Глава 19 ФАНТОМАС!

Чтобы войти в ресторан «Кайзер», надо миновать четырехстворчатую дверь-турникет, после чего посетитель оказывается в этаком обособленном ватном мире, тихом и спокойном, защищенном от уличных шумов.

Главный зал этого шикарного ресторана, где лакомятся городские гурманы и офицеры здешнего гарнизона, когда бывают при деньгах, представляет собой великолепно освещенный просторный прямоугольник, украшенный несколько чрезмерно и тяжеловато.

Новое искусство получило полную свободу в этом щедро вызолоченном заведении, где столы, стулья, мельчайшие детали имеют рисунок, казалось бы, простой, однако, нередко являются плодом сложных поисков и плохого вкуса.

«Кайзер» был в свое время организован в соответствии с самыми строгими принципами немецкого искусства. Это очень известное в Кельне заведение находится на некотором расстоянии от величественного кафедрального собора, чья мрачная гранитная громада высится в центре многолюдного города, живущего активной и напряженной жизнью.

В тот вечер, около восьми часов, в «Кайзер» вошел одетый в обычный пиджак стройный мужчина. Перед ним шествовала элегантная дама, чье появление произвело настоящую сенсацию.

Она была одета в вечернее платье с большим декольте; на ее шее, в ушах и в темно-каштановых волосах сверкали великолепные бриллианты.

Походка молодой женщины была величественна, силуэт – изящен.

В зале уже было много посетителей, которые, несмотря на занятость процессом поглощения пищи, являющимся для немцев одним из важнейших дел, прервались, чтобы полюбоваться красивой женщиной, медленно и с достоинством проходившей по ресторану, вполне понимая, какое впечатление она должна производить.

Молодая женщина и сопровождающий ее господин в пиджаке прошли в конец зала и сели за приготовленный для них столик, полускрытый зелеными растениями. Метрдотель, полагая, что имеет дело с богатыми клиентами, кланяясь на ходу, подбежал предложить одно из самых изысканных меню. Позади, невозмутимо и важно ожидая, когда коллега завершит свою миссию, встал буфетчик с перечнем вин.

Женщина из гардеробной службы сняла с красивой посетительницы богатое манто, а от ее спутника приняла пальто и небольшой чемоданчик.

Обилие предложенных блюд вызвало улыбку у вновь пришедших, а красивая брюнетка довольствовалась всего несколькими блюдами. Не привыкший иметь дело со столь скромными аппетитами, метрдотель пришел в полное недоумение.

Передавая заказ официанту, он заметил с долей презрения:

– Иностранцы не умеют есть, как мы…

Это были действительно «иностранцы». И пожелавший узнать их имена был бы весьма удивлен, обнаружив, что эта на вид буржуазная, но изящная пара имела самое прямое отношение к огромному заведению, только что возведенному из столбов и огромных полотнищ на некотором удалении от центра города, на обширной площади, примыкающей к левому берегу Рейна.

В самом деле, пришедшая поужинать пара были княгиня Соня Данидофф и ее любовник господин Барзюм, директор знаменитого цирка, накануне вечером уже давшего одно представление в Кельне. Барзюм, принимая во внимание успех и полученные доходы, решил, что труппа пробудет в этом городе неделю, а не двое суток, как планировалось.

Импресарио нравилось, что его люди, помимо того, что принесут ему немалую прибыль, проведут целых семь дней на одном месте, а это позволит осуществить вынашиваемый в течение двух последних недель план. Дело в том, что, по согласованию с дрессировщиком хищных зверей Жераром, Барзюм решил приобрести на выгодных условиях в Гамбурге пару великолепных львов.

Вот почему в этот вечер Барзюм пришел в ресторан «Кайзер» с княгиней Соней Данидофф не в смокинге, а в простом пиджаке и мягкой шляпе. Великий импресарио собирался сразу же после ужина сесть в экспресс, отправлявшийся в Гамбург…

С едой покончили быстро и практически без единого слова. Когда ужин был завершен, Барзюм попросил заказать такси, чтобы отвезти княгиню Данидофф в «Палац-отель», где она остановилась.

