Земля и люди. Очерки.

ИНДУСТРИАЛЬНАЯ КУРОЧКА-РЯБА

Директор Свердловского треста Птицепром Матвей Петрович Ялухин роста невысокого, ходит мягко, глаза добродушны за стеклами очков. Кажется, человек отрешен от всяких забот, и со стороны трудно, пожалуй, признать в нем крупного руководителя. С ним всегда легко завязывается интересный разговор, у него непременно есть какая-нибудь новость для прессы. Общительный, приветливый человек.

Лет пять назад встретил его на ходу: «Куда спешите?»

— Вот! — Он показывает телеграмму с красной полоской. — Министр поздравляет. Выполнили пятилетку по производству мяса за четыре года. Лечу в Москву — утрясать планы на следующую. Интересная, слушай, предстоит работа: хотим делать вторую революцию в птицеводстве — почти вдвое увеличить производство диетического мяса. Добиться этого — и спокойно ушел бы на пенсию…

«Революцию» Ялухин помянул не для красного словца. Птицеводство твердо встает на индустриальные рельсы. Кто-кто, а он понимает, что это такое. Еще до войны директорствовал в Балаирском птицесовхозе, имевшем немалые достижения. Потом были другие должности, другие точки на карте. А когда после мартовского, шестьдесят пятого года, Пленума ЦК КПСС был создан Птицепром СССР, а на местах — специализированные птицеводческие тресты, в Свердловске такой трест и возглавил он, Матвей Петрович Ялухин.

Тогда, в 1965 году, свердловский трест произвел 113 миллионов штук яиц, в 1975 — 900 миллионов. В этом стремительном росте и отразилась революция, совершенная в птицеводстве. Во втором году десятой пятилетки свердловский Птицепром вышел на еще недавно казавшийся недосягаемым рубеж — миллиард яиц в год, а в 1979 году произвел миллиард 200 миллионов. Пока эту цифру превзошел только московский трест. Свердловчане сейчас занимают после него второе место в стране.

Успехи треста породили у некоторых руководителей других сельскохозяйственных ведомств даже какую-то подозрительность. Как, мол, так? Снята со многих забота о производстве яиц (оно в небольших масштабах убыточно). Почти весь «вал» области дают два десятка совхозов и птицефабрик. За короткий срок города и рабочие поселки насыщены продукцией. Нет, тут, наверно, что-то нечисто…

Помню, ездил я по Камышловскому району — и буквально во всех разговорах птицесовхозы (их в районе два) склонялись на все лады. В противоречивом клубке мнений сплелись и недостатки и достоинства, причем последние тоже ставились тресту чуть ли не в вину. Чего только не инкриминировали Птицепрому мои собеседники! Ялухин-де «сбросил» коров, попробуй-ка он поработать с молочным скотом! Курочка-ряба озолотила-де трест — прибыли девать некуда! В птицесовхозах нет дефицита кадров — заманивают высокими заработками! Плохо используется земля, паров много!.. И т. д. и т. п.

Сознаюсь, опытные хозяйственники заронили и в меня кое-какие сомнения. Пошел к Ялухину.

Матвей Петрович начал спокойно:

— Если держать больше коров, то как же тогда понимать специализацию? Я думаю, мы ее понимаем правильно: основа — птица, она наша главная забота, остальные отрасли прилагаются. А что, мы молоком разве не занимаемся? — Ялухин взял нотой выше. — Да мы и не бросили его. Пять тысяч голов держим. И удои — сам знаешь — побольше, чем в других ведомствах. А утку кто еще в области выращивает, кроме совхозов Птицепрома? Из-за нашей любви к утятине, что ли? Мы и без утки план по мясу выполняем, могли бы жить спокойнее. Землю, говорят, плохо используем? Согласен, надо лучше. Но ты сравни, посчитай, где с гектара получают больше всей продукции? Вот-вот, у нас в полтора-два раза больше… Легко, говорят, в Птицепроме работать? — Тут Ялухин рассмеялся. — А ты в Скатинском-то совхозе был? С Митропольским говорил? То-то же!..

Альберт Митропольский — сравнительно новый человек среди директоров Птицепрома.

Выпытываю у него, трудно ли работать в птицеводстве.

