Змеиное гнездо

Глава 10

Завязшие в пробке вокруг бостонского Народного сада машины, казалось, застряли здесь навсегда, но так всегда бывает там, где появляется президент. Все перегорожено барьерами и канатами, добродушные копы болтают с прохожими. Присутствие большей части резерва секретных служб – мужчин со свисающими с ушей электронными спагетти – успешно предотвращало уличные мятежи. В воздухе под тучами скопилась влага, пышная зелень деревьев сверкала под фонарями, расставленными вдоль Арлингтон-стрит. От травянистой лужайки вокруг Лягушачьего пруда поднималось благоухание знойного влажного лета. Неповторимый аромат электронного оборудования висел над ним, как облако взрыва. Вдоль Арлингтон и Коммонуэллс стояли шесть телевизионных фургонов, обвешанные по бортам микроволновыми тарелками и топорщившиеся антеннами, как усиками нащупывающих дорогу жуков. Человек, пробиравшийся в тишину сада, где Тед Коппел готовил интервью с президентом, то и дело натыкался на эти усики-антенны, наступал на кабели, как на тела раздавленных удавов. Живой эфир, ровно в семь часов. Коппел, чья рыжая когда-то шевелюра окончательно поседела, стал главным ведущим корпуса новостей, после того как Дэн Разер и Дэвид Бринкли скрылись в тумане истории.

Дрискилл отыскал один из контрольных пунктов и предъявил официальный пропуск, который Мак оставил для него в «Ритце». Черную работу исполняли лучшие силы городской полиции, между тем как представители секретной службы занимались более возвышенными делами, например, жадно озирали небо в ожидании ракетного удара или обыскивали кусты в поисках потенциальных убийц. Коп выяснил его имя, парень из секретной службы сверился со списком на экране компьютера.

Несмотря на меры безопасности, кажется, чуть ли не все бостонцы высыпали на соседние улицы. Дрискилл локтями пробивался сквозь плотную толпу и наконец увидел президента, стоявшего с Коппелом перед большой конной статуей Джорджа Вашингтона. Фигура была такой тяжелой и реалистичной, что, казалось, конь медленно шагает, мягко опуская на землю копыта, неся на себе спокойно сидящего в седле гиганта. Уху почти слышалось фырканье огромного животного.

Дрискилл пересек Арлингтон-стрит, поскребся в дверь большого трейлера с надписью «Пресском № 1», и кто-то, выглянув, узнал его, тем не менее проверил документы и впустил. Вдоль стен в ряд тянулись двадцать телемониторов, на мониторах «Сони» мелькали двадцать картинок. Шесть экранов следили за происходящим в тени Вашингтона и его коня.

Боб Макдермотт, обернувшись, кивком подозвал Дрискилла к монтажному пульту. Команда техников готовила рекламные вставки. Мак выглядел страшнее черта.

– Что стряслось, дружище?

Мак тихо отозвался:

– Все, что могло, – и еще кое-что. По всем нашим опросам, Чарли постоянно теряет голоса. Хэзлитт идет вверх. По проценту в день – чуть ли не свободное падение. Хоть бы он не выступал с той распроклятой речью!

Дрискилл кивнул. Эллен Торн основательно повлияла на взгляды Мака. Он не часто предавался подобному отчаянию.

– Я умолял его проделать дюжину разных вещей, а он только улыбается, как чертов сфинкс, и твердит: нет, не стоит беспокоиться. Я по-настоящему устал от этих улыбок, когда кампания летит под откос. Он как будто не понимает, какая удача для нас ничья в праймериз в Новой Англии. – Мак ладонью провел по волосам ото лба к затылку, взлохматив прическу. Он говорил, повинуясь порыву, выпуская скопившееся в душе, и, осознав, что делает, замолк.

Начало моросить, словно атмосфера не могла больше удерживать сырости. Невесть откуда вынырнули люди с зонтами, окружили президента, Коппела и помощника Коппела с заметками в руках. Потом из кучки репортеров Эй-би-си отделилась Линда, и Чарли обнял ее за плечи: она пожала руку Коппелу, который неуловимым жестом пригласил ее принять участие в интервью, и с улыбкой попятилась – нет, ни за что. Чарли поцеловал ее и она вернулась к группе телевизионщиков, и к ней подошла Эллен Торн, шепнула что-то на ухо. Все отлично. Все нормально. И разумеется, все это – иллюзия.

