По узкому коридоу Спронройл провел Лафайета к двустворчатой двери, за которой оказался крошечный балкончик. На долину, расстилавшуюся перед ними, опускался вечер.
— Так, Длинный, не забудь, что с ковром надо обращаться осторожно, — объяснял сотрудник из отдела обслуживания заказчиков.
Он развернул перед ним синий прямоугольник размером шесть на восемь футов, который ничем не отличался от обычного ковра.
— Все схемы настроены на твои излучения, так что никто не украдет у тебя этот ковер. Он управляется голосом, поэтому думай, что ты говоришь. И не забывай, что поручней нет — будь особенно осторожен на виражах. В ковер, конечно, вмонтирована система управления по крену, но если ты невнимателен… В общем, помни, что парашюта у тебя нет.
— Вы меня успокоили, — сказал Лафайет, расправляя складки плаща-невидимки и стараясь справиться с неприятным сосущим чувством под ложечкой. — Со всеми этими приборами, которые я получил от Пинчкрафта, у меня маневренности не больше, чем у баржи с мусором.
— Сказать по правде, для него — это идеальная возможность испытать в эксплуатационных условиях все эти диковинные приборы, над которыми он с ребятами работал долгими зимними ночами. Взять, к примеру, его чихательный генератор: наше начальство не разрешило бы испытать его даже на добровольцах! А плоскоход: прекрасная идея, но если он не будет работать — фьють! Пропал наш изобретатель со своей лабораторией.
— Еще несколько подробностей — и я откажусь лететь, — предупредил О’Лири. — Лучше укажите мне нужное направление, прежде чем здравый смысл возьмет верх над моим инстинктом совершать ошибки.
— Лети на запад, Длинный. Стеклянное Дерево нельзя пропустить.
— Если бы ты знал, сколько я в своей жизни пропустил! — сказал Лафайет. — Кстати, на будущее: меня зовут вовсе не Длинный, а Лафайет О’Лири.
— Неужели? Подумать только! Впрочем, это неважно. Да, кстати, не забудь повернуть рычажок на аппарате скрытого наблюдения, прежде чем ты положишь его в карман к интересующему нас лицу.
— Ну что ж, — сказал Лафайет, усаживаясь по-турецки на ковре. — Поехали.
Он закрыл глаза и стал мысленно повторять координаты, полученные полчаса назад от Флимберта. Густой ворс на ковре под ним стал мелко вибрировать. Затем ковер зашевелился, дернулся и натянулся. У Лафайета возникло непроизвольное желание схватиться за что-нибудь, но усилием воли он заставил себя остаться на месте и расслабиться.
— Представь, будто ты мешок картошки, — повторил он, чувствуя, как у него по спине струится пот. — Большой джутовый мешок картошки из Айдахо…
Покачивание и рывки усилились; поднявшийся ветер дул ему в лицо, трепал волосы и срывал с плеч плащ.
— Ну же, поднимайся, пока этот умник Флимберт не сообразил, что я их надул, — прошептал О’Лири.
Никаких изменений. Ветер все так же обдувал его, ковер казался неподвижным.
— Великолепно! — воскликнул Лафайет. — Я мог бы с самого начала догадаться, что из этой затеи ничего не получится.
Он открыл глаза и увидел над собой бескрайнее синее небо. Затем он оглянулся…
Где-то далеко внизу на крошечном балкончике, прилепившемся к громадному утесу, стояла крошечная фигурка и махала ему вслед платком. Лафайет заставил себя взглянуть вниз на стремительно проносящуюся под ним зеленую равнину и снова зажмурился.
— Мама миа, — простонал он. — А вдруг меня укачает? Ведь я не захватил с собой даже бумажного пакета.
Замок, известный под названием Стеклянное Дерево, возник на западе, словно звезда на горной вершине. В лучах заходящего солнца от его многочисленных хрустальных шпилей исходило радужное сияние. Стеклянное Дерево, все из высоких сверкающих башен, ослепительных минаретов и позолоченных шпилей, находилось на самой высокой вершине горной гряды.
