Зимняя война

Глава 17

Событие сорок девятое

Донесение. Развивая наступление, мы сожгли ещё несколько деревень. Уцелевшие жители устроили нашим войскам восторженную встречу.

Карел Чапек

– На «МиГ-3» как в газовой камере. После 30 минут полёта во рту целый день стоит запах выхлопных газов поршневого двигателя. На «И-16» всё терпимей, в кабину попадают не все выхлопные газы, а только от двух цилиндров.

Сашка Скоробогатов рассказывал. Чего вспомнил. Так угорел почти. Преследовали его или нет Иван Яковлевич не знал. Не до разглядывания. Маршрут отступления намечен. А раз намечен, то нужно ему следовать. Маршрут заканчивался в котельной во дворе дома соседнего с посольством Литвы, скорее всего посольство тоже от этой котельной тепло получают. Брехт её приметил в первый же день рекогносцировки. Потом отбросил мысль. А потом вернулся. Дверь не закрыта, точнее, закрыта, но на крючок обычный. Понаблюдав за кочегаркой Иван Яковлевич окончательно убедился, что это здание именно то, что ему и нужно. Истопник днём почти не появлялся, где-то может в другом месте работал, или как Виктор Цой в ансамбле играл. Приходил только вечером, там и ночевал. Днем отличное убежище получалось и очень сомнительно, что там прямо в пятидесяти метрах от посольства будут злоумышленника искать.

Всё как всегда. Все планы хороши только до начала операции, а потом все они рушатся. Только Брехт заскочил в котельню, попетляв по дворам и на платочек уселся, чтобы не замарать одежду, как за дверью послышались шаги, брякнул крючок и в свете дверного проёма нарисовался кочегар. На Цоя он был не похож. Рыжий и мелкий. Брехт успел шмыгнуть в проём между стеной и стенкой, за которой котёл находился. Узкий такой тупик пять метров длинной и около метра шириной заставленный железными листами ржавыми и ломиками всякими.

Мужик, напевая песню, про «всё выше и выше», стал разводить огонь в топке. Что-то пошло не так. Не было его тут днём всю неделю и вот опять … Чертыхнулся пару раз Герострат, не получалось, видимо, разжечь огонёк, плесканул керосинчику, запах не перепутать, и загудело в печи. Сначала было терпимо, даже приятно Ивану Яковлевичу стоять за листами жести этой. На улице и намок и продрог, ожидая машину с литовским министром иностранных дел. А тут тепло вскоре от стены или перегородки этой пошло. Согрелся, просох, даже дремать стоя стал комдив. Но потом лепота закончилась. Пародокс, но печь забирала кислород из воздуха, а через всякие щели выдавала в непосредственной близости от Брехта газы угарные. Дышать стало тяжело. И лучше не становилось. Потом ещё и жарко стало. Прямо по-настоящему жарко, как в пустыне Калахари в полдень. Иван Яковлевич, понял, что ещё десяток минут и не побывает он никогда в той пустыне. Здесь скончается от удушья и жары. Пришлось выходить на свет божий. Мужика валить было жалко, но себя-то в разы жальче. На счастье увлечённый подкидыванием в топку угля рыжий товарищ стоял к этому отнорку спиной и Брехт его убивать не стал, огрел рукойткой «Кольта» по плечу и поймав на захват провёл обычный удушающий приём из дзюдо. Герострат обмяк и бы почти бережно «покладен» у стеночки поближе к выходу.

Иван Яковлевич выглянул во двор дома. Тишина. У выхода из двора стояли и разговаривали две женщины, но до них было далеко и выхода было два. Брехт достал из портфеля форму, переоделся, оодежду запизал в портфель и бросил его в топку. Снова глянул во двор. Ничего не изменилось. Комдив проверил пульс на шее кочегара. Жив курилка. Взял в руки лопату его большущую, снял пока фуражку и вышел из котельной. Не оглядываясь, дошёл до подворотни, оставил там лопату, надел фуражку и вышел на улицу. Тишина и спокойствие, словно на соседней улице и не убили час назад целого министра не братской Литвы.

– Ваня, – прямо вздрогнул, так вздрогнул. Рука сама дёрнулась к кобуре, огромных усилий стоило Ивану Яковлевичу, чтобы не выхватить «Кольт» и не выстрелить на голос. Вместо этого остановился и медленно натягивая на физиономию улыбку повернулся. Оба-на! Гевюр цузамен! Перед Брехтом стояло два больших воинских начальника. Одного Брехт знал, второй был тёмной лошадкой. В смысле, был черняв, Брехту не известен и шашку носил, то есть в кавалерии служил.

– Григорий Михайлович, какими судьбами? Рад видеть! – Рядом с кавалеристом стоял командарм 2-го ранга Штерн Григорий Михайлович.