Шоу началось. Макдермотт зажег сигарету, заказал пару чизбургеров и пиво для ассистентов, и они затихли, напряженно вслушиваясь в голоса с мониторов, в то время как Коппел с президентом начали прогулку к Лягушачьему пруду, скрытому плакучими ивами, к покачивающимся на воде лодочкам лебедей. Кто-то увеличил звук. Разговор шел о международной политике, в основном о Мексике. Ответы были так же предсказуемы, как вопросы, и Коппел постарался возможно скорее навести беседу на тему слухов, которые эффективно использовались против президента, стараясь выжать из Боннера мнение об их источниках.

– Что вы хотите от меня услышать, Тед? Что ложь санкционирована Бобом Хэзлиттом? Откуда мне знать?

– Но, мистер президент, в сегодняшнем выступлении мистер Хэзлитт впервые денонсирует слухи и намеки, решительно отделяя себя от них и порицая их в самых резких выражениях.

– Очень рад это слышать, Тед. Поживем – увидим, чего стоят его слова.

– Что вы можете сказать о разрыве Шермана Тейлора с республиканским лагерем и его поддержке Хэзлитта?

Президент сверкнул улыбкой, показав отличные зубы.

– У нас свободная страна, Тед. У меня полно забот с предстоящим съездом. Я, право, не могу беспокоиться о том, что делают и чего не делают генерал Шерман и мистер Хэзлитт. Мы можем победить. Это зависит от нас, от команды демократов.

– Тогда поговорим о команде демократов. Многие наблюдатели полагают, что она сейчас не в форме. За последние несколько дней народ узнал о смерти – теперь местные власти Лонг-Айленда называют ее убийством – легендарного Дрю Саммерхэйза… А вчера и сегодня вышло на свет известие об убийстве за полконтинента отсюда Хэйза Тарлоу, много лет проводившего расследования для Демократической партии. «Команда» потеряла двух игроков, мистер президент, а еще один сюжет, появившийся сегодня в «Уорлд файненшл аутлук», связывает Дрю Саммерхэйза с финансистом и посредником Тони Саррабьяном – и я не могу не спросить вас, что свело Саммерхэйза с человеком из вражеского лагеря.

– Тед, я понятия не имею. Но Тони Саррабьян – факт вашингтонской жизни. Он знаком со всеми и все знакомы с ним, он устраивает большие приемы, а приемы, как вам известно, играют весьма важную роль в вашингтонских делах. Меня не интересует, чем занимались Дрю с Саррабьяном. А то, что пишет о Дрю Баллард Найлс в сегодняшнем «Аутлук», считаю необдуманным и непростительным. Больше, – пожал плечами президент, – мне нечего сказать по этому поводу.

– Я должен затронуть вопрос и о Хэйзе Тарлоу, убитом в Айове накануне гибели Дрю Саммерхэйза. Вы знали Хэйза Тарлоу, мистер президент?

– Кажется, припоминаю, что после выборов три с половиной года назад мне представляли мистера Тарлоу. В числе многих других, как вы понимаете. Тарлоу был среди тех, кто оказал помощь НДК, – это просто смутное воспоминание, никаких подробностей. Такие вещи нет смысла запоминать.

Еще пара вопросов не выявила новых деталей относительно Хэйза Тарлоу, после чего сделали рекламную паузу. Мак проглотил последний кусок чизбургера и обернулся к Дрискиллу.

– Бен, тут колесики крутятся внутри колесиков, и лично я начинаю в них путаться. Боже мой, я чувствую себя так, будто меня выставили за дверь… И, честно говоря, все сотрудники чувствуют себя так же хреново.

Коппел и президент вернулись в эфир, и Коппел, закрывая тему, спросил:

– Так вы намерены победить? Станете ли вы кандидатом общего съезда Демократической партии? В этом суть всего, не так ли, мистер президент?