— Не то слово — «трудно», — смеется он. — Жарко! Как на горячей печи. Не продохнуть. Совхоз большой, план громадный, кроме кур еще утки да почти тысяча коров, зерновых шесть тысяч гектаров — успевай поворачивайся. — А потом добавил задумчиво: — Темп и стиль здесь еще Василий Иванович задавал…

Это он про В. И. Курохтина, прежнего директора Скатинского совхоза. Курохтин из тех людей, память о которых не меркнет долго, память благодарная.

Не могу не вспомнить и я… Мой путь журналиста начинался тоже с птицеводства. Первым заданием, которое я получил в Красноярском радиокомитете после окончания университета, был репортаж о бройлерной фабрике. Я и понятия не имел, что такое — бройлерная, знал лишь бойлерную, во дворе нашего студенческого общежития. Фабрика поразила своим размахом, индустриальностью. Бройлеры — цыплята мясных пород — скопищами грелись под большими колпаками-брудерами, неутомимо клевали корм, а также и микрофон, который подсовывал им, ползая на коленках, молодой дядя, пытаясь записать на пленку тысячеголосый хор пушистого братства. Репортажа у меня не получилось: отказал магнитофон, и вообще, ничего не понимая в птицеводстве, что можно сделать…

Но по счастливому совпадению через несколько лет первое задание редакции «Уральского рабочего» тоже оказалось на подобную тему: Скатинский птицесовхоз Камышловского района.

В дороге я лихорадочно глотал страницы учебника «Птицеводство».

— Зря читал, зря время тратил, — сказал директор совхоза Василий Иванович Курохтин. — Устарел учебник. На новую технологию переходим — клеточную. Слыхал?

Признался, что нет. И Курохтин долгими зимними вечерами, меж директорскими заботами, доступно и интересно втолковывал мне премудрости промышленного птицеводства. А днем водил по тогда еще небольшому клеточному цеху. Там, еще в деревянных, в несколько ярусов, батареях содержались несушки.

— Я теперь вроде батарейного командира, — с улыбкой комментировал Курохтин. А потом серьезно добавлял: — Будущее птицеводства — клетки. Они пока самодельные, без механизации, но уже дают большой эффект…

Да, на единицу площади в три раза увеличивалось количество несушек. Мощные вентиляторы нагнетали свежий воздух, продолжительность дня регулировалась светом… Для сравнения Курохтин показывал старые птичники в Чикуново. Там — бедлам, толкучка, глохнешь от шума, задыхаешься от газов. Птичницы на низеньких стульях моют в ведрах грязные от помета яйца, укладывают их в коробки. Нелегко давались им высокие заработки.

— Ну как? — спрашивал Василий Иванович, когда мы снова спокойно сидели в клеточном цехе.

Я разводил руками. Умел убеждать Курохтин, не зря когда-то работал учителем…

Сейчас у птицефабрик большие цехи. Батареи и вся оснастка сделаны на заводах. Механизация. Все, как рассказывал Василий Иванович. А он вот умер… Внезапно, совсем нестарым, как нередко уходят одержимые работой люди — средь поля ли хлебного, на ферме, за рабочим столом останавливается сердце, придавленное грузом спрессованных годами забот…

Курохтина и заменил Митропольский. «Хороший будет директор, — уже тогда был уверен Ялухин. — Работает с душой, требовательный, в остальном поможем, научим…» Я посмеивался: взыскательной будет учеба. Птицепромовские директора знают жесткую хватку, требовательность Ялухина. Это только на первый взгляд он добродушен, но попробуй не справься с заданием, разорви цепь технологии, сломай график поставок, не сдержи слова…

Знают директора и порядок ялухинского дня: в семь утра, независимо от времени года, они у телефона — Матвей Петрович обязательно позвонит, справится о делах, поможет, если надо. К девяти он уже в деталях знает положение в хозяйствах треста и при необходимости проинформирует точно и обстоятельно и министра, и секретаря обкома, и газетчика.

Конечно, главное — его оперативное вмешательство, его опыт, умение вовремя подпереть плечом. Один директор фабрики сказал про своего коллегу, недавно работающего в тресте: «Его же Ялухин первый год, как кошка котенка, в зубах таскал». Это значит — немало сил и времени потрачено, чтоб научить работать. Сейчас та фабрика — одна из лучших в тресте.

