До конца музейного рабочего дня оставалось чуть более трёх часов, но, судя по перечисленным объёмам, обойти его целиком (а тем более досконально изучить представленные бессчётные экспонаты) получилось бы вряд ли. На самом деле так и произошло, даже невзирая на тот существенный факт, что сметливые соискатели преднамеренно разделились; им удалось обследовать лишь третью часть удивительных экспозиций, а искомая частичка Про́клятого сокровища так и не была никем из них обнаружена. В семнадцать часов сотрудники службы безопасности вежливо попросили засобираться на выход. Спорить? Оказалось бы бесполезно, тем более что, прислушиваясь к здравому смыслу, никак не хотелось привлекать к себе дополнительное, излишне пристальное, внимание. Воодушевленные правильным мнением, предприимчивые путешественники поспешили исполнить законные требования, предъявляемые как лично к ним, так и ко всем остальным, загулявшимся посетителям.
Оказавшись за пределами «Зимнего», по общему мнению, отправились отужинать в респектабельном ресторане, манившим к себе иностранным названием «Grosland». Внутренние помещения выглядели уютными, исполненными в стиле древнерусского, простецкого кабака, и выглядели несколько неестественным образом: кирпичные стены окрашивались яркой белёсой краской; между обеденными отсеками (в каждом из которых устанавливалось от пяти до десяти прямоугольных столов) наблюдались сводчатые проёмы; мебельные принадлежности являлись в основном деревянными, правда, резные стулья отличались мягким сидением, изготовленным из нежного поролона; некоторые протянутые столы компоновались длинными лавками.
Разместившись в уютном, наиболее тихом, местечке, проголодавшиеся кладоискатели принялись за поданную изысканную еду. Аркадий вознамерился заказать ещё и дорогого, выдержанного вина. Через пару десятков минут непривлекательно опьянев, он сделался неприлично развязным, а набравшись как следует (то ли пьяненькой наглости, то ли нетрезвой смелости), начал приставать с навязчивыми расспросами, адресуя их второму попутчику:
– Слушай, «мент», ты, наш «доблестный», а ведь я хотел тебя в московскую полицию сдать, да меня Викуля отговорила… сидел бы ты сейчас где-нибудь в тюремной кутузке.
Вся интеллигентная воспитанность успешно испарялась по мере распространения бодрящего алкоголя; приятное лицо у Ковальского чуть деформировалось, приняв озлобленное, едва ли не звериное выражение. «Очевидное утверждение, что в каждом из нас скрывается дьявольский демон, похоже, оказывается правдивым», – подумал про себя Королёв, вслух же наигранно язвительно выдал:
– Чем же я лично тебе, Аркаша, не угодил, когда, к примеру, любимая женщина у тебя считает, что ваш покорный слуга появился в общем-то своевременно?
– Её полное право, – кривя «харю» в презрительной мимике, высказался обрусевший поляк, изрядно разогретый креплённым винишком, – если бы дали право выбора мне, я бы, поверь, тебя «засадил», и как можно подальше, – будешь знать, как в чужом «монастыре» нежданно-негаданно объявляться! Жили мы, значит, нисколечко не тужили, а тут ты – такой! «красивый», явился, и все наши личные планы полетели в глубокие тартарары. Сразу стало нужно куда-то ехать, кого-то спасать; словом, весь привычный уклад размеренной жизни взял да и резко нарушился.
– Так тебе наша миротворческая миссия, получается, в тягость? – зло усмехнулся Семён, реагируя на деланное негодование пьяного компаньона. – То-то, я гляжу, ты сам в неё напросился! Кстати, ещё не поздно вернуться. А может, ты не доверяешь несравненной избраннице? – лестный комплимент вырвался у него случайно, но возымел эффект совсем не такой, какой, казалось бы, ожидался.
– Ну всё, хватит! – резко отрезала прекрасная спутница, произнеся привычную фразу. – Я полагаю, сейчас не время, а главное, не место выносить на обсуждение наши личные отношения?!
– Да, правильно, – осоловевший оппонент раздосадовано смутился, – пойдём-ка, Сеня, лучше покурим.
Курить полицейский бросил давно; с другой стороны, он отлично понимал, зачем именно его отзывает разгорячённый Аркадий. Спорить кадровый офицер не стал, наоборот, охотно согласился на ничуть не увеселительную прогулку:
– Я тоже считаю, что настало время немного «припудрить носик», поэтому я и не откажусь совершить увлекательный, едва ли не познавательный променад.
Против того чтобы мужчины отошли выяснять отношения, Виктория спорить не стала: каждой женщине приятно, когда, оказывается, она является объектом всеобщего вожделения (в чём она нисколько не сомневалась, и с нетерпением дожидалась, чем мужская ссора в итоге закончится).
