. И только фиолетовый всполох, взметнувшийся на мгновение над человеком и принявший иллюзорную форму крылатого пятиглавого существа с мощным гребнем вдоль всей спины, выдал нам истинную суть нашего «гостя» — дрох-куар.

— Клевр?

Глава 17. Выбор

— Клевр?

Два голоса одновременно удивленно назвали его по имени, а сам мужчина — от дохленького парнишки не осталось и следа — с едкой усмешкой повернулся в сторону мамы.

— Не так я планировал нашу встречу, Сиушель, но ты узнала меня, так что скрываться не вижу смысла.

— Что все это значит, магистр? Объяснитесь! — прабабушка умеет задать настроение разговору, а тут сразу начала с ледяного тона, планируя, скорее всего, дальше оттаивать и смягчаться, но судя по всему, сегодня это не получится. Потому что магистр расхохотался, закину голову, но в этом смехе было столько злорадства и истеричности маньяка (хотя, откуда мне знать, как смеются маньяки?), что нам всем стало жутко.

— С удовольствием, гранж Алливена — вы просто не представляете, с каким удовольствием!

И отскочил так резво от стремительного рывка жардана, который собрался схватить магистра, используя эффект неожиданности и свой тайный метод Кевора, но, похоже, про все методы жардана, было известно, и магистр подготовился. Неожиданно, особенно в свете того, что глава телохранителей не только промахнулся, а был спелёнат в прыжке материальной тонкой сетью — даже дернуться не может.

— Осторожно, друзья, за что ж вы так со своим гостем?

Какое-то наигранное расстройство на лице, а вот глаза выдают напряжение — вертикальные зрачки сейчас под углом к переносице, а фиолетовый всполох то оседает, то вздымается кверху.

Да он форму поменять пытается! И что, неужели не удается? Прямо как у нас, только мы не можем принять форму человека, а он — дрох-куара… Даже не знаю: радоваться или беспокоиться?

Дрох-куары крупнее в крылатой форме и сильнее, если уж сравнивать, так что лучше пусть магистр остается человеком, хоть нам и не удобно смотреть на него сверху вниз. Это только в книгах пишут, что взгляд свысока принижает того, на кого взгляд этот направлен, но это не про нас. Дрохи в любой форме могут смотреть так, словно они выше и сильнее, даже я в теле человека будучи на две головы ниже всех своих родственников мужского пола могу посмотреть так, что все сразу пригибают голову и опускают плечи (и дело не в том, что я принцесса, а они мне подчиняются, точно-точно). Так что смотреть на магистра в его человеческой форме просто неудобно — шеи затекают.

— Я всего лишь пришел сказать вам то, до чего вы бы сами додумались рано или поздно, — усмешка у магистра Клевра получилась едкая, прямо все внутри переворачивала. Как я его могла считать красивым и мужественным? Мерзкий субъект! — Чтобы большей части вашего отряда вернуться в Арх-Руа, необходимо, чтобы все красавицы королевского рода (ироничный поклон в нашу сторону, а затем по кругу, не упуская из виду ни одну дрохи) остались в том мире, куда открываются порталы, настроенные на королевскую кровь.

Словно солнце взорвалось и осыпалось на землю, а вокруг настала непроглядная Тьма, в которой звуки тонут, не добираясь до нас.

Сдавленный вскрик застрял посредине горла и ни туда, ни сюда — встал комом, даже дышать не дает. Думаю, состояние остальных не многим отличается от моего — они все смотрят на Клевра и молчат, нервно подрагивая хвостами и крыльями. Да еще у каждого три-четыре головы поникли, спрятавшись под крыльями, словно смотреть и думать сложно стало всеми головами. Мои все четыре убрались в «домик», грустно шипя и странно покашливая, словно это у них нервное.

— За что ты так с нами? — мама смотрит всеми десятью глазами, словно они помогут понять, когда дрох-куар, которого во дворце считали почти родственником, а дядя Рар — другом и коллегой — сошел с ума до такой степени, что решил уничтожить королевский род Арх. Не просто всех женщин отправить в другие миры, но и мужчин лишить их Истинного пламени и возможности продолжить род без нас. И ведь они даже от пламени в сердце отказаться не могут: если Истинное пламя проявилось, то уже ничего изменить нельзя.

Говорят, раньше, в более дикие времена, короли могли продолжить свой род, отказавшись от пламени в сердце на алтаре Матери дрохов, а потом соединившись с дрохией в крылатой форме. Но это только если не коснулось его сердца Истинное пламя. А в нашей семье только у нас, младших дочерей короля, у кузин да у дяди Рара нет еще Истинного пламени в сердце…

И у меня нет?

Вот значит, как об этом узнают — мельком, в ходе какого-то разговора, который к моему сердцу никакого отношения не имеет… И браслет Торбурга никак не снять… Лишь бы не бродить в этом пространстве больше года!

— За что? — Клевр усмехнулся, теперь уже жёстко, презрительно, словно у него червяк земли попросил.

От этой гримасы стало совсем неуютно, ведь мы знали его почти всю жизнь и даже не догадывались, какая темнота царит в его сердце.

— За тот день, когда ты отказалась от меня, Сиушель.

— Отказалась? — тётя Каммей не дала никому даже рта открыть — рванула возмущённо, словно она лучше всех знала, что это был за день. — Да ты забыл, видимо, что сам не смог продемонстрировать Истинное пламя. Или может тебе напомнить, как ты пытался обмануть Мать дрохов, выдавая иллюзию за Истинное пламя?

— Камми, не надо, — мама попыталась успокоить тётю, но та даже не услышала — столь велик был ее гнев.

— Ох, Каммей, — как-то ехидненько прозвучал голос магистра, — а я-то думал, что ты уже забыла, что я не тебя выбрал — всё-таки Истинное пламя в сердце зажглось. Не к лицу дочери короля быть столь злопамятной и мелочной.

— Ты! Тыыы… — голоса пяти голов взлетели до визга и выше, так что уши заложило, — ты пытался обвинить меня в том, что я забрала твое Истинное пламя!

Ого, а так разве можно? Знаю, что до двадцати шести лет, если дрох или дрохия не встретили спутника, к которому разгорелось Истинное пламя в сердце, то при каких-то особых обстоятельствах, которые грозят смертью дроху, его родители могут отказаться вместо него от пламени в сердце, и тогда дрох живёт дальше с пустым сердцем.

Что это меняет в его жизни? Толком никто не может сказать, просто объясняют, что без Истинного пламени дрох не может завести детей, ну и нет той целостности и единения с тем, с кем дрох решит завести семью. Дрох все время будет что-то искать и не находить, ведь пламя в сердце уже не вернёшь.

— Каюсь, было дело, — шутливый поклон в сторону тёти, и снова отскок, когда со спины попытались подобраться двое телохранителей, — но, согласись, какая была возможность — сладкий улукхай, даже жаль, что не получилось.

А за его спиной уже открывается портал: синий, мощный, настроенный на его ауру, только его и ждет…только его — другой никто не проскочит…возможно, Валер, как его ученик, имеет шанс.

Или дядя Рар — у них в аурах есть схожие частицы. Это только говорят, что аура неповторима, одна для одного, и подделать ее невозможно, однако схожие частички есть у всех: стоит двоим соприкоснуться, пообщаться, просто поговорить немного — и вот уже частичка ауры перекочевала на собеседника. А если вы долго дружите или соперничаете, проявляете сильные эмоции, то таких частичек несчитанное множество.

Любовь, как зовут обычные люди Истинное пламя, тоже оставляет в ауре частички, даже более мощные, щедрые, неистребимые. Возможно, будь у магистра к маме сильное пламя, то и мама могла бы пройти тот портал, стоит только напрячься и заглушить те частички ауры, которые не относятся к Клевру…

Но мама не пойдет на это даже если б могла — видно по ее напряженным крыльям, по чешуйкам, вздыбленным от ярости, по тому, как смотрят все пять голов на магистра, почти не мигая.

Я б на месте магистра даже не стала рассматривать эффект от своих слов, а сразу бы рванула в портал со всех крыльев, чтоб ненароком в человеческой форме не подожгло от гнева, который вот уже готов вырваться из всех голов разом. Но тот, видимо, слишком долго ждал этого дня, чтобы прочувствовать всю прелесть мести: стоит на краю портала — одна нога уже в том мире, в который нас выкидывает (ощущаю магию мира и запах его незабываемых растений; вот честно, не будь все так печально с нашим попаданием в этот мир, я бы в нем сама с удовольствием задержалась), а другая еще здесь — в нашем пространстве, между мирами. И он еще ухмыляется, словно вышел в итоге победителем.

— Вы знаете, что делать, — гад даже воздушный поцелуй послал, — иначе с вами будет тоже самое, что и с розами, которые я вам дарил перед входом в портал.

И портал пропал — он даже шаг не сделал внутрь — а мы остались стоять, переваривая все, что услышали. Говорят же, что чем дрох крупнее, тем мозг у него занят больше, особенно если пять голов одновременно начинают думать. В общем, мы застыли, пытаясь понять, что там было с розами (к сожалению, присказка про крупного дроха имеет более неприглядную трактовку: чем дрох крупнее, тем он глупее).

Мы и не вспоминали про эти розы, Тьма ему под хвост! Ну, подумаешь, рассыпалась, стала неприглядная, даже мерзко пахнуть стала — больше на экскременты похожа…птичьи. Но ведь никто б не связал эту дрянную субстанцию с нашим дальнейшим несчастьем. И никто не насторожился, ведь раньше ни один предмет, живой или не очень не менял своей структуры. Если только магистр не делал эти розы сразу из дерь…фуууу.

— Фуууу, — Ваюни первая озвучила мою догадку, — он нам подарил дерьмовые розы.

— Ваюни, фу, — грозно рыкнула прабабушка, которая строго следила за чистотой наших речей и слово «дерьмо» не воспринимала ни в каком контексте — только «экскременты». — Это было гавно, девочка, а дерьмо для подарков Клевра — слишком поэтично.

Охо-хо…прабабушка — ты мой кумир навеки.

— Он сказал, что мстит тебе, Сиушель, — тетя Ллой вдруг повернулась к маме и зарычала, словно ее заарканили себринными нитями, от которых дрох ни в человеческую форму вернуться не может, ни магией воспользоваться, ни огнем разить. — Почему же мы тут с тобой уже столько времени бьемся с порталами, когда ты одна должна была отвечать перед ним?

— Как тебе не стыдно, Ллой, — бабушка Куэларо строго смотрела на свою дочь, но у той, видимо, началась истерика, которую все это время она пыталась сдержать.

— Мне не стыдно, мама! У меня тут три маленькие дочери, я сама жду еще одного ребенка, которому в этих блужданиях суждено вылупиться, а не родиться! Почему мои дети должны страдать от того, что когда-то мой брат связал свое пламя с чьей-то невестой?

— Прекрати! Ты позоришь королевский род, сестра! — тетя Каммей рыкнула не хуже жардана Кевора на построении телохранителей. — Я тут тоже вроде как с детьми, да и Сиушель не одна — в таком же положении, что и ты. Кстати, может напомнить, как мы всем родом отбивали тебя от принца Ларантайна? Или напомнить про помолвку с конюхом?

— Стоп! — мама редко рычала так, что сотрясалось пространство (где-то тут должно появиться после ее рыка ущелье или вырасти гора). — Прекращаем меряться конфузами.

Мама оглядела всех, каждого телохранителя, каждую родственницу, нас, своих дочерей, и только потом продолжила.

— Если кто-то считает так же как коллоссара Ллой, можете высказаться сейчас, но только сейчас — в дальнейшем я не потерплю ничего подобного ни в свой адрес, ни в адрес моих дочерей или родственниц.

Все застыли, раздумывая, стоит ли идти на поводу своих эмоций и говорить все, что крутится в голове уже…месяц? Подумать только, мы уже месяц варимся, крутимся, маринуемся — любой эпитет примени и будет все про нас и наше положение. Только не многие хотели бы говорить сейчас про свои чувства — мы слишком привыкли делиться огнем с родными, друзьями, поэтому бережем свое пламя, а то вдруг языки начнут гаснуть от отрицательных эмоций.

Нам, королевской семье повезло больше телохранителей — нас в этом пространстве много (я имею ввиду родственников) — каждый из нас горит частью пламени в четырнадцати сердцах других. И пусть почти столько же сердец ждет нас в Арх-Руа — здесь мы как каменная стена: даже если один камень даст трещину — вся стена устоит и не развалится, да еще сломанный камень придержит. Такова уж сила огня в нашем сердце.

А вот телохранитель — он один здесь, сам по себе, пусть их в два раза больше, чем нас, но в единении они слабее — их держит здесь только долг и клятва королевскому роду. Мало кто может сказать, что мы горим в его сердце наравне с родителями, или возлюбленной, или детьми. Поэтому выходить за рамки устава для них опасно: если пустить в свое сердце тех, кого призван защищать, то можно слиться с нами, прикипеть, а потом сложно будет расстаться, а это несет в себе опасность потерять часть своего пламени.

Поэтому никто из телохранителей не пошел открыто обвинять королеву в том, что она виновата в нашем положении — устав требует субординации и позволяет жить, не открывая свое сердце и не теряя частичку пламени. Ведь без пламени дрох — пуст и лишен части жизни. Он снова становится диким, как в древние времена.

