Земля Серебряных Яблок

Глава 49 Добрый прием в монастыре

Поутру друзья отправились в монастырь Святого Филиана. Этне оставили в городе — во избежание неприятностей. Огромная толпа горожан непременно захотела сопровождать их; именно на это и рассчитывал с самого начала отец Север.

— Поверь, монастырь — это главная наша проблема, — объяснял он Джеку по пути. — Тамошние монахи немногим лучше пиратов, и число их велико. Просто-таки предвкушаю, как наведу там порядок.

И он хищно заулыбался.

— Вы, господин? — не понял Джек.

— Брут поставил меня во главе монастыря. Добрее и снисходительнее брата Айдена в целом свете не сыщешь. Да он тонущую крысу кинется спасать, даже если перед тем тварь его цапнула, — и в придачу благословит ее впоследствии. «Овечкам» отца Суэйна необходим совсем иной пастырь.

За сосновой рощей на холме мелькнуло белое пятнышко, и Джек узнал монастырь Святого Филиана. А за ним, к вящему удивлению мальчика, раскинулось огромное озеро, заросшее тростником. Но если прежде сердце Джека замирало от восторга при виде великолепных белых стен и зданий, где кипела жизнь, сейчас монастырь выглядел до странности вымершим и безлюдным.

— Его ведь не разграбили, нет? — спросил мальчик.

— Разве что изнутри, — покачал головой отец Север.

В парке, что еще недавно был тщательно возделан и ухожен, ныне царило запустение. Все заросло сорняками. Снаружи у самых ворот громоздилась мусорная куча, а отхожее место явно давным-давно не чистили. Двое монахов (или рабов — на таком расстоянии не разглядишь) похрапывали на куче. Вокруг в поисках объедков рылись свиньи.

Землетрясение, конечно, нанесло свой ущерб. По стенам змеились глубокие трещины; но их давно бы следовало заделать.

— В точности как в моем видении, — прошептал Джек.

— Труби в трубу, Крысеныш, — скомандовал отец Север.

Умению созывать солдат Крысеныш научился еще в Дин-Гуарди. Недостаток музыкального слуха он искупал похвальным рвением. Труба взревела; воздух содрогнулся еще раз, и еще. Монахи спрыгнули с мусорной кучи и в панике столкнулись друг с другом. Свиньи со всех ног кинулись в лес. Изнутри донеслись крики.

— Достаточно, Крысеныш, — промолвил отец Север.

Мальчишка ухмыльнулся и обтер мундштук от слюны.

— Бежим! Бежим! — раздавались вопли.

— Нет! В бой! В бой!

— Это викинги! Мы погибли! — завыл какой-то монах.

— Викинги уже давно были бы внутри, — фыркнула Торгиль.

Очень скоро перепуганные монахи вытолкнули за ворота нескольких вооруженных дубинками рабов.

— Сообщите брату Айдену, что к нему гости! — крикнул отец Север поверх голов малодушных рабов. — С нами — новый правитель Дин-Гуарди.

— Урррра королю Бруту! — дружно закричали горожане, столпившиеся сзади.

Брут ехал во главе их, как и подобает благородному лорду. Он выхватил Анредден и принялся бешено им размахивать. Толпа разразилась приветственными возгласами.

— В один прекрасный день он себе того и гляди чего-нибудь оттяпает, — пробормотала Торгиль.

— Вперед! — приказал отец Север, и людской поток хлынул к воротам, обтекая коней.

Горожане были просто счастливы поучаствовать в таком судьбоносном событии, а если кто и ткнул походя кулаком монаха-другого, что подло обманывали простецов, так кто ж их осудит? Очень скоро монастырь Святого Филиана оказался в руках отца Севера и его друзей. Брут торжественно въехал во внутренний двор, так и лучась благожелательностью. Джек озирался по сторонам — и высмотрел наконец приземистого монашка: тот как раз выходил из часовни.

