Затерявшийся в мирах

VI

Следующие два часа Лафайет ехал, никуда не сворачивая, по извилистой дороге, мимо гигантских деревьев, скал, едва различимых в темноте, и стремительных ручьев, сбегавших вниз по замшелым камням. В дорожной пыли он различал следы колес кареты и отпечатки лошадиных копыт. Холодный ветер пронизывал его до костей. Судя по всему, он был далеко от цели своего путешествия.

— Боюсь, что все это ни к чему не приведет, — пробормотал он. — Я делаю одну ошибку за другой. Сначала мне не удалось убедить этого Прэтвика соединить меня с инспектором. Но это и понятно: я так растерялся, что не мог толком объяснить, где нахожусь. Впрочем, я и сейчас это плохо себе представляю. Меланж какой-то. Слыхали вы о таком? А Порт-Миазм? Да это немыслимая дыра…

А каких глупостей он наделал, повстречав Свайнхильд! Удивительно, однако, до чего она похожа на Адоранну. Бедняжка, ей и так жилось несладко, а он своими дурацкими выходками все окончательно испортил. В Порт-Миазме его угораздило сразу же попасться на глаза герцогской охранке. И наконец, верх опрометчивости — он попытался прыгнуть в карету к Дафне, то есть к леди Андрагорре. Он мог бы догадаться, что она его не узнает. В этом безумном месте люди оказываются вовсе не теми, за кого их принимал Лафайет. А потом эта дурацкая комедия с герцогом…

— Стоило ли ночь напролет спаивать Родольфо, если леди Андрагорра скрылась в неизвестном направлении? — простонал он. — И вообще, что я, собственно, здесь делаю? Если я ее все-таки догоню, то меня, скорее всего, отстегают кнутом, как и обещал Руди. Но ничего другого мне не остается. Если это и не Дафна, то она как две капли воды похожа на нее. Не могу же я допустить, чтобы она попала в лапы к этому типу, Долговязому Лоренцо. Или Счастливчику Ланселоту?

Лафайет поудобнее уселся в седле. От холода у него онемели пальцы рук и ног. И кто знает, туда ли он едет? Следы на дороге были точно такие же, как в самом начале пути.

О’Лири щелкнул поводьями и пустил лошадь галопом. Пригнувшись к ее шее, он помчался вперед по узкой дороге мимо сосен, ветки которых хлестали его по спине. Дорога сделала поворот — и Лафайет натянул поводья: ехать дальше было нельзя.

— Ого, — прошептал он и почувствовал, что в горле у него пересохло. — Тут дело нечисто…

Посреди дороги одиноко стояла позолоченная карета леди Андрагорры; распахнутая дверца покачивалась под порывами ветра. Лафайет спешился, поморщившись от резкой боли в висках, подошел к карете и заглянул внутрь. Карета была обита розовым бархатом, на коврике из шкуры ягненка лежал кружевной платочек. Он поднял его и поднес к лицу.

— «Лунная роза», любимые духи Дафны, — простонал он.

Оглядевшись, Лафайет обнаружил, что в этом месте следы обрывались. Дорога была пустынна: поблизости не было видно ни четверки великолепных вороных лошадей, ни всадников эскорта. Только странный след уходил от тропинки в лес.

— Непонятно — нет ни убитых, ни раненых, — пробормотал Лафайет. — Видно, эти трусливые негодяи не оказали никакого сопротивления.

Он повернулся и вдруг услышал треск сучьев в кустах у дороги. О’Лири схватился за шпагу, которую получил от слуг герцога.

— Ни с места, не то я проткну тебе глотку, изменник, — раздался позади него хриплый голос.

Лафайет резко повернулся и увидел прямо перед собой свирепое усатое лицо и обнаженный клинок. Из укрытия стали выходить и другие люди со шпагами. О’Лири успел заметить, что на них были желтые ливреи слуг леди Андрагорры, но тут кто-то грубо схватил его сзади за руки.

— Что, вернулся полюбоваться на свое преступление или решил заняться грабежом? — Капитан ткнул Лафайета шпагой в живот. — Отвечай, мерзавец, где она!

— Я… я вас хотел об этом спросить.

— Говори, а то я не ручаюсь за своих парней — им не терпится спустить с тебя шкуру.

