Событие седьмое
Художники отличаются от фотографов тем, что у них птичка вылетает очень медленно.
Когда бригаду перебрасывали в Монголию, Брехт сумел доказать Штерну, что тех ребят, что призвали весной, отправлять вместе со старичками и сверхсрочниками на Халхин-Гол не стоит. Только обузой будут. Григорий Михайлович несколько раз Ивана Яковлевича посылал куда подальше. Раз присягу дал, значит, настоящий красноармеец, тогда какого чёрта. На третьем или уже на четвёртом заходе командующий сдался, в результате почти девятьсот новобранцев остались в Спасске-Дальнем. Красноармейцев гоняли в хвост и в гриву немного оставшихся контрактников. При этом оставили лучших. В Монголии справятся, а смену должны готовить те, кто сам что-то умеет. Первым делом проверили на меткость и выделили роту снайперов, которую стали готовить уже по другой методе. Меньше бегать и копать, больше стрелять.
А вскоре часть начала пополняться техникой. Трофейной.
В конце июля прибыл в военный городок первый эшелон с трофеями. Брехт лежал в госпитале и приёмкой занимался командир 64-й роты связи капитан Евстигнеев Борис Ефимович, оказавшийся на тот момент старшим командиром в бригаде из дееспособных. Нет, был майор Ким, командир колхозного теперь уже батальона. Был Помкомандира бригады по тылу интендант 1 ранга Сафронов Илья Александрович и даже, схвативший перед самым отправлением в Монголию испанку, бригврач Колосков Пётр Петрович, но не колхозника же старшим в бригаде оставлять и не врача, еле вкарабкавшегося с того света, а зам по тылу сидел в Хабаровске и выбивал патроны для «Арисак», «Браунингов» с «Эрликонами» и прочих нестандартных и импортных пушек и пулемётов, так что приёмку трофеев осуществлял капитан Евстигнеев. Первым же эшелоном пришли 150-ти мм пушки и гаубицы японские. Калибр не наш. И Евстигнеев пошёл к Дворжецкому, смогут ли проточить эти два миллиметра на механическом заводе. Оказалось, что это только название 150 мм, а на самом деле калибр 149,1 мм и советские 152 мм тоже не точно 152 мм, а 152,4, выходит, нужно в стволе длинной три с половиной метра проточить три с лишним миллиметра, да ещё нарезы сделать. Дворжецкий с инженерами переговорил и те отказались, не по силам. Пришлось вместе идти в шарашку.
И первый же вопрос обескуражил «точильщиков».
– Обычно стволы через сотню выстрелов раздувает, вы измеряли точно диаметр?
Померили и выяснили, что на самом деле стволы раздуло, но не во всех местах одинаково. Кое-где и точить ничего не надо. В шарашке изготовили приспособу и сейчас медленно по миллиметру в день стволы на гаубицах Тип-96 перетачивались.
Брехт осмотрел это действо и рукой махнул, ну не успеют и ладно. Они для польской войны не нужны, нужны для «Зимней» и к зиме точно успеют переточить. Там ему Светлов и рассказал, почему гаубица называется Тип-96. До этого как-то не задумывался. Ну, типа презерватив резиновое изделие номер два. Почему? Потому, что противогаз – номер один. Оказывается в Японии, хоть и перешли на Григорианский календарь шестьдесят лет назад, но своё летоисчисление тоже не забыли, а 1936 год, когда приняли на вооружение эти гаубицы по японскому летоисчислению 2596, вот по двум последним цифрам и назвали. Разница в 660 лет.
Вместе с гаубицами пришли и пушки этого же калибра. Это просто монстры, с длинной ствола в шесть метров и массой почти в одиннадцать тонн. Назывался монстр 15-сантиметровая пушка Тип 89. Ну, и понятно, что 89 это год принятия на вооружение в 2589 году японского календаря (1929). Стреляла пушка на двадцать километров и для преодоления линии Маннергейма была просто необходима.
Инженеры обещали проточить и эти под наш калибр, но не раньше, чем через три месяца. Война с Финляндией в ноябре, нужно успеть. Брехт переговорил со всеми, наняли ещё рабочих учениками. Такую сложную операцию доверить им нельзя, но хоть позволят отдыхать основным специалистам. Прикорнуть возле пушки, под мерный скрежет резца.