— Брат Айден! Благодарение Господу, с тобой все в порядке! — закричал мальчик.

Монашек расплылся в улыбке.

— Джек! Брут! Как же я вам рад! И… и… быть того не может!

— Может, друг мой, — заверил отец Север.

— Но тебя же захватили викинги! Они убили тебя!

— Меня продали в рабство, но это долгая история, так вот сразу и не перескажешь, — отозвался отец Север. — Как только я наведу здесь порядок, я буду бесконечно благодарен за кружку твоего верескового эля. Да, кстати: я пришел взять в свои руки управление монастырем. Надеюсь, ты возражать не станешь?

— О таком благословенном событии я молился еженощно!

— Отлично, — кивнул отец Север. И, недобро улыбаясь, обвел глазами присмиревших монахов. Кое-кто щеголял синяком под глазом, и все глядели так покаянно, что залюбуешься. — Сперва покончим с делами насущными.

Бард с отцом находились в больнице, самом благоустроенном и спокойном месте во всем монастыре. Бард немало всего добавил к коллекции лекарственных трав, висящих под потолком, и как раз рассказывал Джайлзу Хромоногу об их свойствах, когда внутрь вбежали Джек с Торгиль.

— Джек — ох, сыночек мой! — воскликнул отец. Нога его по-прежнему покоилась в лубке, он опирался на костыли, но, к вящей радости Джека, выглядел на диво здоровым и бодрым. — Я-то уж думал, тебе не суждено вернуться. Когда Иффи велел запечатать колодец… — Отец выпрямился в полный рост и пригляделся к Джеку внимательнее. — Готов поклясться, ты здорово подрос, хотя прошло всего-то несколько недель. А наряд твой откуда?

— Молодчина, Джек! — от души похвалил его Бард. — Ты свершил великие подвиги! А, Торгиль — вот мы и снова встретились!

— Драконий Язык? — изумилась воительница.

— А я говорил тебе, что он жив, — отозвался Джек.

— А это что за паренек? — полюбопытствовал отец.

Джек смущенно замялся. Всю дорогу он ломал голову, как ему объяснить, кто такая Торгиль. Не только отец, но и горожане принимали ее за мальчишку. Это решало проблему одежды: ведь Торгиль наотрез отказывалась носить девчачьи платья. И однако ж она скандинавка; ее непременно убьют, если кто-нибудь догадается о ее происхождении. А тут еще отец задал самый главный, самый мучительный вопрос:

— А Люси где же?

Миг, которого Джек ждал с таким ужасом, настал.

— С ней все хорошо, — пролепетал мальчик. — Она счастлива.

— Она никогда нам не принадлежала, Джайлз, — вмешался Бард. — Ты с самого начала об этом знал. Я так понимаю, она осталась в Эльфландии.

— Она не захотела возвращаться, — убито проговорил Джек.

— Даже ради меня? И ради Алдиты? — закричал отец.

Бард утешающе потрепал отца по плечу.

— Эльфы смотрят на мир иначе, чем мы. Они играючи разобьют тебе сердце, а сами лишь посмеются да отвернутся.

Джек смущенно глядел на плачущего отца, не зная, что делать. Люси никогда не любила ни его, ни кого-либо другого. Небось уже успела напрочь о нем позабыть.

— А ты разве не хочешь узнать про Орешинку? — нежданно-негаданно вмешалась Торгиль.

Отец вскинул глаза.

— А ты кто такой?

— Я — Торгиль, из дома Олав…

— Этого вполне довольно, — вовремя остановил ее Бард. — Как видишь, Джайлз, в своих путешествиях Джек повстречал хорошего друга. Но речь не о том. Орешинка — твоя настоящая дочь и, как я слышал, живет в семье хобгоблинов.

— Хобгоблинов?! — встрепенулся несчастный отец. — Они ж ее сожрут!

— Чушь. Хобгоблины — славные, добросердечные создания и детей просто обожают. Но я так понимаю, Орешинка тоже отказалась возвращаться?