— Это вы ее сопровождали, — обрел наконец дар речи Лафайет. — Почему же вы меня спрашиваете, где она? Вы что, сбежали и бросили ее одну?

— Ах, вот ты как заговорил! Может, ты у нас выкуп за нее потребуешь?

Лафайет вскрикнул от боли, почувствовав новый укол шпагой.

— Ты у меня получишь выкуп, подлый трус! А ну, говори! Что ты сделал с нашей госпожой, самой прекрасной дамой герцогства!

— Я выполняю официальное поручение, — выпалил Лафайет. — Вот, взгляните на этот перстень с печаткой.

Грубые руки попытались стянуть у него с пальца массивное кольцо.

— Никак не снимается, — доложил капрал. — Прикажете отрубить палец вместе с кольцом?

— Уж не хочешь ли ты откупиться от нас своей побрякушкой? — прорычал капитан.

— Вовсе нет! Этот перстень принадлежит герцогу Родольфо, но палец — мой. Не могли бы вы не трогать его?

— Надо же, какая наглость! Спер у герцога кольцо да еще и хвастается этим! — прорычал сержант.

— Да ничего я не крал, он сам дал мне перстень!

— Не пора ли с ним кончать, капитан? — подал голос один из стражников. — Он так нагло лжет, что так и хочется пощекотать его шпагой. Кто ж не знает, что у его светлости зимой снега не выпросишь?

— Да как мне растолковать вам, что я никого не похищал? Я выполняю важное поручение и…

— Что за поручение?

— Я должен догнать леди Андрагорру и вернуть ее обратно…

— Ага, ты сознаешься в этом.

— Но я не собирался этого делать, — повысил голос Лафайет, стараясь превозмочь головную боль и собраться с мыслями. — Я хотел уехать в противоположном направлении и…

— И слегка задержался на месте своего подлого преступления! — взревел капитан. — Тащите веревку, ребята. Вздернем его здесь, чтоб другим было неповадно.

— Постойте, — закричал Лафайет. — Сдаюсь, ваша взяла. Я… я все расскажу.

— Отлично! — Капитан приставил шпагу к груди Лафайета. — Рассказывай!

— Пусть начнет с того, как Лу свернул в кусты, — предложил сержант.

— Ладно. Как только Лу свернул в кусты, я… я…

— Стукнул его по голове, верно? — подсказал один из стражников.

— Верно. А потом я… э…

— Потом, когда мы остановились и послали двух парней узнать, почему замешкался Лу, ты и им дал по черепушке, так, что ли?

— Именно так.

— А потом, когда мы все лазили по кустам, разыскивая пропавших ребят, ты прокрался сюда и похитил ее светлость прямо под носом у Леса — он остался придержать лошадей. Правильно?

— Кто это все рассказывает: вы или я? — язвительно спросил О’Лири.

— А ну, говори, где она?

— Откуда я знаю? Ведь я бил Лу по голове и крался под носом у Леса, забыли вы, что ли?

— А, ты знаешь, как зовут наших парней?! Видно, давно обдумывал это дельце.

— Замолчи, Квэквелл, — рявкнул капитан. — Мы только теряем время. Говори, где ее светлость, а не то я тебе в два счета кишки выпущу.

— Она… она в охотничьем домике с Долговязым Лоренцо.

— С Долговязым Лоренцо? А где же находится этот домик?

— Он… э… в нескольких милях отсюда. К нему можно проехать по дороге.

— Врешь, — рассвирепел капитан. — Дорога ведет к замку тетушки Пруссик, куда ехала наша госпожа.

— Ты уверен в этом? — спросил его Лафайет.

— Конечно. Миледи сама сказала мне об этом.

— А ты и поверил, — насмешливо сказал О’Лири. — Ходят слухи, что там живет не то Долговязый Лоренцо, не то Лохинвар. А может, и Лотарио.

— Я что-то не пойму, к чему ты клонишь, негодяй, — холодно сказал капитан. — Уж не намекаешь ли ты на то, что миледи преднамеренно ввела меня в заблуждение? Что она сама назначила кому-то тайное свидание здесь, в горах Чантспел?

— Ну, не очень-то тайное, если учесть, что ее сопровождало с дюжину всадников, — заметил О’Лири.