Но не все мужчины в нашем отряде обладали той стойкостью, которую испытывают при поступлении в капитоний телохранителей, той верой в непреложность устава и единственно верный приказ командира. Я видела, как дернулся сказать что-то Гориан, тот телохранитель, что уже не раз выказывал недовольство, но под тяжелым взглядом жардана Кевора, стушевался и отступил.

Зря жардан не дал ему высказаться, ведь мама дала шанс каждому. Нужно было дать ему слово, но кто я такая, чтобы идти против старших?

Кому нужно мнение третьей принцессы, когда все понимают, что даже мы, дети королевы (а я это видела по глазам своих сестер), на мгновение подумали все тоже, что высказала одна лишь тетя.

Только она уже не принцесса. Давно, с того дня, как мой отец занял трон. А вот мы ими будем еще долго, до того дня, как отец передаст трон нашему брату. Сегодня и всегда мы с сестрами обязаны думать в первую очередь о других, а не о себе. Поэтому мы не имеем права даже мысленно говорить те слова, что позволила себе тетя Ллой.

Только вот право высказаться дали на очень короткий срок, а потом ни мама, ни дядя Рар не остановили жардана и сделали вид, что не заметили порыв Гориана. Как я уже сказала — им виднее.

— Значит, эту тему закрыли и больше к ней не возвращаемся, — через некоторое время сказала мама, взмахами крыльев показывая, чтобы все встали перед ней, разрывая тот круг, который создали, пока магистр Клевр был здесь. — Теперь про то, чтобы кто-то из нас остался в другом мире… Никто не будет жертвовать собой в угоду Клевру. Мы вместе попали в эту зад… неприятность — вместе и вернемся в Арх-Руа.

Телохранители кивнули разом, как будто репетировали, только Гориан слегка замешкался, но и он кивнул. А мама продолжила, придавая своему голосу проникновенности и тепла, как умела делать каждая королева дрохов.

— Я знаю, что вам тяжело, всем: мы вдали от дома и родных, не знаем, как нам выбраться, а наши попытки решить проблему помогают через раз, мы в теле дроха начинаем тосковать по своей второй сути, и это все выматывает нашу магию, тело, нервы. Но вы все чувствуете огонь в сердце, ощущаете каждым языком своего пламени родных, друзей. И Истинное пламя в сердцах ведет нас дальше, словно маяк в море — нас всех ждут, ищут, любят. На это мы должны опираться в походе. На это должны ориентироваться, когда решаем насущные задачи или головоломку с порталами.

Мама посмотрела на каждого, каждому кивнула, каждому послала теплый ветерок признательности и благодарности, а еще ровный сильный поток уверенности в наших силах. Королева умеет придавать сил подданным для борьбы с неизвестностью — все мы гордо вскинули головы (каждый все пять), повылазившие из своих укрытий-домиков, все мы расправили крылья. И грозный рык всех дрохов потряс пространство между мирами, оглашая наше желание бороться до конца, не сдаваясь, нашу веру в победу.

— И еще, если есть у вас идеи, что нам делать с порталами, чтобы они закрывались — предлагайте. Возможно, среди даже самых сумасшедших идей мы найдем ту, что поможет нам.

Кажется, вот только что я вместе со всеми рычала в унисон, соглашаясь бороться до конца, приложить все силы, а через терцию, когда мамин голос затих, и тепло начало рассеиваться, снова почувствовала себя ненужной, потому что мама говорила не про меня — мое мнение не слушают и не слышат. И мое предложение все еще в разряде неоцененных, вот прямо самых сумасшедших.

Недовольство, хоть и тихое, все же было услышано, и мама тут же позвала меня на разговор, благо до порталов еще было время.

И мама начала вроде издалека, спросила про самочувствие и настроение, про внутренний резерв, которому ничего не будет в этом пространстве — он полон как никогда — а потом все же решила перейти к основному пункту в нашем разговоре.

— Я знаю, милая, что ты настаиваешь на своей идее с материальными вратами, но ты не совсем точно понимаешь работу порталов — сами врата портал не закроют. Не сердись на дядю — он понимает твою идею, просто в этом конкретном случае он видит окончательный результат, и он не в нашу пользу. Возможно, он не прав в том, что не говорит тебе все, что знает сам.

Я киваю, стараясь не смотреть на маму, потому что… Изменчивость моего настроения меня саму пугает. Вот я негодую на дядю, потом я тоскую по папе и готова слезы лить от того, что вспомнила, как дедушка читал мне на ночь сказки. Еще я готова рычать, вспоминая, как меня жестко отчитывали там, в другом мире, когда я пыталась спасти человека. А теперь еще чувствую почему-то стыд за то, что поддалась на провокацию и, не смотря на прямой приказ не трогать парнишку, приволокла в итоге в наш лагерь самого виновника наших бед. Как же сложно жить постоянно с пятью головами — в них копошатся мысли сразу в пяти направлениях.

— Не переживай так, милая, — мама облизывает мне все пять макушек и очень нежно обхватывает крыльями, отчего мне становится еще и грустно: как же я скучаю по маминым теплым рукам. — Ты молодец — не оставила человека в беде, а то, что это оказался наш враг, не твоя вина — он очень хорошо притворялся…

— Я прислушивалась к своему сердцу, а оно меня подвело, — обижено заявила я, сама при этом понимаю, что говорю, как капризный ребенок.

— Оно у тебя доброе и отзывчивое, поэтому ты не осталась равнодушной к чужой беде, доченька, — мама улыбнулась и внимательно посмотрела на меня, словно высчитывала в уме, можно ли мне дать сложное задание. — У тебя очень сильный огонь в сердце, так пусть он и остается сильным.

— Я ничем не помогла, только все усложнила…

— Взгляни на ситуацию с другой стороны: оставь ты его в том мире, и мы бы еще долго искали причину попадания в это пространство, перебирали бы в памяти врагов или просто недоброжелателей, вспоминали бы историю и предков, чьи поступки могли привести нас в такую ситуацию. И ни разу бы мы не подумали на того, кто нам ближе всего, кто считался другом и учителем. И добавь еще то, что все мы бы терзались угрызениями совести, потому что оставили человека в беде.

— И что это нам дало кроме истерики тети Ллой, негатива внутри отряда и чистой совести?

— Мы знаем теперь, что простыми методами побороть одного из лучших магов у нас не получится. И мы знаем, что нужно отдать всего себя на то, чтобы сломать эту паршивую круговерть переходов. Каждый из нас должен решить для себя: готов ли он отдать свою магию полностью, готов ли дать мозгу закипеть, но решить проблему, готов ли стиснуть зубы и идти вперед, волоча за собой тех, кто сдался и готов подчиниться воле Клевра.

— Ты говоришь о старших — не о нас…

— О вас в том числе, дорогая. Каждый должен решить и сделать выбор, даже Ваюни или Руид, Химмо или Румани. И ты, Саян, должна сделать этот выбор. Ты тоже…

Глава 18. Когда помощи ждать неоткуда

Два месяца спустя

— Нет, я говорю не про камни, которые мы нарыли в последний заход, — у меня уже пар валит изо рта, а чешуйки дыбом встали: я готова съесть Валера вместе с хвостом — так он меня бесит. — Нужны не просто материальные врата, которые перекроют портал временно. Нужны ключи, которые перекроют к порталам поток магии того мира.

— Поэтому тебе обязательно нужно пытаться приживить какие-то булыжники к месту выхода? — Валер не уступает мне в упрямстве и рычит, не сдаваясь и не отступая от своего мнения.

Сегодня мы уже изрядно наругались — искрило так, что от нас можно костры поджигать. И снова мы остаемся каждый при своем мнении.

Дядя Рар в этот раз ждет, когда мы завершим свои баталии, и не рвется разнимать, потому что после прошлого раза его чешуя еще не полностью восстановилась на спине и хвосте — мы тогда с Валером объединились и знатно жахнули, подпалив дяде хвост.

Но это только в тот раз, а в остальное время мы ругаемся — от былой дружбы не осталось и следа, хотя я жутко скучаю, но…

В общем, осознав, что с Торбургом я погорячилась, я по глупости рассказала Ларо, поделиться решила и расспросить заодно, да только в нашем отряде, где каждый как на широком ровном плато, скрыть что-то невозможно, особенно теперь, когда тренировка ментального разговора стала ежедневной повинностью. После этого Валер решил, что у него есть шанс заполучить мое расположение не только как друга.

Это раньше я трепетно относилась к чувствам окружающих, а вот теперь думаю, что мое эмоциональное состояние дороже и важнее, поэтому не дала другу даже мелкого неприглядного шанса. Да еще перед выбором поставила: либо он прекращает вести себя как слабоумный, либо мы перестаем быть друзьями. И, кажется, Валер выбрал последний из пунктов. Так что теперь любое обсуждение проблемы порталов превращается у нас в военные действия.

— Рар, скажи ему, что ты со мной согласен, наконец, а то он думает, что я пытаюсь пропихнуть очередную сумасшедшую идею, — рычу на дядю, когда уже даже голоса нет на простую просьбу — сплошные хрипы.

— Рар, скажи ей, что она выдвинула пустую идею! — а вот у Валера еще есть силы, чтобы поиграть на моих нервах и барабанных перепонках.

— Я согласился с Саян на счет материальных врат, если помнишь, — дипломатично начал издалека дядя.

— И из пятнадцати закрылись только шесть порталов, а в остальных местах врата не удерживаются.

Валер в теле дроха мне всегда казался красивым, могучим, почти ровней Торбургу, но вот рядом с дядей он немного теряет в росте, в длине шей и в самоуверенности… и в уме, что уж тут скрывать — пока Валер не смог догнать ни моего дядю, ни того же Клевра, хотя все сильные маги Арх-Руа в один голос уверяли, что через полгода он перепрыгнет обоих. И мне особенно приятно, когда дядя все же меня хвалит и соглашается с моими суждениями. И особенно неприятно, когда Валер пытается принизить мои заслуги, словно это не я тут вровень с ними бьюсь головами о землю (или что тут вместо нее в пространстве между мирами), чтобы приблизить наше возвращение домой.

— Потому что мы перестали вливать магию в камни, из которых строим врата, — ответила вместо меня Ларо, которая изучает теперь порталы днем и ночью и отвечает за своевременное оповещение всех нас о приближающейся воронке — так мы обозвали череду порталов. — Это же было твое предложение, Валер.

— Я, между прочим, предлагаю сейчас перестать строить теории и создать модель тех врат, что мы установим в оставшихся местах. А на мое предложение Саян начала рычать, словно я ей на хвост наступил.

Валер говорил, а мне от каждого его слова становилось стыдно. Была б человеком, уже давно сгорела на месте, особенно в свете того, что сейчас идея друга уже не казалась такой бездарной.

Мысль возникла в голове не лицеприятная, но при этом она щекотала нервы: не надо соглашаться с Валером и его идеей — будь что будет. А следом пришло разочарование в своих мыслях, которые перестали соответствовать правильным мыслям принцессы Арх-Руа уже… ох как давно, даже самой страшно от осознания, что я, скорее всего, дичаю, забывая свои обязанности.

— Это хорошая мысль, Валер, — нехотя согласилась, скрепя зубами. — Если Ларо сможет воссоздать порталы, которые открываются на оставшихся девяти местах, то мы на этой модели мы сможем экспериментировать между открытиями воронок.

Похоже, никто не ожидал, что я соглашусь почти сразу, спустя несколько терций словесных баталий. Фигура каждого выражала недоверие: осторожно похлопывающий по тверди хвост, прижатые крылья, овальные пульсирующие зрачки. Я сама от себя этого не ожидала, как и того, что за несколько лун превращусь из жизнерадостной принцессы в ядовитого кошточарра с иглами длиной в три моих зуба (в форме дроха, естественно).

Что со мной происходит?

Помню, Ларо тоже была такой — вредной ядовитой стервью, но это прошло, только вот от чего все случилось, я так и не смогла вспомнить. Надо бы к маме подойти и спросить, да только у нее проблем итак много — не до моего плохого настроения (это, к слову, не ее высказывания, а тёти Ллой, но все равно неприятно снова осознавать, что мои действия и настроение для мамы являются обузой).

— Саян, раз ты так считаешь, то мы сделаем все, чтобы построить макет, — осторожно начал Рар. — Тебе бы еще рассчитать так, чтобы можно этот макет быстро разбирать и собирать — количество переходов хоть и уменьшилось, но они становятся хаотичнее с каждым последующим закрытием.

Я едва глаза не закатила, все пять пар, — будто я считать время не умею. А у нас все уже поняли, что портал перестал открываться четко в одно и то же время, еще с того раза, как посредине сна нас разбудил телохранитель Вулли таким грандиозным рычанием, которого никогда не слышало пространство между мирами. С тех пор мы снова спим на три головы, а две постоянно бдят. Выматывает это жутко, потому что состояние постоянно такое, словно недосыпаешь, и это состояние только усугубляется.

— Внимание, портал откроется через три терции! — кричит Ларо и добавляет мысленным пинком, от которого в ушах заложило так, словно по ним ладонями ударили со всей чудовищной безголовой силы.

