Здесь птицы не поют

Глава 12. Новые надежды

Возвращение прошло на удивление гладко. Видимо, предводители нежити — Улу, который так и не объявился пока во плоти, да Савельев, — разбирали ошибки, искали виноватых и наказывали причастных, но в лесу было спокойно и даже осторожный Юрик, несший в каждой руке по заряженному ружью, а за поясом — пистолет, к концу путешествия положил оба ствола на плечи.

Рогозин брел за ним, нагруженный продуктами, сжимая в руках заряженный карамультук — утятницу, и даже не сторожился, уверенный, что приметливый партнер вычислит опасность загодя, а ему самому лишь придется, как белому сахибу в индийской охоте на тигра, только выстрелить. Ну и попасть, разумеется.

Однако ничего, кроме механического переставления ног делать не пришлось — уже к концу дороги, метров за триста до пещеры, Рогозин ощущал себя не грозным артиллеристом, а обычным грузовым ослом, возможно насквозь мирным мулом, но отнюдь не боевым носорогом.

Их встретили не овацией. Под внимательными взглядами встречающих они вдвоем прошли сквозь строй молчаливо стоящих друзей и столь же безмолвных бывших врагов, сбросили груз на расстеленное полотно и тяжело опустились рядом.

Сразу откуда‑то появился Шепа и принялся бормотать перед каждым какую‑то молитву, в которой даже Рогозину было понятно одно слово из трех. «Ежи, паки, азы» — все эти архаизмы здорово запутывали смысл произносимых православным шаманом слов, его беззубый шамкающий рот скрадывал половину изреченного, и Виктор уже через минуту перестал его слушать, сосредоточившись на желании задрать ноги повыше, снять усталость с колен и стоп.

В какой‑то момент он совсем перестал слышать скороговорку Шепелявого и, кажется, успел уснуть.

— Эй, Вить, — вдруг потрясли его за плечо, — а ты все это видел?

— Что, а? — Рогозин потряс головой, с трудом включаясь в действительность. — Что?

— Юрий Иванович нам рассказывает, что видел в нашем лагере Кима Стальевича во главе десятка монстров? — терпеливо повторил вопрос капитан — Семен.

— Кто такой Юрий Иванович? — Рогозин знать не знал никакого Юрия Ивановича.

— Юрий Иванович Мясопятов.

— А? — Рогозин такую фамилию слышал впервые.

— Юрик, епта! — не выдержал Семен.

— А! Вон что! И что? Савельев с монстрами?

— Ну?

— Да, так все и есть. Только не десяток, а два десятка. Еще одного мы прикончили по дороге. Только раньше он Петром — рыбаком был. А двое где‑то по лесу бродят. Еще Железнобокого видел, четырехруких… много всего. А нет, не Железнобокого, а Железноногого.

— Как вы убили… — Семен почему‑то не нашел слова и выжидательно уставился на Рогозина.

— Петра?

Виктор окончательно проснулся, огляделся вокруг. Отметил, что почти все население пещеры сидит в центральной ее части вокруг костра, что‑то лопают. Рядом был обычный актив: Семен, Борисов, чуть в стороне, имея непричастный вид — Шепа. Юрика не видно.

— Да.

— Трудно. У него же регенерация.

— Рассказывай.

— Ну, я высунулся, стал орать на него. Нет, сначала дождались пока он окажется один. Потом только я высунулся. Ну он бросился на меня. Завалил. Твою мать, Семен! Я даже вспоминать этого не хочу!

— Нужно, Витя. Пойми нас тоже. Либо мы вам верим и идем воевать, либо не верим и потихоньку все подыхаем здесь от голода. Понимаешь?

— Чаю дайте, — буркнул Рогозин. — Расскажу, конечно.

Два часа, сменяя сладкий чай на чай без сахара, его мурыжили, выспрашивая все — все — все, и Рогозин напрягался, пытаясь вспомнить даже то, чего сам не видел.

Ему уже показалось, что прошла вся ночь, когда вдруг вопросы кончились, капитан — Семен по — доброму похлопал его по плечу, подсказал:

— Иди к Ларисе, она для тебя порцию еды оставила.

И только после напоминания Виктор почувствовал, что очень голоден, голоден страшно и готов сожрать даже сырую ящерицу в ее собственной коже.

А потом, после весьма скудного ужина, наступило время полнейшей релаксации, но даже во сне Рогозин не выпустил из рук своего карамультука.

Потом, в пещерном сумраке, перед тем как Виктор окончательно уснул, к нему подошли несколько человек — прежних коллег из геологической партии и несколько «рыбаков», включая зубоскального Гешу, — жали руку, благодарили и обещали много — много — много всего: быть братьями, никогда не забыть, отблагодарить…

Утром всех разбудило не солнце — как это сложилось за последние дни, а настойчивые вопли капитана — Семена, оравшего, что после завтрака требуется решить какой‑то глобальный вопрос.

— Здравствуй очень, Витька, — поприветствовал Рогозина якут и, почесывая бок, спросил: — Тебя тоже мучили?

— Ну так… немного.

— А из меня все жилы вытянули, — пожаловался Юрик. — То они чего‑то не поняли, то я что‑то не так сказал. Надоели. Для них же стараешься, а они…

— Говноеды, — согласно кивнул Рогозин.