И Альберт Митропольский за годы десятой пятилетки оправдал доверие Ялухина. Скатинский совхоз сегодня — один из крупнейших на Среднем Урале, производит в год 50 миллионов яиц и 1000 тонн птичьего мяса. Но кроме того скатинцы дают государству 3500 тонн молока, 700 тонн говядины, они выращивают зерно, корма, качают мед, содержат кроликов — это к разговору о «легкой жизни» птицепромовских хозяйств. Совхоз строит жилье, проложил асфальтированную дорогу до Камышлова, соорудил культурный комплекс с филиалом филармонии… Это ли не реальное воплощение комплексной программы развития Нечерноземья?!

Помню одно областное совещание, где подводились итоги года. После деловой части — доклада и прений — наступили приятные минуты: вручались почетные грамоты обкома КПСС и облисполкома. Один за другим к столу президиума выходили директора всех семнадцати хозяйств Птицепрома. Ялухин нескрываемо любовался этим марш-парадом своих товарищей.

Дело, конечно, не в наградах, но они приметными вехами отмечают нелегкую дорогу в гору. У Ялухина — ордена Ленина и Октябрьской Революции за труд в птицеводстве. Отмечены и десятки работниц и рабочих треста, в нем появились и Герои Социалистического Труда. Свердловский Птицепром известен в стране. И сейчас можно разложить «уравнение успеха» треста на слагаемые. Через призму цифр иному может показаться, что трест шел к своему миллиарду слишком легко. А ведь революции, какими бы они ни были, всегда трудны и сложны.

— Как вспомнишь, так вздрогнешь, — смеется Матвей Петрович. — Главное — завоеван опыт. Надо же, придумают — «легко работать»!..

С горы хорошо смотреть на изгиб Турьи. Чуть подальше, за синей кромкой лесов, нарядно белеет много-этажьями Карпинск, а ближе — водонапорная башня, ряды прямоугольных корпусов. Для верности спросил у прохожего: это что?

— Это «птичка», — ответил он и поправился: — Наша птицефабрика.

Контора «птички» пуста. Будь я в совхозе, все было бы понятно: сенокос! Но и на фабрике, оказывается, тоже страда. На ржаном поле все управленцы дружно орудуют косами. Степан Варфоломеевич Коноплин, директор фабрики, утирает пот:

— Ветер сильный вчера был, местами повалило, комбайны не берут. Приходится подкашивать: рожь грубеет на глазах. А задание по производству витаминной муки надо выполнить, иначе Ялухин покоя не даст. В рацион — это хорошая добавка.

Вспомнился главный резон завистников: Птицепром-де снабжается из государственных закромов. «Чего так не жить? Знай гоняй машины на мельзаводы, получай корма и никаких тебе забот». Один председатель колхоза как-то даже заявил: «Куры склюют Россию». Конечно, ему нелегко: в его хозяйстве большое молочное стадо, которое нужно каждый день кормить. Но и пашен, и лугов, и пастбищ в колхозе хватает. А Краснотурьинской фабрике отведено всего двести гектаров глины пополам со щебенкой. На этой скудной земле самая северная фабрика треста выращивает озимую рожь для приготовления витаминной травяной муки.

— Да, мы живем в основном на государственных кормах, — говорят птицеводы. — Иного выхода просто нет. Но учитывают ли скептики, что мы государству и экономим корма? Ведь сейчас на десяток яиц мы тратим их в два с половиной раза меньше, чем десять лет назад! Имеем и свое зерно, процентов пятнадцать. Без этого резерва было бы трудно.

А вообще о кормах на фабриках лучше не затевать разговора. Это — проблема номер один не только для птицеводства, но и всего животноводства области. Да, централизованное снабжение через государственные комбикормовые заводы гарантирует хозяйствам треста бесперебойную доставку. Так оно и есть, хотя случается, что запасов на фабриках остается на день.

Но с каждым годом положение усложняется. Сейчас свердловские птицеводы вынуждены завозить комбикорма из других областей. «Фонды есть, а взять негде», — сумрачен Ялухин. В 1979 году перебои в снабжении привели к увеличению падежа молодняка — 7 процентов вместо обычных 4. Это ЧП! Не может местная комбикормовая промышленность «переварить» индустриальную революцию в птицеводстве, приноровиться к стремительному количественному росту.