Сердце у Джека заныло еще сильнее.

— Понимаете, она ж другой жизни никогда не знала. Она считает себя хобгоблинкой и любит приемных родителей. Похитить ее было бы жестоко.

— Вообще-то я об этом подумывала, — призналась Торгиль.

— И очень хорошо, что не преуспела, — покачал головой Бард. — А теперь нам надо многое обсудить; да и Айден наверняка захочет послушать ваш рассказ. Джек, а пригласи-ка его к обеду. Да, и заодно отнеси Пеге и ее друзьям корзинку со всякой снедью. И скажи, мы будем очень рады им — после наступления темноты.

Джек поспешил выполнять поручение учителя, гадая про себя, что за птичка такая напела старику о Пеге и хобгоблинах. Просто-таки диву даешься, как Бард умудряется всегда и все знать! Уже выйдя за дверь, мальчуган услышал, как отец задумчиво обронил:

— Торгиль — странное имя для сакса.

— На севере оно не то слово как популярно, — заверил Бард.

С наступлением вечера горожане разошлись по домам. Люди были в превосходном настроении: все смеялись и поздравляли друг друга с победой над монахами.

— Отец Север посадил их на хлеб и воду на целый месяц! — радовался один.

— И заставил читать молитвы каждые четыре часа, а в остальное время трудиться не покладая рук, — ликовал другой. — Как только святоши закончат чинить стены, так сразу начнут восстанавливать Дин-Гуарди. Ах, до чего же славно снова зажить под властью настоящего короля!

— И принцессочку он себе раздобыл — просто загляденье!

Так, перешучиваясь и пересмеиваясь, люди брели по темнеющим полям, возвращаясь в Беббанбург.

Джек прислушивался к их болтовне, лежа на животе в высокой траве за пределами монастырских владений. Тут же притаились хобгоблины и Пега.

— Думаешь, это безопасно? — прошептал Бука.

— Надеюсь. Брат Айден велел мне пройти через покойничьи ворота.

И друзья прокрались к проему в стене вокруг кладбища. Внутри не оказалось ни души. Жалкие крестики, отмечающие могилы монахов, тонули в зарослях сорняков. С лугов наплывал туман.

— Тем лучше: никто нас не увидит, — прошептал Немезида.

Так, никем не замеченные, друзья пробрались к черному ходу больницы. Дверь отворила Торгиль.

— Давно пора, — пробурчала она. — Драконий Язык не велит за стол садиться, пока вы не придете.

Джек давно привык к диковинному виду хобгоблинов, а вот отец его чуть с табуретки не свалился при виде гостей.

— Демоны! Д-демоны! Пришли уволочь нас в ад!

— Успокойся, Джайлз, — и ты тоже, Айден! — приказал Бард. — Эти кроткие создания зовутся хобгоблинами, добрее их в целом свете не сыщешь. Здравствуй, Пега, рад тебя видеть. Я оставил для тебя лучшее место.

Девочка отпрянула назад, застыдившись своего истрепанного, грязного платья.

— Я лучше сяду с Букой и Немезидой.

— Вообще-то, если честно, тут все места лучшие, потому что они все одинаковые, — весело заверил старик. — А ты и твои друзья — почетные гости. Подавай на стол, Крысеныш! Ты, конечно, разоделся в пух и прах как оруженосец рыцаря, но мы-то все помним, что под пышным нарядом скрывается жалкий поваренок!

Крысеныш с кислым видом принялся обносить пирующих тушеной чечевицей на ломтях хлеба и чашами с сидром.

— За доброе начало! — воскликнул Бард, поднимая чашу.

— За доброе начало! — эхом подхватили остальные.

И жадно набросились на угощение. Никто и слова не вымолвил до тех пор, пока не утолил голод.

— Превосходно, просто превосходно! — похвалил Бука, в четвертый раз накладывая себе добавки. — Не хватает разве что горсточки грибов.