— Вот ты меня, Витька, понимаешь. А они…

Рогозин представил себе допрос Юрика. Якута спрашивают о вещах сугубо материальных, а он лопочет о потустороннем, от него требуют цифр и фактов, а он сыплет легендами, ощущениями и домыслами. Рогозин как‑то в Питере пытался разговаривать с одним известным художником и, хотя говорили вроде бы на одном языке, понять друг друга не смогли — настолько многогранен и гибок оказался русский язык. На допросе Юрика должно было наблюдаться что‑то похожее.

— Козлы, — вздохнул Рогозин. — Какие планы?

— Семен обещал утром все сделать правильно. Думаю, соберет людей и что‑то объявит. Не знаю пока.

Через час, после скудного завтрака и длинной, заунывной и малопонятной проповеди Шепелявого, Семен действительно собрал всех на большое вече.

— Благодаря двум нашим… разведчикам, — капитан быстро перешел к сути дела, — мы сегодня знаем гораздо больше, чем вчера. У нас есть оружие, боеприпасы, немного продуктов. Мы знаем, что монстров можно убивать. По крайней мере, некоторых. Мы по — прежнему не знаем, откуда и зачем они появились, но, думаю, ни у кого нет сомнений, что вторжение это совсем недружественное. Весь вечер вчера мы решали, как нам быть дальше…

Продолжить мысль ему не дали. Стоявший у самого выхода из пещеры шестипалый Санек выкрикнул:

— Вертушка!

Все побежали к нему, Санек показал направление, с которого донесся звук, но теперь ничего не было слышно из‑за общего сопения и вошкотни.

— Тихо! — заорал Борисов, — Заткнитесь все!

Сразу стало тише и в наступившем безмолвии послышался отчетливый, но очень далекий дробный стук мотора винтокрылой машины.

— Сегодня десятое? — вслух спросил Геша. — Кажется, это за нами.

И сразу все загомонили, заволновались:

— Нужно знак подать!

— Пусть она нас всех заберет!

— Жамолчите, шучьи дети!

— Валить нужно!

— Мамочки, заберите, заберите нас отсюда!

— Тихо все! — это поставленным голосом рявкнул Семен. — Юрик, Витя, вы отдохнули? Сгонять на берег сможете?

— Далеко, командир, — покачал головой якут. — Не знаю, однако, не успеем.

— Они всяко останутся возле лагеря и будут искать клиентов, часа два у вас есть.

— Ну не знаю, — протянул Юрик.

По всему видно было, что никуда идти ему не хочется.

— Я с вами пойду, — подвел итог уговорам Семен. — Надо, Юра, надо! Если они нас отсюда смогут вытащить…

— Нет, не смогут, — покачал головой Юрик. — Там рядом абаасы, чучуны, юэры и Савельев, они доберутся до вертолета раньше нас.

— Вот это еще бабушка надвое сказала, — усмехнулся капитан, закидывая на плечо двустволку и проверяя магазин присвоенного СПС. — Пошли?

— И я с вами, — спохватился Геша. — А то мало ли…

И хотя ему самому казалось, что навязался он вполне непринужденно, всем стало ясно, что здоровяк боится — как бы самозваная тройка разведчиков не улетела на подвернувшемся вертолете.

— Хорошо, — нехотя согласился Семен, почему‑то решивший, что это он возглавит вылазку. — Бери «Байкал» и погнали!

Через пять минут четверка уже бежала по освоенному Рогозиным и Юриком маршруту.

На спине Рогозина покачивался карамультук, нагрудные карманы энцефалитки топорщились набитыми патронами, он был полностью уверен в себе и, следуя за проворным Юриком, рисовал в воображении новые победы над вторгнувшимися абаасами.

Вскоре они добрались до поляны, где произошло памятное сражение с перевоплотившимся. Обезглавленный труп все так же валялся, широко в стороны раскинув когтистые лапы. Головы нигде видно не было и Рогозин вспомнил, как запулил ее куда‑то в кусты.

— Знатно вы его разделали, — поцокал языком Геша. — Признаться, думал, что подвираете.

Юрик презрительно поджал губы, и Рогозин решил тоже промолчать.

— Видишь, якутская твоя морда, — пнул черный труп в бок Геша, — выходит, можно эту нечисть мочить!

Рогозину показалось забавным, что человек отсидевшийся в пещере, поучает того, кто самолично снес монстру башку. Виктор беззвучно засмеялся.

— Ничего смешного, — насупился Геша. — Если бы мы это раньше знали, глядишь, ваша повариха и живой бы была. И Наташка.

— Хорош рефлексить, — распорядился капитан. — Торопиться нужно.

Теперь их путь пролегал по незнакомым Рогозину местам: вчера они с Юриком сделали большой крюк, а ныне времени было в обрез, стоило поторопиться, и якут повел команду напрямик. Скорость передвижения сильно упала. Капитан нервничал, Геша открыто бесился, норовя забежать вперед проводника, но Юрика, казалось, не пронимало ничто. Сохраняя постоянную скорость движения, он словно и не замечал желания спутников оказаться на месте быстрее. Рогозин уже привык к роли второго номера и тоже не стремился оказаться впереди паровоза.