Следующим составом с разницей в два дня пришло пятнадцать платформ с битыми японскими самолётами. Грудой всё это там навалили, разбирайтесь, дорогие командиры, сами. Брехт даже про болезни забыл. Самолёты оказались всё теми же Ки-21, Ки-32 и Ки-27. Всего было сорок самолётов в разной степени угробленности. Брехт их в первую очередь приказал по классам разделить. Потом с Рычаговым, приехавшим на это посмотреть и заодно пригнавшим обещанные тридцать три самолёта, походили, покачали головой и решили, что пять тяжёлых бомбардировщика восстановить не сложно, тем более есть алюминий листовой. Три лёгких бомбардировщика Kawasaki Ki-32 тип 98 вообще нуждаются в косметическом ремонте. И семь армейских истребителей Ки-27 или тип 97 тоже можно за месяц привести в порядок. На этом и остановились. От остальных пока тоже окончательно не отказались. Бабаджанян со Скоробогатовым отобрали машины, движок у которых был в порядке, а всё остальное нуждалось не в особо серьёзном ремонте, но время. Сначала нужно восстановить, то, что может успеть к польской компании.
Танки Брехт даже смотреть не стал. Дал команду вынимать движок и отдавать их механикам, пусть аэроплоты и паромы делают. А вот три бронетранспортёра, вернее бронеавтомобиля Со-Мо или Тип 91 нужно отправить на переделку срочно. У японца при остальных вполне сносных характеристиках и при весе в восемь почти тонн стоял 6-цилиндровый бензиновый двигатель мощностью всего 40 л. с. Поставили разогнанный наш в сто с лишним лошадок и дебильный японский пулемёт 6.5-мм заменили на спарку ШВАКов. Убойная вещь получилась. Называлась раньше эта машина в Императорской армии – «Сумида». Не, не красиво. Переименовали. Теперь на борту красовался цветок сирени и название соответствующее крупными сиреневыми буквами на белом фоне.
Надо не забыть, отметил себе Иван Яковлевич, добыть побольше белой краски, всю технику между польской и финской компанией нужно будет перекрасить в белый цвет.
Событие восьмое
Хочешь узнать, что я о тебе думаю?
Купи мне литр водки… Садись поудобней… И слушай …
Лётчики, которых прислали Ивану Яковлевичу, практически все были в Монголии или Испании и практически все были награждены. У кого орден «Красной звезды» у кого «Красного знамени». Несколько человек с медалями. И все партизаны и алкоголики. Брехт пришёл на построение и ужаснулся. Один товарищ в тапочках вышел на построение. Все в нечищеных сапогах. Штаны почти у всех в пятнах масляных. Пуговицы верхние не застёгнуты. У двоих козырёк на фуражке сломан.
Иван Яковлевич даже ругаться не стал. Ругать можно одного, ну, в назидание другим, а тут все. И они ещё и не поймут, чего этому ушастому комдиву надо. Лучших со всей армии ему прислали. Вон, все в орденах.
К следующему построению Брехт подготовился. Взял с собой Светлова, попросил того в самом парадном виде быть со всеми орденами и сам надел всё свои ордена и медаль, даже глядя в зеркало головой помотал. Как в будущем, у корейских генералов, хоть на штаны цепляй. Когда уже колодки придумают?
Ну, то, что он Герой Советского Союза в 1-й отдельной Краснознамённой знали все. Не так много в стране Героев. Но когда увидели на Брехте настоящую кольчугу из орденов, то присвистнули даже некоторые. Да, ещё майор сзади с лицом не сулящим ничего хорошего и тоже весь в орденах. Даже попытались по стойке смирно встать. Брехт прошёл вдоль строя почти вплотную. Перегар от всех. А у троих, не просто перегар, а прямо свежачком попахивает, да и улыбка блуждающая на роже лица. Глазки мутноватые и блестящие.
И что делать? Или плюнуть? Воевали же, даже били немцев в Испании и японцев в Монголии.