– За тобой приехал. Шучу. Но не совсем. Мне Ворошилов звонил на днях, хотят твою дивизию из Польши к нам под Петрозаводск перебросить. А мы с … Знакомься, это командир 18-й стрелковой дивизии – комдив Черепанов Иван Николаевич.

– Здравия желаю.

– А это, Иван Николаевич, тот самый комдив Брехт, про которого мы только с тобой говорили. Лёгок на помине.

– Рад встрече, прямо чудеса товарищ командующий про тебя рассказывает. – Протянул руку тощий чернявый кавалерист.

– А чего с шашкой? – полюбопытствовал Брехт, услышав, что комдив этот совсем не кавалерийский начальник, а совсем даже командир стрелкового корпуса.

– Так наградная, лично товарищ Сталин награждал, когда я в Первой конной воевал.

– Понятно.

– Ваня, а ты чего в саже, вон весь локоть чёрный и одет не по погоде, в гимнастёрке, не лето на дворе.

– Я тут недалеко в гостинице «Националь» поселился. Мехлис сказал ждать, мол товарищ Сталин хочет со мной пообщаться.

– Заслужил. Я Ворошилову вот два дня назад про спирт твой рассказывал. Да, мы же тоже в «Национале» поселились, пойдём, чего мокнуть, отметим встречу.

– С радостью, Григорий Михайлович, только я чуть. Вдруг к Самому завтра вызовут.

– Да и мы упиваться не будем, так, согреться. Завтра назад в Карелию убываем. Так, чего в саже?

– Это грязь. Машина застряла помогал толкать.

– Ясно, как всегда в каждой бочке затычка, – загудел командующий.

– Горбатого могила…

Событие пятидесятое

Когда кажется, что весь мир настроен против тебя – помни, что самолёт взлетает против ветра.

Генри Форд

Газеты молчали. Не убивал никто посла с министром. На полях интернета тоже было не густо информации. Может это от того, что самого интернета ещё нет, как, впрочем, и микросхем, а без них какой интернет. Лет через… Через много лет СССР будет гордиться ЭВМ занимающей целое здание и … умеющей брать интеграл. Ещё через много лет сволочь одна американская с помощью компьютера лишит прогрессивное думающее человечество мечты – Теорему Ферма почти решит. Но пока лампы огромные и приличный расход электричества, целую электростанцию для ЭВМ надо. Нет интернета. Никто в «Одноклассниках» не выложил, что министра иностранных дел Литвы Юозаса Урбшиса белорусский патриот расстрелял в центре Москвы за желание оттяпать исконно Белорусскую землю с бывшей столицей этой земли – городом Вильно.

Из номера Брехт почти не выходил. Опасался, выйдет погулять, а в это время приедут звать его к товарищу Сталину. Вот не повезёт.

Ожидание и непонятки закончились пятнадцатого октября. Пришёл тот самый сержант ГБ Ильиных и вручил конверт, в котором оказался приказ подписанный Ворошиловым. Товарищу Брехту надлежит прибыть в город Петрозаводск и доложить о прибытии своему новому непосредственному начальству командарму 2-го ранга Штерну Григорию Михайловичу. Дивизия уже начала передислоцироваться в деревню Юргилица на северном берегу Ведлозера, которое находилось в тридцати километрах от границы с Финляндией.

Нда, не будет разговора с Вождём, кто ему расскажет про якутские алмазы и золото в индийском храме каком-то. Ещё бы вспомнить, где этот храм. А про нефть в Башкирии? Хотя, если по книгам судить, то попаданцев полно, кто-нибудь другой расскажет.

Начало Зимней войны Брехт знал точно – 30 ноября 1939 года, там ещё все из кожи вон лезть будут командиры, чтобы ко дню рождения Иосифа Виссарионовича чего захватить у финнов. Выходит, на подготовку у него есть полтора месяца, а у дивизии с учётом скорости передвижения войск в этом времени пару недель. А что нужно приготовить? Брехт в этот же день дозвонился до Спасска-Дальнего и Хабаровска. Командующий 1-й армией – Громов пообещал переброску всего, что потребуется дивизии организовать, а в Спасске доложили, что ватные телогрейки и штаны белым материалом обшитые и валенки, тоже белые, отправят с первым же эшелонам. Следом пойдёт эшелон с тулупами. Звучит довольно смешно – эшелон с тулупами. Но так и есть. Нужно десять тысяч тулупов, в вагон влезает около тысячи и это при очень аккуратной упаковке. Получаем десять вагонов. Почти эшелон по нонешним временам. Третьим эшелоном пойдёт спирт. Четвёртым двигатели. Моторесурс современных танковых и самолётных двигателей измеряется сотнями часов. В Польше и израсходовали весь. Двигатели нужно ремонтировать, а самолётные так проще и разумнее просто заменить. А старые на капремонт отправить.

