Зеленый дол

9. СПЕКТАКЛЬ

Наступило лето. Занятия в школе кончились.

Всё выше и выше росли на полянке девятнадцать высоких и крепких стеблей невиданной пшеницы, и рядом с ними обыкновенный стебелёк Мильтурумки, за которым ухаживал Димофей, казался маленьким и чахлым.

— Девятнадцать чудес растёт, — говорила Дуся, забегавшая иногда полюбоваться на Чародейку.

Ребята ревниво ухаживали за своими стеблями. Ещё одна записка, появившаяся вскоре после празднования дня рождения Лёли, их не особенно взволновала. Все были уверены, что пишет умеющая хранить секреты учительница.

Но, когда кончились занятия, и Клавдия Васильевна уехала на целый месяц в Москву, к родным, — на полянке снова появилась записка.

История становилась всё более загадочной.

По предложению Коськи ребята густо осыпали зубным порошком листья кустарника, окружающего полянку, устроили в саду пост и стали следить: кто пойдёт выпачканный мелом. Но из этой затеи ничего не получилось. Только Димофей целую неделю ходил с головы до ног обсыпанный зубным порошком.

Кроме выращивания Чародейки, у ребят появились и другие заботы. За деревней как-то незаметно выросла большая земляная плотина, насыпанная эмтеэсовскими волокушами, и, стеснённая с обеих сторон. Мараморушка　текла теперь во узкой седловинке между двумя насыпями. Оставалось только обложить дёрном откосы — и можно засыпать седловинку. Ребята часто бегали на плотину, помогали резать и подносить дёрн. За эту работу хорошо начисляли трудодни. А по вечерам собирались в клубе и под руководством дяди Васи готовили пьесу «Снежок»[1]. Как и всё, за что принимался дядя Вася, пьеса готовилась серьёзно и тщательно. Роль мальчика-негритёнка была поручена Пете, а роль американского учителя — Толе. Лёля играла капризную девочку, и эта роль у неё хорошо получалась. Незадолго до представления дядя Вася съездил в город и взял напрокат из областного театра парики и даже два фрака.

Лето пришло тихое, прозрачное и такое безветренное, что по утрам, после прохода стада, над дорогой стойко держался сытный парной запах.

Тихо было и на полянке. Только пушистый шмель, пролетая по своим делам, ненадолго нарушал тишину, и долго было слышно, как, дёргаясь из стороны в сторону, он мечется над кустами, как перелетает Мараморушку, как где-то далеко-далеко кружит над придорожной ромашкой и, наконец, выключив свой моторчик, успокаивается в её белой чашечке.

К вечеру, не теряя прозрачности, незаметно синел воздух, небо приближалось к земле, и над Мараморушкой повисал слоистый туман, от которого почему-то пахло горелым, и был он такой вязкий, что, казалось, от него можно выпачкаться.

В тумане слышнее становилось, как разговаривает река: с камнями — беспокойной и сердитой скороговоркой, с осокой — дружеским, вкрадчивым топотом.　 На небе загорались крупные, яркие звёзды, и когда, запрокинув голову, смотришь в эту звёздную глубину, ясно чувствуешь, как кружится земля.

За два дня до спектакля погода резко переменилась. С востока подул ветер, и вечерние зори начали предвещать дождь. Днём над соседним районом стояли тучи и к земле тянулись косые серые ленты. Ребята радовались этому: если начнутся дожди, полевые работы остановятся, и на спектакле будет больше зрителей.

Так и оказалось, В день представления с утра пошёл дождь, и к двум часам клуб был переполнен. Пришли девчата из соседних деревень, пришли трактористы во главе с Голубовым. Фёдор стоял в дверях и проверял билеты. Толпа маленьких ребятишек стонала возле него:

— Пропусти. Федя!

— Мы на лавках не будем сидеть!

— Мы на полу сядем!

Фёдор перегораживал вход своим телом и не считал нужным отвечать мелюзге. Вдруг в толпе малышей он увидел Димофея. По решению собрания пятой полеводческой Димофей должен был во время спектакля дежурить на полянке, а он оказался здесь, у клуба.

— Ты почему сюда пришёл? — строго спросил Фёдор.

