Эрна
Мицци
Лизель
Ганс
Вилли
Томми
Анна
Терраса, на ней — увитая виноградом беседка. За столом сидят Ганс, Мицци, Вилли, Эрна и Лизель. Перед ними — сифон с вином и бокалы. Все усердно выпивают, громко и возбужденно говорят, порой перебивая и не слушая друг друга. Перед террасой сидят Томми и Анна, у их ног — портативный магнитофон, из которого несутся звуки бит-музыки.
Эрна: Ты уже сказала, что вчера мы были у Мими?
Мицци: Вы были у Мими?
Вилли: А у вас тут славненько, честное слово!
Лизель: Ну хватит вам про Мими!
Ганс: Я и вытряхнулся славненько, чтобы привести в божеский вид эту халупу.
Эрна: Не знаю, чем ей не угодила Мими.
Ганс: И должен вложить в нее еще столько же.
Лизель: Как была лживой стервой, так и осталась.
Вилли: Для уикэнда лучше не придумаешь.
Эрна: Брось. Ты не права.
Ганс: Для меня главное — покой. Понимаешь? Мне покой нужен.
Лизель: Насчет Мими можешь не распространяться, уж я-то ее знаю.
Вилли: Мне тоже.
Мицци: У Мими есть свои… Эй, Томми, сделай потише, собственного голоса не слышно.
Томми убавляет громкость, он и Анна придвигаются поближе к магнитофону.
Томми: Я балдею от «Mothers of Invention».
Анна: Неслабо поют, правда?
Ганс: Ну, выпьем, что ли! За нас!
Все поднимают бокалы с возгласами: «За нас!», «Будем здоровы!»
Томми: У них силовой напор, понимаешь?
Анна: А третью программу ты слушаешь?
Томми: Каждый божий день.
Лизель: Я бы ее еще терпела, если бы она не была такой лицемерной.
Вилли: Хочу в сантехники! Ты бы не отказалась от такого гнездышка? А? Эрна!
Ганс: Кончай. Чем ты недоволен? К восьми являешься в свой магистрат, а полпятого уже дома. Я же вкалываю по двенадцать часов в сутки, это еще в лучшем случае.
Мицци: В будние дни я его вообще не вижу.
Вилли: А в будние ночи?
Мицци: К ночи он еле живой, ей-Богу!
Вилли: Я имел в виду только зрительную связь.
Все смеются, пьют.
Ганс: Обижаешь, Мицци. Старый ас и по ночам на высоте. Больше того, я был мастером ночного воздушного боя.
Вилли: А твоей старушке какой от этого прок?
Лизель: Кто его знает, куда он может залететь.
Мицци (Указывает на детей.): Потише, вы…
Вилли: Брось-ка ты. Они сами нас кое-чему научить могут. Эй, там, приглушите свой ящик, говорить невозможно.
Анна: А нам слушать. Из-за вашего галдежа.
Вилли: Ты сейчас у меня дождешься! Совсем обнаглела!
Мицци: Погодите! С чего ты взяла, Лизель, что Мими — лицемерка?
Лизель: Ну как с чего? Мальчишке моему то и дело вкручивает: будь умницей, только учись. А мне говорит — на кой ляд ему эта учеба? Шел бы в мастерскую к Гансу. Все понадежнее.
Ганс: Стал бы толковым сантехником!
Вилли: Зачем он тебе, Ганс?
Лизель: Он же без отца растет. Его совсем заездили. А вам бы только языками потрепать.
Мицци: Все! Антракт! Как вам наша вилла?
Вилли: Я уже сказал, надо суметь отхватить такое.
Эрна: Да еще и обустроить.
Лизель: Да уж, не каждому по карману, не каждому…
Ганс: Не каждому!.. Да я на это всю жизнь горбатился.
Мицци: Мы во всем себе отказывали.
Ганс: Не то что некоторые. На Майорку в отпуск не ездили.
Эрна: Ну, поездка — все же не собственный дом. Этим нас упрекать не надо.
Ганс: Я только хотел сказать: кому что нравится. Но ты спроси у Мицци, когда она в последний раз могла позволить себе новое платье.