Три терции — это уже существенная помощь в подготовке: никто не отстаёт и не будет нестись к месту общего сбора, не разбирая пространства вокруг. За две терции мы уже можем найти место общего сбора за несколько лалов полета, если вдруг выкрик Ларо застанет в небе. Единственный недостаток — ментально Ларо может достать до каждого в радиусе всего одного лала, а кричать — только в пол лала. К сожалению, порталы меняются чаще и быстрее, чем мы осваиваем общение с помощью мысли или громобойный голос, которым Мать дрохов собирала своих детей-дрохов на расстоянии сотен лалов.

Я подхватила камни, которые собрала в последнем переходе, несколько не досчиталась и начала оглядываться и искать.

— Я помогу вам нести, принцесса, если вы не возражаете, — рядом оказался телохранитель Гориан и с улыбкой забрал все мои камни. — Они к вам совершенно не справедливы…

Сказал и отошел тут же, пока жардан Кевор смотрел куда-то в сторонка, а я осталась хлопать глазами. Что это сейчас было?

У нас уже все отточено до мелочей: в центре мама, тетя Ллой и мелкие, потом идем я, Кассии, Ларо, Зуммаль и Ситтель. После нас уже тетя Каммей, обе бабушки и прабабушка. И только вокруг нас становятся телохранители, цепляя нас и друг друга. Мы образуем сеть и ждем открытия портала, чтобы уцепиться друг за друга уже накрепко, чтобы не потерять никого в падении.

Яркая оранжевая искра начала увеличиваться медленно, словно нехотя, но я уже держала за лапы старших сестер, а за хвост — Химмо. Сзади меня кто-то нежно ухватил за хвост, да еще языком провел по нижней части кончика — щекотно и приятно — это точно не бабушки. Повернулась и с удивлением увидела, как мне подмигивает Гориан, а потом снова кончик хвоста теребит языком. Это что еще за новости?

Додумать не успела, потому что одновременно с открывающимся с рокотом порталом пространство пронзил отчаянный крик мамы.

Сердце перестало стучать почти на десятину, а потом отчаянно рвануло вскачь: "Только бы ничего не случилось, прошу". И снова волна тащит нас сквозь порталы, оббивая нашими телами каждый выступ, каждый камешек, каждую расщелину.

Мы задерживаемся в нескольких местах, где успеваем только спросить, что случилось, а в следующем месте получить внушающий ужас ответ: "Яйцо пошло…"

Никто не был готов к такому, хотя уже месяц мы тренировались на предмет помощи, если вдруг мама или тетя Ллой почувствуют приближение родов в пути. Тренировки — это одно, а вот реальность оказалась совершенно другой.

Ни прабабушка, ни обе бабушки, ни тети, ни разу не рожали в теле дроха. Даже прабабушка едва помнит одну или двух дрохий, которые в ее детстве все еще придерживались дикого способа рождения детей — через откладывание яиц. Никто не углублялся в изучение этого процесса, хотя в любой библиотеке, особенно в королевской, этому процессу отведено несколько полок. Никто в своем уме не пойдет на дикий способ размножения, когда роды в двуногой форме проходят почти незаметно (это со слов тети Каммей и бабушек).

И вот теперь, слыша дикие крики мамы, которую словно разрывало на части, мы с сестрами и кузинами сходили с ума от бессилия и ужаса: неужели рождение ребенка такое?

— Ни за что не буду делать этого в теле дроха, прохрипела Кассии, зажмурив все глаза без исключения, а мы с Ларо с ней согласились.

— Вот будите этим заниматься в теле дроха, так и ребенка по-другому не сможете родить, — ехидно шипит Зуммаль, чем ввергает нас в еще больший шок.

— Не пугай детей, Зумми, — прабабушка не больно щелкнула кузину по носу, а следом запустила магию королевского рода, которая прокатилась по нам всем, собрав добрую часть нашего резерва и хлынув потоком к маме, чтобы облегчить ее состояние.

Судя по тому, что крик стал просто диким, — стало только хуже.

Каммей, Зуммаль и Румани придвинулись к маме поближе, что в движении сквозь череду порталов было очень проблемно, да еще и опасно: можно было оторваться от общей "сети" и затеряться окончательно.

— Тетя Каммей, — хнычет Ваюни, — сделайте что-нибудь — помогите маме.

Рядом с Ваюни заревели Химмо и Руид, совершенно забыв, что нужно держаться за других во что бы то ни стало, а мы проскакиваем другой мир со скоростью метеора, который однажды упал в дальних горах Арх-Руа. И только на последней портальной воронке, в том месте, где ни одна из наших попыток закрыть портал не увенчалась успехом, мы задержались…

Это было ужасно, потому что мы не сразу поняли, что в мешанину наших тел вплелись чужие. Мы не поняли сразу, что несем им смерть и увечья. Мы не услышали их крики в маминых жалобных стенаниях и плаче мелких.

И только мощный рык Рара заставил нас замереть на месте и вспомнить о магии, а еще об уроках мыслеобщения, что некоторым из нас (я имею ввиду себя) даются с огромным трудом.

— Стоим и не двигаемся, — Рар рычал так, что мелкие прекратили реветь сразу, застыв и боясь даже хвостом двинуть.

Я смотрела на свои лапы, под которыми обнаружились несколько луж алого цвета, и мне становилось дурно, и, кажется, тошнота сдавила все мои шеи и вот-вот вырвется наружу. Рядом едва-едва справлялась с теми же ощущениями Кассии — она прижала лапу к ведущей голове и мелко дрожала. Ларо спрятала головы под крылья. Бабушки обступили маму и прикрывали ее со всех сторон — мама была в обмороке и не двигалась. Жутко и страшно…

Портал, который должен был нас затянуть обратно в пространство между мирами, не открывался и даже не подавал признаков приближения, словно забыл про нас, оставив в этом мире, только вот на долго ли?

В полном недоумении телохранители собирали тела и сгоняли к нам уцелевших людей. Делали все на столько осторожно и деликатно, что можно было сравнивать их действия с обращением с королевским гостями или ближними родственниками.

Но ни осторожность, ни деликатность не помогали.

Ужас на их лицах людей смешивался с отвращением и брезгливостью, которые направлены были на нас.

Что ж, мы заслужили не только это. Первые наш выход из портала оказался столь кровавым, столь пугающим, причем не только для людей, но и для нас самих.

Старики, женщины и мужчины, дети и подростки, женщины с младенцами на руках — они жались друг к другу и дрожали от страха, взгляды их постоянно возвращались к нашим головам, зубам, лапам и были красноречивей тысяч слов, которых мы бы не поняли.

— Саян, — голос Рара в головах отдавал колокольным звоном, — я чувствую среди них магов.

Рар мотнул головой в сторону людей, жавшихся друг к другу, и велел мне прислушаться.

Моя магия, отпущенная на волю, легким ветерком прошлась в толпе, обозначая цветом артефакторов и магов камней. Их оказалось всего трое, а самое интенсивное свечение обнаружилось у очень молодого парнишки, почти мальчика, который решил проявить всю свою безрассудную храбрость и встать на защиту толпы от… нас.

— Поговори с ним, Саян, — велел Рар, но я ж упоминала, что плохо владею мыслеречью — от моих дерганных попыток общения мальчик только больше нервничал и распахивал руки, пытаясь прикрыть грудью от нас всю толпу.

— Не выходит, Рар, — теперь пришла моя очередь хныкать не хуже мелких.

Закрывая порталы, мы несколько раз натыкались на людей, после чего принялись обсуждать возможность привлечь местных к закрытию портала, но до сегодняшнего дня ни разу не видели людей на столько близко, чтобы ощутить схожую магию, требующуюся для построения врат и закрытия порталов. И в наших обсуждениях мы не задумывались над тем, как нам передать то, к чему мы пришли в своих скитаниях между порталами.

Жардан Кевор нам еще и "на хвост наступал", напоминая, что в этом мире находится наш главный враг — Клевр. И мало передать знания по построению врат и стремление делать это во что бы то ни стало — нужно еще этого человека защитить.

И вот теперь выпал шанс: и люди рядом, пусть и перепуганные почти до смертельной лихорадки, и маг есть сильный, способный не просто сложить камни друг на друге, а соединить их магией мира, рун и формул, и превратить их в рабочий артефакт, раз и навсегда закрывающий портал, от которого мы уже выть готовы. Даже оставшиеся порталы не вызывают столько хлопот, как конкретно этот, последний и самый мощный. И все вот это куару под хвост пойдет из-за моей неспособности освоить два-три заклинания, которые помогают формировать мысль в слова на языке того, к кому я хочу обратиться.

И еще небольшое отступление в моих безумных метаниях на фоне испуганной толпы людей, ошеломленной горстки дрохов, мамы, находящейся в обмороке до сих пор то ли от боли, то ли от магии королевского рода. Мы так и не поняли, почему именно в этом проходе у нас не устанавливаются ни материальные врата, ни эфемерные, так что действовать придется на чистой интуиции…моей интуиции, потому что остальные, даже Рар, перестали понимать систему запирания портала именно в тот момент, как я вошла в эту группу со своими идеями (пожалуй, только Валер пытался спорить со мной, но то только из противности своего характера, а не из-за понимания структуры и знаний законов артефакторики лучше меня — здесь мы с ним были равны).

— Саян, я буду говорить ему все, что нужно сделать, но ты проговаривай нужные фразы для меня и представь врата, какими ты их хочешь видеть в окончательном варианте.

Легко сказать.

Я сосредоточилась на образе закрывающих врат и тут же увидела, как колыхнулось марево на том месте, где закрылось окно портала. Дядя в этот момент принялся вычерчивать на каменной глыбе, что непонятно по чьей прихоти оказалась между могучим крылатым ящером и маленьким щуплым мальчишкой.

Опять маленький и щуплый, опять этот герб. Как бы нам не попасть в ловушку собственной наивности и откровенности. Возможно, этот мальчишка не решит забыть все то, что я сейчас передаю ему через Рара, а проникнется нашей проблемой и примется за работу. Нужно только объяснить все правильно. А может статься, что Клевр не даст ему и шугу ступить в этом направлении. А еще хуже будет, если знания королевского рода о закрытии порталов, что через меня сейчас перетекают в необременённую знаниями мальчишескую голову, получит Клевр.

Кажется, на последней мысли даже у Рара коготь дрогнул, потому как в моей голове смешалось слишком много всего: правильная схема врат, закрепляющая руна, закрывающая портал, структура камней и их характеристики, и панический страх, что все может оказаться напрасным. А потом я увидела, как в мои схемы вплетается охранная формула, которая незримо для глаза вплелась и в то место, где должен открыться портал. Дядя тоже решил, что наши знания не помешает сохранить, возможно, не этот мальчик, а его дети или внуки смогут закрыть портал… Лишь бы не правнуки…

Жардан Кевор сообщил бабушкам и прабабушке, что из телохранителей кто-то настойчиво вытягивает магию, отчего наши стражи заметно слабеют. Кто-то? Ха, даже у дрох-куаров спрашивать не придется — знаем мы имя этого "кого-то".

Я только слышу, но стараюсь не отвлекаться, потому как у самой магии осталось мало: еще немного и придётся зачерпывать из резерва — очень много пришлось отдать маме, чтобы поддержать ее.

Снова слышу, теперь уже ответ прабабушки, что королевская семья не чувствует утечки сил, но тут же следом замечание Кассии, что мы и не почувствуем, так как отдавать нечего (кажется, у старшей сестры проснулся, наконец, королевский дар — она стала чувствовать уровень резерва и магии в целом у каждого из нас).

— Кассии, — шепчу мысленно, чтобы не отвлекать дядю от начертания очень сложной формулы закрепления, — проверь уровень этого мальчишки — сможет он осилить закрывающие врата?

Коготь Рара застыл над плитой, но тут же принялся двигаться дальше, потому что первая принцесса тут же ответила: "Дважды".

Кто бы мог подумать…

Прабабушка, а с момента обморока мамы она стала лидером королевской семьи в "путешествии", тут же велела вспомнить формулу блокировки магического резерва и магии в целом. Телохранителям эта формула противопоказана, так как стражи должны в любой момент иметь возможность прибегнуть к магии, защищая членов королевской семьи, но сейчас нам приходится отступать от правил…в который раз? Не сосчитать.

Мальчишка, а называть его мужчиной очень рано, смотрел на рисунок с интересом, кивал, запоминал, хмурился, а следом шептал что-то из моих формул, повторяя. И видно было, что он принял для себя решение — он воздвигнет врата, лишь бы мы не смогли вывалиться в их мир на головы ни в чем не повинных людей.

— Я бы отправил мальчика подальше отсюда и запутал следы, — проговорил жардан, присматриваясь к парнишке наравне со всеми. Мы все боимся надеяться, что он нам поможет, поэтому растим в себе сомнения даже охотнее, чем возможную надежду на вызволение.

Кажется, жардан что-то предложил Рару, потому что после того, как дядя начертил последний знак руны, он вдруг дохнул на мальчишку, а тот пропал, исчезнув в портале.

Кассии тут же подскочила к Рару и рыкнула всем, чтобы мы подпитали дядю, потому что тот и не думал останавливаться: дохнул на всех, кто остался в живых после нашего выхода, и отправил прямиком тем же порталом в неизвестном направлении.

Мы остались одни между руин в ожидании портала, который вырвет нас снова из мира в нереальное пространство, без помощи, защиты, опустошенные магически, физически, эмоционально. Мы не были способны в тот момент ни мыслить рационально, ни выплескивать эмоции, хоть какие-нибудь, ни надеяться… Мы были истощены на столько, что не поверили бы в помощь, хоть какую, потому что ждать ее неоткуда…

И совершенно зря, потому что она пришла, пусть и не совсем такая, которую мы ожидали от Матери дрохов.