– Товарищи командиры. – Брехт сделал паузу, давая лётчикам успокоиться. Впечатлились увидев двоих героев с кучей орденов, в том числе иностранных. – У нас есть месяц. После этого мы вылетим в Белоруссию. Там будет война, не говорите никому. Может, я ошибаюсь. Но, исходя из того, что пишут в газетах и говорят по радио, войны не избежать. Вы ведь пошли в лётчики не для того, чтобы водку пить, а чтобы летать и бить врага. И что я вижу. Вы все с глубочайшего похмелья, все в ненадлежащем виде. Да, вы по моей просьбе Рычаговым отобраны, как самые умелые лётчики, но… – Брехт развёл руками, – но я отправлю любого назад и сообщу Рычагову, что с пьяницами никуда не полечу, лучше молодых и трезвых возьму. Теперь сделайте вывод и идите, приведите себя в порядок. Завтра в восемь построение. Движки на ваших самолётах будут форсированы, оружие заменено на более мощное и бензин заменён на более совершенный с октановым числом близким к ста. Истребитель будет вести себя по-другому, выше скорость, больше высота, скороподъёмность выше. Считайте, это другой самолёт и на этих новых самолётах нужно научиться летать. И воевать по-новому. Тройками даже отрабатывать не будем бой. Будем работать парами: ведомый – ведущий. Всё. Разойдись. Повторюсь. Завтра построение в восемь утра.
Эх, надежды юношей питают. Так чтобы пять десятков мужиков, которые употребляют почти каждый день и вдруг бросили пить и сами себе штаны постирали, нет, на это и не рассчитывал Иван Яковлевич. Но хоть чуть что-то должно произойти. Говорил же. Хрена с два! Ну, пятеро прошлись сухой щёткой по сапогам. Двое побрились и наодеколонились. Хотя, может, просто перегар заглушая запахом «Тройного». Только Брехт не юноша, четвёртый десяток пошёл. Взял с собой снова Светлова и двоих красноармейцев. Обошёл строй выявил двоих с самым сильным перегаром и помятыми мордами лица, при этом у одного даже фингал назревал под глазом, под утро, значит, получил.
– Выйти из строя. Отправляетесь в Хабаровск. Я с вами отправлю рапорт на имя командующего армией с предложением понизить вас в звании за дискредитацию красного командира. Увести, – бойцам кивнул.
Тот, который с фингалом открыл, было, рот перегарный и возражать полез, даже чего-то ручонкой махнул, и тут же был пойман Светловым на болевой, заломил палец, согнул забияку в три погибели и так, задницей кверху, и повёл вдоль строя к общежитию, где присланные лётчики расположились временно.
Брехт подождал пока уведут буйных. Высоцкий, по его мнению, был прав на сто процентов. Сколько уже руководил различными коллективами и везде одно и то же. Есть буйные лидеры. Ну, характер такой у людей. И как в песне дальше:
«Мы не сделали скандала -
Нам вождя недоставало:
Настоящих буйных мало -
Вот и нету вожаков».
Сейчас двоих удалил буйных, а остальных нужно напугать. До пряника ещё очень далеко, пока нужен кнут.
– Послушайте меня, товарищи командиры. Завтра со мной на построение придёт представитель НКВД. С этого момента вам выход за пределы части запрещён. Если кто будет хоть с намёком на запах, пеняйте на себя. Сегодня сходить в баню, побриться и постирать одежду. Завтра быть при полном параде. Нерях выгоню и тоже напишу рапорт о снятие звания Штерну. Одеколоном пользоваться перед построением запрещаю. Да, просьба есть. Пришли самолёты трофейные, нужны будут лётчики, составьте список людей, которые, по вашему мнению, достойны попасть в 9-тую автобронетанковую дивизию имени товарища Сталина. Надеюсь, никто больше не опозорит имя вождя мирового пролетариата. Разойдись.
Событие девятое
Настроение под ноль? Здравствуй, крепкий алкоголь.
Лётчиков следующих привёз сам Рычагов. А вместе с ним приехал новый командующий армией. Брехт был знаком с ним шапочно. Всё время приходилось иметь дело либо со Штерном, либо с кем пониже, а вот новый начальник штаба 1-й Отдельной Краснознамённой армии Попов Маркиан Михайлович всё время не входил в сферу его интересов. Штерна отозвали в Москву на награждение очередное и после этого отправили командовать 8-й армией в Северной Карелии. Брехт ни на секунду не сомневался, что как только польская компания закончится Григорий Михайлович попытается его дивизию заполучить в свою армию.
Но до этого дожить надо. Новая метла появилась на Дальнем Востоке, нужно как-то поладить с новым командующим. Самое интересное, что у Попова звание было комдив. То есть, практически равны. И ни одного ордена и медали. Как там: чистые погоны – чистая совесть. Чистая грудь? Ну, тоже ни кого умирать не отправлял.
