Затерянный поезд

Глава 22 В КУПЕ НАЕЗДНИЦЫ

Представления американского цирка в Кельне, где он солидно обосновался, заняв одну из обширных эспланад, совершенно отличались от обычных спектаклей, проводимых во второй половине дня в предместье какого-нибудь города, откуда той же ночью приходилось отправляться дальше.

Представление, особенно шапито Барзюма, были не чересчур экзотичными, но зато весьма пышными.

Для кочевников, какими были Барзюм и его труппа, недельная остановка представляла собой и долгожданный привал, и продолжительный отдых.

Оказавшись в Кельне, каждый постарался устроиться с наибольшими удобствами или в городе на частной квартире, или в артистических уборных цирка.

Эти комнаты не отличались особенным изяществом, но были вполне комфортными. На этот раз в уборных ведущих артистов были настланы полы, так что не приходилось месить грязь ногами, как это случалось всякий раз, когда цирк в спешке устанавливался где-нибудь на пашне или на воинском полигоне.

Посетители цирка Барзюма в Кельне по достоинству оценили почти шикарное обустройство шапито. Конечно, большую часть зрителей составлял простой народ, но были и представители сливок общества, знаменитости, чиновники и даже кавалерийские офицеры кельнского гарнизона, раскупившие все дорогие места.

В первый же день Барзюм заметил, что его цирк привлекает и шикарную публику, которая, впрочем, была уведомлена о его приезде загодя – чуть ли не за две недели! – при помощи огромных афиш. Тем не менее, в порядке признательности за готовность, с какой публика явилась в его заведение, Барзюм решил в первый же вечер усилить электрическое освещение.

Таким образом, представления шли при великолепном освещении, все плавало в море света!

Нанявшись в цирк, дочь Фантомаса понемногу привыкла к своей новой профессии. Однако когда специальный поезд Барзюма пересек германо-бельгийскую границу, незадачливая девица вздохнула с особенным облегчением.

Надеясь, что поиски и преследования, предпринимаемые антверпенскими органами правопорядка, невозможны на территории иностранной державы, она почувствовала себя в большей, чем прежде, безопасности.

Не слыша больше разговоров на эту тему, Элен уверила себя, что те, кто искал авторов загадочного преступления, скорее всего, потеряли ее след.

Она не имела ни малейшего представления о том, что происходило буквально в нескольких метрах от нее в этом странном и сложном мире цирка.

Она старалась держаться ото всех в стороне, и коллеги-артисты не имели никакой возможности рассказать ей о директорских переживаниях, о появлении Жюва и присутствии Фантомаса, словом, обо всем том, что знали уже все.

Впрочем, совершенно спокойной Элен не была. Ее сердце не покидала тревога. Вот уже две недели, как она не имела вестей от Фандора. Напрасно Элен читала французские газеты, выискивая хоть какую-нибудь информацию о милом ее сердцу журналисте! Напасть на его след ей никак не удавалось.

Наездницу сильно встревожила весть о трагической и странной смерти супругов Рикаров. Но ни одному слову официального сообщения она не поверила и теперь дрожала от страшного предположения, что к их гибели в определенной мере причастен Фантомас.

Фантомас!

Отныне всякий раз, когда Элен произносила это страшное, кровавое имя, сердце ее наполнялось гневом.

Пылкая девушка испытывала глубочайшую ненависть к злодею! Не оттого ли, что хотя Фантомас был ее отцом, своими поступками и преступлениями он вызвал в своем ребенке такое отвращение, что голос крови был не в силах заглушить в его душе упреки и ненависть?

А может, произошло нечто неожиданное, заставившее резко изменить прежние взгляды, чувства и мысли?

Внезапно покидая Фандора, девушка заявила ему:

– Я уезжаю в Натал, чтобы привезти оттуда все необходимое для нашего будущего счастья…

Увы! Осуществлению этого намерения помешали некоторые весьма трагические события. Элен оказалась вовлеченной в цепь не зависевших от нее событий, из которых, правда, она могла бы вырваться – захоти этого по-настоящему.

С тех пор, как Элен превратилась в мадемуазель Могадор, наездницу из труппы Барзюма, она, казалось, была вполне довольна своей судьбой и вовсе не собиралась ее менять, хотя несомненно могла бы разорвать контракт и уехать в Натал.