Но дело не только в количестве. Щепотью зерна промышленную несушку не насытишь. Ей подавай сбалансированный по многим элементам питания комбинированный корм, тогда яйцо в день обеспечено. А если корм не соответствует типовому, то есть научному рецепту — снижается продуктивность, больше идет в помет, удорожается продукция.

Типовой рецепт содержит три десятка наименований кормов, витаминов и микроэлементов. Бывает же, что на практике рецепт сокращается на 10–12 наименований и в рационе не хватает белка, витаминов, аминокислот. Хорошо, если кое-что удается достать на аптечных складах, но любая такая добавка ведет к росту себестоимости. И ладно бы еще, если бы этот, хоть и урезанный, рецепт держался подольше. Но приходится в зависимости от того, что привезут, постоянно менять рецепты…

Один мой знакомый разговаривал на конгрессе в Киеве с канадским фермером — тому фирма гарантирует качеством своего корма соответствующую продуктивность птицы. Я сам видел в Чехословакии заводы «Агросервис», где готовятся корма для всех видов скота и птицы. Почему же у нас такой разрыв между научным и действительным кормлением? Очевидно, из-за ведомственности. Корма на наши птицефабрики поступают с пищевых предприятий, а они экономически не заинтересованы в улучшении качества этой продукции. Да и все таки разные вещи — готовить пищевые продукты (муку, крупу) для людей и корма для птицы, скота.

А еще и так бывает: вдруг Птицепрому выделят за неимением других комбикорма для свиней. Птицы же к ним совершенно не приспособлены. Но попробуй «привередничать», когда заводы маломощны, птицеводы возят корма чуть ли не из десятка мест. К тому же работники заводов руководствуются своими инструкциями, от требований птицефабрик отмахиваются. Не пришла ли пора выделить комбикормовую промышленность в самостоятельную отрасль, где работали бы не пищевики, а специалисты по приготовлению полнорациониых кормов. Это благотворно сказалось бы и на птицеводстве, и на животноводстве.

Примечательно, что в Птицепроме образовалась «могучая кучка» устойчивых кадров. Об этом разговорились на Серовской фабрике. Директор ее Анатолий Макарович Тахтаров, главный зоотехник Клавдия Степановна Маршунина. Прежде чем возглавить фабрику, Тахтаров был здесь главным инженером. Прежний директор руководит сейчас Среднеуральской бройлерной фабрикой. Из Краснотурьинска туда же уехал главный зоотехник. А нынешний главный зоотехник Краснотурьинской Петр Герасимович Василькин — воспитанник Маршуниной, одного из опытнейших специалистов треста. Не будь таких кадров, у революции в птицеводстве, наверное, были бы иные темпы. Потому и дорожат в тресте своим золотым фондом, не допускают его утечки. «Кадры — это главное во всей работе», — неустанно подчеркивает Ялухин при любом удобном случае.

Но работать нелегко.

Маршунина — милая, улыбчивая женщина — собиралась даже уйти из птицеводства. Уже став зоотехником, она училась заочно в пединституте. Но когда пришла пора менять профессию, не решилась: как же я без кур? Она с тихой гордостью водит меня по огромной фабрике, которую делит надвое бойкий карпинский тракт и окаймляет тихая, с заросшими ивняком берегами Каква. Рассказывает о перипетиях судьбы, а больше, конечно, о своих курах. А уж когда пришли к начальнику клеточного цеха — Зинаиде Ивановне Ворошиловой, высокой, стройной, затянутой в кожаный реглан, — то можно было просто записывать готовую лекцию по истории птицеводства. Говорили и про банкивского петуха — родоначальника всех домашних пород кур, и про несушек-рекордисток на Урале, которых птичницы знают по кличкам. А про то, как собирали по верхотурским колхозам первичное стадо для построенной фабрики, можно составить целую книгу воспоминаний.

