Затмевая могущественных

Глава 1

Майор Лоуренс только сегодня понял, как же давно он не сидел в седле. А ведь числился он в 19-м уланском — коннице Фэйна. Однако специфика работы в разведке давно уже заставила его спешиться. Да и не был Лоуренс никогда лихим конником. В отличие от своего друга — шерифа Али. Как и все хариши, он буквально родился в седле. И держаться на конской спине научился немного раньше, чем ходить. Так что на его фоне Лоуренс выглядел бледновато.

Но все-таки он не мог отказать себе в удовольствии лично возглавить разведку в Зулуленде. После скучных будней — прозябания в Питермарицбурге — это было настоящее дело. И Лоуренс был ему рад.

Десяток всадников, натасканных шерифом Али и его харишами, ехали по саванне, пустив коней размеренной рысью. Никаких признаков врага не было видно на десяток миль вокруг. Что только радовало майора. Он отнюдь не рвался в драку. Особенно когда его врагами будут проклятые чернокожие дикари.

Сейчас Лоуренса как нельзя больше устраивал именно такой результат разведки. Еще немного — и можно будет поворачивать назад, к Изадлхване. Там уже становились лагерем войска лорда Челмсворда.

Но надеждам Лоуренса не было суждено сбыться.

Один из его разведчиков что-то гортанно выкрикнул, явно подражая речи харишей. Указал рукой на восток. Майор придержал своего коня. Этого молодого парня шериф Али выделял среди всех своих людей. Тот отличался замечательным — прямо-таки орлиным — зрением. Лоуренс поднес к глазам бинокль, проследил им направление, в котором указывал молодой всадник. А зрением тот, действительно, не уступал орлу!

Подкрутив настройку бинокля, Лоуренс сумел разглядеть на самой линии горизонта нескольких зулусов. Черные фигурки казались с такого расстояния безобидными оловянными солдатиками. Вон торчат коротенькие, безобидные на вид копья. Укрывают их такие же малюсенькие щиты. Однако как только эти ребята окажутся несколько ближе, сразу станет ясно, ничего безобидного в них нет. Длинное копье насквозь пробивает взрослого человека. А щит из бычьих шкур выдерживает удар уланской пики и тяжелой сабли. Так что, какими бы ни были зулусы дикарями — противники они куда как серьезные.

Но сейчас их было мало. А значит, для поднятия боевого духа стоит покончить с этим небольшим отрядом врага. Тем более что особой проблемы это не составит. При их-то численном преимуществе. В таком соотношении сил Лоуренс как раз и любил воевать!

Он опустил бинокль, выхватил саблю. Взмахнул ей так, чтобы она сверкнула на тусклом солнце. Враг увидит его — пускай. Сейчас это уже не так важно!

— Милиция, — воскликнул Лоуренс, — за мной! В атаку!

И они бросили коней в галоп. Понеслись лихой кавалерийской атакой на замерших зулусов. Те в первые минуты даже сбежать не пытались. Наверное, отвага оставила их. Однако вскоре инстинкт самосохранения взял верх. Зулусы бросились врассыпную.

«Умно, — сам себе кивнул Лоуренс. — Так у них куда больше шансов выжить. Но не против моих всадников».

— Рассыпаться! — крикнул он. — Никто не должен уйти!

Конные милиционеры Наталя были набраны преимущественно из чернокожих или случайных метисов. Всю жизнь прожившие в британских колониях, они все-таки не забывали, что происходили из вассальных зулусам племен. А с вассалами своими еще со времен жестокого Чаки зулусы обращались хуже, чем с животными. И потому всадники натальской милиции люто ненавидели своих былых поработителей. Да так люто, что забывали, что при белых они живут, собственно, не сильно лучше.

Теперь эта ненависть играла на руку британцам. Не было ни малейших сомнений в преданности милиционеров.

Они вихрем налетели на спасающихся бегством зулусов. Пики замелькали, разя врага с убийственной жестокостью. Зулусов валили на землю, намеренно протыкая конечности, и с удовольствием затаптывали конями.

Сам Лоуренс, хоть и числился уланом, подобных забав не любил. Быть может, еще и из-за этого он сам напросился в свое время в разведку. Однако подчиненным мешать не стал. Пускай забавляются — вымещают всю вековую злобу.

Майор прикончил лишь одного зулуса. Да и того почти случайно. Несчастный раненый воин, покрытый кровью с головы до пят, буквально сам прыгнул под копыта его коня. Он вовсе не собирался бить Лоуренса своим сломанным копьем. Наоборот, рухнул наземь, пытаясь едва ли не целиком спрятаться за основательно порубленным щитом из буйволиных шкур. Лоуренс, прежде чем нанести удар, успел даже разглядеть на нем какую-то эмблему. Но она ничего не говорила майору.

Тяжелая кавалерийская сабля, купленная не то в Мадрасе, не то еще где-то на просторах Британской Индии, была идеальным оружием для конной схватки. Не зря такими вооружали почти всех кавалеристов английской армии. Лоуренс, конечно, не был таким уж виртуозом сабельной рубки. Но уж на то, чтобы с одного раза прикончить лежащего прямо перед ним в пыли человека, его вполне хватило.

Искривленный клинок сабли врезался прямо в подставленный затылок, раскраивая зулусу череп. Тот дернулся в агонии раз, другой — и умер.

Собственно, бой — если это избиение можно так назвать — длился не больше нескольких минут. Теперь перед Лоуренсом стояла настоящая дилемма. Продолжать ли разведку. Или же вернуться в Изандлхвану. Конечно, у него теперь был железный повод разворачивать коней. Однако ответственность разведчика говорила — надо пройти по следам зулусов. Те были отчетливо видны на подсыхающей после ливня земле.

— Милиция, — приняв решение, скомандовал Лоуренс, — за мной!

Лорд Челмсворд ужинал. Что ему еще оставалось делать в этой ситуации? Его армия стоит хорошо — по его мнению — укрепленным лагерем на холме Изандлхвана. Он отправил во все стороны разведчиков. Теперь надо ждать. Ждать, с какой стороны подойдут проклятые зулусы.

Правда, лорд не верил в том что чернокожие дьяволы дадут ему открытый бой. Они ведь не настоящие солдаты — и не имеют представления о тактике и стратегии. Скорее всего, зулусы, как и прочие племена, с которыми уже приходилось иметь дело Челмсворду, изберут партизанскую тактику. За ними придется охотиться по всей этой чертовой саванне, вылавливая чуть ли не по одному.

Именно поэтому он разделил армию на три колонны, возглавив центральную. Дождавшись донесений разведки, он двинет свою колонну прямо на Улунди, где засел вождь дикарей. Две оставшиеся колонны прикроют его фланги от возможной атаки мелких групп зулусов. Вроде той, которую они разгромили два дня назад.

Армия вошла в селение зулусов под грохот пушек и стрекотание заранее расставленных пулеметов. В пороховом дыму метались черные фигурки. А доблестные красные мундиры поражали их беспощадными залпами. Вот как это замечательно выглядело через мощные окуляры бинокля. Хорошее начало славной войны, что особенно важно для поднятия боевого духа.

От приятных мыслей и позднего ужина лорда Челмсворда отвлекло появление адъютанта. Молодой лейтенант из хорошей семьи браво отсалютовал генералу.

— Что у вас? — спросил тот, не слишком довольный тем, что его оторвали от трапезы.

— Капитан Хаммерсмит с докладом разведки, — сообщил юноша. — Вы приказывали…

— Я знаю, что я приказывал, — кивнул Челмсворд. — Ведите сюда этого капитана. И велите слугам подать для него еще один прибор.

— Есть, сэр, — браво козырнул молодой человек и вышел из генеральского шатра.

Капитан Хаммерсмит опередил слугу на несколько секунд. Он буквально влетел к генералу. Как и положено кавалеристу, только что вернувшемуся из разведки, капитан был грязен, весел и от него разило конским потом. Есть при воцарившемся в палатке амбре генерал был просто не в состоянии. Однако появлению Хаммерсмита был рад. По усталому лицу бравого вояки сразу видно — он принес отменные новости.

— Докладывайте, — велел Челмсворд, звякнув прибором о край тарелки.

— Сэр, — выпалил Хаммерсмит, — не далее чем два часа назад мой отряд наткнулся на зулусов. Числом около сотни — никак не меньше. Дело было уже в сумерках, а потому точную численность вражеского подразделения доложить не могу. Мы атаковали дикарей, но те, не приняв боя, отступили, оставив лежать на земле не менее десятка убитых и раненых.

— Где именно вы столкнулись с дикарями? — заинтересовался Челмсворд.

— Там отличный ориентир, — растянул губы в улыбке капитан, — водопад размером с дом. Местные называют его Мангени.

Лорд постарался припомнить карты местности. Он не один вечер корпел над ними, планируя свои действия в Зулуленде. И уж позабыть, где находится водопад Мангени, лорд бы точно никогда не смог.

— Отлично, — произнес он. — Присаживайтесь к моему столу и разделите со мной ужин.

Лорд Челмсворд никогда не прибеднялся. Не называл то, что он ел, скромной солдатской трапезой, или как-то в этом духе. Он всегда считал, что офицер, а уж тем более генерал, который полностью сам оплачивает свой стол, не должен отзываться о нем настолько пренебрежительно.

Слуга как раз принес прибор для Хаммерсмита, поставил его перед присевшим за стол капитаном.

Лорд Челмсворд подумал, что с запахом конского пота, исходящим от Хаммерсмита, вполне можно примириться. В конце концов, идет война и надо чем-то жертвовать ради своих людей.

Однако прежде чем продолжить трапезу, Челмсворд велел слуге позвать дежурного адъютанта. В это время ничего не стесняющийся Хаммерсмит уже вовсю уплетал генеральскую еду.

Все тот же молодой человек из хорошей семьи вошел в шатер и отсалютовал генералу.

— Моей колонне готовиться выступить завтра через час после подъема, — сказал Челмсворд. — И передайте офицерам, что мы обнаружили зулусов.

Теперь коней уже не было смысла гнать во весь опор. Отряд майора Лоуренса двигался со скоростью, едва превосходящей скорость пешехода. Всадники натальской милиции покачивались в седлах, кое-кто даже дремал, рассеянно придерживая рукой поводья. Лоуренс не обращал на это внимания. После зоркий всадник из харишей шерифа Али жестоко отчитает нерадивцев, но это будет, когда они вернутся к сборному пункту на холме Изандлхвана. Сейчас же всем не до того — пускай отдыхают люди. Если только с седла никто не свалится. Тогда несчастный станет предметом для всеобщих насмешек — и долго еще ему будут припоминать этот случай.

Отряд Лоуренса глубоко ушел в земли зулусов, идя по отчетливым следам на мокрой земле. Дикари не считали нужным прятаться у себя дома. И теперь это играло на руку разведчикам. Влекомые азартом майора милиционеры не покидали седел больше суток. Солнце спряталось за горизонт — пришел чудовищный холод южноафриканской ночи. Затем оно снова поднялось — щедро одаряя жарой. Теперь клонилось к западу — и земля под копытами коней остывала. А всадники все ехали и ехали по саванне, следуя за хорошо видимой цепочкой следов вражеского отряда.

— Не нравится мне тут все, — подъехал к Лоуренсу всадник в бурнусе харишей. Он говорил с сильным акцентом, так что майор с трудом разбирал слова. — Дурно тут. Надо разведчика вперед послать.

— Разбуди кого-нибудь из тех, кто сейчас дремлет в седле, — согласился с его словами Лоуренс, — и гони вперед. А лучше сразу двоих. Так вернее будет.

— Да, — кивнул хариш. Приучить их к воинской дисциплине было совершенно невозможно.

Он подъехал к ближайшему спящему в седле милиционеру и без предупреждения огрел его плетью, проехавшись через всю спину. Тот громко вскрикнул, разбудив других дремлющих и подняв легкий переполох в отряде. Лоуренс улыбнулся, предчувствуя грядущую бурю. И та не замедлила обрушиться на голову несчастного.

— А если бы это был сабля?! — приглушенным голосом сипло кричал хариш. — Две твоя половинка уже валяться на земле! Любой самый глупый зулус проткнет копьем тебя, когда ты спишь! Ехать вперед на разведку! — Хариш ткнул милиционера плетью под ребра. — Ты! — Он указал на еще одного всадника. — И ты! — Плеть сместилась, указывая на третьего. — Ехать — тоже! Быстро скакать — и быстро говорить, что впереди!

Выбранные разведчиками тут же пришпорили коней, стремясь поскорее убраться подальше от гнева разъяренного хариша. Остальные теперь и думать забыли о том, чтобы прикрыть глаза хотя бы на минуту.

Разведчики вернулись через четверть часа — как и положено. Точнее, вернулся только один из них. Он мчался, то и дело вонзая шпоры в бока своей взмыленной лошади. А это могло означать только одно. Враг найден!

Лоуренс оставил отряд на попечение хариша, а сам поскакал навстречу разведчику. Тот начал кричать еще до того, как они встретились. Половины слов — не разобрать. Но общий смысл и так понятен.

— Большой иканда, — выкрикивал милиционер. — Много зулу! Наших пальцев не хватит пересчитать! Готовятся выступать!

— А остальные где? — спросил у него Лоуренс, подъехав вплотную.

Разведчик сглотнул.

— Следить остались. Меня назад послали — сообщить.

— Далеко отсюда этот иканда?

— Пять минут галопом. Мы зашли с той стороны, где его не охраняет никто. Он внизу — далеко его ехать до самого иканда. Но с холма — как на ладони.

— Конь твой обратно галоп выдержит?

— Он двужильный у меня, — не без гордости произнес милиционер. — Выдержит.

Лоуренс обернулся к подъехавшим всадникам.

— Галопом — марш! — скомандовал он. — За мной!

И пустил коня вперед. Прискакавший разведчик быстро нагнал его — и повел в нужном направлении.

Офицеры 1-го и 2-го батальона 24-го Пехотного полка ее величества праздновали встречу уже не первый вечер. Встречи этой не должно было состояться, если бы все шло согласно уставу британской армии. А он гласил, что пока один батальон полка сражается за границей — другой находится в Англии в месте постоянной дислокации и проводит тренировки. По возвращении потрепанного батальона его место на фронте занимает отдохнувший и пополнивший личный состав.

Однако сейчас положение в Африке требовало присутствия как можно большего количества войск. А потому из Питермарицбурга 24-й полк выступил в полном составе. И это только радовало многих его офицеров. Все-таки сражаться рядом с товарищами по полку намного лучше, чем с кем бы то ни было другим.

А уж пить с ними — так и вовсе одно удовольствие!

И офицеры пили. Не всегда умеренно. Ведь война эта была какой-то ненастоящей, что ли. Взяли всего одно жалкое селение дикарей, расстреляв их из пушек и пулеметов. Разве это война? Нет, насмешка какая— то. Офицерам хотелось настоящего дела. Но раз дела нет — почему бы и не выпить с боевыми товарищами по полку. Не забыть и артиллеристов. Тоже ведь ребята неплохие.

Поднимали неизменные тосты за Чиллинвалаху. И старшие офицеры неизменно добавляли: «Чтобы этого никогда не повторилось». Хотя, конечно, никто из них не был там — в Индии. Не шел в безумную штыковую атаку на сикхскую батарею среди огня и дыма. Не падали рядом с ними боевые товарищи, сраженные картечными залпами в упор. Не дрался никто из них саблей против голых фанатиков, защищавших батарею. Тех самых, кого так плохо брала проверенная веками, остро отточенная холодная сталь.

Но повторения Чиллинвалахи, где 24-й Пехотный потерял пятьсот солдат и офицеров, конечно же, не хотел никто.

Адъютант генерала Челмсворда ворвался в просторный шатер, что служил офицерам полка собранием, будто настоящий вихрь. Он так и лучился. А это означало хорошие новости. Хорошей же новостью для всех тут, на холме Изандлхвана, могло быть только одно. Найден враг. Скоро предстоит настоящее дело!

— Господа офицеры, — выпалил сияющий, словно новенький пенни, адъютант, — не далее как пять минут назад к командующему прибыл капитан Хаммерсмит. Он доложил результаты разведки. Сразу после этого лорд Челмсворд приказал выступать второму батальону завтра через час после подъема. И велел лично мне передать вам — зулусы найдены!

И тут же зашумело все офицерское собрание. Адъютанта усадили за стол. Налили ему полный бокал вина — заслужил столь хорошей новостью. Стали расспрашивать о настроении лорда и не слышал ли сам адъютант чего-нибудь из доклада капитана Хаммерсмита.

— Помилуйте, господа, — разводил руками юноша из хорошей семьи, — но я совершенно не обучен шпионскому делу. Вот будь на моем месте майор Лоуренс — другое дело.

— Уж Лоуренс сообщил бы нам все, — криво усмехнулся полковник Дарнфорд. — До последнего слова. Этот прохвост всегда знает все наперед. Не удивлюсь, если он сейчас встречается со своими чернокожими шпионами в самом Улунди.

Дарнфорд был мрачен после выволочки, которую ему устроил лорд Челмсворд за самовольное прибытие в лагерь. После нее, однако, он назначил однорукого полковника командовать натальской милицией и Ньюкасльскими конными стрелками. Вот только большинство его подчиненных сейчас находились в разведке. И делать полковнику было по сути нечего.

К тому же, как можно было понять из слов молодого адъютанта, кавалерию с собой брать лорд Челмсворд не собирался. Выходит, порывистому, хотя уже и не молодому, Дарнфорду придется сидеть в лагере. Как он должен был сидеть в Роркс-Дрифт.

Майор Лоуренс распластался на земле, даже не думая о том, насколько сильно она пачкает его мундир. Сейчас ему на это было ровным счетом наплевать. Все его внимание приковывала к себе громадная армия чернокожих дьяволов, что находилась внизу. Буквально под ним. В окулярах его бинокля разворачивалась картина, достойная дантова ада. Тысячи зулусов строились ровными рядами и шагали к выходу из иканда — военного крааля. Наверное, самого близкого к холму Изандлхвана.

Лоуренс нашел врага. Нашел всю армию Кечвайо. Тот готовился нанести удар по британцам. В этом и сомневаться не приходится. Зачем же еще нужно собирать в одном месте столько воинов.

Он вновь и вновь глядел на удивительно стройные для дикарской армии ряды полков-амабуто. Воины было вооружены длинными копьями и громадными щитами из буйволиной кожи, закрывающими все тело. Полк за полком покидали иканда и быстрым маршем двигались в сторону холма Изандлхвана.

— Ехать надо! — дернул майора за рукав хариш. — Скоро они отрезать нам назад дорогу!

— Верно, — согласился с ним Лоуренс, с большим трудом отвлекаясь от жуткого зрелища. — Возвращаемся в лагерь.

А он теперь казался ему таким неблизким. Быть может, не стоило уводить разведку так далеко?

Генерал Челмсворд поздно вечером вызвал в свой шатер двух офицером. Полковника Дарнфорда и майора Генри Пуллейна. Оба теперь стояли перед ним, а лорд переводил взгляд с одного на другого. Ночь давно уже вступила в свои права — и было довольно холодно. Шерстяные мундиры не особенно хорошо защищали от холода. Поэтому Челмсворд накинул на плечи шерстяной плед. Дарнфорду и Пуллейну оставалось только позавидовать ему.

Мелкие насекомые бились о стекло масляной лампы, пытаясь добраться до огня. И это был самый громкий звук в палатке лорда Челмсворда. Военный лагерь притих на ночь. Солдаты и офицеры предпочли отдохнуть подольше перед завтрашним выступлением.

Лорд Челмсворд мерил взглядом обоих офицеров. Даже когда он вызывал их к себе, то еще не знал точно, кого именно оставит старшим в лагере. Ведь доводов за и против каждого офицера было примерно поровну. И, что самое неприятное, резоны эти вполне уравновешивали друг друга.

Однако склонялся лорд все же к кандидатуре Пуллейна. Пускай майор и не имел еще реального боевого опыта, зато показал себя отличным администратором. А что еще нужно, если он остается руководить лагерем? Для подобной работы полковник Дарнфорд был слишком порывист. Несмотря на возраст.

— Итак, господа, — произнес Челмсворд, — догадываюсь, вы уже поняли, для чет я пригласил вас к себе накануне большого наступления. Именно вам, господа, я поручаю свои тылы. Лагерь моей армии. И дорогу в Наталь Помните, что за вашими спинами лишь горстка солдат в Роркс-Дрифт. Зулусы ни за что не должны миновать Изандлхваны.

— Мы этого не допустим, — решительно произнес Дарнфорд, только укрепляя решимость генерала. Нет. Однорукий полковник совсем не годится для руководства таким хозяйством, как большой военный лагерь.

— Вот именно, — кивнул Челмсворд. — Мы, — он выделил это слово, — этого не допустим. Поэтому утром я покину лагерь со вторым батальоном и всей артиллерией. В лагере останется первый батальон и вспомогательные войска. Для обороны я также оставлю здесь все пулеметы.

— Разрешите, сэр, — решительно заявил Дарнфорд, и, дождавшись кивка лорда, продолжил: — Но не разумнее ли вам будет взять с собой именно пулеметы? Они намного легче в транспортировке и их можно быстрее развернуть против врага. В то время как орудия — оставить для обороны лагеря.

— Позвольте мне, полковник, — теперь генерал тоном выделил звание Дарнфорда, — самому решать, что разумно, а что — нет. Я принял решение забрать с собой пушки. Пулеметы останутся в лагере. Этот вопрос обсуждению не подлежит. Равно как и мое решение, относительно того, кто будет главным в лагере. Кто будет нести за него ответственность.

— Я думаю, что могу поздравить вас, майор, — неожиданно усмехнулся Дарнфорд, повернувшись к Пуллейну и протягивая тому руку.

Майор бросил на Челмсворда непонимающий взгляд, но никак реагировать на выходку Дарнфорда не стал. Теперь генерал понял, что сделал полностью правильный выбор, поставив именно на Пуллейна.

— Полковник прав, — ледяным тоном произнес лорд Челмсворд. — Я своим решением временно произвожу вас в полковники и назначаю руководить лагерным хозяйством до моего возвращения. Вы можете смело пожать руку полковнику Дарнфорду. Я вижу, он отнюдь не против этого назначения.

— Именно так, — убирая руку, кивнул генералу Дарнфорд.

Временно произведенный в полковники Генри Пуллейн так и стоял еще пару секунд, будто громом пораженный.

Как проклятые чернокожие дьяволы заметили их, Лоуренс не догадывался. Они почти сразу убрались от громадного военного крааля. Пустили лошадей на первых порах галопом. И только через час перешли на размеренную рысь, чтобы не загнать бедных животных. Казалось, их никто не видел — и никто не заметил. Но не тут-то было!

Первыми зулусов углядел, конечно, самый глазастый в отряде. Тот же, что увидел их в первый раз. Вот только теперь фигурок было куда больше. И они медленно, но верно приближались сзади. Лоуренс не стал проверять этого, поверив словам молодого милиционера. Сейчас нельзя было терять ни секунды.

Но, несмотря на это — их все равно догоняли.

— Да что же это за дьяволы? — бурчал себе под нос хариш. — Почему не отстают от коней? Почему не устают?

На эти вопросы у Лоуренса не было ответов. Ему, как и всему отряду, оставалось только пришпорить коней. Да и то не сильно. Некоторые уже начинали спотыкаться от усталости. А надежд на привал не было ни малейших.

Рано утром — стоило только над лагерем горнам протрубить подъем — весь холм Изандлхвана превратился в настоящий муравейник. Сотни солдат в красных мундирах покидали палатки и строились в ротные коробки. Кричали, как и положено, надрывая глотки, сержанты. С важным видом прохаживались офицеры, изображая, будто именно они руководят во всем этом бардаке. Лорд Челмсворд нервно постукивал стеком по голенищу сапога, наблюдая за тем, как многочисленные слуги собирают его шатер и укладывают личные вещи в отдельную повозку.

И лишь два человека во всем лагере, казалось, всерьез воспринимали опасность, что исходила от врага. Это были полковник Дарнфорд и майор Пикеринг. Последнему предстояло вскоре покинуть лагерь, вместе с пушками. А пока они с Дарнфордом прохаживались мимо упакованных в ящики пулеметов. Следом за ними шагали сержанты — командиры пулеметных батарей.

— У нас тут четыре виккерса, — докладывал полковнику Пикеринг. Пуллейн не снизошел до пулеметов. — И еще пара максимов. Они, конечно, неплохие пулеметы, но есть у них один весьма существенный недостаток. Им нужна вода для охлаждения. Я предлагал оставить их в Роркс-Дрифт — там-то воды хоть залейся. Но мне отказали в этом.

