Зеленый дол

10. БОЛЬШИЕ ОГОРЧЕНИЯ

Дождь кончился ночью. Рано утром дядя Вася запряг Бурана и поехал на ферму. Небо очистилось, и большое, теплое солнце, переночевавшее где-то поблизости, за Николиным борком, поднималось над «Зелёный долом», В чистом, промытом воздухе далеко разносился петушиный крик, и крику этому вторили кочеты в других деревнях.

Всё обновилось на улице: листья старого, пропылённого вяза, раскинувшего корявые ветви над крыльцом клуба, сделались ярко-зелёными, наличники клубных окон блестели под лучами солнца, словно только что покрытые жёлтой масляной краской, батистово белели стволы берёз. Куры, закрывая от удовольствия глаза, пили из луж голубую небесную воду.

Пахло жирной чёрной землёй. С крыш, соблюдая строгую очередь, падали последние крупные капли. Дядя Вася задел осью ствол вяза. С ветвей старого дерева полился проливной дождь, и совсем рядом с Бураном на мгновение возникла радуга. Дядя Вася ехал мимо палисадников, и, почти задевая его, словно выстреленные из рогатки, проносились ласточки. На палисадниках сушилась одежда: коротенькое платье Лёли, пиджак Пети, штанишки Димофея, комбинезон Голубова. Рядом с комбинезоном к забору была прислонена доска с расплывшейся надписью: «Посторонним сюда ходить строго воспрещается» — её тоже выставили на просушку. Возле клуба висели два грязных фрака.

Дядя Вася наладил на ферме работу и поехал обратно. По пути его встретила расстроенная Дуся.

— Ты куда в такую рань собралась? — спросил он.

— На полянку. Александр Александрович теперь нашим ребятам проходу не даёт. Хоть бы ты уговорил его не вмешиваться в ихние дела.

Дядя Вася привязал Бурана и вместе с Дусей пошёл к фруктовому саду.

Несмотря на ранний час, на полянке было много народу. Кроме ребят и агронома, здесь толкались бригадиры, дедушка Егор, Харитон Семёнович, Голубов и какой-то приезжий уполномоченный из района.

Чародейка уже наливала зерно. Выколосилась она необычно, выбросив на каждом стебле вместо одного колоса целый пучок колосьев, и дедушка Егор смотрел на чудесную пшеницу с откровенным страхом. Харитон Семёнович, чуявший сердцем хлебороба всю важность события, стоял перед Чародейкой, сняв шапку. А приезжий уполномоченный записывал фамилии ребят, чтобы дать обстоятельную информацию в газету.

Петя, Фёдор, Коська, Толя и Лёля понуро сидели на скамейке и слушали Александра Александровича. Агроном возбуждённо шагал по полянке, не позволяя никому приближаться к вскопанному участку, и говорил:

— Учтите, друзья, всю важность того обстоятельства, что ваша пшеница выбросила колос на две недели раньше обычного для наших мест срока. По каким-то　непонятным, случайным причинам вам удалось сократить срок созревания, так называемый вегетационный период, этого ценнейшего злака на целых полмесяца. Учтите это, пожалуйста, друзья мои.

— Мы учитываем, — отозвался Петя.

— Длительный вегетационный период Чародейки, — продолжал агроном, — был до сих пор главным препятствием для внедрения её в сельскохозяйственное производство. Над решением вопроса о том, как сократить вегетационный период Чародейки, несколько лет бьются наши учёные. А у вас эта задача решилась. Вы понимаете — решилась задача государственного значения!

— Понимаем, — снова отозвался Петя.

— И если теперь нам с вами удастся восстановить шаг за шагом все те приемы и мероприятия, которые вы вслепую применяли на своей полянке, мы с вами сделаем прекрасный подарок Родине…

— А чего восстанавливать! — перебил агронома Фёдор. — Мы　каждый день дневник ведем.

— Ах, вот что! Где же ваш дневник? А тебе что, мальчик?

Последние слова относились к Димофею, который только что появился на полянке.

— Он тоже из нашей бригады, — объяснил Петя.

