Этим утром мы собрались похоронить испанского матроса Хосе и его тело, аккуратно зашитое в парусину, уже было уложено на наклонную доску и привязано к балластному камню. Сейчас еще нет обычая, накрывать труп флагом. Команде со снятыми шляпами пришлось дожидаться, пока я не прочитал пару молитв из своего молитвенника, требуемых церемонией. Наше «аминь!» еще не успело растаять в воздухе, как тело несчастного скользнуло по доске и с плеском исчезло в волнах.
Мы двинулись дальше, справа виднелся Москитный берег, гнилое и богом забытое место. Я разглядел его лишь как легкую темную полоску далеко по правому борту, но доносящийся с берега тяжелый запах гнили окутал наше судно точно одеяло. Вот уж куда заворачивать мне крайне не хочется, там одной смертью нам явно не отделаться. Даже акулы за бортом и те выглядели не такими опасными, а нас иногда сопровождало с полдюжины этих морских страшилищ, чем испарения местных болот. Далее, впереди по курсу залив Гондурас («Глубины» по-испански, он назван так испанцами из-за большой глубины прибрежных вод). Залив (и мыс) был открыт еще во время четвертого путешествия Христофора Колумба, его флотилия подошла в середине августа 1502 г. к материку около мыса Гондурас и, повернув на юго-восток, произвела высадку на берег в 100 км восточнее мыса Гондурас, выставив королевское знамя и объявив страну владением Испании; любопытно, что местные индейцы называют свою страну очень похоже «Игуэрас» или «Ибуэрас». По видимому это случайное совпадение испанского слова с индейским названием, об этом же говорит хронист Бартоломе де Лас Касас.
Мы движемся на юг, так что погода становилась все более жаркой, а слегка прохладные ночи — все короче. «Пар костей не ломит» — как говорят у нас. Следующий шторм мы переждали в бухте Роатан, которую вы можете найти на карте островка Ла-Баия, что вблизи побережья Гондураса, теперь сезон ураганов официально завершен, наступает самое горячее время для мореплавателей.
Через четыре дня мы уже бороздили океанские воды где-то у побережья Никарагуа, море сияет нестерпимым блеском. Весь этот берег Гондураса и Никарагуа испанцы называют Кастилья-де-Оро (Золотая Кастилия), хотя золота тут нет совсем. Мне нужно зайти в Дарьен (Панаму) взять себе переводчика, а заодно и пополнить запасы продуктов и свежей воды. Где-то там, в Панаме сейчас живет другой знаменитый конкистадор Франциско Писарро, ему сейчас уже под пятьдесят. Эти два эстремадурца Писарро и Бальбоа, убедившись в бездарности всех своих командиров в 1511 году основали поселение Санта-Мария де ла-Антигуа в Дарьенском заливе в устье реки, где можно было раздобыть пищу, а индейцы были настроены довольно миролюбиво и не метали отравленные стрелы. Потом рядом несколько к западу было основано другое поселение Номбре-де-Диас, а в 1513 году Бальбоа прошел прорубаясь сквозь джунгли весь Панамский перешеек насквозь и узнал о золотоносной земле Перу лежащей где-то на юге.
Естественно, что испанцев эти сведения весьма заинтересовали и с 1517 года резиденция местного губернатора Педро Ариаса де Авилы находится в новом городе Панама на берегу Южного (Тихого) океана. Бальбоа же был обвинен губернатором в организации заговора и казнен. Но плыть на юг испанцам очень трудно, стоит им покинуть акваторию Панамского залива, как постоянные южные ветры относят их корабли на север, так что они непроизвольно открывают только тихоокеанское побережье Коста-Рики и Никарагуа.
Через несколько дней прибываем в Нобре-де Диас, этот город находится приблизительно там, где в мое время, на северном входе в Панамский канал располагался город Колон. Сразу попадаем в проливной дождь, здесь влажность запредельная, дожди идут через день. Эти места уже довольно давно обжиты испанцами, поэтому узнаю, что к чему. Дальше было расположено несколько испанских поселений, но увы, еще в 1515 году поселение Санта-Мария-де-ла-Антигуа сожжено индейцами и большинство его жителей перебиты, остальные поселения заброшены: завоевание Кубы, поход в Мексику и организация промежуточной базы в Панаме для похода в Перу, оттянула испанских жителей из этих мест. Но все же есть и хорошие новости, нужные мне места населены индейцами араваками, родственными кубинскими таинос, так что переводчик мне не понадобится, да и места там, на побережье Колумбии — саванны, знакомые мне уже по некоторым местностям Кубы и Гаити. Дождливое летнее время там уже закончилось, и теперь там наступил сухой зимний сезон.