— Разумность нашего командования просто зашкаливает, — буркнул больше себе в роскошные бакенбарды Дарнфорд. — Того и гляди все на воздух взлетим, когда зашкалит совсем.

От этих его слов сержантам захотелось оказаться куда подальше. Честному вояке незачем слушать, как офицеры командование поносят. Быть может, они и правы, но это уже совсем не сержантского ума дело.

— На самом деле, против орд дикарей, — решил несколько успокоить полковника Пикеринг, — пулеметы могут подействовать даже лучше орудий. Посудите сами, скольких разом может отправить на тот свет ядро или даже шрапнельный снаряд? На самом деле не больше десятка. В то время как хорошая очередь из пулемета прикончит полсотни в считанные секунды.

— Я не ретроград, майор, — усмехнулся Дарнфорд, — и отлично знаю преимущества пулеметов в войне с дикарями. Но меня откровенно пугает пренебрежение Пуллейна. Наш временный полковник, как видите, не снизошел даже до инспекции пулеметов. Приходится все делать мне. Лагерь оборонять будет трудно, а Пуллейн считает, что самого его положения на холме вполне хватит. Он отказывается посылать солдат на земляные работы. И пулеметы, когда я ему про них напомнил, вообще, отказался расчехлять, не говоря уже о том, чтобы устанавливать их по периметру лагеря. Он попросту не ожидает нападения дикарей. Не имел с ними дело. И не знает, что чернокожие дьяволы имеют дурную привычку появляться именно там, где их вовсе не ждут.

— Надеюсь, что все же наша разведка была права, — пожал плечами майор Пикеринг, — и мы разобьем армию зулусов.

— Не уверен, что для этого хватит одного батальона. Даже с шестью пушками.

С этим, к сожалению, майор был вынужден согласиться. Лорд Челмсворд и временно произведенный в полковники Генри Пуллейн слишком недооценивали врага. Даже немного пожив тут — на юге Африки, — Пикеринг понял, что зулусы вовсе не обыкновенные дикари. Будь они таковыми — с ними давно бы покончили. Но нет. Страна Кечвайо представляла собой не только помеху на пути к бурским республикам. Она обладала вполне серьезной военной силой, способной противостоять наравне даже прославленной британской армии.

Первое же столкновение с чернокожими дьяволами оказалось просто шокирующим для Лоуренса. Он, конечно, не ожидал такого легкого успеха, как в первой схватке. Но и того ужаса, что произошел, — тоже.

Зулусы медленно, но верно нагоняли его отряд. И Лоуренс решил принять бой. В конце концов, не так и много было этих странных дикарей. Атака же со стороны убегающего отряда должна была оказаться для зулусов полной неожиданностью. А подобные вещи часто решают исход даже больших сражений. Не говоря уж о мелких стычках, вроде предстоящей.

— Подпускаем их поближе, — велел Лоуренс передать по цепочке, — и атакуем. Быстро и безжалостно!

Эта команда несколько подняла боевой дух его всадников. Те уже устали постоянно убегать от врага. Пора уже проучить дерзких дикарей!

Всадники придержали коней, давая тем отдохнуть перед рывком. Зулусы не преминули воспользоваться этой возможностью. Казалось, они еще немного наддали — и теперь бежали почти наравне с уставшими лошадьми.

— По моей команде, — снова передал по цепочке Лоуренс, даже не оборачиваясь на бегущих за ними зулусов. — В атаку!

Он развернул коня. Выхватил саблю и бросил своего скакуна на врага. А следом за ним — и остальные.

Вот только в этот раз на лицах зулусов не было ни страха, ни даже удивления. Они как будто ожидали подобного фортеля от преследуемых врагов. Быстро затормозили, сбивая босые пятки о затвердевшую уже землю. Вскинули щиты. Ощетинились длинными копьями.

Но это уже не могло остановить атаку милиционеров.

Они налетели на сбившихся плотной группкой зулусов. Ударили в сабли. И почти тут же были вынуждены отступить, разбившись подобно волне о каменный утес. Клинки беспомощно бились о прочные щиты из буйволиной кожи. Зулусы приседали за ними — и били почти вслепую своими длинными копьями. В общем, потерь с обеих сторон не было. Лишь на боках некоторых лошадей красовались длинные красные порезы. Да и те не особенно глубокие.

Отъехав на пару шагов, натальские милиционеры пустили в дело винтовки. Сам Лоуренс сменил саблю на револьвер. Вот тут-то и началось самое удивительное. Пораженные в руки, ноги, даже в грудь, зулусы продолжали стоять твердо, как стена. Ни один не покачнулся, не попытался опереться на товарища. А из ран на землю почти не текла кровь.

— Проклятье! — выкрикнул хариш. — Это не люди! Это — черные дьяволы! Их родила эта земля и натравила на нас!

Кажется, большая часть отряда была с ним вполне согласна.

Однако зулусы не собирались стоять, сбившись в плотную группку, вечно. Теперь уже они сами бросились на врага, воспользовавшись его замешательством.

Милиционеры открыли по ним просто ураганный огонь. Но пули не брали чернокожих дьяволов. Те без страха бросались под клинки сабель, умело закрываясь своими здоровенными щитами. Били длинными копьями, целя уже не в лошадей, а в людей.

И те валились на землю один за другим.

Остальные же работали саблями с удвоенной силой. Тяжелые клинки кромсали буйволиную кожу щитов. Всадники легко маневрировали, уводя коней из-под ударов копий. Старались приложить неосторожного зулуса тяжелым ботинком по голове. Но все — тщетно. Ничто не помогало в схватке с этими воистину бессмертными войнами.

Сколько не поражали врага остро отточенные клинки сабель, тот продолжал сражаться, не обращая внимания на раны. И лишь когда харишу удалось лихим ударом раскроить голову зулусу — первый из врагов оказался повержен. Он повалился на землю, будто марионетка с обрезанными нитями. Не издал ни звука. Не было ни секунды агонии.

— Бей их головы! — как оглашенный заорал тогда хариш.

Он толкнул коня пятками. Налетел на другого зулуса. Скакун толкнул чернокожего грудью. Тот на секунду потерял равновесие. Этой секунды вполне хватило харишу. Ударом сплеча он легко разрубил его голову пополам, будто арбуз.

И снова — ни единого звука. Ни секунды агонии.

Лоуренс сам атаковал ближайшего зулуса. Но тот ловко закрывался щитом. Бил в ответ копьем. И весьма ловко. Дважды на крупе Лоуренсова коня появлялись глубокие порезы от широкого листовидного наконечника. Только чудом майор сумел уберечь ноги.

Он левой рукой неуклюже выхватил револьвер — и дважды выстрелил в дикаря. Больше пуль в барабане просто не было. Ему повезло. Обе пули попали в голову зулуса. Он дернулся — и рухнул под ноги товарищам.

Вскоре бой разбился на отдельные схватки. По двое, по трое всадников наскакивали на зулусов с разных сторон, пытаясь добраться до него. И рано или поздно у них это получалось.

Все зулусы лежали на пропитанной кровью земле. А по их трупам с наслаждением топтались победители. Даже Лоуренс не удержался от подобного варварства. Хотя думал, что уж ему-то, как человеку цивилизованному, оно полностью чуждо.

Когда его люди отвели душу, майор приказал двигаться дальше. Как бы ни устали люди и лошади, а отдых им пока еще не скоро светит. Разве что тем, кто остался лежать поверх трупов чернокожих дьяволов.

Когда примерно половина войск покинула лагерь в Изандлхване — там воцарилась непривычная тишина. И стало как-то удивительно пусто. Ведь с лордом Челмсвордом ушла большая часть громадного обоза армии. Фуры и фургоны. Десятки волов и лошадей. Все орудия, весь порох и все снаряды к ним. Все это покинуло лагерь вместе со 2-м батальоном 24-го Пехотного полка.

Оставшиеся солдаты казались какими-то неприкаянными на фоне громадного, но полупустого лагеря. Их надо было срочно чем-то занять. Пуллейн отлично понимал это. Ведь нет ничего опаснее, чем солдат, который не знает, что ему делать. Осталось только решить, чем именно занять солдат.

К Пуллейну подошел полковник Дарнфорд. Этот раздражающий тип все время крутился поблизости. Ему явно не давал покоя тот факт, что не его лорд Челмсворд назначил командовать лагерем в свое отсутствие.

— Полковник, — с предельной вежливостью первым поприветствовал его Пуллейн, как и положено по уставу.

— Я все-таки настаиваю, что солдат надо послать на земляные работы, — принялся нудить Дарнфорд. — К тому же стоило бы расчехлить пулеметы и выставить их по периметру лагеря.

— Не считаю это разумным, — при этих словах Пуллейна Дарнфорд криво усмехнулся, но майор, временно произведенный в полковники, предпочел никак на это не реагировать. — Нам не от кого тут защищаться. Генерал Челмсворд увел войска сражаться с армией Кечвайо. Кто же может угрожать нам? Или вы склонны не доверять докладам нашей разведки?

— Мы — на территории врага, — ответил Дарнфорд, — и всегда лучше быть излишне готовым к нападению. Даже если его не будет. К тому же солдат надо чем-то занять. Земляные работы ничуть не хуже других дел.

— Я не стану лишний раз утомлять моих солдат, — отрезал Пуллейн. — Но занять их и в самом деле стоит. Проведем совместные учения вне лагеря. Посмотрим, как будут взаимодействовать моя пехота и ваша вспомогательная кавалерия.

Он так выделил тоном слово «вспомогательная», что Дарнфорду стоило немалых усилий просто не рассмеяться в голос. Как бы то ни было, а совсем уж портить отношения с Пуллейном он не хотел. Да и идея с небольшими маневрами была ему очень даже по душе.

Вечером того же дня Дарнфорд вызвал к себе командиров кавалерии. Он никогда не называл ее вспомогательными частями или как-то так. Отлично понимал, что даже в современной войне роль конницы сводится не к одной только разведке. Как бы на этом не настаивали особенно прогрессивно настроенные генералы. А уж война в Африке и вовсе требовала большого количества хорошо подготовленных кавалерийских частей. Желательно набранных из лояльного местного населения, конечно, под командованием офицеров белой расы. Однако убедить в этом лорда Челмсворда Дарнфорду так и не удалось.

Перед ним стояли три человека. Двое в черных мундирах Ньюкасльских конных стрелков и один в столь же мрачного цвета бурнусе. Первыми двумя были лейтенанты Робертс и Роу — командующие эскадронами конных стрелков, оставленных в распоряжении Дарнфорда. Третьим же — шериф Али, близкий друг ушедшего в разведку майора Лоуренса. Собственно, он сейчас исполнял обязанности командира Натальской милиции.

— Завтра, — сказал им Дарнфорд, — временный полковник Пуллейн решил пронести учения. Для лучшей координации наших действий во время сражения. Конечно, он не верит в саму возможность нападения зулусов, но я надеюсь, что вы, господа, не столь самоуверенны.

Офицеры и араб в черном бурнусе промолчали. Собственно, Дарнфорду и не требовался их ответ.

— Я хочу, чтобы мы показали себя в наилучшем виде, — продолжал он. — А потому собираюсь сегодня обсудить с вами план действий во время завтрашних учений.

— Быть может, — прочистив горло, произнес лейтенант Роберте, — стоило бы поставить в известность о наших планах мистера Пуллейна?

— Риторический вопрос, — усмехнулся в бакенбарды Дарнфорд. — Раз мистер Пуллейн до сих пор не вызвал меня для обсуждения завтрашних учений, то, думаю, не стоит его тревожить лишний раз. Справимся как-нибудь своими силами. А завтра поставим мистера Пуллейна перед фактом. Присаживайтесь, господа.

Дарнфорд радушно указал гостям на стулья, стоящие перед столиком, застеленным картой окрестностей Изандлхваны.

— Я намерен разделить кавалерию на два отряда. Командование первым оставлю за собой. Вторым же будет командовать мистер Али. Соответственно, в состав первого отряда пойдут Ньюкасльскне конные стрелки, а второго — Натальская милиция. Мы обойдем построение мистера Пуллейна с флангов и углубимся в холмы. Для производства разведки и поиска возможного врага. В случае его обнаружения — немедленно играть сигнал тревоги и возвращаться к батальону Пуллейна.

— Мистер Дарнфорд, — протянул весьма удивленный этой короткой, но весьма экспрессивной речью полковника Роберте, — вы говорите так, будто зулусы непременно нападут на нас завтра. Прямо во время учений.

— Я не исключаю этого, мистер Роберте, — мрачно ответил Дарнфорд. — Вы — новичок в Африке, как и Пуллейн. А я, извольте видеть, потерял левую руку в схватке с этими черными дьяволами. И вот что я вам скажу, мистер Роберте, скорее повторю то, что не раз говорил лорду Челмсворду. Зулусы — куда умнее, чем может показаться, исходя из их внешнего вида. Они очень любят появляться там, где их никто не ждет. И, думаю, вы понимаете, где сейчас такое место.

— Такое место сейчас это, скорее, Роркс-Дрифт, — заметил лейтенант Роу, — а не Изандлхвана.

— У Кечвайо достаточно воинов, чтобы атаковать превосходящими силами сразу в обоих местах, — сказал на это полковник Дарнфорд.

Совещание не заняло много времени. Полковник не хотел утомлять своих офицеров перед завтрашними учениями. И только шерифа Али задержал, после того, как отпустил лейтенантов.

— Майор Лоуренс, как я понял, еще не вернулся из разведки.

— Нет, — ответил хариш. Понятия воинской дисциплины у него было свои и на британские он не соглашался ни под каким видом. Как, собственно, и остальные арабы. Однако за отличную подготовку Натальской милиции им прощалось многое.

— По плану крайний срок вышел еще вчера вечером. Я говорил об этом Пуллейну и Челмсворду, но они не прислушались. Завтра вы со своим отрядом пройдете по следам Лоуренса так далеко, как получится. Постарайтесь найти его.

— Если Лоуренс жив, мы его найдем.

— Отлично, мистер Али, а теперь вы свободны. Можете идти к своим людям.

Шериф Али молча вышел из палатки полковника.

Глава 2

Спокойствие опустилось на Роркс-Дрифт, как только колонны британских войск скрылись за горизонтом. Теперь всего-то дел осталось, что навести более прочную переправу по приказу лорда Челмсворда. Этим и занимался лейтенант Чард. Однако, надо сказать, он не спешил.

Солдаты работали медленно и с большими перерывами. В основном вечерами, чтобы не сильно страдать на африканском солнце. Хотя вроде бы и не должны. Ведь работы шли у реки, а часто и по пояс в воде. Буйволиная сильно разлилась после нескольких дней проливных дождей. И Чард на это время вообще велел свернуть все работы.

Такое отношение показалось мне странным, Я впервые видел офицера, который бы так заботился о своих солдатах. На третий день я решился-таки подойти к Чарду, наблюдающему за работой по наведению моста, и поговорить с ним начистоту.

— Этот мост здесь никому не нужен, — отмахнулся лейтенант. — Наш доблестный лорд увел почти всю армию в Зулуленд. Теперь только наша маленькая застава прикрывает Наталь от врага. И не собираюсь своими руками строить зулусам удобную дорогу.

— Значит, вы всерьез восприняли слова полковника Дарнфорда? — поинтересовался я. — Но ведь ваши действия — почти открытое неповиновение приказу командующего.

— Вот сразу видно, что вы у себя служили в тайной полиции, — усмехнулся Чард. — Тут же у вас бунт всплыл. У меня недостаточно людей для нормального проведения работ, — отчеканил он, — и к тому же погодные условия не способствуют работе. Да и сроков точных мне генерал не поставил. Поэтому я провожу работы, исходя из своего разумения.

Мне сразу стало понятно, что он выдал мне заготовленный для командования ответ. Оставалось только мысленно аплодировать предусмотрительности лейтенанта.

— А где наш третий товарищ? — перевел я беседу в другое русло. Очень уж не нравилось мне упоминание о моей службе в жандармерии. Быть может, Чард просто неуклюже пошутил, но я решил все-таки подстраховаться.

— На охоту уехал, как обычно, — пожал плечами Чард. — У него-то дел нет вообще никаких. За солдатами приглядывают сержанты или санитары из госпиталя. Вот он и носится по окрестностям с этим старым буром. Сегодня тот сообщил Бромхэду, что видел следы леопарда. Вот наш товарищ, как вы изволили его назвать, с самого утра и ускакал.

Я только покачал головой. С тех пор, как мы остались торчать в Роркс-Дрифт, лейтенант Бромхэд манкировал своими обязанностями командира роты. Действительно, все дела он переложил на сержантов, а сам либо торчал сутками в своей комнате, либо ездил охотиться с Давидом Поттером.

Пожилой бур-охотник появился на заставе в конце того же дня, что ее покинули британские солдаты. Он пришел пешком из Зулуленда — и был покрыт пылью и грязью с головы до ног.

— Смотрю я, — произнес он по-английски с сильным акцентом, — вы пошли воевать с Кечвайо. — Он по-хозяйски прошелся по ферме. Прислонил к стене длинное, допотопно выглядящее ружье с кремневым замком. — Это вы сделали зря, скажу я вам. Кечвайо всерьез настроился перебить всех, кто войдет в его земли. Он собирает всех своих вассалов. Я тут охотился неподалеку — и едва ноги унес от этих чернокожих дьяволов! Они гнались за мной три дня и три ночи, выкрикивая в спину: «Прикончить! Всех белых прикончить!» Ну, или что-то похожее, во всяком случае. Я не слишком хорошо знаю их язык. Да и прислушиваться особенно не было желания, сами понимаете.

— Быть может, вы представитесь? — поинтересовался у него лейтенант Чард, вместе со мной встретивший бура. — А то мы не имеем чести быть знакомыми с вами, мистер.

— Поттер, — коснулся края широкополой шляпы бур. — Давид Поттер по прозванию Три ружья.

Собственно, пожилой бур вполне оправдывал свое прозвище. Одно ружье его — самое длинное — было прислонено к стене дома, ставшего казармой для солдат. Два других висели за спиной крест-накрест. Это были охотничьи ружья разного калибра.

— Вы, верно, немало наслышаны о Давиде Поттере Три ружья.

Бур слегка подбоченился, словно готовясь услышать восторги в свой адрес. Однако его ждало разочарование. Ни я, ни Чард ни разу не слышали о нем.

— Мы оба, можно сказать, новички в Африке, — пожал плечами лейтенант, — и еще не слишком хорошо знаем местных знаменитостей. Но будем рады знакомству с вами.

С тех пор Давид Поттер поселился в Роркс-Дрифт. Он был неплохо знаком со шведским пастором Отто Уиттом, который, собственно, и основал когда-то миссию на границе с Зулулендом. Поттер был весьма невысокого мнения о пасторе. Тот в свою очередь платил ему той же монетой, частенько скатываясь в пространные нравоучения, стоило ему только обменяться парой реплик с буром.

На третий день Отто Уитт взял свою коляску, посалил на нее дочь и заявил, что покидает Роркс-Дрифт.

— Куда вы собрались? — тут же поинтересовался у него Чард.

— К вождю Кечвайо, — с гордостью ответил Уитт. — Я собираюсь донести до него слово Господа — и буду неустанно молиться о том, чтобы оно умиротворило его.

— Оставьте здесь дочь хотя бы, — предложил Чард. — Опасно везти столь юную особу в логово чернокожих.

— Уж лучше чернокожие, — отрезал Уитт, — чем красные мундиры. Когда меня здесь не будет, я не дам за сохранность ее девичьей чести и ломаного гроша. Лишь мой авторитет, как служителя Господа, удерживает вас от мыслей о насилии над нею.

При этих словах его весьма милая дочь вся зарделась и поспешила прикрыть лицо полой шляпы, Наверное, весь Роркс-Дрифт знал, что она неровно дышит к красавчику лейтенанту Бромхэду. А тот в ответ оказывает ей весьма недвусмысленные знаки внимания. Хотя, быть может, именно из-за этого пастор и решился на свою безумную поездку.

— Отец Уитт, — попытался урезонить его в своей обычной грубоватой манере Поттер, — да ведь сожрут вас дикари. Ладно, еще тобой подавятся. Но дочку твою жалко ведь.

Лицо пастора покраснело. Показалось, его сейчас кондратий хватит. Но нет. Это был самый настоящий праведный гнев.

— Да как ты смеешь, грязный язычник! — возопил Уитт. — Ты когда последний раз в церкви был?! Когда исповедовался — и позабыл уже, наверное! А туда же — смеешь советовать мне, покорному слуге Господа нашего!

Не сказав больше ни слова, даже не попрощавшись, пастор ловко запрыгнул на козлы своей коляски и щелкнул лошадей вожжами по крупам.

С тех нор на заставе стало совсем тихо и спокойно.

Дни текли за днями. Бромхэд и Поттер пропадали в саванне, охотясь временами сутки напролет. Чард скрипел зубами, но ничего поделать с этим не мог. Лишь попросил меня приглядывать за ротой Б в отсутствие командира. Собственно, обязанности Бромхэда с тех пор легли на мои плечи.

С другой стороны, хоть было чем заняться. Надо сказать, я жутко страдал от скуки.

— Неплохую синекуру подобрали для нашего товарища, — усмехнулся как всегда не слишком весело Чард. — Ему-то ведь было всего-навсего надо отслужить пару месяцев командиром, желательно там, где идет война. Лучшего места сейчас, чем Африка, для этого не найти. Воюем с туземцами, вооруженными копьями и щитами. Опасности для офицера нет почти никакой. По крайней мере, так это видится из Лондона. А когда тут станет по-настоящему жарко, наш приятель уже будет сидеть на тепленьком местечке в штабе. Где-то далеко от Африки.

— Смотрю, вы почти ненавидите его за это, — пожал плечами я.

— Не то чтобы сильно, — равнодушно ответил Чард. — У меня-то нет влиятельных родственников. И за моими плечами не маячат фигуры предков, уходящие в века. Мне все приходилось своим умом и горбом постигать. И дальше придется. А с другой стороны, никому бы не пожелал быть сыном графа Балаклавского.

— Графа Балаклавского? — не понял я. — Что вы имеете в виду?

— Папашу нашего товарища — отставного генерала Бромхэда, Тот в юности успел повоевать с вашей родиной в Крымии. Отличился в битве при Балаклаве. И на старости лет не было ни одного званого обеда или вечера с гостями, чтобы он не брался пересказывать ее. За это его и прозвали графом Балаклавским. Да и гости, как говорят, у него собирались все больше ветераны той войны. Все разговоры — только о ней. Наверное, его в детстве тошнило от красных мундиров.

— Посмотрим еще, какая из нашего поста выйдет синекура, — усмехнулся я, поняв, что подсознательно перенял привычку Чарда к невеселым ухмылкам.

Наблюдать и дальше за неторопливой работой солдат, наводящих понтон, мне надоело. Я решил прогуляться по заставе. Хоть какое-то, пускай и весьма сомнительное, развлечение. Я давно уже знал все закоулки в ней. Но раз делать все равно нечего, то почему бы просто не размять ноги.

Результат этой прогулки меня отнюдь не порадовал Я уже не раз встречал своего знакомца сержанта Торлоу в компании рядового Хитча, который обладал явными мелкоуголовными наклонностями. Поначалу считал, что тот просто прикрывается здоровым недалеким Питом. Использует его как стену между собой и остальными солдатами, которые не слишком любили этого парня. Хотя вряд ли биографии остальных солдат были такими уж кристально чистыми. Собственно, все армии мира набираются далеко не из лучших сынов отчизны зачастую. Исключением могут быть разве что гвардейские полки.

Однако в тот день я стал свидетелем отвратительной сцены. Отвратительна она была даже в рамках армейского быта в Африке. Хитч прижал к стене казармы молодого солдата и что-то нашептывал ему на ухо. Тот краснел и злился, но ничего не решался сделать. За спиной Хитча маячила здоровенная фигура Торлоу.

Не особенно скрываясь, я подошел к ним. Все трое не слишком много глядели по сторонам, а потому я смог подойти к ним незамеченным почти вплотную.

Остановившись в двух шагах, я громко откашлялся, привлекая к себе внимание. Молодой солдат обернулся ко мне с настоящей мольбой в глазах. Я вспомнил его имя — Джон Томас. Слыл он настоящим недотепой — сержант часто называл его образцом худшего солдата во всей британской армии. И вот теперь он, похоже, попал в серьезный переплет.

— Сэр, — первым опомнился, конечно же, Хитч, — у нас тут небольшой разговор с рядовым Томасом. Так, солдатские дела. Ничего такого, что может заинтересовать офицера.

— Уж насчет этого можете не беспокоиться, Хитч, — произнес я в ответ. — Позвольте мне самому решать, что меня побеспокоит, а что — нет.