— Что ты хочешь этим сказать? Неужто ты думаешь, что она бросила нас по собственному желанию? — рассвирепел сержант.

— Подумайте сами, — сказал Лафайет. — Если бы она была со мной, неужели я оставил бы ее одну и вернулся сюда, чтобы вы меня сцапали?

— Замолчи, негодяй! С меня хватит этих грязных намеков, — рявкнул капитан. — Отойдите в сторону, ребята. Сейчас я разделаюсь с этим мерзавцем!

— Подождите минутку, — сказал сержант, почесывая затылок. — Прошу прощения, капитан, но его слова не лишены смысла. Ведь ее светлость сама велела нам вернуться за Вайти и Фредом, верно?

— Да, пожалуй. И я что-то не припомню, чтобы она прежде говорила о тетке, которая живет здесь, в горах, — добавил один из всадников.

— Глупости это, — не особенно уверенно проговорил капитан. — Ее светлость никогда бы не поступила так со мной. Я столько лет служу ей верой и правдой.

— Как знать, кэп. Дамы!.. Кто может сказать, что у них на уме?

— Думай, что говоришь. — Капитан решительным жестом одернул мундир. — Я сыт по горло нелепыми измышлениями этого негодяя. Пора вздернуть его.

— Постойте, ребята, — закричал О’Лири. — Я говорю правду. Леди Андрагорра находится, быть может, всего лишь в нескольких милях отсюда. Если поторопиться, то мы сможем догнать ее. Нечего терять время на напрасные споры!

— Он хочет обмануть нас, — оборвал его капитан. — Я уверен, что миледи лежит связанная где-нибудь поблизости, там, где он ее бросил.

— Да он просто спятил, — запротестовал Лафайет. — Он боится ехать в погоню за ней, вот и все! Это просто уловка, чтобы запутать все дело и вернуться назад.

— Хватит! Приготовьте преступника к казни!

— Подождите, — завопил Лафайет, почувствовав на своей шее петлю. — Разве нам нельзя обо всем договориться, как подобает джентльменам?

Наступила неожиданная тишина. Сержант смотрел на капитана, а тот, в свою очередь, мрачно уставился на О’Лири.

— Так ты хочешь, чтобы с тобой обошлись как с джентльменом? А на каком основании?

— Я сэр Лафайет О’Лири, член-основатель… э… Национального географического общества.

— Похоже, что он прав, кэп, — заметил сержант. — С этакими званиями нам нельзя его так запросто вздернуть.

— Совершенно верно, — поспешно вставил Лафайет. — Вы погорячились, ребята. Я уверен, вы и сами понимаете, что меня нельзя казнить без суда и следствия.

— Ненужная проволочка, — проворчал капитан. — Ну да ладно. Уберите веревку.

— Чудесно. Я рад, что мы наконец поладили, — сказал Лафайет. — А теперь…

— Достаньте пистолеты!

— Это… это зачем? — запинаясь, спросил Лафайет.

Стражники между тем вынули длинные кавалерийские пистолеты, набили их порохом и вставили новые кремни.

— Станьте у дерева, сэр рыцарь, — скомандовал капитан. — И побыстрее — у нас мало времени.

— У… у этого дерева?

Лафайет чуть было не упал, споткнувшись о корявые корни.

— Приготовиться, ребята! Целься!

— Остановитесь! — прокричал Лафайет срывающимся голосом. — Вы не можете расстрелять меня!

— Ты же хотел умереть как джентльмен, верно? Целься…

— Но… неужели вы будете стрелять с такого расстояния? — попробовал возразить Лафайет. — Я-то думал, что вы метко стреляете.

— В июне мы заняли первое место в соревнованиях по стрельбе среди охранников, — ответил сержант.

— Тогда отойдите чуть-чуть подальше, — предложил Лафайет. — Вы бы смогли показать свое мастерство.

Он отступил назад футов на десять и наткнулся на дерево.

— Приготовиться! — скомандовал капитан. — Целься…

— Все еще слишком близко, — прокричал Лафайет. — Покажите, на что вы способны.

И он поспешно отошел еще ярда на четыре.

— Все, достаточно! — крикнул капитан. — Остановитесь, сэр, будьте готовы достойно встретить свою смерть. — Он взмахнул шпагой. — Приготовиться! Целься!