Лизель: Вас послушаешь, так прямо хоть подарки дари. А у самих что ни год — новая машина.
Ганс: Это из-за налогов. Исключительно из-за налогов. Они просто душат малый бизнес. Политика такая. Понимаешь? Большие фирмы становятся еще больше. За наш счет. Глотают нас, как мелкую рыбешку!
Эрна: Хотела бы я посмотреть на того, кто сможет тебя проглотить.
Вилли: Старого аса-истребителя!
Эрна: А в самом деле, детей у вас нет, почему бы вам не взять на работу Томми? Как это ни грустно, когда-нибудь придется идти на пенсию.
Ганс: А я бы взял. Я уже предлагал это Лизель. Так ведь, Лизель?
Лизель: Да, но учителей, видите ли, беспокоит его будущее.
Ганс: Беспокоит! Чего беспокоиться за сантехника? Он любого доктора за пояс заткнет. Я имею в виду заработок.
Мицци: А что, Гансик, если он достигнет большего? Почему бы и нет?
Ганс: Почему бы и нет… Если пробьется. Я тоже не думал, не гадал, что буду когда-нибудь ремонтировать эти засранные дома.
Мицци: Полно, Гансик. Нам-то уж грех жаловаться.
Ганс: Да я генералом бы стал! Если бы эти говнюки войну не проиграли. Я был бы генералом!
Вилли: Особенно по ночам.
Ганс: Не зубоскаль! Что ты знаешь? Что ты видел?
Вилли: Куда уж мне. Что увидишь со дна окопа?
Эрна: Не скромничай, Вилли. Ты был тяжело ранен.
Ганс: Так тяжело, что больше носа не высовывал.
Вилли: Уж не хочешь ли ты сказать, что я уклонялся?
Ганс: Нет, Вилли, Бог с тобой. Ты все правильно делал. Главное, мы живы. Твое здоровье!
Пьют.
Томми: Слыхала?
Анна: Классно.
Томми: Да нет. Я про этих, сзади.
Анна: Нет, не слыхала.
Томми: А надо бы.
Анна: Зачем?
Томми: Чтобы поняла, почему все это должно взлететь на воздух.
Анна: Как у тебя с головкой?
Томми: А тебя это не достает?
Анна: Я не слушаю.
Томми: Это же выхлоп буржуазных кишок. Гнилой дух истеблишмента. Дрисня позднего капитализма. Принесу тебе кое-что почитать, тогда поймешь, что вообще происходит.
Вилли: А что происходит?
Томми: Ничего.
Вилли: Так чего же ты шумишь?
Ганс: Вообще… эта музыка…
Эрна: Я тоже не люблю такую.
Вилли: Как только под этот грохот можно любезничать с девушкой?
Лизель: А ему и любезничать не надо.
Вилли: Особенно с нашей Анночкой. Ну это я так… вообще.
Томми: Поищем другое место.
Томми и Анна идут в дом, захватив магнитофон.
Вилли: Только без глупостей! Я не поленюсь проверить!
Мицци: Прекрати, Вилли!
Вилли: Осторожность не помешает.
Эрна: Он — парень хоть куда, уже может девиц охмурять.
Ганс: Это у него от отца.
Лизель (Встает.): Да, от отца. Тебе не уязвить меня, Ганс. Не уязвить!
Мицци: Да перестаньте же!
Ганс: А что тут такого? Он был бравым солдатом английских оккупационных войск. Разве не так?
Мицци: Ну, кончай, Гансик!
Лизель: Нет, пусть говорит, мне даже интересно!
Ганс: Ах, тебе интересно? Спасибо, что рот мне не затыкаешь! Или я сказал что-то плохое?
Вилли: Ну ладно. Проехали… А жаль все же, что «Хумба-мумба-тэтаре» вышла из моды.
Эрна: Мы всегда это пели на гулянии, в праздник строителей. Это было безумие какое-то!
Вилли: Такое уже не повторится.
Пауза.
Лизель: Он, видать, уже набрался.
Ганс: Кто?
Лизель: Ты! Кто же еще! Поэтому не все, что ты говоришь, я принимаю всерьез.