— Промок. Холодно! Пусти поглядеть, Федя! — заныл Димофей.

— Для плотвы завтра показывать будем. Сегодня нельзя.

— Пусти, Федя!

— Сказано, нельзя!

— А я тогда всем расскажу, — протянул Димофей. — Знаешь, про что?

— Ну, иди, иди, — поспешно проговорил Фёдор, пропуская хитрого дежурного в зал.

— Ему можно, а нам нельзя! — закричали возмущённые несправедливостью малыши.

— Мы Клавдии Васильевне скажем!

— Пускай только не пустит: на крышу полезем, греметь станем!

— Все равно, не дадим представлять. В окна кричать станем!

А в это время на сцене гримировались артисты. Петя густо смазывал лицо чёрной краской. Толя стоял перед зеркалом в широченном фраке и привязывал под нос надёрганный из полушубка козлиный волос. Леля, совершенно готовая к выходу, сидела в углу и, заткнув пальцами уши, зубрила роль.

Когда на сцене появился Димофей, Петя рассердился, но не стал с ним разговаривать — сейчас было не до внушений.

Димофей быстро выговорил себе право открывать занавес, устроился у кулисы и для верности схватился обеими руками за верёвку, чтобы никто не смог оттащить его от этого места. Вспотевший дядя Вася ходил по сцене, размахивая руками и шепотом разъяснял Толе, что учитель Такер — отрицательный тип, и поэтому хорошо, что фрак на нем мешковатый и длинный.

— Скоро можно занавес подымать? — крикнул Димофей.

Дядя Вася погрозил ому пальцем. Ждали суфлера — Фёдора.

Наконец, появился и он. Артисты стали занимать свои места. Дядя Вася торжественно позвонил в колокольчик, снятый для этого случая с коровы-рекордсменки, и сказал:

— Начинаем. Помните, как договорились: в зал не смотреть. Смотреть на меня. Я буду вон там, за кулисой.

— Теперь можно занавес подымать? — спросил Димофей.

Дядя Вася снова погрозил ему пальцем. Фёдор полез в суфлёрскую будку. Лёля пошла объявлять состав действующих лиц.

— Сейчас будет показана пьеса «Снежок», — услышал Димофей звонкий, неестественно смелый от волнении, голос Лели. — В роли Снежка — Петя Иванов.

Иэ-эа кулис вышел Толя со сбитыми набок усами.

— Уходи со сцены, — зашипел Фёдор из будки. — Сейчас начинаем!

— Петя! — не обращая на него внимания, позвал Толя.

— Чего тебе?

— Опять записка.

— Какая записка?

— Вот. Читай.

И он протянул бумажку с крупными печатными буквами. Фёдор вылез из будки и подошёл к артистам. На бумажке было написано: «Почему никто не дежурит на опытном участке?»

— Где ты её нашёл? — спросил Петя.

— На столе. Где гримировались.

Услышав, что Лёля закончила объявление, Димофей потянул за верёвку, и занавес раздвинулся. На виду у зрителей Толе пришлось бежать за кулисы, а Фёдору — лезть в суфлёрскую будку. Зрители отнеслись к этому снисходительно и даже похлопали суфлёру, только дядя　Вася застонал, как от зубной боли.

Артисты разбежались по своим местам, а Коська — директор школы Томсон, — подмигнув Фёдору, произнёс первую фразу:

— Прошу нас, юные джентльмены! Этот прохладный класс — вполне подходящее место для того, чтобы вам остыть. Что вы на это скажете?

Спектакль начался.

А на улице всё сильнее хлестал дождь. Он смыл известь с яблонь, залил мутной водой все колеи и выбоины, загнал кур в подполья, затанцевал на железных крышах, сорвал со стены клуба афишу, поволок её по земле и небрежно прилепил посередине дороги. За несколько минут дождь до отказа напитал почву, и опоенная земля стала сбрасывать воду в Мараморушку.

Под ровный шум дождя кончилось первое действие.

В антракте дядя Вася похвалил артистов, предупредил Фёдора, чтобы он тише суфлировал, и снял Димофея с работы за допущенную им оплошность.

Когда кончилось действие, Петя увидел со сцены, что Димофей пристроился на передней скамейке между отцом и Голубовым и, видимо, нисколько не жалел о своем увольнении.