— Ну что ж, плащ, делай свое дело, — прошептал Лафайет, расправляя вокруг себя складки так, чтобы плащ покрывал большую часть ковра.
Спронройл уверял его, что у принца Крупкина нет средств противовоздушной обороны, но О’Лири на всякий случай пригнулся пониже, чтобы не представлять собой удобной мишени. Ковер начал снижаться к быстро приближающемуся дворцу.
Когда до него оставалось около полумили, Лафайет приказал ковру убавить скорость. Если какие-то изменения и произошли, он их не почувствовал. С ужасающей быстротой на него неслась самая высокая башня, сверкающая и переливающаяся на солнце…
В последний момент ковер затормозил, сделал крутой вираж — при этом оцепеневший от страха Лафайет чуть не свалился вниз — и облетел вокруг башни.
— Точь-в-точь как мешок с картошкой, — пролепетал О’Лири. — Кто-нибудь там, наверху, помоги мне выбраться из этой переделки целым и невредимым, и я буду регулярно платить церковную десятину…
Ковер остановился и повис, покачиваясь в воздухе, у высокого окна с балкончиком в мавританском стиле.
— Отлично! Вперед, тихий ход, — скомандовал Лафайет.
Ковер вплотную подлетел к полупрозрачной, отшлифованной стене. Когда он коснулся хрустальных перил, Лафайет осторожно протянул руку и схватился за них. Пока он перелезал на балкон, ковер под ним покачивался и прогибался, а потом, сразу став намного легче, начал уплывать, слегка колеблемый ветерком. О’Лири схватил его за угол, подтащил к себе и, свернув, поставил в угол балкона.
— Подожди здесь, пока я вернусь, — прошептал он.
Расправив под плащом вышитую рубашку, полученную от Спронройла, Лафайет вытащил из ножен, усыпанных драгоценными камнями, шпагу и нажал кнопку, которая была вделана в головку эфеса.
— Бабочка, я Лепешка, — зашептал он. — Добрался до места благополучно.
— Отлично, — раздался скрипучий голос из радиопередатчика, вмонтированного в эфес шпаги. — Теперь войди внутрь и направляйся в королевские покои. Они находятся на одиннадцатом этаже главной башни. Будь осторожен: не выдай себя, разбив по пути вазу или отдавив кому-нибудь ногу.
— Спасибо за совет, — ответил О’Лири. — А я-то собирался отправиться в покои принца, распевая песни и играя на гавайской гитаре.
Лафайет нажал на ручку двери — и очутился в неярко освещенной комнате, устланной мягким ковром и украшенной серебристо-розовыми портьерами. Против балкона стояла кровать под серебристо-розовым балдахином. С розового потолка, на котором резвились серебряные купидоны, свисала люстра с хрустальными подвесками, мелодично звенящими от порывов ветерка из открытого окна. Лафайет направился было к широкой белой двери в противоположном конце комнаты, но остановился, услышав голоса за ней.
— …выпили бы по рюмочке перед сном, — раздался вкрадчивый мужской голос. — Ну, кроме того, — продолжал увещевать он, — вам может понадобиться помощь со всеми этими пуговицами.
— Сэр, вы ведете себя дерзко, — игриво ответил знакомый женский голос. — Но я разрешаю вам зайти — на несколько минут, не больше.
— Неужели Дафна? — пробормотал Лафайет.
Услышав поворот ключа в замке, он кинулся к кровати под балдахином, надеясь спрятаться под ней. Едва он успел упасть плашмя на ковер и залезть под кровать, накрытую парчовым покрывалом, как дверь отворилась и он увидел из своего укрытия пару стройных ножек в черных лаковых туфельках с серебряными пряжками. За ними следом появились начищенные черные сапоги со звенящими шпорами, украшенными драгоценными камнями. Две пары ног пересекли комнату, сбывшись из его поля зрения.
До слуха Лафайета донеслись приглушенные звуки, напоминающие борьбу, за которыми последовал тихий смех.