Забастовка моряков закончилась несколько дней назад. Но Элен оставалась на месте, и было не похоже, что у нее появилось желание пуститься в плавание до Кейптауна. Девушка совершенно не подозревала, что Фандор вот уже несколько суток плыл в неблизкую Южную Африку.

Что же удерживало ее в цирке?

Она даже не догадывалась, что кое-кто заметил ее сильную и загадочную привязанность к одному человеку и что эти «кое-кто» были Жювом и Фантомасом, от которых не ускользнули ее продолжительные беседы с Жераром…

Но эти двое не знали, какова была тема сих интригующих тет-а-тетов.

После каждой встречи с Жераром Элен казалось, что в ней воскресает надежда, и она уходила от него взволнованной, но и одновременно ободренной, даже счастливой!

В тот вечер, облачившись в амазонку, она сидела в своей уборной, ожидая выхода, как вдруг появился Жерар. Увидев его, она сразу поняла, что произошло нечто ужасное.

Дрессировщик едва переводил дыхание, его лицо было мертвенно-бледным, по лбу струился пот. Спрыгнув с крыши, после встречи с тем, кого он принял за Фантомаса, Жерар опрометью побежал в цирк.

Ему уже надо было выводить своих хищников, но, упросив режиссера сделать перестановку в программе и получив таким образом десять свободных минут, он поспешил к Элен.

– Фантомас здесь! – выпалил он прерывающимся от волнения голосом. – Я только что с ним разговаривал. Элен, будьте осторожны!

Оставив девушку наедине с этой ошеломительной вестью, дрессировщик помчался к зверям.

Неожиданная новость повергла девушку в глубокое оцепенение. Лицо ее страшно побледнело, но кулаки гневно сжались. Природная энергия помогла Элен выйти из состояния подавленности, и, нервно сжав хлыст, наездница произнесла с вызовом:

– Ну, что ж… Рано или поздно это…

Ее прервал стук в дверь.

– Войдите! – крикнула Элен.

Вошла костюмерша, старая американка по имени Нелли.

Несмотря на волнение, при виде ее Элен едва не рассмеялась.

Старушка появилась с охапкой цветов, которые, вздохнув, бросила на одноногий столик, стоявший посреди комнаты.

– Ах, мадемуазель Могадор! – воскликнула она. – Решительно, вы сведете с ума всех кавалеров этого города. Сразу трое сейчас сунули мне в руки цветы и просили передать вам. И все трое просят позволения выразить лично свое восхищение вашим искусством. Что я могу им сказать?

Старая костюмерша была привычна к происшествиям такого рода. Уже не раз ей приходилось передавать волокитам ответы, лишавшие их всякой надежды.

Элен и из осторожности, и заботясь о своей репутации, не принимала подобных визитеров, которыми двигали весьма однозначные намерения.

Потому-то славная Нелли так удивилась, когда наездница смело и игриво заявила:

– Ну так что ж, дорогая Нелли, пусть первый из них войдет, а вы будьте готовы по моему сигналу впустить следующего!

Бросив взгляд на украшавшее ее уборную зеркало, Элен улыбнулась сама себе; в самом деле, она выглядела очень элегантно в этой облегающей амазонке, в этом каштановом парике, скрывавшем ее собственные светлые волосы и подчеркивавшем белизну лица и голубизну глаз, одновременно придавая им энергичность и нежность.

Но улыбка ее вдруг превратилась в тревожный оскал.

В зеркале она увидала того, кого вводила Нелли. Это был изящно одетый мужчина в смокинге с цветком в бутоньерке. У него было тщательно выбритое лицо, энергичный подбородок и незабываемый взгляд. Никаких сомнений у Элен не было относительно этого человека. Повернувшись к нему и пристально глядя в глаза, она медленно проговорила:

– Фантомас, вы здесь?

Это был, действительно, Гений зла. Он предстал перед девушкой без маски, без парика – таким, каким был… великолепным в своей дерзости и невозмутимости.

Фантомас низко поклонился:

– Да… как видишь.

Он таинственно улыбнулся и, пытаясь взять руку наездницы, добавил:

– Разреши, дитя мое, поцеловать твою ручку.

Но тут бандит сделал шаг назад. Элен, его дочь Элен в ужасе отшатнулась от него. В ее лице не было ни кровинки, но в глазах сверкали молнии!

– Как вы осмелились сюда явиться? – спросила она. – Соблаговолите немедленно выйти вон!

От такого приема, несмотря на все свое хладнокровие и постоянную готовность к неожиданностям, Фантомас несколько секунд стоял, будто оглушенный.