— Смотрю я на всю эту долбаную красоту, — останавливаясь и пришлепывая к пухлой щеке целый рой мошек, а затем стряхивая их раздавленные тельца с ладони, вдруг сказал Геша, — и думаю себе: не в ту сторону Ермак Тимофеич поперся! Вот что ему стоило от Дона не направо, а налево пойти? Какая разница — где от стрельцов царя прятаться? Не понимаю, какой черт дернул его на восток шкандыбать? Зачем он сюда рванул? С его энтузиазмом и удачей, да с перепою он пол — Европы захватил бы — не заметил. Там и дороги и города, и какая — никакая культура уже была — все не через дебри пробираться, где и тропинок‑то нету. Сейчас бы мирно сидели на берегу какого‑нибудь альпийского озерца или там в Тоскане на морском берегу, попивали итальянское вино и заедали бы его тюрингскими штруделями. Лепота! Вместо этого кормим гнус и шхеримся от всякой нечисти! Ну разве есть в жизни место справедливости?

Семен с интересом выслушал версию «правильного развития истории» от Геши, пару раз даже улыбнулся:

— Чего ж сам‑то ты сюда поехал? Мотал бы в свою Тоскану, денег‑то поди хватает?

— Да я бы с радостью, — развел руками Геша, — но человек‑то я подневольный. Начальство решило, что на рыбалке ему почему‑то лучше будет, а мне нужно всегда рядом быть, а то из обоймы выпаду. Где теперь то начальство? Скачет где‑то по лесу, аки лютый зверь. Эх, Петя — Петя… И вот еще не понимаю — чего мы полдня плетемся? Здесь же реального ходу — минут на сорок.

— Юрик эти места знает, ему и карты в руки. Я ему верю.

— Нету же никого! — не выдержал Геша. — Они все, наверное, к вертушке побежали наперехват! Давай быстрее!

— Это абаасы, — невозмутимый Юрик ни на шаг не ускорился. — Никто, кроме Улу не знает, куда и зачем они ушли.

— Покажи мне направление, придурок, — останавливаясь, недобро попросил Геша. — Бегом нам нужно, а не ползти как черепахам!

— Иди туда, — показал Юрик рукой.

— Отставить! — тотчас скомандовал Семен. — Разделяться не станем. А ты, Юр, и в самом деле, ускорился бы как‑нибудь? Уйдет ведь вертушка. Без нас уйдет. Или твои абаасы до летунов доберутся — тоже мало хорошего.

— Иди туда, — повторил и ему маленький якут.

Капитан посмотрел на Рогозина, ища поддержки, но тот, тысячу раз убедившийся, что Юрик, несмотря на серьезные мистические загоны, свое дело знает получше многих, только пожал плечами:

— Я пока еще жив.

Геша раздраженно засопел, а капитан распорядился:

— Геша, в арьергарде пойдешь.

Непонятно почему, но своенравный «рыбак» подчинился.

Еще метров через двести Юрик вдруг замер, присел перед невысоким кустом и сорвал с него узенький лист, который осмотрел со всех сторон, понюхал и даже лизнул.

— Что там? — сразу возле проводника оказался капитан.

— Кто‑то из черных рядом, — ответил Юрик.

— Откуда знаешь?

— Иччи шепнул, — Юрик показал повязку на запястье.

Рогозин и в самом деле в тот же миг ощутил, что вроде бы как и на его руке похожая повязка стянулась потуже.

— А листок? — спросил Семен свистящим шепотом. — Что с листком?

— Хороший листок, — кивнул Юрик. — Спелый. Высушить, в чай добавить — вкусно будет.

Семен задумчиво посмотрел на Юрика, закатил глаза под лоб и тяжело вздохнул.

— Где черные?

— Здесь, — ответил якут и повернулся к Рогозину: — Готовь карамультук, Витька, защищать меня будешь.

Рогозин взял свою утятницу в руки, ноги расставил как учил Юрик и приготовился сразить любого монстра, рискнувшего появиться в пределах тридцати метров.

— Один справа, — донеслось от Юрика и Рогозин тотчас повернулся в указанную сторону.

Между деревьев мелькнула быстрая тень, а за спиной послышался тоскливый вой.

— Второй сзади, — сориентировал Юрик. — Капитан и ты, человекообразный бегемот, готовьтесь одновременно в него выстрелить. И я тоже. Витька один справится. Если попадет. А если не справится, то пока его есть будут, нам нужно будет со второй тварью покончить. Приготовьтесь…

У Рогозина меж лопаток пробежала волна раздражающего холодка, но ответить, да даже подумать толком об уготованной ему Юриком роли он не успел — прямо перед ним, в каких‑то пятнадцати шагах показалась ужасная морда существа. Виктор нажал на кнопку предохранителя перед пусковой скобой и повел стволом вслед за пришельцем.

За прошедшие сутки монстр порядком изменился: его голова практически потеряла схожесть с человеческой; уши заострились, челюсти стали массивнее и сильно вытянулись вперед; зубы в раскрытой пасти на манер акульих выстроились в три ряда; на верхних конечностях появились здоровенные когти — по три пятнадцатисантиметровых кератиновых кинжала на каждой. Больше ничего разглядеть Рогозин не успел, потому что оскаленная пасть в два счета приблизилась и палец, кажется, сам нажал на спуск.