Но куда знаменитым рекордисткам недавнего прошлого до нынешней промышленной несушки! Она дает на несколько десятков яиц больше, а на Серовской фабрике — в полтора раза. Прижилась здесь и западногерманская порода катман — разновидность знаменитых леггорнов. Представитель фирмы, которая поставляет племенной материал в нашу страну, даже не поверил, что катманы несутся на Северном Урале: они же, дескать, предназначены для стран, где не бывает ниже 12 градусов холода. А у северных фабрик как раз наивысшая продуктивность по Свердловскому тресту, Серовская держит шестое место в стране. Не случайно и первый Герой Труда в тресте из Серова: Зинаида Ивановна Ворошилова.

Стареют учебники по птицеводству, остаются в прошлом крестьянские пословицы. Например, раньше говорили: цыплят по осени считают, то есть главное — не столько вывести цыплят весной, сколько сохранить их к осени.

— А так и было, — смеется Ворошилова. — Ходили и считали, что остается от выводка осенью. Сейчас и позабыли, как это делается. Цыплята в инкубаторах выводятся равномерно в течение всего года.

В цех из теплых недр инкубатора как раз доставили ящики, в которых желтой волной колыхалась только что народившаяся жизнь. У столов с яркими лампами наготове сортировщицы — девушки с марлевыми повязками на лицах. Миссия у них сложная и ответственная: быстро, а главное, четко определить пол суточного птенца. Замелькали руки. Секундный внимательный взгляд — и в левый ящик бережно опускается пушистый комочек, будущая несушка. А в правый — петушки для выращивания на мясо.

Минимум отходов производства — по такому пути идут сейчас птицеводы. Проза жизни — куриный помет, а с ним тоже непросто. Куда его девать, как с толком использовать? В тресте сейчас десять миллионов кур! Это горы удобрения. Но как его вывозить? Транспорта не наберешься. Попробовали сушить и гранулировать помет. Эффективность удобрения даже увеличилась — дает значительную прибавку урожая зерновых. Оказалось, можно и добавлять в корм свиньям: в сухом помете 17 компонентов, необходимых для питания животных, в том числе дефицитный протеин. На Свердловской птицефабрике уже действует сушильный цех. Пока сушка обходится дороговато, но придет на смену солярке газ — и куриный помет будет давать фабрике, по подсчетам экономистов, до десятой части всей прибыли, до полумиллиона рублей в год.

Инкубаторий и сушка — это лишь начальное и конечное звенья промышленной технологии. Да, промышленной, потому что производство продукции поставлено на поток. В корне изменились старые, привычные методы содержания птицы.

А дело-то было новым. Птицеводы учились, переучивались.

— Первую партию, — вспоминает Ворошилова, — посадили в клетки да дали сразу большой световой день. Вот и пошли куры в линьку. А лотки для яиц пустые. Птица чуткая, ее не обманешь. Чуть что — уже стресс.

Ворошилова и Маршунина увлеченно рассказывают о своих подопечных. Всю жизнь индустриальная курица проводит в стенах, в клетке, а тем не менее чутко улавливает изменения в погоде, откликается на ветер, шум, уровень радиации. Сменит птичница черный халат на белый, цветастый головной платок на однотонный, хлопнет дверью, включит вентилятор без предварительного постукивания по нему пальцем — и у несушек, видите ли, стресс. А что говорить о световом режиме, уровне кормления! Малейшее отклонение от нормы снижает продуктивность. Как-то на Серовской фабрике не оказалось витамина Дз — и в лотки пошел сначала «бой», а потом и вовсе яйца без скорлупы. За десять дней сбор упал на 20 тысяч штук. Привезли витамин — и все быстро восстановилось.

В механизированные батареи в области переведены уже миллионы кур. Эта стадия реконструкции не обошла и северные фабрики, но темп ее здесь ниже, чем в целом по тресту. И в Краснотурьинске, и в Серове еще большая часть птицы сидит в деревянных клетках. Значит, и производительность труда здесь ниже, чем на полностью механизированных предприятиях. Причем северным фабрикам неясна перспектива их дальнейшего развития. Они, довольно мощные, насытили весь Северный промышленный узел Урала своей продукцией. Последние годы там затруднен сбыт яиц. А вот если одну фабрику, Серовскую, развивать дальше, а другую, Краснотурьинскую, перевести в разряд бройлерных — положение бы в корне изменилось. Диетического мяса на Северном Урале не хватает, спрос на него у металлургов, шахтеров, лесозаготовителей огромный.