Как? Неужели родная дочь встречает его столь высокомерно и гонит прочь? Да, конечно, бандит и раньше знал, – а его, пусть жестокое, сердце чувствовало! – что Элен с отвращением относилась к его образу жизни, к преступлениям! Но еще никогда она не была с ним так холодна и жестока!

Фантомас догадывался и чувствовал, что между ними образовалась глубокая пропасть. Но он никак не мог понять, почему так вдруг? Но, хотя он и был глубоко огорчен, некое ядовитое любопытство не давало ему покоя.

– Элен, – ласково проговорил он, – что значит этот прием? Почему вы меня так третируете?

Девушка как будто одеревенела. Она стояла, опустив глаза, не желая видеть Фантомаса.

Наездница казалась совершенно спокойной. Но тот, кто заметил бы нервное подрагивание век и рук, понял бы, что вид девушки не соответствовал ее внутреннему состоянию.

Она сказала в ответ:

– Ступайте вон! Я не могу вас видеть без содрогания! Уходите! Живо!

Фантомас был не из тех, кого можно было выгнать таким образом. Он спокойно уселся в кресло и спросил:

– Элен, твое поведение требует объяснений. Я хочу знать, почему ты так жестока с отцом. Надеюсь, ты не забыла, что я твой отец?

Девушка процедила сквозь зубы:

– Убирайтесь прочь, презренный негодяй!

«Как справиться с этим упрямым нежеланием дочери разговаривать?» – думал Фантомас.

Тут в голову ему пришла мысль, достойная самого Макиавелли. И, утверждая ложное, чтобы узнать истину, надеясь, что ложь заставит Элен разговаривать более откровенно, он притворно произнес:

– Ты обижаешься на меня за то, что мне пришлось убрать Фандора? Увы! Я не мог поступить иначе, я был в состоянии законной самозащиты.

Не успел он произнести последнее слово, как произошло нечто такое, отчего никого не боявшееся чудовище само задрожало всем телом!

Элен, словно фурия, кинулась на Фантомаса и, взяв со столика револьвер, приставила его дуло к груди бандита.

– Убийца! Убийца! – кричала она. – Вы убили… убили Фандора!

И, отбросив хлыст, левой рукой схватила Фантомаса за горло и стала его душить.

Бандит задыхался, но даже и не думал сопротивляться – все происходящее казалось ему фантастическим, невероятным! Наконец он опомнился, и ему сделалось страшно при виде этой бешеной реакции Элен. Но испугался он не риска быть убитым, а того, что она в отчаянии могла покончить и с собой.

Оторвав от себя руки Элен, Фантомас сказал умоляющим тоном:

– Прости, Элен… Я плохо пошутил… Фандор жив и свободен. Я даже пальцем его не тронул. Я же тебе обещал… И ты знаешь, что я выполняю обещания, данные дочери.

Сдвинув брови, девушка хмуро спросила:

– Что с Фандором? Я хочу знать правду.

Вид девушки был так трагичен, что Гений зла, перед которым трепетали все, виноватым голосом напроказившего школьника и тоном обвиняемого, умоляющего судью, пролепетал:

– Фандор уехал в Натал. Он думает, что ты там.

В маленькой комнатке, где разыгралась эта трагическая сцена, раздался крик отчаяния и вместе с тем радости.

– Слава Богу! – кричала Элен. – Так вот почему я ничего от него не получаю!

Фантомас же, надеясь, что этим признанием милость дочери завоевана, поспешно заговорил:

– Элен, умоляю тебя. Теперь, когда я сказал правду, объясни, почему ты так ко мне относишься, откуда вдруг такая ненависть?.. Что ты делаешь в этом цирке? Что произошло в Антверпене? Я хочу знать все. Слышишь? Все…

Вместо ответа девушка лишь загадочно улыбнулась.

Она нажала на кнопку звонка, и, в соответствии с полученными указаниями, Нелли ввела в уборную чрезвычайно элегантно одетого молодого человека лет двадцати пяти, который, не замечая присутствия третьего лица (Фантомас встал в угол комнаты), весь сияя, подошел к девушке.