Глава 19. Шестнадцать

Портал открылся только на следующий день.

Мы так и не смогли найти ни направления, в котором утекала магия телохранителей, а следом и наша, когда мы немного восстановились, ни дислокацию Клевра, хотя уже все просто чесались от ощущения навязчивого взгляда со всех сторон. И не смогли предотвратить утечку магии, хотя и блокировали каналы всеми возможными способами.

Если б мы были параноиками, то непременно предположили, то Клевр повсюду, что он специально выбрал тот момент, когда маме пришло время разродиться, чтобы ослабить нас, дезориентировать, добавить ужаса и безысходности.

Мама до следующего дня так и не пришла в себя, хотя все три наши целителя уверяли, что с ней и с яйцом все в порядке. И мы почти поверили, правда до того момента, как нас вытянуло обратно в пространство между мирами.

Мама пришла в себя тут же, и тут же прорезал пространство ее крик боли — такой резкий и мучительный, что нас самих чуть ли не начала сковывать боль. Не знаю, что ощущали мужчины, а у женской части боль растеклась в определенном месте — мой живот сдавило так, как ни каждую луну происходит, — словно в первый раз.

Я дико завидовала мелким в этот момент, потому что они единственные в нашем отряде не испытывали на себе физические мучения. И я жутко боялась за маму, потому что если мы ощущаем всего лишь отголоски ее боли, то что же испытывает она?

И вот на пике самой обжигающей вспышки боли, которая даже у нас вызвала помутнение в глазах, маму окутало пламя: настоящее, с яркими оранжевыми, желтыми, синими всполохами, с узнаваемым треском, словно дрова горят в камине, и с обжигающим жаром, что мы все отпрянули.

— Не подходите! Назад! — рыкнула прабабушка, когда после мгновения слабости я и мои сестры ринулись на помощь маме. — Это Истинное пламя! Оно поможет…

Последнюю фразу было еле слышно за ревом пламени, словно огонь сжирает лесной сухостой, стремительно надвигаясь стеной на заблудившегося человека. Я лишь однажды попала в такой лес во время пожара, и до сих пор страшно вспоминать, а тут говорят, что нечто похожее и есть Истинное пламя…

За ревом огня не было слышно маму, но это как раз не пугало — мы все вдруг ощутили, что ее боль, что сжимала нас тиминовыми тисками, отступила, и даже на мысленном уровне мы не ощущаем мамины страдания. Надеюсь, все скоро закончится, потому что…

Пламя схлынуло резко, словно на ледяную стену натолкнулось. А внутри круга выжженной магии (даже не спрашивайте, как Истинное пламя может уничтожить магическую твердь, — не отвечу) стоит мама, мерцающая то благословенным Светом, то такой же благословенной Тьмой. И словно не было тех мучений, отголоски которых мы ощутили на себе.

Она улыбалась. А перед ее передними лапами лежало яйцо, кипельно белое, без единой неровности или выщербленки, — идеальное. Но, Мать дрохов, до чего ж оно маленькое — может поместиться на ладони взрослого дроха, если он в человеческой форме. И все мучения из-за него?

— Такое маленькое, пока даже не дрох, — прошептал мне в ухо Гориан, а я вздрогнула от того, каким странно-будоражащим становится его шёпот с каждым нашим вот таким непонятным общением, — смогло перетянуть на себя все внимание. И при этом вы с Рариданом сделали для всех нас так много, что заслуживаете всеобщих оваций.

— Королеве нужен отдых, — шипели бабушки и Рар, оттесняя желающих поздравить и посмотреть на "братика" еще раз. — А у вас урок — обучение никто не отменял, Саян, тебе особенно. У кого-то иллюзии рушатся еще в процессе формирования?

— Я позанимаюсь с ними, — тут же вызвался Гориан. Жардан Кевор и дядя Рар не возражали, а я почему-то ощутила странное смущение, особенно после того, как проходя мимо меня этот телохранитель зацепил меня кончиком хвоста, пройдя им незаметно до…

Ой!

А в конце урока я получила выговор от Гориана и заявление, что я невнимательна и рассеяна, и мне стоит усилить работу в направлении иллюзий, а еще лучше позаниматься дополнительно с кем-то, да хоть с Валером.

Наверное, я бы согласилась на Валера, потому что Гориан меня смущал: своим вниманием, словами, прикосновениями, — да только Валер был занят на дежурстве, а Рар сильно истощен, поэтому в их отсутствие Гориан взялся заниматься со мной индивидуально.

Он больше не делал ничего такого, что меня заставляло нервничать и смущаться, да только мысли о том странном "ой" и кончике его хвоста совсем-сосем рядом с… не давали мне внятно думать и вникать в суть иллюзий. И один индивидуальный урок плавно перетек в другой, а потом в третий…

А пятый вывернул мой мир наизнанку.

***

Король Гайят, Арх-Руа

Его трясло и выворачивало, пока он не понял, что происходит что-то не с ним, а с его супругой, которую он ищет по всем мирам чуть меньше года. Так уже было с ним, четыре раза, но в тех случаях у Сиушель все было на столько легко и безболезненно, что он сам почти не заметил обратную сторону единения со своим Истинным пламенем. Помнил только, как в те моменты придумывал имена: Кассии, Валларо, Саянара, Ваенора.

Сейчас он тоже придумал имя, Ясор, пламя. И всю силу своей магии, силу объединенного пламени он направил супруге, а сам словно погрузился в транс, наблюдая со стороны за всеми: бабушка, мать, мать Сиушель, дочери, сестры, племянницы, названный брат, жардан, телохранители…сын… Яйцо казалось таким чистым, не запятнанным, таким идеальным, что хотелось плакать. Но еще сильнее хотелось гордиться дочерями — они такие сильные, ответственные, такие взрослые все.

И сердце вдруг сжалось от беспокойства за каждую из них. Не ровен час, а путешествие затянется, и уже кому-то из них, а не его супруге придется рожать яйцо (не младенца)… На этом мысль сбилась, потому что королевская сила, так не кстати проснувшаяся в этом трансе, безошибочно выцепила из толпы сестру Ллой и алым пятном обозначила наличие почти сформировавшегося и готового к выходу яйца.

А потом его выкинуло из транса, потому что часть его пламени вернулась, а следом принялись тормошить обеспокоенные родичи: дед, отец, спутники сестер.

— Что произошло? Как они? Ты их видел?

— Все живы… — в горле пересохло на столько, что пришлось прокашляться, чтобы сказать хоть слово. — Мой сын теперь в яйце… Кто-нибудь знает, через сколько дрох вылупляется из яйца?

— О, да ты забыл все уроки по древней жизни, — хохотнул Заат, спутник Ллой, — полтора-два года, но ведь мы найдем их раньше, ведь правда?

Бравада к концу скатилась почти до мольбы, а тяжелые вздохи вокруг были подтверждением тому, что все члены королевской семьи ощущают тоже самое — растерянность и робкую надежду.

— Не знаю на счет двух лет, — Гайят приходил в себя медленно, словно сам проходил все слои других миров, возвращаясь в Арх-Руа, — но через два месяца тебе тоже предстоит делиться своим пламенем — Ллой на подходе.

Смятение Заата сложно передать, как и сдавленные и робкие поздравления от старших. И решимость всеобщую найти семью как можно скорее объяснить можно. Только все эмоции были подернуты неопределенностью и растерянностью, и они вносили ощущение горечи, делая надежды на будущее более зыбкими изо дня в день.

Гайят же собирался встретиться с семьями телохранителей и рассказать им, что он видел и что успел узнать, когда его нагнал дед Праммер и отец.

— Гайят, — там точно все хорошо? — немного издалека зашел с вопросом отец. — Ты не почувствовал никакой напряженности?

— Они все были напряжены, — ответил Гайят, вспоминая свои ощущения от аур дрохов. — Яйцо шло неправильно и вызывало такую боль у Сиушель, что ее ощущали все… Что вас беспокоит?

— Саян скоро шестнадцать, Гай, — дед смотрел так серьезно, что стало нервозно, словно он упускает что-то очень важное.

— Кассии и Ларо тоже было шестнадцать, если помните, — сам не хотел, но настроение упало, а беспокойство усилилось, — и я не помню, чтобы случилось что-то страшное.

— А ты помнишь, что у нас законом запрещено в этот период принимать крылатую форму?

Знания, тексты законов, старые предупреждения и даже детские страшилки в один миг накрыли Гайята, вытесняя такие робкие поверхностные эмоции, что еще колыхались внутри, уступив место липкому страху. И в голове даже понимания нет, как помочь дочери прямо сейчас, чтобы не было слишком поздно.

— Что можно сделать? — кажется, его даже начало трясти, и с этой дрожью он не мог совладать, даже стиснув зубы и обратившись к внутреннему пламени за успокоением — только хуже стало.

— Мы не можем дотянуться до них мысленно, — посетовал дед, направляясь с Храм Матери дрохов. Все остальные, а к ним присоединились и спутники сестер, и жених старшей дочери Миллор, последовали за Праммером. — Мы можем обратиться к Матери дрохов и вызвать для Саян хранителя.

— Но это же значит, что мы свяжем ее судьбу с судьбой хранителя, — заметил Заат, который первый из всех понял, что имеет ввиду король на заслуженном отдыхе

— Это решать Саян, — Гайят уже не сомневался, что вызовет и хранителя, и даже саму Судьбу, лишь бы спасти дочь, потому что сейчас нервное состояние подкидывало ему кусочки той картины, которую он видел в свете грядущего шестнадцатилетия: раздувающиеся ноздри у десяти телохранителей, восемь из которых смотрели в сторону дочери крайне подозрительно, а еще изменение цвета чешуек в районе хвоста у половины мужских особей. — Лишь бы нам не опоздать…

— Но ведь там старшие, — возразил Миллор, чья безграничная вера в старших женщин королевского рода просто умиляла.

— Они забыли провести ритуал объединения в семью на время путешествия, — рыкнул Гайят, выдавая свое состояние окружающим. И этой фразы оказалось достаточно, чтобы ввергнуть в первозданный ужас остальных, ведь если не вмешаться сейчас, то скоро за Саян последуют и остальные женщины. И, если путешествие затянется, то и младшим тоже грозит опасность…

Саянара, третья принцесса.

Пространство между мирами.

— Валер, ты ощущаешь, что они строятся? — я была немного в шоке, испытав однажды чувство, что эфемерные врата в моей голове вдруг начали уплотняться и прирастать к миру — словно шестая голова появилась и наблюдает за процессом, только не глазами, а магическими ощущениями, словно ауру вижу.

— Я не думал, что строительство начнется так скоро, — озадаченно ответил Валер, прислушиваясь к чему-то, что слышит только он. — Но ведь наши эксперименты с моделью врат показали, что они не закроют портал, если не будет ключа.

Вот умеет он… Я было понадеялась, что можно порадоваться за нас — первый шаг положен — да только правду не скроешь. Наши эксперименты действительно не утешали: если не создать ключ, если не привязать его к нашему отряду и к тому миру кровью и магией, то врата так и останутся всего лишь вратами, а не артефактом, способным закрыть все проходы и вернуть нас в Арх-Руа.

Откуда у меня такие знания? Я ведь все еще учусь, все еще совершаю ошибки, все еще много не знаю, но вот совершенно уверена, что все знания о вратах и портале абсолютно точные и правильные.

Когда-то в той жизни, когда я ходила на уроки в школу дяди Рара, был у нас предмет, который казался мне скучным, ужасно нудным и ненужным: "Дрохи и дрох-куары".

Какое основное отличие дрох-куара? Он может прибегать к знаниям рода.

Какое основное отличие дроха? Он может прибегать к эмоциям рода.

Какое основное отличие королевских родов дрохов и дрох-куаров? Каждый член королевского рода может прибегать как к знаниям, так и к эмоциям рода, ведь королевские семьи переплетаются время от времени очень и очень тесно. Мы не роднились с дрох-куарами уже лет сто, но память родов осталась с нами, как и знания, к которым стоит прибегнуть.

Наверное, во мне откликаются знания рода, которые моя кровь и магия переосмысливают и накладывают на нашу ситуацию. надеюсь, эти знания не устарели и не ведут нас в никуда.

— Валер, позанимайся со мной, пожалуйста, иллюзией, — я переступаю через свою злость на друга и прошу о помощи — мне очень не хочется идти сегодня на "занятие" к Гориану, хотя он все эти дни ведет себя предельно корректно и сдержанно, но мне становится не по себе с каждой терцией, приближающей меня к уроку.

— Извини, не могу, — Валер удивлен и растерян, ведь сегодня я первая подошла к нему и продолжаю поражать своим поведением. Но кроме удивления в его отказе я чувствую что-то еще, чего понять пока не в состоянии. — Прости, дежурство… Ты сегодня такая красивая… И пахнешь умопомрачительно…

Его речь сбивается и становится совершенно непонятной, а отступление больше походило на бегство, особенно сбивало то, как он задерживал дыхание после каждой фразы. "Пахнешь умопомрачительно"… Я даже принюхалась, а то вдруг это значит совершенно неприятное амбре, но ничего кроме луговых цветов в саду за дворцом не почувствовала — просто приятно и все.

