Здесь птицы не поют

Глава 13. На земле чудовищ

Переправа на этот раз прошла быстро — река в этом месте изрядно мелела и почти половину переправы заняло скакание по оголившимся камням. На сушу вышли мокрые всего лишь по пояс и даже не замочив оружия. Не то чтобы вышли, вернее будет сказать — выползли, сторожась каждого движения спокойного ветерка и нервно дергаясь от любого постороннего звука.

Десять минут сидели за камнем, ожидая появления нечисти, но никто по их души так и не явился.

— Ты, Витька, на стреме постой. Если увидишь кого — сразу вали, — распорядился якут. — А я, пошустрю по палаткам. Где‑то должен быть оставшийся бензин.

Он скрылся под пологом роскошной четырехместной палатки, а Рогозин улегся на пузо и принялся высматривать подкрадывающихся врагов.

Но все было тихо — в этот раз нечисти, кажется, совсем не было до них никакого дела. И все же Виктор не расслаблялся. Он уже видел, насколько быстрыми могут быть «черные», а о прыти четырехруких и рогатых мог только догадываться, но, тем не менее, больше боялся именно их. Ему мнилось, что пришедшие через портал твари должны быть куда опаснее обращенных здесь. В любой компьютерной игрушке, во всяком случае, дела обстояли именно так. Однако либо звезды так сошлись, либо удача наконец‑то повернулась к несчастным «геологам» лицом, из мрачного леса никто на берег не вышел.

Через полчаса, вывернув наизнанку все мешки, перерыв все ящики и коробки, вернулся Юрик, недовольный и даже злой.

— Ничего нету! Савельев все ценное забрал. Даже ножей нет. Оружия нет, припасов нет. Все подмел. Ничего не забыл!

— Мы у него увели, он у нас, в этом даже есть что‑то справедливое, — рассудительно заметил Рогозин, опуская свой карамультук и успокаиваясь.

— Догадался, наверное, что мы сюда попробуем пробраться. Жаль, — на лице Юрика прямо‑таки написано было, насколько он разочарован. — Я рассчитывал поживиться.

Они застыли на одном месте — посреди полуразоренного лагеря «рыбаков», раздумывая каждый о своем. Рогозин удивлялся тому, что на берегу нет ни одного монстра, хотя Савельев — в этом не было никаких сомнений — прекрасно знал, кто наблюдает за ним через реку. И теперь Виктор мучительно искал причину бездействия Кима Стальевича.

Юрик к чему‑то внимательно прислушивался, даже приложил к ушам ладони, но через минуту разочарованно опустил руки.

— Что дальше‑то, а, паря?

— Тихо здесь? К тому что птицы облетают эти места стороной, я уже привык. Но, кажется, здесь даже мошка передохла. Во всяком случае, как перешли на этот берег, меня еще ни одна тварь не тяпнула. Даже странно как‑то.

— Ты тоже заметил, Витька? Вообще никого! Пустыня. Атас не гавкает. Савельев куда‑то пропал. Он же тебя видел? Внутрь, ты говоришь, смотрел?

— Заманивает, наверное?

— Нужно осмотреться вокруг, Витька. Боюсь поверить, но вдруг они ушли к себе? Получили что‑то и ушли?

Рогозин ненадолго задумался, тряхнул головой:

— Трудно в такое поверить. Ты что‑то задумал?

— Да, да! — глаза Юрика возбужденно блестели. — Нужно идти к алтарю Улу Тойона. Смотреть будем.

В который раз Юрик сумел удивить Рогозина. Всегда осторожный, даже с перебором, порою он вдруг становился одержимым невозможной отвагой и готов был лезть буквально в самое пекло ради странных и совсем неочевидных целей. И каждый раз, когда такое случалось, жалеть о безумном навязанном Юриком приключении позже не приходилось — каждый раз оно оказывалось очень кстати. Поэтому теперь Виктор не сомневался ни мгновения.

— Пошли.

Юрик благодарно кивнул и быстрым, но осторожным шагом двинулся к ближайшему холму. Рогозин поплелся следом.

Когда они продрались сквозь лес на вершину, солнце стояло уже в зените и прекрасно освещало раскинувшийся перед ними жертвенник, не оставив ни единой значимой тени. Все было видно как на ладони: легкую светящуюся дымку на том месте, где прежде высилось безобразное дерево над древним камнем, и несколько уже знакомого вида существ, входивших и выходивших из нее. И каждый раз, выходя наружу, эти существа выносили с собою еще одного, подобного им, но с каким‑нибудь увечьем — то безрукого или безногого, то сплошное месиво из непонятных останков. Вокруг был разбит целый лагерь, в котором, к удивлению Рогозина, он заметил несколько праздноваляющихся четырехруких с неполным комплектом рук и ног, парочку черных пятен с огромными рваными прорехами в телах, верхнюю половину туловища «рогатого», аккуратно «привитую» к какому‑то дереву на манер мичуринской груши на яблоне. Выглядело все так, будто перед ними оказался полевой госпиталь ведущего войну войска.