– Высокоуважаемая мадемуазель Могадор, – проговорил он с победоносным видом, – у меня есть все основания полагать, что никогда не следует отчаиваться. Увы! Ради вас, кого я так люблю, мне пришлось пройти через самые немыслимые испытания. Но это уже не имеет значения! Я победил вашу строгость и теперь вижу свое будущее усеянным розами, поскольку вы соблаговолили принять те, что я вам преподнес…

И, желая подчеркнуть свою шутку, которую он сам находил весьма остроумной, молодой человек указал на букет посланных им девушке цветов, лежавших на столе среди других.

Белая как мел Элен слушала глупые словоизлияния молодца, который, естественно, совершенно не подозревал, чему он был обязан таким приемом.

У него и в мыслях не было, что сегодня вечером Элен его приняла всего лишь для того, чтобы положить конец нежелательной беседе с Фантомасом.

Но если появление хлыща не очень удивило Элен, оно крайне возмутило бандита.

Фантомас узнал этого типа с первого взгляда и очень удивился, увидев его в элегантном костюме, с манерами светского человека. Когда-то, возвращаясь из Спа с Соней Данидофф, он велел арестовать этого щеголя, но потом – все еще в образе Барзюма – освободил из тюрьмы.

Молодец был Леопольдом! Тем хулиганом, который вел машину! Леопольдом, представляя которого, старая Нелли торжественно назвала «господином бароном».

Предпочитая беседовать с девушкой без свидетелей, Леопольд бросил недовольный взгляд в сторону Фантомаса и, приняв человека, которого ему не представили, за лицо малозначительное, продолжил свой монолог:

– Железо куют, пока оно горячо. Такая блестящая наездница, как вы, мадемуазель, должна любить, чтобы ее дела шли как можно лучше… Вот что я хотел бы вам предложить. Сегодня вечером я чувствую себя в отличном настроении и приглашаю вас отужинать вместе после представления.

Слышавший все это Фантомас побелел от гнева и едва устоял перед инстинктивной потребностью подойти к нахалу, позволявшему в таком тоне разговаривать с его дочерью, и надавать пощечин!

Но Элен не казалась слишком оскорбленной предложением барона, которого несколько дней назад отстегала хлыстом. Она ничего не ответила и только улыбнулась тонкой и неопределенной улыбкой, загадочно застывшей на ее губах.

Девушка позвонила. Дверь уборной открылась в третий раз, и послышался громкий стук сабли и звон шпор.

В комнату боком вошел кирасирский капитан, весь затянутый в белый с золотом мундир.

Он сделал несколько нетвердых шагов и, подняв руку на высоту бровей, по-уставному приветствовал девушку. Проделав все это, капитан заговорил на ужасном английском языке:

– Мисс, вы есть замечательная наездница и очень красивая женщина. Мои товарищи, капитаны-холостяки третьего кирасирского полка, поручили мне пригласить вас, мисс, на небольшой дружеский праздник, отмечаемый у одного из нас. Будет много шампанского и артистов городского театра.

И он завершил приглашение громким смехом, не переставая с наивным удовольствием принюхиваться своим красным носом к пьянящему аромату девичьей комнаты.

Элен присела в церемонном книксене перед офицером:

– Благодарю вас, господин капитан. Вы очень, очень любезны…

Лукаво взглянув на барона Леопольда, гневно взиравшего на огромного кирасира, она сказала ему по-французски:

– У меня только одно затруднение: кого из вас троих выбрать?

Проходивший в это время по коридору режиссер прокричал:

– Мадемуазель Могадор, на выход! Через три минуты!

Элен разразилась саркастическим смехом умалишенной. И, выскочив из своей комнаты, размахивая хлыстом, бросив револьвер, который все еще держала за спиной, прокричала:

– До скорой встречи, господа! Ждите ответа!

И побежала в конюшню, где ее нетерпеливо ждала лошадь.

Леопольд бросился следом за наездницей. Громадный кирасир поспешил за ним, но без особого успеха. Когда исчезли эти два шута, над которыми, как он понял, Элен просто смеялась, Фантомас остался один.

Однако бандит был в растерянности. Он отдавал себе отчет в том, что Элен разрешила этим господам войти к ней только затем, чтобы избежать разговора, которого он так желал.

То была одна из тех женских уловок, против которых у мужчин средств нет. Подавленный и разбитый, Фантомас тоже покинул тесную уборную, где ему пришлось пережить столь странные минуты.

Фантомас вышел из цирка, на территории которого он не мог больше оставаться из-за риска наткнуться на Жюва, шедшего, как он уже понял из слов Сони Данидофф, по его следам.

Фантомас ощущал настоятельную потребность остаться одному и спокойно поразмышлять.