В кабинете директора Свердловской птицефабрики Александра Федуловича Трубачева электрифицированный макет: наглядная картина расширения и реконструкции предприятия. Трубачев с удовольствием щелкает выключателями — гроздьями загораются пластмассовые коробки новых и обновленных корпусов.

В первом году девятой пятилетки птицефабрика дала 40 миллионов яиц, а в последнем—120. Для выпуска такого количества дополнительной продукции потребовалось бы построить две фабрики стоимостью 25 миллионов рублей. Но обошлись в три раза меньшей суммой. Это эффект реконструкции, проводить которую помогали заводы Свердловска. Есть здесь птичники Уралмаша, Химмаша, Пневмостроймашины.

В десятой пятилетке Свердловская фабрика сделала новый шаг вперед. Хозяйственным способом предприятиями города построен комплекс на 500 тысяч голов молодняка. Его сооружение находилось под неослабным контролем городского и районных комитетов партии.

— С вводом комплекса, — говорит Трубачев, — мы вышли в 1979 году на заветный рубеж — производим 180 миллионов яиц и тысячу тонн мяса. Через год-два осилим и 200 миллионов.

Стоит сравнить: одна фабрика дает сейчас столько, сколько давал весь трест в 1967 году.

По праву гордится кандидат технических наук Трубачев этими цифрами. В них — слаженная работа коллектива. Свердловская фабрика прочно вошла в десятку крупнейших по стране.

…Светлый зал, ряды высоких металлических клеток. Глянешь — в глазах рябят бело-красные строчки: это, высунув головы из-за прутьев, несушки неутомимо клюют корм. Их семнадцать тысяч, и мастер птицеводства Герой Социалистического Труда Фаина Васильевна Федотовских обслуживает этот зал одна. Как же она успевает?

— Так ведь механизмы работают, — объясняет Фаина Васильевна. — Они и корм раздадут, водой птицу напоят, помет уберут и яйца соберут. Реконструкцию сделали — нам, птичницам, большое облегчение в работе.

Реконструкция рождает и новые профессии. Зять Фаины Васильевны, Михаил Кузнецов, работает слесарем-оператором в этом же цехе. В соседнем — у Николая Степановича Попова — на попечении оборудование целого корпуса. Оценка его труда, в том числе и материальная, зависит от результатов работы птичниц: выполнили они пятилетку за три года — значит, и он, Попов, выполнил, потому что от безотказности работы механизмов зависит и величина сбора.

— А как же иначе? — говорит Николай Степанович. — Вышел, например, из строя транспортер для уборки помета — уже выше загазованность, хуже микроклимат… Греха не оберешься! И птица недовольна, и яйца на пол валятся. Я за многое ответствен.

За минувшие годы по тресту было реконструировано больше сотни цехов. Реконструкция помогла уральцам догнать и перегнать ленинградский трест Птицепром, который они рискнули вызвать на соревнование.

Но Ялухин не обольщается арифметикой и своим директорам и специалистам постоянно твердит: «Учитесь у ленинградцев».

Именно учась у ленинградцев, свердловчане подтянули свои «тылы», и прежде всего племенное дело. У ленинградцев оно развито. Они вывозят яйца высокопородистых несушек вплоть до Камчатки, до недавнего времени везли и на Урал, соперникам по соревнованию.

В Свердловской области не было ни одного племенного хозяйства, часто гонцы на самолетах привозили яйца для инкубации. Качественные показатели ленинградских птицефабрик — продуктивность, затраты кормов, себестоимость — были недосягаемы для уральцев.

— Пять лет не могли сдвинуться с места: 180 яиц в год от несушки — и точка. Сколько времени потеряли, — сокрушался директор Асбестовской фабрики Станислав Михайлович Жуков. — А все потому, что не было гибридной птицы.

Выправились асбестовцы, когда получили хорошую породу, стали сами себя снабжать исходным материалом. И быстро — скачок в продуктивности: 235 яиц в год от каждой несушки. Следовательно, улучшились и другие показатели.