С губ офицера уже было готово сорваться последнее слово, когда в кустах за его спиной неожиданно раздался пронзительный вой. Все разом посмотрели в том направлении, откуда донеслись душераздирающие звуки.

— Должно быть, ночная кошка, — предположил один из стрелков.

Не дожидаясь появления зверя, Лафайет метнулся в сторону, отскочил за дерево и со всех ног кинулся в лес. Позади него послышались крики, раздались выстрелы, и он услышал над головой свист свинцовых пуль.

Луна показалась из-за туч и осветила бледным светом маленькую бревенчатую избушку в долине, окаймленной гигантскими деревьями. Лафайет растянулся на животе под ежевичным кустом, страдая одновременно от похмелья, усталости и ушибов. Прошло полчаса с тех пор, как стихли последние крики его преследователей, прочесывавших кусты; минут двадцать назад он оказался на склоне долины и увидел внизу неяркий свет, струившийся из окна хижины. За все это время он не заметил внутри никаких признаков жизни, до его слуха не донеслось ни звука. А сам он уже успел порядком продрогнуть. Под утро стало холодать, листья деревьев покрылись искрящимся инеем. Лафайет подул на руки и посмотрел на освещенное окно крохотного домика в долине.

— Она наверняка там, — старался убедить он себя. — Где же еще ей быть в этом глухом лесу? Несомненно, — продолжал он размышлять, — ее похититель, кем бы он ни был, тоже там: ждет, наверное, с заряженным пистолетом непрошеных гостей… С другой стороны, если я останусь здесь, то окончательно замерзну, — решил Лафайет.

Он с трудом поднялся на ноги, похлопал себя озябшими руками, сильно закашлявшись при этом, и начал медленно спускаться по крутому склону. Подойдя к домику, он обошел вокруг него, вглядываясь в темноту и прислушиваясь. Но стояла тишина: не было слышно ни цокота лошадиных копыт, ни шорохов внутри избушки. Задернутые цветастые занавески не позволяли ему заглянуть внутрь.

Лафайет крадучись приблизился к задней двери, миновав поленницу дров и бочку для дождевой воды. Он осторожно приложил ухо к шероховатым доскам.

Внутри слышался легкий скрип, прерываемый время от времени еще более легким пощелкиванием. Слова, произносимые шепотом, невозможно было разобрать. По спине Лафайета пробежал холодок. Он неожиданно вспомнил старую сказку о Гансе и Гретель, которые очутились в домике ведьмы.

— Чепуха! — решительно произнес он. — На свете ведьм не бывает. Там нет никого, кроме негодяя Лоренцо и леди Андрагорры. Бедняжка! Она, должно быть, связана по рукам и ногам, испугана до полусмерти и все-таки надеется, что кто-нибудь придет к ней на помощь. Тогда чего же я жду? Почему не вышибу дверь и не вытащу Лоренцо за шиворот, чтобы…

Щелчки, раздававшиеся все громче и громче, внезапно прекратились. Прозвучал хлопок, сопровождаемый легким позвякиванием металла. Вновь послышался скрип, а потом тихий скрежет, будто кто-то перемалывал кости на мясорубке.

— Это чудовище Лоренцо пытает леди Андрагорру!

Он отошел назад и, разбежавшись, ударил в дверь. Она широко распахнулась — и Лафайет влетел в уютную комнатку, освещенную огнем очага. В кресле-качалке на вязаном пледе сидела старушка с кошкой на коленях. Рядом на столе стояла синяя фарфоровая тарелка.

— Как, это опять ты, Лоренцо? Добро пожаловать, — сказала старушка, не скрывая удивления. — Угощайся, — и она протянула ему тарелку с кукурузными хлопьями.

Сидя у очага, Лафайет пытался привести в порядок смешавшиеся мысли. Перед ним стояла тарелка с хрустящими золотистыми кукурузными хлопьями и чашка с густым какао. Хозяйка избушки шила покрывало, которое она извлекла из комода у окна. Старушка все время бормотала что-то монотонным скрипучим голосом. Лафайет никак не мог уловить, что именно она говорила — какая-то кукушечка, порхающая с ветки на ветку, решила вздремнуть у большого цветка…

Лафайет ударился подбородком о грудь — и проснулся.