Так что я набираю воду, меняю вещички на продукты, и мы поворачиваем, чтобы срезать свой путь, строго на восход солнца, где-то там, на побережье Южной Америке будет потом располагаться испанский город Картахена. Неспешно движемся по изумительно синим волнам Карибского моря, часто попадая в штиль, хотя мы и близко к экватору, но уже ноябрь, так что тут не жарче чем на юге России летом, даже на мой взгляд чуть чуть прохладнее. Синий цвет там, у нас, на севере, — праздничный наряд моря. Там есть у него другие цвета, в Черном, например, зеленый, так называемый аквамаринный. Но тут я вижу такое синее море, какого раньше и не видел никогда.
Это не слегка сверху окрашенная вода, а густая однородная яхонтовая масса, одинаково синяя на солнце и в тени. Не устанешь любоваться, глядя на роскошное сияние красок на необозримом окружающем нас поле вод. Кажется, что мы попали в штилевую полосу, которая опоясывает землю в нескольких градусах от экватора. Штили, а не бури — настоящий ужас для парусных судов. Ветер иногда падал совсем, и обезветренные паруса тоже падали, хлопая о мачты. Но температура воздуха держится слегка за тридцать, больных моряков у меня нет, еще бы попутного ветра в паруса и было бы совсем хорошо.
Но мы опять шли со скоростью один узел, полтора, иногда совсем не шли. Сначала мы не тревожились, ожидая, что не сегодня, так завтра ветер задует поживее; но проходили дни, ночи, паруса висели, наша каравелла только качается почти на одном месте, иногда довольно сильно, от крупной зыби, предвещавшей, по-видимому, ветер. Но это только слабое и отдаленное дуновение где-то, в другом счастливом месте, пронесшегося ветра. Появлявшиеся на горизонте тучки, казалось, несли дождь и перемену: дождь точно лил потоками, непрерывный, а ветра все не было. И уже через час солнце блистало по-прежнему, освещая до самого горизонта густую и неподвижную площадь океана.
После штилей, наконец засвежело, да еще как! Опять пошла качка: ни ходить, ни сидеть, ни лежать порядком. Мы понеслись по волнам. Скоро увидели зеленую кромку побережья материка, следуем за берегом, идущим обратно на север, ищем большую реку. Скоро заходим в мутную воду, кажется, здесь большая река нанесла в океан разную грязь. Приближаемся к берегу, спускаем шлюпки, разведать обстановку, промерить лотом дно, нет ли где мелей. Это должна быть самая крупная в здешних местах река Магдалена, открытая в 1501 году Родриго де Бастидасом. Но и тут вожделенного пролива к Китаю обнаружено не было. Родриго де Бастадос — человек удивительной судьбы. Всю жизнь работал писцом, а потом стал штурманом и первооткрывателем. А когда вернулся, то был сразу же арестован на Гаити за незаконную торговлю с индейцами. Как говорят: «Его пример — другим наука».
Наша каравелла следует за лодкой, скоро оказываемся в устье широкой реки, вокруг какая-то широкая низменность, вся покрытая обширными болотами. Кроме тотчас же скрывшейся рыбацкой пироги индейцев взгляд не видит нигде следа человеческого присутствия. Попытаемся подняться немного вверх по реке, река должна быть судоходна, на протяжении всей конкисты эта река являлась одним из основных путей вглубь континента. Сейчас вода в реке еще высокая, недавно тут был паводок, далее в сухой сезон, начиная с декабря вода спадет. Движемся осторожно, боремся с встречным течением. Скоро приходится спустить вторую шлюпку, буксируем нашу каравеллу, становясь сразу на якорь, если попутный ветер стихает. Сюда бы хороший двигатель, а то получается одно мучение. Вода в реке грязная, на берегу заметно много мусора и веток. В этом мусоре копошатся здоровенные игуаны.