— Это уж слишком! — Александр Александрович развёл руками. — Такого малыша нельзя подпускать к серьёзному делу. Иди, Дима, играй.

— Не пойду. У меня там свой колосок растёт.

— Не беспокойся. Вырастим мы твой колосок.

— Я сам выращу.

— Сказано тебе, Димка, ступай отсюда, — сказал Харитон Семёнович, — значит, ступай.

— А если вы меня гнать станете, я всем расскажу про полянку-то, — сквозь слёзы проговорил Димофей, не понимая ещё, что его угроза теперь потеряла всякий смысл. — Петя, чего они меня выгоняют?

— Неправильно, Александр Александрович, вы решаете этот вопрос, — солидно кашлянув, сказал дядя Вася. — Не надо бы им мешать.

— Конечно, не надо! — подхватила Дуся. — Они вон какую красоту вырастили, а вы их с работы снимаете.

— Неужели вам непонятно, Евдокия Захаровна, что на этой полянке решена государственная задача?! — воскликнул агроном.

— Именно, — подтвердил уполномоченный.

— Так ведь ребята сами её решили.

— А как решили? Случайно. Вслепую. Один неверный шаг может всё погубить…

— Почему же вслепую? — Дуся улыбнулась. — Вы им помогли, Александр Александрович.

— Не мог я им помогать. Я не знал ничего.

— А всё равно помогли. Сделали им анализ почвы… Оставьте всё, как было, Александр Александрович. Пусть работают.

— Как же я могу оставить всё, как было! Ведь они дети!

— Какие они дети?! Они дети, пока их на руках носят. А как на ноги встанут,　 так подавай им или живой трактор, или мотоцикл, на крайний случай.

— Может, верно, не станем им мешать? — обратился к агроному Харитон Семёнович. — Видишь, приуныли совсем.

— Разве я собираюсь мешать? Я только прошу, чтобы без меня они не ходили на участок.

— Неправильно вы ставите вопрос, Александр Александрович, — сказал дядя Вася.

— А если погубят Чародейку, с кого спросите? С них или с меня?

— Это верно, — подтвердил Харитон Семёнович. — С них чего спрашивать! Они ещё несовершенные. С тебя спросим. Невозможно, чтобы этакая красота пропадала.

— Тогда позвольте мне контролировать их работу.

— Как, ребята? — спросил Харитон Семёнович.

— Пускай контролирует, — Петя вздохнул, — только мы всё равно дежурных будем ставить. И пускай наши приказы не срывают.

— Не будем срывать, Александр Александрович? Как же им без приказов?

— Пусть висят.

— Ну вот и договорились.

Люди стали расходиться. А когда полянка опустела, со стороны Мараморушки сквозь кусты пробрался Димофей с консервной банкой, наполненной мутной жидкостью. Опасливо оглянувшись, он сел на корточки возле стебелька Мильтурумки и стал поливать землю.

— Больше меня к тебе не пустят, — 　грустно сказал он стебельку. — Дяденька не велит к тебе ходить. Ты расти скорее, вырастай, как петькины. А то ты совсем маленький — меньше всех. Большим-то хорошо, а маленьким плохо. Маленьких отовсюду выгоняют. Вот подкормлю тебя последний разочек…

— Что ты тут делаешь? — раздался за его спиной голос.

Димофей вздрогнул и выронил банку. Позади него стоял агроном.

— Поливаю.

— Ну вот, как будто чувствовал! Да разве можно?!

— Можно. Я не чей-нибудь, я свой колосок поливаю.

— Нет, они всё загубят! — агроном всплеснул руками. — Я же объяснял твоим приятелям, что от перекормки пшеница зажирует! Ты понимаешь? Зажирует.

— Не знаю, — на всякий случай сказал Димофей.

Дома Александр Александрович с возмущением поведал эту историю Лёле, но она отнеслась к рассказу отца легкомысленно.

Как навредил Димофей бригаде, ей стало понятно только на следующий день, когда она отнесла отцу на поле завтрак и с пустым ситцевым платочком возвращалась домой.

По пути ей встретился Петя.

— Ты куда? — спросила она.

— Так просто хожу.