Из Спасска и хорошие новости озвучили. Собрали второй «Клиппер», присланный Василием Блюхером, отремонтировали Ки-27 и кроме того Громов выделил в дивизию дополнительно пять новых истребителя И-16 тип 24 с новейшим двигателем М-63 выдающим по паспорту 1100 лошадок.

Этим усовершенствования не ограничились. Внедрены два подвесных бака на 200 литров (кроме основного на 254 литра), то есть дальность полёта увеличилась вдвое, как минимум. Обшивка этого центроплана была сверху из листов бакелитовой фанеры толщиной 2,5 мм, спереди и снизу из листов дюраля. Фанеру в Шарашке заменили на алюминий, а четыре ниочёмных пулемёта ШКАС заменили на два усовершенствованных Шпагиным крупнокалиберных ШВАКа. А ещё под крыльями у истребителя появилось шесть ракет РС-82 – реактивный снаряд, калибра соответственно 82 мм – неуправляемые авиационные боеприпасы, достигающие цели без коррекции траектории в процессе полёта, оснащённые реактивным двигателем на бездымном порохе. Про эти снаряды первые реактивные, которые применили пока один раз на практике на Халхин-Голе, Брехт слышал от Скоробогатова, что хрень, попасть ими в самолёт невозможно. Слишком медленные, но вот по колоне бронетехники или по скоплению финских солдатиков стрельнуть можно.

Брехт уже совсем было собрался идти на вокзал Ленинградский билет по брони забирать и тут песню по радио о самолётах запели. И ведь так все и думают в СССР, что Сталинские, мать их, соколы лучшие в мире. А это совсем не так. На самом деле они худшие в мире. Даже назвать страну, у которой есть авиация и у которой подготовка лётчиков хуже чем у СССР невозможно. Ну, может, тот один единственный лётчик в королевстве Бутан хуже Рычагова летает. Все остальные в разы лучше. И Халхин-Гол это отчётливо показал. Пока не прислали асов испанских и китайских, японцы наших соколол пачками сбивали. И что, потом пришли эти товарищи побывавшие в боях, заменили устаревшие И-15 на устаревшие И-16, чуть подучились и всё одно проигрывали японцам.

Тоже самое будет и в финской войне. Потери финнов будут в десять раз меньше. Они несколько сотен наших самолётов насбивают. При этом треть «подранков» приземлится на их территории, и горячие финские парни их превратят в свои.

Надо бы как то на это повлиять. Ещё есть время. Можно сделать тоже самое, но не после начала войны, а до. Сейчас собрать всех повоевавших и даже лучших из тех, кто не воевал и отправить в те армии, которые примут участие в Зимней войне. Кто может принять такое решение. Только Ворошилов. Ну, до Ворошилова ему не добраться. Опять Мехлис Лев Захарович. Тот самый от упоминания имени которого у всяких командармов поджилки трясутся. Вот сейчас Брехт осознал, что всё не так, как описано в будущем про зверства Мехлиса. Он просто белый пушистый душка. Снимать и расстреливать высших военноначальников нужно ровно в десять раз больше. Настолько низкий уровень подготовки войск, что если убрать всех командиров страше майора, то он только возрастёт. Они не учат подчинённых, разве что маршировать. Чем занимаются – неизвестно. Водку пьянствуют, да штаны просиживают. И ведь ничему Халин-Гол не научил. И самое интересное, что в реальной Истории и Зимняя война толком ничему не научила. Так Великую Отечественную и встретят совершенно не готовые к войне части. Лётчики не умеют летать. Танкисты стрелять, красноармейцы обучены только в штыковую атаку ходить. Вспомнился маршал Кулик со своим высказыванием накануне Зимней войны. А сказал маршал Георгий Иванович Кулик – заместитель наркома обороны следующее: «Автомат – это для американских гангстеров, а нашему красноармейцу нужна винтовка с длинным четырёхгранным штыком». И хотя есть уже автоматы и их не мало. На финскую войну пойдут именно с этими винтовками бойцы, против автоматов финских. Вот расстреляют же потом. Почему не сейчас?

Нужно идти к Мехлису. Вдруг хоть чуть можно сдвинуть неповоротливую эту махину?

Событие пятьдесят первое

Слух обо мне пройдёт по всей Руси великой,

И назовёт меня всяк сущий в ней язык,

И гордый внук славян, и финн … поныне дикий

Легко сказать, попасть на приём к Мехлису, не записываясь за много-много дней вперёд. В Наркомате Обороны удалось Брехту, не смотря на весь свой геройский вид, пробиться только до Михаила Маховера – секретаря Льва Захаровича. Что говорить этому товарищу?

