— Вот и пришли, — сказал Габриель.
Зази осмотрела здание. Впечатлениями делиться не стала.
— Ну что, годится? — спросил Габриель.
Зази сделала жест, который, по всей видимости, выражал ее нежелание обсуждать этот вопрос с присутствующими.
— А зайду-ка я к Турандоту, мне нужно ему кое-что сказать, — заявил Шарль.
— Понятно, — пробормотал Габриель.
— Что понятно? — удивилась Зази.
Чтобы попасть в «Погребок», нужно было спуститься вниз по лестнице. Шарль без труда преодолел все пять ее ступенек и направился к уже не цинковой, а деревянной (со времен оккупации) стойке.
— Здравствуйте, мсье Шарль, — произнесла Мадо Ножка-Крошка, обслуживавшая клиента.
— Здравствуй, Мадо, — не глядя в ее сторону, ответил Шарль.
— Привезли? — спросил Турандот.
— А как же! — ответил Шарль.
— А она старше, чем я думал.
— Ну и что?
— Не нравится мне это. Я уже говорил Габи, мне тут, в моем доме, неприятностей не надо.
— Дай-ка божоле.
Погруженный в свои мысли Турандот молча обслужил Шарля. Шарль высосал божоле, вытер усы тыльной стороной ладони и рассеянно уставился в окно. Для того чтобы увидеть происходящее на улице, надо было задрать голову вверх, но и тогда видны были только ноги, лодыжки, полосы штанин, а иногда, если, конечно, очень повезет, можно было увидеть целую собаку — бассета, например. У форточки висела клетка. Там нашел себе прибежище вечнопечальный попугай. Турандот наполнил рюмку Шарля и налил глоточек себе. Мадо Ножка-Крошка зашла за стойку и, расположившись рядом с хозяином, первой нарушила молчание.
— Мсье Шарль, — сказала она, — вы миланхолик.
— А пошла ты в задницу... со своим миланхоликом, — мгновенно отреагировал Шарль.
— Вот это да! — воскликнула Мадо Ножка-Крошка. — Как вы невежливы сегодня!
— А я думал, мы тут все вместе посмеемся, — сказал Шарль с мрачным видом. — Это так эта девчонка выражается.
— Не понимаю, — озабоченно произнес Турандот.
— Все очень просто, — пояснил Шарль. — Девчонка и слова не может вымолвить, чтобы кого-нибудь не послать.
— А непристойные жесты она при этом делает? — спросил Турандот.
— Пока нет, — многозначительно сказал Шарль, — но все еще впереди!
— Боже! — простонал Турандот. — Только не это!
Он обхватил голову руками и сделал неубедительную попытку оторвать ее от тела. Затем продолжил в следующих выражениях:
— Тысяча чертей!! Не хочу я, чтобы в моем доме девчонка несла такую похабщину. Знаю я, чем все это кончится. Она тут всех в округе совратит. И недели не пройдет...
— Да она всего-то на два-три дня приехала, — заметил Шарль.
— «Всего-то!» — завопил Турандот. — За это время она успеет расстегнуть ширинку всем слабоумным старикашкам из моей досточтимой клиентуры. Мне не нужны неприятности, слышишь? Я хочу жить спокойно!
Покусывавший коготь попугай Зеленуда устремил взгляд вниз, к стойке, и, прервав на минуточку свой туалет, вмешался в общий разговор:
— Болтай, болтай, вот все, на что ты годен, — сказал Зеленуда.
— Он совершенно прав, — заметил Шарль. — Только не понимаю, зачем ты мне все это говоришь, при чем здесь я?
— Я его в гробу видал, — с нежностью произнес Габриель, — вот только не пойму, зачем ты настучал, что девчонка выражается.
— Я — человек прямой, — ответил Шарль. — А потом, шила в мешке не утаишь. Твоя племянница действительно очень плохо воспитана. Разве ты такое говорил в ее возрасте?
— Нет, — ответил Габриель, — но ведь я и не был девочкой.
— Прошу к столу, — тихо промолвила Марселина, поставив супницу на стол. — Зази! — Тихо окликнула она девочку. — К столу! — И осторожно начала разливать суп половником.
— Ах! Ах! — с удовлетворением произнес Габриель. — Консоме!
— Ну, не совсем, — тихо ответила Марселина.
Зази в конце концов тоже села за стол. Взгляд ее был лишен всякого выражения. Как это ни досадно, ей все-таки пришлось признать, что она голодна.