— Конечно, сэр, конечно, — рассыпался в любезности тот, но в глазах его читалась откровенная ненависть ко мне. — Я не смел указывать вам.

— Очень на это надеюсь, Хитч. А теперь отпустите рядового Томаса. Я вижу, что ваша компания ему наскучила.

И тут Хитча прорвало. Вся мерзость этого человека полезла наружу.

— Вы считаете себя настоящим офицером, — прошипел он. Лицо его заметно изменилось, став почти черным. Теперь на нем не разглядеть даже щетину. — Так ведь это не так. На вас черный мундир. Вам никем не поручили командовать. Шляетесь тут — корчите из себя офицера. Да по вам никто и не заплачет, если вы помрете! И расследовать смерть черного мундира вряд ли будут. Так что шли бы вы отсюда подобру-поздорову. А то я могу попросить моего приятеля Пита поговорить с вами… — Он сделал многозначительную паузу и прибавил издевательским тоном: — Сэр.

— Я смотрю, вы быстро перестали быть солдатом, Хитч, — как будто не заметив угроз, сказал я, сделав пару шагов. Теперь нас с рядовым разделяли считанные дюймы. — Только зря вы в этот раз уповаете на сержанта Торлоу. Верно, Питер? — Я подмигнул здоровяку. Тот переминался с ноги на ногу и бросал взгляды то на меня, то на Хитча. — Мы еще поговорим с сержантом Торлоу относительно того, как он позволяет себя называть рядовым. А пока…

Я без замаха ударил Хитча пробковым шлемом по лицу. Рядовой от неожиданности выпустил мундир Томаса. Тот поспешил ретироваться, лишь бросив взгляд на Торлоу. Здоровяк даже не пошевелился. Я же добавил Хитчу коленом в живот. Тот переломился пополам. Теперь уже я притиснул его к стене. Уронив шлем на землю, я правой рукой выхватил маузер — и прижал его нагревшийся на африканском солнце ствол к разбитому лицу Хитча. Левой же я плотно сжимал мундир на его груди, не давая солдату пошевелиться.

— А кто заплачет о тебе, Хитч? — вкрадчивым голосом поинтересовался у него я. — Все только обрадуются, если тебя найдут с пулей в голове. А тот же рядовой Томас подтвердит, что ты первым набросился на меня.

Хитч дрожал в моих руках, будто малярийный. Глаза его застыли. Зрачки расширились, поглотив белок и радужку.

Я для профилактики врезал ему еще раз рукояткой маузера по здоровой щеке. Кажется, даже выбил пару его гнилых зубов. После этого отпустил. Хитч съехал по стене, распластавшись в грязи у меня под ногами.

— Верно, Хитч, — кивнул я, пряча маузер в кобуру. — Поднимите мой шлем, очистите его и верните мне.

Хитч отполз на пару шагов, опасаясь, что я могу добавить ему пинка для расторопности. Он встал на колени. Поднял мой шлем и принялся тщательно тереть его о свою форму. Там, где она оставалась хотя бы относительно чистой. После этого, не поднимаясь с колен, подал его мне.

— Благодарю вас, Хитч. — Я принял у него шлем. Обернулся к Торлоу. — Питер, можно вас на пару слов?

Я взял Торлоу под локоть — и повел прочь от все еще пытающегося прийти в себя Хитча.

— Как это произошло, Торлоу? — спросил я у сержанта, когда мы отошли достаточно далеко. — Как вы могли попасть практически в зависимость от Хитча? Вы можете мне ответить?

— Да оно, — мялся Торлоу, — вроде как само собой пошло. Этот Хитч поначалу неплохим парнем был. Араку помогал доставать. Делился всегда, как с братом, поровну. — Ну, конечно, на чем же еще можно было поймать простодушного здоровяка, как не на выпивке! — Потом только понял, во что он меня втягивает. Да и то вроде как не по-настоящему. Я ведь просто стоял рядом — отсвечивал, чтобы ему проще было с солдатами разговаривать…

Торлоу тяжко вздохнул. Видимо, ему самому давно уже не нравилось то, что они творили с Хитчем — все-таки законченным мерзавцем Питер не был. Однако так уж повелось в подобной среде — вход рубль, выход — два. Приходилось отрабатывать по-братски поделенную араку.

— Я надеюсь, вы не успели вляпаться во что-то по— настоящему грязное, сержант? — глянул я на Торлоу.

— Нет, — протянул тот. — Да, я бы и не стал из-за араки-то.

— Очень надеюсь на это, — многозначительным тоном произнес я. — Своей волей офицера я освобождаю вас от каких бы то ни было обязательств перед рядовым Хитчем. Реальны они или надуманы. Вы меня поняли, сержант Торлоу?

Да, сэр, — отчеканил Питер.

— Отлично, — кивнул я. — У меня будет еще один приказ. Сделайте из Хитча образцового солдата. Всеми доступными сержанту британской армии средствами.

— Есть, сэр! — воскликнул Торлоу. Широкое лицо его при этом расплылось в довольной улыбке.

Я бы теперь никому не пожелал оказаться на месте избитого мною рядового Хитча.

Куан Чи почти с любовью смотрел на ровные ряды его солдат. Они простояли не шелохнувшись уже почти сутки. И он отлично знал — могли так стоять еще очень долго. Собственно, пока не поумирали бы от истощения. Надо бы провести и такой опыт, — напомнил себе Куан Чи, — но не сейчас. Во время войны с британцами Кечвайо ни за что не разрешит ему ничего подобного. Зато после победы — другое дело.

Перед вождем стояли трое его военачальников. Нчингвайо Кхоза и Мавуменгвана Нтили, а также принц Дабуламанзи. Все трое ждали приказов от вождя.

А по лицу Кечвайо было слишком хорошо заметно — он испугался войны с британцами. Быть может, он в душе не верил в то, что они придут на его землю. Даже после истечения срока ультиматума.

Кечвайо не верит в победу, — понял Куан Чи. Несмотря ни на что, он боится британцев и не верит в собственную победу. А хуже этого не может быть ничего. Как можно выиграть, если не веришь в собственные силы?!

Однако Кечвайо сумел собраться. По крайней мере, на глазах у своих вассалов. Он прямо сидел на троне из черного дерева, опираясь на длинное копье — символ того, что зулусы ведут войну.

— Кхоза, подойди, — велел вождь своему вассалу. Тот сразу же сделал шаг вперед. — Ты и Нтили пойдете со своими воинами к холму Изандлхвана, где стоят лагерем красные куртки. Но первыми не нападайте. Покажитесь им издалека. Устрашите их видом ваших копий и щитов. Я даю вам три своих амабуто. Пускай они первыми пойдут в бой, если придется, и сломят боевой дух красных курток.

— Мой вождь, смею ли я говорить тебе? — низко склонил голову польщенный вниманием Кхоза. Кечвайо медленно кивнул ему. — Вождь красных курток увидел воинов, что идут в Улунди, и принял их за твою армию. Он разделил свои силы на две части. Сейчас самое время прикончить красных курток, пока они разделены.

— Нет! — треснул копьем об землю Кечвайо. — Только покажите себя — и все!

— Да, великий вождь, — протянул явно разочарованный Кхоза.

Старый воин привык доверять своему чутью. А сейчас оно говорило ему ровно то, что он сказал Кечвайо. Но великий вождь не внял его словам.

— Берите своих воинов, — велел Кхоза и Нтили Кечвайо, — и идите!

Те низко поклонились вождю и ушли. Остался один только принц Дабуламанзи.

— Подойди ко мне, Дабуламанзи, — сказал ему Кечвайо. — Ты мне ближе родного брата. Я доверяю тебе больше, чем всем остальным. Я знаю, ты не предашь меня. Скажи мне, Дабуламанзи, можем мы победить красных курток?

Сделав шаг вперед, принц не стал кланяться вождю. Имел он такую привилегию за то, что помог Кечвайо взойти на престол.

— Красные куртки — слабые воины. У них есть громовые палки и трубы, что швыряют ядра очень далеко. Но у них слабые сердца и глупые вожди. Мы победим, Кечвайо, если будем сильнее духом. Мы возьмем себе их палки — и сами станем стрелять по ним. А воины Белого Квана помогут нам очень сильно. Они перехватили лазутчиков красных курток и теперь гонят их, словно дичь. Они не знают усталости и боли. Рано или поздно, они прикончат красные куртки. Я хоть завтра могу собрать своих воинов и повести их к Буйволиной реке. Они оставили очень мало людей в своем иканда на переправе. Я покончу с ними одним ударом, а после приду в их страну. В Наталь. В их краали. К их женщинам и детям. Я покажу им ярость зулу!

Кечвайо долго глядел на него. Он понимал, что после такого — дорога назад у него не будет. Хуже того, ему не остановить кровожадного и хитрого Дабуламанзи. Тот уже вообразил себя разорителем британского Наталя — и избавить его от этих мыслей может только смерть. А значит, не было смысла окорачивать Кхозу и Нтили. Надо послать к ним гонца завтра — пускай принесет новый приказ. Напасть на красные куртки у Изандлхваны — и покончить с половиной армии белого лорда единым махом.

Быть может, прав Дабуламанзи — какое бы ни было оружие у красных курток, они слишком слабы сердцем. И слишком боятся воинов зулу.

— Останься у меня на один день, Дабуламанзи, — сказал Кечвайо. — И приводи воинов инДлу-йенгве — пусть выберут себе жен и проведут с ними ночь перед войной.

Воинов амабуто инДлу-йенгве набирали из молодых неженатых мужчин. Это было будущее народа зулу, а потому их старались беречь в сражениях. К примеру, в армии Кхозы не было ни одного подобного амабуто. Лишь Дабуламанзи привел с собой инДлу-йенгве. Теперь надо срочно женить всех молодых воинов, что завтра пойдут к Буйволиной реке. Пускай в краалях останется много вдов, но зато в эту ночь будут зачаты дети — как можно больше детей. Только тогда народу зулу не грозит самое страшное — вымирание.

— Я останусь, — кивнул Дабуламанзи. — Моим воинам, и правда, нужно познать жен перед войной. Только духи знают, сколько их вернется. Да, будет лучше, — он кровожадно усмехнулся, — если сначала они познают женщин зулу, и только после этого — белых женщин Наталя.

Кечвайо рассмеялся его шутке. Однако Куан Чи заметил натянутость в его смехе. Интересно, почувствовал ли ее Дабуламанзи?

Мы с лейтенантом Чардом наблюдали за наведением понтона. Солнце поднималось все выше — близился полдень. Солдаты, возящиеся по колено в воде, то и дело поглядывали на небо, ожидая, когда же лейтенант, наконец, объявит перерыв в работе. Дожди миновали — Буйволиная река заметно обмелела. Поэтому работы поначалу пошли быстрее. Однако это совершенно не было нужно Чарду. А потому он просто увеличил продолжительность отдыха. Теперь солдаты его команды были готовы буквально молиться на своего офицера.

Меня откровенно забавляла вся эта ситуация. Чард оказался сейчас, наверное, самым популярным командиром во всей британской армии. Где бы еще солдаты служили с такой ленцой, такими длинными перерывами, да еще и на глазах у начальства, и не получали за это никаких взысканий.

— Сэр, — выпрямился один из солдат, — кажется, наш милорд Бромхэд вернулся с очередной охоты.

Солдат указал рукой в сторону холмов. Там, действительно, показалась фигурка всадника. За едкое прозвище, данное солдатами командиру роты Б, они тоже не несли никаких взысканий от Чарда. Тот недолюбливал Бромхэда, собственно, как и я. Пускай тот когда-то вместе с сержантом Торлоу и спас мне жизнь. Но как я узнал после — сделал он это по приказу полковника Дарнфорда. Если бы не этот приказ, я уверен, Бромхэд ни за что не помчался бы среди ночи выручать меня. В общем, никаких особенно теплых чувств я к нему не питал. А Чард так и вовсе, кажется, проникся искренним презрением, хотя поначалу и пытался хоть как-то оправдывать его.

— Наш охотник спустился с холмов, — усмехнулся Чард. Глянул на солнце и скомандовал своим людям перерыв в работе. — Три часа отдыха — после обеда снова принимайтесь за работу.

— Есть, сэр! — бодро выпалили солдаты и поспешили выбраться из воды.

На берегу они тут же, не стесняясь, скинули с себя мокрое исподнее, оставшись в чем мать родила, и быстро стали натягивать благоразумно оставленную на берегу сухую одежду.

— Идемте, мистер Евсеичев, — сказал мне Чард, — посмотрим, что сегодня добыл наш охотник.

Через седло лошади Бромхэда была перекинута окровавленная косуля, или, может быть, это была антилопа. Я не слишком хорошо разбираюсь в местной фауне.

— Смотрю, мистер Бромхэд, вы снова обеспечили нас свежим мясом к ужину, — заметил Чард.

— Хорошим, свежим мясом, — подтвердил Бромхэд. Он как будто оживал во время своих охот. Как будто лишь они могли развеять его вечную меланхолию, что постигла лейтенанта в Роркс-Дрифт.

— А все-таки лучше бы вы мне дали выстрелить в нее, мистер, — проворчал ехавший позади Бромхэда Поттер. — Выстрел-то у вас был не слишком удачный. Несчастная еще милю пробежала с вашей пулей.

— Не милю, мистер Поттер, — спрыгнув с коня, обернулся к нему Бромхэд, — не больше сотни футов.

— Пусть бы и так, — отмахнулся бур, — у меня бы и шагу не сделала. Недаром же я зовусь Давид Поттер Три ружья.

Он тоже спрыгнул с седла. Но не доверил своего коня солдатам. Сам увел его в конюшню, чтобы обиходить.

— Кстати, а почему именно Три ружья? — задал я вопрос, по большей части риторический. Ведь ни Чард, ни Бромхэд ответить мне на него не могли. — И почему он всегда таскает с собой три ружья?

— Стрелял при мне он только из одного, — заметил Бромхэд.

Мы втроем отправились под широкий навес. Именно там мы проводили больше всего времени днем, спасаясь от жары. В душных казармах было попросту нечем дышать. А торчать на солнце сил уже не было. Большинство солдат роты Б сейчас валялись под почти таким же навесом, только в несколько раз больше. И только рядовой Хитч носился вокруг заставы с винтовкой, поднятой над головой. Торлоу всерьез воспринял мои слова — и принялся делать из Хитча настоящего солдата. В этом, как говорят, ему помогали другие сержанты роты.

Вскоре к нам присоединился и мистер Поттер. От него остро пахло конским потом и кровью убитой косули — или антилопы. Он уселся за стол, опершись на него локтями, и с истинно бурской основательностью закурил трубку.

— Мистер Поттер, — от нечего делать задал я ему вопрос, — а что означает ваше прозвище, которым вы так гордитесь?

— Три ружья, — усмехнулся он, и я понял, что бур давно уже ждет этого вопроса. Он был сильно разочарован, когда понял, что мы ничего не знаем о нем. — Первое у меня — для охоты. Из него я стреляю антилоп и прочую дичь. Второе — для обороны от хищников. Из него я бью леопардов и львов, когда те осмеливаются напасть на меня. А третье — старый роер моего деда — для самого опасного хищника.

Поттер весело рассмеялся.

— Это про кого вы? — не понял Бромхэд.

Поттер тут же прекратил веселиться. Вполне серьезно поглядел в глаза молодому лейтенанту.

— Для людей, юноша. Из третьего ружья я стреляю в людей. После пули из роера мало кто выживает.

После этих его слов надолго повисла напряженная тишина.

Зулусы плясали. Это была по-настоящему варварская пляска. Пляска тех, кто не верит в Господа. Пляска тех, кто завтра может уйти в небытие. Отец Уитт приехал в Улунди, к вождю Кечвайо, вечером того дня, когда играли свадьбы молодые зулусы, уходящие на войну.

Кечвайо с уважением принял черного жреца белых людей и его дочь. Он усадил их на почетное место рядом с собой. Предложил лучшей еды. И предложил вместе с ним освятить именем бога белых людей свадебный ритуал.

— Они завтра уходят воевать с красными куртками, — объяснил Кечвайо, — а этой ночью должны зачать побольше детей.

— Это лишь увеличит количество вдов и сирот, — ответил на это отец Уитт. — Я не стану благословлять языческих ритуалов. Я привез вам много крестов — и готов обратить в нашу веру всех, кто хочет этого. Я расскажу вам про Христа и Деву Марию. Послушайте меня и отвратите свои мысли от насилия.

— Ты не хочешь благословлять свадьбы, — вздохнул Кечвайо с притворным разочарованием. Не очень-то ему требовалось благословение бога белых людей. Что он может тут — в Зулуленде? Его земля и сила заканчиваются на том берегу Буйволиной. — Тогда просто посмотри.

Бьют барабаны. Зулусы пляшут свадебный танец. Молодые мужчины и женщины выделывают простые коленца. Чернокожие парни держат в руках копья, искусно вырезанные из дерева. Девушки с голой грудью, прикрытой лишь бусами и в юбках из листьев, закрываются легкими щитами. Выстроенные двумя длинными шеренгами, они напоминают солдат на плацу, если бы не ритуальные движения.

Под бой барабанов парни прыгают на девиц, целят копьями в их щиты. Те уклоняются. Шеренги меняются местами — и все начинается сызнова. А барабаны все наращивают и наращивают темп. Парни и девушки движутся все быстрее и быстрее. Мелькают копья. Дрожат перья на легких щитах. Шеренги меняются и меняются местами.

Раз. Другой. Третий!

Барабаны все громче. Темп все быстрей.

У преподобного Уитта начинает болеть голова от этого грохота и притопывания сотен ног. Ему кажется, что он вот-вот рухнет на землю. Дочь видит это и поддерживает отца. Маргарет тоже нехорошо, но она держится лучше. Ее личико побледнело, однако пальцы крепко сжимают отцовский локоть.

Преподобный Уитт, наверное, именно в этот момент понял, что ничего ему не добиться от зулусов словами и рассказами о Христе и Деве Марии. Ему слишком страшно. И мысль в голове лишь одна — поскорее убраться отсюда, из этого черного ада. Предупредить людей в Роркс-Дрифт, что зулусы готовятся к большой войне. А значит, нападения на пограничный пост не избежать никак.

Скорее, скорее, скорее, — бежать отсюда. Бежать, бежать, бежать!

Дурацкий вопрос Бромхэда буквально повис в воздухе. Хотя, если уж честно, любой из нас готов был задать его. Но мог ли ответить на него старый бур — каким бы важным он не хотел показаться. Ведь Давид Поттер все-таки охотник — вряд ли ему приходилось воевать с зулусами так, как приходится сейчас британцам.

Я поймал себя на мысли, что чуть было не подумал о британцах, как о «нас». Надо же, всего несколько недель прожил с ними, а уже готов отождествить себя с гордыми уроженцами Альбиона. Странное дело. Ведь я же, по сути, ни на шаг не приблизился к решению поставленной Иволгиным передо мной задачи. Мои знания о здешнем аналоге левантийского угля были, откровенно говоря, нулевыми. Давид Поттер мог оказаться ценным источником информации, однако не расспрашивать же его при англичанах. Нет. Пока я нахожусь здесь, в Роркс-Дрифт, мне нечего и думать о продолжении расследования.

Наверное, именно тогда в голове моей зародились первые мысли о дезертирстве. Слишком уж тесным оказался для меня черный мундир. Я не сумел ничего узнать в Питермарицбурге — там о «Большой дыре» знати только из местных газет. И свято верили в то, что добывают там алмазы. Некоторые шепотом добавляли, что алмазы эти черные — невероятной цены. И что Родс подарил несколько самых крупных королеве Виктории, а та велела вставить их в свою корону.

Раз не удалось ничего узнать в британской Африке — пора перебираться в Африку бурскую. Я был уверен, что там скоро заварится каша куда серьезнее всей этой возни с зулусами. Значит, мое место именно там. Как всякий уважающий шпион, стану удить рыбку в мутной воде.

Почему-то мне казалось, что там я всерьез столкнусь с майором Лоуренсом. И кто выйдет живым из этой схватки, я предсказать не мог.

Пока я предавался размышлениям, Давид Поттер раскурил свою трубку, выпустил несколько колец дыма. Казалось, он пребывал в крайней задумчивости. Когда же бур вынул из деревянных ножен длинный, зверского вида нож, офицеры, сидевшие с ним за одним столом, заметно напряглись. Однако Поттер принялся чертить лезвием ножа на столешнице прямые линии. Они быстро сложились в подобие бычьей головы.

— Вот так всегда воюют зулусы, — объяснил Поттер. — Центр — голова быка. Там собраны амабуто и старых и опытных воинов. Все они давно женаты и имеют по несколько детей. Их бросают в бой — напролом. Они могут нести самые большие потери. Не жалко. Свою главную задачу перед страной и народом они уже исполнили.

— Это о какой задаче идет речь? — не понял Бромхэд.

— Оставить нескольких потомков, — ответил с циничной прямотой Поттер, — тогда зулусам не грозит вымирание. Это еще Чака такую систему ввел — мудрый был человек. Хоть и дикарский царь.

Бур несколько раз пыхнул трубкой, не давая ей потухнуть. А после продолжил с того места, где его прервал наивный вопрос Бромхэда.

— Рога же — там амабуто, в основном из молодых воинов. В большой войне туда берут даже неженатых и бездетных. Рога прикрывают голову с флангов и развивают наступление. Добивают разбитого врага. А вот если разбили зулусов, то их никогда не кидают в бой. Наоборот, остатки разгромленной головы гибнут, чтобы дать уйти амабуто рогов.

— Зулусы заботятся о своем будущем, — протянул лейтенант Чард. — Удивительно для таких дикарей. Да понятие о стратегии и тактике. Вдвойне удивительно.

— Не такие уж они и дикари, мистер, — заявил Поттер, попыхивая трубкой. — Может, они ходят голышом и воюют копьями, но дерутся они отменно. Не так, как другие дикари Африки. Уж в этом можете мне поверить. Не раз мое коммандо сталкивалось с этими черными дьяволами. Мы давали им отпор, но бывали и биты. — Он расстегнул рубашку, продемонстрировав внушительную коллекцию шрамов. — Вот здесь и здесь, — он провел по глубоким следам от зулусских копий на правой стороне груди и немного ниже, — они достали меня, когда от коммандо осталось всего три человека. Мы едва успели унести тогда ноги. А ведь поначалу казалось, что перестреляем черных, как куропаток. Но молодые воины рогов обошли нас — и бросились с холмов, откуда их никто не ждал. В тот день погибло много славных буров.

— Посмотрим, что эти хитрые дьяволы противопоставят нашим ружьям и пушкам, — самоуверенно заявил Бромхэд.

Но почему-то мне показалось, он отнюдь не был так уверен в себе, как хотел показать нам. Судя по долгому взгляду, которым наградил его Чард, командир поста также заметил фальшь в бодром тоне Бромхэда.

Давид Поттер же пыхтел трубкой, будто паровоз. Пожилому буру все было как будто нипочем.

Глава 3

Когда чернокожие дьяволы снова стали настигать их, хариш неожиданно схватил лошадь Лоуренса под уздцы, останавливая ее.

— Бери моего коня, — выпалил человек шерифа Али. — Дай мне половину патронов к винтовке и саблю. Я задержу их — сколько смогу. А ты — скачи дальше. Меняй коней. Так доберешься!

Майор не стал спорить по пустякам. Хочет хариш сложить голову, защищая его, Лоуренс вовсе не против этого. Тем более что вторая лошадь будет совсем не лишней в этой ситуации.

Отряд Лоуренса сократился до него и хариша после новой стычки с проклятыми зулусами. На этот раз они устроили засаду. Выскочили из зарослей какого-то колючего кустарника. Тела их были покрыты мелкими ранами и царапинами. Но те почти не кровоточили. Как и более серьезные ранения.

Натальские милиционеры рубили их саблями. Расстреливали в упор. Вот только в этот раз неожиданность была на сторону проклятых черных дикарей. Ни сабли, ни ружья не могли спасти отряд.

Лишь непревзойденное воинское умение хариша помогло спастись ему самому и Лоуренсу. Они вместе прорубились через зулусов — и, пришпорив коней, помчались вперед. Оставив за спиной остальных милиционеров. Те своими жизнями оплатили харишу и Лоуренсу шанс на спасение.

А вот теперь пришла очередь араба оставаться позади. Теперь он будет платить за спасение Лоуренса.

Майор кинул ему свою винтовку. Высыпал все патроны к ней в подставленные ладони хариша. Несколько упали на землю, но араб не обратил на это внимания. Потом подберет. Затем пришел черед сабли. Клинок ее был все еще грязным от крови зулусов. Чистить его попросту некогда.

