Зази в метро

XV

Марселина уснула в кресле. Но что-то заставило ее проснуться. С трудом открыв глаза, она посмотрела на часы и, не узрев ничего особенного, наконец сообразила, что кто-то тихонько стучится в дверь.

Она быстро потушила свет и затаилась. Это не мог быть Габриель: когда он вернется со своей компанией, тут конечно же будет такой гвалт, что вся округа проснется. Это не могла быть и полиция, поскольку солнце еще не взошло. Что до предположения, что это домушник, который покушается на Габриелевы бабки, то оно могло вызвать только улыбку.

Все затихло. Потом кто-то принялся поворачивать дверную ручку. Поскольку это ни к чему не привело, этот кто-то принялся ковыряться в замке. Ковырялся он довольно долго. «Ну, сапожник», — подумала Марселина. Наконец дверь открылась.

Он вошел не сразу. Марселина дышала так тихо и так осторожно, что вошедший вряд ли даже мог расслышать ее дыхание.

Наконец он сделал шаг вперед. На ощупь начал искать выключатель. Нашел. И в передней зажегся свет.

Марселина сразу же узнала его по силуэту: это был человек, называвший себя Педро-Излишком. Но когда он зажег свет в комнате, она подумала, что ошиблась, ибо на нем не было ни усов, ни темных очков.

Он держал в руках ботинки и улыбался.

— Что, перетрухали? — спросил он галантно.

— Не-а, — тихо ответила Марселина. Пока хмырь сидел и молча надевал ботинки, она убедилась, что ее первое предположение не было ошибочным. Это был тот самый хмырь, которого Габриель спустил с лестницы.

Обувшись, он снова с улыбкой посмотрел на Марселину.

— На сей раз, — сказал он, — я бы с удовольствием выпил стаканчик гранатового сиропа.

— Почему «на сей раз»? — спросила Марселина, загоняя последние слова в кавычки.

— Вы меня не узнаете?

Марселина помолчала, потом кивнула (жест).

— Вам, наверное, интересно знать, зачем я пришел сюда в столь поздний час?

— Вы тонкий психолог, мсье Педро.

— Мсье Педро? Откуда взялся этот «мсье Педро?», — спросил сильно заинтригованный хмырь, присовокупив с обеих сторон к мсье Педро по нескольку кавычек.

— Сегодня утром вы сами так представились, — тихо ответила Марселина.

— Ах, да! — непринужденно сказал хмырь. — Я совсем забыл. (Пауза.)

— Так что? Вам не интересно знать, зачем я сюда пришел в столь поздний час?

— Нет, не интересно.

— А жаль, потому что я бы вам ответил, что пришел, чтобы выпить с вами по стаканчику гранатового сиропа.

Марселина молча обратилась к себе, чтобы поделиться следующими соображениями: «Он хочет, чтобы я сказал ему, что он выбрал дурацкий предлог, но я не доставлю ему такого удовольствия! Нет уж, не доставлю».

Хмырь осмотрелся.

— Это что там внутри? — спросил он, указывая на отвратительного вида буфет.

Поскольку Марселина так и не ответила ему, он пожал плечами, встал, открыл буфет, вынул бутылку и два стаканчика.

— Выпьете немного? — предложил он.

— Я после этого не усну, — тихо ответила Марселина.

Хмырь не стал настаивать. Выпил один.

— Жуткая гадость, — заметил он вскользь.

Марселина от комментариев воздержалась.

— Они еще не вернулись? — спросил хмырь, просто чтобы что-нибудь сказать.

— Вы же сами видите. А то бы вы уже давно были внизу.

— Габриэлла, — сказал хмырь мечтательно. (Пауза.) — Забавно (Пауза.) Определенно забавно.

Он допил стакан.

— Бр-бр-бр, какая гадость! — пробормотал он. И в комнате вновь воцарилось молчание. Наконец хмырь решился.

— Ну вот... — сказал он. — Я должен задать вам ряд вопросов.

— Задавайте, — тихо ответила Марселина, — но я не стану на них отвечать.

— Придется, — ответил хмырь. — Я инспектор полиции Бертен Пуарэ.

Марселина рассмеялась.

— Вот мое удостоверение, — сказал хмырь обиженно.

И он показал его издалека Марселине.

