Зеленый дол

2. ПЯТАЯ СЕКРЕТНАЯ ПОЛЕВОДЧЕСКАЯ

Конверта с семенами Петя дожидался долго.

Ещё зимой он прочитал в календаре колхозника, что учёные вырастили пшеницу под названием Чародейка, которая даёт урожай до семидесяти центнеров с гектара.

Вычитав такие удивительные вещи, Петя начал действовать быстро и решительно. Он снял со стены открытку, на которой под надписью «Судьба заставит нас расстаться, но не заставит разлюбить» целовались парень и девица, и очень коротко, без лишних слов, изложил своё желание иметь хотя бы полкило посевного материала Чародейки. Потом он наклеил марку, содранную со старого конверта, и написал адрес: «Город Москва, Московской области. Академику Лысенко лично в руки».

Получив письмо, Петя вдруг почувствовал огромную ответственность и немного струсил. На следующий день, за час до начала занятий, он побежал в школу советоваться с друзьями. Друзей у него было трое: Фёдор — первый ученик класса, умеющий решать задачки в уме и шевелить ушами, застенчивый Толя и лентяй Коська. Впрочем, Коська отличался изобретательностью: по его предложению в баке, подающем воду на ферму, устроили хитроумный поплавок с контактом, и как только бак наполнялся, насос автоматически останавливался. Кроме того, Коська придумал шпаргалку, укреплённую на резинке и быстро скрывающуюся в рукаве.

Фёдора в школе ещё не было. Петя не стал его дожидаться, а, усевшись с Толей и Коськой на заднюю парту, рассказал всё, что знал о Чародейке, и показал письмо.

Ребята осмотрели плотный конверт, портрет Мичурина с надписью «Мой и ваш учитель», зёрнышки и даже тонкую бумажку, в которую были завёрнуты эти зёрнышки.

Затем и портрет, и письмо, и зёрна Петя вложил обратно в конверт, предупредил, что он отвечает теперь перед Академией сельскохозяйственных наук, и попросил подумать, с чего начинать работы.

Ребята задумались.

— Давайте надуем конверт и выстрелим, — предложил Коська.

Петя с огорчением посмотрел на него.

— Да это я так, для смеха, — несколько смутившись, продолжал Коська. — Я думаю, дорогие зёрнышки. Рублей, я думаю, на десять каждое тянет, если загнать понимающему человеку.

— Гляди, Петя, как бы не отобрали их у тебя, — проговорил Толя. — Созовут правление и постановят: отобрать. Не детская, скажут, это забава. Я вон шлангу у моста нашёл, и ту отобрали. А хорошая шланга для рогатки!

— Кто-нибудь про твои зёрнышки знает? — спросил Коська.

— Никто. Только Дуся знает. И новый агроном. И ещё Лёлька.

— Какая Лёлька?

— С агрономом дочка приехала. Лёлькой звать. Ну, её-то мы припугнём.

— Как рыбина, молчать станет, — заверил Коська.

После короткого совета решили положить семена на яровизацию и, пока они греются на солнышке, выбрать для посева надёжное место и разузнать окольным путём, как надо вести работы на опытном участке и какие вести наблюдения.

Петя сбегал домой и рассыпал семена у оконца на сеновале. Когда он вернулся, Толя и Коська шушукались с Фёдором. Они успели наговорить ему кучу небылиц о Чародейке, и Пете пришлось растолковывать всё с самого начала. Фёдор слушал, склонив голову набок, и с полного лица его не сходило сонное выражение, словно ему рассказывали не о Чародейке, а о какой-нибудь обыкновенной Мильтурумке или Одесской номер шестнадцать.

«Экий хладнокровный, — подумал Петя, — ничем его не прошибёшь», — и собирался уже повторить рассказ, но Толя толкнул его в бок и шепнул:

— Клавдия Васильевна!

Вошла старая строгая учительница. Ребята разбежались по партам.