Рассовав патроны по карманам просторного одеяния, хариш ловко подхватил саблю, сунул ее за пояс. Теперь он стал похож на алжирского пирата из книжки, что читал Лоуренс когда-то в детстве. Только повязке через глаз — неизменного пиратского атрибута — не хватает.

Скачи! — крикнул Лоуренсу хариш. — Они уже слишком близко.

И тут майор понял, что даже не знает, как зовут хариша. Из всех их он знал по имени только шерифа Али — и до сегодняшнего дня это его вполне устраивало. Однако сейчас этот человек отдаст за него свою жизнь. Майор Лоуренс должен знать, как его зовут.

— Как твое имя? — спросил он у хариша.

— Ты не знал меня раньше, — ответил тот, сверкнув белыми зубами на загорелом лице, — и тебе не нужно было мое имя. А сейчас я столкнусь с черными дьяволами — злыми духами этой земли — и умру. Так какая разница, как меня звали раньше? Скачи!

И он хлопнул Лоуренсова коня по крупу. Разгоряченный, тот сорвался в галоп. Второй конь, влекомый стадным инстинктом, последовал за ним.

Вскоре их фигурки начали стремительно уменьшаться. А вот черные росли с каждой секундой.

Хариш вскинул отданное ему ружье. Скоро уже можно будет стрелять.

Учения. Солдат ненавидит их больше всего в своей службе. Ведь не по-настоящему же все, а выкладываться приходится, будто черный дьявол вот-вот вгонит тебе в брюхо свое проклятое копье. По крайней мере, так казалось солдатам 24-го Пехотного, когда их рано утром подняли на ноги трубачи. Трубачи играли тревогу. Трубачи трудились с отменным усердием, ведь им пришлось встать десятью минутами раньше. И теперь они раз за разом выдували сигналы, поднимая на ноги лагерь.

Солдаты выскакивали из палаток, на бегу одеваясь. Хватали оружие и бежали в строй. Лица их были помяты. Форма оставляла желать много лучшего. Однако все старались успеть как можно скорее. Никому не хотелось страдать потом от наказаний, придуманных пытливым умом сержанта.

Сами сержанты встали, казалось, еще раньше трубачей. Они подгоняли солдат окриками, а когда и пинками. Особенно если кто-то нерадивый не успел в строй вовремя. Их форма как раз была просто в идеальном состоянии — ни пятнышка грязи, ни лишней складочки. Таковы уж они — британские сержанты — гордость армии ее величества. Ведь именно на них все и держится. Это понимали и сержанты, и офицеры.

Наверное, поэтому немногочисленные офицеры полка как раз не спешили к построению. Для них сигналы трубачей были скорее досадной помехой сладкому утреннему сну. Однако подъем все-таки един для всех — приходится вставать и им. Слуги помогают офицерам надеть вычищенную и отглаженную за вечер форму. Натянуть сапоги. Приладить на место все ремни. Прицепить к ним сабли в ножнах и револьверы в кобурах. Только после этого, все еще позевывая, офицеры появятся на построении.

Однако так поступают далеко не все. Вот, к примеру, полковник Дарнфорд встал вместе с сержантами. Его не разбудила медь трубачей. Когда первые солдаты, подгоняемые сержантами, строились на импровизированном плацу, он уже расхаживал там. Протез руки его раздраженно поскрипывал. То и дело их костяшек пальцев показывались бритвенное отточенные лезвия. Правда, они тут же прятались обратно. Полковник не хотел из-за дурного настроения испортить свою форму.

Майор Пуллейн отчаянно зевал, выходя на плац. Он подошел к Дарнфорду — глянул на него злым взглядом.

— Вы зачем устроили побудку в такую рань, полковник? — тихо сказал он Дарнфорду. — Мы планировали учение в первой половине дня, но не настолько же рано, черт возьми.

— Это не учения, — ответил ему полковник. — Сегодня утром мои разведчики видели перемещения крупных сил зулусов. Они идут к нашему лагерю. Собственно говоря, они уже здесь. Вот, — он указал майору на ближайший холм, — можете убедиться в этом сами. Их видно даже в не самый сильный бинокль.

Пуллейн поднял бинокль, висящий у него на груди. Поглядел в указанном полковником направлении.

Действительно, ряды чернокожих воинов были видны отчетливо. Они стояли на холмах, не пересекая некую линию, как будто отделяющую их от британцев. Зулусы трясли копьями и щитами. Выкрикивали что-то, чего Пуллейн, конечно же, слышать не мог. В общем, черные бесновались, как обычно, вызывая в себе отвагу, чтобы напасть на хороню вооруженных и обученных белых людей.

— Нy что же, — произнес Пуллейн. — Раз они пришли к нам — мы примем бой. Господа офицеры, стройте солдат! Распечатать патронные ящики!

Дарнфорд ждал команды выставить пулеметы, но ее не последовало. Это удивило его — и разозлило настолько, что лезвия выскочили из протеза на всю длину.

— Вы забыли про пулеметы, — едко заметил он, глядя Пуллейну в глаза.

— Не забыл, — ответил тот с замечательным холодом в голосе. — Они нам не понадобятся против горстки негров. Обойдемся и без них.

— Тогда разрешите мне вывести моих всадников из лагеря, — произнес Дарнфорд. — Мы прикроем его с флангов.

— Отличная идея, полковник, — кивнул Пуллейн. — Действуйте!

Полковник, не отдав честь, почти бегом бросился к своим людям. Это была вопиющая наглость, но Пуллейн решил не обращать на нее внимания. Пусть себе делает что хочет — Пуллейн обязательно сообщит о поведении полковника лорду Челмсворду. А это, конечно же, скажется при распределении наград за эту битву.

В том, что он одолеет проклятых чернокожих варваров, Пуллейн не сомневался.

— По коням! — на бегу скомандовал своим людям Дарнфорд.

Сам он ловко взлетел в седло любимого вороного жеребца. Рядом точно так же поступали остальные кавалеристы. И ньюкасльцы, и натальпы. Не прошло и минуты, как все они уже сидели верхом и ждали команды.

— Выходим из лагеря двумя колоннами. Потом я — на правый фланг, а вы, мистер Али, на левый. Обходим холмы. Смотрим, сколько там зулусов. И сразу назад. В бой не встревать без необходимости.

— Да, — кивнул шериф Али, давая знать, что понял приказы Дарнфорда.

Они разъехались по эскадронам. И следом зарысили кавалеристы мимо строящейся в ротные коробки пехоты. Мимо бегущих сломя голову с белыми колышками мальчишек. Те вобьют их на расстоянии в сотню шагов друг от друга, чтобы солдатам легче было целиться. Давно уже ненужное дело, однако бойцов с колышками все еще посылали вперед готовить поле для правильного сражения.

Две колонны эскадронов покинули лагерь. Черная, состоящая из ньюкасльцев, рванула на правый фланг, по широкой дуге обходя холмы, на которых бесновались зулусы. Синяя, натальцы, обходила холмы быстрой рысью слева.

Вот уже слышны барабаны. Топот тысяч ног, приплясывающих в танце войны и смерти, сотрясает землю. Можно услышать и песни. Если кто знает язык зулусов, он понимает. Те поют о войне, о крови и о смерти. «Красные куртки сильней покраснеют! Мы убьем всех красных курток! Мы придем в их краали, к их белым женщинам! Мы возьмем их себе!» Вот, о чем поют зулусы. Вот какой ритм выбивают барабаны и сотни босых ног.

Лишь воины трех амабуто самого Кечвайо стоят не шелохнувшись. Им нипочем барабаны. Они не поют песен. Они умеют только ходить и лежать. Им почти не нужна еда. Они не узнают больше своих знакомцев по другим амабуто. Они вообще не разговаривают. А еще они умеют убивать. Очень хорошо умеют убивать.

Всадники шерифа Али обогнули холмы первыми. Первыми они увидели и тысячи черных воинов, стоящих за ними. Много тысяч. Те тоже бесновались и приплясывали, хотя их никто не видел. Просто яростный бой барабанов, казалось, никого не оставлял равнодушным.

Заметив всадников, зулусы заорали еще громче. Первые амабуто бегом ринулись с холмов на британский лагерь. Другие бегом побежали к всадникам шерифа Али.

Хариш понял, что он и его люди обречены. Их уже ничего не спасет. Он выхватил из ножен саблю.

— Назад! — скомандовал он. — Галопом назад!

Клинок сабли указывал обратно на британский лагерь.

Всадники натальской милиции развернули коней — и как могли быстро поскакали назад. За ними неслась неумолимая волна чернокожих воинов.

Нчингвайо Кхоза покачал начинающей седеть головой. Он был старым и опытным воином. Редко, кто из зулу доживал до первых седых волос в голове. У Кхозы почти половина была присыпана солью. Это говорило о многом.

— Мы сделали, что могли, — сказал он Мавуменгване Нтили. — Но битвы не избежать. Строй своих воинов на флангах — они станут рогами. А я приведу в порядок голову.

— Да, — кивнул Нтили. Он был моложе и потому старался слушать более мудрого Кхозу во всем. Тем более что сам не видел лучшего. Ведь нельзя же терять контроль над собственными воинами. — Придержи голову, чтобы мои рога успели за ней.

Кхоза кивнул в ответ и бегом бросился вперед, приводить в порядок несущуюся на врага армию.

Полковник Дарнфорд тоже развернул своих кавалеристов. Зулусы неслись на них черной волной, потрясая копьями и щитами. Барабанный бой забивал уши. От него быстро начинала болеть голова. Глаза, казалось, готовы выпрыгнуть из орбит. Лошади бесились и плохо слушались повода. Дарнфорд приказывал каждые пять минут скачки останавливать их — и давать залп по бегущим зулусам. Но это не могло остановить черной волны. Кто-то падал под ноги товарищам — его тут же затаптывали, превращая в кровавую кашу и даже не замечая этого. С каждым разом остановить лошадей было сложнее и сложнее.

Шериф Али был в такой же ситуации. Вот только зулусы были намного ближе к нему. И стремительно нагоняли. Натальские милиционеры и хариши стреляли прямо на скаку, без порядка, без залпов. Это позволяло хоть как-то держать дистанцию. Хотя шериф Али понимал, что это ненадолго. Скоро черная волна догонит их. Накроет и погребет под собой. Не помогут ни ружья, ни револьверы, ни сабли.

— Скачи в лагерь! — крикнул шериф Али своему воину, у которого была самая быстрая лошадь. Лучше только у самого шерифа, но он не мог бросить своих людей. — Расскажи все, что видел!

Тот обернулся на командира и вождя. Бросил лишь один умоляющий взгляд. Но шериф Али был непреклонен. Кто-то должен выжить — и сообщить белым командирам о громадной армии зулусов, которую те просто не могут видеть. Остальным же придется умереть.

— Воины! — Снова сверкает на солнце сабля шерифа Али. — Хватит бегать! В атаку!

Это даст хотя бы призрачный шанс его человеку добраться до лагеря британцев.

Натальские милиционеры и хариши развернули коней. Все они понимали, что черная волна — это смерть. Но никто не дрогнул, посылая скакуна вперед.

Левой рукой шериф Али выхватил револьвер. Родившийся, можно сказать, в седле, он легко управлялся с конем одними коленями. Повод ему не требовался. Пулю за пулей посылал он в стремительно приближающуюся толпу зулусов. Каждая находила цель. Но это ничего не значило. Что такое семеро упавших воинов, когда на тебя несутся тысячи.

Шериф Али первым ворвался в толпу врагов, нещадно круша всех вокруг кривой саблей. Один за другим валились на землю зулусы. Щиты из буйволиной кожи трещали под ударами. И только самые ловкие воины успевали закрыться ими. Кривой клинок был подобен жалу змеи — он легко обходил защиту и впивался в тела, оставляя глубокие раны.

Под стать шерифу Али дрались и его люди. Вокруг них громоздились тела убитых зулусов. А вот натальские милиционеры не могли похвастаться ни такой выучкой, ни умением крушить вражеские черепа прямо с седла. Клинки их сабель чаще врезались в прочную кожу щитов из буйволиной кожи. Не такие остро отточенные, как у харишей, они часто застревали, делая милиционеров легкой мишеныо. Их пронзали копьями. Стаскивали с коней. Валили наземь. Забивали руками и древками копий. Растаптывали в кровавую грязь.

Не прошло и пяти минут, а в живых остались только хариши шерифа Али. Они сбились плотной группкой. Сверкают клинки их сабель. Валятся на землю зулусы. Но и лихих всадников Аравии все меньше и меньше.

Кто-то замешкался — и получил копье в грудь. На всю длину. Так что наконечник вышел из спины. Зулуса прикончили следом, но хариша этим уже не вернуть. Они повалились друг на друга, чтобы тут же скрыться под валом новых чернокожих воинов. Сабля другого застревает в черепе зулуса — тот оказался прочнее, чем можно ожидать даже от негра. Хариш упирается ногой в грудь зулуса, чтобы освободить клинок. И тут же сразу три копья пронзают его. Хариша поднимают в воздух — по древкам обильно течет кровь, заливая бунчуки. Еще под одним арабом убили лошадь — и он скрылся среди моря черных тел.

Сердце шерифа Али обливалось кровью, когда он видел, как гибнут его люди. Его хариши! Ему было плевать на натальских милиционеров — их он натаскивал по просьбе майора Лоуренса. Но эти люди — его хариши — пришли сюда за ним. А он привел их на смерть. И то, что он погибнет вместе с ними, вовсе не искупало его вины.

Шерифу Али было суждено погибнуть последним. Хариши прикрывали его самого от ударов копий своими телами. Они падали рядом с ним, но разили и разили врагов. Но вот он остался один. Сабля в руке налилась свинцом. С каждым разом ее все сложнее поднять, чтобы почти тут же уронить на голову или плечи очередного зулуса. Внезапно бок пронзила дикая боль. По телу густой волной потекла кровь. Шериф Али успел перерубить копье, поразившее его. Успел даже, превозмогая боль, рубануть подбирающегося к нему с другой стороны зулуса. А вот для третьего замаха сил уже не осталось. Широкое лезвие копья вошло прямо под мышку шерифу Али. Затрещали кости. Боль сковала все его тело. Потом было еще одно копье. И еще одно, И еще. Но их ударов шериф Али уже не чувствовал.

С коня он упал уже мертвым.

Стрелял хариш быстро. Очень быстро. Надо было выпустить в приближающихся чернокожих дьяволов как можно больше пуль. Вряд ли это так уж поможет, но если он сумеет прикончить хотя бы парочку — это будет неплохо.

Хариш не назвал своего имени майору Лоуренсу. Он, действительно, думал, что оно ему больше ни к чему. Ведь солнце еще не скроется за горизонтом, а он уже будет мертв. Пробит сотнями копейных лезвий. Разорван на куски сотнями черных рук. Растоптан сотнями черных ног. Проклятые дьяволы — порождение самой этой земли. Хариш верил, что сражается не с обычными людьми. Нет! Те легко гибли под первыми ударами его кривой сабли. Эти же отказывались умирать даже после двух-трех тяжелых ранений. И только раскроив голову и выпустив духа из черного тела, можно было убить их.

Вот потому хариш стрелял в головы приближающихся зулусов. Пули пробивали лбы бегущих черных дьяволов — они валились под ноги своим товарищам. Но те и не думали замедлять шаг. Переступали через убитых, а то и шли прямо по ним. Даже не спотыкаясь.

Но вот пули, отданные Лоуренсом, подошли к концу. Осталась только верная сабля. Хариш выхватил ее из ножен. Кривой клинок ярко сверкнул в лучах тусклого зимнего солнца Африки. Стоять и ждать смерти — нет! Ни один из харишей не поступил бы так. Он бросился бегом на зулусов. На молчащих черных дьяволов. Точно так же, как за несколько миль отсюда кинулся в последний бой шериф Али-ибн-эль-Хариш.

Покрытый пылью натальский милиционер домчался-таки до лагеря. Зулусы не сумели догнать его. Возможно, дело было в его резвом коне. Возможно, в том, что как раз в тот момент Кхоза и Нтили притормозили стихийное наступление и принялись строить зулусов в боевые порядки. Как бы то ни было, но взмыленная лошадь натальца ворвалась в лагерь. Сам он едва держался в седле. И чуть не свалился с конской спины, когда к нему подбежали.

Посыльного подхватили под руки. Не дали упасть. Прямо так — на руках — и потащили к майору Пуллейну.

Майор в это время рассматривал вершину холма и несущихся оттуда на него зулусов. Тех было не больше нескольких сотен. Ерунда. Его парни управятся с ними в два счета. Зачем еще расчехлять эти пулеметы. Толку от них немного — старый добрый залповый огонь куда эффективней. А тут только лишний расход пуль.

— Что туг такое? — поинтересовался Пуллейн, глядя на странную процессию. Двое солдат из тыловой службы тащили на плечах чернокожего натальского милиционера. — Что это надо тут этой обезьяне?

— Срочное… донесение, — выдохнул милиционер. Он даже не услышал оскорбительного обращения майора. Сейчас в его голове билась только одна мысль. Передать донесение. Любой ценой. — Армия… зулусов… Тысячи… Идут сюда…

— Что за бред он несет? — отмахнулся Пуллейн. — Отнесите его в тень — пускай придет в себя. И воды на него полейте, что ли. Хотя не надо на эту обезьяну в мундире воду расходовать. Пусть так лежит.

Исполнительные солдаты из тыловой службы поспешили выполнить приказ.

Тем временем к майору подбежал молодой лейтенант. Из набранных недавно. Пуллейн не знал, как его зовут.

— Зулусы на расстоянии первого залпа, — доложил он, лихо взяв под козырек шлема. — Прикажете открыть огонь?

— Расстреляйте этих черных ублюдков, — кивнул Пуллейн.

Лейтенант так же бегом умчался. А майор поднес к глазам бинокль. Он хотел своими глазами видеть, как стройные залпы лучшей в мире пехоты рассеют по полю черных дьяволов.

Полковник Дарнфорд гнал своих людей так быстро, как только можно было. Загнанные кони надсадно храпели и задыхались. Начинали спотыкаться. Но полковник лишь снова и снова приказывал подгонять их. Плевать на коней. Надо как можно скорее оказаться в лагере. Соединиться с войсками Пуллейна. Вместе у них еще есть шанс — пускай и призрачный — отразить нападение этой армии.

— Сэр, впереди траншея! — выкрикнул лейтенант Роу.

Он махнул рукой. Полковник глянул и невооруженным глазом увидел в том направлении глубокую яму в земле. Видимо, на скаку они все-таки отклонились — теперь путь им преграждала траншея. Но она же может защитить их от зулусов. Глубины было достаточно, чтобы сделать траншею оборонительным рубежом. И тут уже не до брезгливости. Плевать, что траншею эту вырыли для слива дерьма из лагеря. Солдаты старались на славу, углубляя ее как можно сильнее и продлевая как можно дальше. Да и так уж сильно загадить ее не успели. Рыли-то на долгий срок, а тут мало того что половина армии ушла вперед, преследуя врага, так еще и зулусы явились куда как раньше срока. В общем, траншея была почти пуста, что только на руку ньюкасльцам Дарнфорда. Сражаться и умирать по колено в дерьме не хотелось никому.

— Занимаем оборону в этой траншее! — скомандовал Дарнфорд.

Его люди останавливали спотыкающихся коней перед траншеей. Спешивались. Аккуратно переводили их на ту сторону, следя, чтобы животные не поломали ноги.

Вскоре первые солдаты уже встали у импровизированного небольшого бруствера с винтовками наизготовку. А на них уже готово было нахлынуть море чернокожих тел.

Первые залпы винтовок оказались смертоносными для бегущих без порядка и строя зулусов. Пули рвали тела. Негры валились под ноги бегущим сзади товарищам. Те когда успевали перепрыгнуть, а когда и валились сверху, образуя кучу-малу. Из нее торчали руки-ноги-копья. На них тут же сосредотачивали огонь, не давая врагу подняться.

— Живее заряжай! — надрывались сержанты. — Целься ниже! Не мазать по этой черной сволочи!

И вот, кажется, чудо произошло. О скалы плотных залпов британской пехоты разбилось черное море воинов зулу. Они остались лежать на земле. Красной кровью пропитывая ее. А немногие выжившие бежали обратно к холмам. Им в спину дали еще пару залпов, но уже скорее для острастки.

— Воевать тут одно удовольствие, не так ли, сержант? — усмехнулся рядовой, глядя на могучего, несокрушимого, словно столетний дуб сержанта, возвышающегося над ним. Бородатый сержант и так был выше ростом, а тут еще рядовой опустился на одно колено. Теперь верхушка его шлема качалась где-то на уровне сержантского живота.

— Воевать для солдата всегда удовольствие, — ответил сержант. И тут же напустился на нерадивого бойца: — Глядеть перед собой! Нe болтать!

— Есть, сэр! — выпалил устрашенный сержантским гневом рядовой и послушно уставился на спины убегающих зулусов.

Майор Дарнфорд с удовольствием наблюдал за удирающими с поля боя зулусами. Не было для него большей радости сейчас, чем это зрелище. Первый боевой опыт майора оказался весьма удачен. А ведь мало кто верил, что он сумеет справиться с настоящей опасностью. Потому-то лорд Челмсворд и оставил его в тылу. Но теперь он всем им утер нос!

— Майор, сэр, — рискнул обратиться к нему капитан Хаммерсмит. Он с небольшим отрядом ньюкасльцев остался при Пуллейне. В основном для связи. — Вы слышите стрельбу? Полковник Дарнфорд принял бой — и, похоже, у него положение куда серьезней. Судя по темпу стрельбы.

Некстати вспомнились слова того полуобморочного милиционера. Быть может, сейчас Дарнфорд дерется с главными силами зулусов. Как бы то ни было, а вояка он отменный — и попусту его люди не палили бы так густо.

— Первой роте выдвинуться на звук стрельбы, — все-таки приказал Пуллейн.

Он обратил зулусов в бегство — здесь ему уже ничто не угрожает. Теперь можно и Дарнфорду помочь. Что опять же будет учтено при раздаче наград. Майор Пуллейн грезил орденом Бани и полковничьими погонами.

Он проследил в бинокль за тем, как солдаты роты А четко снялись с позиций и быстрым шагом направились на звук выстрелов. Подумал, что, быть может, стоит отправить и еще одну роту. Так он сведет потери к минимуму. Но зато здесь у него останется совсем мало солдат.

Проклятье! Майор Пуллейн пребывал в раздумьях. Взвешивал со всей нерасторопностью хорошего администратора все за и против. И пришел к выводу, что надо отправить еще одну роту. Это сведет к минимуму потери, а заодно покажет личную храбрость самого Пуллейна, не побоявшегося остаться с минимумом солдат перед неизвестной угрозой.

— Отправьте к Дарнфорду вторую роту, — приказал Пуллейн. — Судя по тому, что стрельба не прекращается, у него там дела совсем плохи.

Нчингвайо Кхоза вскинул над головой свой илква — копье с бунчуком из гривы льва. Воины вокруг него выстроились в боевые порядки. не было того хаоса бегущей в атаку толпы. Теперь вокруг него стояли амабуто. Первыми были воины самого Кечвайо. Те, кто не потерял боевых порядков — и не бросился на врага сломя голову, без приказа. Правильно сказал мудрый вождь — им и идти в бой первыми. Они не дрогнут под пулями красных курток. Не обратятся в бегство, как молодые и резвые воины, что сейчас возвращались к Кхозе. Они медленно брели через холмы, опустив головы, будто побитые собаки. А кем они были, как не глупыми щепками! Их побили — будет теперь наука. На одно только надеялся Кхоза, что они оставили вдовам детей после праздника свадеб, перед тем как уйти на войну. На большее такие не годны!

Воины! — крикнул Кхоза. — Голова буйвола! Вперед!

Амабуто словно по мановению руки — его, Кхозы, руки — ринулись в бой. Через холмы на тонкую линию красных мундиров.

У Пуллейна аж в глазах зарябило, когда из-за холмов, где скрылись, как ему казалось, всего мину— ту назад последние чернокожие воины, вышла целая орда зулусов. Копья с бунчуками. Большие шиты, украшенные разнообразными узорами. Они бежали к ставшей совсем уж тонкой красной линии. И майору стало ясно — эту волну не сдержать. Как не удержать могучего прилива.

— Капитан, — стараясь сохранять хладнокровие, подобающее настоящему офицеру и джентльмену, обернулся Пуллейн к Хаммерсмиту, — отправьте людей и немедленно верните обе роты. Пускай они строятся в боевой порядок — и принимают удар зулусов.

Так эти две роты хотя бы прикроют фланг Пуллейна и не дадут зулусам вбить клин между ним и Дарнфордом. Майору уже доложили, что спешенные всадники полковника заняли позиции в выгребной траншее.