Спустившись в общественный туалет, Ковальский вальяжно избавился от золотистых очков и положил их на белоснежную раковину. Развернувшись к Семёну и придав себе нахальный, беззастенчивый вид, он вызывающе, развязно промолвил:
– Я вижу, «мент» злополучный, как Викуля на тебя влюблённо посматривает… ты, очевидно, решил, что раз нацепил подполковничью форму, то тебе всё дозволено? Даже не думай, не то…
Не договорив условную фразу, полупьяный избранник расправил на правой руке широкую пятерню и занёс её повыше наверх, как бы изготавливаясь к сокрушительному удару – плашмя.
– Не то, что? – спокойно спросил участковый, ехидно улыбаясь и ещё больше подзадоривая новоявленного партнёра, вдруг перешедшего в разряд непримиримого недруга. – Поколотишь, что ли, меня? Тогда вначале я хотел бы задать благоразумный вопрос?
– Какой? – опуская занесённую длань, промолвил неугомонный поклонник.
– Может, Аркаша, не надо?
– Это почему же ещё?
– Знаешь ли, – злорадно усмехаясь, продолжал подначивать полицейский (он предвкушал неотвратимую стычку), – как говаривал небезызвестный литературный герой, занятие сие сильно уж хлопотное, – переиначил он предупредительное высказывание, пришедшее на память из прочитанного в далёком прошлом крутого романа.
– Вот мы сейчас и посмотрим, – не в силах долее сдерживаться, прохрипел разозлённый Ковальский и, широко размахнувшись, направил правый кулак в ехидное, улыбчивое лицо.
Для опытного бойца, каким считался Семён, неумелое нападение не было неожиданным; во всяком случае он незатейливо увернулся, резко отстранился в правую сторону и махом повернулся на девяносто градусов, сделав лишь незначительный полушаг. Несмотря на грубое нападение, никаких ответных движений покамест он не предпринял. Его же пьяный противник, разошедшийся совсем не на шутку, попытался нанести не меньше пяти похожих ударов, попеременно чередуя то левую, то правую руку. Ни один из них не достиг назначенной цели, потому как Королёв, словно бы издеваясь, переместил за́ спину сло́женные ладони и уходил от неудачного нападения способом, аналогичным проделанному, – отклонялся натренированным корпусом то вправо, то влево.
Вдоволь намучившись и изрядно поколотив пустое пространство, Ковальский вознамерился сменить активную тактику и произвёл энергичный выпад правой ногой, направляя её резко вперед и намереваясь попасть в паховую (якобы незащищённую) область. Обученный полицейский, понятное дело, нисколько не сплоховал: резко переведя скрещенные руки наружу, он скрестил их как ножницы, перехватил небезопасное маховое движение, а замкнув своеобразный замок (правая кисть на пятке, левая – на носке), произвел мгновенное круговое воздействие. Любой человек, и трезвый, и подготовленный, обрёкся бы на неизбежное болезненное падение (чего уж там говорить про подвыпившего поля́ка?) – словно мешок с песком, Аркадий плюхнулся на переднюю часть неуклюжего туловища, всей недоумённой физиономией ударившись о кафельное покрытие. Из расквашенного носа моментально брызнула разноцветная кровь (смешанная со слизистым выделением), под обеими глазами синюшно подплыло – можно не сомневаться, хрящевая переносица сделалась сломанной. После убедительного тычка, то бишь позорного поражения, у кого угодно пропало бы всякое желание продолжать бесперспективную драку. При всех условиях, чтобы закрепить добытый успех, участковый уполномоченный запрыгнул Ковальскому на́ спину, резким движением завёл его правую руку назад, уперся в неё аналогичной ногой и применил неслабое болевое воздействие. Привычным манером, необходимым при проведении любого приёма, он зычным голосом недружелюбно скомандовал:
– Левую руку расслабить и немедленно завести назад!
Поскольку сопротивляться здравого смысла не было, побежденный «вояка» исполнил жёсткое приказание; в результате Королев с завидной лёгкостью добился искомого результата. Когда верхние конечности надёжно скрепились, опытный боец обхватил приподнятый подбородок обеими ладонями снизу, а натягивая переднюю шею, болевым приёмом завёл буйную голову немного назад, и сильно напряг. Тот закряхтел. Убедившись, что недоброжелательное внимание будет приковано исключительно к доводимым словам, полицейский задекламировал прописную, неоспоримую истину:
– Знаешь ли, друг дорогой, ну, никак я не хотел залезать в ваши с Викой любовные отношения, но, извини, теперь просто-напросто буду обязан. Если же вдруг случится, что она неожиданно выберет мою незначительную персону, то это станет её свободный выбор, и ты, паршивец, ты, эдакий, ничего поделать не сможешь. Выражаясь понятнее, пускай милая девушка сама решает, кто из нас ей наиболее дорог, – надеюсь, нехитрая мысль понятна?