– Я хотел бы кое-что сказать, Тед, ответить на некоторые вопросы, которые слышу и читаю в последнее время. Люди, по-видимому, задумываются, не сожалею ли я о сказанном в докладе перед Конгрессом шесть месяцев назад – в свете атак, которые обрушиваются на меня с тех пор. Я хотел бы заверить всех сомневающихся, что сказанное мной тогда сказать было необходимо. И сказанное мной остается правдой. Та речь – единственная страница моего пребывания в Белом доме, которая останется в истории. Яснее выразиться я не могу. Тайное правительство должно осознать, что дни, когда они по-своему управляли этой великой страной, сочтены. И в результате наша жизнь станет во всех отношениях счастливее, свободнее и лучше. Народ не может реализовать свои огромные возможности, если в его сердце завелась гниль… а мы приступили к удалению опухоли и к исцелению Америки. Я гарантирую это. – Президент перевел дыхание, и Коппел хотел что-то сказать, когда отточенное чувство времени подсказало ему, что пора заканчивать.

– Благодарю вас, мистер президент.

– Всегда рад встретиться с вами, Тед.

Мак проглотил пиво и озвучил мантру дня:

– Чарли пытается забить девятый с подачи шестого. Провались эта речь…

Эллен Торн мрачно сидела на дальнем конце дивана в отеле, перебирая принтерные распечатки. Новые опросы. Единственное, на что я теперь гожусь – читалось на ее лице, – собирать данные. Все стратегические разработки у нее отобрали, она больше не дает советов, основанных на данных. Ей не позволяют делать новые ходы, влиять на исход игры. Судя по ее виду, она поверила в свои данные, говорящие, что Боб Хэзлитт, любимец народа, сумеет лучше вести партию к будущему. Судя по ее виду, она считала, что с Чарльзом Боннером покончено.

Боб Макдермотт, затягиваясь сигаретой, пялился на телеэкран, прищурившись, слушал программу Си-эн-эн, уже разбиравшую интервью президента. К его удивлению, Эллен заступилась за Боннера.

– Он разыгрывает свои карты наилучшим образом. Превращает ту речь в заслугу, гордится ею – он пытался спасти страну! Как знать… Приходится принимать то, что есть. Это трудный патриотизм. Хэзлитт выбросил на рынок легкий патриотизм.

Сила Эллен состояла в ее умении видеть правду. Ларкспур вздохнул.

– Я просмотрел твои цифры и обобщающие прогнозы – мы много потеряли. Причина не в том, что делает Хэзлитт, а в нас самих. Сколько еще бед обрушится на наш отважный отряд? Я чувствую себя совершенно беспомощным. – Это признание дорого ему стоило. Он был гордым, но сейчас казался человеком, не знающим, что делать. Президент с первой леди ужинали с президентом Гарварда и его женой в официальной резиденции, после чего предстоял митинг на стадионе. Им, размышлял Дрискилл, приходится не так тяжело, как их сотрудникам в номере отеля. Может, Чарли с Линдой сейчас предъявляют верительные грамоты, напрашиваясь на непыльную работенку в университете после окончательного подведения итогов. Чарли как никто умеет поворачиваться спиной к неприятной действительности. Уходит в отказ, как сказала бы Эллен.

– Бен, вот ты и в Бостоне – должен сказать, ты быстро обернулся. Как я понял, ты собираешься докладывать президенту, и невольно гадаю – о чем?

– Ты чертовски много знаешь. Из каких источников?

– У меня много источников. Ты уже докладывал президенту?

– Спроси у своих информаторов.

– Я спрашиваю тебя, Бен, и пожалуйста, не изображай враждебность и не уходи в оборону – это утомительно. Я простудился. У меня горло начинает болеть. Ничего нет хуже летней простуды.

Подали ужин, но все остались к нему равнодушны, кроме Ландесмана, выказавшего отменный аппетит. Официант накрывал на стол по-буфетному и суетился, пока Дрискилл не начал всерьез подумывать, не вышвырнуть ли его в окно. Ларкспур показал программу, Эллен взглянула на часы и объявила, что сейчас начнется передача Ласалла. Мак застонал, но покорно включил выключенный им же телевизор. Стоило только взглянуть на крупное лицо Ласалла, хмурившего брови в наигранной преувеличенной озабоченности, чтобы понять, что дела плохи. Он выступал в прямом эфире, и Эллен шикнула, требуя тишины.