— Расчехлить пулеметы, — велел Пуллейн старшему артиллерийскому офицеру. — Посмотрим, на что годны эти ваши новомодные игрушки.

Тот только зубами скрипнул. Сейчас на то, чтобы привести пулеметы в боевую готовность, уйдет слишком много времени. А уж им-то британцы как раз не располагают совсем. Он проклял про себя глупость командования. Однако ничего не стал говорить Пуллейну. Это означало бы потерять еще сколько-то столь драгоценного сейчас времени. Болтать некогда — надо действовать!

Наверное, лучше всего картину боя видели стервятники. Эти вечные спутники войн уже несколько часов кружили над лагерем Пуллейна, ожидая, когда же начнется их пиршество. Они видели, как красно— мундирные британцы выстроились в тонкую линию. Тоньше, наверное, чем знаменитая линия Балаклавы.

На левом фланге построения англичан укрылись в траншее солдаты в иссиня-черных мундирах Ньюкасльских конных стрелков. Красная линия готова была взорваться белыми клубами порохового дыма. Ведь сейчас на нее накатывало настоящее черное море. Не то, что ворочает волнами у далеких крымских берегов, где Альма, и Балаклава, и Севастополь. Нет. Это было совсем другое море. Море тел, черных, как ночь. Море копий, украшенных бунчуками из волос. Море ярко раскрашенных щитов. Море, вопящее «uSuthu!». И от этого боевого клича у многих британцев в тонкой красной линии сжималось сердце.

— Штыки из ножен! — закричал сержанты. Сотни солдат заученным движением сняли с поясов смертоносные полоски стали. — Штыки к стволу! — Сотни рук быстро прикладывают деревянные ручки к разогретым солнцем и несколькими недавними залпами стволам винтовок. — Штыки примкнуть! — Сотни лязгающих звуков сливаются в один, когда штыки занимают свое место. — Приклады к плечу! — Деревянные ложа уверенно прижимаются к красной ткани. — Прицел на пятьсот! — Самая большая эффективная дальность винтовок Пибоди. — Огонь!

И тонкая красная линия взрывается пламенем и пороховым дымом. Тысячи зулусов валятся на землю. В боевой клич врываются вопли боли и отчаяния. Но они не способны заглушить страшного «uSuthu!».

— Заряжай! — Привычными движениями тысячи рук щелкают затворами — вверх летят гильзы. А руки уже достают из подсумков новые патроны, чтобы быстро загнать их на место. Снова щелкают затворы. Солдаты замирают, ожидая следующей команды.

— Огонь!

Зулусы еще не миновали самых дальних колышков. Они валятся прямо на них. Сотни. Тысячи мертвых тел. Некоторые амабуто останавливаются. Залегают в высокой траве. Их воины не хотят умирать, так и не добравшись до врага. Не пустив ему кровь своим илква.

Но есть и те, кому словно плевать на смерть. Они идут через град британских пуль, не обращая на них внимания. И смерть словно боится их! С такого большого расстояния еще не видно, как они дергаются от попаданий пуль в их тела, продолжая размеренно шагать. Как будто пять-шесть ранений для них ничего не значат. А уж остановить не могут и подавно.

В пылу боя эти амабуто заметили не сразу. Сначала они не сильно выделялись на фоне остальной массы зулусов. Однако когда черное море, раз за разом окрашиваясь багровой пеной, миновало отметку в три сотни шагов, не обратить внимания на странных воинов уже было просто невозможно. Потому что они единственные, кто сохранил полный порядок во всей армии чернокожих. Ни один воин из этих амабуто не залег под вражеским огнем. А вскоре стало видно, что пули их не берут. В самом прямом смысле.

— Что это за дьяволы? — прошептал рядовой, лихорадочно перезаряжая винтовку. Пальцы начинали неметь от подкрадывающейся усталости. Сердце все сильнее сжималось от страха. — Сержант, — обратился он за поддержкой к единственному человеку, который был для него настоящей глыбой — альфой и омегой жизни, краеугольным камнем мироздания любого британского пехотинца, — этих дьяволов не берут пули!

— Не всех, сынок, — никто не должен видеть, что и сержанту тоже страшно от этого зрелища. В утешении солдат он ищет для себя уверенности — и находит ее. — Выстрели в них еще пару раз — и они свалятся.

Сам сержант успевает и командовать, и стрелять вместе со всеми. Как и положено самому крепкому человеку во всей британской армии. Ее основе. Вынь из армии сержанта — армия развалится, будто дом без фундамента.

Майор Лоуренс идет. Конь под ним давно пал. Второго он пустил по ложному следу — и эта нехитрая уловка сработала. Вот уже несколько часов кряду он не видел проклятых зулусов даже вооруженным глазом. Конечно, это было до того, как он бросил бинокль. Тот повис у него на шее неподъемным грузом, как будто с каждым шагом прибавлял по несколько футов веса. Лоуренс расстался и с револьвером — выкинул его вместе с кобурой и поясом. Выбросил он и шлем, намотав на голову тряпку, чтобы не потерять сознание на солнце. Оно пусть и зимнее, но все-таки африканское — жарит дай бог!

Потом Лоуренс расстался с мундиром. Тот пропитался лотом и стал слишком тяжел, чтобы идти в нем. Теперь на майоре остались лишь форменные брюки, бутсы и нательная рубашка. Он бы с удовольствием к разулся бы, но понимал, что далеко босиком не пройдет — не было у него такой привычки. А потому приходилось таскать на ногах настоящие колодки.

Впрочем, и их Лоуренс скинул, когда сил идти уже не осталось. Надо было ползти, цепляясь за еще не до конца высохшую после недавних проливных дождей землю. Теперь нужда в бутсах отпала совершенно.

В кровь обдираясь о колючий кустарник, разбив себе руки, майор Лоуренс полз через саванну. Он не знал даже, в верном ли направлении ползет. Ведь вполне мог сбиться с пути — и теперь уже никогда не доставит сообщения командованию. Он знал лишь одно — надо ползти. Надо. Остановка означает смерть!

Таким его и нашли всадники Ньюкасльских конных стрелков, что патрулировали окрестности лагеря лорда Челмсворда.

Заслышав дробный перестук копыт, Лоуренс хотел закричать. Подать знак. Но пересохшее горло не слушалось его. Он попытался подняться на ноги, но слишком обессилел для этого. Тогда он просто перевалился на спину, ощущая себя гигантским земляным червем — и вытянул вверх руку в надежде, что его заметят.

На счастье майора, трава над ним была невысока — его поднятую руку разглядели всадники из патруля. Они направили к нему своих коней. Спешились рядом с распростертым на земле человеком. Лоуренс хотел представиться им, но из горла вылетали лишь нечленораздельные хрипы и какой-то кашель.

— Бедолага, — покачал головой сердобольный стрелок, потянувшись за флягой.

— Погоди, — осадил его сержант — командир патруля. — На нем форменные брюки. Это — дезертир.

Майор понял, что из-за жуткого внешнего вида, его приняли за неудачливого беглеца из рядов британской армии.

— Раз дезертир, то надо его пристрелить, — пожал плечами тот же ньюкаслец, что хотел дать Лоуренсу напиться. Теперь он порывался сбросить с плеча винтовку.

Неужели ему суждено погибнуть вот так. Без толку. Посреди ничего, называемого Южной Африкой. Неужели все, что он сделал ради Британии, не может сейчас послужить ему щитом от пули ньюкасльского конного стрелка. Неужели все смерти оказались напрасны. Лоуренс откинулся на спину. Рука его безвольно упала вдоль тела. Он глянул в серое небо Южной Африки. Неужели это последнее, что ему суждено увидеть.

Артиллеристы, наконец, расчехлили и выставили на позиции пулеметы. Теперь к залповому огню шеренг британской пехоты добавился и их частый стук. Как будто кто-то непрерывно сыпал гвозди на дно ведра. И зулусы посыпались под длинными очередями, как горох. Пули рвали их тела. Ведь чернокожие воины успели уже подойти достаточно близко. На убийственную для пулеметов дистанцию.

Даже три амабуто, шагающих в центре, начали нести потери. Вот только от одного вида их многим становилось совсем уж страшно. Зулусы ползли на врага с тупым упорством автоматонов, даже если пули перебивали им обе ноги. Они словно не чувствовали боли.

— Не может же быть в армии Кечвайо автоматонов! — воскликнул наблюдавший за полем боя уже без бинокля майор Пуллейн. — Неоткуда им тут взяться!

Но глаза не обманывали его. Лишь пародии на людей — заводные куклы-автоматоны — были способными на такое. И никто больше. Но, проклятье, откуда они у этих чернокожих дьяволов?! Ведь не мог же никто их продать Кечвайо. Эту мысль майор отбросил как совершенно абсурдную.

— Сосредоточить пулеметный огонь на этих трех полках, — велел майор.

Но было слишком поздно. Подбадриваемые своими командирами, видящие передовые амабуто самого Кечвайо, зулусы снова ринулись в безумную атаку на тонкую красную линию. На пулеметы. Грудью встречая выстрелы.

Солдаты палили так часто, как только могли. Уже забыты команды. Теперь каждый стреляет сам по себе. Никаких залпов не надо. Замолчали сорвавшие глотки сержанты. Сами сосредоточились на беспрерывной стрельбе.

При таком темпе подсумки опорожнялись в одно мгновение. И тут же в тыл бежали солдаты, чтобы встать в очередь на получение очередной порции свинцовой смерти. А людей на раздаче не хватало катастрофически.

Седой сержант в форме интендантской службы, казалось, разрывался на части, мечтая отрастить себе еще несколько пар рук, как у осьминога, чтобы хватило всем. Он совал пачки патронов в протянутые ладони не глядя. Тут же выхватывал из ящика следующую порцию и совал в чьи-то руки. Уже не озабочиваясь тем, отстоял ли ушлый солдат очередь или же попросту не отходил от него. Очередь за патронами давно регулировала сама себя. Солдаты выталкивали тех, кто получил патроны. Не давали им снова подойти к седому сержанту и его патронному ящику.

В это время рядовой в таком же темном мундире тыловика пробегал мимо. Ему дали приказ ослабить растяжки на палатках, как это было положено по уставу. Однако его ухватили солдаты из очереди.

— Становись на раздачу! — крикнули ему, добавляя для понимания кулаком по шее. — Не видишь, сержант разрывается!

— Но палатки… — хотел было возразить рядовой, но его уже толкнули к патронному ящику.

— К черту палатки! — крикнули ему. — Один хрен в лагере никого нет! Не споткнемся! Раздавай! Не видишь, патронов не хватает!

Никто в очереди за патронами не знал, что именно это, возможно, привело к гибели всей армии при Изандлхване.

Наверное, если бы не жуткие амабуто, присланные Кечвайо, зулусам не удалось бы в тот день одолеть британцев. Слишком уж плотным был огонь тонкой красной линии. Понимая, что их жизни сейчас зависят только от сноровки, солдаты с небывалой ловкостью управлялись со своими винтовками. Па учебных стрельбах лучшие из них редко делали больше двух-трех выстрелов в минуту, а тут. сами того не замечая, они стремительно опустошали подсумки. Не успевая получить очередную порцию патронов, солдаты уже скребли ногтями по жесткой коже, вытаскивая последние. И тут же требовательно тянули руки за следующей.

Сейчас все скорее зависело от расторопности интендантов, выдающих пачки с патронами, и тех, кого за ними отправляли, нежели от меткости или отваги солдат в шеренгах. Сумеют британцы обеспечить достаточную плотность огня, заставят зулусов захлебнуться в собственной крови, значит, победа будет за ними.

Вот только у чернокожих был почти непробиваемый козырь. Проклятые амабуто, чьи воины не обращали внимания на самые тяжелые ранения. На них уже сосредоточили огонь едва ли не всех пулеметов, а они шли через него, будто навстречу сильному ветру. Гнулись под его смертоносными порывами, но продолжали шагать как ни в чем не бывало. И их пример заражал остальных зулусов. Быть может, те, кто послабее сердцем, и могли бы сбежать, не выдержав чудовищно плотного огня британцев. Они бы повлекли за собой остальных, превращая атаку на тонкую красную линию в позорное бегство. Но стоило только таким вот глянуть на неуязвимых воинов Кечвайо, как стыд за слабые мысли охватывал их. Они громче и громче кричали «uSuthu!», подстегивая этим криком и себя, и товарищей рядом.

Дистанция до врага медленно, но верно сокращалась. Сотни, тысячи черных трупов устилали землю. Но ничто уже не могло остановить жуткого наступления армии зулусов. Раз этого не сделал град пуль из ружей и пулеметов, не смогут и штыки. Это понимали почти все на холме Изандлхвана. Но еще лучше они знали, что зулусы пленных не берут. Тем же, кому не повезло умереть в бою, вспарывают животы, оставляя медленно умирать на солнце.

— Что будет, когда они доберутся до нас, сержант? — спросил рядовой, ожидая новой порции патронов.

— Ружья у нас коротковаты против их копий, конечно, — ответил сержант, — но это ничего. Ты, главное, бей штыком и прикладом, как учили. Штык и приклад, понял, солдат? — Сержант даже не глянул на рядового, когда тот вместо ответа только головой кивнул. Взгляд бывалого вояки был прикован к приближающейся черной волне.

И где только носят этого придурка с патронами?!

Выстрела так и не последовало. Сержант остановил ретивого солдата, порывавшегося расстрелять Лоуренса за дезертирство.

— Приглядись получше, — сказал он. — Штаны-то офицерские точно, хоть и потрепаны сильно. Бери его себе на седло. Отвезем в лагерь, пускай там разбираются.

Майор просто не знал, кому ему надо молиться за острый глаз сержанта конных стрелков.

— Слаб он совсем, — заметил рядовой, снова закидывая винтовку за спину. — Не усидит в седле.

— А ты его перед собой посади, — объяснил сержант, — и придерживай, чтобы не свалился.

Рядовой пробурчал нечто недовольное, однако подчинился. Не прошло и пяти минут, как Лоуренс болтался впереди него в седле. Конный стрелок крепко держал его за пояс, не давая упасть. И правда, если бы не он, майор давно бы вывалился из седла. Силы совсем оставили его. Тем более что со всей этой кутерьмой ему забыли дать воды.

По дороге Лоуренс понял, что действительно сильно сбился с пути. Потому что лагерь, куда его привезли, стоял совсем не на холме Изандлхвана. Он располагался близ живописного полопала. Майор, хорошо знавший карту местности, понял, что привезли его к водопаду Мангени. Ему очень повезло, что на него наткнулись патрульные.

Вдвойне ему повезло, когда офицер, проходивший мимо вернувшихся патрульных, узнал майора.

— Стоять! — закричал он, подбегая к всадникам. — Стоять!

Те послушно остановили коней. Рядовой с легким сердцем спустил Лоуренса с седла.

— Вы хоть понимаете, кого привезли?! — воскликнул майор Пикеринг. — Дайте же ему воды немедленно! Не видите, что ли, изверги, майор умирает от жажды!

— Я же говорил, что штаны офицерские, — с заслуженной гордостью заявил сержант.

Спрыгнувший на землю рядом с едва стоящим на ногах Лоуренсом рядовой снял-таки с плеча фляжку — и приложил ее к сухим губам майора. Тот хотел было жадно присосаться к горлышку, но опытный солдат не дал ему сделать этого. Каждый раз, когда майор с трудом делал пару коротких глотков, он отнимал фляжку от его губ.

— Медленно пить надо, — приговаривал рядовой, обняв Лоуренса за плечи, будто барышню. — Мелкими глотками. Не то худо будет.

Наконец, Лоуренс напился достаточно, чтобы заговорить. Он обернулся к все еще стоявшему тут же Пикерингу. Первым, что произнес майор, было:

— Мне надо поговорить с лордом Челмсвордом.

Генерал в это время как раз отдавал должное обеду. Он сидел за столом, накрытым для него на открытом воздухе, под большим навесом, и медленно ел, то и дело поглядывая на палатки лагеря на Изандлхване. Лоуренса он едва узнал, настолько изменился майор за эти пару дней. Страшно исхудал. Был грязен, будто прополз пол-Африки. Едва держался на ногах. А уж на еду смотрел так, словно не ел по крайней мере месяц.

— О боже, майор, что с вами приключилось? — спросил Челмсворд, жестом приглашая его к столу. Расторопный негр-слуга уже принес майору прибор.

Тот без сил опустился на раскладной стул рядом с генералом, но есть ничего не стал.

— Мой отряд наткнулся на огромную армию зулусов, — произнес хриплым голосом Лоуренс. — Их тысячи, милорд. Кечвайо собрал огромную армию. Скорее всего, он движется сейчас сюда.

— Что за ерунду вы городите, майор, — покачал головой Челмсворд. — Кечвайо напуган и никогда не решится на открытое столкновение. Я даже армию разделил, чтобы легче было поймать этого черта.

— Разделили армию, сэр? — непонимающе произнес Лоуренс. На ум ему сейчас пришло выражение: «Из огня да в полымя».

— Именно так. Я оставил первый батальон у Изандлхваны, а со вторым батальоном и пушками направился сюда — ловить Кечвайо. Разведчики капитана Хаммерсмита здесь столкнулись с отрядом зулусов.

С отрядом. — Лоуренс понял, что сейчас он рассмеется. Истерически расхохочется. Станет нести всякий бред, а то и кинется на Челмсворда с кулаками. В результате же окажется в местном филиале Бедлама. Тут с этим быстро. От жары слишком многие сходили с ума. Поэтому майор каким-то чудом нашел в себе силы успокоиться. Он взял со стола бокал с еще прохладной водой и осушил его парой глотков. Слуга тут же наполнил его снова. О хрустальные стенки зазвенели кубики льда.

Наверное, именно это окончательно отправило майора Лоуренса в глубины отчаяния. Он уронил голову на стол и разрыдался, будто ребенок. Когда его попытался успокоить, майор сполз под стол и свернулся в позе зародыша. Непонятно было: хохочет он или рыдает. Безумие накрыло его черной волной.

Генерал Челмсворд швырнул на стол салфетку. Обед был безнадежно испорчен этим чертовым Лоуренсом. Про него поговаривали, что он — сумасшедший, но генерал не верил этим словам. Теперь же он понял всю глубину своего заблуждения.

Отойдя от стола, он снова поглядел в сторону Изандлхваны. Там ему почудились какие-то белые облака. Лорд Челмсворд раскрыл подзорную трубу. Долго вглядывался в очертания далекого лагеря, пока глаза не заболели. Однако никаких признаков сражения в той стороне не заметил. Палатки стояли монолитно твердо. А уж такой педант, как майор Пуллейн, ни за что не пошел бы против устава, не ослабив натяжные веревки. Знвачит, за Изандлхвану он может быть спокоен. Слова же безумного майора Лоуренса можно просто забыть. Тому слишком сильно напекло голову во время разведки.

Вот только не ясно, что же случилось с его отрядом? И как он оказался так далеко от Изандлхваны, куда должен был вернуться еще вчера? По ответов на эти вопросы сейчас не найти. По крайней мере, пока Лоуренс пребывает в столь плачевном состоянии.

Майора как раз сумели поднять с земли двое офицеров и повели к палаткам. Возвращаться к столу лорд Челмсворд не стал. Обед безнадежно испорчен. Генерал отправился к своему шатру. Расторопный слуга принялся убирать со стола.

Завтра же утром надо возвращаться к Изандлхване, — решил для себя Челмсворд. Тут врага ему не найти. Кечвайо, получив по зубам от Хаммерсмита, предпочел скрыться. А значит, и дальше торчать у водопада смысла нет.

Да. Завтра же — обратно!

Полковник Дарнфорд в ярости отшвырнул револьвер. В барабане его не осталось патронов. Как и в подсумке, и в карманах полковника. Его люди то и дело делили между собой остатки боеприпасов. Плотность огня падала.

Будь на фланге армии зулусов хотя бы один амабуто из присланных Кечвайо — от отряда Дарнфорда не осталось бы и памяти. Однако все они были сосредоточены в центре — в голове — зулусской армии. Дарнфорду, можно сказать, повезло. Его люди дрались с одним из рогов армии Кхозы и Нтили. В нем было намного меньше людей и многие из них — совсем юны. Они не прошли еще горнила стычек с врагами и сильнее остальных боялись грома британских ружей. Будь у Дарнфорда хотя бы один пулемет, он легко остановил бы наступление врага. По у него не осталось даже патронов в револьвере.

А это означало одно — скоро начнется кровавая рукопашная схватка. В ней его людям не выстоять против зулусов. Это Дарнфорд понимал отчетливо.

— Надеюсь, Пуллейн понял, как обстоят дела, — сквозь зубы прорычал Дарнфорд. — Понял, насколько все серьезно.

К нему обернулся один из офицеров конных стрелков. Дарнфорд усмехнулся ему.

— У вас тоже вышли все патроны?

Молодой человек кивнул. Стрельба в рядах ньюкасльцев почти прекратилась. Тогда Дарнфорд вскинул искусственную руку, привлекая к себе общее внимание.

— Отходим! — скомандовал он. — На коней — и в лагерь! Мы сделали все, что могли, видит бог! Пусть другие попробуют сделать больше!

Дарнфорд последним вскочил в седло своего скакуна. Он обнажил саблю, видя приближающиеся толпы зулусов. Понимал, что и верхом ему и его людям не уйти. Их в любом случае ждет смерть. Но так могут спастись те, у кого лошади получше.

Зулусы нагнали их на полпути к палаткам на холме Изандлхвана. Бегство врага отращивает крылья на ногах преследователей, — так говорят в военных краалях зулу. Так и вышло на этот раз. Молодые и горячие воины быстро догнали кавалеристов. В тех полетели легкие копья, сбивая всадников на землю. Их обгоняли, выскакивая из-за невысоких холмов, а то и прямо из травы. В тот день копья зулусов славно попировали!

Энтони Дарнфорд отчаянно рубился саблей, отбиваясь от наседающих со всех сторон зулусов. Вокруг его падали конные стрелки. Сам он спасался лишь благодаря отменному умению обращаться с холодным оружием и своей искусственной руке. На ее металле осталась не одна зарубка от лезвия илква. Под ним убили лошадь, но зулусы стояли столь тесно, что несчастное животное не могло упасть несколько секунд. Но и на земле Дарнфорда не так легко было взять. Он без устали отмахивался от врагов саблей. Рукой с длинными, острыми шипами пробивал щиты из буйволиной кожи, проламывал черепа, оставлял на телах врагов глубокие раны.

Мгновения часто решают судьбу воинов. Одно мгновение стало роковым для Энтони Дарнфорда. Ловкий зулусский воин успел поднырнуть под клинок сабли. Шипы на левой руке полковника разорвали ему плечо, но он лишь скривился от боли, но не остановил удара Широкое и длинное лезвие его илква глубоко вошло в тело полковника, разорвав мундир и плоть. На бунчук пролилось много крови. Зулус прожил немногим дольше Дарнфорда. Удар сабли полковника оборвал его жизнь. Но жизни Энтони Дарнфорда он вернуть уже не мог.

Полковник упал на колено. В него тут же вонзились еще несколько илква. Его повалили на землю, окровавленного и уже бьющегося в агонии. Но не стали топтать и рвать на части. С достойными врагами воины зулу всегда поступали достойно.

Энтони Дарнфорд остался лежать среди тел убитых товарищей и врагов. А зулусы устремились во фланг небольшой армии майора Пуллейна.

Майор Генри Пуллейн грязно выругался. Дома его, даже в нынешнем возрасте, за такое совсем не похвалили бы. Мать напомнила бы о том, что в детстве за куда менее черные слова его заставляли по полчаса драить с мылом рот. А отец наградил бы таким взглядом, что все внутри Генри покрылось бы коркой льда. Но теперь было не до того. Совсем не до того. Отец и мать остались дома — в далекой Британии, — а на него, Генри Пуллейна, сейчас наседали уже с фронта и фланга тысячи зулусов. И далеко не все они честно умирали от пуль.

Гремели залпы. Заливались лаем, будто цепные псы, пулеметы. Но ничто, кажется, не могло остановить наступление зулусов. Черной волной накатывали они на позиции британцев. И не желали больше отступать. В некоторых местах дело уже дошло до рукопашной.

Зулусов отбросили, но это стоило маленькой армии Пуллейна слитком дорого.

Он принял, как ему тогда казалось, единственно верное решение. Отступить в глубь лагеря. Сократить фронт. А потом, если дела пойдут совсем плохо, сформировать батальонное каре. И там уж — будь что будет! Драться до последнего.

Горны заиграли отступление. Ротные коробки в полном порядке, словно на параде, начали отступать спиной вперед. Через каждые десять шагов останавливались и давали сокрушительный залп по зулусам. Черные тела после залпов валились целыми рядами. Только те, что шли в центре вражеского войска, упорно отказывались умирать.