Ни Савельева, ни Железноногого, ни пса Атаса в этом чудовищном лазарете не наблюдалось.

Юрик потянул Рогозина за рукав вниз, прочь от увиденного.

И только у подножия сопки отважился открыть рот:

— Витька, ты что‑нибудь понял?

Рогозин на всякий случай покачал головой, но произнес:

— Выглядит все так, будто нашим демонам в их аду кто‑то задал жару!

— Я о таком даже от старых людей не слышал, — удрученно сообщил Юрик. — Ну, то есть слышал, что абаасы с юэрами грызутся, когда Улу за ними не смотрит — потому что без гадостей они не могут существовать и только Улу может усмирить их нрав. Но здесь и абаасы, и юэры, и чучуны и все остальные воюют с кем‑то неизвестным.

— Может, восстание в вашем аду? Скинули твоего Улу, на свободу вырвались? Или еще какой‑нибудь древний божок восстал? Ну вроде того твоего обжоры, который сожрал вокруг себя все, до чего мог дотянуться?

— Не говори ерунды, Витька. Нет, что‑то здесь не то, — маленький якут сел на камень, но не расслаблялся — ружье осталось в руках. — И я не понимаю, что происходит. Улу нельзя скинуть, он ведь Улу Тойон, а не рядовой демон. Разве ты можешь скинуть небо? Можешь отказаться от света и пищи? Не будет Улу — не будет абаасов, да и всех остальных тоже. Они без Улу — ничто, просто выдумка. Но сейчас они с кем‑то дерутся и я не понимаю — с кем! Жалко, Витька, что я не шаман! Был бы я шаман, я бы спросил айыы — что происходит? И духи предков обязательно ответили бы мне, но я не шаман! А единственный здесь шаман — Савельев и он еще страшнее любого абааса!

За разговором они совсем выпустили из виду реку, сосредоточив свое внимание на наиболее угрожающих направлениях на суше. Оба были уверены, что со стороны реки им ничто не грозит и поэтому раздавшийся в тишине голос:

— Эй, парни, что здесь такое? — заставил обоих подскочить на месте и развернуть ружья на звук.

— Эй, парни, вы чего?! — от наведенных на него двух стволов, жерло одного из которых больше напоминало авиационную пушку, стоявший в маленькой лодчонке дядя Вася, попятился и едва не перевалился через борт. — Я от смотрю, вы стоите — подплыл. Я ничего плохого!

Тот самый дядя Вася, один из первых знакомцев Рогозина в этом забытом людьми и Богом уголке, держал весло перед грудью, словно хотел прикрыться им от возможных выстрелов. По мере того, как на лицах Юрика и Рогозина проступало узнавание, а испуг сменился выражением крайнего удивления, дядя Вася все более смелел и даже осклабился вполне дружелюбно:

— Вы чего пугливые такие?

— Здравствуй очень, старый. Ты еще откуда здесь? — опуская свое ружье на уровень пояса и поворачиваясь к деду боком, ответил вопросом на вопрос Юрик.

— На охоту ходил, — дядя Вася наклонился в лодке и поднял за уши несколько дохлых зайцев. — Ушанов настрелял. А что?

— Вы же с нефтянниками вроде собирались идти? — спросил теперь Рогозин, помня, почему старик отказался работать на Савельева.

— Так ить не приходили они. Я две недели прождал, время проходит, дай думаю, на охоту прокачусь. Даже не знал, что вы здесь. А где остальные? Где этот дурак Моня? Он мне денег должен. Шесть косарей. Вам уже заплатили?

Рогозин посмотрел на Юрика, тот шмыгнул носом и засмеялся:

— Старый, нам бы твои проблемы! Ты что, сивая борода, ничего не видел?

Дядя Вася, опустил весло в воду и сделал несколько гребков, приблизившись к берегу.

Виктор заглянул на дно лодки — там действительно в ворохе окровавленного меха лежало какое‑то ружьишко, отощавший мешок с припасами и еще какая‑то ветошь.

— Так а что я должен был видеть? Здесь в такую пору все одно и то же: берег да река, — говорил между тем дядя Вася, выбираясь на берег и привязывая лодку к какой‑то коряге. — Вертушку видел пару раз. Тудыть — сюдыть мотаются, керосин жгут. А больше — чего? Больше ничего не видел. Вы собаку мою не встречали? Отбился Карайка. Я и звал его и кричал — нетуть. Утром еще отбился, сразу после ночевки. Скакал — скакал вокруг, а потом пропал. Ты ж, Юрец — холодец, знаешь моего Карая? Не попадался? А вы от кого здесь тихаритесь? И где народ? Где Андреевна?