Так движемся пару дней, за это время едва прошли двадцать километров, нужно дальше пробираться на лодках, но мне нужны местные проводники, а корабль это все же фальконет, хороший козырь в здешних глухих местах. Так что упорно ищем какую-нибудь туземную деревню у реки, но пока местность сильно заболочена и людей не видно.
На третий день поднялись еще километров на десять, с восточного берега реки видим сухие саванны, с западного — заболоченные леса. Замечаем туземную рыбацкую деревушку, покинутую индейцами при нашем приближении. Жалкие хижины из веток покрытые пальмовыми листьями. Но что ты будешь делать, некогда мне за вами гонятся! Становимся поодаль на якорь, оставляю в деревни подарки бусы из синего стекла, десяток гвоздей и кусок ткани, размером с набедренную повязку. Утром на этом месте замечаю десяток рыбин. Да тут живут хитрые и жадные люди, рыбу я и сам ловить могу лучше, чем они. Наконец, выходит какой-то мелкий и смуглый подросток, подзываю его к себе и вручаю мелкую медную монетку — мараведи. Пытаюсь разговаривать с ним, понимаю его с пятого на десятое. Удалось растолковать ему, что мы друзья и неплохо заплатим, если нас отвезут на торг выше по реке. В деревню возвращаются несколько стариков, пытаюсь расспросить их о изумрудах показываю бусы в виде коралловых стекляшек из зеленого стекла.
Камень такой они знают и видели, но у них таких нет, им не нужно. Да Вам, я так посмотрю, ничего не нужно, даже передники у них из кожи игуаны, кубинские таинос по сравнению с ними — вершина человеческой цивилизации. Вроде договорились, они отвезут меня вверх по реке на пироге туда, где такие камни можно выменять, а я расплачусь с ними, отдам четверо бус. Нет, трое вполне хватит, мне они не бесплатно достаются и больше их экскурсия по джунглям и болотам не стоит, неизвестно будет ли там результат.
Собираюсь, беру с собой шпагу и топор, хлопковый ватник-бронежилет, в мешок сухарей, фляжку рома и товаров для обмена. С собой беру одного крепкого матроса, испанца Хавьера Мато, с ним топор и мачете, продукты и товары. Вроде все, людоедов здесь не должно быть, но индейцы могут и прибить не за грош. Несколько почти голых смуглых индейцев подогнали пирогу в нее уселись мы с Хавьером и еще 8 индейцев и мы поплыли, преодолевая течение реки, в неизвестность. Двигались в основном среди болот, иногда нас окружал заболоченный лес, а иногда сухая степь подходила к берегам с востока. Меня преследовал всю дорогу этот мерзостный запах. Болото с его стоячей водой, гниющими растениями и заплесневевшими поганками отнюдь не источает нежные ароматы, но здесь запах был по настоящему омерзительным. Я пытался разговорить сопровождающих нас индейцев и узнал, что мы будем двигаться вверх по реке три дня, пока не достигнем Спутанного Леса, однако изумруды добывались даже не там, а еще южнее, в какой-то неизвестной земле.
К концу второго дня пути болота начали отступать. Река протекала теперь через лес настолько густой, что пышная листва не давала возможности расти подлеску: под пологом ветвей расстилался ковер из мягкой травы, словно посаженной заботливым садовником. Бывало, что берега были обрамлены прохладными морями перистого папоротника или, высокими зарослями зеленого тростника, а то и какой-то серебристой травы выше человеческого роста. На берегах реки стали встречаться небольшие индейские поселения, состоявших из построенных на сваях прямо на болоте домов под крышами из пальмовых листьев или располагающихся на маленьких полянах среди непроходимых древесных зарослей.
По количеству маленьких родовых селений и редкому движению по реке долбленных каноэ и бревенчатых плотов, было ясно что мы достигли более оживленных мест. Две ночи мы ночевали в деревнях рыбаков, дружественно настроенных к нашим индейцам и коротали время у костров под черным звездным небом, рядом с тростниковыми хижинами. Хижины туземцев были сделаны из тростника и древесной коры и подпирались шестами на случай ветра. В этих бедных жилищах не было ничего, кроме тыквенных плошек и грубого оружия. Мох, брошенный на землю, служил им постелью. За отдельную плату всегда можно было раздобыть приличные продукты, чаще всего рыбу, иногда фрукты. Но чаще всего — увы! — угощение состояло из какой-то вонючей массы черного цвета, положенной на зеленый лист, и грязной воды в тыквенной бутылке. Это блюдо приготовлено из больших муравьев и считалось лакомством у туземцев, которые употребляли в пищу кроме того, червяков, ящериц и змей.