Их тела пятнали, будто моровые язвы, следы множества ранений. Многие даже оружия не могли держать в простреленных несколько раз руках. Иные просто ползли по земле, волоча за собой перебитые пулями ноги. Но умирать — не умирали. Даже страшный пулеметный огонь не смог остановить их.

Расчеты перетаскивали свои орудия на новые позиции. Давали одну-две длинные очереди вместе с залпом шеренг пехоты. Когда же те снова отступали, они подхватывали виккерсы и следовали за ними. И так раз за разом.

— Красные куртки дрогнули! — прокричал Нчингвайо Кхоза. — Собирайтесь с силами — все вперед! Изиндуна![19] Все к своим амабуто! Пусть сердца наших воинов не дрогнут в этот час! Час победы!

И немолодые воины в леопардовых и львиных плащах, с высокими плюмажами из перьев многих птиц, бегом бросились вперед.

Одним из них был Мкосана Мвундлана Бивела, он ворвался в ряды уже готового дрогнуть амабуто Кандемпемву. Зулу этого амабуто понесли тяжелые потери. Трижды красные куртки отбрасывали их от своих позиций. На земле, пропитанной кровью, оставались лежать черные тела. Бивела бесстрашно выбежал вперед, протолкавшись через воинов, и завел песнь. Гимн богам войны и крови. Слова его подхватили другие. Молитва злобным богам зулу воспламенила сердца воинов. Забыв о страхе, в четвертый раз ринулись они на отступающих красных курток.

И никто не заметил, что самого гордого Мкосана Мвундлана Бивелу сразила вражеская пуля. Он упал на землю. Покатился по камням его красивый головной убор из перьев многих птиц. Сотни ног бегущих в атаку воинов зулу растоптали его великолепный леопардовый плащ.

Воины амабуто Кандемпемву обрушились на отступающих красных курток. И в этот раз тем не удалось их отбросить. Завязалась короткая, но жестокая рукопашная схватка. В ней красные куртки сильно уступали зулусам. Даже самым молодым.

А вскоре подошли и страшные воины из личных амабуто Кечвайо. Эти нежелающие умирать зулусы довершили разгром головы красных курток.

— Сэр! — в голосе молодого лейтенанта сквозила паника. — Вам надо немедленно покинуть лагерь! Линия прорвана! Зулусы разделили нас!

— Я вижу это не хуже вашего, лейтенант, — ответил Пуллейн на удивление спокойным голосом.

— Тогда уходите, сэр! Спасайтесь!

— Я не стану удирать от чернокожих, — сказал на это майор, так недолго побывший полковником. — Тем более что мы уже окружены. Дарнфорда смяли, и его отряд, скорее всего, уничтожен. Зулусы прорвались даже в лагерь и хозяйничают там. Теперь мы можем лишь продать свои жизни подороже.

Он вынул из ножен саблю. В левой его руке уже был зажат револьвер.

Наверное, пусти Пуллейн сейчас своего скакуна галопом, еще мог бы спастись. Но он слишком хорошо понимал — спасение означает вечный позор. Даже если его оставят в армии, и он не понесет никакого наказания, на его репутации останется пятно чудовищного поражения. И не от войск цивилизованных стран. Даже не от русских. Нет. Он навечно будет заклеймен как человек, проигравший битву толпе черных дикарей.

Майор Генри Пуллейн усмехнулся и толкнул своего коня пятками. Он, действительно, собирался продать свою жизнь подороже.

Вот только в отличие от погибшего получасом ранее Энтони Дарнфорда Пуллейн не был ни отличным наездником, ни отменным рубакой. Его быстро ссадили с седла. На него налетели сразу несколько зулусов. Он успел прикончить лишь двоих. Остальные уже вот-вот должны были вонзить свои копья в его грудь, когда прогремел оглушительный залп.

— Сэр! — воскликнул давешний лейтенант. — Это все, что осталось от полка!

Солдаты сами выстроились в каре, вокруг пары патронных ящиков и одного пулемета. Они отчаянно отстреливались. Пулемет заливался, будто бешеный пес. Зулусы не могли подойти на расстояние удара копьем. Они валились на землю обильно, будто спелые колосья под серпом.

— Дайте мне ружье! — велел майор Пуллейн.

Ему протянули винтовку с примкнутым штыком. Он еще помнил, как обращаться с ней.

Майор встал в каре плечом к плечу с простыми солдатами. Здесь и сейчас не было офицеров и рядовых. Все были равны перед страшным врагом. Пуллейн, как все стрелял, перезаряжал, снова стрелял. Когда заканчивались патроны, протягивал руку за новой порцией.

Но в какой-то момент в ладонь ему лег один-единственный патрон. Майор, не глядя, сунул его в казенник. Вскинул винтовку к плечу. Выстрелил. Вновь требовательно протянул руку. Однако рядом раздался голос.

— Это мой последний был, — сказал он.

Пуллейн повернулся на голос — и увидел совсем еще юного солдата в порванном и покрытом пороховой копотью красном мундире.

— Нет больше патронов, сэр, — сказал он.

— Значит, придется поработать штыками, — усмехнулся Пуллейн.

И тут переставших стрелять британцев накрыло море чернокожих тел.

Солнце в тот час как будто потускнело, не желая глядеть на поражении солдат Британской империи, но не могло отвести своего ока от них, ведь над ее территорией оно никогда не заходило. А потому вынуждено было сейчас глядеть, как рвется тонкая красная линия, как гибнут последние солдаты на холме Изандлхвана. И оно не прикрыло свой глаз — оно видело бой и поражение британцев. В отличие от севшего за пятичасовой чай лорда Челмсворда.

Генерал Челмсворд глядел на палатки. Чертовы палатки лагеря на холме Изандлхвана. Словно в насмешку над ним, они до сих пор стояли незыблемо, похожие на здоровенные сахарные головы. Никто не ослабил веревки во время боя. Это обмануло опытного генерала. Он положился на педантизм майора Пуллейна, а тот самым беспардонным образом подвел его.

Весь первый батальон 24-го Пехотного уничтожен. Челмсворд пришел слишком поздно, хотя и гнал своих солдат изо всех сил.

Когда солнце внезапно скрылось — и пала тьма, в этот страшный момент, черным вестником примчался в лагерь лейтенант Янгхасбенд. Лошадь его спотыкалась от усталости. Сам он был весь в крови — не понять, своей или чужой. Едва держался в седле от усталости. Но тут же попросил отвести его к самому генералу. Челмсворд увидел его — и в одночасье понял всё. Свой грандиозный просчет и гибель войск Пуллейна. Янгхансбенду не пришлось долго рассказывать.

— Моих людей оттеснили от главных сил, сэр, — добавил он в завершение. — Мы дрались в окружении, но не подпускали к себе этих черных дьяволов частым огнем. Тогда они закидали нас дротиками. Мои солдаты падали вокруг меня, пронзенные, их остриями. А среди нас не было ни хирургов, ни даже фельдшеров, чтобы извлечь их. — Янгхасбенд сокрушенно склонил голову. — Мои люди умирали, а я ничем не мог им помочь. Только драться с проклятыми зулусами наравне с остальными. Но и этого мне не дали. Я остался единственным верховым. Я должен был предупредить вас о трагедии в Изандлхване. Быть может, вы еще успеете спасти хоть кого-нибудь. Я прорвался через толпу зулусов, работая саблей направо и налево. Кажется, меня несколько раз ранили, но я до сих пор не чувствую боли. Что было сил я погнал коня к вам, сэр.

Отправив молодого человека отдыхать, Челмсворд поднял весь лагерь по тревоге и ускоренным маршем направился к Изандлхване. Но все равно опоздал. В лагере его встретили только сотни трупов со вспоротыми животами да стоящие непоколебимо грязные сахарные головы палаток.

Лорд Челмсворд подошел к ближайшей, по дороге споткнувшись о труп, сжал в кулаке веревку. С такой силой, что побелели пальцы.

И только тогда, наверное, он в первый раз услышал грохот, похожий на гром далекой грозы.

— Откуда это? — спросил он у оказавшегося тут же майора Пикеринга. — Откуда идет гроза?

— Это не гроза, сэр, — ответил тот, ухом опытного артиллериста опознавший свои орудия, — это стреляют пушки у Роркс-Дрифт.

Глава 4

Появления зулусов никто попросту не ждал. Можно сказать, мы их банально проспали. Конечно, мы всегда могли оправдаться тем, что у нас не было кавалерии, чтобы проводить разведку. Придумать еще тысячи разных отговорок. Но это не меняло того факта, что никто в Роркс-Дрифт не ждал по-настоящему нападения зулусов. В него перестали верить. Слова полковника Дарнфорда забылись со временем. Лагерный быт съел постоянную настороженность. Да и нервы, наверное, не выдержали бы постоянного натяжения.

Тем более что зловещие предупреждения Дарнфорда не спешили сбываться, Во время своих многочисленных охот лейтенант Бромхэд и старый бур Давид Поттер не встретили ни единого чернокожего. Те как будто покинули округу.

— Странное это дело, скажу я вам, — говаривал старина Поттер. — Это ведь земли их принца, Дабуламанзи, а он — хозяин рачительный и не допустил бы подобного запустения.

Объяснение отсутствию местного населения могло быть только одно — все ушли воевать вместе со своим черным сюзереном. Но вскоре оказалось, что ушли они не так уж далеко.

Горны затрубили тревогу за полчаса до общей побудки. Мы выскакивали из домиков и палаток, заполнявших небольшую ферму. Многие на ходу натягивали мундиры. Признаюсь, я был одним из таких. Однако, увидев тысячи зулусов, что заполняли черным ковром все окрестные холмы, мы позабыли о неопрятном виде. Чернокожие воины потрясали копьями с бунчуками из волос и раскрашенными щитами. Они кричали нам что-то, но до нас долетал лишь однообразный вой, в который сливались их крики. И, надо сказать, он пугал ничуть не меньше вида многотысячной армии зулусов.

— Артиллеристы, к орудиям! — первым опомнился лейтенант Чард. — Открыть огонь по этим тварям!

Бромхэд обернулся на него. Сейчас проблема командования обострилась как нельзя сильнее. Получалось, что мы — все трое — были в одном звании. Но если я отпадал сразу, потому что был наемником и фактически ничем не командовал, подчиняясь лейтенанту Чарду, то между ним и Бромхэдом с самого начала возникло серьезное противоречие. С одной стороны, Чард был командиром поста в Роркс-Дрифт. С другой же — Бромхэд руководил отдельным подразделением, расквартированным на территории поста, и не был обязан подчиняться ему.

— Мне вы тоже будете приказывать, лейтенант Чард? — поинтересовался Бромхэд, слегка изогнув бровь. Он считал эту гримасу весьма аристократичной, но ему, на самом деле, стоило бы почаще глядеть на себя в зеркало во время ее исполнения. Слишком уж комично она смотрелась.

— Если только вы не будете против, лейтенант Бромхэд, — спокойным, как всегда, голосом ответил Чард. — Если же вы считаете, что у вас больше опыта командования, то вы можете принять бразды руководства постом прямо сейчас.

Бромхэд выдержал паузу, вряд ли уместную в такое время, как сейчас, однако не стал лезть в бутылку.

— Можете располагать мной в полном объеме, мистер Чард, — сказал он. — Я — и моя рота В, в вашем полном распоряжении.

— Тем лучше, — кивнул Чард. — Стройте своих людей. Зулусы скоро перейдут от слов к делу.

В этот момент ударили наши первые орудия. Среди зулусов на холмах как будто расцвели огненные бутоны. Они взорвались смертельными семенами шрапнели, осыпая плотно стоящих негров. Мушкетные пули, которыми были начинены снаряды, превращали ближайших врагов в кровавые ошметки. В них невозможно потом было опознать человеческие тела. Доставалось и остальным. Но зулусы стояли слишком плотно, закрывая друг друга, поэтому эффект оказался не столь чудовищным.

За первым залпами последовали еще и еще. Шрапнель косила зулусов, стоящих на холмах и продолжающих кричать и потрясать копьями. И тут впервые выстрелили паровые орудия.

До того мне приходилось лишь слышать о них — новейшей разработке, использующейся преимущественно на тяжелых броненосцах и крейсерах, Несколько батарей таких пушек британцы продали туркам во время войны с нами, но те не смогли нормально использовать их. В итоге одна батарея попала в руки генералу Скобелеву во время взятия Плевны. Другую же британцам удалось вывезти из Стамбула.

И вот теперь я своими глазами мог наблюдать, как стреляет это орудие будущего. Часть наших позиций окуталась паром, из которого в зулусов полетели снаряды. Я не мог оценить скорость их полета и точность, однако разрушающий эффект был очевиден. Тысячи мушкетных пуль словно дождем осыпали плотные ряды зулусов. В одночасье несколько десятков чернокожих воинов превратились в кровавый фарш, начиненный свинцом. Другие же валились, будто сбитые с ног сильным ветром.

— Если все и дальше так пойдет, — позволил себе пошутить Чард, — то людям Бромхэда и стрелять не придется. Всю работу за них сделают артиллеристы.

Но он, как и я, понимал, что зулусы вполне могут позволить себе столь чудовищные потери. Слишком велик их численный перевес.

— Мистер Евсеичев, проследите пока за нашей артиллерией, — приказал мне Чард, наблюдая из-под руки за строящимися солдатами роты Б. — На нее у нас основной расчет.

— Да, сэр, — ответил я и быстрым шагом направился к батарее паровых пушек. Приказ Чарда играл мне на руку как нельзя лучше.

Командующего артиллеристами бравого сержанта я застал в недоумении трущим линзы бинокля. Он как раз поднес их к глазам — подкрутил колесико, чтобы получше разглядеть цель. А после разразился целым потоком отборной брани. Надо сказать, мои познания в английском давали мне понять каждое пятое слово из сказанных им, не более.

Я поинтересовался у него — в чем дело. Что заставляет его столь грязно ругаться.

— Эти чертовы черные дьяволы не желают умирать! — выпалил сержант. — Я не сошел с ума, сэр. Можете сами поглядеть на них. Мы сейчас как раз дадим по ним новый залп.

Последовав его совету, я поднял к глазам свой бинокль. Навел его на плотные ряды зулусов. Те явно готовились к атаке — и только ждали команды. Они просто рвались в бой. Но среди них выделялись несколько подразделений — иначе не скажешь, — стоявших ровными шеренгами, будто на плацу. Их копья не шевелились, словно тупыми концами были врыты в землю. А щиты стояли у ног чернокожих воинов. Они не поддались общему безумию. Не кричали и не потрясали оружием. И это страшило куда сильнее угроз и завываний остальных зулусов.

— Вот именно те, что стоят спокойно и не желают дохнуть от шрапнели, — угадав, а может и вычислив опытным взглядом, куда именно я смотрю, сказал сержант-артиллерист. — Вот глядите. — Я не видел, как он обернулся к своим людям, зато услышал громкую команду: — Залп!

Паровые орудия один за другим громко хлопали, будто здоровенные чайники, крышки которых приподнялись и упали обратно. Пар ударил вперед, выталкивая продолговатые снаряды, начиненные мушкетными пулями. Те с воем устремились по пологой дуге к строю зулусов.

А вот потом произошло то, чему я до сих пор не могу найти объяснения. Снаряды взорвались над стройными шеренгами чернокожих воинов. Шрапнель косила их, валила наземь, Но они поднимались. Вставали, правда, не помогая друг другу. Вставали, несмотря на смертельные раны. Вставали, не обращая внимания на удивительно медленно текущую из ран кровь. Вставали, заново строясь плечом к плечу. И лишь несколько тел, превращенных шрапнелью в какие-то совершенно несусветные обрубки, остались лежать. Но и они, к моему ужасу, продолжали шевелиться.

У меня крепкий желудок. Я хорошо помню груды разлагающихся на жарком солнце тел под стенами Месджеде-Солейман. Но даже у меня от такого зрелища рот наполнился противной кислотой, и начались рвотные позывы. Сержант глядел на меня понимающим взглядом.

— Видали дьяволов? — сказал он, и вопросительные интонации в голосе показались мне лишними. Конечно же видал! — Им наши пули нипочем. Хотел бы я знать, из какого ада они выбрались на нашу голову.

— А вот я бы совсем не хотел этого знать, сержант, — нашел в себе силы усмехнуться я.

— И что прикажете делать с ними, сэр?

— Сосредоточьте на них огонь всех орудий, что прикрывают этот сектор, — распорядился я. — И стреляйте не шрапнелью, а обычными снарядами. Посмотрим, как они им понравятся. Превратите их в кровавый фарш, сержант.

— В кровавый фарш, — теперь уже и сержант усмехался. Видимо, ему понравилось мое образное выражение. — А это неплохая идея. В кровавый фарш!

Он обернулся к своим людям и заорал хорошо поставленным и явно предназначенным перекрикивать канонаду голосом:

— А ну-ка зарядите пушки болванками! Поглядим, как они переварят железку покрупнее мушкетной пули! Превратим их в кровавый фарш, парни!

— Для болванок нужно больше жара, сэр, — отозвался один из канониров. — Далековато для них черные черти стоят.

Сержант поднял к глазам бинокль. Пожевал губами, вычисляя, наверное, расстояние до врага. Кивнул, соглашаясь с доводами бывалого канонира.

— Сейчас подбавлю нам угольку из личных запасов мистера Пикеринга, — сказал он, сунув в объемистую руку и начиная шарить внутри не глядя.

— А это правда, что у мистера Пикеринга уголь с самой большой дыры, а? — спросил у него другой канонир, намного моложе, с едва пробивающимися усиками.

Я тут же обратился в слух. Понимая, вот он — мой шанс! То, из-за чего все путешествие в Южную Африку и драка с проклятыми зулусами могут оказаться небесполезными.

— А черт его знает, откуда он у мистера Пикеринга, — пожал плечами сержант, вытаскивая из сумки холщовый мешочек, размером с пару хороших кисетов табака. — Но он передал мне немного. Сказал, для боевых испытаний, если придется стрелять. Вот и проверим сейчас этот уголек.

Развязав мешок, сержант высыпал на ладонь несколько крупных кусков угля, по виду ничем не отличающегося от обычного антрацита.

— По мне, — сказал он, — так самый обычный кардиф. А ну-ка, сыпани их в топку своей пушки.

Сержант кинул куски угля бывалому канониру. Тот ловко поймал их правой рукой, хотя на той не было двух пальцев. В это время молодой парень щипцами открыл дверцу топки — оттуда пыхнуло жаром. Но жар этот мгновенно и многократно усилился, стоило только беспалому канониру швырнуть в топку новые уголья. Даже меня обдало сухой волной этого жара, как будто я с мороза сунулся в натопленный дом. Молодой же канонир вскрикнул — и выпустил щипцы. Тех с глухим ударом упали на землю.

— Вот те на! — воскликнул беспалый, прикрывая рукой лицо. — Вот те кардиф! Жар, будто из самого пекла.

Однако он ловко подхватил щипцы — и захлопнул дверцу. Попутно даже успел отпустить подзатыльник молодому за нерадивость.

— Заряжай скорее! — поторопил их сержант. — А то сейчас паровую камору давление разорвет!

Пушка в это время начала издавать жутковатые звуки. Видимо, ее паровая камора, как артиллеристы называли котел пушки, действительно, была готова взорваться в любую секунду.

Это орудие выстрелило вместе с остальными. По снаряд его летел совсем иначе. Вместо дуги получилась почти прямая линия — такую он развил скорость. Потому он ударил в землю куда ниже положенного места. Но и так нанес весьма серьезные потери зулусам. Снаряд жуткой косой прошелся по рядам чернокожих, оставляя за собой кровавую просеку. И уже куда меньше зулусов поднялись после этого на ноги. А вот жутких шевелящихся останков на земле лежало намного больше.

Остальные снаряды тоже нанесли зулусам урон, но не столь серьезный. Однако это послужило для их командиров сигналом к началу атаки на наши позиции.

Тысячи зулусов, наконец, пришли в движение. Они побежали на нас, словно саранча. Вопли их напоминали мне стрекот крыльев. А затейливо раскрашенные щиты — сами крылья этих жутких насекомых.

Сержант криком подозвал к себе командиров остальных паровых орудий. Он принялся вытаскивать из мешка куски чудо-угля, раздавая его товарищам. Я понял, что должен во что бы то ни стало завладеть хоть одним образцом. Но пока это не представлялось возможным. А мешок в руках сержанта худел и худел, к моему вящему неудовольствию. Но ничего поделать я не мог.

И все же не выстрелы паровых пушек, в топках которых теперь горел левантийский уголь с шахты «Большая дыра», произвел сильнейшее впечатление. Как на нас, так и на зулусов. Пальму первенства в этом можно было уверенно отдать сержанту Торлоу — и его невероятной ручной пушке.

Я так и не понял, чем именно он стреляет. И есть ли вообще у нее снаряды. Просто в какой-то момент в рядах зулусов в небо взметнулся целый фонтан земли. Такого не было даже при попадании паровых пушек, усиленных левантийским углем. В небо взлетали куски земли и чернокожих тел, да и тела целиком. Их подбрасывало на полдюжины саженей точно, если не выше.

Раз. Другой. Третий. Выстрелы были почти бесшумными, по крайней мере, на фоне общей канонады их слышно не было. Но и это уже не могло остановить зулусов.

Они неслись на нас, потрясая копьями и щитами. В воздухе гремел их боевой клич. От грохота барабанов кровь начинала стучать в ушах.

Мимо нас пробежал десяток солдат во главе с сержантом. Они выстроились тонкой цепью, припав на колено у невысокой стенки, что ограждала ферму. Следом пробежал еще десяток, на этот раз без сержанта. Они выстроились за спинами товарищей. Сюда же подтащили здоровенный патронный ящик. С него быстро сняли крышку и содрали фольгу. Солдатам раздавали патроны пачками. Те рассовывали их по подсумкам и карманам. Интенданты, что прикатили ящик на тачке, раздав патроны, покатили его дальше.

Тем временем зулусы, несмотря на отчаянный огонь нашей артиллерии и выстрелы жуткой пушки Питера Торлоу, уже почти вплотную приблизились к нашим позициям.

— Картечью заряжай! — скомандовал сержант, и тут же: — Личное оружие разобрать!

Я остался рядом с ним. Конечно, можно было и встать на правом фланге стрелковой шеренги. Но сейчас меня куда больше занимал сержант. А если уж быть совсем честным, то холщовый мешок с левантийским углем. Забрать его у живого сержанта не выйдет никак, значит, придется поступить бесчестно. Осталось только выбрать для этого удобный момент. Вряд ли кто-то будет разбираться, от чего именно умер сержант— артиллерист.

В пальцах левой руки я нервно вертел короткий нож. Длины его клинка вполне хватит, чтобы прикончить человека ударом в спину. Правую же руку я положил на кобуру с маузером. Машинально расстегнул ее. Сжал рукоять. Скоро. Очень скоро он мне понадобится.

Дабуламанзи глядел на поле боя. Все шло совсем не так, как ему бы хотелось. Красные куртки вцепились в землю. У них было достаточно патронов, чтобы обороняться. Да к тому же и пушки имелись. Слишком много пушек для такого маленького поста, как Роркс— Дрифт. Неужели они ничего не взяли с собой в земли зулу? Это было бы верхом глупости, но сейчас играло на руку красным курткам.

Его люди не могли даже добраться до невысоких укреплений, окружающих ферму старого жреца распятого бога. А потери были очень велики. Уже сейчас его воины бежали по телам своих павших товарищей. Сухая земля покраснела и напиталась кровью воинов зулу. Только воинов зулу — не красных курток.

И все же Дабуламанзи не сомневался в своей победе. У него было колоссальное численное преимущество.

И амабуто, отданные Кечвайо. На них он сейчас надеялся сильнее всего. Этим воинам даже смерть была нипочем. Они надвигались на Роркс-Дрифт через град пуль и взрывы огненных цветов над головой. А когда они, наконец, достигнут фермы, их копья славно напьют крови красных курток.

— Повелитель, — подбежал к Дабуламанзи один из его воинов, — приехал на коляске черный жрец белых людей со своей дочерью.

— Проводите их ко мне, — кивнул тот.

Через пару минут отец Отто Уитт и его дочь Маргарет предстали перед Дабуламанзи. Надо сказать, что пастор, как всегда, держался так, будто он тут коронованная особа, а все остальные должны немедленно покаяться во всех грехах и пасть перед ним ниц.

— Я еду в Роркс-Дрифт, — сообщил он Дабуламанзи, — чтобы предупредить тамошний гарнизон об опасности, грозящей ему от вас.