Вслед за бульоном на столе появилась кровяная колбаса с картошкой по-савойски, гусиная печень (Габриель выносил ее из кабаре и ничего не мог с собой поделать, так много ее там было), затем невероятно сладкий десерт и уже разлитый по чашкам кофе, би-коз[2] Шарлю и Габриелю предстояло выйти на работу ночью. Шарль ушел сразу же после рюмочки вишневки с гранатовым сиропом — сюрприза, которого он ждал с самого начала ужина. Что касается Габриеля, то на работу ему надо было только к одиннадцати. Он вытянул ноги под столом, так что при этом значительная их часть оказалась за его пределами, и улыбнулся застывшей на стуле Зази.
— Ну что, малышка, — сказал он так, между прочим, — между прочим, не пора ли нам спать?
— Ты кого имеешь в виду? — спросила Зази.
— Как кого? Тебя, разумеется, — ответил Габриель, заглатывая наживку. — Когда ты там обычно ложишься?
— Надеюсь, здесь не будет так, как там.
— Да, — ответил Габриель и понимающе кивнул.
— Меня сюда отправили, чтобы здесь не было, как там, правда ведь?
— Разумеется.
— Ты просто так со мной соглашаешься или и вправду так считаешь?
Габриель посмотрел на Марселину. Она улыбнулась.
— Видишь? Такая маленькая, а как рассуждает! Непонятно, зачем ей в школу ходить, и так все знает, — сказал Габриель.
— А я хочу ходить в школу до шестидесяти пяти лет, — заявила Зази.
— До шестидесяти пяти? — изумился Габриель.
— Да, — ответила Зази, — я хочу быть учительницей.
— Неплохая профессия, — вкрадчиво заметила Марселина, — и пенсию будут платить.
Последнюю фразу она произнесла почти машинально, ибо в совершенстве владела не только французским языком, но и французским менталитетом.
— А пошла она, эта пенсия, — сказала Зази. — Я не ради этого учительницей буду.
— Ну, разумеется, это и так ясно, — сказал Габриель
— А тогда ради чего? — спросила Зази.
— Сейчас ты нам сама все объяснишь.
— А ты не догадываешься?
— Какая нынче головастая молодежь пошла, — обратился Габриель к Марселине.
И к Зази:
— Ну тк? Почему ты хочешь быть учительницей?
— Чтобы детей изводить, — ответила Зази. — Тех, кому будет столько, сколько мне через десять, два-.. пятьдесят, сто, тысячу лет. Всех их можно будет мучить в свое удовольствие.
— Ну штош, — пробормотал Габриель.
— Я буду с ними последней сволочью. Они у меня пол лизать, тряпку жевать, которой доску вытирают. Я им всю задницу циркулем истыкаю. Буду раздавать пинки направо и налево. Сапогами лупить, вот такими, зимними, высокими (жест), с большими шпорами. Я им всю жопу исколю!
— Ты только одного не учитываешь, — спокойно заметил Габриель. — Судя по тому, что пишут в газетах, система просвещения развивается сейчас совсем в ином русле. Можно сказать, в противоположном. Мы пришли к тому, что воспитывать нужно лаской, пониманием, добротой. Все так считают, правда, Марселина?
— Да, — тихо отозвалась Марселина. — А что, тебя школе очень обижают?
— Пусть только попробуют!
— Кстати говоря, — продолжал Габриель, — через двадцать лет вообще никаких учителей не будет: их заменят учебные фильмы, телепрограммы, электроника и всякое такое. Об этом тоже недавно писали, правда, Марселина?
— Да, — тихо отозвалась Марселина. Зази на мгновение представила себе это электронное будущее.
— Тогда я буду астронавтом, — заявила она.
— Во молодец! — одобрил ее Габриель. — Правильно! Надо идти в ногу со временем.
— Да, астронавтом! Буду марсиан изводить, — продолжила Зази.
Габриель с воодушевлением похлопал себя по ляжкам:
— А у девочки богатое воображение!
Он был в восторге.
— И все-таки ей пора спать, — тихо сказала Марселина.
— Ты, наверное, очень устала?
— Нет, — сказала Зази и зевнула.
— Девочка хочет спать, — обратилась Марселина к Габриелю. — Все-таки пора ее укладывать.
— Ты права, — кивнул Габриель и начал сочинять императив, по возможности исключающий возражения.
Но не успел он еще как следует оформить мысль, как Зази спросила, нет ли у него телика.
— Нет, — ответил Габриель и добавил не вполне искренне: — Я предпочитаю широкоэкранный кинематограф.
— Тогда отведи меня в кино.