Клавдия Васильевна хорошо знала своих учеников, но ученики знали её ещё лучше. Вот она достала из портфеля толстую книгу с закладками и какой-то иллюстрированный журнал, а записную книжку, в которой имела обыкновение выставлять отметки, не достала. Класс облегчённо вздохнул: значит, не будет спрашивать.

— Давайте, ребята, сегодня устроим час вопросов и ответов, — сказала учительница.

Раздался радостный гул. Клавдия Васильевна любила изредка устраивать занятия, на которых ученики задавали ей любые вопросы. Почему-то такие уроки ребята стали называть «обратными».

Узнав об этом нововведении, директор несколько обеспокоился и поставил на педсовете вопрос о том, не приведут ли «обратные» уроки к снижению процента успеваемости, к потере преподавательского авторитета.

Но Клавдия Васильевна сказала, что постарается отвечать так, чтобы процент успеваемости не снижался, авторитет её не падал. И директор успокоился.

Как только Клавдия Васильевна объявила «обратный» урок, со всех сторон посыпались вопросы:

— Правда, что на звёздах люди живут?

— Почему дедушку Егора оштрафовали на пять трудодней?

— Почему у животных дети начинают ходить сразу, как родятся, а у людей — нет? — спросил Фёдор.

— Это правда, что шагающий экскаватор не шагает?

— Почему в феврале двадцать восемь дней?

— Почему выпускают тракторы на лигроине, когда дизельное топливо дешевле? — спросил Фёдор.

— Почему к нам кино второй месяц не приезжает?

— Где растут ананасы?

— Что это за пшеница Чародейка? — начал Толя и запнулся, увидев, что Коська показывает ему украдкой кулак. Но Клавдия Васильевна услышала Толин голос.

— Тебя интересует Чародейка, Чулков? — спросила она, подходя к его парте.

Толя взглянул на Коську и пробормотал:

— Нет, не интересует, я так просто…

— У этого сорта пшеницы любопытная судьба, — сказала Клавдия Васильевна. — Хотите послушать, ребята?

— Хотим! — закричал класс, заглушая одинокий голос паренька, упрямо повторявшего: «Почему не приезжает кино?»

— Однажды далеко, в Узбекистане, — начала учительница, — колхозники увидели на своём поле несколько стеблей странного растения. Оно было похоже на пшеницу, только на стебле рос не один колосок, а целый пучок колосьев, целая веточка. Никто не знал, откуда взялась эта невиданная пшеница. И вот одна молодая колхозница по имени Гюльсара посеяла чудесные семена и получила урожай свыше семидесяти центнеров…

— С гектара? — спросил Коська с хорошо разыгранным изумлением.

— Да, ребята, свыше семидесяти центнеров, если пересчитать на гектары. Повезла Гюльсара сноп этой пшеницы в Москву, на сельскохозяйственную выставку. Там её увидели колхозники из Кахетии и выпросили два колоска. А у Гюльсары на следующий год ничего не вышло: пшеница почему-то превратилась в обыкновенную…

Петя слушал, подперев голову ладонями, и учительнице казалось, что он видит горячие земли Узбекистана, тяжёлое море пшеницы, огорчённую Гюльсару. А Петя думал совсем о другом. Он думал о том, что не случайно в портфеле Клавдии Васильевны оказался журнал с портретом Гюльсары, не случайно она так долго объясняет о Чародейке: наверно, агроном успел разнести по деревне слух о письме и о зёрнышках, и, наверно, в правлении уже загадывают, как половчее прибрать к рукам эти зёрнышки…

— У кахетинских колхозников Чародейка принялась, — продолжала, между тем, учительница. — И правительство поручило учёным внедрить этот сорт на колхозные поля. «Только, — предупредили учёных, — работайте так, чтобы не пропало ни одно зёрнышко». Это и понятно: ведь у грузинских колхозников было всего два колоска.

— Отберут, — вздохнул Петя.

— Сколько зёрнышек-то прислано? — спросил Федя.