В холле огромной гостиницы любовники простились.

– Вы надолго уезжаете? – спросила Соня Данидофф.

Барзюм сделал неопределенный жест:

– Дня на три, не больше.

И, улыбнувшись, добавил:

– Дела не позволяют мне отсутствовать долго… И если я уезжаю, то лишь для того только, чтобы снова куда-нибудь тут же уехать… К тому же, – продолжал он, с чувством целуя руку княгини, – я очень тороплюсь снова оказаться рядом с вами…

Соня Данидофф грустно улыбалась, задумчиво глядя вслед удалявшемуся антрепренеру.

Вот уже полгода, как Барзюм был ее любовником.

Княгиня познакомилась с ним в Англии, на пляже, совершенно не подозревая, что ухаживавший за ней человек был знаменитым владельцем известного во всем мире цирка.

Их познакомили общие друзья, надо сказать, довольно случайные друзья, которые обычно появляются в местах развлечений. Она уже научилась понимать и почти любить этого интеллигентного, энергичного, но, вероятно, скромного и, без сомнения, скрытного человека, привносившего в ее любовные порывы лишь некоторую правильность.

Это явно было не то, чего хотелось княгине Данидофф, пылкой, страстной и впечатлительной, как все женщины ее родины. Она предпочла бы какого-нибудь галантного рыцаря, полностью отдавшегося ей одной, не имевшего иной заботы, как вечное почитание культа ее красоты!

Но вдова с двенадцатилетним стажем Соня Данидофф, которая вовсе не была недотрогой, умела определять истинную цену мужчинам. Она знала, что восторженным порывам пылкого влюбленного иной раз следует предпочесть любовь мирную, спокойную, почти мещанскую, какую дает серьезная связь.

И аристократка Данидофф была, в конечном счете, польщена тем, что ей удалось заполучить в любовники человека, обращавшегося с ней с великой и уважительной скромностью.

Барзюм избегал появляться со своей любовницей на людях. И об этой связи в цирке знали лишь немногие, самые близкие знаменитому антрепренеру люди.

Соня Данидофф никогда не ездила вместе с труппой или в специальном поезде. Она предпочитала селиться в каком-нибудь городе по соседству с тем местом, где останавливался цирк. И, возможно, это активное и одновременно скрытное существование, которое надо было вести, чтобы встречаться со своим любовником, было самым большим очарованием их любви.

Обо всем этом размышляла Соня Данидофф, не спеша подходя к апартаментам, снятым для нее на втором этаже гостиницы.

Княгиня собиралась позвать горничную, чтобы та помогла ей раздеться, как вдруг зазвонил телефон.

Удивленная княгиня подняла трубку. Швейцар отеля сказал ей по-немецки:

– Герр Барзюм ждет фрау Данидофф в автомобиле перед гостиницей… Он просит фрау соблаговолить спуститься к нему как можно скорее. Он также просит фрау захватить с собой ключи…

Не прошло и четверти часа с тех пор, как Соня Данидофф рассталась с любовником. Она взглянула на часы, украшавшие камин, – было десять минут десятого… Неужели Барзюм опоздал на гамбургский поезд?

Этого не могло быть! Княгиня Соня хорошо помнила, что поезд отходил из Кельна в девять девятнадцать.

Тогда что значил этот срочный вызов?.. Зачем она была нужна Барзюму?..

Набросив на плечи только что снятое манто, княгиня сбежала по широкой мраморной лестнице «Палац-отеля». Сиявший галунами портье, который ожидал в холле, проводил ее к автомобилю, стоявшему у дверей, открыл дверцу машины и затем захлопнул ее за красивой клиенткой. Машина отъехала.

Соня Данидофф упала на сиденье рядом с Барзюмом. Хотя погода была вполне теплой, тот сидел с поднятым воротником пальто. Импресарио тут же спросил у изумленной женщины:

– Ключи с вами, Соня?

– Да, – ответила она. – Что случилось?