– Сегодня вечером мы собирались представить вам круглый стол политических репортеров и обозревателей со всей страны, обсуждающих положение кандидатов в последние дни перед предстоящим съездом в Чикаго. Сегодня днем мы даже записали этот круглый стол в Вашингтоне. Но в освещении новостей мы должны неизменно сохранять гибкость, ничто не должно перевешивать нашу ответственность перед вами, перед народом, а сегодня нас захватил разворачивающийся все быстрее сюжет, который, как вы согласитесь, перевешивает наши предварительные заготовки. Этот сюжет снова грозит осложнениями администрации Боннера и особенно его кампании. Мы продолжим после трех сообщений – оставайтесь с нами.

– Что за хрень? – шепнула Эллен, слизывая с нижней губы майонез.

Ларкспур хмурил брови. Мак проворчал:

– Богом клянусь, пора кому-нибудь разобраться с этим мудаком!

Он, расплескав, схватил свой бокал и одним глотком выхлебал половину. Ларкспур бормотал:

– Что у него теперь на уме?

Ландесман, приглаживая тугие кудряшки у себя на макушке, моргал, как сонная лягушка, и покачивал головой.

На экране снова показался Ласалл с тем же озабоченным лицом, а потом камера отступила, показав висящую за его спиной крупную фотографию поместья Дрю на Биг-Рам.

– Вы помните, что в этом доме вечером пятницы скончался Дрю Саммерхэйз. Возможно, вы слышали сообщения, что власти уже официально заявили; мистер Саммерхэйз пал жертвой грязной игры. – Экран заполнило лицо Дрю, медленно переплавившееся в лицо Хэйза Тарлоу. – И к этому времени вам уже известно, что мелкий частный детектив по имени Хэйз Тарлоу был убит в Айове, в городке под названием Сентс-Рест на берегу Миссисипи. Возможно, вы знаете, что мистер Тарлоу выполнял задания Национального демократического комитета, а также администрации Боннера в Белом доме… И в завершение картины стало известно, что мистер Тарлоу недавно был нанят известной юридической конторой «Баскомб, Лафкин и Саммерхэйз»… Да, тот самый Дрю Саммерхэйз. Итак, становится очевидной связь между двумя убитыми… Оба были тесно связаны с НДК, с Белым домом и с конторой Баскомба. Мы говорили с людьми, признавшими, что Саммерхэйз и Тарлоу были знакомы, что Саммерхэйз вполне мог прибегнуть к услугам Тарлоу для своей фирмы… – Ласалл выждал, пока растает фотография Сентс-Реста, сменившая лицо Тарлоу, и на ее месте не возникнут смутные очертания мужского лица, которое компьютер быстро приводил в фокус.

– А теперь частный источник, который должен остаться анонимным ради его собственной безопасности, сообщил репортеру «Крайнего срока», что… – Ласалл оглянулся на проявляющееся у него за спиной лицо… – этот человек… адвокат Бенджамин Дрискилл, один из старших партнеров юридической конторы Баскомба… – Он бросил взгляд на экран позади себя, где застыла фотография Дрискилла, и Дрискилл вдруг ощутил подступающую рвоту. Ландесман подавился куском сэндвича. Вытирая рот, он уставился на Дрискилла широко открытыми глазами, в которых сна как не бывало, зато ясно читалось обвинение. – …доверенный советник президента Боннера и его старый товарищ по футбольной команде во времена «Нотр-Дам»… что этот человек встречался с Саммерхэйзом на острове Биг-Рам в вечер его смерти!

Камера вернулась к лицу Ласалла.

– Мы беседовали со свидетелем, видевшим мистера Дрискилла на пароме к Шелтер-Айленд в ту штормовую ночь, видевшим, как тот входил в ворота поместья. Позвольте предупредить: наш свидетель откровенно поясняет, что не видел, как мистер Дрискилл убивал мистера Саммерхэйза. И мы не утверждаем наверняка, что мистер Дрискилл – убийца! Но нам хотелось бы знать, что делал мистер Дрискилл ночью на Биг-Рам, в поместье Дрю Саммерхэйза. Нам хотелось бы знать, почему мистер Дрискилл не выступил с таким важным, необходимым заявлением! Мы требуем, чтобы мистер Дрискилл дал объяснение, требуем от лица американского народа… Общественность вправе знать подоплеку этого убийства.