— Двадцать.

— А где они?

— Я их положил яровизировать.

— Куда?

— На сеновал.

— Ну и дурной, — проговорил Фёдор всё с тем же выражением нерушимого спокойствия.

— А что?

— Их у тебя давно воробьи склевали.

Петя побледнел, вскочил с места, бросился мимо удивлённой учительницы, крикнул в дверях: «Клавдия Васильевна, можно выйти?» — и, не дожидаясь ответа, выбежал из класса.

Вернулся он только к третьему уроку, расстроенный и грязный.

— Ну что? — спросил Фёдор.

— Девятнадцать штук осталось, — ответил Петя, отводя глаза.

— А может, в письме и было девятнадцать?

— Нет. Мы много раз считали. Двадцать штук было. И воробья, который склевал, я видел. Прямо у меня из-под носа склевал. Я этого воробья приметил. Попадётся он мне!

Тяжело потянулось время.

Притихшие друзья грустно сидели за своими партами, отвечали плохо, и даже хладнокровный Фёдор, к всеобщему изумлению, схватил первую в своей жизни тройку.

Вечером они собрались у недостроенной риги. Это было пустынное место, отгороженное от деревни яблонями и кустарниками, и крики сердитых матерей, которые, высунувшись из окон, сзывали ребят ужинать, не долетали сюда.

Ребята уселись на брёвнах и стали обсуждать: что делать? Коська закурил.

— Сегодня вышел из школы, прямо проходу нет, — сказал Петя. — И бригадиры, и доярки — все спрашивают: «Что мол за письмо тебе из Москвы прислали, да что там, да сколько зёрнышек?» Из района уже звонили. Агроном Александр Александрович велел завтра зёрна ему показать.

— Так я и знал! — проговорил Толя. — Вот узнают про воробья и вовсе отберут.

— Надо помалкивать об этом, — предложил Коська.

— Как так помалкивать? — возмутился Петя. — Мне доверено, а я — в кусты?

— Тогда давайте объявим, — Коська хитро сощурил глаза, — что воробьи склевали все двадцать.

— Это зачем?

— А очень просто. Агроном головой покачает и отступится. А мы посеем где-нибудь, чтобы никто не знал, — и будет порядок.

— Это называется: враньё, — сказал Фёдор.

— Ну, глядите сами. — Коська невесело усмехнулся. — Вот отберут посевной материал, как ты Петька, в глаза академику глядеть станешь?

— А я ему напишу: так и так мол, обижайтесь не обижайтесь, а одно зёрнышко склевал воробей. По моему личному недосмотру.

— Ещё не хватало, — возразил Коська. — Огорчать человека. Давайте голосовать за моё предложение. Я — «за». — Он поднял руку и угрожающе посмотрел на Толю. Толя отодвинулся от него, но руку поднял. Неожиданно поддержал Коську и Фёдор.

— Сам говорил, что враньё, а сам голосуешь. — укоризненно проговорил Петя и тоже поднял руку. — Только вот что, ребята: мы должны разбиться в лепёшку, а получить с девятнадцати зёрнышек такой урожай, какой получают с двадцати.

— А соберём ли? — с сомнением протянул Толя.

— Нам теперь не собрать нельзя. А кто не верит или боится, пускай сейчас уходит.

— Это правильно, — согласился Коська. — Значит, так: говорим всем и каждому, что зёрнышки пропали, и через два дня начинаем сев. И чтобы ни одна живая душа об этом не знала.

— А я всё слыха-а-ал! — раздался певучий голос, и из-за риги вышел шестилетний братишка Пети — Дима, которого, с лёгкой руки Коськи, за серьёзность и глубокомыслие называли Димофеем.

Димофей подошёл к ребятам и сел на нижнем брёвнышке.

— Иди отсюда! — строго сказал Петя.

— А меня примете?

— Ещё чего! Иди, в казанки играй.

— Я не хочу в казанки. Я с вами хочу.