Еще непривычно, но уже ожидаемо громко бабахнуло, лишая на время слуха, пространство перед Рогозиным заволокло пороховым дымом, в нос шибануло кислятиной выгоревшего пороха, но сквозь дымку не было уже видно никакого монстра. Рогозин чихнул, посмотрел под ноги и отшатнулся — к нему тянулись когти правой лапы чудовища.

Торс твари был разрублен выстрелом практически пополам, левая верхняя лапа оторвана по локоть, из выбитого глаза на землю толчками выплескивалась темно — бурая густая жидкость, но упрямый убийца все еще норовил ухватить противника за лодыжку.

Виктор отступил на шаг, прицелился в голову и вновь выстрелил, превращая башку монстра в размазанное по земле пятно.

Сплюнув в сторону истерзанных дробью останков, Рогозин повернулся.

В ушах звенело, он не слышал вообще ничего — ни выстрелов, ни криков. А за спиной тем временем шло еще одно сражение.

Геша валялся под деревом, сжимая обеими руками располосованный когтями бок, рядом с ним валялся его «Байкал», сломанный, кажется, пополам, Семен, сидя на заднице, патрон за патроном разряжал СПС в тело извивавшегося на земле существа — близнеца только что убитого Виктором. Маленький якут сноровисто перезаряжал свое ружье. Все побоище было затянуто дымом.

У Рогозина оставался в магазине еще один патрон и, долго не рассуждая, он кинулся в самую гущу сражения, одним выстрелом завершив его: башка второго чудовища превратилась в удобрение для деревьев.

Все было кончено, но в пистолете Семена оставались еще несколько патронов и пока все пули не оказались в теле уже мертвого противника, капитан не мог успокоиться.

Рогозин опустился на землю рядом с Гешей, отвел его дрожащие руки в сторону, разорвал куртку и посмотрел на длинную кровоточащую царапину.

— Что здесь? — послышался над головой голос Юрика.

— Если яда не было, то, наверное, выживет, — ответил Виктор, хотя понятия не имел о тяжести ранения спутника. — Вдохни глубоко?

Геша, часто дышащий, покрытый испариной и весь какой‑то жалкий, кажется, еще не пришел в себя. Широко раскрытыми глазами он смотрел на Рогозина и не понимал ни единого слова.

— Шок, — прокомментировал Юрик.

— Дай‑ка, — на колени перед Гешей опустился капитан.

Он ощупал тело здоровяка, вызвав пару болезненных «охов».

— Пара ребер сломаны. Жить будет, — подтвердил капитан диагноз Рогозина. — Эй! — Он шлепнул Гешу по щеке раскрытой ладонью. — Ну‑ка в себя приходи…

Детина что‑то промычал невразумительное и попытался открыть опухший глаз.

— Когда ты в первый раз выстрелил, — произнес Юрик, объясняя Рогозину ситуацию. — Этот бегемот оглянулся. А здесь этот черный из‑за дерева на нас и кинулся. Мы с капитаном в стороны подались, а абаас как раз башкой в Гешу врубился. Ружье гешино — пополам, сам он кубарем покатился. Мы с Семеном стрелять стали, ногу черному отстрелили, потом руку. Так он оставшейся лапой капитана по сапогу так полоснул! Только брызги в стороны! Надо его ногу осмотреть тоже. Ну вот. Семен — хлоп на пятую точку и давай садить в этого из пистолета, перезарядиться уже не успевал. А здесь и ты подоспел. Без карамультука нам бы туго пришлось. Сдохли бы здесь.

Рогозин уже и сам успел оценить полезность оружия и теперь набивал его патронами, добытыми из карманов — на всякий случай.

— Артиллерист, мля, — криво ухмыльнулся капитан, отстраняясь от пришедшего в себя Геши. — Вовремя, ты подоспел, здесь Юрик прав. Твой‑то как?

Рогозин оглянулся через плечо: отвратительный труп без своей уродливой головы все так же валялся на месте и никуда уходить вроде бы не собирался.

— Вон валяется, — показал стволом спасшего всем жизнь ружья. — Ногу показывай… те.

Рогозин за две недели так и не успел перейти к панибратскому «тыканью» — сказывалось воспитание. Только лишь Моня и Юрик удостоились подобной близости. Но Моня сгинул в лесу.

На сапоге капитана действительно чернел длиннющий порез с влажными от крови краями — во всю голень. Рана даже издалека казалась куда серьезнее гешиной царапины. Семен вынул нож, единым умелым движением до конца разрезал сапог и попросил Рогозина:

— Что‑то хреново мне, Вить. Стяни‑ка, нога распухла, сам не слезет.

Виктор ухватился обеими руками за подошву, потянул на себя, что‑то противно и протяжно чавкнуло — словно кто‑то тяжелый и медленный наступил в грязь, капитан прорычал невразумительное «богадушуматьтвою!» и остался бос на одну ногу. Из искромсанного сапога на землю вылился почти стакан крови, быстро впитавшейся в почву. Секунд пять капитан тяжело дышал, потом скомандовал:

— Юрик, посмотри, что там?

— О — о-о, — вырвалось у Геши, тоже сунувшего свой любопытный, похожий на картофелину нос к капитанской ноге. — Тебе кирдык, майор.

— Юрик? — еще раз настойчивее попросил Семен, не особенно обращая внимания на мрачное пророчество.