Я бы забыла про это, если б раньше Гориан не вел себя так, словно ему мой запах как раз нравится. А еще иногда я замечаю, что телохранители, завидя меня, стараются уйти с моего пути как можно дальше и не пересекаться со мной. Только Рар себя так не ведет, но сегодня он улетел вверх впитывать магию, которой лишился в последнем нашем переходе между порталами.

Я рассеянно шла в сторону мамы и бабушек, пытаясь сформулировать свое неясное и непонятное беспокойство, чтобы спросить…даже не знаю, возможно, совет или объяснение…, или просто пусть обнимут крыльями или скажут, что все хорошо.

Мама была все еще измождена, так как ее магия, которую она продемонстрировала сразу, как схлынуло Истинное пламя, постоянно утекала в яйцо, поддерживая его температуру.

— Маааам, — протянула я неуверенно, подходя ближе, но наткнулась на строгий взгляд прабабушки, отчего тут же сбилась с мысли. — Можно я не буду заниматься иллюзией? Мне не хочется напрягать никого.

Кажется, это было не то, что я хотела сказать, но, возможно, я сейчас расскажу все иначе и более подробно объясню…

— Саян, девочка, что у тебя опять случилось? — бабушка Галлам поправляла в тот момент направление потоков магии, которыми они с бабушкой Куэларо и прабабушкой пытались подпитывать маму, поэтому вопрос задала, даже не повернув ко мне ни одну из голов.

Обидно. Вдвойне обидно от этого "опять случилось".

— Я не уверена… Что-то происходит не то… со мной…или с другими…не знаю…

Я мялась и сбивалась все больше и больше, а потом и вовсе потеряла мысль, потому что уже не совсем понимала, что мне не нравится конкретно.

— Саян, ты же взрослая девочка, почти невеста, — бабушка Куэларо говорила раздраженно, потому что выровнять потоки не получалось, и они проходили мимо мамы и утекали в магическую твердь. — Ты должна понимать, что твоей маме нужна помощь гораздо больше, чем тебе. Ты же можешь решить вопрос с уроком сама.

— Тогда я не пойду, — рыкнула я зло и обиженно, еще немного и надула бы губы, как ребенок, да только нет таких способностей у дроха в крылатой форме, а недовольство как-то выказывать нужно. Не знаю, я была недовольна собой больше чем родными или меньше? Ну вот кто меня просил мямлить? Собиралась же по существу говорить, рассказать о своем беспокойстве, о поведении Гориана, хотя вот прямо сейчас мне уже казалось, что я что-то перепутала и все прикосновения были случайными…

— Действительно, если вы не желаете учиться, то и не стоит продолжать, — спокойный, слегка обиженный голос Гориана раздался за спиной, а я постаралась не вздрогнуть от неожиданности и смятения — он все слышал? — Принцесса не проявляет в обучении иллюзиям должного рвения. Возможно, это просто не ее направление.

— Но вы уверяли, что у Саян очень хорошо получаются иллюзии, — как-то обиженно заметила прабабушка, которая стояла ко мне боком, поэтому могла позволить себе повернуть в нашу с Горианом сторону одну из голов. Похоже, она обиделась за меня, что мои достижения посмели принизить.

— Любое учение требует полной отдачи, гранж-коллоссара, — Гориан был любезен, учтив, и смотрел в мою сторону исключительно укоризненно, словно я действительно не старалась.

— Саянара, советую тебе попробовать еще раз и в этот раз проявить больше усердия, — бабушка Куэларо сурово смотрела на потоки магии, а мне казалось, что этот взгляд направлен на меня, отчего в груди начинали бороться два противоречивых чувства: желание доказать, что я умею учиться, и возмущение, что к моим словам отнеслись поверхностно.

— Саян, доченька, — тихий голос мамы донесся из-за бабушек, а затем она сама подошла ко мне. Она была бледной, ее шатало, и мне стало втройне стыдно, что я со своими нелепыми сомнениями потревожила ее, особенно под взглядами прабабушки, бабушек, теть, сестры и кузины, которые тоже были здесь и делали общее важное дело: помогали маме обрести силы. А я помешала… — Если ты не хочешь заниматься иллюзией…

— Хочу… — только и смогла выдавить я из себя.

— Мы можем отложить уроки, пока Раридан не придет в себя, — продолжила мама, а мне стало совсем не по себе — еще и Рару прибавляю проблем.

— Не надо…я попробую…

— Идемте, принцесса Саянара, — все еще из-за спины проговорил Гориан, а я поплелась на "поляну", где проходят уроки, опустив вниз все пять голов. — Сегодня для вас особенное задание — на демонстрацию вашего усердия и заинтересованности в обучении.

И вот сказал вроде нейтрально, отстраненно, а мне даже как-то еще беспокойней стало. Я повернулась к маме, хотела что-нибудь спросить, чтобы отсрочить общение с Горианом, но мама в этот момент пошатнулась, и ее бросились поддерживать бабушки, а тети глянули на меня…осуждающе, так что я не стала ничего говорить и поплелась на "поляну".

Всего несколько десятков шагов, а ощущение, что мы в лес ушли, где нас не видно и не слышно. Кругом "грибы" и "папоротники", да еще туман магический, из-за которого видно разве что на несколько шагов вокруг, а дальше — едва узнаваемые тени.

— Приступим, — голос у учителя стал холоднее, словно он злился на меня за мою попытку отказаться от урока, да еще воздух он в себя втянул так шумно, протяжно, что я почувствовала, как чешуйки на кончике хвоста встали дыбом.

Вокруг нас выросла высокая стена, выложенная из крупных булыжников, размеры которых сравнимы с маленькими дрохами, которым два-три года.

Это была иллюзия — другого просто быть не могло — но какая! Я потрогала ее лапой, головами, хвостом. Сначала робко и не смело, но потом уже с большим усилием, да и изо всех сил тоже, но стена не поддалась.

— Как я уже говорил, принцесса Саянара, этот урок на демонстрацию вашего усердия и заинтересованности в обучении. Если вы постараетесь, то сможете снять иллюзию, в противном случае я буду считать, что вы заинтересованы в том, чтобы остаться здесь со мной, спрятанной от посторонних глаз.

И так это прозвучало…равнодушно, обыденно, что мне стало не по себе. Словно я уже проиграла что-то очень важное и ценное… вот только что.

Гориан стоял в стороне, крупный, почти как дядя Рар, с плотной крепкой чешуей бежевого цвета, которая от середины груди к хвосту меняла оттенок с бежево-розового до темно-красного у самого основания хвоста, с четким устрашающим гребнем, по всей длине пульсирующим красными всполохами. Он не делал ко мне ни единого шага, только шумно втягивал воздух и медленно водил хвостом по тверди из стороны в сторону: шурх-шурх-шурх.

А мне с каждой десятиной становилось все страшнее, особенно в свете того, что я вот прямо сейчас пыталась несколько раз снять иллюзию всеми известными мне способами, да только стена как была каменной преградой, так ею и осталась.

Страх был так силен, что я даже не могла издать ни звука, хотя чувствовала, что нужно кричать во все легкие. А стена не поддавалась на огонь, что я выдохнула всеми головами, с запозданием осознав, что только что лишила себя одного из возможных способов защитить себя. Стена не поддалась ни на ветер, ни на магию камней, не подчинилась силе, стремящейся стереть все магическое вокруг.

— Вы ведь не обзавелись Истинным пламенем, принцесса, — прошелестел Гориан на пределе слышимости и сделал шаг с мою сторону.

— Что вы хотите?! — мой голос дал петуха, а мелкая дрожь прошла по всему хвосту.

— Вы знаете, что ваш запах сводит нас всех с ума?

Я отрицательно покачала головой, ощущая, что вот сейчас узнаю причину такого странного поведения всех мужчин нашего отряда, и эта причина мне очень не понравится.

— Запах самки, готовой к спариванию, принцесса.

Меня уже трясло всю, потому что я вдруг осознала, что не просто нахожусь за стеной, которую не могу пробить ни одним из способов. Я нахожусь за стеной наедине с самцом, который сейчас предъявляет на меня права, который готов взять меня, подчиняясь древним как миры инстинктам, и ему никто не сможет помешать. И даже я не смогу, потому что он уже тоже готов распространять вокруг себя тот запах, который лишает дрохию воли, если она не встретила свое Истинное пламя.

— Вам ведь сегодня шестнадцать, да, принцесса? — вопрос звучал как издевательство, а память и эмоции рода просто вопили, что нужно бежать, кричать, звать на помощь. — Сегодня пик вашего полового созревания. Помните, что происходило в те времена, когда дрохи редко принимали бескрылую форму?

И "бескрылую форму" прозвучало так презрительно, что эмоции рода завопили с утроенной силой: передо мной приверженец древних традиций — он даже сдерживать себя не попытается.

Когда-то отец говорил, что на каждый чих дроха не введешь запрет, что архаичные традиции нужно изживать постепенно, однако же сам поддержал закон, запрещающий дрохам принуждать дрохий к единению в крылатой форме. Этот закон был основан на крови, поэтому ни один дрох не смеет пойти против него — это чревато лишением мужской силы. Приверженцы древних традиций, такие как Гориан, пытались заставить отца отменить закон, но он не поддавался на уговоры и угрозы — был непреклонен в своем решении. Теперь этот закон может стать для меня спасением.

— Это противозаконно, — прошептала я, коря себя за мяуканье вместо сурового твёрдого голоса.

— Так вы сами позвали меня сюда, принцесса, сами отказались снимать иллюзию, сами отпустили свои инстинкты, а я уже несколько месяцев успешно борюсь с соблазном, да только замкнутое пространство сыграло со мной злую шутку.

Он сделал еще один шаг вперед, отпуская свои инстинкты на свободу, а я ощутила аромат мускуса и костра, от которого четыре из пяти голов повело так, что они перестали ориентироваться в пространстве. Я попятилась, уткнувшись хвостом в стену, и тут же поняла, что во что бы то ни стало нельзя допускать такого положения — хвост должен быть прижат к тверди, и подпускать к нему Гориана нельзя ни в коем случае.

— Я не даю согласие, — рычу, превозмогая ужас, а сама по кругу пытаюсь отойти от Гориана.

Пытаюсь достать мыслью до кого-нибудь из родных или телохранителей, но Гориан не зря проводил со мной предыдущие уроки — он успел узнать предел моих возможностей, да еще договорился с жарданом, чтобы телохранители не подходили к этой поляне, чтобы не сбивать наш настрой — все рассчитал, штрах горый.

— Еще немного, принцесса, и вы сами поднимите свой несуразный хвостик, — звук его голоса был словно песня, которую поют в лунную ночь своей паре с Истинным пламенем, и мои чешуйки на хвосте улеглись, подрагивая уже не от страха, а от предвкушения.

— Почему вы предаете свою клятву телохранителя? — я знаю, что ведущая голова еще не подпала под действие инстинктов и аромата желания, который источает этот прекрасный дрох, образец мужественности и самый лучший кандидат в отцы будущему дроху.

— Тело дрохии, готовое к спариванию, испытывает мучение, если ее не покроет самец, так что я ни в коем случае не отхожу от устава — я предотвращаю ваши проблемы… И буду предотвращать так часто, как вам это понадобится, принцесса… Вы ведь знаете, что покрытая самка испытывает потребность в повторении этого процесса до того момента, пока ее не оплодотворит самец?

Это отрезвило две из четырех голов. Какое оплодотворение?

— Дрох без Истинного пламени не может иметь детей…

Мы кружим вокруг какого-то центра, соблюдая дистанцию, шаг вперед со стороны Гориана — мой шаг назад. И это кружение, и мои слова только веселят его, потому что он усиливает аромат, и одна из протрезвевших голов вновь теряет ориентацию в пространстве.

Мне становится тяжелее, потому что ведущая голова не только борется с дурманящим ароматом, но и с собственными головами, которые пытаются перетянуть управление телом на себя и двинуть ногами в сторону Гориана. Хорошо, хоть, пока не пытаются поднять хвост, потому что это будет равнозначно тому, что я дала согласие на то, чтобы самец дроха покрыл меня. От последней мысли в четвертой голове возникла будоражащая иллюзия, где Гориан равномерно двигается, как на картинке в книге по древним традициям, и тут же голову отключило от действительности, а я едва не потеряла концентрацию, потому что едва выскочила из угла, который вдруг образовался у меня за спиной. Нужно быть внимательнее — это иллюзия Гориана, и он может управлять ею.

Кажется, я теряю терции и возможность позвать на помощь, но голос так и не вернулся в полную силу — я не могу крикнуть, потому что горло на ведущей голове сдавливает спазм, а остальные четыре даже не думают подчиняться.

— Вы плохо изучили древние книги, принцесса, — голос насмешливый и такой притягательный, что уже и пятая голова начинает кружиться. — В такие периоды, как у вас сейчас, и каждые три года после дрохия может понести от любого дроха.

Эта новость протрезвила почти все головы, которые вскинулись и недовольно зашипели, но Гориан неожиданно подскочил очень близко и лизнул три головы под челюстями, и меня буквально затрясло от удовольствия, и мой рывок в сторону получился смазанным и неуверенным, словно я уже не хочу отходить от него, и даже ведущая голова плывет, едва справляясь с ароматом желания, который стал плотным, почти материальным, он окутывает меня всю, заставляя дрожать от желания. И только мысль о яйце, которое заставило маму кричать несколько дней, возвращает немного четкости мыслям.