На третий день пути река завела нас в страну Спутанного Леса, не богатую ничем, кроме душных непролазных джунглей. Ее жители, разрисованные, почти голые индейцы, были бедны, грязны, ленивы и, следовательно, не достойны моего внимания. Но добираться до страны Музо мне было недосуг, а у местных уже водились изумруды, которые им привозили по реке. Так что я выменял 8 прекрасных камней, отдав даже свой нож и наши оба топора, вдобавок к прихваченным стекляшкам, мишуре и металлической ерунде. Также я не пожалел и угостил продавцов индейцев ромом, чтобы они быстрей думали. Вы себе за такие вещички как у меня, еще зеленых камней много наменяете, решайтесь. В общем, все камни, которые местные индейцы собирали столетиями, перекочевали ко мне за несколько часов. Но я все же сказал, что приеду еще, примерно через полгода, пусть наменяют мне еще, а уж я привезу им разных редкостей. А что? Даже один камень покроет расходы на трансатлантическое путешествие, а два так дадут прибыль, нужно выгрести все, что есть в округе.
Теперь необходимо разобраться с Мато, нечего ему вспоминать о сегодняшнем дне, особенно разбалтывать об этом монахам. У меня еще с Мексики была припасена с собой щепотка высушенного кактуса «Джипури», который местные жрецы употребляют для вызывания галлюцинаций. Бездельники, которым нечем заняться они только и знают, что наслаждаются видениями. Я щедро сыпанул сушеного кактуса Мато в его плошку с едой, пусть попробует действия дурмана. Буйным от его воздействия не становится, завтра будет сильное похмелье и головная боль, но нам все равно плыть по течению вниз по реке, так что успеет протрезветь.
На следующее утро двинули в обратный путь, Хавьер страдал сильным похмельем, индейцы гребцы молчали, а я громко и долго ругался на испанском, что мы зря проделали такой долгий путь и еще пришлось и наши топоры подарить здешним индейцам, чтобы обратно вырваться.
— Боже мой, столько труда и все бесполезно, — причитал я, — только всё мы провоняли тиной и плесенью.
Хавьер сидел мрачный, кроме страданий от головной боли, он также был изрядно отделан кусачими москитами, от чего все его лицо опухло, меня же, по своему обыкновению, москиты игнорировали.
Обратный путь проходил намного веселее, река сама несла нашу пирогу, да и индейцы помогали ей веслами. Край непроходимых лесов, быстрых рек, которые почти невозможно пересечь вброд, и вонючих, топких болот быстро оставался позади. Далее пошли редколесья, саванны, потом болотные низменности и через три дня мы уже были возле нашего корабля. Расплатившись с индейцами рыбаками за поездку и сказав, чтобы через несколько месяцев меня ждали опять в гости, я приказал отдать якорь, и наш корабль двинулся вниз по течению реки к океану. Поднимались мы три дня, а обратно выбрались всего за один. На календаре уже 30 ноября, больше мне здесь делать нечего теперь вперед в Севилью!
Вот плыву я и думаю, пора бы мне уже активизироваться. Тут пирамида власти четко выстроена, высшие у низших все жизненные соки выпивают. А мне не повезло попасть в тело какого-нибудь короля или вельможи. Значить моя судьба здесь, зарабатывать деньги для других. Земля то здесь чья? Божья, а римский папа отдал ее испанскому королю, который назначает губернатора, чтобы собирать налоги, как я уже упоминал, половину всех доходов. А я последний раз платил налоги в Санто-Доминго в конце 1518 года, а уже заканчивается 1519. Конечно, бардака здесь хватает, по месту своей прописки в Гаване я не появляюсь, да и вообще живу то здесь, то там, то во Фландрии, то в Мексике. Но как здесь говорят, мельницы божьи мелют медленно, но неотвратимо. То есть, наказание неизбежно, сколь веревочки не виться, а конец будет один. Конечно, у меня хорошая закалка из России, да и пример Кортеса говорит, что можно творить все что хочешь, главное награбить побольше, а потом поделиться с нужными людьми, в его случае с королем. Правда, потом король заберет и все остальное, при этом сняв с Кортеса все обвинения.