— Сейчас уже поздно, — ответил Габриель, — к тому же я все равно не успею, мне на работу к одиннадцати.
— В принципе можно и без тебя, — сказала Зази. — Мы сходим вдвоем с тетушкой.
— Я возражаю, — процедил Габриель, свирепея. Он посмотрел Зази прямо в глаза и злобно добавил:
— Марселина одна без меня никуда не ходит. — И добавил: — Не спрашивай почему, слишком доли объяснять тебе, деточка.
Зази отвела взгляд и зевнула.
— Я устала, — сказала она, — пойду спать.
Встала. Габриель подставил щеку.
— Какая у тебя нежная кожа, — мимоходом заметила Зази.
Марселина проводила ее в комнату, а Габриель достал симпатичный футлярчик из свиной кожи, на котором были выдавлены его инициалы, уселся в кресло, налил себе большой стакан гранатового сиропа, разбавил его небольшим количеством воды и принялся за маникюр: он обожал это занятие, делал маникюр превосходно и, как он считал, лучше всякой маникюрши. При этом он напевал что-то в высшей степени похабное. Затем, после песенки о проказах трех ювелиров, он принялся насвистывать не слишком громко, чтобы не разбудить девочку, сигналы военных времен: тушение огней, поднятие флага, капрал вралвралврал и т.д. В комнату вошла Марселина.
— Сразу же уснула, — тихо сказала она. Марселина села и налила себе рюмку вишневки.
— Прелестное дитя! — бесстрастно прокомментировал Габриель.
Вдоволь налюбовавшись только что обработанным мизинцем, он принялся за безымянный палец.
— Интересно, что мы с ней завтра целый день делать будем? — тихо спросила Марселина.
— Как что! Никаких проблем! — отозвался Габриель. — Свожу ее на Эйфелеву башню на самый верх. Завтра во второй половине дня.
— Ну а в первой-то что? — тихо спросила Марселина.
Габриель внезапно побледнел.
— А вдруг... — проговорил он, — вдруг она меня разбудит?!
— Вот видишь, — тихо заметила Марселина, — уже проблема.
Страшное смятение охватило Габриеля.
— Ведь дети рано просыпаются! Она не даст мне выспаться! Она меня разбудит... Ты ш меня знаешь. Если я не высплюсь — я не человек. Десять часов сна для меня — это святое. А то я заболею. — Он посмотрел на Марселину: — Ты об этом подумала?
Марселина опустила глаза:
— Я не хотела мешать тебе выполнять свой долг.
— Я это очень в тебе ценю, — многозначительно произнес Габриель, — но что бы нам такое придумать, чтобы она меня завтра не разбудила?
Они начали ломать головы.
— Можно дать ей снотворное, — предложил Габриель, — чтобы она спала до полудня или, еще лучше, часов до четырех. Говорят, есть какие-то хорошие свечи — действуют безотказно.
Из-за двери послышалось скромненькое тук-тук-тук — это стучался Турандот.
— Войдите, — сказал Габриель.
Турандот появился в сопровождении Зеленуды. Не дожидаясь приглашения, он уселся на стул, клетку с попугаем поставил на стол.
Зеленуда с вожделением уставился на бутылку гранатового сиропа. Марселина плеснула ему немного в поилку. Турандот красноречивым жестом отказало от аналогичного угощения. Габриель, покончив со средним пальцем, принялся за указательный. За все это время никто не проронил ни слова.
Зеленуда сглотнул гранатовый сироп, вытер клюв о жердочку и первым начал разговор. Сказал следующее:
— Болтай, болтай, вот все, на что ты годен.
— А иди ты в задницу, — обиженно отозвался Турандот.
Габриель прервал свои занятия и злобно посмотрел на посетителя.
— Ну-ка повтори, что ты сказал, — процедил он.
— Я сказал, — сказал Турандот, — я сказал: «А иди ты в задницу».
— Ин нна што ш эта ты намекаешь, да позволено будет узнать?
— Я намекаю на то, что я возражаю! Мне не нравится, что здесь живет эта девчонка.
— Приемлешь ты это или нет, слышишь? Мне начхать!
— Прошу прощения. Когда я сдавал квартиру, детей у тебя не было, а теперь без моего разрешения у тебя тут завелся ребенок.
— Знаешь, куда ты сейчас пойдешь со своим разрешением?
— Знаю, знаю. Ты очень неучтив со мной. Скоро ты будешь выражаться совсем как твоя племянница и опозоришь мой дом.
— Бывают же недоумки! Ты хоть знаешь, кто такие «недоумки»? Болван ты эдакий!