— А чего — Юрик, Сема? — спокойно раскуривая сигарету, переспросил тот. — В больницу тебе, паря, нужно, к доктору. А иначе… Болит?

— Не — а, — покачал головой капитан. — Зудит, тянет, чешется… Но нет, не болит.

Он бледнел на глазах. Дыхание становилось прерывистым и нерегулярным. Зрачки расширились — будто наступила темнота, хотя солнце еще даже к зениту не подобралось, а на лбу выступила крупная испарина.

Юрик пощупал пульс, заглянул зачем‑то капитану в рот, провел двумя пальцами по длинной ране с начинающими синеть краями.

— Плохо, паря. Совсем плохо. Если через пару часов ты не будешь в больнице, у тебя разовьется некроз, потом гангрена. А к вечеру ты умрешь. Этот черномордый успел зацепить твой кут. Одна часть тебя еще здесь, другую он утащил за собой в мир духов. У — ффф, — Юрик шумно выпустил струю дыма вертикально вверх. — Кут можно поправить, если вылечить тело, но нужны хорошие лекарства и специалист, который знает, как ими пользоваться. Или можно отрезать часть твоего пропавшего кута от тебя, но нужен сильный шаман, который пойдет в мир духов и сможет это сделать.

Рогозин растерянно моргал, в глазах будто разом пересохло. Перед ним лежал уже почти мертвец — осунувшийся, почти серокожий капитан совсем не был похож на того отставного уверенного в себе вояку, каким знали его все члены экспедиции.

— Есть один способ, — нехотя протянул Юрик, копаясь в карманах. — Но я не знаю, как ты сможешь это сделать.

— Какой? — еле слышно пробормотал Семен.

— Ты сам пойдешь к духам и заберешь у них свой кут.

Все изумленно уставились на якута, не понимая, как капитан сможет сделать хотя бы один шаг.

— Я? — переспросил Семен, едва шевеля губами.

— Да, ты. Подумай. Либо ты умрешь, либо попытаешься остаться в живых. Выбирай. Только времени у тебя совсем мало. Я думал, что ты умрешь к вечеру, но, кажется, твой кут поврежден гораздо сильнее, чем мне казалось. Ты вряд ли протянешь еще даже два часа, — Юрик в этот момент почему‑то показался Рогозину похожим на ГДР — овского Чингачгука — Гойко Митича, он был так же суров и красив в своей убежденности. — Или под когтями этого абааса была какая‑то ядовитая дрянь, которая сейчас тебя убивает, или он утянул твой кут. В любом случае нужна либо хорошая медицина, которая вылечит тело, либо следует отобрать свой кут обратно. Ты должен пойти и сразиться с ним там.

Нога капитана от колена и ниже уже совершенно почернела и стала похожа на головешку — для окончательного сходства не хватало лишь языков адского пламени, пожирающих плоть.

— Как же я пойду?

— Я дам тебе вот это, — в руках Юрика появился маленький пакетик с сушеным мхом.

Рогозин уже видел этот пакет, в который несколько дней назад запасливый якут наскреб с камня — алтаря — портала светящийся мох.

— Ты покуришь и я отправлю тебя в мир духов. А там уж как повезет: либо ты сможешь вернуться, либо они утащут тебя окончательно. Других вариантов нет.

Капитан раздумывал недолго — молчание тянулось едва ли минуту.

— Давай, — выдохнул Семен. — Давай свою дурь.

Геша расширившимися глазами смотрел на них, потом повернулся к Рогозину:

— Они это серьезно? Ущипни меня!

— Толку‑то, — хмыкнул Виктор. — Вы же видели этих тварей — разве могут такие быть в нашем мире? Но если они здесь, то почему бы капитану не прогуляться к ним?

— Вы не языками болтайте, а по сторонам смотрите, — посоветовал им якут. — И будете очень здоровы.

— А мы чего? Мы… смотрим, — Рогозин отвернулся от Геши и уставился поверх кустов, выискивая малейшее неправильное движение.

Юрик между тем уже скрутил «козью ногу» из какого‑то обрывка газеты, нашедшейся в его вместительном сидоре, сунул ее в рот капитану и чиркнул зажигалкой:

— Давай, паря!

— Дурдом, — выдохнул в сторону Геша, осматривавший поверженных «черных». — Всякое видел, но чтобы курением гангрену лечили…

Рогозин не смог более вглядываться вдаль — в глазах рябило от солнечных зайчиков и раскачивающихся стволов. Он встал боком к капитану с Юриком и стал наблюдать краем глаза за происходящим.

Семен глубоко затянулся. Кончик самокрутки разгорелся алым, с небольшими синеватыми сполохами в глубине. Спустя пару секунд капитан выдохнул прозрачный дым и в глазах Рогозина сразу защипало, он стал тереть их руками, желая в деталях разглядеть происходящее с капитаном, боясь пропустить какую‑то очень важную деталь.

— Кхмх, — вырвалось из горла капитана.

— Кури, паря, кури, — настойчиво требовал Юрик, одновременно выстукивая двумя пальцами какой‑то незнакомый Рогозину ритм на натянутой коже своего сидора.

Получалось гулко — как будто что‑то бубнил приглушенный сабвуфер.