— Ты опоздал, жрец распятого бога, — пожал плечами тот. — Ты был слишком невоздержан в употреблении огненной воды, наверное. И мои люди пешком обогнали тебя, едущего в повозке.

Дабуламанзи откровенно потешался над старым жрецом. Он не верил, что распятый бог может покарать его, — ведь здесь была не его земля. Жестокие боги зулусов здесь намного сильнее.

— Я вижу, что опоздал, — как ни в чем не бывало заявил Уитт, — но ты обязан пропустить меня в Роркс— Дрифт.

— Ты можешь ехать хоть сейчас, — пожал плечами Дабуламанзи, — я не держу тебя. Езжай.

И он махнул рукой в сторону кипящей схватки.

— Прекрати эту бойню, — безапелляционно заявил Уитт, — чтобы я мог нормально добраться до своей фермы. Мало того что ее оккупировала солдатня, так теперь еще и ты решил наводнить ее своими чернокожими воинами.

Дабуламанзи не понял, что значит слово «солдатня», видимо, так жрец называл красных курток. И, похоже, ему совсем не нравилось, что они сидят сейчас на его ферме.

— Пойди и попроси их уйти оттуда, — усмехнулся Дабуламанзи, — тогда мои воины пойдут дальше, а ты снова сможешь молиться своему распятому богу на ферме.

— Господи правый! — выпалил жрец. — Да ты что же, не понимаешь меня?! Я сказал — прекрати эту бойню!

Дабуламанзи уже начал выводить из себя тон белого человека, одетого в черное. Он разговаривал с ним — приближенным великого Кечвайо — как с одним из своих невольников. И это заставляло все внутри Дабуламанзи кипеть от ярости.

Он уже собирался прогнать жреца прочь, когда к нему подбежал изиндуна, командующий амабуто инДлу-йенгве. Он быстро зашептал что-то на ухо Дабуламанзи. Говорил скоро и на диалекте, которого не мог знать Уитт. А когда он закончил, губы Дабуламанзи едва заметно дрогнули в улыбке. Однако раздраженный сверх меры Отто Уитт не заметил этого.

— Я пропущу тебя к красным курткам, — сказал, наконец, Дабуламанзи. — И даже попробую остановить моих воинов. Ненадолго. Так что погоняй быстрее своего коня.

Отто Уитт предпочел пропустить мимо ушей последние слова Дабуламанзи. Он направился обратно к своей повозке, на которой сидела бледная от ужаса бедняжка Маргарет.

Я так и не успел воспользоваться маузером. Равно как и артиллеристы, разобравшие винтовки, что стояли при пушках в пирамидах, не успели сделать из них ни единого выстрела.

Зулусы отошли от наших позиций после чудовищного по силе залпа картечью. И того, что дали по врагу солдаты. Я видел только, как стреляли паровые пушки. Нас окатило волной нестерпимого, влажного жара. Будто бы распахнулась дверь основательно перетопленной бани. Кое-кому из охранявших нас солдат, как я узнал после, даже основательно досталось. Самых неудачливых даже слегка обварило. Но это сейчас никого не интересовало. Главное, что слитный залп двух десятков солдат и паровых пушек отбросил зулусов от наших укреплений. Их тела усеивали теперь равнину. А живые спешно отступали к холмам.

По ним дали еще один залп, но скорее для острастки. Давили шрапнелью, выкосив довольно много. Однако на холмах оставались еще сотни и сотни чернокожих, жаждущих нашей крови.

— Сейчас придут в себя и снова на нас попрут, — авторитетно заявил сержант-артиллерист, будто это и без него не было понятно, как белый день.

Я был зол на отступивших зулусов. Они сорвали весь мой придуманный на ходу план. До рукопашной так и не дошло. И кинжал так и остался висеть в деревянных ножнах у меня за спиной.

А тут еще меня вызвал к себе лейтенант Чард. Мне хотелось ругаться на чем свет стоит. Я ведь только подобрался к загадочному левантийскому углю с шахты самого Родса! Но не выполнить приказ я не мог.

— Проклятые дикари были близко, — сказал мне Чард. — Вы видели их лучше всех из офицеров. Можете сказать, что это за странные зулусы, которые отказываются умирать?

— Выглядят они точно так же, как остальные, — пожал плечами я. — И, слава богу, драться с ними нам не пришлось. Думаю, если бы дошло до рукопашной — нас бы просто смяли.

— Проклятье, вы правы! — воскликнул Чард. — И что нам теперь делать с ними? Я ведь отлично видел, как на них обрушилась вся наша артиллерия. По ним палили не картечью, а снарядами. Но и это не смогло остановить их. Да я видел, как полз по земле дикарь с оторванными ногами. И он не умер! Наверное, до сих пор барахтается где-то там среди трупов.

Мне нечего было сказать ему. Да и не очень-то Чард нуждался сейчас в чьих-либо словах. Скорее, ему надо было высказаться самому.

— Сэр, посмотрите туда! — подбежал к нам молодой солдат из интендантской службы. Он указывал Чарду на несколько движущихся фигур.

Мы с лейтенантом навели на них свои бинокли почти синхронно. Через линзы я разглядел знакомую повозку — она могла принадлежать только отцу Уитту. Я не раз видел ее стоящей за церковью проповедника. Когда она вынырнула на гребень невысокого холма, я увидел и самого священника и его дочь. С головы юной Маргарет сдуло шляпу, и волосы теперь развевались подобно полотнищу знамени. Я никогда прежде не видел ее без шляпы — и даже не представлял, какие у нее красивые и густые кудри.

Однако сейчас надо было думать совсем не об этом. Усилием воли — надо сказать, немалым — я изгнал из головы все мысли о Маргарет. Да и стоило только перевести взгляд немного ближе к позициям зулусов, как мне стало совсем не до женщин. Потому что за повозкой бежали чернокожие воины. И судя по количеству ран, которые они не удосуживались перевязать, это были те самые бессмертные зулусы.

— Перед хорошеньким же выбором они нас поставили, — процедил сквозь зубы Чард. — Из-за чертова проповедника мы не сможем вовремя открыть огонь! Знаете что, Евсеичев, отправляйтесь туда. К взводу, мимо которого проедет святоша, и примите командование. Делайте все, что хотите, но не дайте зулусам прорваться.

Легко ему говорить! Драться с бессмертными неграми придется мне. Но поднимать бунт было не в моих интересах сейчас. А потому я только попросил, чтобы со мной отправился сержант Торлоу.

— Его пушка сослужит мне там хорошую службу, — добавил я к своей просьбе.

— Пусть так, — кивнул Чард. — Я пришлю к вам сержанта Торлоу с его чудо-пушкой.

Отдав честь, я бегом направился к указанной позиции. Солдаты там уже видели своими глазами и несущуюся на них повозку, и преследующих ее зулусов. И это зрелище не придавало им уверенности. Все понимали, что рукопашной схватки, скорее всего, не избежать.

— Канониры, — обратился я к пушкарям, — стрелять только болванками или бомбами. Ни шрапнель, ни картечь этих черных чертей не возьмет. Как только сможете стрелять, не задев повозку, тут же палите что есть мочи!

— Есть, сэр, — ответил мне сержант-артиллерист, всем своим видом давая понять, что он и без меня знает, что делать.

Я встал на правом фланге взвода, прикрывающего это направление. Здесь позиция была наиболее удобной для отражения атаки. Стена миссии отца Уитта, некогда защищавшая ее со всех сторон, теперь местами совсем обвалилась, но тут оставалась достаточно высокой. Однако в ней зияла внушительная прореха, наскоро заделанная мешками с землей и набитыми камнями ящиками из-под патронов. Сейчас эту баррикаду спешно растаскивали солдаты в мундирах интендантской службы, чтобы повозка отца Уитта могла въехать на территорию миссии. Но вот успеют ли они вовремя восстановить ее — большой вопрос.

— Принимаете командование нами? — поинтересовался сержант с роскошными бакенбардами, какие лорду впору.

— Именно, — кивнул я, вынимая из кобуры маузер и взводя курок. — Сейчас здесь будет очень жарко — и лейтенант Чард решил не оставлять ваш взвод без офицерской опеки.

— Ясно, сэр, — ответил сержант.

Следом к нам подбежал Торлоу, неся на плече свое чудовищное орудие. Я впервые видел его знаменитую пушку вблизи, а потому потратил несколько секунд, чтобы рассмотреть ее получше. Наверное, только здоровяк вроде Торлоу и мог столь легко управляться с этакой дурой. Массивная, явно тяжелая, о трех стволах, да еще и с какими-то красными цилиндрами сбоку. В общем, пушка даже внешне производила внушительное впечатление. А уж в бою себя проявила наилучшим образом!

Тут прогремели залпы стоявшей рядом с нами батареи. Сержант на ней командовал двумя старинными парротами, однако сейчас мы были рады любой артиллерийской поддержке. Парроты синхронно рявкнули, выплюнув в зулусов гранаты. Как оказалось, снаряды были начинены пироксилином или еще какой взрывчаткой. Они взорвались под ногами бегущих зулусов, подбросив нескольких в воздух. Многим же попросту оторвало ноги. Они валились на землю, поливая ее кровью, но умирать отказывались. Те, кто мог встать — поднимались и продолжали ковылять в нашу сторону. Вид у них был исключительно жуткий. Покрытые кровью и грязью, с многочисленными ранами от нуль и шрапнели, кое-кто даже без одной, а то и бел обеих рук. Но все они перли на нас с какой-то тупой одержимостью. Такой я не видел даже у фанатиков на стамбульском конном базаре.

Мой маузер бил примерно на то же расстояние, что и винтовки Пибоди. Конечно, не так прицельно, но тут промахнуться было просто невозможно. Я вскинул оружие вместе со всеми — и вместе со всеми же нажал на курок. Машинально я прицелился в голову зулуса, как ни удивительно, мне удалось попасть в нее, пускай расстояние было довольно велико. Пуля вошла в переносицу негра — и вышла, разворотив тому затылок. Он покачнулся, начал заваливаться вбок. Его толкнули идущие рядом. Зулус рухнул им под ноги — и больше не шевелился.

Выходит, голова их самая — а то и единственная — уязвимая точка! Но это знание мало что давало мне. Ведь британские солдаты вряд ли обладали достаточной меткостью, чтобы легко поражать головы врага даже на не самом большом расстоянии. Однако я решил, пускай лучше мои пули уйдут в молоко, чем без толку будут дырявить тела зулусов.

Я выстрелил еще дважды — и оба раза попал. Зулусы исправно падали, подтверждая мою догадку. А вот залпы британцев особого урона им не нанесли.

— Целься ниже! — кричал сержант с роскошными бакенбардами. — Ноги им надо перебить, чтоб до нас не добрались!

И солдаты стреляли по ногам бегущих зулусов, валя их в кровавую грязь. Наверное, в данной ситуации это было самым эффективным. Так и вышло! Зулусы падали, пытались подняться, но им не давали напирающие сзади воины. И ведь ни один не пытался помочь товарищу. Наоборот, они толкали друг друга, отчего встающие снова падали, мешая двигаться остальным.

Их накрывали залпы пушек и ружей. Я стрелял в головы, убивая бессмертных до того воинов. Однако самым эффективным, да и, пожалуй, эффектным, оказался все-таки Торлоу. Точнее, его жуткое орудие. Результаты выстрела были просто ошеломляющими. Словно невидимый кулак врезался в бегущих зулусов, буквально разрывая их на куски. Какими бы бессмертными те ни были, а против такого удержаться не могли. Это было намного страшнее залпа картечью в упор. Тела разлетались кровавыми ошметками. В разные стороны летели руки-ноги-головы. Выстрел проделал в толпе бегущих зулусов кровавую просеку, оставив лежать на земле несколько десятков комков, лишь отдаленно напоминающих человеческие тела.

Наверное, любая другая армия обратилась бы в бегство после подобного. Но только не эти чертовы зулусы. Они неслись на нас, казалось, даже не обратив внимания на чудовищную гибель десятков своих товарищей.

— Мать твою! — в сердцах выругался Торлоу. — Да что же этим черножопым мало что ли врезал?!

Вопрос был чисто риторическим. Да и отвечать на него времени не было совершенно. Зулусы были слишком близко.

Повозка отца Уитта, наконец, миновала разобранную баррикаду. Теперь солдаты интендантской службы спешно возвращали на место ящики, набитые камнями, и мешки с землей. Страх заставлял их работать очень быстро. Не успели зулусы пробежать и двух дюжин шагов, как баррикада была восстановлена. За ней выстроились в два ряда солдаты.

— Штыки примкнуть, — скомандовал я, видя, что зулусы уже близко.

Сержант с роскошными бакенбардами принялся выкрикивать приказы один за другим. Солдаты последовательно выполняли их. Не прошло и десяти секунд, как все штыки оказались прим кнуты к стволам винтовок. А следом прозвучал новый слитный залп. Потом еще один. Еще. И еще.

Тем солдатам, кто стоял на колене в первом ряду, теперь было неудобно стрелять по ногам приближающихся зулусов. Хоть и невысокая, а стена мешала им. Они снова принялись всаживать патроны в тела бегущих на них чернокожих воинов. Но это не приносило особого эффекта. Те лишь покачивались, словно от внезапных порывов ветра.

— Торлоу! — крикнул я сержанту, даже не оборачиваясь. — Хватит их уже подпускать ближе — стреляй!

— Не могу, — пробасил тот. — Пушка перезарядиться должна. Не может она, проклятая, постоянно палить. Время ей для чего-то-там нужно!

Подгонять его смысла не было. Вряд ли сержант понимал хоть что-то в устройстве оружия, которым владел. Интересно все-таки, откуда она у него?

Но размышлять над этим вопросом было некогда. Я сунул в карман на поясе опустевший магазин. Выхватил новый. Этот оказался последним. А ведь казалось, мне их хватит, чтобы всю армию зулусов перестрелять! Я купил еще пару магазинов по сходной цене еще в Питермарицбурге перед отбытием на войну. Сделал это но совету Пичи Карнахана, который любил говаривать, что лишних патронов не бывает, и что магазин к моему пистолету во время боя перезарядить не получится никак. У меня их было четыре штуки — все забиты под завязку, два десятка патронов в каждом. Но вот теперь я держал в руках последний полный магазин.

Если зулусы доберутся до нас и начнется рукопашная, полагаться придется только на саблю — подарок графа Сегеди. Отстреливаться будет нечем. Да и нет особого смысла сейчас беречь патроны.

Лица зулусов были уже очень близко. Никакой особой меткости не требовалось, чтобы попасть в них. И я всаживал пулю за нулей в окровавленные, но удивительно спокойные черные рожи. Головы зулусов буквально взрывались. Они валились под ноги товарищам, хотя бы немного замедляя движение.

Остальные солдаты, кто посообразительней, конечно. увидели это, и тоже принялись стрелять зулусам в головы. Правда, не у всех получалось попадать, но так или иначе, другие выстрелы все равно не причиняли врагу никакого вреда.

Но вот зулусы уже настолько близко, что их копья готовы вонзиться в нас. Многие солдаты, рискуя жизнью, вонзали штыки в тела чернокожих воинов, ближе к шее, и давили на курок. Пули разносили головы врагов в клочья. Те взрывались, словно переспелые арбузы.

Я стрелял в упор, пока магазин не опустел. Тогда я быстро сунул маузер в кобуру. Выхватил саблю.

Зулусы были уже очень близко. Они прыжками пытались преодолеть стену. Но натыкались за ней на новую — из штыков и слитных залпов британских винтовок. А потом снова выстрелил сержант Торлоу.

Если в первый раз результаты были чудовищно жестокими, то для второго выстрела у меня просто нет слов. Ведь Торлоу стрелял в упор. Невидимая волна ударила с такой силой, что стоявших к сержанту ближе всего зулусов просто превратило в кровавый пар. А потом волна пошла дальше. Просека в рядах зулусов, сильно сгрудившихся, чтобы атаковать наши позиции, оказалась еще более страшной. Их уже не разбрасывало, а просто сминало, словно картонные фигурки. Кровь потоками хлынула на остальных зулусов. Да и нам перепало немало.

Когда осела пыль и рассеялся самый настоящий кровавый туман, повисший в воздухе после выстрела пушки Торлоу, перед баррикадой остались стоять не больше десятка зулусов. Да и те были не в лучшей форме. Любой человек на их месте давно отправился бы на тот свет — столько на их телах было ран. Но эти даже попытались напасть на нас. Страх смерти им был неведом.

Как только это жуткое нападение было отбито, мы смогли хоть немного расслабиться. Но тут прозвучали первые выстрелы зулусских стрелков.

Рядом со мной покачнулся сержант с роскошными бакенбардами. Пуля пробила ему левое плечо. Рукав мундира начал стремительно темнеть.

А пули врезались в землю и в стену миссии все чаще и чаще. Они разбивали в щепу ящики, набитые камнями. Застревали в мешках с землей. Конечно, особенной меткостью чернокожие стрелки не отличались, однако винтовок и патронов у них, похоже, было вдоволь.

— Взвод, на колено! — скомандовал я. — Сержант, отправляйтесь в лазарет немедленно. Сопроводите туда остальных раненых.

— Есть, сэр! — выпалил побледневший от боли и кровопотери сержант с роскошными бакенбардами.

Он и еще пять человек из взвода, которым мне пришлось командовать, пригнув головы, бегом направились к госпиталю. Еще двое так и остались лежать на земле. Их ранения были смертельными.

Остальные солдаты взвода тем временем опустились на колено. Мы с Торлоу последовали за ними. Теперь нас почти полностью скрывала баррикада и стена миссии. Можно было аккуратно осмотреться, чтобы понять — откуда по нам стреляют зулусы.

— Торлоу, — обратился я к здоровяку, — как скоро ваша пушка сможет стрелять?

— Полминуты, сэр, — тут же ответил он, — не больше.

Не знаю уж, как он узнавал это, но мне оставалось только верить его словам.

Сняв шлем, слишком хорошо видный из-за своей белизны, я аккуратно высунулся из укрытия, поводя линзами бинокля примерно в том направлении, откуда слышались выстрелы.

Увидеть их удалось далеко не сразу. Они засели на скалистой террасе, что возвышалась над постом примерно в направлении кухни. Стрелков было довольно много. И разглядеть их мне удалось только потому, что они напялили, словно в насмешку над нами красные мундиры прямо на голое тело.

— Питер, — обернулся я к сержанту Торлоу, — выстрели из своей пушки прямо по той скале. — Я указал ему на террасу, где засели зулусские стрелки.

— Вряд ли толк будет, сэр, — засомневался тот. — Угол не тот. Даже если в полный рост встану.

— Стреляйте, сержант, а не пререкайтесь! — оборвал его я.

Я не хуже Питера видел, что с нашего места ничего с зулусами на террасе не сделать. Ни чудо-пушка Торлоу, ни орудия — даже паровые — тут не помогут. Но я не ставил целью перебить зулусов одним или парой удачных попаданий.

Торлоу встал во весь рост. Казалось, его ничуть не волновали пули, что били в землю и в наши нехитрые укрепления вокруг него. И били они очень часто. А может быть, Питеру на самом деле было плевать на все зулусские пули. Он нажал на курок своего смертоносного орудия.

Волна кровавой земли поднялась в воздух. Неведомая сила разбрасывала останки зулусов. А после врезалась в скальную террасу, где засели стрелки. Но лишь для того, чтобы поднять пыль да отколоть пару некрупных камней.

Вот только именно это мне и было нужно.

— Все назад! — скомандовал я, вставая во весь рост. — Отходим к госпиталю! Помочь пушкарям с орудиями.

Зулусы снова начали стрелять по нам, когда мы уже успели отступить на приличное расстояние. Мы отошли почти к самой стене госпиталя, которая довольно хорошо прикрывала нас от их пуль. Правда, отсюда вести ответный огонь не удалось бы никак. Но я решил, что этим вполне можно пожертвовать.

— Торлоу, принимайте командование, — сказал я. — Мне надо вернуться к Чарду.

Хотя вернуться — это сильно сказано. Нас с командиром теперь разделяло не больше десятка шагов. Я подбежал к нему. Быстро отдал честь и доложил обстановку на моем участке сражения.

— Плохо, конечно, что вы отступили, — покачал головой Чард. — Мы даем зулусам и так слишком много места для маневра. Но я понимаю, что выбора у вас не было. Возвращайтесь к взводу. Верните сюда Торлоу, он тут нужнее будет. Если зулусы полезут с той стороны — отбивайтесь, сколько сможете. Не дайте им ворваться в госпиталь. Фельдшерам передайте мой приказ — всех легкораненых отправлять вам в помощь.

— Вас понял, сэр, — ответил я, снова отдал честь — и только тут понял, что шлем мой так и остался лежать у полуразрушенной стены миссии, Я забыл взять его, когда скомандовал отступление.

— Ничего, — усмехнулся Чард, видя мое недоумение по этому поводу. — Главное, чтобы наши головы не достались зулусам. А шлем — черт с ним, со шлемом.

Я был удивлен тому, что вроде бы обычно мрачный Чард оказался способен на шутки в таком жутком положении. Однако лейтенант не спешил впадать в уныние.

Я вернулся на позиции взвода. Там уже худо-бедно собирали баррикаду. В дело пошло всё. Опустошенные ящики из-под патронов. Только на сей раз пустые. Перевернутая повозка отца Уитта. Днище ее укрепили снятыми колесами. Пятеро солдат выносили из церкви лавки — они тоже пошли в дело. Сам святой отец периодически высовывался из задних дверей церкви, превращенной в госпиталь, и кудахтал о варварстве и причинении ущерба святой церкви. Этим он только мешал солдатам, которых то и дело хватал за рукава мундиров или пытался вырвать лавки у них из рук. Солдаты держались мужественно и спокойно. Хотя видно было — еще немного и кто-нибудь из не сильно верующих просто отмахнется от святого отца. А это может закончиться для Уитта довольно плачевно.

Походя одобрив действия солдат, я зашел в госпиталь. Мне надо было быстро переговорить со старшим фельдшером насчет легкораненых. Заодно я решил переброситься и парой слов с отцом Уиттом.

Он как раз кинулся к солдатам, выносящим последнюю лавку, когда я перехватил его за рукав рясы.

— Святой отец… — только начал я, но прервался. От Уитта несло дешевым спиртным. По всей видимости, он был пьян в стельку. И тогда разговор я повел совсем в ином ключе. — Что вы тут делаете в столь непотребном виде?

— Это моя церковь, — выпалил он, обдавая меня волной винного духа. — И я не позволю…

— Вы зулусам будете позволять или не позволять, когда войдут сюда, — оборвал его я. — Если не можете быть полезны нам, так хоть не мешайте. Возьмите пример с вашей дочери!

Я указал на юную Маргарет. Та как раз ловко бинтовала руку моему сержанту с роскошными бакенбардами. Под ногами их валялись оторванный рукав мундира и рубашки.

— Я не умею лечить людей, — отрезал Уитт, но в голосе его мне послышались виноватые нотки.

— Тогда помолитесь за нас, — отрезал я. — Или просто не мешайте.

Я направился к его дочери. Маргарет как раз закончила с перевязкой и мыла руки в тазу. Вода в нем стремительно окрашивалась кровью. Довольно жуткое, надо сказать, зрелище.

— Мисс Маргарет, — обратился к ней я, — подскажите, кто старший среди фельдшеров?

— Теперь я, — ответила она. — С тех пор, как беднягу Хэнкока застрелили. Слава Господу, он почти не мучился. Пуля пробила грудь навылет.

Меня мало интересовали подробности гибели фельдшера Хэнкока, но прерывать мисс Маргарет я счел невозможным. Слишком невежливо. Даже в сложившихся обстоятельствах.

— Раз вы теперь за старшую, — сказал я ей, — то вот вам приказ лейтенанта Чарда. Всех легкораненых, кто может продолжать сражаться, — отправляйте прямо ко мне.

— Но это же просто бесчеловечно, — лицо Маргарет вспыхнуло, — снова отправлять в бой тех, кто только покинул его с ранением.

— Мисс, — сказал ей я, — зулусы, как я слышал, имеют привычку вспарывать всем животы. Я думаю, лучше умереть в бою, чем от такой раны. Впрочем, бесчеловечно или нет, но приказ лейтенанта вы слышали.

Сейчас у нас на счету каждый человек, который способен держать винтовку.

Я указал ей на сержанта с роскошными бакенбардами. Тот одной рукой помогал солдатам вынести ящик из-под медикаментов. Он тоже пойдет в нашу баррикаду.

— Очень скоро нам придется драться с зулусами без прикрытия стен, — сказал я мисс Маргарет напоследок. — Я понимаю, что ваша христианская доброта застит вам глаза, но подумайте о том, что зулусы вспарывают животы всем и пленных не берут.

— А вы разве не христианин? — с укором поглядела на меня Маргарет.