— Как всегда, ты демонстрируешь прискорбную невоспитанность, критикуя угощение, — фыркнул Немезида.

Джек знал: если Немезида начал подкалывать его величество, это значит, хобгоблины совершенно расслабились и чувствуют себя как дома.

— Торгиль уже поведала нам о ваших приключениях; ну а я-то, само собою, кое о чем и без нее знал, — промолвил Бард. — Пега, тебя должно поздравить. Одержать победу над эльфами — подвиг не из малых. Когда ты зажгла ту свечу на празднике Йоль, я сразу понял: тебе самой судьбой предначертано свершить нечто великое.

— Спасибо, господин, — пролепетала девочка, смущенно глядя в пол.

— А ты, Джек, разорвал кольцо Нежити вокруг Дин-Гуарди. Вот уже много веков жизненная сила рвалась внутрь. Крепость была что гнойный нарыв, распространяющий заразу повсюду вокруг. Но теперь это место исцелилось.

— Я утратил посох из Ётунхейма, — не удержавшись, посетовал Джек.

— Я знаю.

«Среди присутствующих один только Бард понимает весь ужас этой жертвы», — подумал про себя Джек.

Старик смотрел на ученика так сочувственно, что мальчуган отчаянно боялся расплакаться и опозориться перед всеми.

— Есть дарования, которые обретаешь только через жертву, — тихо проговорил Бард. — Эти дарования ведомы мудрым, но на то, чтобы овладеть ими, потребно время. Я давным-давно, еще в ходе обряда «огня бедствия», понял, что ты, и Пега, и Люси вызвали к жизни великие перемены. Чего я не видел, так это участия Торгиль. Она принесла величайшую из жертв, подняв руку на Властелина Нежити. И приобрела многое — чего еще не осознала.

— Она? — хором переспросили брат Айден и отец.

— Вы же привыкли к хобгоблинам. Привыкнете и к тому, что Торгиль — девочка, — заверил Бард.

Джек в который раз поразился тому, как в изложении Барда любая самая неразрешимая проблема предстает заурядным пустяком. Отец уже разговорился о чем-то с Букой, а брат Айден перестал креститься всякий раз, как взгляд его падал на хобгоблинов. Славный старина Бард! Да он любого заставит под свою дудку плясать!

Дверь, ведущая в монастырь, внезапно распахнулась, и вошел Брут — король Брут, тут же напомнил себе Джек. Вслед за Брутом явился и отец Север.

— Фью! Тяжкий денек выдался! — воскликнул новый правитель Дин-Гуарди. — С самого утра так ни разу и не присел.

— А завтра придется не легче, — заверил отец Север. — Мы уже собирались спать укладываться, и тут я вспомнил, что у меня осталось одно недоконченное дельце. Вы, кстати, можете выбрать себе любые постели по своему вкусу. Монахи еще долго будут спать на голых досках. Итак, Драконий Язык, — монах обернулся к Барду, — пора тебе кое с кем познакомиться.

Отец Север отступил в сторону, и в комнату вошла Этне. С ее появлением даже свечи запылали ярче.

— Драконий Язык, пред тобой твоя дочь.

Впервые на памяти Джека Бард лишился дара речи.

Наконец-то Джек понял, почему в Этне ощущалось что-то знакомое. В эльфийском обличье она казалась копией Партолис, только более юной. Но когда она перевоплощалась в человека — а такой она нравилась Джеку гораздо больше, — ее синие глаза и даже улыбка очень напоминали Барда. Да и добротой своей девушка, вероятно, была отчасти обязана отцу. Увы, доброта эта под воздействием Партолис обычно бывала подавлена. А вот теперь человеческая сторона ее натуры проявилась в полной мере.

— Мне всегда хотелось знать, кто был мой отец, — промолвила Этне. — Я спрашивала мать, да только она не помнила.

— Эльфы — они таких вещей никогда не помнят, — с трудом выговорил ошарашенный Бард.

— Я много наслышана о Драконьем Языке.