Попроси Рогозина кто‑нибудь настучать что‑то подобное и Виктор сломал бы себе голову, вспоминая эту рваную последовательность звуков без четкого ритма, без какой‑либо мелодики, но вместе с тем удивительно гармоничную. Странным образом завораживая, она то замедлялась до почти полной тишины, то ускорялась до частой дроби, но все было так гладко, слаженно и органично, что хотелось слушать и слушать.

Капитан успел сделать четыре затяжки, когда Юрик что‑то тихонько запел — неразборчивое, тягомотное и муторное, но удивительным образом ровно ложащееся на неровный ритм его постукивания, и тотчас голова Семена упала подбородком на грудь, из уголка рта потекла нитка слюны, а рука с самокруткой безвольно опустилась на землю.

— Все, — оборвал стук и пение Юрик. — Он ушел. И нам пора. Пошли отсюда.

Маленький якут живо вскочил с колен на ноги, принялся упаковывать в мешок все, что успел достать из него. Закинув ружье на плечо, бодро потрусил куда‑то в лес.

— Ты, Витька, возьми его ствол, а ты, Гешка, прихвати рюкзак, — проходя мимо них, успел бросить Юрик.

Геша с Рогозиным переглянулись, но оба как бронзовые памятники остались на месте.

— А? — глупо спросил Геша.

— Куда это он?

— Не знаю. Эй, паря! — крикнул Геша вдогонку Юрику. — Ну‑ка ходи обратно!

Юрик остановился, оглянулся, искривил лицо, будто сожрал лимон. Нехотя, словно сильно устал, он вернулся на поляну.

— Ты куда это собрался, орел? — глядя на него ясным взором, поинтересовался Геша. — Ты нас развел, что ли? Куда это ты?

— Так пора уже очень, вертушка ждать не станет, — пожал плечами якут.

— А капитан?

— А капитану уже все равно. У него даже айыы в нижнем мире нет, чтоб помогли выбраться. Пропал капитан.

— Как так? Ты же обещал ему шанс?

— Он умер во сне, тихо и без боли — какой еще тебе нужен шанс, паря? Я сделал все, что мог. Очень хорошо сделал.

— Ты совсем дурак, что ли? — наливаясь кровью, прошипел Геша. — Пока мы вместе и живы, я не дам никого бросить. Посмотри, он еще дышит!

Юрик скосил свои раскосые глаза в сторону Семена, кивнул сам себе:

— Это ненадолго, паря. Если человек не шаман, то в нижнем мире ему делать нечего. Он еще дышит, но он уже, считай, мертвец. Ему не выбраться обратно. Никто не выбирался.

— Зачем же ты тогда?.. Сука! — Геша разъярённой глыбой нависал над тщедушным якутом, но тому, кажется, вовсе не было страшно.

— Не мог же я его зарезать? Он бы все равно не выжил. Его кут…

— Да что ты раскудахтался «кут — кут, кут — кут», как курица! — брызжа слюной, зарычал Геша. — Пока он дышит, нельзя уходить! Ты хоть скажи ему! — Здоровяк повернулся к Виктору.

Рогозин не знал, что делать. Бросать капитана ему совсем не хотелось, но он уже десятки раз успел удостовериться в постоянной правоте Юрика, которая только на первый взгляд казалась извращенной и кривой, но на деле всегда оказывалась точной и конечной.

— Юр, в самом деле… Он же еще жив?

— Прилетевшие на вертушке тоже могут быть еще живы. А потом станут мертвы. Кого спасать станем и как спасаться будем?

— Да иди ты хоть к черту! — зло бросил Геша, усаживаясь на землю перед почти безжизненным телом капитана. — Я никуда не пойду! Десант своих не бросает!

— А ты? — Юрик внимательно посмотрел на Рогозина. — Тоже из десанта? Тоже головой кирпичи ломал?

Рогозин не то что в десанте, он вообще в армии никогда не был, но тоже не мог уложить в голове мысль о том, что еще дышащего человека можно просто оставить в лесу.

— Мы сможем вернуться здесь же? — спросил он.

— Хочешь на обратном пути этого носорога забрать?

— Да.

— Не знаю. Если вертушка цела и мы в нее попадем, то здесь мы больше не окажемся. Ей здесь негде приземлиться.

— Где‑то рядом?

Рогозину отчаянно не хотелось бросать Гешу, проявившему неожиданное благородство и граничащее с ослиным упрямство. В возвращение же Семена Виктор уже не верил. Но даже умерший капитан все равно нуждался в правильном погребении — нельзя было бросать его среди тайги.

— Возможно, — кивнул Юрик. — Место я знаю.

— Тогда пошли, — принял решение Рогозин. — Геша, мы за тобой вернемся!

— Да больно надо! — сварливо рыкнул тот, нервно выстругивая ножом острие на колышке.

Рогозин постоял несколько секунд, не зная, что сказать, потом спохватился и побежал вдогонку за успевшим отойти Юриком.