Но для меня все эти: испанский король и католическая церковь — просто досадная помеха. Вот, например, в следующем году будет прекрасный момент, чтобы вор у вора дубинку украл. Правда, испанцы на сей счет говорят, что: «У вора воровать — только время терять», но всегда добавляют: «Хороший мошенник тот, кто украдет и у мошенника».
То есть возьмет Кортес Теночтитлан, а я возьму Вера-Крус. А Вера-Крус — это ключ ко всей Мексике, кто владеет Вера-Крусом, тот владеет всей страной. А там оставалось при мне всего 120 солдат, да из них человек 20 или 30 постоянно больных, да и инвалидов с десяток наберется. То есть ловкий человек вместе со 150–200 преданных людей вполне может этот город забрать себе, а вместе с ним и все побережье. А Кортес будет вначале добивать ацтеков в Теночтитлане, а потом пытать Куаугтемока, чтобы узнать, куда тот дел золото ацтеков. Естественно, меня он будет это время игнорировать, а я пока закреплюсь в стране тотонаков. А потом, после всего, у Кортеса останется около 500 измученных и израненных солдат и он сможет взять с собой к Вера-Крусу максимум человек 250, чтобы не потерять недавно завоеванную страну. Конечно, он и индейцев тласкаланцев может набрать, но после эпидемии оспы большую армию среди них не собрать, да и против Нарваэса конкистадор не захотел привлекать индейцев, чтобы не выработать у них привычку убивать испанцев. Хорошо, возьмет он с собой пару тысяч тласкаланцев, в основном, в качестве носильщиков, так и я смогу набрать до тысячи индейцев тотонаков с побережья. В общем, Кортес неплохой дипломат, но полководец никудышный, неужели я его не смогу разбить, даже меньшими силами? Конечно, смогу. Другое дело, что придется Кортесу умереть, так как договориться с ним в принципе невозможно, слишком много всегда рядом с ним было подозрительных смертей. Вот губернатор Ямайки Гарай пытался договориться, поделить побережье, приехал к Кортесу в Мехико и…сразу умер. (Кортес выдвинет версию, что Гарай умер…от огорчения).
Также и официальная супруга Кортеса, Каталина Хуарес нагрянула к муженьку в Мехико за своей долей и… внезапно умерла. Каталина оказалась несносной женой. Она строила из себя вице-королеву, выгнала всех туземных любовниц мужа, не упускала случая ругать супруга на людях. Вечером 1 ноября Кортес будет устраивать прием на праздник Всех Святых; супруги повздорят, и Каталина поднимется к себе, чтобы лечь спать. Около полуночи домочадцев разбудят крики хозяина: все бросятся на шум и найдут Каталину мертвой в ее спальне. На шее виднелись красные пятна. Уж не задушили ли ее? И не мог ли сам Кортес, выведенный из себя присутствием и поведением благоверной, расправиться с ней своими руками?
Так что я еще жить хочу, пусть лучше этот Наполеон недоделанный умирает. И вообще, пусть лучше Мексика достанется мне, чем этому старому извращенцу Маркосу де Агилару, присланному королем. Этот самый Агилар, будет больным стариком, страдавшим застарелым сифилисом в последней стадии. Из страха быть отравленным он питался исключительно грудным молоком индейских женщин, которое высасывал беззубым ртом из их груди. А что Вы хотели от полусумасшедшего короля из сумасшедшей семейки?
А дальше вояки Кортеса либо переходят ко мне, либо их судьба незавидна. В Испании же революция, там пока будет не до меня, потом война с французами, а Карибский регион уже обезлюдел, слишком много народу отправилось в земли Мексики, в 1524 году Писарро уже сможет набрать только две сотни людей для захвата Перу. А если в Испанию не пойдет потоком золото Мексики, то может и король Карл V, не вернется в страну, и кризисные явления там будут нарастать, и французскому королю Франциску I в разразившейся войне будет полегче, наемникам испанцы во время платить не смогут, а воевать даром дураков нет. А я смогу и на Францию переориентироваться, с ними торговать, а если французы получат мое серебро, то может быть и вообще, победят. Конечно, католическая церковь отдала эти земли Испании, но так Реформация сейчас идет полным ходом, и с моим серебром КонтрРеформация станет пробуксовывать. Может быть, и Франция склониться к протестантизму.