— Поосторожнее, сэр, — прозвучал нежный женский голосок. — Вы испортите мне прическу.
Стараясь разглядеть, что происходит в комнате, Лафайет подполз к резной ножке кровати и выглянул из-под покрывала — при этом его шпага глухо ударилась об пол. Наступила мгновенная тишина.
— Милорд Чонси, вы слышали?
— Э-э-э… Думаю, мне пора, — нарочито громко ответил дрогнувший мужской голос. — Как вы знаете, его высочество — самый благородный и великодушный господин — приказал, чтобы вы имели все, что только пожелаете, но боюсь, что, если я задержусь у вас, потакая вашим прихотям, мое поведение будет неверно истолковано…
— Да как вы смеете!
Прозвучал удар — как будто разгневанная женщина дала пощечину наглому мужчине.
— Я вас сюда не приглашала!
— Да, конечно… так что, с вашего позволения…
— Нет уж, сначала осмотрите комнату! А вдруг здесь притаилась мерзкая, огромная крыса!
— Да, немаленькая ножка топнула.
— Выполняйте, Чонси, иначе я сообщу принцу, что вы имели наглость преследовать меня!
— Кто, я, ваша светлость?
— Вы слышали мой приказ.
— Что ж, ладно…
Лафайет увидел, как сапоги прошли по комнате к шкафу; дверца открылась и закрылась. Потом они приблизились к ванной комнате, исчезли в ней, появились опять. Затем шаги раздались на балконе, снова в комнате.
— Никого нет. Вам это, верно, почудилось.
— Неправда, вы тоже слышали! И вы забыли посмотреть под кроватью!
Лафайет затаил дыхание, наблюдая, как сапоги пересекли комнату и остановились в двух шагах от его носа. Покрывало поднялось — и прямо перед собой О’Лири увидел узкое лицо со свирепыми острыми усиками и маленькими глазками.
— Здесь никого нет, — сказал Чонси и опустил покрывало.
Лафайет с облегчением вздохнул.
— Как я мог забыть о плаще! — прошептал он.
— А раз так, — продолжил мужской голос, — я не вижу причины торопиться.
— Так о чем же мы говорили? — весело спросил женский голос. — Ой, осторожнее, вы сломаете мне молнию!
— Ах ты… — начал Лафайет — и замер, так как разговор вновь оборвался.
— Чонси — здесь кто-то есть! — сказал женский голос. — Я… я это чувствую.
— Э-э-э… так вот я и говорю, что мне надо провести инвентаризацию постельного белья, поэтому я никак не могу задерживаться у вас…
— Ну что вы, Чонси! Какая инвентаризация в такой поздний час? Уж не испугались ли вы?
— Кто, я? — пробормотал Чонси срывающимся голосом. — Нет, конечно. Просто я очень люблю проводить инвентаризации, а если я поработаю ночью, то сэкономлю время и тогда…
— Чонси — мы хотели погулять под луной, вы помните? Вдвоем — только вы и я…
— Да, конечно…
— Тогда я переоденусь, и мы пойдем. Подождите здесь, не уходите.
— Ну и ну! — ахнул Лафайет.
— В этой комнате ужасная акустика, — нервно пробормотал Чонси. — Готов поклясться, кто-то только что прошептал здесь «ну и ну».
— Дурачок, — ответил другой голос.
Послышалось легкое шуршание и громкий вздох Чонси. Вновь появились женские ножки; они остановились перед шкафом; затем тонкие пальцы в кольцах сняли сначала одну туфлю, потом другую. Женщина встала на цыпочки — и вслед за этим на пол упало широкое платье, а за ним что-то легкое и прозрачное.
— Миледи, что же это? — пискнул Чонси. — Его высочество… да к чертям его высочество!
Сапоги простучали по полу, и Лафайет увидел, как огромная лапища наступила на маленькую босую ножку. Раздался громкий крик, а потом прозвучала пощечина — вторая за вечер.