— Оно поддельное, — сказала Марселина. — Это сразу видно. А потом, если бы вы были настоящим полицейским, вы бы знали, что следствие таким образом не ведется. Вы даже не дали себе труда прочесть какой-нибудь полицейский роман, французский, разумеется, из которого вы могли бы почерпнуть соответствующую информацию. Вы можете лишиться своего звания: взлом замка, нарушение неприкосновенности жилища...

— И может быть, не только жилища.

— Что вы сказали? — тихо спросила Марселина.

— Так вот, — сказал хмырь. — Я жутко в вас втюрился. Как только я вас увидел, я подумал: «Жить не смогу на этом свете, если в конце концов ее не трахну», и еще: «Надо сделать это как можно быстрее». Я не могу ждать. Я страшно нетерпелив. У меня характер такой. И тогда я подумал: «Сегодня вечером я исполню задуманное, поскольку она, моя божественная возлюбленная, — вы то есть — будете одна-одинешенька в своем гнездышке, так как все остальные обитатели этого дома, включая идиота Турандота, пойдут в „Старый ломбард“ любоваться прыжками Габриэллы.» Габриэллы (пауза). Забавно (пауза). Определенно забавно.

— Откуда вы все это знаете?

— Я ведь инспектор Бертен Пуарэ.

— Идите врать! — сказала Марселина, внезапно меняя стилистический регистр. — Признайтесь, никакой вы не фараон.

— Вы думаете, что фараон, как вы выразились, не может быть влюблен?

— Тогда вы просто дурак.

— Но и полицейские иногда умом не блещут.

— Нет, вы просто махровый дурак.

— Так вот какое впечатление на вас произвело мое признание? Признание в любви?

— Неужели ж вы думаете, что я лягу в постель только потому, что меня об этом кто-то попросит?

— Я искренне надеюсь, что мое обаяние не оставит вас в конце концов равнодушной.

— Господи, чего только не приходится выслушивать.

— Вот увидите. Поговорим пяток минут, и мое обаяние на вас подействует.

— А если не подействует?

— Тогда я просто сразу же наброшусь на вас.

— Что ж, давайте. Попробуйте.

— О, у меня еще есть время. Я в последнюю очередь прибегну к способу, который, надо сказать, столь противен моему естеству.

— Вам надо бы поспешить. Скоро вернется Габриель.

— Как бы не так. Сегодня он раньше шести не вернется.

— Бедная Зази, — спокойно сказала Марселина, — она очень утомится, а ведь у нее поезд в шесть шестьдесят.

— Плевать нам на Зази. Ненавижу девчонок! Такие тщедушные! Брр! И вот такая импозантная женщина, как вы... Черт побери!

— Да, но тем не менее вы за ней все утро бегали. Бедная девочка!

— Я бы не сказал. Потом ведь это я ее к вам привел. Мой рабочий день только начинался. Но когда я увидел вас...

Ночной гость посмотрел на Марселину с выражением глубокой печали на лице, потом энергично схватил бутылку с сиропом, наполнил этим пойлом свой стакан, содержимое которого разом проглотил, возвратив на стол несъедобную его часть, как это принято делать с косточкой от отбивной или хребтом камбалы.

— Фу, какая гадость, — сказал он, заглатывая напиток, который сам выбирал и который экспрессом отправил в желудок — способ потребления, пригодный скорее для водки.

Он вытер липкие губы обратной стороной ладони левой руки, а затем перешел к объявленному ранее сеансу соблазнения.

— Лично я, — сказал он так, между прочим, — очень ветреный мужчина. Эта деревенская девчонка ни капли не заинтересовала меня, несмотря на свои страшные истории. Я сейчас говорю о своих утренних занятиях. Но днем я сразил бабу из высшего света, на первый взгляд во всяком случае. Баронессу Авот'ю. С ее стороны — роковая страсть. За пять минут жизнь ее перевернулась. Нужно сказать, что тогда я был одет в прекрасные одежды регулировщика. Я это обожаю. Как я развлекаюсь в этой форме, вы даже представить себе не можете. Больше всего я люблю останавливать такси и садиться в них. Эти болваны за рулем обычно прийти в себя не могут. Я приказываю отвезти меня домой. Болван в отпаде. (Пауза.) Вам может показаться, что я сноб, не так ли?