Изображение Дрискилла зависло на экране и, медленно разрастаясь, заполнило его целиком. Под ним, как на портрете разыскиваемого злодея, было напечатано имя.

Он услышал короткое ругательство, произнесенное его собственным голосом, но сейчас не ощущал своего присутствия в комнате. Ласалл отправил его лицо в киберпространство, в краткое путешествие на Луну.

За спиной Бена раздался голос Ландесмана:

– Черт возьми, Бен, я же говорил, что ты ступаешь на тонкий лед! Господи, где была твоя голова?

– Олли, предупреждаю в первый и последний раз. Хватит болтать, не то твое возвращение в Вашингтон начнется полетом из этого окна. Я не шучу! Второго предупреждения не будет.

Ларкспур со всей внушительностью своей власти произнес:

– Джентльмены, мне это совершенно не нравится. И заткнитесь немедленно оба.

Эллен Торн подняла задумчивый взгляд. Она уже оценивала ситуацию.

– Слушай, что говорит Бен, Олли. Когда человек убил первую жертву, со второй ему много легче.

Она широко ухмыльнулась, но Олли продолжал в упор разглядывать Бена, дожевывая сэндвич с куриной грудкой. Он не боялся Дрискилла. Не испугался бы, даже вылетая наружу с осколками стекла. Зато он вполне мог уже прикидывать, сколько сумеет сорвать в возмещение ущерба, если переживет падение.

Эллен встала рядом с Дрискиллом, жестом защиты положив руку ему на плечо. Она всегда первой бросалась на помощь.

– Ни на минуту не поверю в этого чертова свидетеля, – заговорил Мак. – Он его никогда не предъявит, потому что такого не существует. Кто-то дал ему наводку… Поверьте, леди и джентльмены, один шанс на миллион сам собой не выпадает. Утечка информации.

Дрискилл задумался, кто просветил Эллен и Мака, не присутствовавших при том разговоре с президентом. Впрочем, Вашингтон есть Вашингтон. Люди узнают обо всем. Как будто тайные шепотки укоренялись и давали всходы в атмосфере Белого дома и, расцветая, открывались для всеобщего обозрения. В этом было что-то пугающее.

– Но от кого? – продолжал Ларкспур, наклоняясь вперед и с усилием натягивая на лицо маску светской непринужденности. – Круг слишком узок. Только мы и… – Он вопросительно взглянул на Бена.

– Генеральный прокурор.

– А Элизабет?

– Нет, Ларки. Она была на Западе. Я с ней не виделся.

– А по телефону?

– Точно, нет. Ни слова.

Ларкспур пожал плечами.

– Может, все-таки нашелся свидетель.

– Даже не думайте, – повторил Мак. – Вы уж мне поверьте.

– Тогда это должен быть кто-то из лагеря Хэзлитта, – заметил Дрискилл. – Тайный агент в Белом доме? Кто-то из нас? Смешно!

Ларкспур старался держаться как ни в чем не бывало, но Бен никогда не видел его таким бледным. На миг Дрискилл испугался, что у него сердечный приступ. Утерев лицо белой льняной салфеткой, Ларкспур проговорил:

– Утечка… Мы должны установить имя… или выяснить, как это произошло. И решить, что с этим делать. Давайте минуту подумаем, не надо скороспелых решений.

– У меня единственный выход, – сказал Дрискилл. – Переупрямить. Все отрицать. Не мог же их проклятый свидетель фотографировать в такую ночь? Пусть докажут. Утверждать, что кого-то подвело слишком пылкое воображение. Ничего другого не остается.

– Беда в том, – возразила Эллен, – что люди уже слышали. Когда пасту выдавили из тюбика, обратно ее уже не засунешь. Все выглядит так, будто президент замешан в убийстве – и тех, кто в это поверил, уже не переубедить. Дело сделано.

Ларкспур пришел в себя. Он вытянул длинные ноги, удобно устроил их на краю кофейного столика и спрятал подбородок на груди.

– Генеральный прокурор… Она знала, что ты там был, Бен. Надо бы спросить ее, не сочла ли она нужным с кем-нибудь поделиться.

Эллен сказала:

– Ладно, спросим у Терезы, но пока что постарайтесь все вспомнить – не делился ли кто-то этими сведениями с кем-то еще? Или обсуждал так, что кто-то мог услышать? Кто угодно. – Она подождала. – Про себя я уверена. Кажется, я ни с кем, кроме Мака, не говорила. Ты, Ларки?