— Ах ты бедняжка! Ты же спать хочешь! И немудрено, столько времени провел на ногах. Да, чуть не забыла: тут побывали твои приятели, — сказала хозяйка с хитрой усмешкой.

— Какие приятели? — зевнул Лафайет.

Сколько времени он проспал? Неделю? Или дня три… или… Неужели только прошлой ночью он лежал в широкой постели на шелковых простынях…

— …сказали, чтобы я не будила тебя. Они хотят сделать тебе сюрприз. Но я подумала, что тебе будет интересно узнать об этом.

Лафайет сквозь сон едва различал ее бормотание.

Он постарался стряхнуть с себя оцепенение и сосредоточиться на том, что говорила старушка. Ему показалось, что он уже прежде слышал этот голос. Где они могли встретиться? Или…

— О чем узнать? — переспросил он спросонья.

— О том, что они вернутся.

— Э-э-э… кто вернется?

— Эти любезные джентльмены на лошадях.

Весь сон Лафайета как рукой сняло. Он резко спросил:

— Когда они были здесь?

— Да ты с ними совсем немного разминулся, Лоренцо, — эдак на полчаса.

И она уставилась на него сквозь очки старыми подслеповатыми глазами. А может, вовсе и не старыми и не подслеповатыми? Приглядевшись внимательно, Лафайет с удивлением обнаружил, что глаза старушки были поразительно зоркие. Он попытался вспомнить, где он мог видеть этот пронзительный взгляд раньше.

— Сударыня, вы были очень любезны, но мне пора. Да, я еще хотел сказать вам: я не Лоренцо.

— Не Лоренцо? А кто же ты такой?

Она взглянула на него поверх очков.

— Я полагал, что найду здесь человека по имени Лоренцо. А может быть, Лотарио или Ланселот. Но вы были со мной так любезны: обогрели, накормили, и я… дело в том, что я замерз и был голоден… В общем, я воспользовался вашим гостеприимством. Но сейчас мне пора идти…

— Как? Да я и слышать об этом не хочу! В этакую ночь ты просто замерзнешь в лесу…

— Боюсь, что вы меня не поняли, — перебил ее Лафайет, двигаясь боком к двери. — Мы с вами не знакомы. Я попал сюда совершенно случайно…

— Не может этого быть! Ведь это ты снял у меня комнату, верно? — старушка близоруко сощурилась, глядя на него.

Лафайет отрицательно покачал головой:

— К сожалению, вы ошибаетесь. Я искал леди Аядрагорру…

— Боже мой, так ты знаешь мою племянницу! Это чудесно! Что же ты мне раньше не сказал? Ну, теперь-то я тебя ни за что не отпущу! Ветер так и воет в лесу, тебе лучше остаться у меня. Кстати, где же дорогая Энди? Я почему-то думала, что она должна приехать с тобой.

— Значит, вы и есть тетка Даф… то есть леди Андрагорры?

— Ну конечно! Разве ты этого не знал? Но ты не ответил на мой вопрос.

Лафайет огляделся вокруг. Комнатка была чисто прибрана и уютна, но без особых удобств.

— Мне показалось, что леди Андрагорра очень богата, — проговорил он. — Неужели это все, что она смогла сделать для вас?

— Ах ты дурачок! Да мне просто нравится жить среди птиц и цветов! Здесь так тихо и спокойно!

— А кто вам колет дрова?

— Дрова? Ко мне приходит по вторникам один человек… Но ты говорил о леди Андрагорре.

— Ничего я не говорил о леди Андрагорре. Я не знаю, где она. Ну, спасибо вам большое за все…

— Я тебя не отпущу, — резко перебила его старушка. — Ни за что на свете!

Лафайет надел плащ и направился к двери.

— Боюсь, что не смогу воспользоваться вашим гостеприимством…

Он запнулся, услышав позади себя странный звук. О’Лири повернулся — за его спиной старушка занесла руку, целясь ему в висок. Он успел пригнуться, и удар пришелся ему в предплечье. Лафайет вскрикнул от боли — и получил еще один сильнейший удар. Защищаясь, он угодил своей хозяйке кулаком в бок, но от нового удара в солнечное сплетение свалился в кресло-качалку.