Мицци: Перестаньте! По новой начали?
Лизель: Я себя в обиду не дам.
Ганс: Послушай. Ты у меня в гостях, поэтому я тебе ничего не отвечу. Я знаю, что такое приличия. Но не начинай все сначала, иначе тебе придется пожалеть!
Лизель: Все мы выпили, тут и говорить нечего. В этом мы все одинаковы. Только это я и имела в виду. А начал-то как раз ты! Ты!
Мицци: Давайте выпьем! Будем здоровы!
Поднимают бокалы и пьют.
Вилли: А «Хумба-хумба» — такая песня… такая песня… от нее прямо… Не знаю, как сказать, но в ней есть что-то такое…
Ганс: Да и теперь найдется кое-что стоящее. (Обращаясь к Лизель.) Послушай, с чего ты взяла, что я первый начал?
Лизель: Ха, ты же сказал: это у него от отца. А слух у меня тонкий, я поняла, что ты при этом подумал.
Эрна: Так чем ты нас можешь порадовать, Ганс?
Ганс: Мицци, где эта пластинка?
Мицци: Какая?
Ганс: «Хорошо повеселились…»
Мицци: Там, где и остальные.
Ганс: А тебе, Лизель, я одно скажу: о том, что я думаю, тебе ни в жизнь не догадаться. Хоть пупок надорви.
Ганс уходит в дом.
Эрна: Ну что, получила? Не надо было так кипятиться.
Лизель: Я не позволю так обращаться со мной!
Вилли: Да кто тебя здесь обидел?
Лизель: Ни от кого из вас мне ничегошеньки не нужно! Ни от кого! Ни вот столечко!
Эрна: Ну, конечно.
Лизель: Вот видишь. Тогда зачем мне такое обращение?
Вилли: Бог ты мой! У парня нет отца! Про это каждый может сказать.
Лизель: Так-так. Подпеваете друг другу.
Мицци: Ну, хватит!
Эрна: Лизель в своем репертуаре.
Лизель: Только бы сговориться против меня, только бы сговориться.
Возвращается Ганс с работающим проигрывателем в одной руке и двухлитровой бутылкой — в другой. Слышится песня «Хорошо повеселились». Вилли берет бутылку с вином, наполняет сифон, вторит припеву. Остальные подхватывают.
Вилли: Класс! «Эй, хватай свиные ножки!..» Ха-ха… Сейчас обмоем домик!
Вилли ставит пластинку еще раз, усиливает звук, берет свой бокал, кладет сифон на плечо и всех призывает следовать за ним. Все с песней маршируют в дом.
Занавес
Чердачное помещение. В задней стене — небольшое окно, справа — перегородка, подведенная под потолочную балку, впереди слева — модель «Мессершмитта-111» величиной с самолетик, какие бывают на детских каруселях. Модель установлена на шарнирной станине и с помощью штурвала может поворачиваться, вращаться вокруг своей оси и наклоняться в разные стороны. Модель накрыта брезентом. Открываются дверцы люка в середине помещения, появляется Томми, он помогает Анне подняться следом за ним. Магнитофон по-прежнему включен. Томми закрывает дверцы, Анна подходит к окну и открывает его.
Анна: Фу, какая здесь вонь.
Томми выглядывает в окно и указывает вниз.
Томми: Сейчас бы коктейля в самый раз, бутылек «Молотова»[1].
Анна: Это что-то очень крепкое?
Томми (Смеется, садится на пол.): Еще как! Прямо обжигает! Ты ведь еще девочка?
Анна: А тебе какое дело?
Томми: Садись сюда!
Анна подсаживается к нему, Томми убавляет громкость.
Томми: Я балдею от тебя.
Анна: Даже так?
Томми: Так ты девочка или нет?
Анна: А ты хоть раз пробовал?
Томми (Презрительно.): Хоть раз?!
Анна: А я несколько раз была на грани.
Томми: Иди ты!
Анна: Но когда начинают дергаться и не знают, как меня раздеть, меня смех разбирает. Этим все и кончается.
Томми: Смех — это только от страха. Ты просто боишься.
Анна: Еще чего. Просто я решила, что если я и в самом деле захочу, то разденусь сама.