— Сейчас, мисс, я — солдат.

И я вышел из церкви, превращенной в лазарет, вслед за солдатами, несущими пустой ящик из-под медикаментов.

— Снарядов мало осталось, — сказал мне артиллерист, стоило мне только покинуть стены церкви. — Да и пороха тоже.

— Беречь все равно не стоит, — отмахнулся я. — Вряд ли мы доживем до вечера.

— Это да, — кивнул артиллерист.

Мои солдаты быстро сооружали баррикаду. Но та не шла ни в какое сравнение с нашими первоначальными позициями. Укрыться за ней можно было разве что во время рукопашной. Но когда дойдет до нее — скорее всего все мы очень быстро окажемся покойниками. Тем более что Торлоу со своей чудо-пушкой давно убрался обратно к Чарду.

Солнце перевалило зенит, а солдаты наладили баррикаду, когда зулусы снова пошли на приступ.

По нам открыли просто ураганный огонь с террасы, но результата он не принес. Пули без толку бились в стену госпиталя, не в силах причинить нам вреда. Тем временем сотни зулусов устремились в атаку. Они ловко перепрыгивали стену миссии, почти не замедляя шага, и также бегом неслись на нас. Вот тут чернокожие воины были как на ладони. Этим и надо было пользоваться!

Орудия были заряжены картечью — и они выплюнули ее прямо в передние ряды атакующих. А следом стрелки принялись палить с такой скоростью, с какой могли. Не до меткости сейчас. Главное всадить в зулусов как можно больше пуль. Попытаться остановить их неудержимый, казалось бы, вал.

Я успел переснарядить все магазины для своего маузера — и теперь палил без разбора. Держал пистолет в левой руке — даже так вряд ли в кого промазал. Правой же крепко сжимал эфес венгерской сабли. Казалось, вот-вот мне придется-таки пустить ее в ход. Два десятка патронов в магазине маузера улетели почти мгновенно — не знаю уж, скольких зулусов удалось ими свалить. Я воткнул саблю в землю прямо перед собой. Выхватил новый магазин — перезарядил оружие. Снова принялся палить.

Рядом рявкали винтовки. Дважды еще прогрохотали орудия, осыпав наступающих зулусов картечью. Во второй раз их залпом буквально смели с баррикады. Несколько десятков чернокожих воинов рухнули замертво, иссеченные картечью.

— Слава Господу богу на небесах, — услышал я голос рядом, — это обычные черномазые, а не те черти.

Я скосил глаза на секунду — и увидел моего знакомца рядового Хитча. Тот быстро совал патрон в казенник винтовки. Он даже не заметил моего интереса. Все внимание Хитча сейчас поглощали зулусы. Я только усмехнулся — довелось драться вместе с тем, кто не так давно хотел прикончить меня. А ведь он вполне способен всадить мне штык в спину. Но оставалось надеяться, что он этого не сделает, потому что отвлекаться еще и на Хитча у меня просто не было возможности. Да и зулусы, скорее всего, прикончат нас раньше, чем Хитчу в голову взбредут дурные мысли.

Не знаю, каким чудом, но нам удалось трижды отбросить чернокожих от нашей баррикады. Ни разу не дошло до рукопашной. К тому времени как стрелка на моих часах миновала два пополудни, почти все пространство между старой стеной миссии и нашей баррикадой оказалось завалено трупами негров.

И все же им удалось выбить нас с позиций у стены госпиталя. Несколько воинов залегли в высоком кустарнике, что подбирался почти к самой старой стене миссии. Его, конечно, сильно проредили залпы пушек и винтовочные пули, но все-таки не настолько, чтобы там не смогли укрыться зулусы. Они вскакивали на ноги всего на секунду — раскручивали над головой пращу с горящим снарядом и швыряли его в госпиталь. Крыша его была крыта соломой, а не черепицей. Так что хватило всего пары снарядов, чтобы над нашими головами начался самый настоящий пожар.

— В госпиталь! — приказал я. — Помогаем выводить раненых! Пушки придется бросить!

— Мы прикроем вас, сэр, — заявил сержант-артиллерист. — Дадим последний залп прямо в зулусские морды.

— Отставить, сержант, — отрезал я. — У нас каждый человек на счету.

— Простите, сэр, — усмехнулся тот, — можете назвать меня бунтовщиком, но я отказываюсь выполнить ваш приказ. Как и все мои парни. Верно, ребята?

Пушкари согласно закивали. Хотя мало у кого из них вызывала энтузиазм идея погибнуть, прикрывая нас последним залпом картечью в упор.

— Ну, как хотите. — Я стиснул плечо сержанта напоследок. — Спасибо вам!

— Саблю, как шлем, не забудьте, — усмехнулся в ответ сержант.

Я понял, что подарок графа Сегеди все еще торчит из земли у меня под ногами. Я кивнул сержанту и спрятал оружие в ножны.

В пылу сражения я не понял, что с фланга нас все время поддерживали солдаты из госпиталя. Они не могли сражаться на передовой из-за ранений или болезни, однако постоянно стреляли из узких, больше похожих на бойницы, окон здания. Но теперь нам надо было спасать их. Солдаты моего взвода ворвались в помещение госпиталя и принялись помогать раненым и больными покидать его. Я и сержант с роскошными бакенбардами, а также мисс Маргарет пытались хоть как-то руководить этим процессом. Но, сказать по чести, получалось это у нас не слишком хорошо.

Жара стояла, как в аду. Огонь то и дело прорывался откуда-нибудь — откуда его и не ожидаешь совсем. На голову сыпались куски горящей соломы. Мы временами даже не обращали на них внимания. Боли почти не чувствовали, а пропитанная потом форма не желала гореть. Так бывало и бегал кто-то с клоком горящей соломы на плече и на спине, пока его не сбивали на землю.

Зулусы быстро поняли, что к чему, и бросились в новую атаку. Но было поздно. Мы уже выводили и выносили из госпиталя раненых. Тем более что атака чернокожих оказалась слишком спонтанной и некоординированной. Им мешали бежать трупы убитых. Да и у самых дверей госпиталя их ждал весьма неприятный сюрприз.

Артиллеристы, как и обещали, дали залп в самые лица бегущих зулусов. Картечь свалила несколько десятков негров. Покалечила многих. А следом из горящего госпиталя принялись палить мои солдаты, прикрывая бегущих прочь от пушек артиллеристов.

— Скорее! — кричали им, хотя те вряд ли могли нас слышать. — Бегите давайте!

Пригибая головы, чтобы не попасть под пули, артиллеристы бежали к госпиталю.

Я отослал сержанта с большей частью взвода и ранеными к Чарду, сам же остался руководить здесь в госпитале. Может, это и было безумство, но я тогда как-то совсем не думал об этом. Я просто встал во главе полудюжины солдат, прижавшись плечом к горячей, будто сковорода, стене, и палил в зулусов из пистолета.

Магазин маузера как раз опустел, когда артиллеристы ворвались в горящий госпиталь. Вместе мы бросились бежать через него. Кто-то на бегу оборачивался, чтобы послать прощальную пулю или две набегающим зулусам. Но я предпочитал не тратить маузеровские патроны. Не так и много их у меня осталось — даже россыпью. Хватит, наверное, чтобы зарядить все магазины еще раз. Да и то не факт.

— Боже мой, мистер Евсеичев, — приветствовал меня Чард, — да если все офицеры в русской армии подобны вам, с Русской империей воевать не стоит никому.

— А вы просто не проверяйте, мистер Чард, — усмехнулся я.

— Это вы лучше посоветуйте Роузбери[20], — заявил с необычной для него веселой улыбкой лейтенант Бромхэд.

Кажется, на обоих офицеров война с зулусами подействовала наилучшим образом. Оба как-то ожили и стали похожи на людей, а не на чопорных английских снобов, вроде Челмсворда. А может, так действовала на них близость почти неизбежной гибели.

— Берите взвод и всех раненых, мистер Евсеичев, — сказал мне Чард, — выдайте всем, кто может стрелять, оружие и укрывайтесь за вон той стеной. — Он указал на высокую — в человеческий рост, если не больше, — высотой стену из ящиков и мешков. — Здесь мы примем наш последний бой.

— Вы уверены, что надо отходить? — удивился я.

— Надо, — кивнул Чард. — Слишком хорошо нас видно с той проклятой террасы. Мы несем большие потери от выстрелов. А там, — он махнул себе за спину, — зулусы окажутся в мешке, и у нас будет хоть какой-то шанс расстрелять их перекрестным огнем. Но помните, мистер Евсеичев, вам и вашим людям высовываться до моей команды нельзя ни в коем случае. Вы — наш последний козырь в этой партии. Да, и возьмите с собой Торлоу.

— Не слишком ли много яиц в одну корзину, мистер Чард? — усомнился Бромхэд.

— Нет, — покачал головой тот. — Как раз достаточно, чтобы дать нам хотя бы призрачный шанс дожить до заката.

Солнце тем временем только начало клониться к горизонту.

Дабуламанзи глядел на иканда красных курток через линзы цейсовского бинокля. Эти волшебные стекла обошлись ему в полсотни рабов, но они того стоили — нечего сказать. Теперь весь военный крааль был у него как на ладони. Он видел, как красные куртки отступили к последнему рубежу. Дальше — некуда. Значит, пришла пора перебить их до последнего.

Он опустил бинокль. Жестом подозвал своих изиндуна. Могучие воины в леопардовых и львиных шкурах, в головных уборах из разноцветных перьев подошли к нему. Они держали в руках длинные копья и крепкие щиты. Рядом с каждым на почтительном расстоянии следовал десяток телохранителей.

— Изиндуна. — обратился к ним всем Дабуламанзи, — пришла пора покончить с красными куртками. За их спинами последняя стена, а дальше только Мзинуати[21]. Собирайте все амабуто — ударим в последний раз. Старый Кхоза взял победу у холма Изандлхвана, мы возьмем ее у переправы через Мзинуати!

— USuthu! — ответили ему изиндуна хором.

Зарядив все магазины к маузеру, я понял, что выстрелов у меня осталось всего полсотни. Не слишком много для такой толпы зулусов, как та, что готова вот— вот обрушиться на наши последние позиции тут. Поэтому я взял себе еще и винтовку. Новенькую — еще в масле.

Помощник комиссара Далтон щедро раздавал оружие и патроны. Это было не слишком похоже на этого обычно весьма бережливого, как все интенданты, человека. Но, видимо, близость огромного числа зулусов повлияла на него. Далтон и сам встал вместе с нами. Как и его люди в темных мундирах, чем-то напоминающих мой. Теперь не было нужды выдавать патроны — прямо за нашими спинами стояли три открытых ящика. Бери — не хочу.

Зулусская пуля пробила мешок рядом со мной. Из него прямо на меня и стоящего рядом солдата посыпались желтые зернышки.

— Да это же маис, сэр, — удивился рядовой. Он подставил под поток зернышек руку, набрав их полную ладонь. — На баррикаду пошли мешки с маисом.

— Ну и бог с ним, — пожал плечами я. — Сейчас нам нужны все мешки, не важно, чем они наполнены.

С той стороны баррикады раздались первые выстрелы. Зулусы пошли в отчаянную атаку. Но никто из нас этого не видел. Мы сидели за баррикадой и ящиков и мешков с маисом — и ждали команды.

— Просто жаль, что продукты так переводят зазря, — сказал рядовой и, опомнившись, добавил: — сэр. Я ведь хорошо знаю, что такое неделю кряду засыпать на пустой желудок.

Я поглядел на совсем еще молодого парня и узнал в нем Джона Томаса, которого когда-то спас от нападок Хитча. Юноша был до крайности измотан. Мундир его разорван во многих местах и покрыт копотью. Выходит, этот недотепа вместе со всеми дрался у стены госпиталя, а после вытаскивал из него раненых и больных. Война — особенно такая жестокая, как эта — быстро закаляет людей и делает из них солдат.

— Нами зулусы сегодня наедятся, Томас, — усмехнулся Хитч. Тот тоже был жив, и выглядел таким же грязным и измотанным, как и все мы.

— А это правда, что зулусы людей едят, сэр? — спросил у меня Томас. С ладони его зернышки маиса сыпались под ноги. Он уже и думать забыл о переводе продуктов.

— Ты ведь не хочешь это проверить, парень, — усмехнулся, правда, несколько натянуто, я.

— Никак нет, сэр.

— Тогда заткнись и стреляй в них, когда полезут! — заорал на него сержант, бакенбарды которого выглядели уже не столь роскошно.

— Слушаюсь, сержант! — тут же выпалил Томас.

— Для этого тебе понадобятся обе руки, рядовой! — продолжал распекать его сержант. — Так что бросай этот чертов маис — и берись за винтовку обеими руками.

— Слушаюсь, сержант!

Рядом со мной присел прямо на землю Пит Торлоу. Форма на нем представляла собой весьма живописные лохмотья. Костяшки пальцев на обеих руках были сбиты в кровь.

— Твоя пушка готова стрелять по первой команде? — спросил у него я.

— Вполне, — кивнул тот. — Будет чем угостить черножопых.

— Я смотрю, ты и кулаками поработать успел. — Я указал на его сбитые костяшки.

— Было дело. Когда подбирались слишком близко, приходилось проламывать черепа прикладом моей малышки. Хотя я и без нее обходился пару раз.

Стрельба и крики с той стороны стены нарастали. Топот сотен ног уже заглушал слитные залпы солдат Чарда и Бромхэда.

— Скорее бы, — протянул Торлоу. — Противно сидеть тут, когда другие дерутся с зулусами.

— Терпи, Пит, — сказал ему я. — Мне и самому тяжко. Но мы сейчас — засадный полк. — Я увидел, что Торлоу не понял меня. — Последний козырь, — пояснил я, — в той игре, что ведет с зулусами лейтенант Чард.

Кажется, такое сравнение было более понятным для сержанта. Конечно, он ведь никогда не слышал о Куликовской битве.

Стрельба стала частой, словно барабанная дробь. Крики зулусов усилились многократно. От грохота их проклятых барабанов уже раскалывалась голова. И в нее лезли дурацкие мысли. А вдруг Чард и Бромхэд мертвы. Ведь никто больше не знает, когда подать нам команду. Тогда зулусы перебьют всех по ту сторону — и примутся за нас.

Не раз я порывался уже скомандовать огонь. Но всякий раз останавливал себя. Все-таки я верил в Чар— да. Лейтенант не умрет, пока не выиграет этого боя. Почему-то я был в этом непоколебимо уверен.

И вот, когда сил терпеть уже не осталось, прозвучал голос лейтенант Чарда. Он изо всех сил заорал, стараясь перекричать частую стрельбу и вопли атакующих зулусов.

— Русский, давай!

Видимо, на то, чтобы произносить мою фамилию времени уже не было.

— Пали! — крикнул я, поднимаясь над стеной.

Одновременно со мной выстрелили десятки винтовок — и, конечно, чудо-пушка Питера Торлоу.

В этот раз даже эффект от ее чудовищного на столь близком расстоянии выстрела был не столь выдающимся. С виду, по крайней мере. Просто в первые секунды зулусы умылись кровью. Практически в прямом смысле этого выражения. Пули и невидимая сила пушки Торлоу косили их десятками. Они сыпались под ноги солдатам Чарда и Бромхэда, обильно орошая землю кровью. Она и так уже превратилась в кошмарную грязь багрового оттенка, но нам словно было мало. Мы лили и лили на нее новые потоки крови.

Я стрелял не раздумывая. Всаживал пулю за пулей в зулусские лица. Те лопались, будто перезрелые арбузы. Но на смену им появлялись все новые и новые. И казалось, не будет им ни конца ни краю.

Один за другим опустели магазины моего маузера. Я сунул его в кобуру — подхватил винтовку. Мне еще не приходилось пользоваться подобным оружием, но она оказалась столь проста и незамысловата, что я освоился с нею в считанные мгновения. Быть может, сказалась привычка к новому оружию, полученная еще во время службы во 2-й экспедиции.

Господи боже, как давно это было!

Раненый солдат сунул мне прямо в руку распечатанную пачку патронов. Я кое-как утрамбовал ее в подсумок. Наверное, прежде стоило избавиться от бумаги, но я в тот момент как-то не думал о подобных мелочах. Патрон — в казенник. Приклад — к плечу. Выстрел! Снова патрон — в казенник и приклад к плечу. Выстрел! А пальцы левой руки уже будто сами собой лезут за следующим патроном. Приклад больно с непривычки бьет в плечо. Я морщусь, но продолжаю стрелять. Вскоре плечо немеет. Правая рука грозит отказать в любой момент. Но и это не останавливает меня. Я стреляю, перезаряжаю и снова стреляю. И так, пока не заканчиваются патроны в подсумке. Я отшвыриваю скомканную бумажку — на пальцах остаются следы масла. А раненый, быстро заметив мой жест, уже сует мне прямо в ладонь следующую пачку.

Сколько раз повторялась эта процедура — я не могу сказать. Солнце медленно скатывалось за горизонт. Тени росли. Но я не замечал этого. Весь мир для меня свелся к лицу врага на мушке винтовки. Черное, перекошенное лицо зулуса.

Они не давали нам ни секунды передышки. Наваливались раз за разом, оставаясь лежать трупами у стены из ящиков и мешков маиса. Не знаю, каким чудом держались Чард и Бромхэд с остальными солдатами, лишенные этой защиты. Им не раз приходилось вступать в жестокую рукопашную схватку с зулусами, пока мы изо всех сил прикрывали их сверху. Раненых, кого успевали, перетаскивали в кратких передышках между атаками зулусов, на нашу сторону и отправляли в импровизированный лазарет к доктору Рейнольдсу. После того как зулусы сожгли его госпиталь, доктор оперировал в каменной церкви, у стен которой мы, собственно, и держали последний бой.

Нас продолжали обстреливать со скальной террасы. Достать нас тут было сложно, особенно для таких скверных стрелков, как зулусы, но все-таки одна-другая пуля достигали цели. Солдаты падали, сраженные ими, то по одну сторону стены, то по другую. Враг усиливал стрельбу по нам, когда его воины нападали в очередной раз на солдат Чарда и Бромхэда, держащих оборону под стеной. А мы не могли позволить себе укрыться от огня черных стрелков — слишком важно было стрелять самим. Потому не раз я видел, как валился с ног убитый вражьей пулей солдат, роняя винтовку и сползая со стены.

Сержант Торлоу стрелял из своей пушки — и всякий раз после этого выстрела зулусская атака захлебывалась в крови. В перерывах между этими чудовищными залпами Питер брался за обычную винтовку. Та казалась в его руках до смешного маленькой, особенно после бандуры его обычного оружия. Но и с ружьем он вносил свою лепту в общее дело. Промазать по врагу с такого расстояния было просто невозможно. Вот и близорукий Питер бил без промаха.

Тут же с нами был и Давид Поттер по прозвищу Три ружья. Он единственный из всех, кто стрелял по скальной террасе, сбивая то одного, то другого зулуса в красном мундире. Его длинный и мощный роер бил весьма метко. Одна беда — как и все старинные ружья, заряжать его приходилось почти минуту. Именно поэтому Поттер сосредоточился на истреблении чернокожих на скальной террасе. Толку от его мощного ружья в бойне по ту сторону не было почти никакого. Там куда важней был темп стрельбы, нежели точность или убойная сила.

А потом внезапно все закончилось. Пропали перекошенные черные лица. Командир зулусов не стал отправлять в бой новых воинов, а может, они у него просто закончились. Те же, кто дрался под стеной с солдатами Чарда и Бромхэда, либо погибли, либо бросились бежать обратно в холмы и густые кустарники. Некоторое время мы еще видели их спины. Но почти никто не стрелял по ним — все слишком устали за этот воистину бесконечный день.

Мы буквально сползали по стене. В нее еще кое-где врезались пули зулусов, засевших на скальной террасе, но скоро и они прекратили огонь.

Наверное, только когда прозвучали последние выстрелы, я осознал, что мы пережили этот день. Я совсем сполз на землю. Из меня будто воздух выпустили. На лицо мне сыпались зерна маиса, но я не обращал на это ровным счетом никакого внимания.

Сейчас меня, как и всех в Роркс-Дрифт, уже ничто не могло поднять на ноги. Приди зулусы в эту минуту, нас можно брать голыми руками.

Но зулусы не пришли ни в тот день, ни на следующий. Зато с первыми лучами солнца явился его сиятельство лорд Челмсворд со своей армией. Он-то и принес нам весть о гибели половины его войск у холма Изандлхвана. Так мы узнали — откуда у зулусов взялись чертовы винтовки.

Мы стояли по стойке «смирно» перед генералом Челмсвордом. Грязные. Оборванные. Уставшие, несмотря на короткий сон. Ночью мы наплевали на все уставы, даже не выставив караулов, улеглись спать, прямо среди трупов товарищей и врагов. Все слишком устали, чтобы думать о чем бы то ни было. Сейчас никому из нас не было стыдно за свой внешний вид. И даже за то, что мы слегка покачивались не только из-за чертовской усталости.

Первыми в Роркс-Дрифт прискакали разведчики моего старинного знакомца капитана Хаммерсмита. Тот сначала подумал, что никого в живых не осталось — и хотел было разворачиваться и нести эту печальную весть Челмсворду. По тут какой-то солдат увидел его — и выстрелил в воздух. Кричать ни у кого просто не было сил. Тогда Хаммерсмит решил проверить поле боя более тщательно — и нашел нас.

Мы перебросились только парой слов, прежде чем он с отрядом ускакал обратно к генералу. Капитан ничего не сказал тогда об Изандлхване. Он только подивился тому, что мы сумели выжить и перебить столько зулусов.

— Проклятье, — качал головой он. — Да вы из тут будто колосьев намолотили. Клянусь, я столько сразу зулусов еще ни разу не видал за всю службу в Африке.

Он оставил нам вместительную флягу с коньяком.

— Из запасов самого генерала, — подмигнул нам на прощание капитан. — Отличный коньяк. Тот слуга, что продал мне пару бутылок, клянется, будто его покупали в самой Франции. Врет, наверное, шельма, но коньяк, все равно, хорош.

Нам было откровенно наплевать, насколько хорош коньяк. И куплен ли он во Франции. Не знаю, как Чард и Бромхэд, а я попросту не чувствовал вкуса спиртного. Коньяк проливался по пищеводу в желудок огненной волной, тлея там какое-то время маленьким солнышком. Нам хватило и пары глотков, что мы сделали, чтобы основательно захмелеть.

— Что-то я совсем с ног валюсь, — усмехаясь, выдавил Бромхэд. — Умаялся за этот чертов день.

— Не ты один, — поддержал его Чард. Он ухватился за плечо Бромхэда — и они оба едва не свалились на трупы зулусов.

Я поймал их — помог удержаться на ногах. Однако нашел это столь смешным, что расхохотался в голос. Лейтенанты поддержали меня. Так мы и хохотали, держась друг за друга, чтобы не упасть, пока не прибыл генерал Челмсворд.

И вот теперь мы стояли перед ним по стойке «смирно». Конечно, как могли изобразить ее в пьяном виде. То и дело каждый из нас давился остатками истерического нетрезвого хохота, зажимая себе рот.

— Я вижу, джентльмены, капитан Хаммерсмит успел уже угостить вас моим коньяком, — произнес Челмсворд.

Интересно, он с самого начала был в курсе того, что его слуга подворовывает, а может, сам через него втихаря продавал коньяк. Эта мысль так заинтересовала меня, что я пропустил почти весь монолог лорда. В памяти остались лишь слова о поражении майора Пуллейна при Изандлхване и гибели полковника Дарнфорда. Мне было искренне жаль старого вояку, но я понимал, что он умер той смертью, какой, наверное, хотел бы.

— Свободны, — закончил речь лорд Челмсворд. — Завтра доложите мне обо всем, что тут происходило. Но одно я могу обещать вам твердо — кресты Виктории я раздобуду для каждого. От солдата до офицера.

В тот момент я подумал о странной иронии судьбы. Я всюду старался служить Родине, но получаю пока только заграничные награды. Если Челмсворд не покривил душой, а я был уверен, что он выполнит свое обещание, то к левантийскому челенку вскоре добавится крест Виктории. А ведь Родина за службу меня одарила только мнимой отставкой.

Эта мысль так развеселила меня, что пришлось прикусить щеки, чтобы не рассмеяться. И все равно губы предательски пытались растянуться в улыбке. Слава богу, Челмсворд трактовал ее по-своему.

— Да, мистер Евсеичев, — сказал он, — вас эта награда не обойдет — вы ведь служите британской короне. И служите хорошо.

Я, как мог, подтянулся — и прищелкнул каблуками. Иначе отдать честь у меня бы не получилось — шлем-то я так и не удосужился отыскать.