– А! – сказал Барзюм, пожав плечами. – Это даже смешно… Представьте, приехав на вокзал, я обнаружил, что, во-первых, потерял ключи, а во-вторых, совсем не взял денег, во всяком случае взял слишком мало, чтобы можно было купить в Гамбурге то, что собирался. Мне надо срочно вернуться в кабинет, ну, а поскольку у вас, как я знаю, есть дубликат ключей от него, то я позволил себе вас побеспокоить.

Соня Данидофф одобрительно кивнула головой.

– И очень хорошо сделали, – сказала она.

Затем княгиня Соня замолчала и уже не проронила ни слова за все время поездки. Впрочем, как и Барзюм, который, казалось, думал только о том, как бы не удариться о крышу машины, бешено мчавшейся по пустынным улицам пригорода, на краю которого находился товарный вокзал, где стоял специальный поезд цирка.

Импресарио был явно раздосадован случившейся накладкой. Он сидел, спрятав голову в воротник пальто, и единственное, что связывало его с присутствовавшей Соней Данидофф, была ее маленькая ручка в белой перчатке, которую он сжимал, разумеется, нежно, но машинально.

Через четверть часа машина остановилась у входа на вокзал. Барзюм вышел, помог Соне выбраться из автомобиля; затем оба, узнанные служащими, не пускавшими посторонних на железнодорожные пути, вошли в просторный зал, вдоль которого тянулся поезд.

– Откройте, пожалуйста, – попросил Барзюм Соню Данидофф, когда они подошли к вагону, служившему директорскими апартаментами.

Было темно. Поезд был пуст. И кроме двух сторожей, находившихся в проходе и абсолютно не заинтересовавшихся появлением пары, чьи силуэты они несомненно узнали, никого не волновала судьба этого города на колесах, страшно оживленного в обычное время, когда артисты не находились в цирке.

Но вечером представление шло полным ходом; к тому же значительное число циркачей, получавших большую зарплату, имело разрешение жить в городе.

Все более и более скрытный и бесстрастный, скрестив руки на груди, Барзюм смотрел на Соню Данидофф.

Элегантная княгиня извлекла из сумочки небольшую связку ключей, вставила один из них в замок вагонной двери. Дверь легко открылась.

– Входите, пожалуйста, – пригласил Барзюм.

Княгиня вступила в темноту. Наизусть зная где и что находилось, она нашла выключатель, и свет залил комнату, куда вошел и Барзюм. Это была спальня. Импресарио поспешно закрыл дверь и задернул занавески.

– Не хочется, чтобы сторожа видели свет в моем вагоне. Для них я уехал в Гамбург.

В вагоне было жарко, и Соня Данидофф машинально сняла манто. Затем она подошла к зеркалу поправить несколько растрепавшуюся во время поездки прическу. Когда она обернулась, Барзюма в комнате не было.

Импресарио прошел в соседнюю комнату в свой рабочий кабинет. Он не пригласил Соню Данидофф последовать за ним, и княгиня, не зная позовет ли любовник своего секретаря, который, возможно, находился в поезде, не решалась, по своей скромности, выйти из спальни.

Она стала прислушиваться. Сначала было тихо. Но вдруг княгиня встала.

– Любопытно, – пробормотала она. – Похоже, стучат молотком.

Странные удары слышались из рабочего кабинета Барзюма.

Княгиня снова напрягла слух. Заслышав треск, она приоткрыла дверь и вскрикнула:

– Ой! Что вы делаете?

То, что делал Барзюм, было в самом деле, странным.

Сидя в кресле лицом к столу, с помощью молотка и зубила он взламывал один из выдвижных ящиков.

Как ни в чем не бывало продолжая свою работу и не оборачиваясь, Барзюм проговорил несколько насмешливо:

– Ну это же просто, Соня. Я же сказал, что потерял ключи, что мне нужны деньги, а они в ящике. Вот я и ломаю стол, чтобы их достать.

Он ломал свою собственную мебель, надо отметить, весьма умело.