Вот и стояла перед всеми уральскими птицеводами проблема: где взять племенное яйцо высокопродуктивных линий? Ездили выпрашивали и в Прибалтике, и в Молдавии. Так было, пока в десятой пятилетке не вступил в эксплуатацию Свердловский госплемптицезавод под Сысертью. Долгонько строил его трест Уралмедьстрой, но соорудил на совесть, с высоким качеством, что пока — нечастое явление в сельском строительстве.

Предприятие недолго набирало темпы. Сейчас завод обеспечивает племенным яйцом не только хозяйства свердловского Птицепрома, но и еще пятнадцати областей. На нескольких фабриках уже есть новая порода несушек — голландский хайсис. Она способна давать до 300 яиц в год.

— Если эту породу распространить по области да дать добротные корма, то только за счет роста продуктивности можно дополнительно получать 100 миллионов яиц в год, — мечтает Ялухин.

Пора бы учиться у ленинградцев и новым методам управления.

На фабрике «Лаголово», например, внедряется АСУ. Директор Юрий Васильевич Трусов объяснил мне принципы системы. Фабрика продолжает строиться, расширяется, и сейчас, чтобы только обойти все корпуса, Трусову, как он сам подсчитал, нужно 3 часа 47 минут. Половина рабочего дня! Получается, что при существующей системе управления и директор, и специалисты занимаются беготней, решением сиюминутных вопросов, упуская перспективные. Трусов же считает, что он сам должен работать на послезавтрашний год, специалисты — на завтрашний, а руководители среднего звена — выполнять производственную программу текущего года.

А чтобы так было, надо менять систему управления.

И вот с помощью ученых и инженеров Ленинграда установлены новые виды связи, внедрено промышленное телевидение, упрощен внутренний документооборот. На фабрике работает ЭВМ, ход всего производства высвечивается на табло в кабинетах главных специалистов. А кто у нас этим займется, откуда нашим директорам ждать помощи? УралНИИСХоз не в силах ее оказать в сугубо специальных вопросах птицеводства — ему не до АСУ, у промышленных НИИ своих забот хватает. Но научно-техническая революция должна коснуться этого самого слабого звена сельскохозяйственного производства — организации труда и управления!

Все познается в сравнении… Как не задуматься, видя у ленинградцев более высокое качество проектирования, строительства и механизации помещений? Не пора ли и уральцам?.. Написал я это — и уже словно слышу гневный голос Ялухина:

— Конечно, пора! А кто, скажи на милость, будет проектировать и строить?!

Да… Проектный институт Уралгипросельхозстрой загружен заказами на многие годы вперед, а уровень проектирования в нем отстает. Не успевает он за резко возросшими потребностями и возможностями села в строительстве. Но в проектировании птицефабрики еще находят дорожку. На Свердловской создали свое проектно-конструкторское бюро, на Асбестовской прибегают к услугам отделения института Гипрошахт.

— Строить некому! — сокрушается Ялухин. — Днем с огнем подрядчика не сыщешь. На многих фабриках не хватает тепла, энергии, воды, они не осваивают свои мощности, и никто не берется строить инженерные сети.

В таком положении оказались Кировградская, Нижнетагильская фабрики. Конечно, в конце концов подрядчики все-таки находятся. Промышленные тресты Уралтяжтрубстрой, Уралэнергострой возводят объекты птицефабрик с такой же ответственностью, как и корпуса заводов и электростанций. Но как быть совхозам, удаленным от городов? И там ведь тоже надо строить!

— А вот давай посчитаем, — Ялухин откидывает костяшки на счетах, — Ирбитский, Алапаевский, Камышловский, Скатинский, в общем, все совхозы строят хозспособом, осваивают по миллиону рублей, а Бородулинский — по два миллиона в год. Шутка ли?

Вот и задумаешься, легко ли директору птицеводческого совхоза работать. Хозспособ — значит, рыскай по городам и весям в поисках стройматериалов и оборудования, ищи средства, рабочих, потому что он, хозспособ, обеспечивается фондами лишь на малую толику потребности. Раньше, бывало, нагрузит директор машину коробками яиц и где-нибудь да обменяет их на кирпич. Сейчас яйца — не такой уж ходовой товар. А строить надо — и фабрики расширять, и жилье возводить, и соцкультбыт при этом не забыть. Вот и крутись, директор!