Рогозин плелся вслед за ловко перелезающим через поваленные деревья проводником — товарищем, но мысли его заняты были отнюдь не запоминанием маршрута или освоением азов ориентирования на местности. Он думал о том, что вот эти люди — оставшийся с умирающим Семеном Геша, сам Семен, и, конечно, Юрик, стали для него в последние дни гораздо дороже и ближе, чем все те, кого он знал в Северной столице. Они казались честнее, благородней и выше любого из его прежних приятелей. Даже не исключая старого кореша Ваську, который, выручая Рогозина, никогда не забывал выставить небольшой «счетец», включавший в себя траты и «плату за услуги». И никто из них не повел бы себя так как Геша, никто не взвалил бы на себя ответственность за остатки экспедиции как капитан Семен. Или в столицах жизнь другая, где важнее не сам человек, а его место среди людей? И если место не высоко, то и рассчитывать на чье‑то участие глупо?

То ли выбирать друзей Рогозин не научился, то ли выбирать было не из чего — вот эта мысль крутилась в голове безостоновочно и на разные лады. И от того, что Виктор не мог найти верного или, по крайней мере, полностью устраивающего его ответа, он изрядно бесился, забывая посматривать вокруг.

Он остановился, когда наткнулся буквально на спину Юрика, спрятавшегося за каким‑то деревом.

— Что там?

— Пришли, — ответил Юрик. — Вон вертушка, видишь?

Рогозин заметил только высунувшийся из‑за деревьев на противоположном берегу хвост аляповато раскрашенного вертолета.

— Ну! Поплыли, что ли? — Виктору не терпелось воспользоваться связью вертушки.

— Смотри лучше! Между палаток.

Рогозин пригляделся и вскоре увидел, как двое в «летчицких» куртках, сидя на корточках, что‑то ковыряют в высокой траве.

— Что это?

— Атас там, — прошептал в ответ Юрик и сразу стало зябко.

Пес Атас прочно уже ассоциировался с Савельевым: если есть пес, то где‑то рядом и хозяин. А нынешняя компания Кима Стальевича совсем не внушала доверия.

— А вот и Савельев, — разглядел бывшего начальника экспедиции Юрик.

И действительно, Ким Стальевич быстрым шагом приближался к пилотам, и отчаянно жестикулируя руками, что‑то пытался им сказать. Монотонный шум реки заглушал его голос, видно было только как открывается рот. Внезапно он остановился, будто натолкнулся на стену, повернул голову и Рогозин готов был поклясться! — заглянул в самую душу Виктору. Лицо Савельева будто скакнуло вперед — как всегда случается, если резко поднести к глазам бинокль: вот оно — что‑то — еще далеко, и вдруг оказывается прямо перед лицом.

Рогозин, несмотря на разделявшие берега реки полторы сотни метров, увидел лицо Савельева резко и отчетливо, так, как если бы тот был в полуметре: каждый неровно сбритый волосок, пару оспин, коротенький шрам на высоком лбу, внимательные, какие‑то злые и отчаянные глаза, черные точки на крупном носу. Увидел и резко отшатнулся от появившейся на этом далеком — близком лице радостной ухмылки, обнажившей даже коренные зубы. Ничего в этом лице не наблюдалось потустороннего и магического, но тем страшнее показалось оно Рогозину.

Морок схлынул, Савельев снова шагал навстречу пилотам, а Рогозин почувствовал испарину на шее.

Юрик оглянулся:

— Что?

— Он заглянул в меня!

— Видишь, Витька, а ты мне не верил. Шаман Савельев. Очень великой силы шаман. Даже иччи не смог нас обоих от него укрыть. Теперь он знает, что ты здесь.

Рогозин недоуменно заморгал.

— А ты?

— А меня иччи скрыл. Во всяком случае, я не видел, чтобы Рогозин посмотрел внутрь меня.

— А что будет с пилотами?

— Сейчас увидим.

И приятели снова уставились на противоположный берег.

— Он их куда‑то ведет?

— Да, Витька. К алтарю пошли. Савельев наверняка рассказал им какую‑то выдуманную историю, подколдовал чуть — чуть, и сейчас они пойдут за ним на край света.

— Зачем?

— Не знаю точно, но, думаю, перевоплощать станет. Отдаст их Улу Тойону, тот высосет из них кут и съест мясо, а внутрь тел поселит абаасов — как он сделал с Петькой и Ванькой. И тогда Савельев получит новых слуг — ищеек, а Улу — рабов, которые станут добывать для него других людей.

Происходящее все меньше нравилось Рогозину. Но и сделать что‑то он не решался. Да и что возможно было сделать? Выскочить на берег, заорать, подать какой‑то знак? Выстрелить из карамультука? Чтобы всполошить вертолетчиков? Он уже скинул ствол с плеча, когда Юрик остановил его:

— Не нужно. Если ты выстрелишь, тебя услышат не только они. Улу разозлится и пошлет за тобой своих демонов.

— И что — пусть они вот так погибают?

Юрик засунул между губ кривую сигарету из помятой пачки, но прикуривать не стал, а, немного искажая слова, спросил:

— Ты хочешь на обратном пути забрать Гешу с Семеном?

Рогозин вспомнил об оставленных на лесной поляне спутниках и кивнул.

— Тогда просто молчи. Иначе из‑за твоей глупости погибнем все четверо.

— Так что же делать?