— Ах ты, неуклюжий идиот! — взвизгнул женский голос. — Да я лучше навсегда останусь здесь, чем позволю тебе…
— Так вот в чем дело! — завопил Чонси. — Негодная распутница, вот чего стоят все твои посулы и обещания! Значит, ты заманила меня к себе, надеясь, что я помогу тебе сбежать! Нет, миледи, вы просчитались, на этот раз ваша хитрость не удастся! Я немедленно позову…
Лафайет вылез из-под кровати и поспешно вскочил на ноги. Обладатель сапог — высокий тощий придворный времен раннего средневековья — обернулся на шум и, выхватив шпагу, дико осмотрелся по сторонам, глядя сквозь О’Лири. За Чонси Лафайет увидел Дафну — или леди Андрагорру — с обнаженными плечами, в одной сорочке. Она стояла на одной ноге, растирая пальцы другой. Подойдя вплотную к Чонси, О’Лири взял его за подбородок и коротким боковым ударом свалил с ног. Чонси отлетел к стене, ударился о нее и упал плашмя на пол.
— Чонси! — прошептала миледи, наблюдая за траекторией его полета. — Что — как — почему?
— Развратник, я тебе покажу, как залезать в спальни к дамам! Будешь знать, как растегивать им пуговицы! — проговорил Лафайет, приближаясь к полураздетой девушке. — А ты, как тебе не стыдно! Связалась с этим шутом!
— Я слышу твой голос… О, любимый — я слышу тебя — но не вижу! Где ты? Ты… ты не призрак?
— Отнюдь нет! — Лафайет сдернул плащ с лица. — Можешь сама в этом убедиться. Что же касается этого спектакля, то должен сказать тебе…
Мгновение миледи неподвижно глядела в лицо О’Лири, потом глаза ее закатились. С легким вздохом она упала на розовый ковер.
— Дафна, — прошептал Лафайет, склоняясь над девушкой. — Очнись, я тебя прощаю! Нам надо торопиться, у нас мало времени!
В этот момент раздался оглушительный стук в дверь.
— Там мужчина! — прозвучал в коридоре чей-то громкий голос. — Ломайте дверь, ребята!
— К чему такая спешка, сержант? У меня есть ключ…
— Вы слышали, что я сказал! — Раздался оглушительный удар, от которого дверь чуть было не слетела с петель. Потом послышались глухие толчки.
— Ладно, доставай ключ.
Лафайет подхватил бесчувственную девушку и кинулся с ней к портьерам. Едва он успел спрятаться за ними, как щелкнул замок, повернулась ручка — и дверь распахнулась настежь. В комнату ввалились трое стражников в вишневых мундирах, с кружевными воротниками и манжетами, в узких светлых брюках, с обнаженными шпагами в руках.
Они огляделись вокруг, затем осторожно обошли комнату.
— Пусто, — сказал один.
— Здесь никого нет, — уточнил другой.
— Да, но мы слышали голоса. Вы что, забыли?
— Наверное, нам послышалось.
— Может быть. Или…
— Или мы все спятили.
— А что, если здесь привидения?
— Я, пожалуй, пойду: у меня отложена партия в безик, — сказал один из стражников, пятясь к двери.
— Стоять, — рявкнул сержант. — Я сам скажу, когда тебе играть в безик.
— Вот как? Значит, ты решил остаться здесь и пожать руку Обезглавленному Конюху?
— Так вот, я тебе говорю: пора играть в безик, — решительно закончил сержант. — Пошли, ребята.
Три пары ног осторожно направились к двери. Стражники уже было вышли из комнаты, когда Лафайет, притаившийся за портьерами с бесчувственной девушкой на руках, услышал легкое потрескивание, шедшее от эфеса его шпаги.
— Нет, только не это! — взмолился он.
«Лепешка, я Бабочка! — прозвучал сердитый голос где-то у его левого локтя. — Что там у тебя происходит? Ты не выходил на связь больше пяти минут!»
— Туда, к портьерам! — раздалась отрывистая команда.