Княгине нечего было сказать. И все же она не возвратилась в спальню, а села в кресло позади любовника, который явно не обращал на нее внимания.

Ящик наконец открылся. Запустив в него обе руки, директор стал выгребать пачки банкнот и не считая рассовывать их по карманам.

Соня Данидофф наблюдала за ним со все возрастающим недоумением.

«В этом есть что-то ненормальное, – думала она. – Барзюм ведет себя как-то странно. Обычно он такой спокойный, педантичный, аккуратный».

Вспоминая, она удивилась, что Барзюм не был слишком огорчен потерей ключей; она удивилась также замкнутости, почти злости, не покидавшей его с того момента, как он вызвал ее из «Палац-отеля»; еще ее поразила небрежность, с какой импресарио взламывал ящик своего бюро из розового дерева, ценностью и редкостью которого он не раз хвастался перед своей любовницей.

На этом удивление Сони Данидофф не кончилось. Элегантная молодая женщина, сидя перед зеркалом, могла видеть своего любовника в зеркале.

И машинально она следила за выражением его лица.

Соне почудилось, что когда импресарио набил карманы деньгами, в его взгляде на мгновение вспыхнула искра удовлетворения.

Но вот, взяв один из документов, разбросанных на столе, Барзюм жадно, будто видел впервые, прочитал его.

Под документами он нашел подшивку копий почтовых отправлений и принялся весьма внимательно перелистывать их.

Внезапно флегматичный импресарио подскочил в своем кресле. Лицо его совершенно изменилось. Он несколько раз перечитал копию одного из текстов.

– Это невозможно! – проговорил он сквозь зубы. – Нет, это просто невозможно!

И добавил:

– Нет, это судьба! Подумать только – я мог этого никогда не узнать…

Он еще раз перечитал копию.

Соня Данидофф, чье удивление росло ежесекундно, о которой Барзюм, погоже, совершенно забыл, дала о себе знать.

– Что же все-таки здесь происходит, дорогой? У вас такой удивленный вид.

И, подойдя, она взглянула через плечо на подшивку копий, лежавшую открытой на бюро. Чуть дрожащим пальцем Барзюм указал на ту, которую он только что читал. Княгиня тоже прочитала.

Это телеграмма, направленная Барзюмом несколько дней тому назад полицейскому Жюву с просьбой срочно приехать в его специальный поезд.

– И что? – спросила Соня Данидофф.

– Как «и что»? – проворчал импресарио. – Что все это значит? Для чего была нужна такая телеграмма?

Княгиня стояла, будто пораженная громом.

– Да вы что? – наконец проговорила она. – Вы шутите? Вы сами ее написали и сами три дня назад отправили! Вы же знаете, что…

– Что я знаю? – перебил ее Барзюм.

– Что вызвали полицейского Жюва по моему совету.

Импресарио взвыл:

– Несчастная! Вы это сделали?

Барзюм был взбешен. Он круглыми от удивления глазами взирал на княгиню. Директор был неузнаваем!

Соня Данидофф вдруг побледнела.

Только теперь, в первый раз после отъезда из «Палац-отеля», она разглядела его при полном освещении.

И вот, что внезапно ей пришло на ум: Барзюм – это невероятно – не был Барзюмом!

Разумеется, Барзюм был похож на Барзюма, хотя бы уже потому, что он походил на самого себя, но была некая разница между Барзюмом и…

Вдруг Соня Данидофф страшно побледнела и, пошатнувшись, упала в кресло. С трудом переведя дыхание, она произнесла:

– Барзюм! Вы не Барзюм!

В ответ раздался пронзительный смех, и резким движением импресарио – точнее, тот, кто играл его роль, – сорвал с себя парик, и княгиня увидала энергичный подбородок и характерный череп человека с незабываемым выражением лица.

Ей хватило сил лишь произнести:

– Фантомас! Это Фантомас…

Это был действительно Фантомас, таким образом оказавшийся лицом к лицу с княгиней, один, без посторонних, в огромном пустом поезде, в глубине громадного товарного вокзала, поразительно ловко и столь же загадочно завлекший туда княгиню Соню Данидофф.