— Нужно пробраться к вертушке и связаться по радио с людьми, — предложил Юрик. — Такой был план Б. Правда, я не знаю, что говорить. Если я начну им рассказывать про Улу Тойона, они просто решат, что я напился водки, и мне нечего делать. Если я позову на помощь — будет совсем много ненужных жертв: спасатели, охотники. Улу Тойон будет только рад. Много людей погибнет. Если скажу, чтобы не ходили сюда — они все равно придут: за пропавшей экспедицией, за рыбаками, за вертолетом. Я не знаю, что говорить. Для таких слов нужен кто‑то авторитетный, а не бомж вроде нас с тобой.

Юрик горько усмехнулся и добавил к сказанному:

— Савельев бы подошел.

Рогозин задумался и тоже не смог представить себе, что бы он мог сказать людям с Большой земли.

— Вертушку искать станут, когда она не вернется?

— Да, наверное. Дня через три.

— Почему через три?

— Потому что сегодня пятница. Они прилетели за рыбаками и если сами останутся здесь на два дня — никто ничего не заподозрит. Так часто делают.

До Рогозина, привыкшего, что по транспорту часто можно сверять часы, такое положение вещей было в диковинку, но чем возразить он не знал.

— И что будет, когда найдут?

— Конец света, Витька, как я тебе обещал, — в голосе Юрика на мгновение мелькнула какая‑то обреченность. — Но никто ничего не найдет. Так в этих местах тоже бывает.

— Ты обещал конец еще позавчера, а мы — ничего, все еще живы.

Юрик оглянулся на противоположный берег, пожал плечами и ответил:

— Я не знаю, что еще нужно Савельеву и Улу, чтобы начать. Что‑то нужно, чего‑то очень не хватает, поэтому они все еще здесь, а не в городах.

Рогозин крепче вцепился в карамультук и выпалил:

— Вот именно поэтому нам нужно на тот берег! Мы ничего о них не знаем. Чем они заняты? Чего хотят? Почему топчутся на месте? Мы же разведчики.

— Мне это все неинтересно, — Юрик потер свой амулет — тряпку, потерявшую большую часть первоначального цвета. — Совать голову в пасть медведю не очень‑то надо.

— Юрик, ты же их не боишься! Не ты ли недавно рубился с «черными» до смерти?

— Очень вынужденно рубился, — поправил Рогозина друг. — Я их не искал, они сами меня нашли. Но лезть к ним в логово я не имею никакого желания, паря. От этого люди не очень здоровые делаются.

Виктор помолчал недолго, склонив голову, потом спросил:

— Тогда какого рожна мы тут делаем?

— Пришли бы раньше на полчаса — было бы дело, — развел руками Юрик. — Считай — опоздали.

— Семена потеряли, Гешу бросили черт те где, пилотов не спасли — продуктивненько прогулялись!

— Не мельтеши, — попросил якут. — Смотри‑ка, паря, что это там?

Виктор опять до рези в почему‑то сохнущих глазах всматривался в противоположный берег реки и, когда увидел, как к палаткам выходят трое, даже не поверил себе.

— Это же Савельев? И вертолетчики? — спросил он.

— Они, голуби, — подтвердил его наблюдения Юрик. — Ничего не понимаю. Они же, кажется, нормальные?

Вертолетчики поручкались с Савельевым, потрепали холку сидевшему у его ног Атасу, и, как ни в чем не бывало, направились к своей винтокрылой машине. А Ким Стальевич, едва они пропали из виду, снова вперил свой взгляд в Рогозина, и в этот раз его губы, кажется, что‑то шептали, но Виктор ничего не разобрал.

Он зажмурился, а когда осмелился снова посмотреть на своего бывшего начальника, того уже и след простыл.

— Смотри‑ка, еще и на дорожку им помахал, — тихо — тихо пробормотал Юрик.

— Все страньше и страньше, — протянул Рогозин, приходя в себя. — Почему он их оставил в живых?

— Никто не знает резонов шамана. Можно долго гадать, а в конце все равно ошибешься.

До них донеслось недовольное гудение разбуженного двигателя вертолета, вскоре он поднялся над елками, блеснул напоследок своей совершенно невертолетной раскраской и через минуту превратился в точку на горизонте, чтобы еще через мгновение окончательно раствориться в синем небе.

— Может быть, он вселил в них своих абаасов и приказал лететь к людям? Может быть, решил, что этих лучше отпустить, чтобы преждевременно не нагрянули спасатели? — Рассуждал Юрик, забрасывая ружье на плечо и становясь на ноги. — Может быть, это просто его родственники или подельники? Не зря же они привезли рыбаков прямо к нам — только лишь по другую сторону алтаря? Не знаю. Темное очень дело. Но в твоих словах о необходимости переплыть реку есть здравый смысл.

Виктор обрадованно улыбнулся, собираясь заметить, что не всегда один лишь Юрик прав, но якут мгновенно погасил так и не родившуюся толком улыбку:

— Только разведывать мы ничего не станем — это слишком опасно. Да, слишком опасно.

Рогозин недоуменно уставился на приятеля, уже совершенно не понимая, чего от него хотят.

— Да, — повторил Юрик, — очень опасно. Разведывать не будем. Мы будем воровать бензин. Правда, у рыбаков его остаться много не должно — они же собирались здесь всего пару дней еще пробыть. Но нам хотя бы литров десять — для маневра. Лодка есть, мотор есть. Нужно было у Геши узнать, где они бензу хранят. Бельзина очень нужна, начальнека, — уже дурачась, закончил Юрик.