– Михаил Иосифович, мне нужен именно Лев Захарович. Вам я ничего сказать не могу.

– До свидания. – Сучонок. Даже бровью не повёл.

– Давайте в игру сыграем, Михаил Иосифович. Вы говорите товарищу Мехлису два слова: Финляндия и Брехт, и он потом вам спасибо скажет, что пропустили меня. Или я потом ему говорю, что вы меня не пустили и посмотрим, что будет.

– Ты мне угрожаешь? – вскочил, глазами сверкает. Расстрелял бы. Может и расстреляет. А может и его, в интересное время живём.

– Я подожду.

Товарищ Маховер наклонил голову на бок и впервые с интересом посмотрел на Ивана Яковлевича.

– Хм. В игру, значит. Ну, добро. Что с твоей стороны на кону?

Куда попал? Это точно наркомат Обороны. Не Привоз? Это точно приёмная заместителя наркома?

– Я прокукурекую тут у вас под столом.

– Проку-ку-курекаешь? – глаза маслинные чёрные выкатил.

– Прокукарекаю.

– Хм. Заманчиво. Ладно, удивил ты меня комдив, такого ещё не слышал. Пойду доложу Льву Захаровичу. – Маховер собрал со стола бумаги, положил в папку красную и ещё раз подозрительно на Брехта глянув, опасаясь, наверное, что лопоухий комдив прямо сейчас под стол полезет кукарекать, улыбнулся загадочнее самой Джакондихи и скрылся за дверью с красной табличкой.

Вернулся Михаил Иосифович не скоро, были видны и другие дела. Что-то же понёс в красной папке.

Минут через пятнадцать вышел, опять оглядел Ивана Яковлевича с головы до ног, под стол глянул, и мотнул головой:

– Лев Захарович сейчас поедет на обед. Те … Вас с собой возьмёт.

Мехлис появился ещё минут через пятнадцать.

– Прокукарекаешь значит. Ладно, не будем заставлять Героя Советского Союза позориться. Пойдём, мне в одно место надо, но по дороге заедем к тебе в гостиницу пообедаем. Там и поговорим. Или ты когда ешь, глух и нем? – И у этого глаза маслиновые, но искорки пробегают, рыжие. Рыжие – они весёлые все. Ну, может не все убил же один дедушку лопатой. Савковой, должно быть? Кочегарской. Она тяжелее.

– Я приспособленец.

– Ха-ха-ха. Молодец, Ваня. Пойдём. Миша, – он повернулся к секретарю. – Сегодня буду уже после восьми. Если кому назначено, то переноси.

Мехлис слушал невнимательно, Брехт рассказывал про то, что лётчики обучены плохо, что можно, по крайней мере, на одном участке собрать всех лучших лётчиков страны, что так никто в стране и не добавляет спирт в бензин, про …

– Ваня, ты чего паникуешь. Это Финляндия. Фитюлька. А у нас там полумиллионная армия. У нас армия больше, чем всё их население. – Заместитель наркома, отрезал от антрекота приличный кусок и принялся вдумчиво пережёвывать розовое внутри мясо.

– Лев Захарович, вам же это не сложно сделать. Хотя бы со стороны Ленинграда.

– Подумаю, посоветуюсь с людьми, более осведомлёнными, чем ты.

– Спасибо.

– Да. Нашёл я тебя нормального особиста – старший лейтенант госбезопасности Шорохов Павел Фёдорович. И с пополнением твоим решили. На днях начнут перебрасывать. Всё, Ваня. – Мехлис вытер салфеткой губы. – Пора мне. Важная встреча. До, Свидания. В начале декабря я там появлюсь. Бывай.

– Одну секундочку, Лев Захарович. Я же жадный, можно ещё раз вашей добротой воспользоваться, – Мехлис, уже вставший из-за стола, дёрнул шеей, типа, ну пойдём, и говори по дороге.

– Лев Захарович мне нужен финн ненавидящий финнов в дивизию. Переводчиком. В Интернационале, может, есть такие.

Мехлис остановился. Отдал честь проходящему военному, к пустой голове руку вскинув, на автомате, сам смотрел себе в мозжечок внутренним зрением.

– Молодец, Ваня. Правда, молодец. Всё-таки ты умнейший человек из тех, кого я знаю. Разве до товарища Сталина ещё не дорос. – Усмехнулся. – Почему только тебе? Всем начиная, вот, как ты, с командира дивизии. И именно ненавидящий, пострадавший от них. Молодец. Будет тебе интернационалист. Тебе лучший будет. Всё извини, Вань, опаздываю. Сегодня вечером к тебе в номер подойдёт. Самый главный финн подойдёт. Обговорите кандидатуру.