Что нужно было Гению зла от любовницы импресарио? С какой целью подстроил он это свидание с той, кого когда-то знал и кого не видал так долго?

Парализованная ужасом, Соня Данидофф смотрела на Фантомаса, в котором видела самого неуловимого бандита, самого закоренелого преступника, но также и любовника, любовника самого нежного, самого завораживающего, самого пылкого и бесстрашного из всех тех, кого она знала, ибо Соня Данидофф была когда-то любовницей Фантомаса!

Понемногу придя в себя, княгиня собралась с силами и произнесла:

– Что все это значит, Фантомас? Зачем вы меня сюда завлекли? Что с Барзюмом?

Бандит ответил:

– Да! Я – Фантомас!

И, обволакивая княгиню своим обольстительным взглядом, он подсел к ней поближе и сказал:

– Я благословляю небеса за то, Соня, что они поставили меня на вашем пути, за то, что позволили встретить ту, о которой я сохранил самое нежное и живое воспоминание…

– Ради Бога! – пролепетала княгиня. – Объяснитесь…

– Все очень просто, – сказал Фантомас. – Когда я снова вас увидал, в моей памяти всплыли воспоминания о тех чудесных и слишком редких часах, что мы провели вместе, и мне захотелось их воскресить, продлить… Вы были восхитительны со мной в тот день, когда я вас вез из Спа…

Княгиня Соня в ужасе поднялась.

– Из Спа? – воскликнула она. – Так это вы были тогда в автомобиле, а не Барзюм?

– Я! – ответил Фантомас. – И мы провели бы отведенный нам час самым лучшим образом, если бы какому-то балбесу не взбрело в голову нас обокрасть… Согласитесь, он сделал не самый лучший выбор, – продолжал Фантомас, с удовольствием засмеявшись при мысли, что какой-то мелкий жулик напал на него, самого Гения зла!

Сжав лоб руками, как безумная, Соня Данидофф металась по крошечному кабинету своего любовника, стук ее каблуков тонул в плотной ткани гардин и занавесей.

– Теперь, – произнесла она вполголоса, как бы рассуждая сама с собой, – мне все понятно… Вот почему удивился Барзюм, когда я пришла сюда продолжить разговор, начатый с вами…

Через некоторое время молодая женщина вспомнила о своем антрепренере.

– Так что же все-таки с Барзюмом? – спросила она, со страхом взглянув на Фантомаса, боясь услышать рассказ об очередном злодействе.

Княгиня с облегчением вздохнула, когда Фантомас заявил:

– Не беспокойтесь, Соня. Как и положено, он уехал в Гамбург. И сейчас спит сном праведника в экспрессе, увозящем…

Княгиня перебила его:

– Зачем вы появились? Для чего весь этот маскарад?

Фантомас нахмурился:

– Соня, я не люблю давать объяснений и не терплю допросов… Вам же могу сказать только, что если после долгого изучения, – согласитесь, Барзюм человек непростой, – мне удалось стать его двойником, то для этого у меня были свои особые причины, в частности, нужда в деньгах, которые я и добыл, благодаря переодеванию и вашей любезности.

Взглянув на развороченный и опустошенный ящик, Соня Данидофф воскликнула сдавленным голосом:

– Боже мой! Вы действительно обокрали Барзюма!

Фантомас улыбнулся:

– Самого себя не обворовывают… Разве я только что не был Барзюмом?

Княгиня посмотрела на него. Хотя она уже давно знала Фантомаса, но все еще не привыкла к его не поддающимся логике выходкам. Для нее оставалось тайной, как этот жуткий бандит мог от страшной ярости тут же переходить к тонкой иронии. Кровь застыла в ее жилах, когда она услыхала голос приближавшегося к ней и гипнотизировавшего ее пронзительным взглядом Фантомаса.

– К тому же я хотел бы знать, Соня, действительно ли вы так влюблены в этого держателя цирка, которому отдались?