Ларкспур покачал головой:

– После той встречи в Белом доме – нет. Не могу представить, чтобы проболтался кто-то из нас. Олли?

– Разумеется, нет. Это ведь я предвидел…

– Мы знаем, что ты предвидел, Олли, – перебил Дрискилл, – но объяснять мне, какая я задница, сейчас мало что даст. Кто-то проболтался – и подозревавмых не так уж много. Конечно, мы исключаем одного человека…

– Ты о ком? – вскинулся Мак.

– Мы исключили президента… Не рассказал ли он Линде? Или кому-то из администрации? Не мог ли он сам допустить утечку? – Он словно слышал голос Терезы Роуэн: «Не подставляй спину, Бен». Не мог ли Боннер так сорвать злость? Или втайне что-то задумать? «Никому не доверяй».

– Ну, – тихо проговорил Ларкспур, – сейчас нам этого не выяснить, как бы остроумна ни была твоя теория, Бен. Однако мы должны единогласно принять план действий для Бена. Например, приходится предположить, что копы слышали заявление Ласалла – если эта информация исходит не от них. Вероятно, они захотят с тобой побеседовать, Бен…

Эллен перебила:

– Полиция – ничто в сравнении с тем, как за тебя возьмется пресса, Бен. Тебе не миновать пресс-конференции…

– Я не собираюсь устраивать пресс-конференцию. Единственное, что я могу им сказать: я отрицаю все. Сказать что-то другое – значит напрашиваться, чтоб меня распяли на кресте средств массовой информации.

Ландесман опустил веки. Можно было поверить, что он засыпает.

– А не ты ли представлял президенту Хэйза Тарлоу, Бен?

– Сегодня твой день, Олли. Да, я. Я представил его вниманию НДК и президента. Как давнего и надежного сотрудника Дрю Саммерхэйза. Да, я в этом мерзком деле – главный преступник. Виновен, Олли, виновен как сам грех!

– Послушай, Бенджамин, пойми же…

– Господи боже, неужто вам кажется, будто я чуточку сержусь? Не пойму, что это на меня нашло – слишком обидчив, как видно. Просто дело в том, что ты – дерьмо высшей лиги, Олли. Ты взываешь ко всему худшему во мне… Что тут сказать?

– Переупрямить – это верно. Бен совершенно прав, – заговорил Ларкспур. – Вспомним времена Никсона. Это понятно – это всегда хорошая мысль. Если бы он сжег проклятые записи и упрямо отрицал все, он мог бы и удержаться. Мог бы сохранить президентский пост.

Ландесман, вздернув брови, смотрел на него.

– Нам что, взять за образец Никсона? Не напомнить ли вам один из редких случаев, когда Боб Долл был прав? Помните, как он прозвал Картера, Форда и Никсона? Не-слышу-зла, Не-вижу-зла и Зло.

– Его глубоко растрогали похороны РН, – безразлично заметил Ларкспур. – Как и меня, кстати. РН был порядочной свиньей, но по-своему – на удивление отважным человеком. Выстоять перед ребятами с Богемиан-Гроув – а он продержался, знаете ли. Сворачивая войну во Вьетнаме, он подставился под выстрелы наемных убийц – честно говоря, я рискнул бы побиться об заклад, что его пристрелят. Если бы им позволить заправлять по-своему, война стала бы неотъемлемой чертой нашей жизни. Конечно, в этом есть свои преимущества… Словом, держись твердо, Бен. Тебя там не было. Мистера Ласалла подвел кто-то, несомненно получивший за свой обман очень хорошие деньги, – надо полагать, мы никогда не узнаем, кто это был. – Он вздохнул. – Малость беспокойно, уж очень точные сведения у этого таинственного незнакомца, но без фотографий он ничего не сможет доказать.

– Ты предлагаешь нам лгать? – спросил Ландесман. – Прессе? Народу? Не верю своим ушам! – Трудно было сказать, шутит ли он, или в самом деле оскорблен.

Ларкспур тихо улыбнулся:

– Лгать во имя доброго дела… это политика. На том стоит республика. Не слыхал?

– Отличная мысль, – поддержал Мак.