Друзья потупили взоры, и Виктор ответил, не смотря на дядю Васю:

— Нет больше Андреевны. И о псе своем забудьте. И народа… тоже мало осталось.

Осмысливал сказанное дядя Вася недолго. Бочком — бочком, сгорбившись и пошаркивая ногой, он пробрался к своей посудине, тяжело перевалился через борт.

— Та — а-ак, — протянул он, усаживаясь на лодочную скамью и нашаривая левой рукой что‑то под ногами. — Рассказывайте.

— Здесь нельзя, — отказался Юрик. — Слишком опасно. Нужно уходить отсюда.

— Да что стряслось — от? — негодование дяди Васи было каким‑то наигранным, неестественным, как игра уставшего актера ТЮЗа.

— На тот берег перевезите нас, все расскажем, — посулил Рогозин.

— Я вас повезу, а вы меня — того? Откуда мне знать, ребяты, что это не вы всех тута порешили? — в руках дяди Васи появился… натуральный автомат Калашникова и сразу щелкнул предохранитель.

Не «Сайга», не «Вепрь» или «Вулкан», а нормальный коротыш АКМСУ, простой и узнаваемый, но очень неожиданный в руках, казалось, совсем безобидного человека.

— Ого, — присвистнул Юрик, видимо, подумавший что‑то похожее. — Дядь Вась, а ты непрост, ага?

— А эт не твоего ума дело, паря, — ответил дядя Вася, недобро улыбнувшись. — Рассказывайте, поганцы, чего натворили?

Теперь дядя Вася совсем не походил на того расслабленного бомжа — сибарита, искателя легких заработков и дармовой водки, каким его знали прежде. В этот миг больше всего он напоминал сурового следователя из старых советских фильмов — не как полуприблатненный капитан Жеглов, а, скорее, как постаревшие «неуловимые мстители»: готовый и с поезда прыгнуть и на руках по карнизу Эйфелевой башни пройти, если для дела нужно. Его прищуренный глаз, смотревший на Рогозина и Юрика сквозь рамку прицела, враз лишился привычной мутной поволоки, руки держали оружие твердо, и все тело приняло какую‑то незнакомую боевую стойку.

— «Наверное, для стрельбы с качающейся поверхности?» — успел подумать Виктор.

Он не был большим специалистом в стрельбе, вернее сказать — вообще никогда не был стрелком, но больно уж недвусмысленно раскорячился в своем корыте преобразившийся дядя Вася.

Не сказать, чтобы Рогозин испугался — события последних дней напрочь выбили из него способность полноценно бояться и чему‑то удивляться, но все же мгновенное превращение старого алкоголика в опасного противника как‑то смутило его.

Стрелять в дядю Васю совершенно не хотелось.

Юрик тоже опустил свое ружье вниз, поставив приклад к ноге и положив руку на дульный срез.

— Ты, старый, не торопись выводы делать, — попросил якут. — История длинная. Очень.

— У меня минуты есть, — кивнул дядя Вася. — Ружья — в лодку, а сами — на тот берег, полялякаем.

Рогозину совсем не хотелось сдавать свой карамультук, но он понимал, что старик сумеет настоять на своем и поэтому под комментарий дяди Васи:

— А ружьишко‑то Гочино? И его завалили, поганцы? Быстро в воду!

Рогозин, тяжело вздохнув, полез в реку, следом за ним направился Юрик и вскоре они были уже на другом берегу со связанными руками — сами связали друг другу под настойчивые просьбы взбесившегося дедка.

Еще полтора часа ушло на длинный сбивчивый рассказ, в который, по мнению Рогозина, поверить мог разве что пациент с Пряжки, да и то не каждый. Улу Тойон, шаман Савельев, вечномолодой Железноногий и томские браконьеры в этой истории хитромудро перемешались со сталинскими лагерями, подземными лабораториями, мучительными смертями членов экспедиции, древними алтарями, Концом Света и всеобщим помешательством — так, что к концу повествования и сам Рогозин уже почти не верил, что все это произошло с ним всего за несколько последних дней.

Но дядя Вася и здесь повел себя необычно. Он повесил свой автомат на грудь, ножом перерезал веревки на руках своих пленников, бросил каждому его ствол и попросил:

— Подсобите‑ка, ребятки! — Он стоял в лодке, что‑то выкапывая из‑под завала рухляди.

Под несколькими дохлыми зайцами и тряпьем на самом дне обнаружился хороший металлический ящик, окрашенный матовой краской болотного цвета. Выглядел ящик тяжелым даже на вид.