«Лепешка, ты меня слышишь?»
— Заткнись, трепло! — прошипел Лафайет, обращаясь к своему левому бедру, и шагнул в сторону. В то же мгновение чья-то грубая рука отдернула портьеру.
— Вот это да! — воскликнул стражник, уставившись на шпагу Лафайета.
— Ух, ты! — ахнул его товарищ, заглянув ему через плечо. Он провел толстым розовым языком по губам, словно слизывая прилипшие к ним крошки.
— Господи, помилуй! — прошептал третий. — Она… она висит в воздухе.
— Ишь ты, у нее на белье вышиты розочки! — заметил первый. — Это ж надо!
— Да, чертовски хороша! — заключил первый. — И то, что она летает, совсем ее не портит.
О’Лири сделал несколько шагов в сторону.
— Гляньте-ка, она поплыла к дверям на балкон! — проговорил стражник. — Загородите ей дорогу, ребята!
О’Лири попытался обойти трех дворцовых стражников, выстроившихся у него на пути. Один из них несмело протянул руку к проплывающей мимо него миледи. Лафайет изо всех сил лягнул его в коленную чашечку и отскочил в сторону. Взвыв от боли, стражник схватился за колено и запрыгал по комнате на одной ноге. На какое-то мгновение путь к балкону оказался свободен. Лафайет устремился вперед, не заметив, что подпрыгнувший в очередной раз стражник наступил ему на край плаща. Не успел О’Лири сообразить, что произошло, как плащ был сорван у него с плеч.
— Смотрите, ребята, парень! Откуда ж он взялся? — завопил один из стражников. — Держи его, Ренфру!
Лафайет бросился вперед, увернувшись от сокрушительного удара. Но кто-то схватил его за ноги, и, падая, он почувствовал, что девушку вырвали у него из рук. О’Лири ударился головой о плинтус — и все поплыло у него перед глазами. Его поставили на ноги и прислонили к стене.
— Ну и ну, гляньте только, кого мы поймали! — сказал довольно ухмыляющийся стражник, внимательно разглядывая пленника. Тем временем его товарищи выворачивали карманы Лафайета, освобождая его от многочисленных приборов, которыми снабдил его Пинчкрафт. — Какой же шустрый, право слово! Но я бы на твоем месте хорошенько подумал, прежде чем пускаться на такое дело. Кое-кому наверху не очень-то понравится, что ты оказался здесь, вдвоем с ее светлостью, да к тому же ее светлость в таком виде!
— Ни в каком она не в виде, — пробормотал Лафайет, стараясь собраться с мыслями. — На ней розочки.
— Эй, а это кто там лежит за кроватью? — удивленно спросил другой стражник. — Никак, лорд Чонси? Вы только посмотрите, какой у него синяк под глазом!
— Ну, ты даешь, парень! Теперь тебе припишут еще и нападение на его милость, — сказал сержант. — Ты, видно, совсем не соображаешь, что делаешь. Сидел бы себе на месте, и все было бы хорошо. Так нет!
Двое стражников держали Лафайета за руки, а третий положил бесчувственную девушку на постель.
— Ну, ладно, Мел, хватит глазеть, — проворчал сержант. — Пошли, надо препроводить этого молодчика обратно в камеру, пока кто-нибудь не хватился, что он исчез. А то потом разговоров не оберешься!
— Можно… можно я скажу ей пару слов? — взмолился Лафайет, подталкиваемый к двери.
— Ну что ж, валяй, думаю, ты заслужил это право. Только быстро!
— Дафна, — зашептал он. Веки девушки дрогнули, она медленно открыла глаза. — Дафна, с тобой все в порядке?
Какое-то мгновение она в недоумении смотрела вокруг, потом взгляд ее остановился на Лафайете.
— Ланселот? — чуть слышно проговорила она. — Ланселот, любимый…
— Ну, хватит, пошли! — заторопил его сержант.
Лафайет в отчаянии бросил на девушку последний взгляд — и вышел из комнаты в сопровождении трех охранников.