Так, как умные люди говорят: «дурак думкой богатеет». Подобьем баланс. Кортес для завоевания Мексики набрал 500 пайщиков солдат, вложил сам 8 тысяч песо, 1 тысячу песо дал губернатор Веласкес, вложился также я и его друзья, думаю, что как минимум тысяч 12 он затратил. Мне же придется тратить больше, испанцы меня предадут так же легко, как Кортеса или Писарро, а наемники стоят очень дорого. Только самые процветающие итальянские города Милан, Флоренция, Генуя и Венеция могут себе позволить кондотту (отряд) наемников швейцарцев в 1000 человек. Мне же, чтобы нанять 100 человек на год нужно будет приготовить где-то 6 тысяч песо. А мне нужны швейцарские немцы, чтобы Римского папу не слишком уважали. Боевые лошади тоже нужны, а то индейцы не поймут, скажут «царь ненастоящий», 8 штук мне обойдется, берем по минимуму, в 4 тысячи песо. У Кортеса же будет уже 80 всадников. Русских рабов, может, разыщут пару десятков, от Испании уж больно далеко, выкупаю их с наценкой к рынку, получается еще 5 тысяч песо. Уже смету превышаем, хорошо наберу еще три десятка своих многочисленных испанских родственников, обучу и приготовлю к переселению. Надеюсь, что ко мне они прислушиваться будут больше, чем к посланцам короля и католическим монахам. Итого, 150 человек, нужно зафрахтовать три больших судна для перевозки на 4 месяца, у наемников свое вооружение, а мне на остальных нужны будут фальконеты, огневые припасы, аркебузы, свинец. Мастеров нанять кузнеца, оружейника, бомбардира, помощника ювелира, чеканщика, оборудование соответственное. Осликов с десяток, чтобы тяжести перевозить. Инструмент для рудника, съестные припасы для солдат, думаю, если в 25 тысяч уложусь, то будет очень хорошо. А у меня пусть 7 тысяч к тому времени наберется, пусть десять-двенадцать, если в Колумбию еще раз смотаться. А такого удобного момента уже может больше и не представиться.
Хорошо, покажем местным мастер класс, как нужно привлекать деньги. Многие россияне прекрасно помнят финансовую пирамиду МММ. Конечно, там многие финансовые механизмы были доведены до абсурда, но кое-какое представление об рыночных механизмах обращения акций и облигаций там дается. А сейчас в Испании деньги вложить некуда. Ростовщичество не приветствуется (в Библии оно осуждается), так что занимаются им только монастыри, святые отцы все грехи себе отмолят. А вот если дать народу ликвидный продукт, те же облигации с фиксированной доходностью, то денежки мне понесут, особенно если я сделаю предварительную пробную компанию по демонстрации ликвидности. Конечно, на всю такую деятельность нужно брать разрешение, но сейчас уж момент больно подходящий, короля в стране нет, и будет он когда-либо или нет, никто не знает, а регент из столицы сбежал и до сих пор где-то бегает.
Все мы знаем одну страну, которая использует подобный механизм со дня своего основания и двести лет после и далее до бесконечности. Это Соединенные Штаты Америки. Когда в 1776 году произошла революция, то население там разделилось на группы. Треть хотела независимости, треть хотела остаться под англичанами, остальные не определились. При этом треть, которая хотела независимости, особенно не желала платить королю налоги, вспомним Бостонское чаепитие. Так что когда пришлось воевать за независимость, сразу возник вопрос — откуда брать деньги. Золота и серебра в США тогда не было, сам Джордж Вашингтон, чтобы начеканить первые монеты переплавил свои серебряные ложки, а бумагу никто тогда брать не хотел. Налоги, естественно, патриоты не хотели платить как британскому королю, так и Континентальному конгрессу. Началось раскулачивание «лоялистов», но те не будь дураками, прихватили все свои ценные вещи и перебрались поближе к английским гарнизонам. Начали тогда раскулачивать нейтральных граждан, но скоро сообразили, что так восстановят против себя все страну, и закончат вожди мятежа свою жизнь в петле. А собранная американская армия оказалась зимой голая и босая, и солдаты неделями голодали, ничего не ели, никто американские долговые облигации не покупал.