— Но вы не беспокойтесь, принцесса, — Гориан почему-то уже рядом, говорит тихо, проникновенно, а его головы сжимают мои четыре шеи так, что даже стон не может прорваться наружу, а грудью он начинает наваливаться мне на спину — не дохнуть, не трепыхнуться, не скинуть. — Я весьма опытен в этих делах — я не скоро оплодотворю вас — мне же тоже хочется насладиться процессом в полной мере… Ну же, принцесса, поднимите уже хвост!

То, что он потерял терпение, сделало его аромат горьким и едким, что в горле запершило, а осознание того, что на меня навалилась тяжеленая туша и больно пытается отодрать хвост от магической тверди, вернуло на миг голос. Я заверещала так, как не положено ни одному дроху, как ни одна принцесса не имеет права верещать, даже находясь в одиночестве, но мой визг активировал головы, а дрох, что со злостью клацнул зубами, потерял слух. Пять голов смогли слиться воедино сознанием и напрячь крылья так, что они раскрылись и сдвинули тушу, но и Гориан уже не пытался влиять на сознание — он со злостью ударил лапой по крылу, ломая лучевую кость.

По второй шее потекла кровь — одна из голов дроха сдавила челюсть и пробилась сквозь чешуйки. Боль взрывала сознание, вспыхивая в разных местах: крыло, еще крыло, шея, хвост, лапа, — но при этом придавала сил на сопротивление, и я продолжала кричать.

ДА СПАСИТЕ ЖЕ УЖЕ МЕНЯ КТО-НИБУДЬ!

Глава 20. Судьба

ДА СПАСИТЕ ЖЕ УЖЕ МЕНЯ, КТО-НИБУДЬ!

От моего крика стена шла трещинами, твердь вибрировала, а дрох, что ломал мне крылья, становился все злее и издавал горький запах пережжённого хлопка. Меня тошнило от запаха, мутило от боли, но память рода придавала сил для борьбы — королевскую кровь не так-то легко сломить. Но даже всех сил королевского рода не хватит, если у тебя тело шестнадцатилетней дрохии, которое в полтора раза меньше агрессора…и тебя все еще никто не услышал.

По второй шее потекла кровь, и даже в глазах зарябило от фантомной боли — клыки впиваются в одну шею, а больно всем пяти. Силы на исходе, и, кажется, перед глазами тьма расплывается, а внутри тьмы молнии, и даже легче дышать стало — похоже, я потеряла сознание, и все вокруг лишь сон.

Яркая вспышка прорезала пространство, а затем рассекла стену, и булыжники принялись рушиться со странным грохотом, словно они настоящие. Что? Один из булыжников придавил хвост, и в глазах засверкали звездочки — камни настоящие! Как так-то? Это не иллюзия? Просто обман!

Молния рассекает пространство, а возле меня ревет Гориан, словно ему тоже хвост прищемило булыжником. Пытаюсь прояснить взгляд хотя бы у одной из голов и тут же жалею об этом — от страха, видимо, я тронулась умом. Гориана бьет мечем человек.

ЧЕЛОВЕК! Маг, но человек, не дрох.

Как он мог появиться здесь, в нашем пространстве?

А человек бьет Гориана молча, с остервенением во взгляде. От такого взгляда становится ясно, что дроху не жить, а мне, если честно, совершенно не жалко. Я с восхищением смотрю на человека, который сам, словно белая молния, меняет положение так быстро, что даже взгляд не успевает за его скоростью — только видно вспышки его меча, объятого желтым пламенем.

А потом пространство разорвало рыком сорока пяти дрохов, что очутились рядом с нами в один миг, словно мои крики о помощи только сейчас притянули их всех к площади битвы.

— Он напал на принцессу, — штрах подери, Гориан отскакивает за спину жардана, а на моего спасителя надвигаются со всех сторон разъярённые дрохи.

— Не верьте, — моих сил едва хватило, чтобы вклиниться между спасителем и остальными. — Гориан хотел взять меня против воли!

— Принцесса еще под впечатлением от нападения и боли, да еще зла на меня, что я поставил ей неудовлетворительную оценку.

Штрах штрахский! Гориан манипулирует другими так мастерски, что я на мгновение даже растерялась, а все дрохи двинулись в нашу сторону. Видимо, хотят оттеснить меня от человека. Наверное, будь я не так переломана, если бы не пережила тот ужас, если бы не почувствовала сводящее с ума облегчение, когда увидела человека с мечом, то никогда не пошла бы на это.

Я СОЗДАЛА ИЛЛЮЗИЮ ТОГО, ЧТО ПРОИСХОДИЛО НА ПОЛЯНЕ С МОМЕНТА ВОЗВЕДЕНИЯ СТЕНЫ.

В красках и со звуками, даже интонации смогла передать и свой ужас, а доказательством послужили как раз мои переломы крыльев, которые во время демонстрации успели осмотреть тетя Каммей и жардан Кевор.

Говорят, создавая иллюзию из своего воображения, мы ошибаемся в мелочах: цвет травы под ногами, сломанные ветки, которые смотрят в противоположную сторону от движения, дым и ветер направлены в разные стороны. Одно несоответствие легко заметить и исправить, но вот создавать иллюзию без ошибок могут единицы.

Жардан в своей работе часто проверял чужие иллюзии, когда ему предоставляли по памяти какие-то события, и он знал, куда смотреть конкретно на моей. Переломы на крыльях и удары лап в иллюзии соответствовали, изменение запаха Гориана, цвета чешуек у основания хвоста и пульсация наростов на хребте. Жардан не приглаживал реальность — говорил, что видел, и что соответствовало или диссонировало с действительностью… Я даже преступницей себя ощутила или лжесвидетельницей.

Но вердикт жардана поставил точку:

— Принцесса Саянара говорит правду относительно человека — он не мог нанести такие повреждения…

Я чуть не задохнулась от возмущения, потому что только что показывала, как Гориан силой уничтожал меня, принуждая, а про это даже не упомянули, но я зря недооценила жардана.

Пока я демонстрировала иллюзию, а Каммей и жардан проверяли мои переломы, Гориан понял, что проиграл и попытался сбежать. Но жардан Кевор, делая вид, что внимательно осматривает мои крылья, мысленно отдавал приказы телохранителям, которые и связали дроха, стоило тому отойти от нас подальше и почувствовать иллюзию свободы. Спеленали путами так, что ни звука выдавить не может, ни движения лишнего сделать — может лишь глазами хлопать и дышать мелко, чтобы при глубоком вдохе шеи не перетягивало.

И еще жардан умудрился удерживать моих родных на расстоянии от меня и от Гориана, чтобы те под влиянием гнева не смогли затоптать отступника.

А мне вдруг стало все безразлично, больно, да, обидно, что меня не услышали, когда я так нуждалась в помощи, но вот попытки оправдаться, сочувствие, самобичевание — все это сейчас проходило мимо меня, даже не касаясь, не цепляясь, словно не ко мне относилось. И все родственники, которые пытались что-то сказать, пожалеть, сказать, что понимают мои чувства, были, словно, чужие. А родным казался человек, появившийся так вовремя, чей меч, словно молния, разил и защищал.

— Кто ты? — я с трудом отвернулась от родных и устремила свой взгляд на человека.

— Я твой хранитель, — человек опустился на одно колено и склонил голову, а меч поставил между нами, опираясь на него обеими руками.

Удивительно. Он словно светлое пятно во Тьме. Такой солнечный, ясный, как весенний день, и при этом такой молодой — ему едва ли больше восемнадцати. Почему на нашем пути вечно встречаются такие молодые?

Бабушки тихо ахнули, стоило человеку сказать про хранителя. Удивлены и обрадованы, чего уж скрывать. Хранителя может вызвать только глава рода к определенному дроху, нельзя во время призыва быть неопределенным и сказать: "Пусть придёт тот хранитель, чья подопечная будет в нем нуждаться". Получается, папа, отдавая свое пламя маме, наблюдал за нами и видел гораздо больше, чем мы все, находясь внутри ситуации — он вызвал хранителя именно ко мне, а нападение Гориана и мой крик о помощи уже стали для человека направлением, куда ему стоило стремиться.

— Спасибо тебе. Как мне называть тебя, хранитель? — я рассматривала человека с интересом, отмечая его пока еще мальчишескую улыбку, ямочки на щеках и задорно сверкающие глаза.

— Я Алларой Леонидас Первый, император Бранвера, — гордо выпятив грудь заявил человек, чем заставил меня улыбнуться — таким он выглядел хрупким на фоне могучих дрохов, но его видимая хрупкость скрывала недюжинную силу. — Но ты можешь звать меня Рой, моя Судьба, Саянара.

И если упоминание о хранителе вызвало у бабушек только тихие вздохи, то, назвав меня своей Судьбой, Рой всколыхнул среди родственниц гулкий ропот недоверия, который тут же захлебнулся удивлением.

Рой положил ладонь на мою главную голову и принялся посылать ко мне магию, которая в мгновение убрала боль, срастила кости, устранила разрывы, вправила чешуйки.

Никто просто так не может лечить членов королевского рода, даже самые авторитетные целители должны пройти процедуру предоставления доверия, чтобы применять лекарскую магию, а тут просто и легко получилось, даже тетя и жардан, посвященные в доверие к королевской семье, не смогли унять мою боль и срастить кости.

Я впитывала магию и наслаждалась, словно изысканным десертом или самым любимым блюдом, по которому истосковалась за этот год. А еще я чувствовала, как приятно ему отдавать свою силу, как приятно ему мое удовольствие — так ведут себя самые близкие и родные, а для меня он был ближе сейчас и роднее, словно тепло всего мира сосредоточилось в его глазах и сердце.

Мне рядом с ним хотелось закрыть глаза и блаженствовать, вбирая в себя его легкие прикосновения, шёпот, улыбку. Мое сердце останавливалось, а потом принималось танцевать, словно слышало невероятную чарующую мелодию. Удивительно, но таких ощущений я не испытывала ни рядом с Валером, ни рядом с Торбургом… даже рядом с Торбургом. Словно Рой — тот, кого я ждала всю жизнь, только не понимала этого. И вот он пришел, и я узнала его.

Как он сказал? Я его Судьба? Можно ли это определить всего за десятину? Или за терцию?

Одно могу сказать: он, словно катализатор, усиливал мою магию (иначе откуда б мне создать такую уверенную, продолжительную и объёмную иллюзию?), мое ощущение памяти и эмоций королевского рода, знания, что нужны для закрытия портала. Кем бы он ни был — рядом с ним я словно обрела целостность. Сразу, почти мгновенно, как в старинных легендах и преданиях.

И уходить от него не хотелось, даже на шаг и то было мучительно, но мама стояла тихой тенью рядом, не вмешивалась, но своим присутствием намекала, что с ней мне придется поговорить — не получится игнорировать, как других родственников. А очень сильно хотелось отодвинуться от всех и забыть то, что происходило совсем недавно. Пусть Рой пришел и спас меня просто… Не было Гориана, не было его внушения, ни принуждения и моей борьбы…не было той слабости, которая едва не закончилась для меня плачевно.

От воспоминаний меня дёрнуло, словно молния прошила насквозь: от самого кончика гребня на ведущей голове до кончика хвоста, до самой маленькой чешуйки на нем.

— Саянара, ты не должна бояться, — тихий приятный голос, который хотелось слушать и слушать, успокаивал, завораживая. — Я не дам никому причинить тебе вред. Жизнь отдам за твоё спокойствие и счастье.

От его голоса страх уходил, но какая-то ленивая, невнятная мысль ползла по воспоминаниям, вспышками подсвечивая, как убаюкивал меня голос Гориана, как заставлял трепетать все внутри от самых простых звуков, произнесенных протяжно, с хрипотцой. Не было ли влияние на меня Роя тем же, что и у Гориана — пробуждением зрелости дрохии, самки, готовой к спариванию?

Эмоции, что сейчас с легкостью всплывают из памяти королевского рода, говорят, что я ошибаюсь, и самая большая разница в том, что нет аромата влечения, которое я ощущала от Гориана, которое сводило с ума наравне с попытками воздействовать на сознание — Рой на инстинкты никак не влияет.

— Рой, ты не мог бы поговорить с Рариданом и ответить на его вопросы? — мама в итоге подходит к нам и ненавязчиво отвлекает нас друг от друга. Мой хранитель кивает и отходит в сторону, где за него уже с двух сторон берутся дядя Рар и жардан Кевор. А мое сердце унеслось вслед за Роем — в груди сразу стало пусто и холодно, словно пламя потухло.

А мама медлила, наблюдая за мной, за тем, с какой тоской провожаю я человека. А когда она заговорила, я сначала даже не поняла ее вопроса — так он не вписывался в ситуацию и в то, что я вообще ждала от мамы. Я думала, что как минимум она будет просить прощение за невнимательность, или бичевать себя последними словами, или плакать, стараясь вызвать мои ответные слезы, но нет, вопрос был другим.

— Саян, доченька, ты огонь Торбурга ощущаешь?

Я не ответила, помотала головой, вернее, головами, пытаясь понять, к чему такой вопрос. Да и признавать, что все были правы, а я нет — очень тяжело.