Но строительство сокращается: планирующие органы запрещают использовать фонд расширения производства, который полагается фабрикам и совхозам треста по условиям полного хозрасчета. Этот фонд отчисляется от прибыли, и асбестовцы, например, ежегодно имели дополнительно до 200 тысяч рублей, построили целый поселок Белокаменный. Но фабрика растет, население увеличивается, уже мал магазин, нужен новый клуб, надо расширять забойные и инкубаторный цехи, а средств нет. Вернее, фонд остался, но как источник финансирования объектов по основному титульному списку. А попасть в список непросто. Вот и строят те же асбестовцы в год по два-три дома…

Как же быть с той же реконструкцией, с совершенствованием дела? Выкручиваются. Не дают ссуду на благоустройство территории фабрики, на сооружение банно-прачечного комбината — строят за счет себестоимости продукции, используя графу «текущий ремонт». На одной фабрике провели реконструкцию помещений на полмиллиона рублей, на другой таким же способом реконструированы два корпуса. Затраты, конечно же, окупятся, но они легли на себестоимость. Птичницы стараются повышать продуктивность, берегут каждый грамм корма и не могут понять, почему растет себестоимость продукции.

Ясно, что такие условия созданы во имя борьбы с распылением средств. Но не следует ли дифференцировать выбор хозяйств, планировать глубже, точнее, недогматично? Иначе смазывается смысл экономической реформы, хозрасчет становится очень условным.

Однако построить коробки корпусов — это еще полдела. Как начинить их механизмами? При мне один директор птицефабрики выпроводил из кабинета инженеров некоего свердловского завода.

— Халтурщики! — негодовал он. — Понимаешь, заключили с ними договор на монтаж оборудования, они все сляпали на живую нитку — и деньги требуют. Не умеют, а берутся…

Действительно, некому монтировать оборудование. Сельхозтехника с объемом работ не справляется. Подряжаются случайные инженеры, бригады шабашников. Качество реконструкции страдает и от того, что нет единой технической политики. Какие клеточные батареи ставить? В сколько ярусов? Конечно, выбирать не приходится. Клеточных батарей не хватает. Их мало поставлял в прошлом Каменск-Уральский металлургический завод, дает мало и нынешний изготовитель — Тюменский моторостроительный. Заводскую модель переделывают рационализаторы-птицеводы. В Серове выбросили все скребки, а их в батарее 96, и каждый стоит 13 рублей. Лотки для сбора яиц в Краснотурьинске заменяет тележка на шасси от детских игрушечных тракторов. Не выдерживают воздействия аммиака тросы транспортеров, ломается шифер лотков. Достать же эти материалы фабрикам почти невозможно.

Был ли кто-нибудь из работников заводов в яичных цехах, смотрел ли свою продукцию в действии, учел ли недостатки конструкции? Никто из моих собеседников не припомнил подобного случая. Так и идут батареи с недостатками, которые, конечно же, легче было бы устранить там, где их изготовляют.

А может быть, такие батареи вообще уже вчерашний день? Стоит ли птицу поднимать в пятиэтажные клетки? В «Лаголово» мне показывали одноярусные батареи. 32 тысячи кур обслуживают две птичницы-оператора. Эта клетка, считают ленинградцы, создает лучшие условия для содержания несушек: выше освещенность, меньше загазованность, наблюдать удобнее. И продуктивность в этих залах выше — по 275 яиц от каждой курицы в год. Проверить бы эти батареи в уральских условиях, а нашей промышленности в ритме века перейти на их выпуск!

Проблемы, проблемы…

Но Матвей Петрович Ялухин верит: все они будут решены. Добрые вести стекаются в его кабинет. Набрала темп Среднеуральская бройлерная фабрика — первая в области. За годы десятой пятилетки ее коллектив на тех же площадях в полтора раза увеличил производство продукции и дает в год 4800 тонн диетического мяса. В 1983 году после расширения предприятие вдвое увеличит выпуск продукции. Выращивают бройлеров Красноуральская и Кировградская фабрики. Строится Рефтинская фабрика мощностью 13 тысяч тонн мяса в год. В десятой пятилетке по сравнению с предыдущей производство мяса в хозяйствах треста Птицепром увеличится в 2,4 раза.

Революция в птицеводстве продолжается.