Не хочу здесь разыгрывать масонскую карту, хотя вожди мятежа были масонами, но вскоре эти долговые облигации начали активно покупать зарубежные государства, особенно Франция и Россия. И скоро уже у американцев стало уже не хватать складов, чтобы хранить полученное зарубежное оружие, амуницию и продовольствие. Пытались британцы организовать блокаду побережья, но Екатерина Великая создала Континентальный союз России, Пруссии, Швеции и Дании и заявила, что если британцы заблокируют США, то эти страны заблокируют им поставки продовольствия из Балтийского региона. А основные продукты Англия тогда закупала там, вспомним самого богатого человека в мире, англичанина Алекса Торнтона, барона Данцига (Гданьска), поднявшегося на экспорте продуктов в Британию. Так что, в этом случае, половина населения Англии могла бы умереть с голоду, и британцам пришлось отступить. К тому же половина флота Великобритании подняла флаги США. У британских моряков жизнь тогда была не сахар, хуже, чем у русских крепостных, там был полный комплект: принудительный набор, порка за малейшую провинность и списание с корабля только по старости и увечью. Как остроумно заметил в свое время сэр Уолтер Рэйли: «народ неохотно шел служить на корабли Его Величества, словно в рабство на галеры». Рабы в чистом виде, они поспешили воспользоваться моментом и стали гражданами страны, которая не выдавала Англии дезертиров. Так что США одномоментно получили себе огромный флот и первая зарубежная военная компания молодого государства была против пиратов Алжира, Туниса и Ливии в Средиземном море.
Что же до стран вкачивающих свои ресурсы в США, то там дело кончилось плохо, американцы вначале вообще отказались платить, потом расплатились бумажными долларами, которые тогда ничего не стоили и наступил закономерный итог: во Франции — французская буржуазная революция, в России восстание Пугачева. Американцам же жить за счет других, так понравилось, что с того момента они набрали невообразимое количество долгов. Для сравнения, Китай за десятилетия упорной работы скопил 1 триллион американских долларов в золотовалютных резервах, а американцы только за один год на антикризисную программу выделили 6 триллионов долларов. При этом правительства США ничего не имеет за душой, только печатный станок и сбор налогов. А общая сумма долгов уже настолько астрономическая, что если бы напечатали эти деньги физически, чтобы расплатиться с долгами, то диаметра всего земного шара не хватит чтобы вместить эту денежную массу. А товаров для обеспечения этих бумажек нужно столько, что хватит, чтобы заполнить большой кусок космического пространства Солнечной системы. Естественно, что все эти деньги физически вернуть уже просто невозможно.
Но почему же американские долговые обязательства до сих пор берут, и они так востребованы? Вот тут и включаются нужные механизмы, главный из которых ликвидность. Даже в разгар кризиса 2008 года, когда никто их не покупал физически, все равно спрос всегда превышал предложение. Как же так? Очень просто, размещает американское правительство 1 триллион долларов в долговых облигациях, а заявок на их приобретение 2 триллиона. Половине покупателей не хватает! Покупают какие-то мутные карибские фонды, контролируемые опять же американским правительством, то есть деньги просто перекладываются из одного кармана в другой, но часть все же попадает и реальным покупателям. Опять же стоит им захотеть продать эти облигации, как те же фиктивные карибские фонды у них сразу всю сумму выкупят, а денег им правительство США предоставит. Таким образом, через механизм фиктивных сделок, продавая и покупая свои облигации, американское правительство контролирует продажу своих долгов зарубежным покупателям. Вот такой же механизм фиктивных продаж своих облигаций на первом этапе я и продемонстрирую испанским покупателям, и на втором этапе деньги ко мне потекут полноводной рекой. Тем более, что фактическое обеспечение у меня будет прекрасное — меня ждут горы серебра на сумму в миллиарды песо.