Все мне говорили, что это просто увлечение и с помолвкой торопиться не надо, но я упрямо не желала их слушать. Я могла бы это понять при входе в портал, когда нас закрыло от Арх-Руа магией перехода. В тот момент все, кто обладал Истинным пламенем, почувствовали своих спутников. Даже Ларо, кажется, ощутила чье-то биение сердца на далеком расстоянии (она, кстати, до сих пор пребывает в шоке, так как сама даже предположить не может, чье сердце стучит для нее). А я не чувствовала ничего — только отца и дедов, только семью, которая переживает за нас и взращивает в сердце уверенность, что мы вернемся.

И сейчас я не чувствую Истинное пламя, так, может, я просто не знаю, как его ощущать? Рой вызывает во мне все те чувства, что описывают Истинное пламя: хочется смеяться и плакать, грустить, пока его нет рядом, улыбаться в ответ на его улыбку и ловить каждый взгляд.

— Почему ты спрашиваешь сейчас?

— Потому что быть чьей-то Судьбой удивительно, невероятно, это возносит на умопомрачительные высоты. И это единственное состояние, что приходит сразу и не требует никакой душевной работы: ты просто знаешь, что ты Судьба для этого человека. Без сомнений, свойственных в моменты влюбленности, без колебаний, без неуверенности в своих силах и способностях. Все миры открыты для вас.

— Почему тогда Судьба и Истинное пламя не одно и то же?

Спрашиваю, потому что слишком все красиво, сладко, почти приторно. Если б все было так феерично, то почему у дрохов в парах Истинное пламя, а не Судьба?

— Истинное пламя не всегда проявляется к тому, кого мы знаем всю жизнь или с кем хотим встречать рассвет в данную седмицу, — мама улыбается своим мыслям — сразу видно, что вспоминает папу. — Порой, Истинное пламя приходится ждать и надеяться, что ты его не проглядишь, не потеряешь, узнаешь.

— А можно не узнать? — удивленно спрашиваю, даже не осознавая, что разговор уходит в другое русло, а мама улыбается, вернее улыбается ее одна голова, остальные грустно вздыхают.

— Да, мы с твоим папой долго не могли увидеть друг друга: боролись с чувствами, ругались, расставались. Но от этого отношения слали только ценнее. А Судьба… — мама запнулась, задумавшись. — Ты для него Судьба, а вот он для тебя…Сначала кажется, что Истинное пламя, потом сравниваешь с Судьбой, только для дроха, потом…Ты знаешь, почему Каммей так злится на Клевра до сих пор?

Кажется, после этого вопроса, я начинаю догадываться.

— Он был ее Судьбой?

— Был, но предпочел связать свою жизнь со мной… Что бы ты не решила, ты можешь сделать его счастливым, а можешь — несчастным, но, когда ты чья-то Судьба, любое твое решение будет верным и не верным одновременно. Судьба — это дар Матери Дрохов и ее проклятье. Выбирая остаться чьей-то Судьбой, ты отказываешься от Истинного пламени, причем искренне и смело смотря в ваше будущее, только вот никто не знает, когда Истинное пламя настигнет тебя. Тем больнее будет ему — тому, кто остался ни с чем.

— Но, если отказаться от пламени в сердце, тогда не будет ничего такого — мы не расстанемся?

Что за хитросплетения с нашим пламенем? Сколько всего на него завязано, как наша жизнь меняется от его жара. То ли дело люди: любишь или не любишь — и все!

— Ты это сможешь сделать только через десять лет, Саюни, — напомнила мама. — Жизнь длинная и несговорчивая — сколько всего за эти годы тебе придется пережить, даже не угадаешь.

— Ты хочешь сказать, что быть Судьбой человека совершенно не означает, что он станет твоим Истинным пламенем?

Кажется, только теперь я начала понимать, что имела ввиду мама, начиная этот разговор. Готова ли я для такого решительного шага? Как жить, зная, что любая встреча может перевернуть жизнь с человеком, чьей Судьбой я являюсь, но при этом жар моего сердца ищет себе подобного? Способна ли я причинить боль человеку, ставшим для меня таким родным, таким необходимым всего лишь за один удар молнии?

— Ты что-то хочешь предложить? — мне горько задавать этот вопрос, потомучто, что бы сейчас не прозвучало, моя реакция будет отдавать обидой на маму, на ее невнимательность, что допустила ситуацию с Горианом (я вижу в ее глазах затаенную боль и раскаяние, и это еще больше задевает меня — она все осознает, но тем не менее все произошло так, ка произошло).

— Знаешь, я планировала твое шестнадцатилетие еще с того дня, как впервые у тебя распахнулись крылья, и ты взлетела, — мама как-то мечтательно улыбнулась, а я, наоборот, ужаснулась — зачем же так рано? — Бал, платье, цветы, угощение, танцы до самого утра, твои любимые камни на каждом шагу… Я ни разу не вспоминала ни с твоими старшими сестрами, ни с тобой, почему этот праздник так важен для дрохов, почему мы отмечаем его среди людей в человеческой форме, а не на крыльях высоко в небе, как другие важные вехи. Я хотела, чтобы каждая из дочерей запомнила этот день…

— У Кассии и Ларо все получилось замечательно, — нет, я не специально усмехнулась, не специально моя дрогнувшая улыбка стала едкой, но маму дернуло так же, как и меня, когда я вспомнила про Гориана.

— Я хотела бы, чтобы твой день не оставил таких воспоминаний, словно в твоем пламени ледяными подковами топтались.

Сравнение конечно у мамы… королевское, словно бабушкины допустимые «экскременты» в золотистую обертку спрятали и демонстрируют как конфетку. Хотя, стоит ли придираться, если любое сказанное слово, словно клеймо от раскаленного железа. Доброе слово — плохо, потому что жалость. Не сказали ничего — плохо, потому что выглядит как равнодушие, …и сами же виноваты, что не заметили!!! Ааааа!

Ох, как же меня ломает всю: и выть хочется от тоски и безысходности, и ругаться на всех, чтобы им тоже плохо было, и сбежать…прямо вот совсем, навсегда, чтобы не нашли.

— Если ты выберешь Роя и решишь уйти с ним, то моей силы хватит, чтобы стереть воспоминания об этом дне — приглушить, затянуть туманом, убрать горечь. Словно вы сон видели один на двоих.

Я недоверчиво поворачиваю все пять голов к маме (во время разговора три точно смотрели только в сторону Роя) и с удивлением понимаю, что мама не шутит — говорит серьезно, обстоятельно, без стеснения и страха.

— Ты же говорила, что мы должны держаться все вместе, — говорю осторожно, стараясь заглушить бешеные перестуки сердца, которое пустилось вскачь, стоило только услышать, что меня не будут удерживать здесь, между мирами, если я решу уйти с хранителем.

— Против Клевра мы выстоим и без одного дроха, а встретить хранителя, быть его Судьбой — это редко кому удается. Что бы не случилось, он будет защищать тебя, а если ты выберешь его в спутники — будет любить тебя до последнего вздоха.

— А если встречу Истинное пламя?

— Перед тобой примеры Каммей и… Клевра.

Последнее имя, как удар в сплетение ребер в грудной клетке, причем в теле дроха такой удар вышибает не только воздух, но все мозги.

Тетя Каммей в итоге встретила свое Истинное пламя и счастлива, хотя воспоминания о своей Судьбе вон как ее потряхивают — до сих пор. А Клевр… Что тут говорить — его действия ощутили все, кто даже ни чешуйкой не причастен к тем временам.

Глава 21. Право выбрать дорогу

Это было удивительное ощущение: ловить восхищённые взгляды человека, находясь при этом в теле дроха.

Я знала, что красива, что шеи у меня длинные и изящные, что чешуйки переливаются, выдавая мое искреннее удовольствие от внимания молодого человека, что коготки у меня цветные и тонкие, словно из горного хрусталя, что глаза мои такого прозрачного янтарного цвета, что можно внутри увидеть солнечные блики, которых так не хватает в пространстве между мирами.

Я знала, что красива, но редко, когда люди могли с восхищением смотреть на дрохов. Даже если в глазах человека пылает восторг, вместе с ним примешивается тихий застарелый ужас перед мощью превосходящего по силе противника, даже если в форме человека нас знают, как добрых, отзывчивых, надежных.

Рой смотрел на меня с восхищением, прикасался к голове и шее трепетно и нежно, почти невесомо, так что я сама терлась об его ладонь, стараясь почувствовать прикосновения.

И я видела, что в его глазах я самое совершенное существо во всех мирах. Непогрешима. Идеальна. Неповторима и незабываема. Та, что забрала сердце.

Когда-то в той королевской жизни, когда мы с сестрами забирались в общей гостиной под плед и смотрели, как потоки воды стекают по стеклу в самом большом окне дворца, мы мечтали. Что встретим свое Истинное пламя…и сразу узнаем его. А еще он обязательно будет смотреть на нас с восхищением и безгранично любить, вот как Рой сейчас. Что мы будем для него центром вселенной. И только про свои чувства мы не говорили, потому что это было само собой разумеющее: мы будем любить свое Истинное пламя с первого взгляда, в первой улыбки.

Кто бы мог подумать, что собственные ощущения могут так запутать? Сейчас я была полностью уверена, что не только я являюсь Судьбой Роя, но и он — мое Истинное пламя, только королевская кровь с воспоминаниями почему-то ворчали в глубине сознания, стараясь робко намекнуть, что где-то я ошиблась.

Но я их не слушала. Потому что никогда я еще не ощущала того восторга и трепета, как сейчас. Никогда еще я так не трепетала от одной мысли о том, как я соединю свою жизнь с мужчиной. Никогда еще не пылала от предвкушения того, как он будет смотреть на меня после моего перевоплощения в двуногую форму. Оооо!

— Рой, ты же меня не видел человеком, — пискнула совершенно беспомощно, словно не могучий ящер, а мелкая мышь, — а вдруг я тебе не понравлюсь?

— Не думай о подобном, — Рой улыбается лучезарно и треплет свою длинную челку, — я вижу тебя в двух лицах, если так можно сказать.

Я недоверчиво фыркнула, но тут передо мной появилась иллюзия. Угловатая немного. Полупрозрачная и статичная, но! Это была Я! Та самая, которая ушла порталом год назад. Со светлыми выгоревшими на солнце волосами, с янтарными глазами с солнечными бликами, с персиковой бархатистой кожей, с коралловыми губами, тонкой точеной фигурой и ростом «кот в прыжке».

Шоршень ядовитый, это была я во всех деталях! Но я не успела ни смутиться, ни разволноваться, потому что слова Роя уносили все сомнения.

— Я вижу тебя во всех ипостасях, Саянара. И ты прекрасна в любой из них. Я прошу тебя отправиться в мой мир в качестве моей невесты — ты согласишься выйти за меня замуж?

Это было второе предложение о совместной жизни, одобренной Матерью дрохов. Первым был Торбург, и в его изложении оно звучало приблизительно так: «Саян, моя лулия, я не представляю жизни без тебя и прошу объединить со мной свое пламя». Тогда мне такое признание казалось верхом романтизма. Кто бы мог подумать, что другие слова от простого человека заставят мое сердце бешено скакать по всему моему телу, выплясывая победный танец аборигенов из далеких миров. В мечтах я ждала признания на целый том, чтобы можно было внести его в королевскую библиотеку и зачитывать внукам, как иногда делает бабушка Куэларо, но даже от столь короткого признания из глаз закапали слезы…слезы умиления и восхищения, а сама я едва ли не растеклась тут же, словно растаявшая ледяная статуя, которую неожиданно переместили в пустыню.

И вот что можно сказать на это?

— Да, конечно, да, да!

И мое решение никого не удивило. Стоило его озвучить, и все принялись поздравлять, словно я в Храме Матери дрохов Истинное пламя объединила. И только кровь королевского рода решила устроить бунт: жгла, выворачивала жилы, замораживала кровь и сердце — возмущалась по-своему, в общем. И эта субстанция была единственной, кто отвергал мое решение. И делала она это ох как решительно, так что мне даже шагнуть было больно, но я стойко решила ее игнорировать, ведь вся это память давно ушла к Матери дрохов и не ей жить дальше в этом изматывающем переходе. И если бы она хотя бы была против Роя, тогда можно было понять, но нет — Рой воодушевлял эту, шарх побери, кровь так же сильно, как и меня. Кровь королевского рода противилась моему уходу от семьи, моему решению уйти в другой мир с Роем, словно я распоследний предатель, и без меня им не выжить. Но ведь это не так!

— Все говорят тебе, чтобы ты шла, не раздумывая, за своим хранителем, Саян, — голос тети Ллой вывел из раздумий, словно ледяной воды в лицо плеснули (в человеческое лицо — дрох бы такое даже не почувствовал).

— А ты? Ты не рада за меня?

Тетя Ллой становилась все более нервной и ядовитой с каждым днем, который приближал ее к моменту откладывания яйца. Ее можно понять — мамин пример не приносил ни спокойствия, ни расслабленности, ни умиротворения. Мамин пример даже нам, ее дочерям и племянницам, которые как бы не скоро планируют обзаводиться детьми, внушает не самую радужную мысль: «Только не так!»

— Я помню Каммей, когда она встретила Клевра и объявила его своей Судьбой. Она никогда этого не расскажет, а тебе особенно, ведь это же ты Судьба — ты не на ее месте.