— Ну вот, начинается, — сказал Турандот.
— Болтай, болтай, вот все, на что ты годен, — вмешался Зеленуда.
— А что, собственно, начинается? — с угрозой в голосе спросил Габриель.
— Ты начинаешь изъясняться неподобающим образом
— А он начинает действовать мне на нервы, — сказал Габриель Марселине.
— Не заводись, — тихо сказала она.
— Я не хочу, чтобы в моем доме находилась эта паршивка, — с патетикой произнес Турандот.
— А мне насрать, — заорал Габриель. — Насрать!! Слышишь?
И он ударил кулаком по столу. От удара стол провалился в обычном месте. Клетка упала на пол. Вслед за ней на полу оказался графинчик с вишневкой, рюмочки и маникюрный набор. Зеленуда грубо выказал свое неудовольствие, сироп потек на кожаный футляр; Габриель издал отчаянный вопль и бросился на пол за оскверненным предметом кожгалантереи. Проделывая это, он опрокинул стул. В этот момент открылась одна из дверей, ведущих в гостиную:
— Что за черт! Потише нельзя?
На пороге в пижаме стояла Зази. Зевнув, она враждебно уставилась на Зеленуду:
— У нас здесь что, зверинец? — поинтересовалась она.
— Болтай, болтай, вот все, на что ты годен, — сказал Зеленуда.
Несколько ошалев, Зази пренебрегла попугаем в пользу Турандота и, обращаясь к дяде, спросила:
— А это кто?
Габриель вытирал кожаный футляр краем скатерти.
— Черт! — прошептал он. — Все пропало!
— Я тебе новый подарю, — тихо проговорила Марселина.
— Это очень любезно с твоей стороны, только тогда уж не из свиной кожи.
— А из какой ты хочешь? Из телячьей?
Габриель насупился.
— Из акульей? (Гримаса.)
— Из русской? (Гримаса.)
— А может, из крокодиловой?
— Это очень дорого.
— Да, но зато шикарно и долговечно.
— Ты права, но такой я куплю себе сам.
Расплывшись в улыбке, Габриель повернулся к Зази:
— Видишь? Твоя тетя — чудесная женщина.
— Ты мне так и не сказал, кто там сидит.
— Наш домовладелец, — ответил Габриель, — исключительный человек, настоящий друг, он же хозяин кафе в подвале.
— «Погребка»?
— Именно, — сказал Турандот.
— А в вашем погребке танцы бывают?
— Боже упаси!
— Тогда дело дрянь, — сказала Зази.
— Ты за него не беспокойся, у него денег хватает.
— Но если бы его кафе было, во-первых, на Сен-Жермен де Пре, а, во-вторых, с танцами, он бы греб деньги лопатой. Об этом во всех газетах пишут.
— Я очень тронут твоей заботой, — высокомерно проговорил Турандот.
— А пошел ты в задницу с этой твоей заботой, — мгновенно отреагировала Зази.
Турандот победно взвизгнул.
— Вот! Теперь ты уже не сможешь отрицать. Я сам слышал, как она меня в задницу послала.
— Я бы попросил тебя не выражаться!
— Это не я, это она, — сказал Турандот.
— Ябеда! Ябедничать нехорошо, — констатировала Зази.
— И вообще, хватит, — сказал Габриель. — Мне уже пора уходить.
— Наверно, скучно быть ночным сторожем? — спросила Зази.
— Работ веселых в мире нет, — ответил Габриель. — Иди спать.
Турандот взял клетку и произнес:
— Мы еще вернемся к этому разговору.
И добавил с ухмылкой:
— Сходим куда подальше!
— Какой он все-таки дурак, — тихо сказала Марселина.
— Глупее не придумаешь, — отозвался Габриель.
— Что ж, доброй ночи, — по-прежнему доброжелательно проговорил Турандот, — мне было очень приятно провести с вами вечер, в общем я не потратил время зря.
— Болтай, болтай, вот все, на что ты годен, — сказал Зеленуда.
— А он мне нравится, — сказала Зази, глядя на птицу.
— Иди спать, — промолвил Габриель.
Зази вышла в одну дверь, вечерние посетители — в другую. Габриель подождал, пока все стихнет, и только тогда ушел сам. Бесшумно, как и подобает образцовому квартиранту, он спустился вниз по лестнице. Но тут Марселина заметила на комоде какую-то вещицу и, схватив ее, побежала к двери. На лестничной клетке она перегнулась через перила и тихо крикнула:
— Габриель!
— Что! В чем дело?
— Ты забыл свою губную помаду.