Томми выключает магнитофон, с улицы доносится песня «Хорошо повеселились…» Анна проводит рукой по полу.
Анна: Как здесь грязно!
Томми (Показывает на брезент.): А тут есть что подстелить.
Анна заходит за перегородку, Томми возится с брезентом.
Томми: Ты платье-то не снимай, вдруг кто-нибудь поднимется, надо по-быстрому! (Он стаскивает брезент, смотрит на модель.) А это что?
Анна: Не подглядывай!
Томми осматривает модель, Анна с трусиками в руке выходит из-за перегородки.
Томми: Гляди-ка!
Анна: Этой штукой играет дядя Ганс, мне мама рассказывала.
Томми: Наш боевой летчик играет в войну! Прямо с души воротит! Знаем мы таких: вчера летали бомбить Англию, а сегодня поливают напалмом вьетнамских детей!
Анна: Но он же только играет…
Томми: Он кровь пьет за своим игрушечным штурвалом, кровь!
Анна: Ладно, не заводись!
Томми: Нет, дело нешуточное! Эти гнусные тираны сидят себе в кабинах, бросают бомбы, нажимают на кнопки. Тра-та-та-та-та…
С песней приближается компания взрослых, откидываются дверцы люка, из него вылезают Ганс, потом женщины и Вилли, у каждого в руке — бокал с вином.
Ганс (Смотрит на модель.): Ты что-нибудь здесь трогал?
Томми: Нет, только смотрел.
Мицци: Так вот они где!
Анна бросает трусики и ногой пытается задвинуть их за перегородку.
Эрна (Злобно шепчет Анне.): Ну, погоди у меня. Дома разберемся!
Анна: А что такое?
Эрна: Сейчас же надень трусы!
Вилли: О! Знаменитая птица смерти! Так давайте выпьем за ее наездника!
Вилли наполняет протянутые ему бокалы, все столпились вокруг самолета, Анна прячется за перегородку. Эрна прикрывает дочь.
Вилли: Эрна, иди сюда! Давай свой бокал!
Эрна: Могу себе представить, каких трудов это стоило!
Вилли: Будем здоровы!
Все пьют.
Вилли: А теперь покажи ее в бою!
Лизель: Да, Гансик, покажи, как тебя сбили!
Мицци: Но до этого он сам сбил троих. Троих!
Ганс: Нет, нет, это я могу только наедине с машиной.
Вилли: Да ладно тебе! Не томи нас!
Ганс: У каждого есть такой уголок в душе…
Мицци: Полно тебе стесняться, Гансик. Он даже рыцарский крест получил.
Мицци шарит рукой в кабине пилота, достает оттуда железный крест и вешает его Гансу на шею.
Вилли: Теперь он просто великолепен, просто великолепен! Ваше здоровье!
Пьют.
Ганс: Эх, для меня это — старый дружище «мессер». Когда я в него сажусь, он становится настоящим «мессером». Вам этого не понять, для вас это просто чудачество.
Томми: Напоминает карусель.
Лизель: Придержи язык, Томми!
Ганс: Оставь его. Он понятия не имеет, каково тебе в машине, когда ты один-одинешенек, а где-то тебя уже подстерегает враг. И вот он уже перед тобой, и ты смотришь смерти в глаза. В такие моменты как никогда понимаешь, что такое жизнь! Вот тогда-то и становишься настоящим мужчиной! Запомни это, мальчик!
Вилли: Ну-ка, Гансик, покажи нам бой над каналом.