До нашего ухода осталось совсем немного терций, Рой уже обговаривал с Раром нюансы построения врат на месте порталов в том мире, откуда он пришел, а мама готовила из моей чешуйки оберег для сглаживания воспоминаний. Ваюни тяжко вздыхала, поглядывая в мою сторону, но под строгое шиканье Ларо и Кассии, отворачивала головы и не решалась подойти ко мне, чтобы попрощаться. (Глядя на свою семью, я отмечала отстраненно, что моя совесть как-то так успела атрофироваться, что даже сердце не вздрагивает от мыслей, что они останутся все тут, в пространстве между мирами).

А я медлила, ожидая продолжения от тети Ллой — ведь не зря она подошла.

— Если бы меня спросили, то я бы никогда не пожелала своим дочерям стать чьей-то Судьбой… Потому что мне жаль того, другого в паре… Каммей хотела отказаться от пламени в сердце ради Клевра, а тот подделал свое пламя, чтобы оно казалось Истинным. Встречался с ними двумя, а потом праздновал помолвку, наблюдая, как Каммей страдает. Ему было все равно, ведь моя сестра не была его Истинным пламенем.

— У дрох-куаров вообще редко бывает Истинное пламя, — вспомнила я рассказы самого магистра Клевра и тех дрох-куаров, которые прилетали к нам в Арх-Руа.

— Поэтому Каммей и рассчитывала, что они соединят свои жизни в храме, а после отступила и не уточняла подробности. Ведь кто из дрохов пойдет против Истинного пламени.

— Иногда кажется, что рассказы про Истинное пламя дроха — это какая-то красивая выдумка, которую тянут в течение жизни, передавая следующим поколениям.

Мои слова отдавали горечью. Возможно ли надеяться, что я смогу почувствовать этот огонь вместе с Роем? Но я резко откинула упаднические мысли и вскинула головы — у меня другая дорога, отличная от общей, и никто не переубедит меня.

— Кто верит — тот верит, а кто нет — тот просто убеждается на своем опыте, — Ллой улыбнулась, демонстрируя крепкие белые клыки, которые не так давно разрывали ямского монохвоста, пойманного для мелких. — Каммей очень переживала, даже хотела все равно отказаться от пламени, чтобы не чувствовать боль. И даже встреча с Истинным пламенем расшевелила ее не сразу — понадобилась гора терций и терпение.

Тетя Ллой замолчала, а я нетерпеливо подергала хвостом, но продолжения не последовало, только горькие вздохи и сокрушенные покачивания пятью головами.

— Так что ты хочешь этим сказать, — не вытерпела я через терцию. Я умная и догадливая, но вот сейчас мне совершенно не хотелось озвучивать собственный предположения.

— Что Рой — человек, и ему не подвластно сердце, и если ты вдруг откажешься от него, то это ранит его на столько, что Клевру даже и не снилось. И последствия будут масштабнее — он император в своем мире, и власть — в его руках, а не в твоих. Может оказаться, что ты не выплывешь, не взлетишь. Будь осторожна, Саян, если встретишь свое Истинное пламя.

Что ж, тетя Ллой высказалась, а я выслушала, но была с ней совершенно не согласна, ведь Рой не способен на такие же ужасные действия, как Клевр. Вот такая была моя безграничная вера в малознакомого хранителя, но даже это меня не пугало. И только королевская кровь, эта своевольная субстанция, которую ни один эксперимент не выделил в отдельный сосуд, продолжала бунтовать, намекая, что я совершенно не знаю жизни и людей, а они могут очень сильно удивить в любое время дня и ночи.

Только меня не пугало будущее, не пугала боль, которую старалась причинить королевская кровь — я до шоршеней в глазах мечтала вырваться из этого перехода, и только Рой был способен взять меня с собой…теоретически. О том, какой ситуация может оказаться на практике, я старалась не думать — совсем скоро я итак все узнаю, ведь время хранителя со своей подопечной после предотвращения опасности ограничено сутками, только вот как понять, какие сутки в пространстве между мирами.

— Нам пора, — Рой подошел ко мне вместе с мамой, ободряюще мне улыбнулся и отошел в сторону, давая возможность попрощаться. Только я не запомнила тех слов напутствия, которые говорили мама, бабушки, прабабушка и сестры. Запомнила только горькие всхлипывания Ваюни, когда она отошла от меня и повернулась ко мне хвостом, стараясь спрятать слезы. Но даже ее слезы не тронули меня в тот момент, потому что именно тогда королевская кровь решила проявить себя в полном объеме, то есть выжечь меня изнутри раскаленной лавой. А ещеобразами, которые мелькали перед глазами: исхудавшие от голода мелкие и те мальчики-дрохи, которые еще не вылупились, потускневшие и изможденные родственники и телохранители, а еще несколько погребений, которые прошли в пространстве между мирами — прабабушка и обе бабушки не дожили до выхода в Арх-Руа, да и остальные не выйдут, потому что мои знания «ушли» вместе со мной, а ходить дрохам между порталами еще очень, очень, очень, очень, очень, очень…долго.

Портал открывался и светился голубым, как и должны светиться «правильные» порталы, а не «наши», которые до оскомины надоели своим оранжевым сиянием. Мне оставалось сделать всего полшага, почти ничего, ведь даже стараться не пришлось — портал открылся прямо перед моим носом, но этого полшага мне так и не суждено было сделать.

Потому что кровь зазвенела в ушах дикими звуками, а потом я провалилась в сияние, словно Свет вновь вернулся к нам, или мы вновь добрались до него.

В этом белом сияющем молоке мне предстали Врата. Не те врата, которые я себе все время представляла, а Врата, которые строят в том мире, куда мы вываливаемся. Они были металлические, витиеватые, мощные. От них так и фонило магией того мира, концентрированной, насыщенной, живой. А еще на них была замочная скважина в виде спирали, и ее предстояло закрыть, чтобы мы смогли вернуться в Арх-Руа.

Только нужно подобрать ключ. Создать или вырастить, насытить магией того мира, дать сконцентрировать энергию.

Но все это невозможно сделать, если я покину это пространство и уйду в тот мир вместе с Роем — я не успеютамподобрать ключ, только здесь мне дано создать что-то подходящее и направить это «что-то» в тот мир на «проращивание».

Все это продемонстрировали Свет и королевская кровь…и отпустили меня обратно, больше не причиняя боли, чтобы я сама приняла решение: уйти мне или остаться.

А я, оглушенная предоставленной свободой, стояла на краю портала и медленно передвигала лапу в сторону воронки. Я безумно хотела уйти с Роем и от этого желания у меня даже дыхание перехватывало и в сердце щемило и трещало, словно в него масло брызнули.

Шурх, шурх, шурх… Так звучит моя попытка передвинуть лапу внутрь портала, потому что поднять и переступить у меня нет сил, а вот толкать, тащить, «скользить» по поверхности еще выходит.

Шурх, шурх, шурх… Подтягиваю вторую лапу, но сил переступить границу не хватает. Не физических сил — сил, чтобы переступить свою совесть, чтобы бросить родных, зная, что их ждет…

— Прости, Рой, — я смаргиваю слезы, стараясь не зареветь, и расправляю крылья, чтобы закрыть нас с ним от взглядов окружающих. — Я не пойду с тобой.

Его зрачки расширились, а дыхание сбилось, а потом он разом посерел весь и сдулся, словно из него воздух выпустили и пылью присыпали. А еще он потух: был сияющий, радостный, близкий, а теперь словно его контуры размыло, а ауру смело в другой мир.

— Ты меня бросаешь?

И после этого безвольного безликого тусклого вопроса просто выть хочется от безысходности, от боли, что заполняет сердце, но я не могу ТАК.

— Прости, но да.

Я протягиваю ему свою чешуйку, которую мама напитала магией, способной сглаживать боль потери, припылить воспоминания и вернуть умиротворение — это теперь ему нужнее, а я хочу все помнить, чтобы в нужный момент моя злость на несправедливость мира могла придать сил, сил, чтобы победить Клевра.

— Я буду носить ее в волосах, ближе к голове, чтобы она прикрывала мою память.

Рой отступил в портал, повернувшись ко мне спиной, а воронка тут же алчно чавкнула и закрылась, а в моих ушах еще звенели его укоризненные слова, а сердце прожигал обреченный взгляд.

«Прости, Рой, но чувства к Судьбе растворяются, если на них нет ответа, если они не подкрепляются союзом и близостью. Я очень надеюсь, что это произойдет раньше, как можно раньше».

— Не грусти, доченька, — мама такая понимающая, нежная, заботливая, что просто хочется прижаться к ней и почувствовать себя немного младше, когда от меня не требовали быть принцессой постоянно, помнить о своих обязанностях и держать эмоции в узде, как положено истинной Арх. Когда меня не ставили перед фактом: либо мое счастье, либо жизнь семьи. — Ты так молода — у тебя все впереди.

Я только сложила крылья и посмотрела на старших, что переминались в стороне и не решались подойти.

— Нам нужно провести ритуал родства, чтобы больше не повторилось то, что было с Горианом, — посмотрела я на прабабушку, и та кивнула, без слов демонстрируя, что понимает меня и принимает мои решения.

— Даже с Горианом? — это Валер задал вопрос. Он весь этот день тусклый и печальный, корит себя за то, что был невнимателен к моим просьбам и сбежал, когда я просила о помощи, хотя это не его вина, что самый старший из нас и самый опытный Рар по совместительству мне родной дядя и не чувствует феромоны, что источает созревшая для взрослой жизни племянница-дрохия.

— Со всеми…

Коротко и ясно…только все равно муторно внутри и не от вредной субстанции и ее бунта, а от отсутствия. Зарождается мысль, что это я противная и вредная, а еще кошмарная до невозможности, а не все те, кто допустил нашу (и мою в первую очередь) ситуацию.

А еще я ощущаю, как каменеет языки пламени в сердце после ухода Роя: один, два, три, че… Нет, четвертый — это заслуга Гориана. Если так пойдет дальше, то в Арх-Руа я вернусь без пламени в сердце, потому что вокруг нет ни единого объекта, способного зацепить, вдохновить, вновь разжечь эмоции и пламя. Я чувствую внутри холод и боль, и избежать их можно лишь дав пламени закаменеть.

***

Когда прошел ритуал родства, нас затянуло в воронку портала, и завертело так быстро, что даже не было возможности оценить строительство врат. Помню только, что увидела шесть врат, и это когда незакрытых порталов оставалось девять.

Но сейчас меня не интересовали врата, а только мои ощущения — меня словно эмоций лишили, вернее, нет, не так — я ничего не ощущала по отношению к Рою, и это пугало. Поэтому, когда все разбрелись по делам, я отправилась к единственной дрохии, кто на себе почувствовал силу Судьбы.

— Почему я не ощущаю его, Каммей? Пока он был тут, я словно в вышине парила без крыльев и магии, а сейчас…

— Когда Клевр был моей Судьбой, — тетя задумчиво посмотрела на грибы, которые вновь материализовались возле нас, создавая вид сюрреалистического леса, — я в тайне мечтала быть еще и его хранителем, тогда я могла бы управлять и его эмоциями.

— Хочешь сказать, что все мои чувства были наносными?

Как же противно порой становится, когда, пытаясь найти логическое объяснению какому-то явлению, натыкаешься на очередное предательство.

— Нет, всего лишь усиленными. Тебе же Рой понравился, ты ощущала его надежность, постоянство. Тебе льстили его влюбленность и восторг. Он только все это усилил и отразил, как от зеркала, чтобы тебе было проще уйти с ним, а ему — легче защищать тебя… ну и любить, конечно, ведь довольно сложно любить на расстоянии.

— Почему же мне было так больно, когда он уходил?

Подумать только — даже здесь обман. Проще не испытывать чувств вовсе, чтобы никто не мог ими манипулировать.

— Потому что ты чувствовала и его боль тоже. Здесь он не обманывал никогда: тебя он мог только любить.

— Зачем быть чьей-то Судьбой, если это только боль приносит? — это я уже пробормотала себе, прислушиваясь к медленно каменеющим языкам пламени, но тетя услышала.

— Чтобы научиться понимать себя, милая, ведь опыт приносит не только розовые сладкие облака, но и события, на основании которых можно написать гору детских страшных сказок.

Да, кто бы знал, сколько именно таких событий нам предстоит, ведь впереди очень длинное путешествие…

***

империя Бранвер, дворец императора Артура Третьего Рух, канун Нового года.

Король Артур Третий Рух в парадном мундире и с золотым обручем на голове вел своего сына и невестку в сокровищницу, в самую дальнюю комнату, куда сам заглянул всего два раза, а уж про сына и говорить нечего — рано ему было в то хранилище.

Принцесса Вера семенила, едва поспевая за размашистым шагом императора, и задрала подол пышного бального платья чуть ли не до колен, чтобы оно не мешало двигаться и не путалось в ногах.

Принц Лансер сдвинул парадную саблю чуть вбок и подхватил супругу на руки, чтобы все могли быстрее двигаться — все же перемещение по сокровищнице даже после генеральной уборки, которую его супруга заставила его провести с полгода назад, в парадной одежде было весьма затруднительно: тут и там цепляешься за сундуки, стеллажи, столики, то и дело спотыкаешься о предметы, которые сам же возвращал обратно в сокровищницу не глядя, и они благополучно пролетали мимо своего законного места.