— Здесь пионеры все. А ты ещё не пионер. Вот будешь пионер, тогда примем.

— Тогда в пионеры примите.

— Коська, ты ближе сидишь. Дай ему леща Только не сильно.

Коська взмахнул рукой, Димофей слетел с бревна, вскочил на ноги и с громким рёвом побежал в деревню.

— Вот я твоей матери скажу… — закричал он издали. — Ох, тебе тогда и будет…

— Иди, иди, — бесстрашно заявил Коська, — а то догоню — добавлю.

Димофей перестал реветь и проговорил со злорадством:

— А я всем скажу, что вы тут говорили.

Ребята переглянулись, но в это время произошло событие, отвлёкшее их от дальнейших размышлений. Со стороны просёлка послышался ровный, постепенно усиливающийся шум, и вскоре из-за деревьев показался трактор. Трактор тянул за собой два вагончика с окнами, занавесками и лесенками. За первым трактором шёл второй. К нему были прицеплены виляющие из стороны в сторону новенькие сеялки. Грохот становился всё сильнее, и ребята чувствовали, как от тяжёлого хода машин начали дрожать брёвна. Появились третий, и четвертый, и пятый тракторы, с культиваторами, дисковыми боронами, плугом, и Димофей провожал каждую машину жалобным возгласом: «Подсади, дяденька!»

В колхоз приехала тракторная бригада.

Водителя головного трактора, Голубова, ребята узнали издали: рядом с машиной бежала его любимица — собачонка неизвестной породы под названием Пережог. Голубов был одет так, словно ехал не на работу, а в кино. На нём ладно сидел новый, немного помятый от долгого лежания в сундуке костюм, хромовые сапожки с ярко начищенными и собранными гармошкой голенищами и кепка с маленьким козырьком, которую можно купить только в главном магазине райцентра, да и то не каждый день. И трактор Голубова, украшенный переходящим знаменем, с блестящими гусеницами, с железными буквами на радиаторе, только что подкрашенными свежей краской, казался таким чистым и нарядным, словно и он вместе с хозяином собрался в кино.

Когда колонна подъехала ближе, ребята увидели рядом с Голубовым Гошку, десятилетнего сына директора МТС. Гошка сидел, стараясь быть похожим на Голубова, но это ему плохо удавалось, потому что знамя, развевающееся от ветра, все время накрывало его с головой.

— Гошка, ты тоже к нам? — закричал Коська.

— К вам!

— Надолго?

— На неделю!

— А как же школа?

— У нас карантин!

— Вот красота!

Через несколько минут колонна скрылась за ригой и наступила необычная тишина, словно кто-то заложил ребятам уши ватой.

— Самую лучшую бригаду нашему колхозу выделили, — сказал Петя. — Пятую тракторную.

— А почему она передовая? Потому что пятёрка — самое счастливое число, — объяснил Толя.

— Конечно лучше, чем двойка, — согласился Коська. — Есть предложение назвать нашу бригаду по выращиванию Чародейки пятой полеводческой. Кто против?

Против никого не оказалось. Ребята погрустнели. Слишком большая была разница между великой силой, прогромыхавшей по просёлку, и четырьмя мальчиками, затеявшими сложное дело освоения нового сорта пшеницы.

Внезапно раздался плач. Это Димофей вспомнил недавнюю обиду и отправился в деревню жаловаться.

— А ведь всем раззвонит! — с беспокойством проговорил Петя, сорвавшись с места, и побежал догонять брата. — Дима! Да не бойся ты. Примем мы тебя, примем.

Димофей недоверчиво оглянулся.

— Правда, примем. Ты у нас будешь… Ну, кем бы тебе?.. Ну, агрономом.

— А чего мне делать?

— Что делать? А ты гляди, что правдашный агроном делает, то и ты делай. Только, чтобы ни одна живая душа про это не знала. А то сразу — вон!

Так в этот вечер окончательно оформилась пятая секретная полеводческая бригада.