Брехт ему и Рычагову рассказал о воспитательном процессе, и о желании воссоединиться с дивизией имея и эти тридцать три самолёта и плюсом восстановленные японские машины. Механики обещали пятнадцать самолётов поставить на крыло в течение двух – трёх недель.
– А с чего ты Иван Яковлевич взял, что там война будет? – попивая чай в штабе в кабинете у Брехта зыркнул так на него командующий. Ну, понятно. Брехт вечно в любимчиках у кого-то, то у Тухачевского с Блюхером, потом у Штерна с Мехлисом. Слухи разные ходят про его бригаду. Опять же непонятная и очень подозрительная шарашка под боком. И снабжение бригады, вообще, не лезло ни в какие рамки. «Эрликоны», «Браунинги», «Арисаки». «Катюши» непонятные. Авиационное подразделение в мотоброневой бригаде. Да, один снайперский батальон чего стоит. Додуматься же надо семьсот человек снайперов. Солить их, что ли? И при этом всё начальство потакает всем запредельным просьбам этого лопоухого молодого немца. И самое неприятное было командующему, что он закончил академию имени Фрунзе, а у этого Брехта вообще военного образования нет. Институт в Свердловске. Загадка. И вот очередная выходка этого сумасброда, выгнал из части и рапорт накатал на лучших лётчиков в армии. Так-то бы надо построить и велеть не дурить, но за плечом этого лопоухого стоял, ощерившись, Мехлис. Стоял Лев Захарович, поглаживал, эдак, по-отечески, Брехта по блондинистой голове, и укоризненно смотрел на командующего, которого назначили пять дней назад. Потом запустил зам наркома пятерню в волнистые свои чёрные волосы, склонил голову на бок, губы поджал и говорит … Тьфу, привидится же.
– Маркиан Михайлович, – Брехт даже оглянулся, комдив куда-то за плечо ему смотрел. – Товарищ командующий, я практически уверен, что через месяц начнётся война Германии с Польшей. И чтобы защитить наших белорусских и украинских братьев мудрый товарищ Сталин решит ввести войска в те области, что проклятые польские интервенты отобрали у нашей страны двадцать лет назад. Хватит братскому белорусскому и украинскому народу терпеть угнетение польских империалистов, католиков всяких. Есть такой термин полонизация, то есть, превращение наших братьев в поляков. Им запрещают писать и читать на родных языках. Даже в школах запрещают преподавать детям на родном языке. Этого дальше терпеть нельзя, и товарищ Сталин, я уверен, этого не допустит. Есть месяц. Я, могу заняться перевоспитанием пьяниц и разгильдяев, но после того, как эта война закончится. Сейчас за месяц не успеть. А пьяный лётчик в бою, неадекватно оценив обстановку, вы же знаете поговорку: «Пьяному море по колено», так он не только себя погубит, а ведь на его обучение государство много денег и ресурсов истратило, он ещё и товарища может подвести, и лишит армия и своего самолёта и самолёта напарника.
– Нда, – Попов, после такой речи отставил даже жасминовый китайский чай. – Про пьяных – правда. Сам не люблю, когда командир в части пьяница. Нда. А вот про войну …
– Ну, если войну начнут немцы, а я сталкивался с ними в Испании, то они поляков быстро разгонят. Нам будут противостоять уже деморализованные подразделения, и не лучшие. Лучших отправят на запад.
– Так у СССР договор с Польшей. – Не сдавался Попов, явно в эту войну не веривший.
– А не будет Польши. Правительство сбежит в Англию к своим покровителям, а раз нет правительства, то и договора нет.
– Интересная логика. Ладно. Раз Рычагов на твоей стороне, то и я пока на ней побуду. Месяц, говоришь?
– Не позднее пятого сентября. До зимы закончить эту компанию нужно Гитлеру.
– Добро. Подожду. Рычагову команду дам подобрать тебе новых. А те, что остались? Перевоспитать думаешь? – вновь взял стакан с чаем комдив.
– Чего тут думать. Трясти надо.
– Трясти? – Попов свёл брови.
– Анекдот такой есть про студента. – Иван Яковлевич рассказал анекдот.
– Трясти надо. Смешно. Запомнить нужно. Частенько у нас так и поступают. Всё. Бывай, Иван Яковлевич. Я проездом во Владивосток. Флот ведь тоже на мне, вот, знакомиться еду.