— Похоже, ты похитил у Партолона не только магию, — заметил отец Север.

Бард одарил его испепеляющим взглядом.

— Буду весьма признателен, если ты не станешь портить эту священную минуту. Этне, поверь, я даже не подозревал о твоем существовании. Жаль, что я не узнал тебя, когда был помоложе. Я же побывал в Эльфландии шестьдесят лет назад, а ты по-прежнему юна и прекрасна… ну да таковы законы той страны. — Старик печально улыбнулся. — Дом мой небогат, и предложить я могу тебе немногое, но все, что есть, — в твоем распоряжении.

— Она хочет стать монахиней, — вклинился отец Север.

Бард резко развернулся.

— Ну, это уже слишком. Есть много способов войти в реку жизни, и я вполне способен ее обучить и наставить. Еще не хватало, чтобы она целыми днями морила себя голодом, повернувшись спиной к красотам мира.

— Но… отец… мне нравится поститься, — запротестовала Этне.

— Потому что тебе оно пока в новинку. На самом-то деле тебе нужно погрузиться в жизнь с головой, пропустить ее поток сквозь себя, научиться любить.

— Я вразумлял Этне в течение целого года, — возразил отец Север. — Я намерен построить женскую обитель и выписать из Кентербери настоятельницу. У Этне не будет недостатка ни в сестрах по вере, ни в христианском наставлении. Она научится творить добро. И смирению тоже научится. Я с корнем выкорчую эту проклятую эльфийскость и очищу ее душу, так что ангелы в небесах передерутся друг с другом, кому достанется честь унести ее в Небеса.

— Ой-ой-ой… — Бард тяжело, устало вздохнул. Он словно постарел на глазах. — Ты сам не понимаешь, с чем столкнулся, а мне осталось уже не так много лет, чтобы успеть спасти девочку.

Джек разом встревожился. Он не хотел и думать о том, что Бард может когда-нибудь, ну хоть когда-нибудь умереть. Даже если это и значит, что он просто-напросто возродится где-то еще.

— У великого древа много ветвей, дитя, — мягко проговорил Бард, беря руки Этне в свои. — И христианство — не более чем один-единственный лист.

Но эльфийка лишь неуверенно поулыбалась этим словам. Джек видел: Этне не понимает, о чем идет речь.

— Она заплутала между двумя мирами. — Старик вскинул глаза на отца Севера. — Не знаю, сможет ли она полностью отринуть какой-либо из них.

— С Божьей помощью сможет, — твердо заявил отец Север.

— Скажи мне, Этне, ты вправду хочешь быть монахиней?

— Еще бы — это же так весело! — восторженно всплеснула руками девушка.

— Хорошо же. Я не встану у тебя на пути. Но послушай, если когда-нибудь тебе понадобится помощь… — Бард на мгновение задумался. — Я пришлю тебе кота. Я знаю, что монахиням позволено держать домашних любимцев. Заботься о нем хорошенько и не забывай кормить.

— Надеюсь, это не какой-нибудь там чародейский фокус? — подозрительно осведомился отец Север.

— Ну что ты! — Синие глаза Барда просто-таки лучились простодушием. — Я купил этого кота у одного ирландского капитана, что стоит на якоре в Беббанбурге. Звать зверушку Пангур Бан. Если тебя что-то напугает или удручит, о моя новообретенная доченька, поведай свою беду Пангуру Бану. Вот я, например, в минуту жизни трудную люблю поговорить с животными, которые, конечно же, не могут — никак — никогда — ни за какие коврижки! — поделиться услышанным с кем бы то ни было. Это так успокаивает!

Этне наклонилась к отцу и поцеловала старика в щеку.

— Я запомню, — тихо пообещала она.

А потом, поскольку час был уже поздний, а день выдался утомительный, отец Север велел всем укладываться спать. Он даже нанял в Беббанбурге добрую женщину позаботиться об Этне. Отец Север всегда отличался собранностью и аккуратностью.