Весу в нем, по ощущениям Рогозина, принявшего ящик на берегу, было килограммов двенадцать, может быть, чуть больше, а когда он открылся, оказалось, что в нем нашлось место для еще одного «коротыша» АКМСУ, нескольких набитых патронами магазинов, двум пистолетам и спутниковому телефону Inmarsat M — в виде кейса — дипломата.

Телефон тотчас развернули, но звонить боевой дед никуда не стал.

— Антенну нужно на спутник настроить, — пояснил дядя Вася, вертя в руках компас. — Давай, Юрец — холодец, снимай ее и поднимись на скале повыше, покрути ее так, сяк, а я за сигналом пригляжу.

Пока Юрик поднимался, Рогозин успел спросить:

— А куда мы звонить станем? В МЧС?

— Что? — дядя Вася даже не повернул головы. — МЧС? Не, ребяты, есть конторы серьезнее. Нам бы только дозвониться! Стой! — крикнул он уже Юрику. — Повернись направо, подними руки. Да, стой так. Чуть левее. Все! Держи!

Дядя Вася принялся нажимать на кнопки, бурча себе под нос:

— Только бы дозвониться!

Рогозин уже знал, что спутниковая связь, особенно старая, по протоколам двадцати — тридцатилетней давности — это нечто особенное, слегка отличное от привычной простому человеку телефонии. Сигнал с аппарата должен был уйти на геостационарный спутник, с него, возможно, на второй и третий, там перекоммутироваться на подходящую «береговую станцию» на Земле, от нее попасть в общегражданские телефонные сети и только после этого соединиться с абонентом. Там же где‑то между делом происходила тарификация звонка и со счета списывались огромные по разумению любого обывателя деньги. Когда Савельев связывался по гораздо более новой спутниковой станции с Большой Землей — до соединения порой проходила не одна минута, теперь же дядя Вася завис на целых пять.

По истечении которых он в сердцах бросил трубку:

— Твою мать! Опять не успели проплатить! Юрец, топай сюда, нечего там торчать — маячить!

— Ну что? — спросил Юрик, когда оказался рядом. — Дозвонился, старый?

— Какое там! — махнул рукой дядя Вася. — Козлы московские, опять деньги жмут!

— Я ничего не понимаю, — признался Рогозин, опускаясь на камень. — Какие козлы московские, что вообще происходит? Дядя Вася, вы кто такой вообще? Тайный агент Путина? Джеймс Бонд на пенсии? Пограничник Карацупа? Кто вы? Почему вы поверили всему, что мы рассказали? Объясните мне — почему?! Иначе я скоро двинусь окончательно!

Дядя Вася тяжело вздохнул и начал набивать автоматными магазинами свой отощавший сидор.

— Ты же слышал про лабораторию, Витек?

— Ну!

— Так неужели ты думал, что наша страна оставит такой объект без пригляда? Шестьдесят лет мы за ней смотрим. Сначала отец, теперь, последние тридцать пять лет — я. А после меня еще кто‑то будет.

— У тебя, поди, и звание есть, старый? — усмехнулся Юрик.

— А как же! Невысокое, правда. Капитан. И звание, и оклад содержания, пароли — явки и права кой — какие. При необходимости я и здешнего Первого поставить в подходящую позу могу. Если, конечно, связь будет. А ее нет.

— И что ты теперь делать решил, старый? Кого в какую позу ставить?

Не обращая никакого внимания на сарказм якута, дядя Вася вытаскивал из своего сидора какую‑то военную сбрую вроде подсумков, ремней, поясов.

— У нас, мил человек, товарищ Мясопятов, на каждую ситуацию есть соответствующие меры, приняты инструкции, разработаны планы, — объясняя, дядя Вася прицепил к своему автомату какой‑то замысловатый ремень, обвязал выпрямленный приклад тесемками с липучкой, к ним прицепился вторым концом ремня, несколько раз примерился, прицеливаясь, подтянул чуток ремень, — Не боись, товарищ Мясопятов, прорвемся. Показывайте мне ваше логово — где люди сховались.

— По лесу черные рыщут, — протянул Юрик.

— А у меня инструкция, мне некогда черных бояться — нужно параграфы соблюдать. Понял?

Спорить с инструкциями не решился никто и спустя десять минут, когда роли в предстоящем марш — броске были детально расписаны: «ты, товарищ Мясопятов, как человек знающий, пойдешь впереди. Ты, товарищ Рогозин, как человек никчемный, но обладающий огромной огневой мощью, будешь прикрывать нашему проводнику спину. А я, как единственный из нас, кто что‑то умеет, пригляжу за вами и побуду в арьергарде. Вопросы есть? Нету? Ну тогда, топай Юрец, прямо к вашей заговоренной пещере», Юрик повел всех к убежищу на встречу с Борисовым и Шепой.