Ганс (Передает Вилли свой бокал.): Подержите. (Залезает в кабину.) Это было в мае, шестого мая сорок второго года. Наконец-то ясное небо. Я сопровождаю бомбардировщики. Мы уже возвращались на базу и были около побережья. Зенитки палили нещадно. До Бельгии рукой подать. И вдруг яростная атака. Бац! Мы увидели их машины, когда загорелись два наших бомбардировщика. В одном из них — мой товарищ! Я сразу взмываю. (Все более увлекаясь, он управляет моделью.) И прямо перед собой вижу англичанина. Он тоже набирает высоту, и тут я посылаю ему первый привет. Мимо! И вдруг вспышка слева. Я вынужден нырять, петлять, как заяц. И вот он у меня в прицеле. Вовсю жму на гашетку. Тра-та-та-та! Бац! И сердечный привет Черчиллю! Но это, оказывается, был другой самолет. Мой преследователь все еще у меня на хвосте. Он дышит мне в затылок! Да хранит тебя Господь, Ганс! Теперь, думаю, хана! Но все же резко набираю высоту, а он проносится мимо. Невероятно, но я еще жив и в полном порядке. Ну теперь ты меня ни за что не достанешь! Сейчас я тебе всыплю! Я выхожу из виража. Он пытается хитрить. Но в этом его ошибка, я знаю этот трюк. Сейчас ты наверняка поднимешься, и я сам легко набираю высоту. Он уже в перекрестье прицела. Тра-та-та-та! Бац! И правое крыло, как бритвой, срезало. Горячий привет Рузвельту!
Вилли: Ну ты молодчага, Ганс! Прямо как по уставу!
Мицци: Тсс!..
Ганс: Отбой! Вокруг никого, наших тоже не видно. Неужто возвращаюсь один? Голубое мирное небо. Впереди, уже почти над сушей — наша эскадра бомбардировщиков и крапинки истребителей. И вдруг…
Вилли: Вдруг?!
Ганс: Вдруг навстречу мне еще один. Глазам своим не верю. Ну, думаю, и нахал! Хватило наглости преследовать наши бомбардировщики до Бельгии. Ведь знает же, какая была заваруха. И мы пошли на сближение. Только спокойно, Ганс! Действуй с холодной головой! Мы начинаем одновременно. В лоб его не достать. Только если повезет. Главное — не подставлять ему спину или брюхо. Иначе пропал. Можно пойти на таран, тогда ты умрешь вместе со мной, собака! Ну, давай, подходи поближе! Я упрямый! Давай сшибемся! Ну давай же! И тут он не выдерживает. Он хочет пройти чуть-чуть повыше. И бац! Я уже пролетаю сквозь его обломки! Горячий привет Сталину!
Лизель: Браво!
Мицци: Тсс!…
Ганс: Три сбитых самолета… за один вылет… Но что такое? Я горю! Ну, старушка моя, только не подведи! Боже милостивый, только бы дотянуть до берега! Давай, старая добрая подружка! Так называл свою машину наш командир эскадрильи. И тут затрещало крыло. Не дергайся, Ганс, иначе утонешь! И вот наконец-то внизу земля. Какие-то луга. Только бы не врезаться в каменную стену, там, впереди! Удар — и я на земле! Сел без шасси, прямо на брюхо! (Он изображает вибрацию приземлившегося без шасси самолета.) А стена все ближе и ближе! Неужели это конец, Ганс?! О чудо! Машина замирает! А теперь поскорее наружу. Может взорваться бензобак! Машина уже в огне! (Он выпрыгивает из самолета.) Скорее! Подальше отсюда! Через стену! (Выпрыгивает из окна.)
Лизель: Браво!
Эрна: Как будто мы сами пережили такое!
Вилли (Подскакивает к окну и выглядывает из него.): Гансик! Гансик!
Все наконец поняли, что произошло, столпились у окна.
Мицци: Гансик! Гансик! Скажи что-нибудь! Ради Бога!
Эрна: Надо вызвать скорую, скорую!
Лизель: Какое несчастье!
Вилли: Он еще шевелится!
Все, кроме Томми и Анны, поспешно удаляются через люк. Анна закрывает окно.
Анна: Теперь они нам больше не помешают.
Томми влезает в самолет, приводит его в движение.
Томми: Тра-та-та-та! Бац! Бац! Привет Никсону! Бац! Бац! Сердечный привет Франко! Тра-та-та-та! Янки, гоу хоум! Большой привет Попандопулосу и персидскому шаху! Бац! Бац!
Анна (Открывает окно.): Не забудь перепрыгнуть через стену… в случае вынужденной посадки. (Спускается вниз.)
Томми: Тра-та-та-та! Бац! Бац! Большой привет дяде Гансу!
Конец