– Какое ваше дело?

– Дело в том, – заявил бандит, – что мне совершенно ясно, что вы поддались минутному настроению и взяли этого человека себе в любовники не из-за любви, а из-за простой усталости, если хотите – тоски…

Фантомас все ближе подходил к княгине.

– Вы знаете, какие чувства я испытываю к вам, Соня, – говорил он страстным шепотом. – Вы знаете, что очарование, источаемое вашим сладостно волнующим телом, оставило в моем сердце незаживающую рану… Да, вы знаете, что я вас люблю, люблю…

Блестяще владевший искусством обольщения, Фантомас обнял молодую женщину, прижал к груди и медленно, с великолепной непринужденностью и смелостью увлек в соседнюю комнату, в интимную, кокетливую комнату, приют любви директора цирка.

Не будучи в силах сопротивляться, Соня Данидофф только лепетала слабеющим голосом:

– Фантомас! Ах, Фантомас!..

* * *

Гул машин артистов, возвращавшихся из цирка, неожиданно прервал любовную беседу Фантомаса и Сони Данидофф.

Опьяненные друг другом, княгиня и злодей обменялись последними ласками, и прекрасно владевший собой Фантомас бросился в кабинет Барзюма, где с лихорадочной поспешностью надел парик и фальшивую бороду, и прислушался.

«Лишь бы меня не увидели, – подумал он. – Нельзя, чтобы люди решили, будто Барзюм возвратился, – завтра они точно будут знать, что он на самом деле в Гамбурге».

Фантомас никак не хотел, чтобы его великолепный трюк был раскрыт.

Не ожидая княгини, – похоже, бандит ее любил менее пылко, чем уверял, – погасив свет, он разбил окно со стороны, противоположной той, к которой подъезжали артисты, не жившие в городе.

Спрыгнув на насыпь, Фантомас побежал, заботливо прижимая к груди пачки ассигнаций, взятых у богатого импресарио вместе с его любовницей!

И все же Фантомас был озабочен, обеспокоен. Что значил вызов, посланный Жюву директором цирка по инициативе Сони Данидофф?

Впрочем, княгиня ему наивно объяснила, что Барзюм был сильно встревожен, подозревая себя в лунатизме, в раздвоении личности. Поэтому, чтобы прояснить загадку, она и посоветовала ему обратиться к Жюву и пригласить знаменитого полицейского к себе.

Что же – это можно было понять. И после того, как первое волнение улеглось, Фантомас с некоторым удовлетворением подумал, что судьба снова сводит его с непримиримым старым противником.

Но любивший прятаться в тени, чтобы вернее наносить свои страшные удары, Фантомас вовсе не хотел чувствовать себя под чьим-либо наблюдением, особенно такого человека, как Жюв, тем более, что невозможно было угадать, где Жюв находится именно в этот момент… Видел ли он уже Барзюма? Не спрятался ли где-нибудь в поезде?

На этот счет импресарио ничего не говорил своей любовнице. И она не знала, ответил ли Жюв Барзюму. Так что Фантомасу не было известно, приехал ли Жюв в Кельн.

Оказавшись далеко от директорского вагона, бандит снова сорвал с себя бороду и парик и, пряча лицо под широкими полями фетровой шляпы, приблизился к большим вагонам, служившим для циркачей жилищем.

– Нет ли среди этого народа какого-нибудь подозрительного типа, кого-нибудь, кто вывел бы меня на след моего противника? А может, увижу самого Жюва? – не смея даже надеяться на такое везение, спросил себя Фантомас.

Но вдруг, проходя около одного освещенного вагона, обычно флегматичный и уверенный в себе злодей непроизвольно вскрикнул, увидев то, точнее – ту, которую никак не ожидал встретить здесь. Он заметил одетую в просторное черное платье амазонки свою дочь, свою Элен! Элен, уехавшую, как он думал, две недели назад в Южную Африку!

Теперь настала очередь Фантомаса растерянно и тревожно гадать:

– Что это значит?

Загрузка...