— Решил меня надуть! — завизжала старуха. — Продался этому длинноносому Родольфо, и это после всего, что я пообещала сделать для тебя! Откуда только у тебя нахальство взялось заявляться сюда и врать мне в глаза, что ты впервые меня видишь!

Старушонка метнулась к креслу, но Лафайет свалился на пол, успев при этом лягнуть ее. Вскочив на ноги, он приготовился к обороне.

— Где она? Черт тебя дери? Зачем только я вытащила тебя из вонючего болота, где ты пас своих свиней…

Старуха неожиданно умолкла, прислушиваясь к чему-то. Лафайет явственно различил приближающийся конский топот.

— Дьявол!

Старушонка прыгнула к двери, сдернула с крюка плащ и обернула его вокруг себя.

— Ты еще ответишь мне за это, Лоренцо, — завизжала старуха изменившимся голосом: вместо хриплого сопрано Лафайет услышал отвратительный тенор. — Погоди, я доберусь до тебя, негодяй! Ты проклянешь тот день, когда впервые увидел Стеклянное Дерево!

Она распахнула дверь и скрылась в темноте.

О’Лири кинулся за ней, но было уже слишком поздно. Старуха стояла на поляне, застегивая пуговицы плаща. Лафайет бросился к ней, но она со свистом взмыла в воздух. Быстро набирая высоту, старуха понеслась к лесу. Развевающийся на ветру плащ, словно шлейф, стелился за ней.

— Эй! — слабо прокричал Лафайет.

Неожиданно до его сознания дошло, что топот копыт становится все громче и громче. Он кинулся к дому, вбежал в комнату и, выскочив через заднюю дверь, со всех ног помчался к лесу.

Занимался серый, ненастный день, но в лесу стало лишь немного светлее. Окончательно продрогнув и выбившись из сил, Лафайет опустился под огромное дерево, в стволе которого можно было бы проложить туннель. У него болела голова, в животе, казалось, разгорался костер, а в глаза будто насыпали песку. Во рту был противный привкус испортившегося маринованного лука. В ветвях над его головой тоскливо прокричала птица.

— Да, это конец, — простонал Лафайет. — Я болен, голоден, продрог, голова раскалывается, и к тому же у меня расстройство желудка. Я потерял лошадь, след леди Андрагорры — короче, все. И я не знаю, куда и зачем я иду. И ко всему прочему у меня начались галлюцинации. Летающие старухи, надо же такое придумать! А что, если мне привиделась не только старуха, но и ее домик? Предсмертный бред или что-нибудь в этом роде. Может быть, эти недотепы в желтых ливреях меня все-таки застрелили и я уже мертвый?

Он ощупал себя, но отверстий от пуль не обнаружил.

— Чепуха какая-то! Если бы я был мертв, у меня не болела бы голова.

Лафайет затянул потуже ремень и с трудом поднялся на ноги. Пройдя несколько футов, он опустился на колени перед маленьким ручейком, зачерпнул ледяной воды и умылся. Потом растер лицо краем плаща и сделал несколько глотков.

— Вот и хорошо, — решительно сказал он сам себе. — Что толку стоять и разговаривать вслух? Пора действовать.

— Чудесно, — ответил он. — Только что же мне делать?

— Ну, можно отправиться в путь, — предложил он. — До Порт-Миазма всего каких-нибудь миль двадцать.

— Вряд ли Родольфо обрадуется, узнав, что я вернулся с пустыми руками, — возразил он сам себе. — Но, возможно, я смогу оправдаться — перед Гроунвельтом. Впрочем, я все равно не знаю, в какую сторону идти.

Лафайет запрокинул голову, стараясь разглядеть что-нибудь сквозь густую листву деревьев. Но плотные серые облака не пропускали ни лучика света, по которому можно было бы определить положение солнца.

— Кроме того, не могу же я убежать и бросить леди Андрагорру на произвол судьбы.

— Ну хорошо, ты меня убедил: я буду продолжать поиск. Но куда же все-таки идти?

Он зажмурился, повернулся три раза на месте и, остановившись, вытянул руку:

— Туда.

— Знаешь, — заметил Лафайет доверительно, — не так уж это глупо — разговаривать с собой. Узнаешь много нового.

— Да и решительности прибавляется.

— Но все-таки это значит, что ты рехнулся.