Ковальский «хрюкал» что-то нечленораздельное, невразумительное, совсем непонятное. Поняв истинную причину, Семён ослабил шейный захват, чуть-чуть освободил бездумную голову, и повторил нескромный вопрос, произнесенный буквально секунду назад:
– Так как, Аркаша, всё ли нам ясно?
– Да, да, пожалуй, уразумел, – еле слышно проговорил несостоявшийся хулиган, от полученных телесных мучений враз протрезвевший и как-то изрядно поникший.
Королёв снял болезненное воздействие и помог незадачливому сопернику потвёрже встать на́ ноги. Он протянул ему правую руку и примирительно произнёс:
– Я думаю, не стоит сориться из-за незначительной, ничем не оправданной, ерунды. Безупречная Виктория не давала пока никакого весомого повода, чтобы думать как-нибудь плохо. То же нормальное обстоятельство, что она посматривает на меня с чисто женской оценкой, примеряя на предмет вероятного полового партнера – ну и что? – ты ведь тоже на других, красивых девушек, смотришь… или же, скажешь, я в чём-то неправ?
Хотя и с явной неохотой, но ревнивый мужчина ответил традиционным рукопожатием. Алкогольная при́дурь постепенно покидала просвещённую голову; оставалось же в ней лишь лёгкое непонимание сложившейся ситуации, сопряжённое с непроизвольным оцепенением. Аркадий вновь приобретал привычное интеллигентное выражение. Умывшись и оправившись от нервного потрясения (и, наверное, сотрясения головного мозга?) он сделал закономерное заключение:
– Да, видимо, я перебрал, и, похоже, значительно.
– Что у трезвого на уме, то у пьяного слетает на говорливый язык, – обозначил доброжелательный победитель, хлопая недавнего неприятеля по плечу и весело улыбаясь, – давай сделаем так… пока нет видимых признаков, указывающих, что твоя возлюбленная выказывает мне нескрываемую симпатию, неприятную тему мы трогать не будем. Ну, а потом – если вдруг что? – окончательный выбор пусть сделает Вика; проигравший же соперник с честью отодвинется в сторону. Сразу скажу, активных телодвижений, направленных на привлечение более пристального внимания, предпринимать не стану, но и отвергать её особую благосклонность я тоже не собираюсь. Еще раз спрошу: готов ли ты играть честно?
– Да, – печально ответил Ковальский, – будь что будет.
Когда враждовавшие стороны вернулись к прекрасному объекту мысленных вожделений (молодой женщине, бесцеремонно оставленной ради бурного выяснения отношений), она кокетливо нахмурилась и наигранно равнодушно спросила:
– Вы что, настолько заняты собственными проблемами, что про меня совсем позабыли? Я уже подумывала, что никогда не дождусь благополучного возвращения, и даже предположила, что бестактные компаньоны меня попросту кинули, а сами, гадкие, отправились спасать Земной Мир в полном мужском одиночестве.
Кивнув недавнему спарринг-партнеру, Королёв взялся́ расплывчато объясниться:
– Аркаше вдруг стало плохо, – прицепилось же уничижительное сокращённое имя, в результате чего называть нового знакомого как-нибудь по-другому он просто не мог, – потеряв равновесие, он грузно упал и ненадолго лишился сознания – пришлось оказывать ему первую помощь, – сказал серьезно, но затем, решив свести абсурдную ситуацию в игривую шутку, улыбнувшись, добавил: – И даже сделать искусственное дыхание!
– Фи, – выказывая жуткое отвращение, Багирова брезгливо наморщилась (хотя и понимала, что выдвинутая версия является полной неправдой); подыгрывая, она неумышленно оскорбила и так-то униженного избранника: – Как это всё неприятно.
Аркадий старался держаться, однако от прожжённого полицейского не ускользнула лёгкая тень враждебной озлобленности, на долю секунды исказившая побитую сущность. «Надо бы за обиженным парнем приглядеть повнимательней, а то как бы чего не вышло?..» – логично поразмыслил бывалый оперативник.
Прекрасно осознавая, что нахождение в ресторане является неуместным, новоявленные партнёры суетливо засобирались на выход. Попутно заскочили в дежурный травм-пункт и проверили у Ковальского побитую лицевую часть; переносица оказалась не сломанной, но хрящевая перегородка напрочь отклонилась в правую сторону. Не прибегая к оперативному вмешательству, её успешно вернули на прежнее место и зафиксировали парочкой ватных тампонов; их засунули в обе ноздри и пожелали не вытаскивать не менее месяца. Нетрудно догадаться (причём вопреки любым категоричным протестам), по выходу на тёмную петербургскую улицу, пострадавший соратник бесповоротно извлек их наружу, справедливо предположив, что рано или поздно всё само собой образуется.
Неприятный вечер в тот день затянулся, в связи с чем провалиться в блаженные сны получилось далеко уже после глубокой полу́ночи.