— У всех свои причуды.

— Я по-прежнему не произвел на вас впечатления?

— Нет.

Бертен Пуарэ кашлянул два-три раза, потом продолжил так:

— Сейчас я вам расскажу, как я встретился с вдовой.

— Какого черта? — тихо сказала Марселина.

— Как бы то ни было, я запихнул ее в «Старый ломбард». Что до меня, то меня совершенно не трогают сценические подвиги Габриэллы, меня волнуете только вы!

— Послушайте, Педро-Излишек, вам не стыдно?

— Стыдно... стыдно... легко сказать. Можно ли быть деликатным, когда сплетничаешь? (Пауза.) А потом, не называйте меня Педро-Излишек. Это меня раздражает. Я взял это прозвище с потолка, придумал специально для Габриэллы (Габриэллы!), но я не привык, чтоб меня так называли. У меня есть другие имена, которые меня гораздо больше устраивают.

— Бертен Пуарэ, например?

— Например. Или другое, которым я пользуюсь, когда облачаюсь в полицейскую форму.

Он вдруг занервничал.

— Облачаюсь, — повторил он с горечью. — Можно так сказать — облачаться? Ублажаться — да, облажаться — тоже, но — облачаться? Что вы об этом думаете, красавица?

— Ублажайтесь в другом месте.

— Это не входит в мои намерения. Итак, когда я облачаюсь...

— Наряжаетесь.

— Да нет же! Совсем нет! Это совсем не маскарад. Кто вам сказал, что я на самом деле не полицейский?

Марселина пожала плечами.

— Ладно, облачайтесь на здоровье.

— Облочайтесь, моя красавица! Нужно говорить: «облочайтесь»!

Марселина расхохоталась.

— Облочайтесь! Да вы же в этом ничего не понимаете. Говорят: облачайтесь.

— Не может быть.

Вид у него был обиженный.

— Посмотрите в словаре.

— В словаре? Но у меня нет с собой словаря. И дома тоже нет. Напрасно вы думаете, что у меня хватает времени на книги. Я ведь так занят.

— У нас тут есть словарь (жест).

— Черт подери! — он был ошеломлен. — Вдобавок вы еще и интеллектуалка.

Но он при этом не сдвинулся с места.

— Вы хотите, чтобы я сама за ним сходила?

— Нет уж, я сам пойду, ублажусь, точнее облажаюсь.

Неуверенным шагом он направился к полке, снял словарь, стараясь не упустить Марселину из вида. Потом он вернулся с книгой и принялся ее штудировать, с головой погрузившись в работу.

— Посмотрим-ка... Оберкампфф, Оберо, король Эльфов, Оберт... здесь этого нет...

— Нужно посмотреть перед розовыми страничками.

— А что на розовых страничках? Готов поспорить, что пошлятина какая-нибудь, я не ошибся, это по-латыни: «Фер'гисс майн нихьт[17], веритас одиум понит, виктис хонос...» [18] Здесь тоже нету.

— Я же вам сказала: перед розовыми страницами!

— Черт! Это же ужасно трудно. А, вот, наконец-то. Слова, которые все знают: «обладиться», «облаживать», «облатка», «облаточный», а, вот! Нашел. Начинается в самом верху страницы. «Облачаться». Да еще с ударением на ударном слоге. Да: «облачаться». «Я облачаюсь», вы видите, я правильно говорил. «Ты облачаешься, он облачается, мы облачаемся, вы облачаетесь», а вы правы, вы облачаетесь... забавно, определенно забавно. Надо же! А разоблачаться? Посмотрим, разоблачаться! Ну-ка! «Разобидеть»... «разобидеться»... А, вот! «Разоблачаться» — возвр. глаг., спрягается, как «облачаться». Таким образом говорят: разоблачайтесь! Вот именно, — взревел он внезапно, — разоблачайтесь, красавица! И по-быстрому! Догола, догола!

Глаза его налились кровью. Тем более что Марселина совершенно бесследно и не менее внезапно исчезла.

Держась одной рукой за выступы стены — в другой у нее был чемодан, — она без всякого труда спускалась вниз. Теперь ей надо было сделать лишь небольшой прыжок в три с лишним метра, и вот она уже на тротуаре.

Марселина свернула за угол и исчезла.