— Ну и что из этого? Шизофрения какая-то! Да это пустяк по сравнению со всеми моими прочими недомоганиями.

И Лафайет решительно направился вперед, прихрамывая попеременно на обе ноги — прошлой ночью он вывихнул их при падениях и прыжках. Постепенно деревья начали редеть, а молодая поросль и вьющиеся растения у него под ногами стали гуще. Время от времени попадались громадные валуны. Наконец он очутился на открытом, продуваемом со всех сторон склоне, поросшем одинокими, чахлыми кедрами. Начался дождь: его острые струи слепили глаза, затекали под плащ. В пятидесяти футах склон круто обрывался. О’Лири подполз к самому краю и заглянул вниз — где-то далеко под ним клубились клочья тумана.

— Чудесно, — заметил он, глядя в бездонную пропасть. — Просто великолепно. Ничего другого и нельзя было ожидать. Не удивительно, что старуха улетела на метле, то есть без метлы. Тут и муха не проползла бы.

— Ну что ж, значит, я пойду вдоль края, пока не найду дороги, тропинки или спуска.

— Ты забыл о веревочной лестнице и фуникулере.

— Досадное упущение. Ну, тронулись.

И он направился вдоль обрыва. Час прошел без всяких перемен. Лафайет упорно шел вперед, несмотря на боль, усталость и холод. Раза два он поскользнулся и чуть было не сорвался в пропасть.

— Что с тобой, О’Лири? — спросил он, с трудом поднимаясь на ноги после очередного падения. — Неужели тебе не под силу небольшая прогулка в горах?

— А что здесь удивительного? Нельзя же столько лет жить в роскоши и праздности и при этом оставаться в форме.

— Да, ты прав, как это ни печально. Вот тебе урок на будущее.

Ветер усилился; вниз по склонам несся стремительный поток.

О’Лири поплелся дальше. Руки, ноги и губы у него окончательно онемели. Он прошел еще полмили — и остановился для нового совещания.

— Рано или поздно я что-нибудь обязательно обнаружу, — сказал он себе без особой уверенности и принялся растирать замерзшие уши негнущимися пальцами. — След какой-нибудь или брошенный платочек…

П-и-и… П-и-и… П-и-и… Писк раздавался где-то совсем рядом. Лафайет огляделся по сторонам, но ничего не обнаружил.

— Послушай, — громко сказал он. — Хватит того, что я разговариваю сам с собой. Азбука Морзе — это уже слишком.

И он снова потер уши.

П-и-и… П-и-и… П-и-и… — услышал он отчетливо. О’Лири взглянул на свои руки. На среднем пальце сверкал перстень герцога Родольфо. Рубин светился неровным светом: то ярче, то слабее, то ярче, то слабее.

— Ох, — простонал О’Лири. Он осторожно поднес перстень к уху: раздался писк и одновременно рубин вспыхнул ярким светом.

— Раньше он не пищал, — подозрительно заметил Лафайет.

— Ну, а теперь пищит, — решительно ответил он сам себе. — И за этим что-то кроется.

— А что, если это радиолуч, радиомаяк — как на авиалиниях?

— Может быть. Надо проверить.

Он спустился по склону футов на пятьдесят и вновь прислушался.

П-и-и… П-и-и… П-и-и…

— Ага! Значит, я сбился с правильного курса!

Он опять вскарабкался наверх. Теперь перстень издавал непрерывный гудящий звук.

— Ясно, — пробормотал О’Лири. — Только вот куда он меня ведет?

— Какая разница? Только бы не оставаться здесь.

— Верно.

О’Лири двинулся вперед, низко нагнув голову и прижав перстень к уху. Гудение все усиливалось. Путь ему преградила куча намокшего валежника. Он кое-как перебрался через нее — и повис над пропастью. Судорожно замахав руками в воздухе, он старался уцепиться за что-нибудь. Потом ураганный ветер засвистел у него в ушах, а перед глазами понеслась отвесная каменная стена, похожая на шахту скоростного лифта. Он успел заметить огромную цифру 21, написанную белой краской, 20, 19… А потом все слилось у него перед глазами.

Получив откуда-то снизу удар гигантской бейсбольной битой, он перелетел через забор и понесся вперед под крики тысячной толпы и вспышки фейерверка.