— Папа говорит, что скоро из района приедут смотреть нашу поляну. Журналисты какие-то приедут. Фотографы.

— И пускай едут.

— Папа просил для них узнать кое-какие данные. Какого числа сеяли, как удобряли. Я ему сказала, что это всё у нас в дневнике записано. Дадим ему дневник. Да, Петя?

— Не дам, — отрезал Петя. — Он учёный, пускай сам разбирается.

— Как же так? А я обещала.

— Ты обещала? А он нас на полянку не велел пускать.

— Да что ты, Петя!

— То и говорю, — голос Пети дрожал. — Вчера идём с Федькой — дежурным, а дедушка Егор стал поперёк дороги и не пускает. Говорит: «Нельзя». Мы говорим: «Мы на свою полянку». А он говорит:　«Всё одно — нельзя». Мы думаем, не понимает старый, говорим: «Мы на участок Чародейки». А он говорит: «Вот и не велено пускать на участок». Мы говорим: «Как не велено?» А он говорит: «Не велено, и всё тут…»

Дальше Петя не мог продолжать и махнул рукой.

Поднявшись на бугор, он сел на камень. Лёля остановилась рядом. С холма медленно сползали тени облаков, и дорога становилась то темнее, то светлее. Вдали косили. Колхозницы в белых платках окашивали узкие полоски между дорогой и рожью, чтобы не пропала даром ни одна травинка, а дальше, по усеянному цветами полю, ходили конные косилки, оставляя позади полосы тёмно-зелёной влажной кошевины. Деловито жужжали пчёлы, в траве стрекотали на крошечных швейных машинках кузнечики. Вокруг шла спокойная, бесперебойная работа.

— Пойти покосить, что ли, — сказал Петя.

И Лёля поняла, что он страдает оттого, что у него отобрали Чародейку и ему не к чему приложить руки.

— Знаешь, Петя, ты, когда кончишь семилетку, поезжай в город, — сказала она.

— Чего я там не видел?

— Там тебе лучше будет. Там машины ходят, автобусы.

— А у вас нет, что ли, машин? — Петя усмехнулся. — У нас такие машины есть, какие в городе только в кино показывают. Видала комбайны в «Кубанских казаках»? Ну вот. А тут ты правдашный комбайн увидишь.

— Всё равно, в городе лучше. Там садики есть, парки.

— А у нас — погляди: леса да боры. Такие леса, что заплутаться можно. Это тебе же садик.

— А в городе — магазины, — упрямо возражала Лёля.

— На что мне магазины?. Мне в лесу, всё равно, что в сельпо: где белые, где подосиновики, где земляника — всё знаю. Иду и беру. У вас там в городе в контору усадят бумаги писать — всё равно, как в школе. А тут наша работа на солнышке да на тёплом ветерке, и земля у нас добрая. — Петя взглянул на Лёлю и доверительно продолжал: — Я ведь　без анализов землю понимаю. Анализ — это так только, для проверки. А ты мне дай землю поглядеть да понюхать, и я тебе скажу, какое ей надо удобрение. Отец, и то дяде Васе говорил: «Из Петьки, говорит, хитрый хлебороб получится».

— Ну, как хочешь, — сказала Лёля.

— А тебя что, в город отправят? — подумав немного, спросил Петя.

— Не знаю ещё. Папа велел самой решать. Как решу, так и будет.

— И как решила? — Петя внимательно посмотрел на неё.

— Прямо не знаю. Когда на полянке работали, интересно было. А теперь опять скучно. Наверно, поеду.

— Да ты что? — заволновался Петя. — Мы ещё что-нибудь надумаем. Без дела не останемся.

— Надумаем — опять отберут. Правда?

Петя не ответил. Лицо его постепенно　 светлело. Он смотрел прямо перед собой так, словно в воздухе было что-то написано.

— Ты погоди, — сказал он вдруг, поднимаясь. — Чародейка наша будет. Погоди в город-то ехать.

Всю дорогу, до самой деревни, Петя весело насвистывал и, только когда дошли до агролаборатории, проговорил:

— Скажи отцу: Федька сегодня принесёт дневник. Пускай читает.