Земля родная

Возьми,

возьми в ладонь зерно…

Такое теплое оно,

что ощутишь ты сразу,

вдруг

всю ласку материнских рук,

больших,

мозолистых,

и нежных,

нежнее сна,

нежней надежды,

нежней мечты,

любви нежней…

Спроси у совести своей:

чьей

теплотой напоено

пшеницы чистое зерно?

И вспомнишь ты…

…Бескрайность степи.

Машину тащит на прицепе

упрямый трактор сквозь буран.

И первый полотняный стан.

И за уши дерет мороз.

Вставать не хочется до слез.

Но ты встаешь

и рубишь дом

таким вертлявым топором,

что трудно удержать в руках.

Ползет поземкой в сердце страх..

А степь без края — широка.

А ветер мнет тебе бока.

И хочется бежать домой,

к заботам матери родной.

Но совесть говорит:

— Постой!

Хранишь ты на сердце билет,

а на билете чей портрет?

И ты воюешь с топором,

и рубишь первый в жизни дом.

Ты вспомнишь…

…Солнце горячей.

Под снегом лопотнул ручей.

Но к ночи кончилась подтайка.

Хватают зло за пальцы гайки,

хватают так,

что кожи нет.

Ты степь клянешь,

клянешь весь свет

и, ободрав на пальцах кожу,

по-злому думаешь:

— Дороже

здоровье мне

и жизнь моя,

чем эта с трактором возня!

Довольно!

Все!

Пора Домой!..

А совесть говорит:

— Постой!

Хранишь ты на сердце билет,

а на билете чей портрет?

И прилипают пальцы к гайкам.

И сбрасываешь ты фуфайку.

Ты вспомнишь…

…Зной все злей и злей.

Пот на губах все солоней.

За трактором хрустит ковыль.

И горло забивает пыль.

С трудом дается целина.

А степь молчит, раскалена.

И сердце просится домой,

туда,

где речка под горой

холодной плещется волной.

Но совесть говорит:

— Постой!

Хранишь ты на сердце билет.

А на билете чей портрет?..

И ты глотаешь пыль и пот,

И плуги рвут седой ковыль.

Спроси у совести своей:

чьей теплотой напоено

пшеницы чистое зерно?

И вспомнишь…

…Пелена дождей.

Вода

и грязь среди степей.

Буксует у машины скат.

И не вперед,

и не назад.

Вода с тебя вовсю бежит.

А в кузове зерно лежит.

И ты, сорвав с себя пальто,

под скат бросаешь.

И мотор,

напрягшись,

вытолкнул машину.

И вновь столбы проходят мимо.

И снова хочется домой,

в обратный путь,

в совхоз родной,

куда,

устав шального ждать,

к тебе переезжает мать.

А с нею едет и она —

товарищ,

друг,

любовь,

жена.

С груди ты достаешь билет,

глядишь на Ленина портрет.

Струится в бункере зерно,

твоим теплом напоено.