Зрители следили, как злой учитель Такер, с усами из козьего волоса, кричал негритянскому мальчику Дику:

— Молчать! Прилично выражаться! Поставьте парты на место! Дик Демпсей, сядь за парту. Положи руки на стол! Как ты смеешь, Дик Демпсей, так обращаться с девочкой?

Такер достал из-за пазухи фрака длинную линейку и, посмотрев на суфлёрскую будку, ударил Дика по рукам. Потом посмотрел за кулису, где сидел дядя Вася, и ударил ещё два раза.

Однако Петя, играющий Дика, совершенно забыл, что в этот момент на лице его должно изобразиться страдание. Его отвлёк дедушка Егор, появившийся в зале. Промокший до нитки дедушка Егор подошёл к председателю колхоза и стал что-то говорить ему, показывая на окна. Харитон Семёнович и Голубов надели шапки и с тревожными лицами пошли к выходу. Димофей тоже сорвался с места и полез под сцену. Петя знал, что дедушке Егору поручено следить за мерной рейкой, установленной у плотины. Наверно, сильно стала подниматься вода в Мараморушке. Не иначе…

Учитель Такер, между тем, говорил свой текст:

— Это может себе позволить только грубое животное, каковым ты себя и показал. Ты за это ответишь.

И, посмотрев на дядю Васю, снова ударил Дика линейкой.

После этого Дик должен был сказать берущим за душу голосом: «Я не делал ей больно, мистер Такер. Я просто отвёл ее руку».

Но Петя никах не мог произнести этих слов. В суфлёрской будке рядом с Фёдором появился Димофей, и они стали оживлённо беседовать. А потом Фёдор поманил Петю пальцем и, когда тот подошёл, сказал тихо:

— Нашу пшеницу затопляет.

И, к великому ужасу дяди Васи, Петя спрыгнул со сцены в зал и выбежал на улицу. За ним, болтая хвостами фраков, бросились мистер Такер и мистер Томсон, а вслед за ними — Лёля в коротком платье и балетных тапочках.

Федя выбрался из будки, отряхнул с себя пыль и, хладнокровно поглядев на недоумевающую публику, произнёс:

— Антракт, товарищи.

И, спрыгнув вниз, побежал догонять своих приятелей.

Дождь лил со свистом. Вокруг стояла сырая мгла.

Промокшие насквозь ребята мчались по фруктовому саду к своей полянке. По лицу Пети текла чёрная краска. Он только сейчас вспомнил, что два дня назад перекрыли плотину и при таком дожде уровень воды в речке должен быстро повыситься. Дело было плохо. Слева от сада уже образовался широкий заливчик, и молодые берёзки стояли по колено в воде. Словно насмехаясь над ребятами, зарокотал гром.

Царапаясь о кусты, Петя пробрался на　полянку и от неожиданности отпрянул назад. На опытном участке работал Голубов. Доской с надписью: «Посторонним сюда ходить строго воспрещается», словно лопатой, он сгребал землю и возводил вокруг пшеницы дамбу.

— Вы почему сюда попали? — спросил поражённый Петя.

— Без разговоров! Помогайте! — крикнул Голубов.

На счастье, в кустах были спрятаны две лопаты. Ребята быстро принялись за дело.

— Что же это ты дежурных в такое время не оставляешь? — укорил Петю Голубов, когда стало ясно, что пшеница в безопасности.

«Вот, оказывается, кто записки писал», — догадался Федор.

— Значит, это вы писали? — спросил Коська, запахиваясь в свой фрак.

— Я. Каюсь. А что, что-нибудь неверно посоветовал?

— Да нет, верно, — сказал Петя. — А откуда вы про нашу полянку узнали?

Толя замер. Ему уже было ясно, что о полянке Голубову рассказал Гошка.

— Сам набрёл, — объяснил Голубов, понимающе взглянув на Толю.

— Ну что ж теперь сделаешь! Только глядите, чтобы ни одна душа про это не знала! — предупредил Петя.

— Буду молчать, как рыба.

А к полянке уже направлялись заинтересованные и озабоченные дядя Вася, дедушка Егор, Александр Александрович и Харитон Семёнович.